Текст книги "Кинжал с красной лилией"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
– Я желаю, чтобы на моих глазах достали содержимое твоих сундуков! Мне нужно убедиться, что у тебя есть все необходимое и ты будешь достойно выглядеть на венчании и свадьбе.
– Ее Величеству не о чем беспокоиться. Великая герцогиня Кристина сама наблюдала за приготовлениями к будущей свадьбе, и я полагаю, что у меня ни в чем нет недостатка.
– Вот это мы и проверим! Начинаем! И пусть служанки поторопятся!
Все, что последовало за приказанием, выглядело настоящим кошмаром. Бибиену, Нону и донну Гонорию выставили за дверь, а две камеристки королевы принялись опорожнять сундуки и содержимое огромных дорожных кофров. Лоренца мгновенно сообразила, что речь идет вовсе не о том, хватает ли ей всего необходимого для свадьбы, королева просто-напросто хочет знать, какие богатства прибыли из Флоренции. Каждый наряд был развернут и показан Марии, а она не уставала восхищаться искусством флорентийских мастеров, откровенно сожалея, что не втиснется ни в одно из этих восхитительных платьев. После платьев перешли к ларцам с драгоценностями, которые тоже нужно было как следует рассмотреть. Кроме прекрасных украшений, которые Лоренца получила по наследству от матери, чета великих герцогов одарила ее великолепными подарками перед предстоящей свадьбой с Витторио и не забрала их обратно. Лоренца вернула семье Строцци только кольцо с изумрудом, подаренное ей на обручение, и те украшения, которые подарил ей Витторио.
Осмотр длился не минуту и не две... Мария де Медичи с горящими глазами и трепещущими ноздрями брала одно украшение за другим, любовалась ими, прикладывала к груди ожерелья, примеряла браслеты и кольца. Когда все было внимательно осмотрено, Ее Величество отложило в сторону парюру из розового жемчуга с мелкими бриллиантами, два браслета на правую и левую руки из изумрудов, сапфиров и жемчуга и застежку для накидки в виде букета цветов из разноцветных драгоценных камней.
– Я забираю у тебя эти драгоценности, – преспокойно заявила королева. – Они так хороши, что я хочу иметь точно такие же и отдам ювелиру, чтобы он сделал их копии. Надеюсь, у тебя нет на этот счет возражений. У тебя достаточно красивых вещей, и без этих ты пока обойдешься.
И, не ожидая ответа Лоренцы, у которой горло перехватило от подобной дерзости, – она прекрасно понимала, что если и увидит свои украшения, то только во сне! – королева уложила свою добычу в один из ларчиков, передала его мадемуазель дю Тийе и удалилась, оставив позади себя невероятный беспорядок. На пороге, однако, Ее Величество обернулась.
– Ты будешь обвенчана послезавтра вечером. До этого дня ты не покинешь своих покоев. Тебе будут приносить все, что может тебе понадобиться.
И Ее Величество выплыла вместе со своими придворными дамами, которые продолжали обсуждать наряды Лоренцы, словно побывали на показе мод.
Лоренца осталась наедине с Бибиеной, которая пребывала в ярости, не имея возможности сказать ни единого слова, пока Мария де Медичи самовластно распоряжалась достоянием ее госпожи.
Теперь, цедя сквозь зубы проклятия, она складывала платья, плащи и накидки, нижние рубашки, пояса, чулки и другие всевозможные мелочи женского обихода, наваленные на кровати. Лоренца помогала ей, стараясь обуздать душивший ее гнев. Она ненавидела толстую грубую женщину, которая занимала престол королевы Франции, не имея даже представлений о законах гостеприимства, столь дорогих для сердца каждого благородного флорентийца. И это одна из Медичи!
Когда последний сундук был закрыт, Лоренца сказала:
– Ну что ж, придется подумать, как нам устроиться на ночь. У нас только две кровати, и ты, Бибиена, ляжешь со мной, а донна Гонория с... Но где же донна Гонория? Господь ведает, что я никогда ее не любила, но и она не заслуживает подобного постыдного обращения!
– Я думаю, что она так и стоит за дверью, – откликнулась Бибиена. – Я слышала, как она плакала.
– Боже мой! Да где же она?
Лоренца выбежала за дверь. Донна Гонория в самом деле сидела на узкой резной скамье, украшавшей вместе с позолоченными деревянными светильниками длинную галерею, куда выходили двери покоев. Гонория, сгорбившись и закрыв лицо руками, была похожа скорее на узел с бельем, чем на благородную даму. Она плакала навзрыд, а рядом с ней стояла женщина, закутанная с головы до пят в черную вуаль, и что-то тихо ей говорила. Когда Лоренца к ним приблизилась, женщина под вуалью выпрямилась, и Лоренца увидела у нее в руках кубок.
– Я хочу, чтобы она выпила хотя бы несколько глотков успокоительного, но мне кажется, она меня даже не слышит, – произнесла дама.
– Очень жаль, – отозвалась Лоренца и добавила: – У вас такой удивительно красивый голос!
Она была так поражена присутствием незнакомки, что не могла быть неискренней. А голос незнакомки был и в самом деле чарующим – теплый, глубокий, низкий и вместе с тем ласкающий, он лился и завораживал. Может быть, влияние этой женщины на Марию де Медичи объяснялось ее необыкновенным голосом? Может быть, благодаря ему подруга ранней юности королевы по-прежнему была ей так дорога?
– Вы ведь Леонора Галигаи, не так ли? – осведомилась Лоренца.
– Я была Галигаи, теперь я Леонора Кончини, – горделиво отозвалась женщина. – Мне показалось необходимым и естественным прийти на помощь даме, родившейся во Флоренции.
Разговор двух женщин прервал очередной всплеск отчаяния Гонории. Потом она подняла голову, перестала плакать, посмотрела на одну и другую собеседницу, перевела дыхание и протянула руку к кубку – золотому! – который ей протягивала Галигаи.
– Как утешительно встретить наконец в этой варварской стране человека, который достойно обращается с благородной дамой... Тогда как королева... а она ведь дочь Тосканы!.. Она меня, можно сказать... да, она меня похитила из дома мессира Джованетти, не дав мне времени даже одеться... А когда меня привезли сюда... Меня выставили за дверь, как жалкую судомойку! Меня! Даму Даванцатти! Что со мной будет? Господи, боже мой, чего мне ждать?..
И она снова принялась рыдать и жаловаться на судьбу, хотя чем дальше, тем меньше ее горе вызывало сочувствия.
Лоренца попыталась успокоить свою несчастную тетушку.
– Стоит ли так горевать, тетя Гонория! Мы сумеем устроиться, тем более что речь идет всего лишь о каких-то двух днях, – проговорила она не без горечи. – Вы займете одну из кроватей и ляжете вместе с Ноной...
– Никогда в жизни я не буду спать вместе со служанкой!
– Ну, тогда вместе со мной, – смиренно предложила Лоренца.
– И с тобой никогда! Я хочу иметь свою собственную постель! Для меня одной!
– Вы позволите мне взглянуть на ваши покои? – спросила дама Кончини.
Она вошла в их комнаты и тут же вышла обратно. Заговорив, она подняла свою траурную вуаль, и Лоренца увидела вульгарное лицо с длинным носом, выдающимся вперед подбородком, маленькими подвижными черными глазками и искусственными завитушками, выкрашенными в светлый цвет несомненно для того, чтобы скрыть раннюю седину. Большой рот и желтоватый цвет лица, свидетельствующий о дурном здоровье, дополняли портрет. Вполне возможно, что долгое расположение Марии де Медичи к этой женщине объяснялось ее непривлекательной внешностью...
– Не понимаю, как Ее Величество королева могла поселить вас здесь! – вздохнула она. – Тут едва хватает места для одной персоны. И если вы согласитесь принять мое гостеприимство, донна Гонория, то я буду счастлива предложить вам комнату, более достойную вас, чем этот сарай...
– Неужели? Как это любезно с вашей стороны! Но что скажет Ее Величество?
– Не думайте об этом. Я беру на себя заботу все уладить с королевой. Можете быть уверены, что уже завтра утром она поймет свою неправоту. Если вы сочтете нужным прислать еще и служанку, донна Лоренца, то ей тоже найдется постель.
Лоренца не без удивления смотрела вслед двум дамам, которые удалились, оживленно беседуя, словно были давным-давно знакомы, а ведь донна Гонория на протяжении всего путешествия, как только слышала от Джованетти о фаворитке королевы, выражала пренебрежение, если не сказать презрение к ничтожной простолюдинке.
Простолюдинку звали Леонора Дори, ее отцом был гробовщик, а матерью прачка, которая удостоилась чести стать кормилицей крошки Марии. Девочку пригласили в покои для развлечения маленькой госпожи, которая после тяжкой болезни страдала меланхолией. Живая, веселая гостья очень скоро стала необходима малоподвижной мрачной Марии. Они сдружились до такой степени, что, когда стали поговаривать о браке Марии де Медичи с королем Франции, она задумалась, каким образом облагородить свою подругу. Но Леонора сама о себе позаботилась. Благодаря попустительству Марии она успела составить себе недурное состояние и нашла для себя приемного отца, старичка из древнего и благородного рода, живущего в страшной нищете. Сам Карл Великий посвятил когда-то предка Гвидо Галигаи в рыцари, а теперь Гвидо за кругленькую сумму был счастлив удочерить безродную Леонору. Став Леонорой Галигаи, дочь гробовщика и прачки обзавелась гербом и длинной чередой предков и могла с высоко поднятой головой шествовать в свите будущей королевы Франции.
С тех пор незаметно, но неуклонно фаворитка управляла жизнью Марии, не забывая позаботиться о том, чтобы росло ее собственное состояние. Влюбившись до безумия в красавца Кончини, она сумела склонить его к браку, быть может, благодаря тому, что могла добиться от своей госпожи всего, чего хотела. Ловкий молодой интриган счел, что такая жена будет самым выгодным и удобным инструментом в его руках и поможет ему добраться до невиданных высот, на какие он никак не мог рассчитывать, прибыв в Париж вместе с двумя тысячами зубастых итальянцев, составивших свиту новой королевы. Со своей стороны он приложил все усилия, чтобы тоже стать любимчиком королевы, после чего супружеская чета почувствовала себя в силах противостоять всем напастям, не исключая даже гнева короля, который ненавидел обоих и горел желанием отправить их за Альпы. К сожалению, постоянные влюбленности короля на стороне ставили его в невыгодное положение, они вызывали бешеную ярость Марии, справиться с которой умела только Леонора.
Когда страсть короля к злокозненной Генриетте д'Антраг, маркизе де Верней, наконец угасла, он внезапно обрел полноту власти, и Мария чуть было не оказалась в роли разведенной жены. Однако Леонора стояла на страже интересов своей госпожи и посоветовала ей купить дружбу самого близкого друга Генриха, его старинного боевого товарища, предложив ему в невестки девушку с богатым приданым. И тогда министр де Сюлли, тоже старинный друг Генриха, которому были поручены финансы страны и от которого король постоянно требовал дополнительных услуг на свое немалое хозяйство, понял, что Его Величеству никогда не избавиться ни от толстой банкирши, ни от Кончини, и что Его Величество, храбрец, каких мало, этой компании даже несколько побаивается.
Лоренца уже на следующий день после переезда в Лувр сумела оценить влиятельность дамы под черной вуалью. Когда она погибала от тоски у себя в спальне, куда ей только лишь приносили еду, не более, к ней вдруг среди дня прибежала совершенно преобразившаяся донна Гонория. Из черной бездны отчаяния она вознеслась до сияющих высот удовлетворенной гордости.
– Само небо послало нам соседство с донной Леонорой! – обрадованно заявила она. – Сегодня утром она повела меня к королеве, Ее Величество оказала мне ласковейший прием и даже извинилась за то, как со мной обошлись. Вчера королева очень плохо себя чувствовала...
– Плохо себя чувствовала? – переспросила Лоренца. – Что-то я этого не заметила, когда она с жадностью рылась в моих сундуках и даже отобрала у меня часть моих драгоценностей.
– Что за недостойные мысли вас посещают, дорогая! Ведь Ее Величество сказала вам, что желает их только скопировать. Но даже если королева задумает их себе оставить, то это будет, по моему мнению, лишь скромное вознаграждение за те хлопоты, какие вы ей доставили...
– Я ей доставила хлопоты? Что за чушь! Я, напротив, покончила со всеми ее хлопотами, потому что король отказался от мысли...
– С ней развестись? Глупая сказка! Об этом не было и речи. Просто королева по своей доброте душевной решила поправить нищенское положение, в котором ее супруг оставил своего ближайшего друга, и предложила ему брак с вами...
– Я хотела бы послушать, как вы поделитесь этим вздором с мессиром Джованетти.
– С мессиром Джованетти? Да этот идиот ничего не понял!
– У меня не возникло впечатления, что он идиот. И его слова не расходились с тем, что мне сообщил Его высочество великий герцог.
– Мало ли чего они наговорят! Джованетти хотел благородно выглядеть. Если ему был до крайности необходим ваш брак, то скажите на милость, почему он явился вчера утром к королю и просил позволить вам вернуться во Флоренцию?
– Оставив мое приданое в качестве компенсации, чтобы старичок не потерял все разом?
– Старичок? Вы так говорите, потому что он не ветрогон вроде своего сынка! Он... я бы сказала, в расцвете сил!
– Если он вам так нравится, тетя, я бы вам посоветовала выйти за него замуж. А свое приданое я дарю вам в подарок.
– Перестаньте говорить глупости! Господин де Сарранс желает вас видеть своей женой, и это его право. А королю не стоило бы вмешиваться в это дело и делать предложения... оскорбительные для королевы. Именно из-за этого она так плохо себя вчера чувствовала, и ее можно понять!
– Оскорбительные? Интересно, по какой причине?
– Да потому что король хочет залучить вас в свою собственную постель! Ее Величество прекрасно все понимает и на этот счет не ошибается! Так что сидите здесь и ждите, пока не придут вас одевать для церемонии венчания. А потом вы будете находиться в распоряжении своего супруга, и его долгом станет охранять свое достояние! Его долгом и моим тоже!
– Почему же вашим?
– Потому что, как и положено, я буду жить в особняке де Сарранса. Королева придает огромное значение тому, чтобы я находилась подле вас. В этом случае она будет совершенно спокойна, что ее супруг не будет тереться возле ваших юбок.
Гнев и отвращение поднялись смутной волной, перехватив горло Лоренцы, помешав ей горько расплакаться. У нее было ощущение, что расписной, украшенный золотом потолок опустился и придавил ее. Но, кроме отвращения, она испытывала стыд за вечно недовольную и злобную Го-норию, которая вмиг позабыла и свое положение, и гордость, согласившись по наущению низкой простолюдинки на роль соглядатая в благодарность за питье из золотого кубка и предоставленную ей комнату. По своим душевным качествам Го-нория совсем не походила на своего брата, благородного дворянина Франческо Даванцатти, отца Лоренцы, о котором Флоренция хранила память как о самом достойном из своих горожан. Лоренца никогда не любила Гонории – и, пожалуй, она была единственной, кого девушка не любила, – но теперь, когда родная тетя посмела объявить себя ее тюремщицей, у нее возникло желание плюнуть ей в лицо.
– Какая перемена! – проговорила она с презрительной улыбкой. – Вы помните, какими словами вы называли сеньору Галигаи, когда мы покидали Флоренцию? Самыми мягкими из них были шлюха, отброс человечества, чертово отродье. А теперь вы стали... Но кем, собственно? – облагодетельствованной ею рабыней, ее дорогой подругой, горячей обожательницей? Вы, Даванцатти!
Лучившаяся радостью мегера побагровела под обвиняющим взглядом черных глаз, который пригвоздил ее к невидимому позорному столбу. В ответ донна Гонория пожала плечами, надеясь, что ее жест сойдет за снисходительное пренебрежение.
– Людей должно ценить по той пользе, которую они могут нам принести. Признаю, что я была слишком простодушна, доверяя злым слухам, которые ходили у нас в городе. Леонора вполне располагает к себе. Только низкие души собирают все сплетни, которыми живет улица. Привязанность королевы говорит о многом, и я посоветовала бы вам относиться к мадам Кончини соответственно. Благодаря ей наша бедная государыня так по-христиански переносит обиды, которые не устает наносить ей супруг, этот еретик, этот...
– Если Мария де Медичи королева, то только благодаря этому еретику, поскольку он король.
И я в свою очередь тоже дам вам совет: вам следует быть к нему немного почтительнее.
– Но он мне не нравится! Почитаешь тех, кто заслуживает почтения, и...
Но донне Гонории не пришлось завершить свою речь. Лоренца, не в силах больше выносить присутствие злобной ханжи, взяла ее за руку и вывела за дверь, несмотря на громкие протесты. А, закрывая дверь, не забыла повернуть красивую позолоченную ручку из бронзы, заперев ее на замок И тогда уж, не противясь более своему горю, бросилась на кровать и заплакала. Слезы все лились и лились, и Бибиена села рядом со своей несчастной девочкой, обняла ее и стала баюкать, ничего не говоря и только гладя по головке, как утешала ее, когда та была малюткой.
Прижавшись к большой и теплой груди кормилицы, Лоренца мало-помалу успокоилась, и ее сердце перестало трепетать, как испуганная птичка. Прошло еще несколько минут, и она поднялась, взяла из рук Бибиены батистовый платочек, вытерла нос и глаза и с отчаянием посмотрела на свою кормилицу.
– Надеюсь, ты все слышала?
– Думаю, она специально кричала так громко.
– Злобная гарпия окончательно и бесповоротно встала на сторону моих врагов. Я не должна тешить себя иллюзиями, здесь меня ждут только горе и беды. Королева возненавидела меня, не успев даже познакомиться...
– Она тщеславная, глупая и злая. А ты такая красивая! И к тому же на глазах у всех посмела пойти против ее воли, отказавшись выйти замуж за противного старика.
– Конечно, промолчав, я поступила бы разумнее. Завтра вечером я стану его собственностью, и он запрет меня у себя в доме под охраной Гонории... Жизнь моя превратится в ад. Если бы я могла сбежать! Но никто не хочет мне помочь! Я умоляла мессира Джованетти дать мне возможность вернуться во Флоренцию, но он отказал мне...
– А ведь он тебя любит...
– С чего ты взяла?
– Говорю я мало, но глаз у меня зоркий, и он меня еще не подводил. Говорю тебе: он тебя любит!
– Но его любовь никоим образом не проявляется. Думаю, что куда больше он боится потерять свое место. Не забывай, что за мной его послала наша ужасная королева.
– Я уверена, что он всей душой хочет тебе помочь. Иначе тебя не увезли бы с такой поспешностью из-под его крова. И как раз в тот самый миг, когда он говорил с королем. К тому же, если я правильно поняла, он пытался убедить его, что старику лучше от тебя отказаться.
– Но король есть король, черт побери! Он может отдать приказ! Но он не хочет! Мне не на кого рассчитывать, кроме самой себя. Так что завтра...
– Что ты собираешься делать? Не пугай меня!
– Не стоит пугаться. Я воспользуюсь единственным оружием, которое у меня есть. Кстати, ты не знаешь, где кинжал с красной лилией? Он лежал у меня под подушкой. Когда к нам явилась сухопарая мадемуазель, она устроила такой беспорядок, что, боюсь, я его забыла...
– Зачем тебе кинжал, который уже причинил тебе столько зла?
– Пусть избавит меня от тех, кого мне приготовило будущее. Он послужит мне защитой, понимаешь?
– Ты обратишь его против других или против самой себя? Кинжал – мужское оружие, и оно всегда мне внушало страх.
– Тебе внушали страх кинжалы, а мне внушают страх люди, которых я вижу здесь! Мне кажется, что при этом дворе нужно опасаться всего и всех. Я думаю, что мой кинжал остался у мессира Филиппо. Завтра ты сходишь и принесешь его.
– Если меня отсюда выпустят. Ты заметила, что в обоих концах галереи несут охрану гвардейцы? Они ведь не зря там стоят!
– Ну, так узнаем, зря или не зря! Подай мне плащ, перчатки, оденься сама, и мы попробуем выйти.
– Я уверена, что нас отсюда не выпустят.
Как оказалось, Бибиена была права. Только они приблизились к выходу, солдаты скрестили протазаны, загораживая проход. Лоренца попробовала настоять на своем, говоря, что направляется в церковь, но солдат, хоть и с улыбкой, возразил:
– Сожалею, мадам, но приказ есть приказ: вы не можете покинуть дворец ни под каким предлогом.
– Мне не позволено даже молиться?
– Почему бы вам не помолиться у себя в комнате? Господь Бог повсюду с нами, – благочестиво добавил он, глядя на нее с нескрываемым восхищением и воздавая дань ее чудесной красоте.
– А моя служанка может выйти? Мне нужно сделать кое-какие покупки.
– Она сделает их завтра или послезавтра. К сожалению, у меня приказ, мадам, и если я не подчинюсь ему, меня жестоко накажут. И с противоположной стороны вам скажут совершенно то же самое.
– Но я же не одна живу на этом этаже!
– Сейчас вы живете здесь одна. Герцогини де Монпансье нет в Париже, а сеньора Кончини пользуется особой лестницей, которая ведет прямо в покои Ее Величества. Почему бы вам не обратиться к мадам Кончини? Она тут заправляет и дождем, и солнцем, – посоветовал гвардеец, понизив голос до шепота.
– Именно поэтому я к ней и не обращусь, – ответила Лоренца. – Благодарю вас, месье...?
Вопросительная интонация предполагала ответ. Молодой человек покраснел, поправил шляпу, но глаза у него засияли, и он ответил:
– Д'Ушье! Матье д'Ушье, готовый всегда к вашим услугам, мадам, но только не при этих обстоятельствах. Поверьте, я бы так хотел вас порадовать!
Сомнений в его искренности не было, и все-таки Лоренца вынуждена была вернуться в свое временное пристанище. Тогда она решила заняться поисками и с помощью Бибиены принялась вновь перекладывать все вещи в надежде отыскать кинжал. Они снова пересмотрели содержимое сундуков и убедились, что кинжал отсутствует. На секунду Лоренца загорелась мыслью попросить Матье д'Ушье зайти к ней после дежурства, но тут же от нее отказалась: молодой человек не один стоял на посту в конце галереи, и лицо его товарища сохраняло каменное выражение во все время их разговора. Она вовсе не хотела создавать молодому человеку проблемы, последствия которых могли быть довольно опасными.
День тянулся, никто не навещал юную флорентийку, а из слуг, что приносили завтраки и обеды, нельзя было вытянуть ни единого слова. Дама под черной вуалью вместе с королевой, как видно, решили окружить свою гостью стеной молчания.
Прошла ночь, настало утро, и оно ничем не отличалось от предыдущего. Только во второй половине дня, ближе к вечеру, на пороге появилась мадемуазель дю Тийе, возглавляя целую процессию слуг и горничных.
– Сегодня вечером вас обвенчают, – сообщила мадемуазель, остановившись посередине комнаты и не считая нужным утруждать себя проявлениями вежливости. – Пора вас одевать. В каком из сундуков лежит ваше подвенечное платье? Очень хорошо. Завтра все ваши сундуки переправят в особняк маркиза де Сарранса, куда проводят и вас, как только церемония завершится.
– Мне говорили, что первая ночь пройдет в Лувре.
– Да, так предполагалось, но ваш будущий супруг решил иначе, он не желает выставлять вашу супружескую жизнь напоказ и хочет, чтобы она протекала вдали от посторонних глаз. Сейчас особняк готовят к торжественному событию. Вы сможете длить вашу брачную ночь, сколько пожелаете. Растянуть ее на много-много дней. Что вполне возможно, если видеть пыл...
– Где находится этот особняк?
– Вы хорошо знаете Париж?
– Совсем не знаю, но, тем не менее, хотела бы...
– В таком случае, не понимаю, чем вам это поможет, но все-таки отвечу: на улице Бетизи. Совсем недалеко от церкви, где вас будут венчать. Вы отправитесь туда под надежной охраной, и, стало быть, бедняжка де Сарранс будет избавлен от очередной неприятности.
– Какой неприятности? Прошу вас, мадам, не говорите загадками! Из вас каждое слово нужно вытягивать клещами! – в нетерпении воскликнула девушка.
Шарлотта дю Тийе ничуть не обиделась на слова Лоренцы и даже рассмеялась.
– На самом деле, пустяки: вы чуть было не овдовели, не успев обвенчаться.
– О чем вы говорите?
– Вчера вечером какой-то злоумышленник, которого не сумели отыскать, вознамерился убить вашего нареченного, когда он пешком возвращался к себе домой в сопровождении одного только слуги. Ему всадили кинжал в спину! Должна вам сказать, что, судя по этому событию, вы очень опасная женщина! Кинжал пригвоздил еще и записку, написанную на итальянском языке, и в ней было сказано, что все, кто претендуют на вашу руку, обречены на смерть... Полно, дорогая! Возьмите себя в руки! С чего это вы так побледнели?
При этом известии ноги у Лоренцы подкосились, и она едва не упала в обморок. Мадемуазель дю Тийе потрепала ее по щеке.
– Говорят, что во Флоренции уже убили одного молодого человека, за которого вы собирались выйти замуж. По счастью, де Сарранс слышал флорентийскую историю и принял меры предосторожности, не желая стать второй жертвой.
– Он... Он жив?
– Живехонек! И стал еще проворнее. Ваш посол рассказал ему о флорентийском происшествии, и он хорошенько приготовился: стал носить под камзолом кольчугу, длинную, от шеи до колен. А теперь пойдемте готовиться. Для начала вы примете ванну, а потом вас умастят ароматными маслами, чтобы нежность вашей кожи и аромат вашей юности заставили позабыть вашего супруга о пережитом им скверном приключении. Нет сомнения, что злодея рано или поздно поймают, и он заплатит за свое преступление казнью на эшафоте. Кто знает, возможно, в тот самый миг, когда старый козлик оседлает свою козочку.
Несмотря на то что Лоренца провела при дворе довольно мало времени, она успела заметить, что язык здесь куда солонее, чем во дворце Питти, и сейчас представшая перед ее глазами картинка была настолько отчетлива и мерзка, что ей пришлось прикрыть лицо руками, чтобы немного прийти в себя. Итак, таинственный убийца, который навсегда разлучил ее с Витторио, последовал за ней и во Францию и продолжил свою зловещую деятельность. К несчастью, его удар оказался не смертельным. Да, к несчастью. Лоренца не боялась себе признаться, что, будь де Сарранс убит, она была бы настолько же счастлива, насколько была несчастна, когда убили Витторио. Она избавилась бы от ненавистного брака, пусть бы даже ценой мрачной тени, которой покрыла бы ее жизнь страшная угроза...
Одно ее утешало: убийца, несомненно, ее соотечественник, не был пойман. Он по-прежнему оставался на свободе, и, значит, ей было на что надеяться... Теперь он подготовится лучше, зная, что де Сарранс позаботился о своей безопасности. Но от свадьбы ее уже никто не избавит, и она станет добычей старика, потому что весь двор будет присутствовать на церемонии и молодых супругов проводят до порога спальни...
Все, что потом происходило с Лоренцой, было похоже на дурной сон, от которого некуда было убежать, потому что действительность была не лучше. Лоренцу искупали, умастили маслами, надушили, одели и причесали, после чего отвели к королеве, где ее появление произвело фурор. Она была одета в атласное белое платье, расшитое золотом, в котором собиралась встать рядом с Витторио Строцци в Дуомо и поклясться ему в вечной любви и верности, и была, несмотря на смертельную бледность, так хороша, что у всех, кто смотрел на нее, дух захватывало.
Широкая, по флорентийской моде, юбка Лоренцы была без уродливых фижм и завершалась сзади небольшим шлейфом. Большой воротник в виде веера из великолепных кружев с золотой нитью служил чудесным фоном для ее лебединой шеи, а кружевная вставка, что шла от шеи к нежной девичьей груди, не стесненной корсетом из китового уса, вся была расшита жемчужинками. Гребни и заколки с жемчугом поддерживали пышные блестящие волосы, заплетенные в косы и забранные под золотую сетку, тоже украшенную жемчужинами. Из-под гребней спускалась короткая кружевная вуаль. Кроме серег, ни одно украшение не мешало любоваться изяществом шеи, груди и плеч. Не было украшений ни на запястьях, ни на пальцах, ни на поясе – великолепное платье и дивная фигура не нуждались в дополнительных прикрасах.
Скованная безнадежным отчаянием, Лоренца не видела никого из тех, с кем вынуждена была здороваться, и даже перед королем и королевой присела в низком реверансе, как сомнамбула. Она искала только одно лицо – лицо Джованетти – и не могла его найти. Кортеж тронулся в путь, и она механически заняла свое место между двумя женщинами, которые должны были вести ее к алтарю: тетей Гонорией, надувшейся от гордости в муаровом епископском пурпуре с аметистами и жемчугом, и мадам де Гершевиль, представляющей королеву. Церковь Сен-Жермен-Л'Осеруа, где было назначено венчание, находилась не слишком далеко от Лувра, но Лоренца была благодарна чьей-то неведомой руке, набросившей на ее плечи плащ, который согрел ее, заледеневшую.
На улице было сыро и холодно, но путь был недолог, и вот она уже вступила в церковь, сияющую горящими свечами, где ждал ее будущий супруг, к которому ее подвели донна Гонория и мадам де Гершевиль. В этот миг туман, который с утра окружил Лоренцу, словно кокон, внезапно рассеялся. Неужели ее и в самом деле отдадут этому седому старику, который смотрит на нее с вожделением, не считая нужным даже его скрывать?
Между тем маркиз Гектор де Сарранс позаботился о своей внешности ради такого торжественного случая. Обычно он одевался с такой же небрежностью, как и король, но на этот раз облачился в бархатный камзол и штаны до колен золотисто-коричневого цвета, отделанные атласным сутажом в тон. Его голова покоилась на высоком плоеном воротнике, как на блюде. Волосы ему коротко подстригли, бородку тоже привели в порядок и расчесали, а улыбка, с которой он смотрел на ту, что сейчас окажется у него в руках, обнажала явно почищенные зубы. От маркиза пахло амброй, и ее сладковатый запах окончательно вернул Лоренцу на землю, заставив несколько раз чихнуть, что вызвало приглушенные смешки у собравшихся. Но вот уже священник в облачении алого цвета приблизился к жениху с невестой, за ним следом мальчики из хора, один с кадилом, дымящимся ладаном, другой с подносом, на котором лежали кольца. Орган смолк, чтобы все могли расслышать священные клятвы.
Гектор громко и решительно выразил свою волю и желание взять в супруги мадемуазель Даванцатти, но когда пришел черед Лоренцы и будущий супруг повернулся к ней, в ответ он не услышал ни слова. Молчание оказалось тем весомее, что в церкви стояла гробовая тишина, – все затаили дыхание, боясь пропустить хоть слово.
Священник насупил брови и кашлянул, надеясь привлечь внимание невесты, которая не сводила глаз с алтарного креста.
– Извольте посмотреть на меня и отвечать, мадемуазель, – произнес пастырь не без суровости. – Берете ли вы в мужья присутствующего здесь Гектора-Людовика-Жозефа, маркиза де Сарранса? Клянетесь ли быть ему...
