Текст книги "Безымянное семейство (с иллюстрациями)"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Чего же вы ждете? – спросил де Водрель.

– Я жду только случая, который окончательно настроит патриотов против англосаксонской тирании, – сказал в ответ Жан, – и такой случай скоро представится. Через несколько дней депутаты оппозиции откажут генерал-губернатору в праве распоряжаться общественными доходами без разрешения палаты, на что он претендует. Кроме того, из достоверных источников мне стало известно, что английский парламент намеревается принять закон, который позволит лорду Госфорду приостановить действие Конституции 1791 года. После этого у французских канадцев не будет никакой гарантии их представительства в управлении колонией, в котором им и без того дано слишком мало свободы действий! Наши друзья, а вместе с ними и депутаты-либералы, естественно, попытаются воспротивиться такому превышению власти. Весьма вероятно, что лорд Госфорд, чтобы обуздать требования реформистов, примет постановление о роспуске или, по крайней мере, об отсрочке заседаний палаты. В тот же день страна восстанет, и нам останется лишь возглавить ее.

– Вы правы, – ответил де Водрель, – несомненно, подобная провокация со стороны лоялистов приведет ко всеобщему взрыву. Но дерзнет ли английский парламент зайти так далеко? А если такое посягательство на права франко-канадцев и произойдет, то вы уверены, что это случится скоро?

– Через несколько дней, – ответил Жан. – Меня предупредил об этом Себастьян Грамон.

– А до тех пор, – спросила Клара, – что вы предпримете, чтобы скрыться?..

– Я сумею сбить с толку агентов.

– Значит, у вас есть на примете какое-то убежище?

– Да, есть.

– Вы будете там в безопасности?

– Больше, чем где бы то ни было.

– Это далеко отсюда?..

– В Сен-Шарле, в графстве Вершер.

– Что ж, – вздохнул де Водрель, – никто лучше вас самого не может судить о том, чего требуют обстоятельства. Если вы полагаете, что должны держать место вашего убежища в абсолютной тайне, мы не будем настаивать. Но не забывайте, что во всякое время дня и ночи двери виллы «Монкальм» открыты для вас.

– Я это знаю, господин де Водрель, – ответил Жан, – и я вам очень благодарен.

Само собой разумеется, что среди беспрестанных возгласов гостей, среди нараставшего шума в зале никто не мог слышать негромкой этой беседы. Порой она прерывалась каким-нибудь шумным тостом, метким словцом, веселым куплетом в адрес молодых. Разговор уже было завершился, когда еще на один вопрос, заданный Кларой, последовал ответ Жана, который привел их с отцом в изумление.

Что побудило девушку задать этот вопрос? Было ли это если не подозрение, то, по крайней мере, сожаление о том, что Жан явно решил держаться несколько отчужденно? Должно быть, именно так, потому что она произнесла:

– Значит, где-то существует дом, более гостеприимный, чем наш?

– Более?.. Нет, но столь же гостеприимный, – ответил Жан не без волнения.

– И что это за дом?

– Дом моей матери!

Эти слова, произнесенные с чувством большой сыновней любви, глубоко тронули барышню де Водрель. Впервые Жан, чье прошлое было окутано тайной, упоминал о своей семье. Значит, он был не столь одинок на свете, как это могли предполагать его друзья? У него была мать, жившая в укромном местечке в Сен-Шарле. Несомненно, Жан иногда виделся с ней. Материнский дом был открыт для него, когда он нуждался в покое и отдыхе! А теперь он отправится именно туда, пока не пробил час борьбы!

Клара не нашлась что ответить. В мыслях своих она перенеслась к этому далекому дому. О! Каким счастьем было бы для нее познакомиться с матерью молодого изгнанника! Она представляла ее себе такой же героической женщиной, как ее сын, патриоткой, которую она могла бы полюбить, которую уже любила. Конечно, она когда-нибудь увидит ее. Разве отныне ее жизнь не связана неразрывно с жизнью Жана Безымянного, разве кто-нибудь может разорвать эту связь? Да, в минуту разлуки с ним, быть может навеки, она осознала всю силу чувства, соединявшего их.

Обед тем временем близился к концу, и веселое настроение гостей, возбужденных обильными возлияниями за десертом, проявлялось самым различным образом. Здравицы новобрачным раздавались со всех концов стола. Веселые заводилы выкрикивали время от времени:

– Честь и хвала, счастье молодым супругам!

– Да здравствуют Бернар и Роза Микелон!

Пили также за здоровье господина и барышни де Водрель, за здоровье Катерины и Тома Арше.

Мэтр Ник, как и следовало ожидать, воздал обеду должное. Он не умел блюсти холодную сдержанность гуронов по той простой причине, что это противоречило его открытому, общительному характеру. Но следует заметить, что и представители его племени тоже несколько оттаяли под влиянием хорошей еды и доброго вина. Они чокались стаканами на французский манер, чествуя семейство Арше, чьими гостями оказались в этот день.

За десертом Лионель, которому не сиделось на месте, пошел вокруг стола, обращаясь с приветливым словом к каждому из гостей. Тут ему и пришло в голову во всеуслышание заявить мэтру Нику:

– А не должен ли теперь Никола Сагамор сказать несколько слов от имени племени махоганов?

Находясь в веселом расположении духа, мэтр Ник благосклонно отнесся к предложению своего юного клерка, хотя тот и прибегнул к напыщенному слогу индейцев.

– Ты так считаешь, Лионель?..

– Я считаю, Великий вождь, что пришла пора взять слово и поздравить молодых супругов!

– Ну, коли так, – ответил мэтр Ник, – я попробую.

И добряк, поднявшись с места, жестом, преисполненным достоинства гуронов, потребовал тишины. Тишина тотчас воцарилась.

– Молодожены, – сказал он, – старый друг вашего семейства не может покинуть вас, не выразив своей признательности за...

Внезапно мэтр Ник умолк на полуслове. Его удивленный взгляд был прикован к дверям залы.

На пороге стоял человек, появления которого никто не заметил.

Мэтр Ник, тотчас узнавший этого человека, с удивлением и тревогой воскликнул:

– Господин Рип!

Глава XIII
РУЖЕЙНЫЕ ВЫСТРЕЛЫ НА ДЕСЕРТ

На этот раз главу фирмы «Рип и К°» сопровождал не собственный его персонал.

Снаружи взад и вперед прохаживались около дюжины агентов Джильберта Аргала, с ним было человек сорок королевских волонтеров, которые перекрыли главный выход со двора. Весьма вероятно, что дом был оцеплен.

Что это было – простой обыск или же главе семейства Арше угрожал арест?

Во всяком случае, нужен был чрезвычайно важный повод, чтобы полицеймейстер счел нужным послать на ферму «Шипоган» столь многочисленный отряд.

При имени Рипа, произнесенном нотариусом, отец и дочь де Водрели вздрогнули. Они знали: в этом зале находится Жан Безымянный. Знали и то, что именно Рипу был отдан приказ руководить его розыском. И что могли они предположить, как не то, что Рип, открыв, наконец, его убежище, пришел арестовать мятежника? Если Жан попадет в руки Джильберта Аргала, он пропал.

А Жан ни единым движением, даже невольным, не выдал себя (разве что лицо его стало чуть бледнее), хотя он узнал Рипа, с которым уже встречался однажды – в тот день, когда почтовая карета везла его вместе с мэтром Ником и Лионелем из Монреаля на остров Иисуса. Да, это был агент Рип, брошенный более двух месяцев назад на его розыски, провокатор Рип, который стал причиной позора семьи, толкнув на предательство его отца, Симона Моргаза!

Но, несмотря ни на что, Жан сохранил хладнокровие и ничем не обнаружил закипевшую в нем ненависть, тогда как рядом с ним де Водрель с дочерью содрогались от ужаса.

Однако если Жан знал Рипа, то Рип его не знал. Ему и в голову не приходило, что пассажир, которого он видел мельком на дороге из Монреаля, и есть тот самый патриот, за поимку которого назначено вознаграждение. Известно ему было только то, что Жан Безымянный должен находиться на ферме «Шипоган», и вот как ему удалось напасть на его след.

Несколько дней назад молодой изгнанник был замечен в пяти-шести милях от Сен-Шарля; после того как он покинул «Запертый дом», его засекли при переходе границы графства Вершер как подозрительного чужака. Заметив слежку, он был вынужден бежать в глубь графства и, несколько раз, едва не попав в руки полиции, сумел все же добраться до фермы Тома Арше.

Однако агенты фирмы Рипа отнюдь не потеряли его след, как он полагал, и вскоре им удалось разнюхать, что беглецу дает приют ферма «Шипоган». Об этом немедленно донесли Рипу. Зная, что эта ферма принадлежит де Водрелю и что сам он сейчас находится там, Рип уже не сомневался в том, что чужак, который там обретается, есть не кто иной, как Жан Безымянный. Приказав нескольким из своих людей затесаться в толпу многочисленных гостей Тома Арше, он составил донесение Джильберту Аргалу, и тот дал в его распоряжение группу полицейских, а также отряд волонтеров из Монреаля.

Вот при каких обстоятельствах появился Рип на пороге этого дома, чтобы обнаружить Жана Безымянного среди гостей фермера из «Шипогана».

Было пять часов вечера. Ламп еще не зажигали, но в доме было светло. Рип в мгновение ока окинул взглядом присутствующих, причем среди прочих гостей, собравшихся в зале, Жан не привлек его внимания.

Тем временем Том Арше, увидев во дворе толпу людей в мундирах, поднялся и, обращаясь к Рипу, спросил:

– Кто вы такой?

– Агент, имеющий полномочия от полицеймейстера, – ответил Рип.

– Что вам здесь надо?

– Сейчас узнаете. Вы – Том Арше из «Шипогана», фермер господина де Водреля?

– Да, и я вас спрашиваю, по какому праву вы вторгаетесь в мой дом?

– Согласно данному мне приказу я явился произвести арест.

– Арест! – воскликнул фермер, – арест у меня в доме? И кого же вы пришли арестовать?

– Человека, за голову которого распоряжением генерал-губернатора назначено вознаграждение и который находится тут.

– Как его зовут?..

– Его зовут, – громко ответил Рип, – или, вернее, он сам себя называет Жаном Безымянным!

Этот ответ вызвал в зале удивленный ропот. Как! Рип собирается арестовать Жана Безымянного и утверждает, что он находится на ферме «Шипоган»!

На лице фермера, его жены, их детей, всех гостей было написано такое глубокое и неподдельное изумление, что Рип было подумал, не ошиблись ли его агенты, напав на ложный след. Тем не менее, он повторил, на этот раз еще более безоговорочным тоном:

– Том Арше, человек, которого я ищу, – здесь, и я требую выдать мне его!

При этих словах Том Арше взглянул на жену, и Катерина, схватив его за руку, воскликнула:

– Ну отвечай же, коли тебя спрашивают!

– Да, Том, ответьте! – добавил мэтр Ник. – Мне кажется, ответ очень прост!

– Действительно, очень прост, – сказал фермер.

И, обратившись к Рипу, произнес:

– Жана Безымянного, которого вы ищете, на ферме «Шипоган» нет.

– А я Том Арше, утверждаю, что он здесь, – холодно ответил Рип.

– Нет, говорю я вам, его здесь нет и никогда не было! Я его даже не знаю!.. Но добавлю, что, приди он попросить у меня убежища, я бы его с радостью принял и, будь он в моем доме, нипочем бы его не выдал!

Заявление фермера было встречено одобрительным гулом: Том Арше выразил чувства всех присутствующих. Вполне допуская, что Жан Безымянный мог скрываться на ферме, ни один из гостей не согласился бы предать его.

Жан, по-прежнему бесстрастный, молча слушал все это. Де Водрель и Клара не осмеливались даже глядеть на молодого человека, опасаясь привлечь к нему внимание Рипа.

– Том Арше, – снова заговорил тот, – вам небезызвестно, конечно, что постановлением от третьего сентября тысяча восемьсот тридцать седьмого года всякому, кто арестует Жана Безымянного или сообщит о месте его пребывания, полагается награда в шесть тысяч пиастров.

– Мне это небезызвестно, – ответил фермер, – и во всей Канаде нет никого, кто не знал бы об этом. Но до сих пор не нашлось ни одного канадца, столь низкого душой, чтобы совершить такое гнусное предательство... и никогда не найдется!..

– Хорошо сказано, Том! – воскликнула Катерина, к которой присоединились ее дети и друзья.

Рип не смутился.

– Том Арше, – снова начал он, – если вам известно постановление от третьего сентября тысяча восемьсот тридцать седьмого года, то вы, быть может, еще не знаете нового распоряжения, которое генерал-губернатор подписал вчера, шестого октября?

– Верно, не знаю, – ответил фермер, – но если оно подобного же рода, если оно призывает к доносительству, то можете не трудиться знакомить нас с его содержанием!

– Тем не менее, вы его выслушаете! – возразил Рип. И, развернув бумагу, подписанную Джильбертом Аргалом, он прочел:

Всем жителям канадских городов и деревень предписывается отказывать в помощи и защите мятежнику Жану Безымянному.

Каждому, кто предоставит ему убежище, грозит смертная казнь.

За генерал-губернатора

полицеймейстер Джильберт Аргал.

Значит, английское правительство осмелилось прибегнуть к крайнему средству! Мало было назначить вознаграждение за голову Жана Безымянного; теперь каждому, кто давал и даст ему приют, грозил смертный приговор!

Этот постыдный акт вызвал возмущенный протест всех присутствующих. Том Арше, его сыновья и гости повскакали было с мест, чтобы броситься на Рипа и прогнать его с фермы вместе с отрядом агентов и волонтеров, когда мэтр Ник жестом остановил их.

Лицо нотариуса сделалось серьезным. Наравне со всеми патриотами, собравшимися в этом зале, он испытывал естественное отвращение к распоряжению лорда Госфорда, только что зачитанному Рипом.

– Господин Рип, – сказал он, – того, кого вы ищете, вовсе нет на ферме «Шипоган». Том Арше дал вам заверения в этом, а я в свою очередь это подтверждаю. Стало быть, вам здесь нечего делать, и было бы лучше, если бы вы не доставали из кармана этот прискорбный документ. Поверьте мне, господин Рип, вы поступите весьма благоразумно, если не будете больше докучать нам своим присутствием!

– Браво, Никола Сагамор! – воскликнул Лионель.

– Да!.. Удалитесь, и немедленно! – снова заговорил фермер дрожащим от гнева голосом. – Жана Безымянного здесь нет! Но если он придет попросить у меня приюта, то, несмотря ни на какие угрозы губернатора, я его приму... А теперь вон из моего дома! Вон!..

– Да!.. Да!.. Вон! – эхом повторил Лионель, как ни одергивал его мэтр Ник, тщетно пытаясь умерить пыл юноши.

– Берегитесь, Том Арше! – ответил Рип. – Вам не одержать верха ни над законом, ни над силой, которой поручено его исполнять! У меня с собой пятьдесят человек агентов и волонтеров... Ваш дом оцеплен...

– Убирайтесь!.. Убирайтесь!.. Вон!.. – раздался в ответ целый хор голосов; затем послышались прямые угрозы в адрес Рипа.

– Я не уйду до тех пор, пока не установлю личности каждого из присутствующих! – ответил Рип.

По его сигналу агенты, толпившиеся во дворе, приблизились к двери, готовые ворваться в залу. В окна де Водрелям удалось разглядеть волонтеров, окруживших дом.

Предвидя неминуемую стычку, дети и женщины, за исключением барышни де Водрель и Катерины, удалились в соседние комнаты. Пьер Арше, его братья и друзья стали снимать с крюков оружие, висевшее на стенах. Но как могли они помешать Рипу привести в исполнение полученный приказ при очевидном численном превосходстве противника?

А потому, переходя от окна к окну, де Водрель искал для Жана возможность бежать с фермы через задворки или через сад. Но и с той и с другой все выходы были перекрыты.

Среди всеобщего смятения Жан неподвижно стоял возле Клары, не пожелавшей удалиться из залы.

В минуту, когда агенты были уже в дверях, мэтр Ник сделал последнюю попытку к примирению.

– Господин Рип, господин Рип, – сказал он. – Сейчас вы прольете кровь, и совершенно напрасно, уверяю вас! Повторяю, Жана Безымянного, которого вам приказано арестовать, на ферме нет!.. Даю вам слово!

– А если бы он и был тут, говорю я вам, мы встали бы за него насмерть! – вскричал Том Арше.

– Отлично! Молодец! – воскликнула Катерина, в восторге от поведения своего мужа.

– Лучше вам не вмешиваться, господин Ник! – ответил Рип. – Вас это не касается, и как бы вам не пришлось потом раскаяться! Я исполню свой долг во что бы то ни стало!.. А теперь с дороги! С дороги!

Дюжина агентов ворвалась в залу, а Том Арше и его сыновья кинулись на них, пытаясь оттеснить назад и запереть дверь. Мэтр Ник все еще суетился, повторяя, хотя его никто уже не слушал:

– Жана Безымянного тут нет, господин Рип, поверьте мне, его здесь нет...

– Он здесь! – произнес громкий голос, перекрывший шум и гвалт.

Все замерли.

Скрестив на груди руки и глядя прямо на Рипа, Жан твердо повторил:

– Жан Безымянный здесь, и это я!

Де Водрель схватил молодого патриота за руку, а Том Арше и все остальные закричали:

– Это он!.. Он!.. Жан Безымянный!

Жан жестом дал понять, что хочет говорить. Установилась полная тишина.

– Я – тот, кого вы разыскиваете, – сказал он, обращаясь к Рипу. – Я – Жан Безымянный.

Повернувшись затем к фермеру и его сыновьям, он добавил:

– Простите, Том Арше, простите, славные товарищи, что я скрывал от вас, кто я такой, и спасибо за гостеприимство, которое я целых пять лет находил на ферме «Шипоган». Я принимал ваше гостеприимство, пока это не создавало опасности для вас, но теперь должен от него отказаться, ибо речь зашла о жизни и смерти тех, кто предоставит мне приют... Да! Спасибо, спасибо вам от того, кто здесь был только вашим приемным сыном и кто для своей страны является Жаном Безымянным!

Эти слова были встречены бурей восторга.

– Да здравствует Жан Безымянный!.. Да здравствует Жан Безымянный! – кричали со всех сторон.

Когда крики поутихли, вновь заговорил Том Арше.

– Что ж, раз я сказал, что мы все равно стали бы защищать Жана Безымянного, защитим же его, сыновья мои!.. Будем защищать его до конца!

Жан попытался воспротивиться, чтобы не допустить слишком неравной борьбы, но тщетно. Пьер и старшие братья бросились на агентов, загородивших вход, и с помощью друзей вытеснили их. Дверь тотчас заперли и забаррикадировали тяжелой мебелью. Теперь, чтобы проникнуть в залу и вообще в дом, пришлось бы лезть в окна, а они находились футах в десяти от земли.

Значит, надо было штурмовать дом, да еще в темноте, так как уже опускалась ночь. Рип – человек, не привыкший отступать, причем имевший численный перевес, предпринял все возможное, чтобы исполнить приказ, бросив волонтеров на здание.

Пьер Арше, его братья и товарищи, встав у окон, приготовились стрелять.

– Мы будем, если понадобится, защищать тебя вопреки твоей воле! – говорили они Жану, который был уже не властен остановить их.

В последний момент фермеру удалось уговорить Клару де Водрель и Катерину уйти из залы и присоединиться к остальным женщинам и детям в одной из боковых комнат, где они были защищены от выстрелов. В зале остались лишь мужчины, способные сражаться, в общей сложности человек тридцать.

В самом деле, в число защитников фермы не следовало включать махоганов. Безучастные ко всему происходящему, индейцы и тут сохраняли свою обычную сдержанность. Это дело их не касалось – точно так же, как не касалось оно мэтра Ника и его клерка. Добряк нотариус хотел держаться в этой заварушке абсолютного нейтралитета, и ему стоило немалого труда сдерживать закусившего удила Лионеля. Ба! Куда там! Юный клерк не желал слушать своего хозяина, воодушевленный тем, что ему предстоит защищать не только национального героя, но и симпатичного слушателя, который так хорошо воспринял его первые поэтические опыты.

– В последний раз тебе говорю, я запрещаю тебе вмешиваться в это дело! – повторял мэтр Ник.

– И я в последний раз говорю, – отвечал Лионель, – я удивлен, что потомок сагаморов отказывается идти со мной тропою войны!

– Я не пойду никакою тропою, кроме тропы мира, проклятый мальчишка, и ты сделаешь мне большое одолжение, если покинешь залу, где наверняка схлопочешь шальную пулю!

– Никогда! – вскричал воинственный поэт.

И, кинувшись к одному из гуронов, вдруг выхватил топор, висевший у того за поясом.

Жан тем временем, убедившись, что его товарищи твердо вознамерились силе противопоставить силу, решил организовать сопротивление. Во время схватки ему, быть может, удастся ускользнуть. Что бы ни произошло, фермеру и его домочадцам, открыто выступившим против правительственных агентов, хуже уже не будет. Прежде всего, надо было оттеснить Рипа и его людей, потом видно будет, как поступить дальше. Если осаждавшие попытаются выломать двери дома, то на это потребуется время. А прежде чем агенты и волонтеры получат подкрепление из Лапрери или Монреаля, их можно будет вытеснить и со двора.

Для этого Жан решил предпринять вылазку, которая открыла бы ему выход с фермы.

Град пуль из окон фасада вынудил Рипа и его людей отступить и прижаться к ограде. Тогда, быстро распахнув дверь, Жан, а за ним де Водрель, Томас Арше, Пьер, его братья и друзья бросились во двор.

Несколько волонтеров лежали на земле. Вскоре появились раненые и среди защищавшихся, которые в полутьме набросились на осаждавших. Завязался рукопашный бой, в котором сам Рип смело принимал участие. Тем не менее, его люди отступали. Если бы удалось вытеснить их со двора и запереть ворота, им пришлось бы перелезать через высокую ограду фермы, что было нелегко.

На это и были направлены все усилия Жана, которому дружно помогали его храбрые товарищи. Быть может, освободив выход из «Шипогана», ему удастся бежать через поле, а затем, если понадобится, перебраться через канадскую границу и ожидать у американских соседей часа, чтобы снова появиться во главе восставших.

Само собой разумеется, что Лионель бесстрашно присоединился к группе сражавшихся, зато мэтр Ник и не думал покидать залу. Решительно настроенный держаться строжайшего нейтралитета, он, тем не менее, подбадривал Жана Безымянного и других защитников, среди которых у него насчитывалось немало близких друзей.

К сожалению, несмотря на всю свою смелость, обитатели фермы не смогли одержать верх над превосходящими силами агентов и волонтеров. Постепенно им пришлось снова отступить к дому, потом искать укрытия внутри. Уже вот-вот могла быть захвачена зала – а тогда все выходы будут перерезаны, и Жану Безымянному ничего не останется, как сдаться.

Действительно, силы осажденных заметно ослабли. Уже двоих из старших сыновей Тома Арше – Мишеля и Жака, а также троих или четверых их товарищей пришлось перенести в одну из смежных комнат, где Клара де Водрель, Катерина и другие женщины принялись перевязывать им раны.

Дело казалось проигранным окончательно, тем более что у осажденных подходили к концу боеприпасы, но тут Жану Безымянному и его товарищам пришло неожиданное подкрепление.

А произошло вот что.

В залу вбежал Лионель, залитый кровью. К счастью, ранило его не слишком серьезно – в плечо.

Это увидел мэтр Ник.

– Лионель! Лионель! – вскричал он. – Почему ты меня не послушался! Несносный мальчишка!

И, схватив юного клерка за руку, он потащил его в комнату, отведенную для раненых. Лионель упирался.

– Это пустяки! Пустяки! – кричал он. – Но вы-то, Никола Сагамор, неужели вы допустите, чтобы ваши друзья гибли, когда ваши воины ждут одного только вашего слова, чтобы прийти им на помощь!

– Нет! Нет! – закричал мэтр Ник. – Я не имею права! На бунт против законных властей?!

И в ту же минуту, желая в последний раз попытаться прекратить схватку с помощью увещеваний, он ринулся в самую гущу сражавшихся.

Но что он мог сделать? Его тотчас окружили агенты и, не жалея ружейных прикладов, грубо поволокли на середину двора.

Тут махоганы не стерпели. Такого святотатства воины допустить не могли. Их великий вождь схвачен, его смеют бить! Сагамор в руках врагов – бледнолицых!

Этого было более чем достаточно, чтобы среди всеобщей свалки раздался воинственный клич племени.

– Вперед! Вперед, гуроны! – заорал Лионель, совсем переставший владеть собой.

Вмешательство индейцев круто изменило ход событий. С томагавками в руках они бросились на осаждавших. Те, уже изнуренные сражением, длившимся целый час, снова отступили.

Жан Безымянный, Том Арше и их друзья почувствовали: еще одно, последнее усилие – и они отбросят Рипа и его шайку за ограду. Они кинулись в атаку. Гуроны активно поддержали их, предварительно освободив мэтра Ника, который поймал себя на том, что, не умея пока обращаться с томагавком своих предков, ободряет соплеменников если не делом, то, по крайней мере, словами.

Вот так нотариус из Монреаля, миролюбивейший из смертных, оказался замешанным в защите дела, которое никак не касалось ни махоганов, ни их вождя.

Агенты и волонтеры вскоре были вынуждены отступить со двора за ворота, а поскольку гуроны преследовали их еще с добрую милю, подходы к ферме «Шипоган» оказались полностью свободными.

Решительно, это была одна из неудач фирмы «Рип и Ко». При подведении баланса этому делу предстояло фигурировать в графе убытков.

В тот день сила осталась на стороне не закона, но патриотизма.

Конец первой части