Текст книги "Кинжал с красной лилией"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
– А-а... какое он принял решение относительно меня?
– Пока еще никакого, но всем нам назначена встреча на завтрашний день. Я пришла к вам, чтобы узнать, как вы себя чувствуете, и сообщить, что приеду завтра за вами после обеда. Его Величество решил собрать всех, кто принимал участие в ваших злоключениях, и прояснить наконец все обстоятельства. Само собой разумеется, туда приглашена и моя дочь, мадам де Верней, и вы не можете себе представить, как мы обе этому рады. Впервые за долгие годы она и толстая банкирша окажутся в одном зале дворца. Это будет... великолепно! – радостно заключила она и захлопала в ладоши, словно была юной девушкой и собиралась на первый в своей жизни бал.
– Там будут присутствовать господин де Кур-си и господин де Сарранс?
– Может ли быть иначе? Вы не знаете, но вчера они колотили друг друга, как два неотесанных извозчика, и, чтобы хоть как-то их утихомирить, прево д'Омон отправил их обоих в Шатле, но из предосторожности в разные камеры.
– Господи! Только этого не хватало! – горестно воскликнула Лоренца. – Они же друзья чуть ли не с детства! Выходит, что я поссорила их!
– Не принимайте близко к сердцу, дорогая! Эта история стара, как мир. Петушки живут дружно, но стоит появиться курочке, как они затевают войну. И не думайте печалиться по этому поводу, – проговорила мадам д'Антраг, поднимаясь со стула. – Лучше помолитесь как следует за того, кто дважды спас вам жизнь. Если бы судьи послушались второго, лежать бы вам уже под землей. Думайте в первую очередь о себе, милочка. Кстати, я принесла вам платье, чтобы завтра вы выглядели как положено. Вы как-никак вдова, и черное будет вам к лицу!
С этими словами Мария д'Антраг поцеловала Лоренцу в лоб, ласково погладила ее по голове в знак ободрения и оставила наедине со своими мыслями.
Часть третья
Гроза над Лувром
Глава 11
Оскорбление
По зрелом размышлении Генрих решил, что дело Лоренцы, деликатное со многих точек зрения, лучше слушать не в стенах Лувра. Слишком уж много задует сквозняков и столкнется подводных течений. И он попросил у своего друга де Сюлли предоставить ему помещение для встречи в Арсенале. Де Сюлли не только возглавлял артиллерию, не только исполнял должность министра финансов, но был к тому же главным посредником и примирителем в королевском семействе и эти свои обязанности исполнял едва ли не чаще других.
Арсенал был для де Сюлли и командным пунктом, и домом родным. Этот маленький дворец, расположенный неподалеку от Бастилии, был отреставрирован Генрихом в 1594 году и теперь выполнял функции несгораемого шкафа Франции. От Сены его отделяла чудесная аллея вязов, его окружал восхитительный сад, и в хорошую погоду королевская чета любила устраивать там пиршества. Иной раз случалось, что королева просила предоставить ей в этом дворце Большой зал, чтобы устроить в нем спектакль. Балеты она обожала и в дворцовых представлениях обычно исполняла главную роль...
Природа не наделила Максимильена де Бетюн, маркиза де Рони и герцога де Сюлли элегантной внешностью, столь необходимой для дипломатов. Он был толст, к своим сорока шести годам совершенно облысел, зато носил густую длинную бороду, глаза у него были голубые и холодные, а характер отвратительный, но работать он мог круглосуточно, и благодаря его трудам разоренная религиозными войнами Франция стала процветающей страной. Вне сферы его влияния оставались лишь вопросы внешней политики, которыми ведал ненавидимый им герцог де Вилеруа. Де Сюлли считал это своим временным недосмотром и надеялся в один прекрасный день его исправить.
С двенадцати лет он подружился с Генрихом, и дружба их оставалась нерушимой. Время от времени они ругались и ссорились, но все бури и испытания прошли вместе.
В красивую гостиную, располагавшуюся рядом с кабинетом герцога де Сюлли, слуга ввел дам д'Антраг, дочь и мать, которые сопровождали донну Лоренцу. Лоренца на этот раз была в черном бархатном платье, отделанном черным мехом, лицо ее скрывала черная вуаль, прикрепленная булавками к уложенным короной золотым волосам. При необходимости вуаль можно было легко откинуть. Лоренца была бледна, но не дрожала. Все три дамы заняли места, которые им были указаны, по правую руку от кресел, приготовленных для Их Величеств. По левую сторону стояло множество стульев. В камине горел огонь.
Де Сюлли вошел в гостиную сразу же вслед за дамами с обычным для него высокомерным видом. Мать д'Антраг он приветствовал с некоторой теплотой, зато дочь обдал ледяным холодом. Ей он был обязан множеством бессонных ночей, проведенных в поисках убедительных доводов, которые могли бы склеивать опять и опять разбиваемое ею вдребезги королевское супружество. Лоренцу он видел впервые, потому что не был в день ее представления королевскому двору в Фонтенбло, и удостоил девушку подобием улыбки.
– В самом деле, – вынес он свое суждение после того, как внимательно на нее посмотрел.
Мадам де Верней уже приоткрыла рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, но тут в гостиную вошли Жан д'Омон и Жак Санген в сопровождении судей, а вместе с ними Тома де Курси и Антуан де Сарранс, но уже не в качестве узников, хотя лица их явно побледнели после пребывания в камерах Шатле. Взгляды обоих юношей сразу же обратились в сторону Лоренцы, но если Тома послал ей радостную улыбку, то Антуан удостоил мрачной злобой, от которой Лоренца хоть и вздрогнула, но почувствовала, что в ней воспрянул боевой дух. К сожалению, оказалось, что молодой де Сарранс был ничем не лучше своего отца! Тот же ужасный характер и та же жестокость, недаром он по-прежнему желает ей смерти... Только Господь Бог знает, что бы с ней сталось, попади она в руки этого красавца!
Появление королевской четы отвлекло ее внимание от Антуана. Все присутствующие склонились в низком поклоне.
– Ваш покорный слуга, господа! – в ответ поприветствовал всех король с присущей ему веселой живостью. – Мадам, целую ваши ручки. Дорогой де Сюлли, спасибо тебе, что приютил нас и дал возможность разобраться наконец с событиями, тем более печальными, что ожидалась от них одна только радость.
– Хорошенькая радость, – язвительно заметила мадам де Верней. – Невинная дева семнадцати лет вступает в брак с грубым варваром, который годится ей в дедушки!
Королева, занятая размещением в кресле своего обширного наряда из коричневого бархата, расшитого золотом, жемчугом и отделанного мехом куницы, обратила в сторону мадам де Верней ядовитый взгляд:
– А эта-то что здесь делает?
Генрих улыбнулся своей любовнице и ласково похлопал по пухлой ручке жены.
– Будьте попокладистей, дорогая, и постарайтесь выказать хоть немного любезности. Мадам д'Антраг и ее дочь пожелали прийти сюда, чтобы дать свидетельские показания относительно той драмы, которая так занимает наше внимание.
Но Мария с энергией, противоречащей благовоспитанности, громко воскликнула:
– Они сыграли свою роль в этой мерзкой истории? Ничуть не удивляюсь!
– Важную роль! – сурово подчеркнул Его Величество. – Что делает им честь, потому что речь идет о милосердии.
– Милосердная Верней? Это что-то новенькое, и я хотела бы знать...
– Мадам, – прервал речь королевы де Сюлли, постаравшись, чтобы голос его звучал как можно более миролюбиво, – нам предстоит обсудить дело столь важное и столь трагическое, что хотелось бы, чтобы ваше внимание было целиком сосредоточено именно на нем. Все мы знаем, что на прошлой неделе состоялся судебный процесс под председательством господина прево города Парижа, и завершился он вынесением смертного приговора. Благодарение Господу, казнь не состоялась, так как в последнее мгновение появился главный свидетель.
– Интересно узнать, почему этот свидетель так долго не появлялся, – недовольно проскрипела королева. – Где прохлаждался этот посланник небес?
– Полагаю, вы ответите нам на этот вопрос, господин де Курси, – обратился к барону де Сюлли.
Тома встал и поклонился.
– Меня задержала нелепая случайность, которая не делает мне чести. Его Величество король отправил меня в Лондон, чтобы я как можно скорее привез в Париж сына маркиза де Сарранса, но моя лошадь, пустившись в галоп, столкнулась с телегой, груженной камнем. Лошадь умерла сразу, а я, раненный в голову, много дней пролежал без сознания.
– Где это произошло? – поинтересовался министр.
– Неподалеку от Бове, господин герцог.
– Очевидно, вас кто-то лечил? Кто и где вас лечил?
Тома внезапно смутился, и его смущение заметили все.
– Да, конечно, мне оказывали помощь. В замке неподалеку от города.
– Что это за замок? – поинтересовался король. – Я уверен, что у него есть название.
– Разумеется, есть, сир, но я покорнейше прошу Его Величество позволить мне не называть его и поверить на слово.
– Но почему, господи, прости?
– Сир! – снова недовольно проскрипела Мария. – Вы нарушаете ваш обет! Разве вы не пообещали вашему духовнику, отцу Котону, что никогда больше не будете божиться?
– Вы нашли самый удачный момент, чтобы мне о нем напомнить! – рассердился Генрих. – Так объясните, черт возьми, де Курси, почему вы отказываетесь назвать нам замок, где вас выходили?
– Из деликатности, сир. Поверьте, как только я поднялся на ноги, я сбежал, – признался молодой человек, смутившись и покраснев до ушей. – Прошу понять меня... Речь идет о даме!
В глазах у Генриха загорелись озорные огоньки, и его громкий смех разом разрядил напряжение, витавшее в воздухе.
– Если ты стал ее любовником, то не думаю, что это большая трагедия. И что? Она тебя так замечательно... лечила, что ты забыл обо всем?
– О, все было совсем не так! Она и в самом деле меня лечила и делала это замечательно, но когда я выздоровел, она не хотела меня отпускать. Она... она хотела, чтобы я на ней женился, и я находился под замком до тех пор, пока не придумал, как мне удрать. Мне даже пришлось украсть лошадь!
Теперь уже смеялся не один Генрих. Недовольна была только королева, всем своим видом она демонстрировала, что оскорблена в лучших чувствах.
– Хорошенький способ выразить благодарность. Что же, она была так уродлива, эта бедняжка?
–Да нет, вовсе нет! Но, я думаю, она была вдвое меня старше. По меньшей мере вдвое, я думаю.
– А я думаю, что мы удовлетворимся данным ответом, – заявил де Сюлли. – И вернемся к той ночи, когда был убит маркиз де Сарранс, и вы расскажете нам, что видели и что делали.
Тома обрел присущие ему спокойствие, краска сошла с его лица, и он рассказал, как пыталась покончить с собой донна Лоренца, как он вытащил ее из воды, как повстречался с мадам де Верней, как мадам де Верней решила доверить несчастную заботам своей матери, которая как никто умела врачевать самые болезненные раны.
Само собой разумеется, королева и тут нашла, к чему придраться:
– Почему вы не принесли ее в Лувр? У меня о ней позаботились бы не хуже, мой личный врач и мадам Кончини...
Ее вмешательство в очередной раз страшно рассердило ее супруга:
– Только не говорите мне, что вы сами стали бы за ней ухаживать! Вы, такая набожная, стали бы заботиться о самоубийце? Позвольте мне вам не поверить. Вы бы просто-напросто ждали, когда смерть сделает свое дело и заберет ее. А ее добрая тетушка всячески бы способствовала смерти бедняжки! Кстати, где эта тетушка? Я, кажется, приказал ее арестовать?
– Ваш приказ невозможно было выполнить, сир, мой супруг! Донна Гонория потеряла сознание, и я ее доверила...
– Немедленно приведите ее в сознание и доставьте сюда!
– Но...
Впервые за время заседания Марии де Медичи стало не по себе.
– В чем же дело?
Мария покашляла, поерзала на месте, нервно порылась в рукаве, ища носовой платок, нашла его, деликатно промокнула им ноздри и наконец снизошла до ответа:
– Этим утром моя дорогая Галигаи нашла ее комнату пустой. Донна Гонория незаметно прошла по покоям так, что никто ее не заметил. Похоже, она... исчезла!
– И она тоже?! Сто чертей и один дьявол! Мне кажется, исчезновения становятся у нас дурной традицией! Отыскать ее немедленно и чем скорее, тем лучше!
Прокурор Женен, до сих пор не проронивший ни слова, заговорил:
– Не будем придавать большого значения отсутствию донны Гонории, сир. Все ее показания у нас записаны.
– Но в них нет ни слова правды, – со вздохом произнесла Лоренца. – Она не переступала порога особняка де Сарранса. Ее не было среди дам, которые меня сопровождали...
– Ничего удивительного, она же пряталась! В любом случае, Ваши Величества, – продолжал Женен, обращаясь к королевской чете, – все, что сообщил нам барон де Курси, ни в чем не противоречит показаниям донны Гонории.
– Напрасно вы так считаете! – запротестовал барон. – Когда я нашел донну Лоренцу, она находилась в таком состоянии, что было очевидно, что она никак не могла справиться с таким крепким человеком, каким был маркиз. Маркиз де Сарранс обладал недюжинной силой, и он нанес весьма серьезные раны своей молодой супруге, когда хлестал ее.
– Вы забыли об одной подробности... Обвиняемая сама в ней призналась: она бросила в маркиза бронзовую фигурку и сделала это с такой силой, что он лишился сознания. Бесчувственному человеку легче легкого перерезать острым лезвием горло! После чего обвиняемая вполне могла убежать из особняка и броситься в Сену, очевидно, в ней заговорили раскаяние или угрызения совести. А может быть, она испугалась наказания за совершенное преступление – утонуть легче, чем подняться на эшафот.
– Что вы об этом знаете? – в ярости воскликнул Тома. – Вы что, уже испробовали и то, и другое?
На этот раз к гневу Тома примешивался и страх. Прокурор говорил так весомо и логично, что гнусный рассказ Гонории снова выглядел совершенно правдоподобно. И хотя Лоренца утверждала, что Гонория не присутствовала на свадебном пиру и вообще не появлялась в особняке, вполне можно было допустить, что она спряталась и... Как бы там ни было, но прокурор вновь перетянул чашу весов в сторону вины. Достаточно было взглянуть на насмешливую улыбку королевы, нахмуренные брови короля, обеспокоенные лица дам д'Антраг, торжествующее лицо прокурора... Все молчали, и в тишине раздался усталый голос Лоренцы:
– Но я не убивала маркиза де Сарранса. Клянусь спасением моей бессмертной души! Я не повинна в этом кровавом преступлении!
– Я вам верю! – воскликнул король, стукнув кулаком по подлокотнику кресла. – Я знаю, что ужас и отчаяние могут придать сил и подтолкнуть слабое существо искать спасения в бегстве, но никогда не слышал, чтобы под их влиянием человек опускался на колени и хладнокровно перерезал горло лежащему без чувств человеку. Вы же едва дышали, когда я вас увидел...
Генрих не успел закончить фразы. С воинственным блеском в глазах, с гневно раздутыми ноздрями его «ласковая» супруга воздвиглась, как монумент.
– Так вы ее видели? А где вы ее видели, как не у этой женщины?! – провозгласила она, протянув указующий перст в сторону мадам де Верней.
– И что тут такого? Что тут противоестественного? Когда де Курси рассказал мне о событиях той страшной ночи, я пожелал все увидеть своими собственными глазами, и, стало быть, донну Лоренцу я мог увидеть только там, где она находилась. Де Курси не отходил от меня ни на шаг, так ведь, барон?
– Да, я все время был рядом с Его Величеством, – солгал Тома с той уверенностью, которая всегда выглядит крайне убедительно. – Вернувшись в Лувр, я получил приказ немедленно отправиться в Англию и привезти оттуда господина де Сарранса, а главное, сообщить ему правду о том, что произошло до того, как до него дойдут слухи злопыхателей, которые уже начали распространяться по городу. Что касается донны Лоренцы, то она едва дышала и с минуты на минуту готова была угаснуть.
С редкой непринужденностью звучно кашлянув, королева вернулась на поле сражения.
– Неужели мадам д'Антраг обладает столь глубокими познаниями в медицине, что способна поставить на ноги умирающую? – спросила она.
Мелодичный голос пожилой дамы послужил приятным контрастом грубому тону Ее Величества.
– Нет, я не настолько сведуща в медицине, мадам, да и случай был исключительный. Но мы обратились к флорентийскому послу, мессиру Джованетти, он располагал услугами замечательного доктора Валериано де Кампо, который и лечил нашу гостью. О его медицинских талантах вы можете судить сами, взглянув на нее.
– К несчастью, он находится слишком далеко, чтобы дать нам свои показания, – гневно произнес король. – Хотел бы я знать, по какой причине вы в один миг отослали достойного Джованетти, который, надо сказать, служил вам верой и правдой! Отослать, даже не спросив моего мнения!
– Его отозвали. Новому великому герцогу никогда не приходились по душе его взгляды.
– Да неужели? И сколько же лет было теперешнему великому герцогу, когда вы и мессир Джованетти покинули Флоренцию? Восемь лет? Или уже девять? Я бы сказал, что свою политическую линию он начал вырабатывать удивительно рано.
Почувствовав, что в воздухе сгущаются тучи и вот-вот разразится семейный скандал, герцог де Сюлли отважно встал между противниками.
– По какой бы причине ни уехал Джованетти, сейчас это уже не имеет значения. Мы же здесь собрались, чтобы вынести окончательный приговор по делу об убийстве маркиза де Сарранса. Я искренне полагаю, что мы можем снять вину с донны Лоренцы. Убить маркиза она не могла.
– Но она могла подослать убийцу!
Головы присутствующих повернулись к Антуану, который поднялся со своего места, одержимый совершенно очевидным желанием жестокой мести. Сердце бедной Лоренцы упало. Что случилось с этим человеком, которого она полюбила с первого взгляда и который тоже ее полюбил, ведь она чувствовала это?! Почему он стал самым отъявленным ее врагом и обвинителем?
– Кто вам подсказал подобную бредовую идею? – осведомился де Сюлли с резкостью человека, который терпеть не может, когда ему противоречат. – Вы ничего не видели. Вы находились в Лондоне!
– Зато здесь был Тома де Курси, как он только что сообщил нам! Так почему бы ему не быть тем, кто...
Закончить свое предположение он не успел. Охваченный праведным возмущением, Тома со всей силы двинул Антуана в челюсть, да так, что сбил его с ног, и тот свалился на ковер. Тома продолжил бы драку, если бы присутствующие в зале стражники не удержали его.
– Думаю, что этого достаточно, де Сарранс? – сурово проговорил король. – Теперь, я надеюсь, вы откажетесь от своего обвинения?
– Нет, сир. Но я хотел сказать совсем другое. Мы до сих пор занимаем с де Курси одну квартиру, и у нас один слуга на двоих, который, собственно, является слугой барона...
И Антуан рассказал, как Грациан последовал за своим хозяином к особняку де Саррансов в то утро, когда обнаружилось убийство, как он стал преследовать удивительного пьяницу, который очень скоро протрезвел и привел его на улицу Пули, где, как выяснилось, он и жил. Как Грациан стал следить за этим человеком и видел, что тот отдал оружейнику в починку кинжал, украшенный красной лилией, и оружейник сделал этому кинжалу новый клинок. Человек был недоволен выполненной работой, находя, что она обойдется ему слишком дорого, и не хотел платить за нее...
– Известно имя этого человека? – прервал его рассказ де Сюлли.
– Бруно Бертини. Он флорентиец и, замечу, кстати, очень недурен собой и пользуется успехом у женщин.
Лоренца возмущенно вскинула голову.
– На что вы пытаетесь намекнуть? Я с этим человеком не знакома. И никогда его не видела!
– Не обязательно видеть того, кому даешь поручение! Одно совершенно неоспоримо: Бертини провел всю ночь в доме моего отца. Когда он из него вышел, его одежда была залита вином, что было отличной уловкой для того, чтобы скрыть пятна крови, а кинжал, который он отдал чинить оружейнику, прибыл в Париж в ваших сундуках, мадам! Сломался кинжал потому, что однажды уже был применен против моего отца, и случилось это накануне вашей свадьбы, и клинок погнулся, наткнувшись на кольчугу, которая в тот раз спасла маркизу жизнь. Вы сами рассказали, что несчастный отец показал вам этот кинжал и наказывал вас хлыстом, потому что вы покусились на его жизнь.
– Да, показывал и обвинял, но это значит, кинжал не мог быть в руках того, кто...
– Он мог подобрать его в опочивальне после того, как вы убежали...
– Выходит, что человек, которого я якобы подкупила, заранее предвидел все, что произойдет, и спокойно ждал, пока чудовище хлестало меня хлыстом, не обращая внимания на мои крики и не придя мне на помощь?
– Среди криков других пьяниц он мог не расслышать ваших.
– До какой же степени нужно меня ненавидеть, чтобы вообразить, будто я, испуганная, обезумевшая от боли и страдания, способна взять кинжал и...
– Я повторяю еще раз, что не считаю, будто вы это сделали собственными руками, но уверен, что вы подкупили этого человека.
– Когда и где я могла увидеться с ним? Я никогда раньше не бывала в Париже, меня привез сюда мессир Филиппо Джованетти, и между нашим приездом и проклятым венчанием прошло всего-навсего три дня, которые я провела в Лувре под стражей. Когда я могла найти в чужом городе человека, который, как я понимаю, прибыл в свите королевы девять лет тому назад, убедить его совершить убийство, передать ему кинжал и еще заплатить? Из каких денег, у меня уже не было ни лиара!
– Он был вашим земляком. Вы могли быть знакомы и раньше.
– Я воспитывалась в монастыре Мурати во Флоренции, а не в притоне. Там не могло быть наемных убийц!
– Он присутствовал на свадебном пире, значит, он не просто какой-то проходимец. Он мог быть другом вашей семьи.
Возмущенный возглас Лоренцы перекрыл голос короля, Генрих очень сухо проговорил:
– Вы говорите глупости, Антуан де Сарранс, и вам должно быть за это стыдно. Подобное озлобление недостойно благородного дворянина. Мы будем благодарны вам, господин прево, если вы как можно скорее отправите стражу за Бертини и приведете его сюда.
– Люди с ордером на арест уже отправлены, сир. Улица Пули совсем недалеко отсюда, и дом мадемуазель Мопэн давно у нас на заметке. Пока мы ожидаем, я осмелился бы спросить у короля, каково его мнение относительно воскрешения господином де Курси древнего закона Гуго Капета, я имею в виду изъявленное им на эшафоте желание взять в супруги донну Лоренцу?
– Я не даю своего согласия! – взревел Антуан. – Хочет она того или нет, но она вдова моего отца, и я единственный, кто вправе распоряжаться ее судьбой.
– Интересные новости, – пророкотал в ответ де Сюлли. – Пресловутое преступление сделало вас наследником вашего отца, иными словами, владельцем приданого его супруги, но к ней самой вы не имеете никакого отношения.
– Я не хочу ее приданого!
– Хотите или не хотите – воля ваша, но участь вдовы вправе решить только король, она его подданная, и этим все сказано.
– Если мое мнение еще что-то значит, – произнесла Лоренца с непередаваемой печалью, – то я от всей души благодарю барона де Курси за его благородное предложение, но не хочу, чтобы он жертвовал своим будущим и чуть ли не честью из-за своего милосердного сердца. Я освобождаю его от данного им слова.
– Даже если ваше решение вновь вернет вас в руки палача? – задал вопрос прево.
– Даже в этом случае, господин прево. Если судить по тому, что довелось мне пережить, выйдя из монастыря, я не создана для счастья, более того, я уже начала думать, что я... приношу несчастье. Двое мужчин заплатили жизнью, высказав желание взять меня в жены. Оба они мертвы, и я... я больше не хочу, чтобы меня винили в чьей-то смерти.
– Не печальте себя такими мыслями, – успокоил ее Тома с широкой улыбкой. – Я отлично могу о себе позаботиться и был бы счастлив получить право заботиться о вас, – добавил он, внезапно став очень серьезным. – Клянусь вам, и вы мне поверьте, что дело вовсе не в милосердии...
– Мы охотно верим тебе, Тома, – злобно выкрикнул Антуан. – Если бы у осужденной красовался на спине горб, нос был крючком, а глаза косили, ты бы вряд ли проявил бы такое благородство! Понадобилось, конечно, похвальное, я бы сказал, бахвальное мужество, чтобы заполучить в свою постель такую красавицу... Пусть даже несколько попорченную полученным наказанием!
– Сир! – воскликнула Лоренца. – Я умоляю вас, защитите! Это невыносимо!
И, залившись слезами, Лоренца бросилась в ноги государю:
– Отдайте господину де Саррансу мою голову, сир, раз он жаждет моей казни! Он вправе ненавидеть меня, веря, что я убила его отца, но оскорблять меня он не имеет права!
Ее отчаяние было так красноречиво, что мадам д'Антраг поспешила к ней, обняла и тоже, встав на колени, обратилась к королю:
– Сжальтесь над ней, сир, умоляю вас! Она слишком молода, чтобы выносить такие ужасы!
Пожав плечами, Мария де Медичи процедила с усмешкой:
– Комедия!
Генриетта де Верней издала оскорбленное «ах!», присоединилась к двум женщинам, но при этом осталась стоять.
– Ни для кого не секрет, что у вас нет сердца... мадам! – язвительно бросила она королеве. – Единственное, что вы умеете, это рисоваться, украсившись пудом драгоценностей! Но не таковы тяготы, достойные королевы Франции! А у Его Величества короля я прошу разрешения увезти мадам де Сарранс снова к нам. Она достаточно наслушалась сегодня разных речей, и, если вы все-таки решите предать ее смерти, то она, по крайней мере, дождется этого кошмара в тишине и покое. Но в этом случае я оставляю за собой право высказать все, что я думаю о вашем справедливом суде! Пойдемте, мама! Мы возвращаемся домой! – завершила мадам де Верней свою речь и наклонилась, чтобы помочь Лоренце подняться.
Королева разразилась проклятиями, зато Генрих с внезапным блеском в глазах расхохотался.
– Сердитесь, маркиза, сердитесь! Нельзя сказать, что вы совсем уж неправы. Конечно, есть предел тому, что может вынести столь юная особа! Но, быть может, стоит оказать хоть капельку почтения Ее Величеству королеве? Как вы думаете?
– Что посеешь, то и пожнешь, сир, – ответила маркиза, плавно делая изящнейший реверанс и сопроводив его убийственным взглядом в сторону королевы. – Что же касается меня, то нет предела моему уважению к моему королю! Уважению и любви, – закончила она почти что шепотом.
– Я очень скоро поспешу к вам с новостями, – прошептал он в ответ, лаская ее взглядом. И тут же, возвысив голос, властно произнес: – Сопроводите дам до их кареты, оказав им должное почтение!
Три дамы покинули зал, где воцарилась мертвая тишина. Но тихо там было недолго. Сначала послышались частые вздохи разобиженной королевы, потом она начала приглушенно рыдать, что предвещало скорый припадок, на какие Ее Величество была большая мастерица. Король тут же повернулся к жене, похлопал ее по руке и позвал:
– Мадам де Гершевиль!
Фрейлина появилась в одно мгновение.
– Что изволите, сир?
– Проводите королеву в Лувр! Она плохо себя чувствует... Дает себя знать ее положение!
Когда у Генриха появлялся вот такой особый тон, Мария знала: настаивать бесполезно, и предпочла поддержать предложенную им игру. Со страдающим видом она оперлась на руку мадам де Гершевиль, не потеряв, однако, ни капли своего величия, и вышла в сопровождении хозяина дома, который почтительнейшим образом ее сопровождал. Дожидаясь, пока де Сюлли вернется, Генрих обратился к двум юношам:
– Теперь поговорим по душам! Я хочу получить от вас искренние и прямые ответы. Маркиз, вы в самом деле уверены, что донна Лоренца виновата?
– Совершенно уверен, сир. Она не совершила убийства своими руками, но я полагаю, что Бертини был ее орудием, может быть, за плату, а, может быть, из преданности. Мы не знаем, что это за человек, но мы знаем, что красота донны Лоренцы обладает властью и способна пробуждать в мужчинах страсть. Мы не раз уже в этом убеждались.
– Да, начать хотя бы с вас! Мне это во сне привиделось, или вы, в самом деле, умоляли меня отослать вас куда-нибудь подальше, лишь бы не присутствовать на веселой свадьбе вашего отца с той, о которой до этого вы и слышать не хотели, будучи «безумно» влюблены в другую?
– Вы не ошибаетесь, сир. Все так и было. Как только я увидел донну Лоренцу, мне показалось, что с моих глаз спала пелена!
– Сто чертей и один дьявол, мой мальчик! Но с тех пор, как мне кажется, вы их крепко зажмурили и вдобавок надели шоры, чтобы, не дай бог, они не открылись. Неужели вы теперь всерьез хотите, чтобы она лишилась головы, и требуете совершить это любой ценой? Вы случайно не повредились умом, маркиз де Сарранс?
Тон короля был суровым. Антуан живо возразил:
– Я не повредился умом, сир! Но уверен, что меня околдовали. Флоренция, говорят, необычный город. Ходят слухи, что девушки там увлекаются магией и прибегают к колдовству.
Изумленный Тома хотел было возразить, но король вдруг начал смеяться и сквозь смех проговорил:
– Вы можете себе представить, как королева оседлала метлу и, надев островерхий колпачок, полетела на шабаш?.. Нет, вы только подумайте! Летит на метле... Хотя от высоты у нее бывают головокружения! А какой величины должна быть эта метла!..
Король заходился от смеха под изумленными взорами Жана д'Омона, прокурора Женена и Тома де Курси, но они, глядя на Его Величество, и сами тоже залились веселым смехом. Не смеялся один де Сарранс. Над ним явно издевались, и, если бы смеялся не государь, он бы тут же потребовал объяснений. Но теперь он вынужден был пуститься в объяснения сам, сказав, что Ее Величество, разумеется, вне подозрений, зато ее сернокислая придворная дама, знаменитая Леонора Галигаи, страшная, как смертный грех, которая шмыгает по королевским покоям под черной вуалью, будто злокозненная тень, без сомнения, обладает колдовскими чарами.
Генрих перестал смеяться.
– На этот раз вы попали не в бровь, а в глаз. Порой и на меня навевает жуть эта женщина! Но должен вам заметить, что между этим исчадием ада и очаровательным ребенком, которого вы с таким ожесточением хотите сжить со света, нет ни малейшего сходства. Придет время, и вы разберетесь в своих чувствах, мой мальчик!
Король повторил те же слова, что сказала ему странная сестра Доктрове, с которой Антуан повстречался на Гревской площади. А она была совершенно уверена в невиновности Лоренцы...
Король же, обратившись к Тома, продолжал:
– Перейдем теперь к вам, Тома де Курси! Вы многое взяли на себя в этом деле. Уверены ли вы, что повиновались лишь чувству сострадания, когда объявили о своей готовности взять в супруги ту, которая лишилась бы головы в следующую минуту?
Тома задумался на секунду, потом, поглядев прямо в глаза королю, ответил:
– Не знаю, сир!
– Ну, надо же! – язвительно пробормотал Антуан.
– Или вы замолчите, Сарранс, или я снова отправлю вас в Шатле. А вы, Курси, постарайтесь объясниться более ясно. Я задам вопрос по-другому: любите ли вы донну Лоренцу? Любите ли душой и телом?
