Текст книги "Собрание сочинений в 12 т. Т. 5"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц)

И вдруг его взгляд упал на красный крестик, сделанный карандашом перед восьмым стихом VII главы евангелия от Матфея.

И он прочел этот стих, гласивший:

«Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Отплытие. – Начало прилива. – Вязы и крапивные деревья – Различные растения. – Жакамар. – Лесной пейзаж. – Эвкалипты-великаны. – Деревья, предохраняющие от лихорадки. – Стаи обезьян. – Водопад. – Ночлег

На следующий день, 30 октября, колонисты собрались в путь. Теперь, после всего что недавно произошло, исследование острова нельзя было откладывать. Действительно, обстоятельства сложились так, что обитатели острова Линкольна уже не думали о том, как помочь себе, а готовы были сами оказать помощь.

Они решили подняться как можно дальше вверх по реке Благодарения. Таким образом, большая часть пути будет не слишком утомительной, и им удастся переправить на лодке продовольствие и оружие почти до западного побережья острова.

Надо было решить, какое снаряжение необходимо взять с собой, помня о том, что, может быть, придется привезти какие-то вещи в Гранитный дворец. Если и в самом деле у берегов острова произошло кораблекрушение, как это предполагалось, найдется немало вещей, выкинутых морем и, вероятно, очень полезных. Конечно, повозка была бы удобнее утлой пироги, но в тяжелую и громоздкую повозку пришлось бы впрячься самим, и это заставило Пенкрофа пожалеть, что в ящике не оказалось не только «полуфунтика табачку», но и пары сильных породистых нью-джерсийских лошадей, которые оказали бы столько услуг поселенцам.

Наб уже погрузил в лодку провизию – солонину, несколько галлонов пива и напитка из корней драцены, то есть съестные припасы на три дня – самый долгий срок, назначенный Сайресом Смитом для путешествия. Кроме того, поселенцы рассчитывали пополнить запасы в дороге, и Наб предусмотрительно захватил, кроме всего прочего, и переносную печурку.

Они взяли с собой также два топора, чтобы прокладывать дорогу в чаще леса, бинокль и карманный компас.

Из оружия выбрали два кремневых ружья, более пригодных здесь, чем пистонные ружья, так как для кремневых ружей нужны лишь кремни, а их не трудно было заменить: запас пистонов при частом употреблении скоро бы иссяк; путешественники взяли также карабин и патроны Они захватили с собой и запас пороха, – в бочонках его было около пятидесяти фунтов; к тому же инженер собирался взамен его изготовить какое-то взрывчатое вещество. К огнестрельному оружию добавили пять охотничьих ножей в кожаных чехлах; при таком снаряжении можно было смело углубиться в девственный лес, а в случае необходимости и постоять за себя.

Нечего говорить, что Пенкроф, Герберт и Наб, вооружившись до зубов, были вне себя от радости, хотя они и обещали Сайресу Смиту не делать без нужды ни единого выстрела.

В шесть часов утра спустили пирогу на воду. Путешественники, считая и Топа, разместились в ней и поплыли по морю к устью реки Благодарения.

Прилив начался всего лишь полчаса назад. Значит, он должен был продлиться еще несколько часов, и этим следовало воспользоваться, ведь позже, при отливе, плыть против течения было бы трудно Прилив был высокий, ибо через три дня наступало полнолуние, и пирога, которую он подгонял вверх по течению, быстро скользила между двух высоких берегов, даже без помощи весел

За несколько минут друзья доплыли до излучины реки и оказались у того места, где полгода назад Пенкроф соорудил первый плот.

Здесь река довольно круто поворачивала и, делая излучину, текла к юго-западу под сенью больших хвойных деревьев

Берега реки Благодарения были очень живописны. Сайрес Смит и его друзья любовались красотами природы, которые она создает с такой легкостью, сочетая леса и реки. Они продвигались вперед, и породы деревьев менялись. На правом берегу ярусами поднимались великолепные деревья из семейства ильмовых – могучие вязы, древесина которых долго не портится в воде, поэтому за ними так и охотятся кораблестроители. Были тут и целые рощи других деревьев, относящихся к тому же семейству, были тут и крапивные деревья, плоды которых дают полезный продукт – масло. А еще дальше Герберт приметил несколько лардизабаловых деревьев, – из их гибких ветвей, вымоченных в воде, получаются превосходные канаты, – и два-три ствола черного дерева – густого, темного цвета с причудливыми прожилками.

В иных местах, там, где легко было причалить, лодка останавливалась. И Гедеон Спилет, Герберт, Пенкроф, с ружьями наперевес, в сопровождении Топа обследовали берег. Здесь попадалась не только дичь, но и полезные растения, пренебрегать которыми не следовало; юный натуралист был очень доволен, ибо он открыл разновидность дикого шпината из семейства лебедовых и множество крестоцветных растений, принадлежащих к роду капустных, – их, без сомнения, можно было выращивать, пересадив на другую почву; тут росли кресс луговой, хрен, репа и небольшие, в метр высотой, покрытые пушком, кустистые растения с коричневатыми семенами.

– Знаешь, что это за растение? – спросил Герберт моряка.

– Да это табак! – воскликнул Пенкроф, которому, очевидно, доводилось видеть свое излюбленное зелье только в трубке.

– Нет, Пенкроф! – ответил Герберт. – Не табак, а горчица.

– Горчица так горчица, – сказал моряк, – но ежели случайно, сынок, на глаза тебе попадется табак – не пренебрегай им.

– Найдем и его когда-нибудь! – заметил Гедеон Спилет.

– Вот было бы хорошо! – воскликнул Пенкроф. – Право, в тот день у нас на острове только птичьего молока не будет!

Они тщательно выкапывали различные растения, переносили их в пирогу, из которой не выходил Сайрес Смит; он сидел в ней и о чем-то размышлял.

Журналист, Герберт и Пенкроф высаживались несколько раз то на правом, то на левом берегу. Правый был не такой крутой, а левый более лесистый. Инженер определил по компасу, что от первой излучины река течет с юго-запада на северо-восток почти по прямой линии на протяжении трех миль. Быть может, дальше ее течение менялось, и она поворачивала к северо-западу, к отрогам горы Франклина, откуда, вероятно, и брала начало.

Гедеону Спилету удалось поймать на берегу двух самцов и двух самок из семейства куриных. То были птицы с длинными и тонкими клювами, длинной шеей, короткими крыльями и без признаков хвоста. Герберт был совершенно прав, определив, что это скрытохвосты, и тут же было решено, что они станут первыми обитателями будущего птичника.

Но до сих пор ружья молчали, и только когда появилась красивая птица, похожая на зимородка, в лесах Дальнего Запада раздался первый выстрел.

– Узнаю ее, – крикнул Пенкроф, ружье которого словно само выстрелило.

– Кого вы узнаете? – спросил журналист.

– Да птицу! Она-то и улизнула от нас, когда мы в первый раз исследовали остров, – в ее честь мы окрестили лес!

– Жакамар! – воскликнул Герберт.

И правда, это был жакамар – прекрасная птица с довольно жестким оперением, отливающим металлическим блеском. Несколько дробинок убили жакамара наповал, и Топ принес его в лодку, а за ним с дюжину хохлатых попугайчиков из семейства парнопалых, величиною с голубя; оперение у них яркозеленое, полкрыла – малиновое, а на хохолке – белый ободок. Юноше принадлежала честь удачного выстрела, и он был очень горд. Попугайчики вкуснее жакамара, – его мясо жестковато, но Пенкрофа было трудно убедить, что на свете найдется дичь лучше, чем убитый им жакамар.

В десять часов утра пирога очутилась у второй излучины реки – в пяти милях от устья. Путешественники устроили привал, позавтракали и отдохнули с полчаса в тени высоких красивых деревьев.

Ширина реки достигала тут шестидесяти – семидесяти футов, а глубина – шести. Инженер заметил, что в реку впадают многочисленные притоки, делая ее полноводнее, но что все эти речушки несудоходны. Лес же, который поселенцы называли лесом Жакамара, а также лесом Дальнего Запада, тянулся все дальше, и казалось, ему нет конца. Но ни в чаще, ни у берега реки ничто не свидетельствовало о присутствии человека. Путники не обнаружили ничего, что говорило бы о том, что здесь есть люди, и было ясно, что топор еще не касался деревьев, что охотничий нож еще не рассекал лиан, перекинувшихся со ствола на ствол, среди непроходимого кустарника и высоких трав. И если люди, потерпевшие кораблекрушение, и высадились на острове, то, очевидно, нашли убежище где-нибудь на берегу, у самого моря, а не здесь, в непроходимых зарослях.

Поэтому-то инженер и торопил товарищей, – он спешил добраться до западного берега острова Линкольна, по его расчетам находившегося по крайней мере в пяти милях. Они снова пустились в путь, и хотя им казалось, что русло реки ведет их не к берегу, а скорее к горе Франклина, все же было решено плыть до тех пор, пока под днищем пироги будет достаточно воды, – так сохранялись силы и выгадывалось время; если бы они пошли лесом, им пришлось бы прокладывать дорогу топором.

Но вскоре течение перестало помогать им, может быть оттого, что ослабел прилив – действительно, в этот час пора было начаться отливу, – а может быть оттого, что прилив не чувствовался на таком расстоянии от устья реки Благодарения. Пришлось взяться за весла. Наб и Герберт уселись на банку, Пенкроф – за кормовое весло, служившее рулем, – и пирога снова поплыла вверх по течению.

Чем дальше плыли они к лесам Дальнего Запада, тем реже становился лес. Деревья росли не так густо и даже кое-где стояли поодиночке. Но именно потому, что между ними было много места, света и воздуха, они разрослись на приволье и были великолепны.

Какие роскошные представители растительного мира встречаются в этих широтах! Посмотрев на них, ботаник без колебания определил бы, на какой параллели лежит остров Линкольна.

– Эвкалипты! – крикнул Герберт.

И действительно, то были величественные деревья, последние исполины субтропической зоны, сородичи тех эвкалиптов, что растут в Австралии и Новой Зеландии, лежащих на той же широте, что и остров Линкольна. Иные из них были высотою в двести футов. Окружность ствола достигала у основания двадцати футов, а кора, по которой стекала душистая смола, была толщиной в пять дюймов. Нет на свете ничего чудеснее и своеобразнее этих огромных деревьев из семейства миртовых, листья которых повернуты ребром к свету и не загораживают солнечных лучей, доходящих до самой земли!

У подножия эвкалиптов землю покрывала сочная трава, из нее стаями вылетали крошечные птички, переливаясь в сверкающих лучах солнца, как крылатые рубины.

– Вот так деревья! – воскликнул Наб. – Только есть ли от них прок?

– Э! Видно, бывают на свете великаны деревья, как и великаны люди! – подхватил Пенкроф. – Их только на ярмарке показывать, – какой от них еще прок!

– Думаю, что вы ошибаетесь, Пенкроф, – заметил Гедеон Спилет, – эвкалипт начинают применять – и весьма успешно: из него мастерят красивые столярные изделия.

– Кроме того, – добавил Герберт, – эвкалипты принадлежат к группе, в которой есть множество полезных видов: фейхоа, дающая плоды – фейхоа; гвоздичное дерево, из цветов которого приготовляют пряности; гранатовое, приносящее гранаты; «eugenia cauliflora», из ее плодов получается вполне сносное вино, мирт «ugni», его сок – вкусный алкогольный напиток; мирт «caryophyllus» – из его коры добывается превосходная корица; «eugenia pimenta» дает ямайский стручковый перец; мирт обыкновенный, ягоды которого заменяют перец; «eucalyptus robusta», из которого добывается очень вкусная манна; «eucalyptus Gunei», из перебродившего сока которого приготовляется пиво; наконец, деревья, известные под названием «деревья жизни», или «железные деревья», которые принадлежат к тому же семейству миртовых, оно насчитывает сорок шесть родов и тысячу триста видов.

Юношу не прерывали, и он с воодушевлением преподал этот урок ботаники. Сайрес Смит слушал его с улыбкой, а Пенкроф с гордостью, не поддающейся описанию.

– Молодец Герберт, – сказал моряк, – но готов побиться об заклад: все полезные растения, которые ты тут перечислил, не такие великаны, как вот эти!

– Что верно, то верно, Пенкроф.

– Всходит, я прав, – заметил моряк, – великаны никуда не годятся!

– Вы ошибаетесь, Пенкроф, – сказал инженер, – как раз эти гигантские эвкалипты, под которыми мы расположились, годятся для многого.

– Для чего же?

– Для оздоровления края, где они растут. Знаете ли вы, как их называют в Австралии и Новой Зеландии?

– Нет, мистер Сайрес.

– Их называют «гонителями лихорадки».

– Они изгоняют лихорадку?

– Нет, предохраняют от нее.

– Так. Записываю, – заметил журналист.

– Записывайте, любезный Спилет, – доказано, что эвкалипты оздоровляют местность. Это благодетельное средство, данное самой природой, испробовали на юге Европы и в Северной Африке, где почва чрезвычайно болотиста, – и что же? Состояние здоровья местных жителей мало-помалу улучшалось. В районах, покрытых лесами эвкалиптов, не встречается перемежающейся лихорадки. Факт этот уже не внушает сомнений, что очень приятно и для нас, поселенцев острова Линкольна.

– Ну и остров! Благословенная земля – наш остров! – воскликнул Пенкроф. – Говорю вам – на нем все есть, чего ни пожелаешь… вот только если бы…

– И это будет, Пенкроф, и его отыщем, – сказал инженер, – но пора в путь, будем плыть до тех пор, пока река не обмелеет.

Итак, путешественники продолжали исследовать край. Они проплыли еще мили две среди эвкалиптов, которые в этой части острова возвышались над всеми другими деревьями. Эвкалиптовые леса были необозримы; они тянулись по обе стороны реки Благодарения, которая змеилась, теснясь между крутыми зелеными берегами. Местами русло заросло высокими травами, из воды выступали острые скалы, что затрудняло плаванье. Грести было нелегко, и Пенкрофу пришлось отталкиваться шестом. Видно было, что вода в реке постепенно спадает и что недалек тот час, когда придется стать из-за мелководья. Уже солнце склонялось к горизонту и на землю ложились длинные тени деревьев. Сайрес Смит, понимая, что засветло им не добраться до западного берега острова, решил расположиться на ночлег в том месте, где из-за мелководья надо будет прервать плаванье. Он полагал, что до морского берега оставалось еще пять-шесть миль, – расстояние было слишком велико, не стоило идти ночью, особенно по этим неведомым лесам.

Лодка плыла вверх по течению, среди леса, который становился все гуще, казалось, что в нем и зверья водилось больше, ибо моряк, если зрение его не обманывало, видел стаи обезьян, снующих между деревьями. Порой то одна, то другая останавливалась неподалеку от лодки и смотрела на путешественников без всякого страха, будто видела людей впервые и еще не знала, что их нужно бояться. Было очень легко перестрелять обезьян, но Сайрес Смит восстал против бессмысленного уничтожения животных, хотя это и соблазняло страстного охотника Пенкрофа. Да и стрелять было неблагоразумно, ибо сильные и необычайно проворные обезьяны в ярости страшны и лучше их не раздражать.

Правда, моряк смотрел на обезьяну с чисто кулинарной точки зрения; и в самом деле, мясо этих травоядных животных превосходно. Но путешественники не нуждались в съестных припасах и не хотели понапрасну расходовать патроны.

Время близилось к четырем часам пополудни; плыть по реке Благодарения стало еще труднее, ибо водоросли и камни преграждали путь. Берега поднимались все выше: река извивалась между первыми отрогами горы Франклина. Очевидно, ее истоки были неподалеку отсюда, они питались водами, бегущими с южных склонов горы.

– И четверти часа не пройдет, как нам придется остановиться, мистер Сайрес.

– Ну, что же, и остановимся, Пенкроф, расположимся на ночлег.

– Далеко ли мы отплыли от Гранитного дворца? – спросил Герберт.

– Да миль на семь, – ответил инженер, – но я принимаю во внимание повороты реки, из-за них мы отклонились на северо-запад.

– Поплывем дальше? – спросил журналист.

– Да, пока это возможно, – ответил Сайрес Смит, – завтра на рассвете высадимся из лодки, надеюсь, часа за два доберемся до побережья и за день исследуем прибрежную полосу.

– Вперед! – крикнул Пенкроф.

Но вскоре лодка стала задевать каменистое дно реки, ширина которой в этом месте не достигала и двадцати футов. Густая зелень аркой перекидывалась над рекой и окутывала ее полутьмою. Довольно отчетливо слышался шум водопада, и это говорило о том, что неподалеку отсюда вверх по течению находится естественная плотина.

И действительно, за поворотом реки путешественники сквозь деревья увидели небольшой водопад. Лодка ударилась о дно, а через несколько минут ее привязали к стволу дерева у правого берега.

Было около пяти часов. Последние лучи заходящего солнца проникали сквозь густую листву деревьев, преломляясь в струях воды, и мелкие брызги, разлетавшиеся веером, искрились всеми цветами радуги. А дальше река Благодарения терялась в лесной заросли – там, где брала начало. Речушки, впадавшие в нее на всем протяжении, превращали ее ближе к устью в настоящую реку, – здесь же она была прозрачным мелким ручьем.

В этом прелестном уголке путники и расположились на ночлег. Они разгрузили лодку, разожгли костер и приготовили ужин в небольшой рощице крапивных деревьев, в ветвях которых Сайрес Смит и его товарищи могли в случае необходимости найти приют на ночь.

С ужином покончили быстро, потому что все очень проголодались, и теперь оставалось одно – лечь спать. Но лишь только стемнело, раздалось рычание, послышался рев каких-то зверей, поэтому путники подбросили сучьев в костер – пусть горит всю ночь, пусть его сверкающее пламя охраняет спящих. Наб и Пенкроф дежурили по очереди и не жалели топлива. Вероятно, они не ошиблись, думая, что видят тени каких-то животных, – звери бродили вокруг лагеря, мелькали среди ветвей деревьев; однако ночь прошла без приключений, и на следующий день, 31 октября, все уже были на ногах с пяти часов утра, готовясь продолжать путь.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
По пути к побережью. – Обезьяны. – Еще одна река. – Почему не ощущается прилив. – Лес вместо берега. – Змеиный мыс. – Герберт завидует Гедеону Спилету. – Как горит бамбук

Было шесть часов утра, когда колонисты, покончив с завтраком, пустились в путь, – им хотелось поскорее достигнуть западного берега. За сколько часов доберутся они туда? Сайрес Смит сказал, что за два, но, очевидно, это зависело от того, какие препятствия встанут у них на пути. Эта часть Дальнего Запада, казалось, была покрыта сплошными лесами – росли там самые разнообразные породы деревьев. Путникам, вероятно, предстояло прокладывать себе дорогу топором сквозь заросли трав, кустарника, лиан, не выпуская из рук, конечно, и ружья, – недаром ночью слышалось рычание хищных зверей.

Точное местоположение лагеря можно было определить по горе Франклина; вулкан возвышался на севере, на расстоянии по крайней мере трех миль, – значит, чтобы добраться до побережья, нужно было идти прямо к юго-западу.

Путешественники тщательно привязали лодку и пустились в дорогу. Пенкроф и Наб несли съестные припасы – их было вполне достаточно для маленького отряда по крайней мере на два дня. Решили не охотиться. Инженер посоветовал своим спутникам без нужды не стрелять, чтобы не выдать своего присутствия вблизи от берега моря.

Первыми ударами топора они расчистили себе путь среди густых зарослей, чуть повыше водопада; и Сайрес Смит с компасом в руке пошел вперед, указывая дорогу.

Почти все деревья, растущие тут, в лесу, уже встречались им на озере и на плато Кругозора. Были тут деодары, дугласы, казуарины, камедные деревья, эвкалипты, драцены, гибиски, кедры и деревья других пород, но росли они так тесно, что почти все были низкорослы. Путники медленно продвигались по тропинке, которую прокладывали на ходу, – Сайрес Смит задумал соединить ее впоследствии с дорогой вдоль Красного ручья.

Они все время шли вниз, спускаясь по широким уступам, характерным для орографической системы острова; почва была сухая, но ее покрывала роскошная растительность, которую, очевидно, питали подземные ручьи, а может быть, поблизости протекала речка. Однако Сайрес Смит не заметил, когда восходил на потухший вулкан, других речек, кроме Красного ручья и реки Благодарения.

Путники шли уже несколько часов, когда им встретились целые стаи обезьян, проявлявших живейшее любопытство, ибо они видели людей впервые. Гедеон Спилет шутливо спрашивал, уж не принимают ли эти проворные и сильные четверорукие его самого и его спутников за своих собратьев-выродков? И правда, путники на каждом шагу останавливались перед зарослями кустарника, путались в лианах, спотыкались о поваленные деревья и не могли блеснуть ловкостью по сравнению с обезьянами, которые легко прыгали с ветки на ветку и преодолевали любые препятствия. Обезьян было множество, но, к счастью, они не проявляли враждебных намерений.

Попадались также кабаны, агути, кенгуру и разные грызуны, а раза два-три – сумчатый медведь. Пенкроф с удовольствием всадил бы в зверей несколько пуль.

– Охота еще не разрешена, – говорил он. – Прыгайте пока, приятели, скачите и летайте спокойно. На обратном пути мы с вами потолкуем.

В половине десятого утра безыменная горная речка шириной в тридцать – сорок футов преградила им путь; течение у нее было стремительное, бурное; волны бились о скалы и шумно бурлили. Плыть по этому глубокому и прозрачному потоку на лодке было невозможно.

– Вот путь и отрезан! – воскликнул Наб.

– Нет, – ответил Герберт, – ведь это всего-навсего ручей, и мы его переплывем.

– Зачем же? – сказал Сайрес Смит. – Ясно, что он течет к морю. Пойдемте вдоль левого берега; держу пари, речка очень скоро выведет нас к морю. Идемте же!

– Погодите, друзья! – воскликнул журналист. – А как мы назовем речку? Пусть не будет белых пятен на нашей карте.

– Верно! – одобрил Пенкроф.

– Ну-ка, дружок, дай ей название, – обратился инженер к Герберту.

– Не лучше ли нам подождать и сначала обследовать ее до самого устья, – заметил юноша.

– Ну что ж, – сказал Смит. – Идемте вниз по течению, живее!

– Погодите-ка! – воскликнул Пенкроф.

– Что такое? – спросил журналист.

– Охота запрещена, а вот рыбная ловля, я полагаю, разрешается.

– Нельзя терять времени, – ответил инженер.

– Всего пять минут, – возразил Пенкроф. – Задержу вас только на пять минут, – ведь обед от этого выиграет.

И Пенкроф лег на берег, опустил руки в быстрые воды и вмиг наловил несколько дюжин превосходных раков, кишевших между скалами.

– Отличная будет закуска! – воскликнул Наб, помогая другу.

– Я ведь говорил, что, за исключением табака, все есть на этом острове, – пробормотал Пенкроф, вздыхая.

За пять минут наловили уйму раков, – так много водилось их в речке. Наполнив целый мешок этими раками с синим, точно кобальт, панцырем и небольшими клешнями, колонисты снова двинулись в путь.

Идти вдоль потока стало легче, и путники продвигались вперед быстрее. Попрежнему ничто вокруг не говорило о присутствии человека. Время от времени попадались следы крупных животных, спускавшихся к речке на водопой, – вот и все; разумеется, не в этой части Дальнего Запада в пекари попала дробинка, из-за которой Пенкроф поплатился зубом.

Однако, наблюдая за быстрым потоком, бежавшим к морю, Сайрес Смит предположил, что они находятся гораздо дальше от западного берега, чем думают. Действительно, уже наступил прилив, и он непременно погнал бы вспять воды потока, если бы устье находилось лишь в нескольких милях отсюда. Однако река текла по естественному уклону. Инженер был изумлен; он то и дело посматривал на компас, чтобы удостовериться, не уводит ли их извилистое течение обратно в дебри лесов Дальнего Запада.

А поток все расширялся, и воды его становились все спокойнее. Деревья на правом берегу росли так же густо, как и на левом, чаща была непроницаема, но, конечно, леса были необитаемы, – ведь Топ не лаял, а умный пес тотчас же оповестил бы о присутствии людей, если бы они расположились неподалеку от речки.

В половине одиннадцатого, к великому удивлению Сайреса Смита, Герберт, опередивший своих спутников, вдруг остановился и крикнул:

– Море!

Через несколько секунд путники вышли на опушку леса, и перед их глазами предстал западный берег острова.

Но как отличался этот берег от восточного, на который их выбросило волнами! Тут – ни гранитного кряжа, ни рифов, ни песка! Прибрежная полоса поросла лесом, волны добегали до деревьев, склонившихся к воде. То не был обычный берег, каким его создает природа, расстилая обширный песчаный ковер, причудливо нагромождая скалы, то была чудесная лесная опушка с прекраснейшими на свете деревьями. Русло реки было расположено так высоко, что до него не доходило море даже в часы самых сильных приливов; на плодородной почве с гранитным основанием величественные деревья всех пород пустили такие же прочные корни, как и там, в глубине острова.

Колонисты очутились у небольшой бухты, в которой не поместилось бы даже два-три рыболовных судна; она-то и являлась устьем реки; ее воды не впадали в море, плавно катясь по пологому склону, а низвергались с высоты сорока футов, а то и больше, – вот почему прилив не изменял течения потока. Никогда еще, вероятно, волны Тихого океана, как бы высок ни был прилив, не достигали берегов речки, которая как бы образовала естественный шлюз, и, без сомнения, только через миллионы лет водам суждено было подточить его гранитное дно и проложить удобный путь для реки, впадающей в море. Поэтому, с общего согласия, потоку дали название «Водопадная речка».

Лес тянулся к северу по самому берегу, почти на протяжении двух миль; а дальше он редел, и за деревьями вдоль побережья, идущего почти по прямой линии, виднелась живописная гряда холмов. Вся южная часть берега между Водопадной речкой и Змеиным мысом сплошь была покрыта лесом, морские волны доходили до великолепных деревьев с прямыми или склонившимися к воде стволами. Именно здесь, то есть на полуострове Извилистом, и надо было продолжать поиски, ибо в этой части побережья, а не в другой, бесплодной и дикой, очевидно, нашли убежище люди, потерпевшие кораблекрушение, кем бы они ни были.

Стояла отличная, ясная погода, и с высокого скалистого берега, на котором Наб с Пенкрофом готовили обед, открывался широкий вид. На горизонте не белело ни паруса. На всем побережье, насколько мог охватить глаз, не виднелось ни лодки, ни обломков кораблекрушения. Но Сайрес Смит все же решил исследовать побережье, вплоть до оконечности полуострова Извилистого.

С обедом быстро покончили; в половине двенадцатого Сайрес Смит дал сигнал собираться в дорогу; перед ними лежал не каменистый берег, не прибрежная песчаная полоса, а им приходилось пробираться через чащу, у самой воды.

Расстояние, отделяющее устье Водопадной речки от Змеиного мыса, равнялось милям двенадцати. Его можно было бы пройти за четыре часа по хорошей дороге, но наши путники шли вдвое дольше, так как приходилось огибать деревья, прорубать густой кустарник и разрывать лианы, в которых путались ноги.

Все это значительно удлиняло путь.

Друзья так и не обнаружили следов кораблекрушения. Быть может, как справедливо заметил Гедеон Спилет, волны все унесли в море; если даже не удастся найти ни одного обломка, нельзя утверждать, будто море не выбросило разбитого корабля на западный берег острова Линкольна.

Журналист рассуждал правильно, кроме того, случай с дробинкой неопровержимо доказывал, что месяца три тому назад на острове кто-то выстрелил из ружья.

Было уже пять часов вечера, а путникам оставалось еще пройти две мили до крайней точки полуострова Извилистого. Было ясно, что, дойдя до Змеиного мыса, они не успеют до захода солнца вернуться к тому месту, где утром устроили привал, – близ истоков реки Благодарения. Поэтому предстояло провести ночь на мысе. Съестных припасов у них было достаточно, и это оказалось очень кстати, ибо в лесу, на побережье, зверей не попадалось. Птиц же было множество: жакамары, куруку, трагопаны, тетерева, маленькие и большие попугаи, какаду, фазаны, голуби и сотни других пернатых. Не было дерева без гнезда, не было гнезда, из которого не доносилось бы хлопанье крыльев!

К семи часам вечера изнуренные, усталые путники подошли к Змеиному мысу, причудливым завитком выдававшемуся в море. Здесь кончался лес, и берег на юге острова превратился в самый обычный морской берег – появились скалы, рифы и песчаные отмели. Может быть, где-нибудь здесь и был выброшен корабль, потерпевший крушение, но уже стемнело, исследование пришлось отложить на завтра.

Пенкроф и Герберт принялись искать место, удобное для ночлега. Лес обрывался, а за ним юноша с удивлением заметил густую бамбуковую рощу.

– Ценное открытие! – воскликнул он.

– Почему же ценное? – спросил Пенкроф.

– Д, вот почему, – ответил Герберт, – видишь ли, Пенкроф, стволы бамбука, изрезанные на тонкие гибкие полоски, служат для плетения корзин; если его стебли вымочить и превратить в тесто, можно приготовить китайскую бумагу; из бамбуковых стволов, в зависимости от их толщины, выделывают трости, чубуки, водопроводные трубы; большие бамбуки – прекрасный, легкий и прочный строительный материал, его не подтачивает червь. Распилив ствол между двумя узлами, сохранив в качестве дна поперечную перегородку, мастерят прочные и удобные сосуды, они очень распространены в Китае. Но зачем я все это рассказываю, ведь тебе неинтересно. Но вот еще что…

– А что?…

– Знай же, если еще не знаешь, что в Индии бамбук едят вместо спаржи.

– Спаржа в тридцать футов высотой! – воскликнул Пенкроф. – И вкусная?

– Превкусная! – ответил Герберт. – Только в пищу идут, конечно, не тридцатифутовые стволы бамбука, а молодые побеги.

– Отлично, сынок, отлично!

– Молодые побеги, замаринованные в уксусе, – отменная приправа.

– Еще того лучше, Герберт!

– И, наконец, в стволах бамбука содержится сахаристый сок, а из него приготовляют приятный напиток.

– И это все? – спросил моряк.

– Все.

– А, случайно, курить его нельзя?

– Нельзя, дружище.

Герберт и моряк не долго искали место, удобное для ночлега. Волны, подгоняемые юго-западным ветром, нещадно били в прибрежные скалы, и там зияли глубокие пещеры, – в них можно было переночевать, укрыться от непогоды. Только приятели собрались войти в одну из пещер, как вдруг услышали яростное рычанье.

– Назад! – крикнул Пенкроф. – Наши ружья заряжены лишь дробью, а дробь для зверей с таким громким голосом – крупинка соли.

Схватив Герберта за руку, моряк оттащил его под прикрытие скалы, и в тот же миг из пещеры вышел великолепный зверь.

Это был ягуар, такой же величины, как его сородичи в Азии, то есть длиной в пять футов. Его рыжую шкуру покрывали черные пятна. Они особенно ярко выделялись на белой шерсти брюха. Герберт узнал кровожадного соперника тигра, еще более опасного, чем кагуар, который всего лишь – соперник волка!