Текст книги "Констанция. Книга первая"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Наконец, запас имен иссяк. И тогда Лилиан избрала другую тактику. Она обошла брата, села у его ног, оперлась руками о его колени и вопросительно заглянула ему в глаза.
– Я буду смотреть в твои глаза и отгадаю ее имя. Ты сейчас думаешь о ней, это естественно, ведь ты ни о ком другом сейчас думать не можешь.
Филипп утвердительно кивнул.
– Вы с ней еще не целовались, хотя, зная твой скрытный характер, я уверена, что ты, даже если бы вы и целовались, мне этого не сказал. Погоди, погоди, – Лилиан придержала голову брата, – в твоих глазах стоит ее портрет.
– Лилиан, не мучайся и не пытайся хитростью вытянуть из меня признание. Даже если ты два дня не будешь меня кормить, я тебе ничего не скажу.
– Филипп, а если я тебе дам большой кусок свежего пирога?
– С телятиной и луком? – словно бы торгуясь, произнес Филипп.
– Нет, сегодня пирог с индейкой.
– Если с индейкой, то не скажу. Если бы был с телятиной, может быть, я бы еще признался.
– Но хочешь, Филипп, я отгадаю, какого цвета волосы у твоей избранницы?
Филипп утвердительно кивнул головой. Лилиан прижала палец к своим губам, а потом, глядя прямо в зрачки Филиппа, словно буравя его насквозь, тихим, дрогнувшим голосом произнесла:
– У нее темно-каштановые волнистые волосы. Филипп вздрогнул и отшатнулся от сестры.
– Откуда ты знаешь? Лилиан засмеялась.
– Это совсем несложно, брат, ведь у нас в округе нет ни одной блондинки.
Пришло время засмеяться и Филиппу.
– Может быть, завтра я тебе, Лилиан, и признаюсь во всем, а сегодня отстань от меня.
– Хорошо, тогда садись к столу и будешь есть пирог. А я пока займусь рыбой.
Вдруг скрипнула дверь и послышались шаркающие шаги.
– Мама, не вставай, лежи, я подам тебе наверх, – сказала Лилиан.
– Нет, дочь, я хочу сама приготовить рыбу, которую принес Филипп.
Этель подошла к своей дочери и, обняв ее, прижала к себе.
– Не обижайся, Лилиан, но ты не сможешь приготовить эту рыбу так, как мне хочется.
– Мама, конечно-конечно!
И Этель тут же принялась готовить рыбу. Ее движения были уверенными и ловкими, а на глазах стояли слезы. Ни Филипп, ни Лилиан не тревожили мать расспросами.
За окном шумел дождь, скрипели деревья, и к стеклу то и дело прилипал какой-нибудь лист, подхваченный ветром.
– Ну и погода разыгралась! – прислушиваясь к шуму ветра, к вою в дымоходе, произнесла Лилиан.
– Такое было хорошее утро! – улыбнулся Филипп.
– Так ведь осень, – сказала Этель, аккуратно укладывая рыбу в медный котелок. – Надо удивляться тому, что с утра было солнце, а не тому, что к вечеру пошел дождь.
– Обычно в такую погоду у меня на душе неспокойно, – глядя в темное окно, сказала Лилиан и прижала руку к груди.
– Да, это всегда так, – ответила пожилая женщина своей дочери. – Когда льет дождь и воет ветер, мою душу тоже охватывает тоска. Ведь такой-же поздней осенью погиб наш отец.
– Не надо, мама, – Лилиан подбежала к матери и обняла ее.
Филипп отложил вилку и пряча лицо от женщин, стал смотреть в огонь очага. Его настроение менялось ежесекундно. То вдруг сердце заполняла радость, то вдруг оно начинало разрываться от тоски. То злость переполняла его, и кулаки сжимались так сильно, что белели суставы, то на губах появлялась улыбка, глаза начинали сверкать. То гнетущие предчувствия начинали давить ему на плечи, и Филипп
Втягивал голову. То, вдруг вспомнив звонкий голос Констанции, он расправлял свои плечи и блаженно потягивался.
Ни Филипп, занятый своими мыслями, ни Этель, ни Лилиан даже не подозревали, что готовит им грядущая ночь. Они находились в тепле за толстыми стенами дома, пылал очаг, весело потрескивали поленья, а в котелке готовилась еда.Им было невдомек, что сейчас творится в кромешной тьме, изредка рассекаемой вспышками молнии.
Наконец, Этель встала со своего кресла, подошла к очагу и, подняв медную крышку над котелком, заглянула внутрь.
– Вот уже и рыба готова. Лилиан потянула носом.
– Какой ароматный запах! Как давно мы не ели рыбы!
– Ты молодец, Филипп, – сказала мать, – что выполнил мою просьбу, не поленился и съездил к ручью.
– Мама, может быть, я поеду туда и завтра и еще привезу рыбы?
Этель ничего на это не ответила. Но только как-то странно посмотрела на сына, словно почувствовав какую-то загадку в его словах, словно он сказал лишь первую часть фразы, оборвав ее на самом главном.
А Лилиан, перехватив взгляд Филиппа, улыбнулась самыми уголками губ. Филипп погрозил ей пальцем и на всякий случай показал кулак.Лилиан прыснула смехом.
Мать посмотрела на сына и дочь, и на ее губах появилась улыбка, мгновенно разгладившая морщинки. Даже ее волосы теперь не казались Филиппу такими седыми. А может быть, виною тому был полумрак, царивший в доме, тепло, исходящее от очага.
– Так когда же мы сядем ужинать? – поинтересовался Филипп. – Рыба ведь уже готова?
Его ноздри хищно затрепетали. Он чувствовал страшный голод, хотя только что съел большой кусок пирога.
Сестра с недоумением посмотрела на полуобнаженного брата.
– Филипп, мне кажется, тебе следует одеться. Филипп, казалось, только сейчас и заметил, что сидит полуобнаженным. Он тут же вскочил, снял уже сухую рубаху и накинул ее на плечи.
– Не спеши, Филипп, – сказала Этель, – ваш отец говорил, что рыбу нужно есть холодной. Только тогда можно почувствовать всю ее прелесть и нежность.
– Хорошо-хорошо, мама, пусть остынет, я же не тороплю.
А за окном надсадно выл ветер, хлопали ставни и вою ветра вторили два пса.
Чего они волнуются, Филипп? – спросила Лилиан у брата.
Тот пожал плечами и прислушался.
– Наверное, что-то не так, Филипп, – вновь сказала Лилиан.
Филиппа тоже вдруг охватило беспокойство. Он нехотя поднялся с кресла, накинул на плечи старый кожаный плащ, взял в руки фонарь и несколько мгновений раздумывал, прежде чем переступить порог. Собаки зло залаяли.Тогда Филипп Абинье толкнул ногой дверь и вышел под холодный дождь, держа высоко над головой фонарь.
– Кто здесь? Кто здесь? – раздался голос Филиппа в темноте.
Лай мгновенно прекратился.
И вдруг Филипп заметил темный силуэт всадника.Блеснула молния, и Филипп успел разглядеть тяжелый пистолет, нацеленный прямо ему в грудь.
– Кто ты? – послышался из темноты голос. Филипп прижался к стене и пожалел, что прихватил с собой фонарь, ведь теперь он был виден и являлся
Хорошей мишенью.
Из темноты послышался смех:
– Так кто ты?
– Я Филипп Абинье, – дрогнувшим голосом сказал парень.
– Ты Филипп Абинье, а я твой дядя Марсель. Филипп осторожно направил луч фонаря в лицо всаднику. Тот уже успел спрятать пистолет и тяжело слезал с лошади. Филипп бросился к ночному гостю и хотел было его обнять, но Марсель придержал племянника.
– Погоди, погоди, дорогой, я ранен, осторожно. И только тут Филипп заметил пятна крови на плече своего дяди.
– Поставь лошадь в конюшню, сними седло, а потом поможешь мне добраться до дома.
Филипп сразу же бросился выполнять приказание. Его сердце заколотилось в предчувствии беды. Расседлав лошадь и всыпав в кормушку овса, Филипп вернулся к
Своему дяде, который стоял, прислонившись к стене и морщась от боли.
Дверь дома вновь отворилась и послышался обеспокоенный крик Лилиан:
– Филипп, Филипп, что-то случилось? Где ты? Почему я тебя не вижу?
– Кто это? – бледными губами прошептал Марсель.
– Да это же Лилиан. Мама тоже в доме.
– А слуги?
– Служанку мы отпустили проведать родителей, в доме только свои.
– Тогда помоги. Дай я обопрусь на твое плечо.
Филипп, бережно поддерживая, ввел своего дядю в дом.
Лилиан, увидев окровавленного небритого мужчину, всплеснула руками и вскрикнула.
– Тише! Тише, Лилиан, это я, твой дядя. Лилиан тут же бросилась к нему навстречу. А вот Этель была почти неподвижна. Она только повернула голову, пристально глядя на своего брата, не зная, радоваться ли его появлению или огорчаться.
ГЛАВА 8
Единственное, что произнесла Этель Абинье, когда ее раненого брата Марселя усадили в низкое кресло, так это:
– Немедленно закройте ставни! Никто не должен видеть, что происходит в нашем доме.
Марсель поморщился от боли и утвердительно кивнув, сказал:
– Да, да, сестра, ты как всегда права. Этель поднялась, подошла к брату и начала стягивать с него насквозь промокшую одежду. Мужчина морщился от нестерпимой боли, скрежетал зубами.
Наконец, тяжелый плащ и куртка были развешены у очага.
– Наклонись, я сниму рубашку.
– Осторожно! – попросил Марсель. Этель стащила рубашку с плеч своего брата и тяжело вздохнула, глядя на его рану.
– Проклятые солдаты, все-таки зацепили меня! Марсель покосился на свое правое плечо с глубокой раной.
– Сейчас, сейчас. Марсель, – зашептала Этель, – Лилиан, быстрее дай горячей воды!
Девушка сняла котелок с водой и подала матери.
Марсель морщился, скрежетал зубами, до крови прикусывал губы, но не проронил ни единого стона.
Филипп с восхищением следил за тем, как ловко управляется его мать с огнестрельной раной и как мужественно терпит боль его дядя.
– Принеси сухую одежду, – приказала Этель дочери.Та несколько мгновений раздумывала, а потом быстро побежала наверх.
А Этель встряхнула куртку, чтобы аккуратнее развесить ее у очага, и к ее ногам упал сложенный вчетверо лист бумаги. Она наклонилась и подняла его.
Марсель хотел забрать, но сестра отстранила руку брата. – Погоди, я умею читать.
Она развернула лист и быстро прочла. Это было такое же объявление, какое сорвал Филипп со столба на площади в селении.
– Оказывается, мой брат замешан в грабежах и обвиняется в измене королю… – каким – то бесстрастным голосом сообщила Этель.
Марсель поморщился, но на этот раз уже от досады.
– Завтра же я покину твой дом, сестра.
– Я тебя, Марсель, об этом не просила. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько сочтешь нужным. У меня всегда найдется для тебя кусок хлеба и стакан вина, – женщина нервно скомкала лист бумаги и швырнула его в пламя камина.
Спустилась Лилиан, она несла одежду. Подойдя, положила ее на стол.
– Вот что я принесла.
Филипп, едва взглянув на одежду, сразу же узнал, кому она принадлежит. Он встрепенулся и вскочил из-за стола.
– Так ведь это же одежда отца, Лилиан, как ты могла! Сейчас же отнеси назад!
– Я узнаю своего племянника. В твоих жилах действительно течет горячая кровь Абинье. Ты похож на своего отца, Филипп, и можешь этим гордиться.
– Сын, я знаю, что делаю, – твердо сказала Этель, расправляя накрахмаленную рубаху. – Надевай, Марсель, я тебе помогу.
Филипп недоуменно пожал плечами. Ведь одежда отца – это было самое дорогое для его матери. Он абсолютно не мог взять в толк, почему она поступила так, а не иначе, почему она согласна расстаться с самыми дорогими для нее вещами.
– Возможно, одежда моего мужа будет тебе великовата, Марсель, но ничего не поделаешь, Робер был крупным и видным мужчиной.
– Да и я не промах, – пошутил Марсель.
И сейчас Филипп вновь почувствовал, что мать, наконец, вновь стала сама собой и власть в доме опять перешла к ней. Он хоть и был единственным мужчиной, но спорить с матерью не решился.»Наверное, ей действительно виднее и она знает, как надо поступать», – подумал Филипп.
А Этель помогала одеться брату.
– Я и подумать не могла, что мой брат станет когда-нибудь скандально известным, что его будут разыскивать солдаты, будут за ним охотиться, а за его
Голову будут предлагать вознаграждение.
– Ты что, стыдишься меня, Этель? – негромко спросил Марсель.
– Нет, брат, я тебя слишком хорошо знаю и понимаю, что все, что написано в этом объявлении – выдумка и вранье.
– Вот тут ты, Этель, ошибаешься, это не совсем так. Я действительно участвовал в заговоре, но он провалился, и я вынужден скрываться.
– Ты можешь оставаться у нас, пока не окрепнешь. Еды у нас хватит, а мои дети никогда тебя не выдадут, Марсель, они умеют держать язык за зубами.
– Вот этого, сестра, я как раз боялся меньше всего. Я знаю, чья кровь течет в моих жилах. Ведь ни в нашем роду, ни в роду твоего мужа никогда не водились предатели.
Филипп расправил плечи. Ему явно польстил комплимент дядюшки Марселя.
– Сколько лет мы не виделись, сестра? Этель задумалась, глядя в огонь.
– Да, давненько, брат, раньше мы никогда так надолго не расставались.
– Так сколько же, все-таки? – вновь задал вопрос Марсель.
– Года четыре уже прошло.
– Пролетели как одно мгновение, – сказал Марсель Бланше, застегивая пуговицы.
Только сейчас Лилиан и Филипп смогли рассмотреть своего родственника. Это был довольно крепкий мужчина, его лицо было решительным и смелым. Он чем-то очень походил на свою сестру. Но чем? Ни Филипп, ни Лилиан сразу не могли
Определить. Волосы Марселя Бланше были растрепаны. Его мощный подбородок скрывала темная борода, а усы были лихо закручены. И весь облик Марселя Бланше говорил о том, что он не привык останавливаться перед трудностями и пасовать перед препятствиями, которые судьба щедро отпустила на его долю.
Прошло несколько дней. Марсель Бланше окреп, его рана затянулась. Он даже
Спускался из дальней угловой комнаты в столовую, и они все вчетвером обедали.
– Так, где тебя носило, – Марсель? – спрашивала Этель своего младшего брата.
– О, сестра, об этом долго рассказывать и сейчас мне не хочется вспоминать все тяготы и невзгоды, выпавшие на мою долю.
– Расскажи, Марсель, – просил Филипп и в его глазах появлялся блеск, ведь ему страстно хотелось узнать о приключениях, выпавших на долю его дяди.
– Где я только не был! Проще назвать места и земли, куда не ступала моя нога, чем перечислить все те города и селения, где мне довелось побывать.
Он поднимал голову и задумывался. На его лице происходили странные вещи. Брови сами ползли вверх, на лбу появлялись морщины, глаза то злобно сверкали, то вдруг в них появлялся какой-то мягкий блеск и они делались влажными. А губы то вдруг становились жесткими, то растягивались в мимолетной улыбке.
– Расскажи, расскажи. Марсель, – просила Лилиан, – ведь я же никуда не выезжала из этих мест и ничего не видела.
– Знаешь, Лилиан, люди живут везде.
– И что. Марсель, везде живут так же плохо, как и у нас?
– Нет, не везде. Кое-где живут получше, но везде хватает несчастий и бед.
– Так почему же, брат, тебя называют изменником и за твою голову предлагают большие деньги?
– Моя голова, сестра, действительно кое-чего стоит, – и он прикасался двумя пальцами к виску. – Я не просто ношу ее на плечах, она кое о чем еще умеет думать, а глаза видеть, что в этом мире несправедливо. А в жилах Бланше течет горячая кровь, и я не могу видеть несправедливость, мне сразу же хочется схватиться за оружие и все изменить в этом мире. Мне хочется, чтобы такие как
Ты, как твои дети, были счастливы хоть немного, чтобы кончилось вот это беспросветное существование для простого народа, чтобы они увидели солнце.
– Брат, ты говоришь странные вещи. Но тебе, в конце концов, виднее. Я знаю, что ты всегда был честным человеком.
– Э-э, нет, сестра, не всегда Марсель Бланше был честным человеком. Иногда мне приходилось обманывать, для того, чтобы как можно скорее достичь нужного результата. Иногда нагло врал… Но знаешь, сестра, я не раскаиваюсь в своих проступках и думаю, бог меня простит. Ведь у меня на сердце никогда не было злобы и все, что я делал, я делал для того, чтобы хоть кому-то на этом свете стало легче жить. Так что думаю, ты со мной согласишься, что живу я на этом свете не зря.
– Успокойся, Марсель, – Этель клала свою руку на плечо брата и крепко сжимала пальцы, – лучше скажи, как ты себя чувствуешь.
– О, чувствую я себя прекрасно! Я давно уже не спал в чистой сухой постели, давно так вкусно не ел и давно на меня так приветливо никто не смотрел.
Марсель подмигнул Лилиан. Та залилась румянцем и засуетилась у стола, убирая пустые блюда.
– Марсель, не смущай мою дочь. Она очень молода и падка на комплименты.
– Мама, мама, зачем , ты так говоришь? – вновь вспыхнула и залилась румянцем Лилиан.
– Я говорю правду, дочь. Я знаю Марселя, он всегда нравился женщинам, как замужним, так и молоденьким. Он привык кружить им головы, а потом оставлять.
– Это правда. Марсель? – поинтересовалась Лилиан.
– О, да, если моя сестра говорит обо мне так, то это чистая правда. Тем более, Этель никогда не врет, этим она отличалась от меня всю жизнь.
– А ты, Марсель, любишь приврать? – хохотала Лилиан, ставя перед родственником большое блюдо с мясом и подкладывая ему самые лакомые куски пирога.
– Жизнь – не такая простая штука, как я думал раньше. И я сам не знаю, почему у меня все пошло на перекосяк, почему я стал жестоким, почему ненавижу подлецов и люблю честных людей.
Вдруг Филипп насторожился. Он приложил палец к губам и подал всем знак замолчать. Было слышно, как потрескивают поленья в очаге, как шумит за окнами ветер, как булькает вода в котлах.
– Что такое, Филипп? – насторожился Марсель Бланше, хватаясь за оружие.
– Мне показалось, что я слышал топот лошадей, – негромко, но испуганно произнес Филипп.
– Лошадей? Неужели они выследили? Неужели они знают, где я прячусь?
Этель испуганно вскочила из-за стола, подбежала к окну, приоткрыла ставни и выглянула на улицу.
– Да нет, все спокойно.
– А я уже испугался, – откладывая пистолет в сторону, сказал Марсель Бланше, – думал, что накликал на вас беду. Как же вы жили, сестра, все эти годы? – поинтересовался Марсель.
– По-разному, брат. Тяжело жили.
– А как ваши соседи?
– Кого ты имеешь в виду? Реньяры?
– Ну да, – кивнул Марсель, его губы нервно дернулись.
– Будь они прокляты, эти Реньяры. И дал же нам бог таких соседей!
– Что, они все продолжают бесчинствовать?
– Да, Марсель, да. На них нет никакого удержу. Они не боятся ни королевских солдат, ни судьи, ни прокурора. Они потеряли стыд и совесть. Вот Филипп видел, как они выгнали крестьян со своей земли. Представляешь, Марсель, те уже лет восемьдесят арендовали их землю, построили дом, завели скот, собирали хороший урожай, честно рассчитывались с Реньярами. А старший сын Гильома, Виктор, почему-то посчитал, что они платят мало и налетел с бандой своих
Головорезов и с братьями, забрал скот, весь урожай и выгнал из дому невинных людей.
– Дьявол! – прорычал Марсель Бланше и сильно ударил кулаком по столу. – Да будь у меня несколько смелых людей, я бы в два счета разобрался с этими ненавистными Реньярами. Филипп, ты бы помог мне?
Лицо Филиппа стало жестким. Он утвердительно кивнул. – Конечно. Конечно бы помог, дядя! Я ненавижу Реньяров всем своим сердцем, ведь они убили моего отца!
– Я знаю это, успокойся, Филипп. Придет твой час и ты с ними разберешься. А сейчас я пойду посмотрю, как там моя лошадь.
Марсель Бланше поднялся из-за стола, поблагодарил сестру и Лилиан за кров и хлеб, а потом направился в конюшню.
Его гнедой жеребец по кличке Мен громко и радостно заржал, почувствовав, что к воротам подходит хозяин.
– Ты мой хороший, хороший, – негромко прошептал Марсель, доставая из кармана хлебную корку, обильно посыпанную солью. – Вот, я принес тебе угощение, – и он протянул на ладони хлеб своему коню.
Тот влажными и мягкими губами принял угощение, стал тереться своей мордой о плечо Марселя.
– Хороший, хороший, – приговаривал Марсель, поглаживая упругую шею животного.
Конь стриг ушами, косил своим темным влажным глазом и нервно стучал копытом о землю.
– Что, хочешь сказать, что ты застоялся и тебе пора на просторы? Хочешь порезвиться, промчаться, как ветер по холмам?
Конь в ответ радостно заржал.
– Видишь, я знаю тебя, могу угадывать все твои мысли. Да и мне, поверь, не сидится в доме, хочется на простор, хочется на свежий ветер.
Конь принялся теребить рукав куртки Марселя.
– Ну, ну, успокойся, мой хороший, – мужчина провел по крутому крупу ладонью, – ты славный конь, очень славный.
Дверь конюшни приоткрылась и порог переступил Филипп.
– Какой у тебя замечательный конь, Марсель!
– О, да, это мой самый лучший друг. Он еще ни разу меня не предал и я, поверь, не брошу его ни в какой беде.
– Замечательный конь, я бы тоже хотел иметь такого верного друга.
– А ты попробуй, подойди, возьми его за повод, попробуй!
Филипп смело подошел к лошади и только лишь протянул руку, как конь шарахнулся в сторону.
– Видишь, он не любит чужих.
– А ты попробуй ударить меня, Филипп, попробуй.Ну ударь меня в грудь! – предложил Марсель своему племяннику.
Филипп недоуменно пожал плечами.
– Зачем, дядя?
– Ну ты попробуй, я тебя прошу.
Филипп замахнулся, но не успел нанести удар, как конь взвился на дыбы и грудью оттолкнул Филиппа. Тот отлетел в угол конюшни и растянулся на соломе.
Марсель Бланше расхохотался.
– Видишь, как он оберегает своего хозяина! Он дважды спас мне жизнь. Представляешь, один раз он вытащил меня из болота. Я думал, что уже пришло время отдать богу душу. Я не мог сам выбраться из трясины и тут слышу, мой конь бегает по берегу, стучит копытами и жалобно ржет.
– И что тогда, дядя?
– Как что, я позвал его, крикнул: Мен, иди сюда. И он двинулся через трясину ко мне. Я уцепился за повод и мы вдвоем смогли выбраться. Если бы не он, то не стоять бы мне здесь, а тебе не разговаривать со своим дядей-разбойником.
– А второй раз? – вставая с соломы и отряхиваясь, поинтересовался Филипп.
– Второй раз тоже было довольно рискованное приключение. За мной гналась дюжина солдат. Патроны у меня кончились и рассчитывать мне было уже не на что. Только он мог меня спасти. И я наклонился к его шее и попросил: Мен, Мен, спаси меня! И представляешь, Филипп, конь помчался будто бы у него выросли крылья. Он даже не касался земли или мне так показалось. Хоть солдаты все время были за моей спиной, я слышал выстрелы, слышал их крики, а тут Мен помчался так, что они сразу же отстали, и я смог переправиться через горную реку и выбраться на другой берег.
– А солдаты, дядя?
– Солдаты смотрели на нас, будучи уверены, что мы с Меном утонем. Они даже не стреляли, жалели патроны.
– И Мен тебя вытащил?
– Конечно же вытащил. Хороший, – сказал Марсель и погладил голову коня, а потом нежно провел ладонью по шелковистой гриве. – Он в самом деле умный, красивый и быстрый конь. Он, наверное, самый быстрый конь в округе и очень предан мне. Он даже слушается моего голоса. Ты не поверишь, но это так.
Филипп пожал плечами, действительно не веря в то, что говорил Марсель.
– Вот смотри, я тебе сейчас покажу. Мен, на колени! – негромко сказал Марсель Бланше.
И конь, вначале глянув на Филиппа, потом на своего хозяина, тотчас опустился на колени.
– Вот видишь!
– Да, – изумленно воскликнул Филипп, – мне бы такого коня!
– А зачем тебе такой конь?
– Я бы тогда тоже никого не боялся.
– А разве ты кого-то боишься, племянник? Филипп неопределенно пожал плечами. Его лицо стало строгим и суровым.
– Да, я хотел бы поквитаться с нашими врагами, я хотел бы застрелить Виктора Реньяра, всех его братьев. А самое главное – я с удовольствием бы пустил пулю в старого Реньяра, который застрелил моего отца.
– Ты так говоришь, племянник, как заправский стрелок. А наверное, и пистолет толком не умеешь держать в руках.
– Да, мне редко приходилось держать в руках оружие. Но думаю, если бы я попал в руки к хорошему учителю, я овладел бы этим искусством.
– Что ж, Филипп, хороший учитель стоит перед тобой, лучшего тебе не отыскать. Пойдем, я научу тебя стрелять.
Филипп, обрадованный предложением Марселя, покинул конюшню.
– Иди в дом, неси пистолет. И захвати мою кожаную сумку, она вся набита оружием.
Через несколько минут Филипп вернулся с кожаной сумкой через плечо и с двумя пистолетами в руках.
– Пойдем за дом, там укромное место, – предложил Марсель.
Филипп согласно закивал и, сгибаясь под тяжестью оружия, зашагал за своим учителем.
– Видишь то чучело? Это очень привлекательная и подходящая мишень. Так что, давай, доставай оружие, я преподам тебе несколько уроков.
Филипп быстро вытряхнул содержимое большой кожаной сумки на землю. Четыре пистолета и короткое ружье, а также мешочки с порохом и пулями лежали на земле.
Марсель нагнулся, нежно погладил вороненые стволы пистолетов, их глянцевые отполированные ручки.
– Давай, бери вот этот небольшой пистолет и становись на мое место.
Филипп взял пистолет, широко расставил ноги и медленно поднял голову.
– Целься в голову.
– Нет-нет, в шляпу я, наверное, не попаду, – глядя на чучело, сказал Филипп Абинье.
– Тогда стреляй в грудь, это тоже верный выстрел. Филипп нажал на курок, и в холщовом рубище чучела образовалась дырка.
– Ну, племянник, так ты неплохо стреляешь. Или это случайно?
Филипп улыбнулся не зная, что и сказать.
– Попробуй еще раз, может тебе снова повезет. Филипп схватил второй пистолет. И этот выстрел тоже был точным.
– Да мне кажется, тебя и учить нечему. О чем ты думаешь, когда стреляешь?
– Я воображаю, что это не чучело, а сам Гильом Реньяр стоит передо мной. Поэтому все мои пули попадают прямо ему в сердце.
– А я воображаю, что предо мной стоит сам король, его величество.
Марсель Бланше ловко поднял с земли небольшое ружье и почти не целясь нажал на курок. Грохнул выстрел, и шляпа, сбитая с чучела, завертевшись в воздухе, отлетела шагов на десять.
Филипп Абинье даже захлопал от восторга в ладоши.
– Ну, Марсель, такого я еще никогда не видел.
– А что же ты думаешь, иногда меткие выстрелы спасают собственную жизнь, так что владеть оружием надо в совершенстве. Не расставляй так широко ноги, когда стреляешь, не жмурься так сильно, будто тебе в глаза дует едкий дым.
Марсель и Филипп еще около часа упражнялись в стрельбе. Дядя объяснял, как мог, племяннику все тонкости этого искусства, объяснял, как следует стрелять против света, как лучше пользоваться огнестрельным оружием в сумерках, в густых зарослях.
Филипп утвердительно кивал, стараясь запомнить каждое слово.
– А теперь, дорогой Филипп, я покажу, как стрелять из двух пистолетов сразу.
– Из двух? – изумился Филипп.
– Ну да, смотри.
Марсель взял два пистолета, потом резко повернулся и, не целясь, почти одновременно нажал курки. Чучело, уже продырявленное во многих местах, упало на землю, что привело Филиппа в неописуемый восторг.
– Вот бы мне так! Вот бы я научился делать подобное, тогда наверняка бы Реньярам пришел конец, и они не третировали бы местное население. А самое главное, я отомстил бы им за невинно пролитую кровь отца, за его братьев, за всех.
Но тут он осекся, на его молодое лицо набежала мрачная тень.
– Что с тобой? – внимательно вглядываясь в лицо племянника, осведомился Марсель.
– Да ничего, это я так…
– Нет-нет, признайся, Филипп, о чем ты подумал.
– Да, подумал, как-нибудь расскажу…
– Может быть, я тебя чем-то обидел или что-то не так сказал?
– Нет-нет, Марсель, все хорошо, спасибо тебе, – и Филипп наклонился к земле и принялся складывать оружие в кожаную сумку.
– Давай, поедем покатаемся, я уже засиделся на месте.
– А плечо?
– Что плечо, на мне все заживает как на собаке, – пошутил Марсель Бланше. – Видишь, пальцы сгибаются, я даже могу держать в руках пистолеты. Поэтому можно считать, что я почти здоров.
Филипп согласно закивал и заспешил к дому, чтобы поставить сумку с оружием.
– Сын, ты куда-то спешишь? – спросила Этель, видя, как Филипп спешно натягивает кожаную куртку.
– Да, мама, мы с Марселем решили немного прокатиться.
Лицо женщины тотчас стало озабоченным.
– Не волнуйся, мама, – видя, как изменилось лицо женщины, сказал Филипп, – все будет хорошо, мы будем осторожны.
– Только смотрите, не заезжайте на земли Реньяров, мне очень не хотелось бы потерять тебя, сын.
– Да, я знаю, мама, не волнуйся.
И совершенно не ожидая от себя такой сентиментальности, Филипп подошел к матери, прижал ее к себе и поцеловал в щеку.
– Ну ладно, ладно, иди, – тотчас же согласилась женщина.
И Филипп, захватив два пистолета, залихватски сунул их за пояс и с горделиво вскинутой головой побежал на конюшню, где Марсель Бланше уже пристраивал седло на лошадь Филиппа.
Марсель Бланше с улыбкой посмотрел на вооруженного Филиппа.
– Да ты собрался как на войну.
– Да, я захватил на всякий случай оружие, – согласно кивнул Филипп, – может, мы встретим каких-нибудь непрошенных гостей на наших землях, и они захотят нас обидеть. А я обиды прощать не намерен.
– Правильно, племянник, пора становиться настоящим мужчиной.
Через несколько минут они уже ехали по сжатым полям, смотрели на облака, гонимые ветром, на голубые холмы у горизонта.
– Куда поедем, Филипп? – поинтересовался Марсель Бланше.
Парень неопределенно пожал плечами и махнул рукой. Он пришпорил свою лошадь, и та с места понеслась в галоп.
– Скорее! Скорее, быстрей беги! – торопил он своего коня. Марселю Бланше достаточно было всего лишь сжать колени, чтобы его жеребец, будто на крыльях, помчался вслед. И через несколько мгновений он легко догнал своего племянника и захохотал прямо у него над ухом:
– Вот видишь, как скачет мой конь! Он летит как птица. А если бы я попросил его, он, наверное, смог бы взмыть в облака и через пару минут я оказался бы за теми голубыми холмами.
– Да, Марсель, твой конь замечательный, – и Филипп смущенно улыбнулся.
– Наверное, племянник, ты хочешь на нем проехать, но не решаешься попросить?
– А как ты догадался. Марсель?
– Это совсем не трудно. Стоит только посмотреть в твои глаза – ив них сразу же можно прочесть любую мысль. Ну что ж, давай я уступлю тебе своего коня, а сам пересяду на твоего.
Всадники спешились и обменялись лошадьми. Филипп поудобнее устроился в седле и натянул поводья. Мен сразу же помчался в галоп, а Филипп от восторга закричал. Он даже не ожидал и не мог поверить, что конь может мчаться вот так быстро и ровно.
Марсель Бланше оказался далеко позади, и Филиппу пришлось придержать Мена, чтобы дать возможность своему дяде подъехать.
– Ну, как тебе мой конь? – заранее зная ответ, поинтересовался Марсель.
– О, это не конь, это сказка, мечта!
– Вот и я говорю, что лучшего коня не бывает. Человек может предать, хенщина может изменить, а вот конь – никогда. Его сердце принадлежит мне, а мое – ему. Правда, Мен?
Марсель ласково потрепал гриву своего коня, а тот, будто бы понимая каждое слово человека, согласно закивал головой и блеснул влажными глубокими глазами.
– Видишь, он все чувствует, он понимает мое настроение и готов служить. Он даже готов отдать свою жизнь за меня. Лучшего друга не бывает. Запомни, Филипп, верный конь – это то, что необходимо мужчине для того, чтобы бороться с врагами. Верный конь и надежный пистолет, который никогда не дает осечки.
– Да, – согласился Филипп и пустил коня вскачь. Мужчины и сами не заметили, как пересекли владения земли Абинье и оказались на землях Реньяров. И только увидев расщепленный молнией дуб, Филипп насторожился.
– Что случилось, племянник?
– Да мы. Марсель, давно заехали на земли Реньяров и нас могут заметить.
