Текст книги "Язон четырех морей"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Не желая признать себя побежденной, Марианна хотела продолжить уговоры и, может быть, допустила бы большую глупость, предложив этому человеку деньги, ибо была в отчаянии при мысли, что генерал снова попадет в тюрьму за то, что защитил ее. Фурнье догадался о ее намерении и вмешался.
– Я следую за вами! – сказал он громко, затем тише, обернувшись к Марианне: – Не волнуйтесь, княгиня! Я не первый раз дерусь на дуэли, и Император хорошо знает меня. Я предпочел позволить убежать казаку. С ним дело приняло бы совсем нежелательную окраску. В худшем случае я отделаюсь несколькими днями тюрьмы и кратким отдыхом в моем милом Сарла.
Марианна обладала слишком тонким слухом, чтобы не уловить легкое сожаление, звучавшее в голосе гусара. Сарла, может быть, и таил для него прелесть родного края, но это значило также и бездействие, удаление от полей сражений, для которых он был создан и на которые он вот-вот должен был попасть в Испании, если бы не эта глупая история. Конечно, Марианна вспомнила также и о том, что ей рассказывал Жан Ледрю об ужасах безнадежной войны в той стране, но она знала, что никакие испытания не могли охладить пыл первого рубаки Империи, а, наоборот, только подогрели бы его непреодолимую страсть к битвам.
Непроизвольно она протянула ему руки.
– Я постараюсь увидеть Императора, – пообещала она. – Я расскажу ему, что произошло и чем я вам обязана. Он поймет. Я также поставлю в известность Фортюнэ. Но я спрашиваю себя: поймет ли она все это правильно?
– Если бы дело шло о другой женщине – безусловно, нет! – смеясь, сказал Фурнье. – Но в этом случае она не только поймет, но и одобрит мои действия. Благодарю за обещанную вами протекцию. Возможно, я буду в ней нуждаться.
– Это я должна благодарить вас!..
Несколько минут спустя Фурнье-Сарловез, засунув руки в карманы, переступил порог особняка д’Ассельна под изумленным и возмущенным взглядом мажордома Жерома, который, еще не совсем очнувшись от сна, с каким-то священным трепетом поглядывал на жандармов. Один из них привел оставленную Фурнье на улице лошадь. Генерал так непринужденно вскочил в седло, словно собирался на парад, затем кончиками пальцев послал воздушный поцелуй наблюдавшей за его отъездом Марианне.
– До свидания, княгиня! И особенно не огорчайтесь. Вы не представляете себе, как опьяняет сознание, что идешь в тюрьму ради такой прекрасной женщины!
Небольшая группа удалялась навстречу рождающемуся дню. Заря заиграла розовыми бликами на белых камнях дома, а из соседних садов вместе с первым пением птиц распространялась свежесть и легкая дымка. Марианна смертельно устала, и бедро причиняло ей ужасную боль. Позади нее слуги в ночных колпаках и чепчиках хранили благоразумное молчание. Только Гракх, пришедший последним, босой и в одних штанах, осмелился спросить у своей хозяйки:
– Что с вами случилось, мадему… госпожа княгиня?
– Ничего, Гракх! Ступай оденься и закладывай карету. Мне надо ехать. Что касается вас, Жером, то вместо того, чтобы смотреть на меня так, словно я собираюсь послать вас на эшафот, поскорей разбудите Агату! На нее может дом обрушиться, а она и не заметит!
– И… что я должен ей сказать?
– Что вы недотепа, Жером, – выйдя из себя, вскричала Марианна, – и что я впредь откажусь от ваших услуг, если через пять минут она не будет в моей комнате!
Вернувшись к себе, совершенно равнодушная к картине разорения, которую представляла ее комната с оборванными занавесями и усеянным осколками фарфора полом, Марианна смазала ожог перуанским бальзамом, выпила стакан холодной воды и приказала прибежавшей растерявшейся Агате приготовить очень крепкий кофе. Но при виде открывшегося ей зрелища девушка окаменела на пороге.
– Ну? – теряя терпение, спросила Марианна. – Ты не слышала?
– Го… госпожа! – пробормотала Агата, сжимая руки. – Кто приходил сюда этой ночью? Похоже, что… что сам дьявол был здесь!
Марианна невесело усмехнулась, затем подошла к гардеробу взять платье.
– Именно так! – сказала она. – Дьявол собственной персоной! Или скорее… в трех обличьях! А теперь кофе, и побыстрей.
Агату как ветром сдуло.
Глава II
Дом с привидениями
Вечер зажег кровавый огонь пожара за холмом Шайо, когда карета Марианны снова проехала по мосту Согласия, направляясь в Пасси. Приближение ночи, ускоренное плотными облаками, укрывшими небо Парижа в конце дня, казалось, хотело затмить серым покрывалом лучи заходящего солнца. Гнетущая влажная жара была невыносимой. Воздух едва проникал через опущенные окна кареты, и Марианна, откинувшись на горячий бархат подушек, с трудом дышала, одновременно стараясь найти немного свежести в удушающей атмосфере и хоть как-нибудь успокоить натянутые до предела нервы.
Второй раз она ехала в Пасси… Когда она приезжала утром, готовая на все, чтобы увидеть хоть на мгновение Язона и предупредить его, она нашла дверь запертой. Появился только привратник-швейцарец в шлепанцах, брюзгливый и сонный, когда Гракх повис на звонке у ворот. На ломаном французском уроженец кантонов сообщил ему, что дома нет никого. Господа Бофоры были в Мортфонтене, куда они отправились после театра. Вид золотой монеты заставил все-таки добряка сказать, что американец должен вернуться вечером. И разочарованной Марианне пришлось возвращаться, сожалея, что она не решилась хоть один раз последовать совету Франсиса. Но правдивость так не вязалась с ним!..
Несмотря на усталость после бессонной ночи, несмотря на болезненную рану в бедре, вызвавшую легкую лихорадку, молодая женщина не могла найти покоя. Как неприкаянная душа, она бродила по саду, без конца забегая в салон, чтобы взглянуть на сверкающие лаком и бронзой настенные часы. Единственным развлечением этого бесконечного дня был визит комиссара полиции, пришедшего задать несколько вопросов, настойчивых и коварных, по поводу предрассветной дуэли. Марианна подтвердила версию Фурнье: никакой дуэли не было. Но чиновник ушел явно неудовлетворенный.
Проехав аллею Королевы, карета теперь быстро катила по обсаженной деревьями Большой Версальской дороге, которая, следуя изгибам Сены, вела к заставе Конферанс. Задержка произошла только в месте больших работ по сооружению Иенского моста – кстати, почти законченного, – из-за перевернувшейся днем повозки с камнями, загородившими часть дороги. Но Гракху, рассыпавшему проклятия, как тамплиер, после головокружительных поворотов удалось преодолеть препятствие и помчаться галопом к заставе.
Ночь полностью опустилась, когда приехали к первым домам деревни Пасси, ночь, которую несущиеся грозовые тучи делали совершенно непроглядной. Ни один огонек не мелькал среди укрывавшей усадьбы густой зелени, кроме желтого света в привратницкой у железных ворот, указывавшего, что швейцар сахарного завода банкира Бенжамена Дельсера находится на своем посту. Дальше расстилался парк водолечебницы Пасси, обычно полный шума и оживления, но сейчас хранящий полную тишину среди словно окаменевших в неподвижном воздухе деревьев. Гракх принял вправо и направил лошадей по плавно поднимающемуся склону между парком и каменным забором большого владения. В конце этой улицы висящие на черных железных кронштейнах изящные позолоченные фонари освещали высокие решетчатые ворота и две сторожевые будки, охранявшие вход в особняк Ламбель. Марианна, однако, приказала Гракху остановить карету на спуске, не доезжая, и поставить ее таким образом, чтобы ее было меньше видно. И когда юный кучер выразил удивление, она добавила:
– Я хочу войти в этот дом незаметно.
– Однако утром…
– Утром было светло, и сохранить тайну не представлялось возможности. Теперь же темная ночь, и я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал о моем присутствии здесь… Это не могло бы принести ничего, кроме неприятностей всем, а особенно господину Бофору, – сказала она, подумав о том, какова была бы реакция ревнивой Пилар, если бы она узнала, что в ее отсутствие, ночью, Язон принимал женщину, и не просто женщину, а именно Марианну.
Видя, как со смущенным видом отвернулся Гракх, она поняла, что он заблуждается, считая это любовным свиданием. Потому она сразу же поставила точки над «i».
– Этой ночью Язону грозит большая опасность, Гракх. Я одна имею возможность спасти его. Вот почему мне надо пойти туда. Ты хочешь помочь?
– Спасти господина Язона? Что за вопрос! – ответил бравый малый радостным тоном, доказывавшим, какое облегчение он ощутил. – Только это не так просто: стены высокие, решетка крепкая. Что касается входа с Версальской дороги…
– Утром я заметила в стене маленькую калитку, она должна быть не так далеко отсюда. Сможешь ли ты ее открыть?
– Чем? У меня только руки, а если я попытаюсь ее взломать…
– Этим.
Марианна достала из-под своей шелковой накидки отмычку и вложила в его руку.
Ощупав пальцами форму инструмента, Гракх приглушенно воскликнул:
– Ого! Вот это да!.. Но откуда…
– Тс-с! Это мое дело, – прошептала Марианна, которая нашла этот инструмент в слесарном наборе Жоливаля. (Подобно покойному Людовику XVI, виконт Аркадиус всегда имел слабость к слесарному делу и хранил в своей комнате объемистую сумку с набором инструментов, присутствие которой у менее почтенного человека могло бы вызвать сомнение в его добропорядочности.) – Ты считаешь, что с помощью этого сможешь открыть калитку?
– Если она изнутри не на засове, то это детская игра, – заверил ее Гракх. – Вот увидите!
– Минутку! Сходи потихоньку к воротам и посмотри, не виден ли в доме свет. Посмотри также, нет ли во дворе кареты или лошадей. Мне известно, что господин Бофор ожидал кого-то к восьми часам, – добавила она. – Возможно, посетитель еще там.
Вместо ответа Гракх сделал знак, что понял. Он снял шляпу и положил ее вместе с ливреей в карету, которую отвел в глубь парка водолечебницы под густые ветви старого дерева, затем направился к воротам, производя не больший шум, чем кошка. Когда глаза Марианны достаточно привыкли к темноте, чтобы различить калитку, она направилась к ней и, убедившись, что она закрыта, притаилась в углублении стены, чтобы дождаться возвращения Гракха.
Жара была удушающей, но гроза уже давала о себе знать. С юга доносились глухие раскаты грома, и молния, еще далекая, на мгновение прорезав зигзагами горизонт, проявила влажную ленту Сены. Где-то по соседству, очевидно, в небольшой церкви Нотр-Дам-де-Грас, часы пробили девять часов, и сердце Марианны, до предела наполненное тревогой, стало биться с перебоями. Его терзали смутные безотчетные опасения. Что, если Язон не вернется из Мортфонтена перед встречей с Кроуфордом? Что, если встречу, о которой говорил Франсис, отменили… или Язон вопреки тем данным, которыми якобы располагал Кранмер, уже отправился туда?.. Если завтра на рассвете, в Венсеннском рву…
Картина, представшая в воображении Марианны, была такой живой и ужасной, что она с трудом удержала стон. Вся дрожа, она прижалась к стене в поисках прохлады у ее камней, чтобы успокоить горячку, которая, поднимаясь, стучала в висках. Она еще не полностью оправилась после недавней болезни, а экзекуция, которой подверг ее Чернышов минувшей ночью, еще усугубила ее состояние. Но, представив себе человека, ненавидимого ею теперь всеми фибрами души, она ощутила прилив новых сил, достала платок и стала машинально вытирать мокрые от пота щеки. От свежего запаха одеколона, которым она обильно полила перед уходом платок, ей стало лучше. Тут же появился Гракх.
– Ну и как?
– В доме горит свет, – прошептал юный кучер, – и во дворе стоит берлина, по-моему, вот-вот поедет. Я толком не разобрал, кто, но кто-то быстро вышел из дома и забрался внутрь. Слушайте…
Послышался шум кареты. Затем звяканье решетки, громкий стук копыт, и появились очертания большой кареты, устремившейся вниз по улице. Марианна и Гракх мгновенно вжались в углубление калитки. Правда, было так темно, что вряд ли кучер берлины смог бы их заметить. Спустившись вниз, берлина свернула налево. Кучер щелкнул кнутом, и лошади помчались по дороге.
– Пора браться за дело, – вздохнул Гракх, – посмотрим, чего стоит ваш инструмент!
На ощупь он нашел замочную скважину и вставил в нее отмычку. Железо заскрежетало по железу, сначала сопротивлявшемуся, потом уступившему. Задетый язычок замка провернулся довольно легко, но калитка, видимо, не открывавшаяся очень давно, не поддавалась. Гракху пришлось хорошо приложиться плечом, чтобы она поддалась. Показался уголок парка, и между увитыми плющом стволами деревьев и светлым пятном выступал большой белый дом с высокими окнами, состоящий из трех, спускающихся террасами частей. Перед самой высокой и самой украшенной, находящейся в центре, легкие кованые кружева перил гармонировали с пологой каменной лестницей с мраморными нимфами у подножия.
В груди Марианны сердце заколотилось еще до того, как она сделала первый шаг к свету, лучше слов говорившему, что Язон был там. Более сильный удар грома донесся с неба, и Гракх, подняв голову, сказал:
– Гроза приближается! Козе ясно, что сейчас польет, и я…
– Оставайся здесь! – приказала молодая женщина. – Ты мне не нужен. Или лучше жди в карете, но не спускай с калитки глаз.
– А может, мне пойти с вами?
– Нет. Укройся, тем более если пойдет дождь. Мне не грозит здесь никакая опасность, а… если бы грозила, – добавила она с невольной улыбкой, которую поглотила ночь, – ты ничем не мог бы мне помочь. До скорой встречи.
Не задерживаясь больше, она подобрала юбку и легким шагом направилась к дому. По мере приближения перед ней все яснее представала его безукоризненная красота и сдержанное изящество. Это действительно было жилище очаровательной и утонченной женщины, а сколько таких было уничтожено во время кровавого террора! И податливые ступеньки, по которым Марианна поднималась с легкостью сильфиды, казались созданными для тающих переливов муаровых шлейфов и атласных фижм.
Взойдя на высокое крыльцо, ей пришлось прижать руку к сердцу, бьющемуся беспорядочно, словно после долгого подъема… Высокая застекленная наружная дверь была полуоткрыта, и благодаря горящим в жирандолях свечам Марианна смогла увидеть часть большого салона, чья заново отделанная роспись и драпировка ясно говорили о перенесенной революционной буре; мебель представляли несколько кресел, высокий книжный шкаф с рядами книг в выцветших переплетах, безмолвный клавесин с потрескавшимся лаком.
Она протянула руку и осторожно открыла дверь полностью, в глубине души опасаясь, что комната окажется пустой, а свет только ожидает возвращения отсутствующего. Но она тут же увидела Язона, и волна радости прокатилась по ней, смыв утомление, страх, боль и лихорадку.
Он писал письмо. Сидя немного боком перед двускатным бюро, освещенным свечой в серебряном шандале, он стремительно водил длинным гусиным пером по бумаге. Свет свечи придавал мягкость его необычному соколиному профилю, выделяя тонкие ноздри и волевой подбородок, но оставлял темными складки у сжатого рта и глубокие глазные впадины с полуопущенными веками. А худые руки, сильные и красивые, выглядели удивительно рельефно: одна сжимала перо так же уверенно, как и оружие, другая придерживала двумя пальцами лист бумаги…
Из-за изнуряющей жары на американце, кроме панталон и верховых сапог, была только белая батистовая рубашка, чей широко раскрытый воротник освобождал мощную шею. Закатанные рукава открывали руки, казалось, вырезанные из красного дерева. И в этом изящном салоне, пожалуй, слишком роскошном с его серебряными безделушками и фарфором, с оттенком женственности, исходящим от клавесина, Язон казался таким же необычным, как абордажная сабля на туалетном столике, но остановившаяся на пороге Марианна, затаив дыхание, забыла обо всем, что привело ее сюда, и довольствовалась созерцанием его, отныне убежденная, что он не отправится на опасное свидание, в наивном умилении перед прядью черных волос, непрерывно падавшей на нос корсару.
Возможно, она осталась бы так, в неподвижности, на протяжении часов, если бы почти животный инстинкт Язона не подсказал ему чье-то присутствие. Он поднял глаза, повернул голову и вскочил так внезапно, что стул перевернулся и с грохотом упал. Нахмурив брови, он вгляделся в черную тень в проеме двери и тут же узнал ее.
– Марианна! – воскликнул он. – Что вы здесь делаете?
В его тоне не было ни малейшей нежности, и Марианна, грубо сброшенная с высот недавних мечтаний, тяжело вздохнула.
– Если я раньше надеялась, что мой визит доставит вам удовольствие, теперь мне все ясно, – сказала она с горечью.
– Дело не в этом! Вы появились на пороге дома без предупреждения, незаметно, и вы еще удивляетесь, когда я спросил, что вам тут надо? Увидев вас здесь, любой слуга убежал бы с дикими воплями.
– Совершенно не понимаю, почему?
– Потому что вас непременно приняли бы за призрак г-жи де Ламбаль, который часто посещает этот дом… по крайней мере, так говорят, ибо я его еще ни разу не встречал. Но здешние люди очень чувствительны в этой части. С тех пор, как их гильотина стала работать бесперебойно, они видят привидения везде.
– Во всяком случае, надеюсь, что вас-то я не испугала?
Язон пожал плечами и приблизился к гостье, которая замерла на месте.
– Исходя из этого, я повторяю вопрос: что вам здесь надо? Увидеть, не убил ли меня русский? Дуэль не состоялась. Князь Куракин обязал вашего избранника временно отказаться от нее ради выполнения срочного поручения. О чем я сильно жалею!
– Почему? Вам так хочется умереть?
– Вы действительно считаете меня полным ничтожеством! – с горькой улыбкой заметил Язон. – Однако запомните: ваш казак избежал большей опасности, чем я, ибо я сделал бы все возможное, чтобы убить его. Кстати, а случайно не вам мы обязаны этой отсрочкой? Я считаю вас вполне способной вытащить Куракина среди ночи из постели, чтобы умолять «помешать этому»?
Марианна покраснела. Она, конечно, думала об этом и без Талейрана именно это собиралась сделать, направляясь ночью в особняк Фелюсон. Вмешательство князя Беневентского спасло ее от необходимости признаться в поступке, который, один Бог знает как, предугадал Язон. Она покачала головой.
– Нет. Это не я. Даю вам слово!
– Хорошо. Я вам верю. Тогда могу ли я в третий раз…
– Спросить, что мне тут надо? Сейчас скажу: я приехала, чтобы спасти вас от опасности бесконечно большей, чем сабля Чернышова.
– Опасность? Мой бог, о чем вы говорите?
Страшный удар грома заглушил слова, такой сильный, что, казалось, он прогремел прямо на крыше дома. В то же время порыв ветра ворвался через дверь и открытые окна, подняв в воздух занавески и бумаги на бюро. Захлопали створки окон. Язон поспешил все закрыть, собрал разлетевшиеся бумаги, зажег несколько потухших свечей, затем вернулся к Марианне, сделавшей несколько шагов в глубь комнаты, ставшей внезапно душной. Легкая шелковая накидка поверх белого батистового, вышитого маргаритками платья показалась ей невыносимо жаркой, и она сняла ее, положив на кресло. Когда она повернулась к Язону, то увидела, что он с удивлением смотрит на нее, и почувствовала смущение.
– Почему вы смотрите на меня так? – спросила она, не решаясь встретиться с его взглядом.
– Не знаю. Хотя… да! В этом платье, с лентой в волосах, вы напомнили мне девчонку из Селтона, какой я впервые увидел ее всего меньше года назад! Такой короткий срок для всего того, что вы пережили! Подумать только, что вы уже во втором браке, что Наполеон ваш любовник… и, может быть, не единственный! Невероятно!
– Если учесть, что ни один из мужей не сделал меня женщиной, в это легче поверить? – с горечью спросила Марианна.
– Я знаю! Вы имеете в виду, что этим занялся Император.
Тон его был иронический, язвительно-холодный и презрительный. Вспышка внезапного гнева участила дыхание Марианны, залила румянцем ее щеки и шею, зажгла молнии в глазах. Тогда как она пришла к нему терзаемая страхом, почти обезумев от мысли, что на рассвете он может погибнуть под пулями палачей, тогда как она готова кричать, что он в опасности, все, что он смог ей предложить, – это сарказм и недостойные вопросы о том, как она стала женщиной… Разочарование заставило ее потерять голову и бросить ему в лицо то, что она хотела бы скрыть навсегда.
– Я никогда не претендовала на это! – вскричала она дрожащим голосом. – Раз уж вы хотите все знать, то знайте, что Император был только вторым моим любовником. А первым стал освобожденный с понтонов в Плимуте бретонский моряк, с которым я бежала из Англии. Он спас меня при кораблекрушении и от грабителей, и именно он овладел мною на соломе в риге. И я позволила ему это сделать, потому что еще нуждалась в нем и потому что он умирал от желания! Хотите знать его имя? Его зо…
Оглушительная пощечина оборвала ее слова и рассеяла вызванное гневом опьянение. Как наказанный ребенок, она приложила руку к запылавшей щеке и подняла на Язона полные слез глаза. Перед его искаженным яростью лицом она невольно попятилась. Охвативший Язона гнев сделал его таким страшным, что она хотела убежать, но он схватил ее и снова наотмашь ударил.
– Грязная маленькая шлюха! И сколько их было у тебя с тех пор? Кому ты еще отдавалась? А?.. Подумать только, что я тебя любил! Что я говорю? Любил? Я боготворил тебя… я был без ума от тебя… без ума до такой степени, что не смел тебя коснуться… до такой степени, что готов был убить человека, который обладал тобой и которого я от всего сердца уважал!.. Но его, сколько раз ты его обманывала? И с кем?.. С этим русским, без сомнения!
Грозовое неистовство гремело в этом задыхающемся голосе. Обезумев от страха и отчаяния перед подобным гневом, Марианна, понимая, что она пробудила в этом человеке тайные силы страстной души, тем более грозные, что обычно он умел укрощать их своей непреклонной волей, хотела попытаться успокоить его. Она ухватилась за железные руки, которые держали ее за плечи и безжалостно трясли, как орех в сентябре.
– Язон! – простонала она. – Успокойтесь! Выслушайте меня хотя бы.
Но он затряс ее еще сильней.
– Конечно, я выслушаю тебя! Ты ответишь. Итак, этот русский? Можешь ли ты поклясться памятью матери, что он никогда не обладал тобой?
В памяти Марианны предстала отвратительная картина минувшей ночи, и она издала стон агонии.
– Нет, нет!.. Только не это!.. Не это!..
– Ты будешь отвечать, говори? Ты скажешь мне… ты…
Ответом был хрип. Теряя разум от ярости, Язон схватил Марианну за горло и начал сжимать, сжимать… Она закрыла глаза, перестала сопротивляться. Она умрет, умрет от его рук! Так будет гораздо проще! Надо только позволить ему действовать, а завтра люди Савари соединят их в ином мире… Она уже теряла последние силы. Красные круги побежали перед глазами. Она обмякла в душивших ее жестких руках, и Язон внезапно сообразил, что ниточка ее жизни вот-вот оборвется… Он так резко отпустил ее, что она зашаталась и упала бы на пол, если бы за ней не оказалось готовое принять ее на себя кресло. Она отдалась на несколько секунд мягкости подушек, хватая воздух, мало-помалу заполнявший ее легкие. Она слегка помассировала помятое горло. Словно огненный шар прошло по нему вырвавшееся всхлипывание. Гроза теперь во всю мощь гремела вокруг, окутывая их адским пламенем, но не более адским, чем горевшее в их душах. В полном отчаянии она страдальчески прошептала:
– Я люблю тебя… Перед Богом, который меня слышит, клянусь, что я люблю тебя и никому не принадлежу!
– Убирайся!..
Открыв глаза, она увидела, что он повернулся к ней спиной и отошел к дальней стене. Но она также видела, что он дрожит, и рубашка прилипла к его смуглой коже. Она с трудом встала с кресла, чувствуя, что горит в лихорадке и все кружится вокруг нее. Но она не могла уйти, не сказав наконец, зачем она пришла, не предупредив его. Раз он оставил ее в живых, она не хочет больше, чтобы он умер!.. Он должен жить, жить! Даже если ей придется провести остаток дней, потеряв его, в медленном угасании. После того, как она в слепом гневе учинила подобную нелепость, справедливо, что она поплатится.
Ценой невероятного усилия воли она пошла к нему через сотни лье пустынной степи, какой представлялся в ее глазах этот салон.
– Я не могу уехать, – пробормотала она, – еще не могу! Ты должен узнать…
– Мне нечего узнавать! Я больше не хочу тебя видеть, никогда! Убирайся!
Несмотря на грубость слов, голос Язона потерял свою резкость. Он стал мрачным и печальным, вдруг удивительно похожим на тот голос, что Марианна однажды вечером услышала из зеркала.
– Нет… Слушай! Сегодня вечером тебе нельзя выходить! Я пришла сказать тебе это! Если ты поедешь к Квентину Кроуфорду, ты погиб! Ты не увидишь восхода солнца!
Язон стремительно обернулся и на этот раз с подлинным изумлением посмотрел на Марианну.
– К Кроуфорду? Это что еще за выдумки?
– Я знаю, что ты не хотел бы в этом признаться, но отрицать бесполезно, ибо это только потерянное время. Я знаю, что шотландец ожидает тебя в одиннадцать часов вечера вместе с другими людьми по причине, которую я не хочу знать, потому что она касается только тебя… и потому что в моих глазах ты не совсем не прав.
– Каких людей ты имеешь в виду?
Марианна опустила голову, стесняясь произнести имена заговорщиков.
– Барон де Витроль, шевалье де Брюслар.
– Я не знаю никакого Витроля, но мне известно, кем является шевалье де Брюслар, как и вам, впрочем, если мне не изменяет память. Не скажете ли вы, что у меня общего с этими заговорщиками? Может быть, вы надеетесь заставить меня поверить, что вы делаете мне честь, считая меня одним из них?
– А что мне остается? Разве вы не должны прибыть к Кроуфорду на улицу Анжу? – сказала Марианна, немного выбитая из колеи абсолютным хладнокровием и веселостью.
– Совершенно верно! Я должен отправиться к Кроуфорду… завтра утром, на завтрак. А также чтобы полюбоваться его замечательной коллекцией картин. Но, если я вас правильно понимаю, я должен отправиться туда сегодня вечером на встречу с этими странными субъектами? Вы, может быть, скажете, для чего?
– Разве я знаю! Мне только стало известно, что вы замешаны в заговоре роялистов, ставящих своей целью заключение любой ценой мира с Англией, что заговорщики должны собраться сегодня ночью у Кроуфорда, очевидно, ведущего двойную игру, и что Савари приготовился арестовать всю банду, которая немедленно будет препровождена в Венсенн и на рассвете расстреляна без суда. Вот почему я пришла сюда: умолять вас не ходить туда… чтобы спасти вам жизнь. Даже если эта жизнь принадлежит другой…
Язон буквально упал в кресло, уперся локтями в колени и поднял к Марианне взгляд, в котором изумление соперничало с доброжелательностью.
– Хотел бы я все-таки знать, откуда вы выудили эту бабушкину сказку? Клянусь вам, что я ни в чем не замешан! Я – заговорщик, вместе с роялистами, людьми сбежавших принцев, которые думали только о спасении своей шкуры, оставив короля умирать на эшафоте, а малютку Людовика XVII чахнуть от нищеты в Темпле? Я на стороне англичан?
– А почему нет? Разве мы познакомились не в Англии? Разве вы не были другом принца Уэльского?
Язон пожал плечами, встал и сделал несколько шагов к книжному шкафу.
– Кто угодно может стать «другом» Георга, если только он представляет собой что-то оригинальное, чем-то отличающееся от обычных человеческих стандартов. Действительно, он принял меня в свою шайку, потому что я был другом Орландо Бриджмена, одного из его приближенных. Это тот Орландо, который помог мне прийти в себя после гибели моего корабля у берегов Корнуэльса. Мы с ним знакомы давно. Следовательно, у меня был друг англичанин. Но это не значит, мне кажется, что я обязан во всем поддерживать Англию? Особенно сейчас, когда отношения между нашими странами с каждым днем портятся и делаются все более напряженными. Война явно приближается…
Говоря это, он открыл нижний ящик книжного шкафа, достал оттуда графин, блюдо и два бокала, которые тут же наполнил. Гроза, видимо, удалялась. Слышались только глухие громыхания, смешанные с шумом проливного дождя, который она принесла и который обрушился на деревню, сбивая листья с деревьев и неистово колотя по стеклам и шиферу крыши. Охваченная невыразимым облегчением, Марианна присела у клавесина на банкетку, позволяя успокоиться беспорядочно бьющемуся сердцу… Она ничего не понимала в бессмысленной авантюре этого вечера, кроме того, что Язону не грозит опасность, никогда не грозила… и у него в мыслях не было участвовать в заговоре против Наполеона. В противном случае он бы не изменил так резко отношение к ней. Лихорадка сжимала ей виски и билась в горле. Никогда Марианна не чувствовала себя такой измученной, но упорно старалась собрать воедино куски глупой головоломки, которые представляли собой последние события ее жизни, пытаясь все понять.
– В конце концов, – начала она медленно, скорее думая вслух, чем обращаясь прямо к Язону, – в конце концов вы же были в Мортфонтене с вашей… с сеньорой Пилар, и вы действительно вернулись без нее?
– Точно! Я был там и вернулся вечером один.
– Вернулись, потому что ждали гостя, которого я видела уезжающим отсюда.
– До сих пор возразить нечего! – сказал Язон. – Вы превосходно осведомлены, но, повторяю, только до сих пор! Дело Кроуфорда представляет собой блестящую выдумку, и я думаю, что на эту тему пора задавать вопросы мне. Держите. Вам это необходимо.
«Этим» был один из бокалов с испанским вином. Марианна взяла его, машинально сделала несколько глотков, которые слегка обожгли горло, но заметно улучшили настроение.
– Спасибо, – сказала она, поставив бокал на угол клавесина. – Вы можете спрашивать, и я постараюсь ответить.
Ожидая новую враждебную выходку, когда она скажет, кто был ее информатором, она опустила глаза, заранее смиряясь, и со вздохом сложила руки на коленях. Наступило короткое молчание, во время которого Марианна не смела поднять голову, думая, что он готовит вопросы. Но он только смотрел на нее.
– Хорошо! – сказал он наконец. – В таком случае я хочу спросить у вас имя особы, которой вы обязаны этой фантастической историей. Не могли же вы сами все выдумать. Итак, его имя?
– Франсис…
– Франсис? Вы хотите сказать, Кранмер?.. Ваш муж?
– Первый муж! – уточнила она со злобой.
– Не придирайтесь к слову! – нетерпеливо отмахнулся Язон. – Но откуда он взялся? Где и когда вы видели его?
– Вчера вечером у меня. Когда я пришла из театра, он уже ждал в моей комнате… Чтобы проникнуть туда, он перелез через стену и взобрался на балкон.
– Невероятно! Какое-то безумие!.. Однако рассказывайте. Я хочу знать все… Когда этот человек во что-нибудь вмешивается, можно ожидать всего.
На напряженном лице Бофора не осталось ни малейшего следа благожелательности. Облокотившись на клавесин, он подавлял сидящую Марианну не только своим ростом, но и повелительным взглядом, прикованным к склоненному прекрасному лицу. Он проговорил сурово:
