Текст книги "Кинжал с красной лилией"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
Посол мгновенно понял, что девушка не осталась равнодушной к де Саррансу, и его это, к собственному удивлению, почему-то страшно рассердило.
– Не знаю, появится ли у вас такая возможность, мадонна, – сухо ответил он и добавил с откровенной дерзостью: – Он не хочет на вас жениться.
– Так вот о чем он хотел с вами поговорить!
– И не только. Он хочет, чтобы отказ исходил от вас.
– От меня? По-моему, он повредился в рассудке.
– Возможно, так оно и есть. Дело в том, что он влюблен в другую девушку и хочет видеть ее своей женой. Однако ни король, ни его отец не одобряют его намерений.
– Но в таком случае разве не должен он подчиниться?
– Безусловно, должен, тем более что он на службе у короля, но он из породы твердолобых упрямцев, и характер у него ничуть не лучше, чем у его батюшки, маркиза Гектора. Их упрямство известно каждому. К чести Антуана, нужно сказать, что ему всегда удавалось высказать все, что он считал нужным в лицо своему отцу и при этом обойтись без оскорблений.
– Понятно, понятно. А... второй? Лев?
– Тома де Курси. Он друг Антуана еще с тех времен, когда они были пажами, его alter ego. Они оба служат в легкой кавалерии и, можно сказать, неразлучны.
– Орест и Пилад?
– Да, если хотите. Кстати, я сейчас вам сообщу одну подробность, которая вас очень позабавит. Тома, лев, тоже приложил руку к отказу своего друга от свадьбы с флорентийской дамой.
– Расскажите, расскажите, мне очень хотелось бы, чтобы меня позабавили.
– Извольте. Когда мы сегодня вечером подъехали к посольскому дому, Тома ужинал в харчевне, которая расположена по соседству. Он видел нас в окно, и недовольство донны Гонории, безусловно, привлекло его внимание. Заметил он и то, что она в карете одна, поскольку вы предпочли гарцевать в мужском костюме после того, как вышло из строя ваше дамское седло.
– И что же?
– А то, что он принял ее за вас.
– Ее? Вы хотите сказать... он решил, что его друг должен жениться на Гонории?
– Именно, именно. Согласитесь, что это забавно.
Гневные искорки, которые мерцали в темных глазах Лоренцы, засветились весельем, и она рассмеялась безудержным звонким смехом. Ей было так смешно, что говорить уже расхотелось. Даже вернувшись к себе в спальню, она продолжала смеяться. Ближайшие дни обещали ей много забавного.
Глава 3
Один только взгляд...
Королева Мария очень любила дворец в Фонтенбло, он чем-то напоминал ей родную Италию. Приматис, который построил этот дворец для Франциска I, был итальянцем, и королева знала об этом. Кроме того, ее сердце радовали великолепный парк, зеркала прудов, вольеры, лес и Сена, что текла совсем неподалеку... Здесь ей нравилось куда больше, чем в Лувре, по-средневековому мрачном, несмотря на значительные переделки, предпринятые семейством Валуа, и в особенности Екатериной де Медичи, которые продолжал и Генрих IV.
Королева до сих пор не могла забыть ужаса, который охватил ее, когда она после своего венчания в Лионе, где остался ее супруг Генрих, была доставлена в Париж и впервые обходила старый дворец, в котором ее никто не ждал, – темный, зловещий, с расшатанной мебелью, поблекшими росписями, посекшимися драпировками, едва освещенный тусклыми светильниками. Она сочла тогда, что с ней сыграли дурную шутку, и от обиды расплакалась. Недолго думая, она отправилась жить в особняк к Гонди, старинному семейству флорентийских банкиров, приехавших во Францию в свите Екатерины де Медичи. Немного придя в себя и обжившись, она взялась за дело и распорядилась начать работы по переустройству Лувра. Она была богата, знала, чего хотела, и, когда король после ратных трудов вернулся под семейный кров, он не мог не оценить свершившихся перемен – полные роскоши покои стали наконец достойной обителью королевского семейства.
После долгих лет войны Генриху IV удалось заключить мир. Долгожданный и надежный мир, и народ, благосклонность которого Его Величество вынужден был завоевывать собственной шпагой, был ему за него признателен, надеясь, что вслед за миром вернется и благосостояние. Генрих распорядился пристроить к Лувру длинную галерею, которая соединила его с дворцом Тюильри. И тогда же он построил несколько новых зданий в Фонтенбло, своем любимом поместье, где позволял себе беззаветно предаваться страсти к охоте. С тех пор царственная чета из года в год переезжала обычно на сентябрь и октябрь в Фонтенбло. Случалось, что Мария приезжала туда одна и весной...
В то утро погода радовала теплом и солнышком. В легком шелковом платье и большой шляпе из итальянской соломки с лентами из тафты королева отдавала распоряжения старшему садовнику, но тут к ней подошла одна из ее придворных дам и сообщила, что тосканский посол просит Ее Величество уделить ему несколько минут для беседы. Марию обрадовал приезд Джованетти, она распорядилась, чтобы его провели к вольеру с птицами, куда она вскоре подойдет.
– Ну, что сьер Филиппо? – закричала она, с радостью перейдя на родной итальянский и привычное во Флоренции «ты». – Ты к нам с хорошими новостями? Привез мою крестницу?
– Да, она здесь, Ваше Величество, и готова исполнить вашу королевскую волю. Однако должен сказать, что нашему счастью помогло большое несчастье.
– О чем ты?
– Если бы я приехал во Флоренцию двумя неделями позже, неизвестно, где бы я нашел вашу крестницу. Дело в том, что она собиралась замуж.
– Неужели? А сколько же ей лет?
– Только что исполнилось семнадцать. И она обворожительна.
– За кого же она собралась замуж? Я-то думала, что она еще в монастыре.
– За молодого Витторио Строцци. Его Высочество герцог помог молодым людям встретиться во время празднества у себя в саду, и они влюбились друг в друга с первого взгляда. Свадьба должна была состояться спустя неделю после моего приезда, но накануне свадьбы жених был убит. Его нашли на пороге дома, где он, прощаясь с холостяцкой жизнью, устроил для друзей праздник, с кинжалом в сердце. В записке на его груди говорилось, что такая судьба ждет каждого, кто задумает претендовать на руку донны Лоренцы.
Голубые глаза навыкате – наследие Габсбургов! – широко раскрылись.
– Виновник найден?
– Нет, Ваше Величество. И великий герцог Фердинандо отнесся в высшей степени благосклонно к возможности отправить девушку во Францию, дав ей возможность выполнить вашу волю и оказаться в безопасности.
– Матерь Божия! Моя крестница, должно быть, плачет днем и ночью!
– Донна Лоренца разумная девушка, Ваше Величество. К тому же помолвка произошла так быстро, слишком быстро, я бы сказал, что она, я полагаю, не успела еще глубоко привязаться к жениху. Но вернуться в монастырь она не захотела.
– Вот это хорошо! Думаю, она не останется в проигрыше. Я не знала молодого Строцци, но тот, кого я ей предназначила, весьма привлекателен. Стало быть, все к лучшему.
Джованетти открыл было рот, чтобы выразить сомнение в этом заключении королевы, но, подумав секунду, предпочел промолчать. Он достаточно изучил Ее Величество и знал, что она неумна, вернее, весьма ограниченна, надменна, вспыльчива, упряма, сварлива, злопамятна... Но при этом ею достаточно легко управлять, если знать, как взяться за дело. Внутренний голос подсказал ему, что не стоит сообщать Марии о ночном визите в посольский дом. Но все-таки он отважился и спросил:
– А Ваше Величество не предполагает, что молодой де Сарранс может быть влюблен? Он, как я знаю, пользуется большим успехом у женского пола.
Маленькой пухлой ручкой королева небрежно отмахнулась от предположения Джованетти.
– Стоит ли об этом думать! Еще одна особа женского пола не должна его испугать. К тому же он получит в свое распоряжение недурное состояние. Чего ему еще надо? Ты, кажется, сказал, что она хорошенькая?
Сьер Филиппо прекрасно знал, что при королеве нельзя хвалить красоту других женщин, и уже сожалел, что назвал Лоренцу обворожительной. Это слово вырвалось у него непроизвольно, и впредь он решил высказывать свое мнение с большей осторожностью.
– Так оно и есть, Ваше Величество, – весьма сдержанно подтвердил он. – Королева будет довольна своей крестницей.
– А-а... король?
Джованетти прекрасно понял, что имела в виду королева, но предпочел изобразить наивную неискушенность.
– И король тоже, я думаю, – сказал он, словно не ведал, каковы аппетиты беарнца.
На самом деле, он и сам задавал себе тот же вопрос, но не решался на него ответить. Да и зачем? Каждому дню – своя забота. Если Генрих удостоит юную флорентийку страстного взора, пусть молодой де Сарранс сам решает, что ему делать. Он выполнил данное ему поручение, и остальное его не касается. Сьер Филиппо вновь вернулся к официальному тону.
– Могу я осведомиться у Ее Величества, на какой день и час будет назначено представление донны Лоренцы... и ее тети? – добавил он поспешно.
– Тети? Что еще за тетя?
– Донна Гонория Даванцатти, сестра отца донны Лоренцы. Она не хороша собой и не любезна, но она единственная родственница вашей крестницы и сочла необходимым сопровождать ее, дабы были соблюдены все приличия. Я не мог отказать ей и привез с собой. Она также без конца повторяла, что жаждет увидеть принцессу, которая носит теперь корону королевы Франции и которой она так восхищалась в юности. Она жаждет выразить вам свою преданность.
– Донна Гонория... Что-то не припоминаю... Ах, да, вспомнила! Она страшна, как смертный грех!
– Осмелюсь сказать, как все смертные грехи вместе взятые. И характер у нее с годами ничуть не смягчился. К моему величайшему сожалению, она настоящий дракон. Думаю, куда свирепее любой испанской дуэньи.
– И при этом она нам предана? – осведомилась Мария с едва заметной улыбкой.
– О своей преданности вам она напомнила мне сотню раз, не меньше.
– Ты хорошо сделал, что взял ее с собой. Ее присмотр за моей крестницей принесет ей только благо. А после свадьбы супруг распорядится ее судьбой по своему желанию. Что касается представления донны Лоренцы, то ты знаешь, что мы даем аудиенцию в конце дня после нашей прогулки и перед ужином. В это время и приходите. А теперь я хочу остаться одна. Но я довольна тобой, сьер Филиппо.
После таких слов полагалось только отвесить поклон и удалиться.
***
Овальная гостиная, располагавшаяся неподалеку от покоев королевы, благодаря отсутствию углов и чудесным гобеленам – Мария де Медичи обожала гобелены и вешала их повсюду – была, пожалуй, самой приятной комнатой во дворце. Кроме тех дней, когда устраивались балы, Их Королевские Величества удостаивали в ней аудиенции тех, кого хотели принять не так торжественно и официально, как в тронном зале. После ужина король и королева тоже обычно возвращались в овальную гостиную и играли там в карты. Золото тогда здесь текло рекой.
Сердце Лоренцы затрепетало, когда она, опираясь на руку посла, вошла в овальную гостиную через позолоченные двери с яркой росписью. Наряды присутствующих в гостиной сверкали еще ярче. Она слышала смех и обрывки разговоров, перед глазами у нее мелькал пестрый калейдоскоп, в котором она не могла различить ни отдельных людей, ни лица, наверное, все-таки от волнения, и видела перед собой одну королеву, которая показалась ей совсем непохожей на ту Марию, какую запомнили ее детские глаза... Намного ниже ростом, – но ведь сама Лоренца очень выросла с той поры! – королева в голубом парчовом платье, расшитом жемчугом, выглядела необыкновенно величественно, но при этом была некрасива и непривлекательна. Светлые завитые волосы были уложены высоко надо лбом, на ее очень бледном лице – тяжелый подбородок, голубые глаза навыкате и упрямый рот с тонкими губами. Природа отказала ей не только в изяществе, но и в доброте. Нелегко испытывать привязанность к высокомерному монументу. Мысль о том, что отныне ее судьба в руках этой недоброй и неумной женщины, заставила Лоренцу вздрогнуть. Между тем дворецкий громко провозгласил ее имя, и она медленно двинулась между двух рядов придворных, мгновенно замолчавших и с любопытством уставившихся на вновь прибывшую гостью. От Джованетти не укрылся ее испуг.
– Вы дрожите? – прошептал он, едва шевеля губами. – Вам страшно?
– Да... Нет! Сама не знаю.
– Я вас поддержу, не бойтесь. Пора.
Накануне Джованетти объяснил Лоренце, как она должна себя вести. И вот она низко присела в реверансе и благословила про себя руку, которая поддержала ее и помогла подняться. Теперь ей предстояло упасть перед Ее Величеством ниц и поцеловать подол ее платья. В тишине, нарушаемой лишь едва слышным шепотом, Лоренца медленно двигалась вперед, чувствуя себя, будто в кошмарном сне. Сьер Филиппо отпустил ее, и она уже приложилась губами к тяжелому подолу с жемчужинами, когда вдруг услышала громкий веселый голос, говорящий с заметным акцентом:
– Черт меня побери! Это, я думаю, ваша крестница, милочка! Да она прехорошенькая! Как замечательно, что вы настояли на том, чтобы ее привезли сюда! С вашего позволения, я ее поцелую! По чести сказать, я вижу, что нам повезло!
Сильные руки подняли Лоренцу, и ее лицо оказалось в непосредственной близости от мужского бородатого лица, она почувствовала прикосновение бороды и запах чеснока. Король!
Он отстранил ее от себя, чтобы рассмотреть получше, и пришел в такой откровенный восторг, что узкие губы его супруги превратились в ниточку, а дамы вокруг Лоренцы зашептались, загораживаясь веерами, которые в такой прохладный вечер и нужны-то не были, ну, разве только для того, чтобы отгонять нежелательные запахи. Не было сомнения, что дамы ворковали между собой, интересуясь, не означает ли появление на сцене этой ослепительной красавицы окончательную отставку мадам де Верней. Королева, должно быть, подумала то же самое, потому что после нескольких приветственных слов, произнесенных холодно и без тени улыбки, она так же холодно и жестко проговорила:
– Да, сир, это моя крестница. Она приехала сюда по моему приглашению для того, чтобы вступить в брак. Путешествие было долгим, и я думаю, ей не терпится увидеть того, кого я предназначила ей в супруги.
– Конечно, милочка, конечно! Вы, как всегда, правы! Антуан де Сарранс! Иди-ка сюда и полюбуйся чудесным подарком, который посылает тебе Господь Бог!
– Сир! – тут же возвысила голос рассерженная Мария. – Извольте уважать правила и обычаи. Мы здесь не в доме какого-нибудь нищеброда!
– А вы не будьте столь высокомерны и не пренебрегайте нищебродами! Они такие же Божьи дети, как вы и я. Эй, Сарранс!
Антуан, стоявший рядом с Тома в нескольких шагах от короля, попытался стряхнуть с себя волшебные чары, которые сковали его, как только в зал вошла юная флорентийка. До ее прихода он любовался своей Элоди, которая, опустив глаза, скромно стояла в стайке фрейлин королевы. Тома энергично ткнул приятеля локтем в бок, прошептав восторженное ругательство, чтобы вернуть его на землю. Антуан очнулся и испытал такое потрясение, какого в жизни еще не испытывал. Ослепительная красавица, которую посол вел к королеве, могла прибыть только из царства мечты. Без единого драгоценного украшения, в строгом платье из золотистой парчи с белой атласной вставкой по флорентийской моде, без уродливых испанских фижм, делающих массивной самую стройную фигуру... Ничто не украшало лилейную шею, тонкие запястья... Только на высоком лбу сияла большая каплевидная жемчужина, а тонкая золотая цепочка, которая ее поддерживала, терялась среди блестящих золотых волос, заплетенных в тугие толстые косы и уложенные короной. Глаза красавицы были опущены, тени от бахромы длинных темных ресниц легли на бледные, с едва заметным румянцем, щеки.
Голос короля и новый толчок Тома, который бормотал что-то невнятное про несправедливость судьбы, пробудили Антуана, и он наконец откликнулся:
– К вашим услугам, сир!
Девушка повернула к нему лицо, и он увидел улыбку в темных миндалевидных глазах, самых прекрасных, какие только бывают на свете... Но Антуана опередили. Ближе к королю стоял его отец, он преградил сыну дорогу и встал перед королем на одно колено:
– Сир, – произнес маркиз де Сарранс-старший громким голосом, – я молю Ваше Величество быть милосердным к моему сыну!
– Милосердным? А разве он нуждается в моем милосердии?
– Мадемуазель необыкновенно хороша собой, но сердце моего сына уже занято, и с его стороны было бы бесчестно принять руку столь прекрасной дамы, приехавшей из таких дальних краев. Простите его, сир! И вы тоже, мадемуазель, – обратился он к Лоренце, вспыхнувшей от гнева.
Король тоже негодующе нахмурил брови.
– Мне, кажется, вы что-то говорили мне об этом... Но я, слыша теперь ваши слова, очень недоволен.
Маркиз поднялся на ноги и обратился к королю:
– Желая смягчить обиду, нанесенную донне Лоренце... и Ее Величеству королеве, я прошу ее руки для меня самого!
– Отец! – протестующее воскликнул Антуан, не решившись ничего добавить к этому восклицанию.
Элоди стояла в нескольких шагах от него, позади Марии де Медичи, и еще несколько минут назад он влюбленно взирал на нее... Но это было в прошлой жизни!
А Гектор де Сарранс тем временем продолжал, готовый на все ради красавицы, которая воспламенила ему кровь.
– Я вдовец, как известно Вашим Величествам, нахожусь в добром здравии и в таком же, как ваш, сир, не в обиду вам будет сказано, возрасте, – я способен еще удовлетворить невинную девушку и обрести счастливые плоды своих усилий. Так пусть мой сын женится на той, кого любит, и все будут счастливы.
– Только не я! Я не согласна!
Отказ Лоренцы прозвучал необыкновенно громко и отчетливо, вызвав неодобрительный шепот придворных. Но что ей было до их перешептываний? Скандал ее ничуть не пугал. После того, что ей поведал Джованетти, она решила во что бы то ни стало завоевать сердце того, о ком слышала столько похвальных слов. Она хотела этого, она уже об этом мечтала. А вот делить постель со стариком – ни за что! В следующую секунду она преклонила колени перед застывшей от изумления королевской четой.
– С позволения Ваших Королевских Величеств я прощаюсь и возвращаюсь во Флоренцию! Мессир Джованетти, – обратилась она к послу, поднимаясь с колен, – не будете ли вы столь любезны, чтобы проводить меня?
Посол, не зная, как ему себя вести, все-таки сделал шаг по направлению к Лоренце, но тут вмешалась королева с присущей ей прямотой и грубостью:
– Я запрещаю вам делать это, сьер Филиппо! Союз с семейством де Сарранс готовился по моему желанию, и я не вижу причин, по которым он бы не состоялся. Пусть моя крестница выходит замуж за отца, это не имеет ни малейшего значения. Свадьба состоится, как только мы вернемся в Париж. А в ожидании свадьбы моя дорогая крестница поживет здесь вместе с моими придворными дамами. Надеюсь, сир, мы с вами одного мнения? – обратилась она к своему супругу, сверля его взглядом, что обычно страшно раздражало короля, но на этот раз он кивнул, одарив Лоренцу благожелательной улыбкой. Он успел позабыть о несогласии Лоренцы, увлекшись созерцанием девушки, и не трудно было себе представить, что он при этом думал. Выйдя замуж за Антуана, прелестное дитя окажется вне досягаемости, а соединившись со старичком Гектором, оно станет гораздо доступнее и сможет наполнить жизнью его сердце, которое опустело с тех пор, как он отдалился от мадам де Верней...
Мария де Медичи хоть никогда не блистала умом, но не была и блаженной дурочкой, ее ревность всегда была начеку, и она мгновенно поняла, какая ей грозит опасность.
– Сьер Филиппо, – ласково обратилась она к послу, – утром вы мне сказали, что донна Гонория Даванцатти сопровождает свою племянницу?
– Сопровождает, Ваше Величество, но мне показалось, что королева...
– Очень ей рада! Мы не нуждались в ее присутствии при нашей первой встрече, но она нам будет необходима, как только наша крестница поселится во дворце. Отправьте за ней немедленно. Их багаж можно доставить завтра. Вы можете удалиться, любезная крестница. Мадам де Гершевиль, – повернулась она к своей главной фрейлине, – извольте проводить донну Лоренцу в наши апартаменты и постарайтесь найти для нее уголок, где она будет спать. Здесь мы немного стеснены, но... Что у вас еще?
Вопрос был обращен к Лоренце, которая, забыв о гордости, опустилась перед королевой на колени.
– Я прошу прощения у Ее Величества и молю королеву дать мне разрешение вернуться во Флоренцию. Я согласилась на брак, предложенный Их герцогскими Высочествами только потому, что надеялась найти замену моему погибшему жениху, которого любила. Но поскольку теперь речь идет о совершенно другом человеке, я прошу разрешения уехать. Во Флоренции я вернусь в монастырь Мурати.
– Не досаждайте мне своими неуместными просьбами, милая! Я повторяю вам, хоть не люблю говорить одно и то же: вы останетесь здесь и выйдете замуж за маркиза. Если же нет, то мы увидим вас не в монастыре, а в Бастилии, как непокорную мятежницу, какой вы и станете в этом случае. Уведите ее, Гершевиль! Аудиенция затянулась!
Фрейлина ласково взяла Лоренцу за руку, чтобы помочь ей подняться.
– Пойдемте, – проговорила она. – Не стоит противоречить Ее Величеству.
Больше мадам де Гершевиль не сказала ни слова, но несчастная девушка прочитала в светлых глазах этой немолодой приятной женщины понимание и сочувствие и позволила себя увести, потому что в этот день ничего иного она сделать уже не могла. Побежденная, но не смирившаяся Лоренца покинула Овальную гостиную, а Гектор де Сарранс с невероятным самодовольством принялся отвечать на поздравления придворных, вызывая их раздражение и неприязнь.
– Поглядите-ка на него, – сказал Жуанвиль, младший брат герцога де Гиза, Беллегарду. – Ну просто павлин, распустивший хвост.
– Хотя его перышки сильно пооблезли. Но ему есть чему радоваться: получить ослепительную красавицу и огромное состояние! Мне очень интересно, что думает на этот счет его сын. Судя по выражению его лица, он не в восторге от подобного развития событий. А должен был бы сиять от счастья. Он только что мне признался, что любит малышку де Ла Мотт-Фейи и хочет на ней жениться.
– Да, но тогда он еще не видел прекрасной Лоренцы! Юница, которую вы назвали, очень мила, но ей никогда не сравниться с великолепной флорентийкой. И, как мне кажется, бедняга стал жертвой непредвиденного удара судьбы – влюбился с первого взгляда. Что ж, такое случается...
– Будь я на месте маркиза Гектора, я бы так не чванился, он, видно, позабыл, что рядом с Капитолием находится и Тарпейская скала. Я даю ему не больше двух месяцев на то, чтобы у него выросли рога.
– Благодаря сыну?
– О нет! Если судить по лицу Антуана, он скорее способен на отцеубийство. Благодаря королю,
мой дорогой. Наш вечно юный кавалер смотрел на крошку, как кот на сметану. Разве только усы не облизывал.
Принц де Жуанвиль был не единственный, кто обратил внимание на выражение лица Генриха. Антуан, попавшийся в собственную ловушку, разумеется, не видел ничего, зато де Курси не пропустил ни единой мелочи. Пока де Сарранс-старший оповещал короля о своем намерении вступить в брак, Тома, воспользовавшись всеобщим оцепенением, поспешил увести своего друга подальше, чтобы тот нечаянно вырвавшимся словом или жестом не совершил чего-то неподобающего.
Как только прекрасная флорентийка появилась на пороге, де Курси почувствовал: быть беде. Он слишком хорошо знал своего друга, его пылкое и страстное сердце и не мог себе представить, что Антуан равнодушно и холодно отстранит от себя столь великолепно цветущую юность. Тома никак не мог понять влюбленности Антуана в маленькую де Ла Мотт и его упорного желания именно ее видеть своей женой. Никто не спорил, юная Элоди была очаровательна, но как холодная куколка, как статуэтка. По мнению Тома, этому хрупкому изваянию явно не хватало небольшой доли жирка. Антуан обычно предпочитал цветы более жизнеспособные и яркие. Де Курси плохо представлял себе жизнь Антуана с хорошенькой безделушкой, которая в скором времени окончательно высохнет. С появлением Лоренцы все в один миг переменилось, и Тома сразу различил темные грозовые тучи, которые стали сгущаться на горизонте, предвещая множество осложнений.
Отойдя в сторону, Антуан поднял на друга потерянный взгляд:
– Скажи мне, я, может быть, сплю? Скажи, что я сейчас проснусь от этого кошмара, или я сойду с ума!
– Нет, мой дорогой, от этого кошмара ты не проснешься. Скорее всего, это обворожительное создание в ближайшем будущем станет твоей мачехой.
Глаза молодого человека вспыхнули огнем.
– Как ты смеешь это говорить! Разве ты не понимаешь, что со мной произошло нечто ужасное!
– Ты думаешь, я ничего не заметил? Она ведь понравилась тебе?
– Понравилась? Это жалкое слово совсем неуместно, когда молния зажгла пожар. Разве мог я себе представить, что она так хороша собой? Особенно после твоего насмешливого рассказа. Но где были твои глаза, – о, Господи! – когда ты наблюдал за приездом Джованетти? Перезрелая девица, страшная, как семь смертных грехов. И я тебе, как последний дурак, поверил! Ты что, слишком много выпил тогда?
Если и был у де Курси запас терпения, то очень небольшой, это качество никогда не было его главной добродетелью. Он, как тисками, сжал рукой запястье Антуана.
– Замолчи! Я тебе рассказал только о той, кого видел в карете. Мегера сердилась и ругалась, а я вдруг услышал звонкий смех молоденького всадника, он был рядом с послом и показался мне настолько красивым, что я даже заинтересовался, уж не питает ли сьер Филиппо слабость к красивым юношам. Какой же я был идиот! Наверняка это была флорентийка, переодетая в мужское платье. Да ты прав, все это неимоверно глупо.
Антуан не успел ответить, к ним подошел маркиз де Сарранс и похлопал сына по плечу.
– Ну-с, ваша милость де Сарранс-младший, теперь, я полагаю, вы счастливы? Я избавил вас от брака, который был вам так неприятен, и мы будем богаты. Теперь вы можете жениться на вашей Элоди, даже если она не принесет вам ни лиара. Я дам вам свое благословение. Не стану медлить и попрошу ее руки, чтобы нас обвенчали в один и тот же день. Чудесная мысль, не правда ли?
Тома видел, как побледнел Антуан, и уже задержал дыхание, ожидая неведомо чего, но его друг сумел совладать с собой и ответил:
– Нас никто не торопит, отец. Не стоит спешить. Я боюсь, что и вы несколько опередили события, поддавшись вашему желанию... мне помочь... Девушка на добрых тридцать лет вас моложе, и...
Маркиз в ответ только рассмеялся, глаза его сощурились, и Тома с неприятным холодком в груди понял, что отец прекрасно понимает смятение сына и наслаждается им со сладострастием демона.
– И что из того? Пойдите и спросите короля, пугают ли его нежные юницы? Меня – нисколько, и я вскоре дам этому подтверждение, увеличив наше семейство. Телесная юность, я думаю, принесет добрые плоды.
Тома бросился в бой, желая поддержать друга. Он тоже рассмеялся, притворяясь, что сказанное его очень развеселило.
– Ничего другого не остается, как поверить вам, маркиз. Но будьте настороже, сударь! Боюсь, как бы король не захотел разделить с вами праздник. Ни для кого не секрет, что красота вашей будущей супруги тронула его сердце. Он смотрел на нее с такой нежностью... К тому же, говорят, что сейчас король совершенно свободен.
Гектор не только не поддержал шутливого тона Тома, напротив, он ощерился и злобно процедил:
– Вот уж чего я ему не советую. Будьте уверены, мой мальчик, что я сумею сохранить то, что мне принадлежит.
– Пока еще не принадлежит, – пробормотал с отчаянием Антуан. – Разве вы забыли, что донна Лоренца вам отказала и заявила, что собирается уехать во Флоренцию.
– Не беспокойтесь, очень скоро она изменит свое мнение! Об этом позаботится королева. Так что вы, сын мой, спокойно наслаждайтесь своим счастьем. И не беспокойтесь, я его вам обеспечу.
В последних словах маркиза де Сарранса прозвучала скрытая угроза, он повернулся на каблуках и отошел, насвистывая охотничью песенку. Молодые люди молча смотрели ему вслед. Они оба поняли, что, попросив руку Лоренцы, этот немолодой уже человек повиновался не столько желанию поправить финансовое положение семьи и получить царское приданое, сколько очень понятному, но бесконечно более примитивному животному зову: матерый самец пожелал завладеть самой красивой женской особью в стаде. Богатую или бедную, он жаждет Лоренцу для собственного ложа и ни перед чем не остановится, чтобы завладеть ею. Чудесная красота юной девушки разожгла в нем страсть без любви, которая в его возрасте может оказаться опасной и грозной.
– Что ты собираешься делать? – с беспокойством спросил Тома друга.
– А что я могу? Ну, разве что проткнуть себя клинком, чтобы не убить отца.
– Перестань! Ты не можешь думать о таком!
– Могу! Клянусь тебе, что могу! И мне кажется, что я схожу с ума. Прости, но мне нужно выйти на свежий воздух. Я задыхаюсь.
Секунду спустя его уже не было в Овальной гостиной – ни на кого не глядя, нечаянно толкнув одного или двух молодых людей, когда пробирался сквозь толпу придворных, Антуан исчез. Будь обиженные более воинственного нрава, не избежать бы ему двух дуэлей. Но могучее телосложение Антуана и его репутация бретера заранее умеряли желание вступить с ним в драку.
Тома понял, что друг сейчас не способен внимать доводам рассудка и проводил его сочувственным взглядом. Он и сам бы не отказался пойти подышать свежим воздухом в парк, а не оставаться в душном помещении, наполненном разнообразными запахами духов, которыми старались замаскировать другие, менее приятные ароматы. Но вот потянуло еще и едой: как видно, вот-вот должен был начаться королевский ужин. Однако запах пищи не пробудил у Тома аппетита, хотя его отсутствием он никогда не страдал. Но сейчас его затошнило, и он все же решил пройтись по парку. Расстояние между садом Дианы и садом Прудов, партером и большим парком [7]7
Очевидно, имеется в виду Английский сад.
[Закрыть]было достаточно велико, поэтому Антуан не мог обвинить друга в том, что тот его преследует.
Тома направился к лестнице, как вдруг услышал женский голос, который окликал его:
– Месье де Курси! Месье де Курси!.. Одно только слово, прошу вас!
Придерживая двумя руками нескладную юбку с фижмами по уродливой испанской моде, юная Элоди торопилась к Тома. Лицо ее раскраснелось, она была вне себя от волнения, и не удержи ее Тома, она влетела бы прямо в стену.
– Где... где... Антуан? Я хотела сказать... месье де Сарранс?
– Понятия не имею, мадемуазель, – совершенно искренне ответил Тома. – А вы, я вижу, очень взволнованы.
– И есть причина! Я так... так счастлива!
– Неужели до такой степени? Тогда не спешите так, успокойтесь.
– Не могу! У меня нет времени. Я должна увидеть его... сказать ему...
– Господи, Боже мой! Что же вы хотите ему сообщить?
– Маркиз де Сарранс, его отец, только что попросил моей руки у моей матери. Мы с Антуаном поженимся! И нам не нужно будет беспокоиться о будущем, потому что сам он женится на богатой флорентийке! Замечательно, не правда ли?
