Текст книги "Собрание сочинений в 12 т. Т. 7"
Автор книги: Жюль Габриэль Верн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 37 страниц)
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ,
в которой минута за минутой отмечаются все чувства и впечатления пассажиров воздушного шара
Монгольфьер поднялся на высоту двух тысяч пятисот метров. Лейтенант Прокофьев решил держаться именно в этих слоях атмосферы. В жаровне из железной проволоки, подвешенной к шару, нетрудно было в случае необходимости разжечь сухую траву, поддерживая нужную температуру воздуха в монгольфьере, чтобы он не опускался.
Сидя в гондоле, пассажиры оглядывались вокруг, смотрели вниз и на небо над головой.
Внизу под ними расстилалась широкая гладь Галлийского моря, казавшаяся несколько вогнутой. На севере виднелась одинокая темная точка – это был остров Гурби.
Напрасно было бы искать на западе островки Гибралтар и Сеута. Они исчезли без следа.
На юге возвышалась огнедышащая гора, господствуя над побережьем и обширной территорией Теплой Земли. Полуостров соединялся с материком, окаймлявшим Галлийское море, – и повсюду все та же странная кристаллическая горная порода, искрящаяся под лучами Солнца. Повсюду все тот же золотоносный теллурид, из которого как будто целиком состояла комета.
Вокруг гондолы, над горизонтом, который расширялся по мере того как монгольфьер набирал высоту, простиралось небо, необычайно ясное и прозрачное. На северо-западе, в противостоянии с Солнцем, плыло в небе какое-то светило, меньше планеты, меньше астероида, нечто вроде болида. Это был кусок Галлии, отторгнутый от нее какой-то неведомой внутренней силой. Светило удалялось от них, следуя по своей новой траектории, и расстояние от него измерялось уже несколькими тысячами лье. Впрочем, болид был слабо виден днем и лишь с наступлением темноты казался, вероятно, светящейся точкой.
Наконец, вверху, несколько сбоку от них, сиял во всем своем великолепии земной шар. Казалось, будто он летит прямо на Галлию, занимая значительную часть небосвода.
Этот ярко освещенный диск слепил глаза. Расстояние до него настолько сократилось, что уже нельзя было различить оба полюса сразу. Галлия находилась вдвое ближе от Земли, чем Луна, и неизменно приближалась к ней со все возрастающей скоростью. На поверхности Земли выделялись различные пятна; одни блестели – то были материки, другие темнели, поглощая солнечные лучи, – то были океаны. Сверху медленно плыли длинные белые полосы, очевидно серые или черные с обратной стороны: это были облака, рассеянные по земной атмосфере.
Но вскоре, приближаясь со скоростью двадцати девяти лье в секунду, смутный, неясный земной диск приобрел более четкие очертания. Обозначились длинные извилистые ленты берегов, отчетливо выступили горы и возвышенности, хребты и долины. Наблюдателям с монгольфьера стало казаться, будто они склоняются над огромной рельефной картой земной коры.
В два часа двадцать семь минут ночи комету отделяло от земного сфероида всего лишь тридцать тысяч лье. Оба светила мчались навстречу друг другу. К двум часам тридцати семи минутам оставалось пролететь пятнадцать тысяч лье.
Основные очертания диска уже можно было ясно различить, и тут лейтенант Прокофьев, граф Тимашев и капитан Сервадак разом воскликнули:
– Европа!
– Россия!
– Франция!
Они не ошиблись. Земля была обращена к Галлии тем полушарием, где находится европейский материк. В ярком свете утра легко было узнать очертания каждой страны.
Воздухоплаватели смотрели с глубоким волнением на эту родную, грозящую им гибелью Землю. Они только о том и думали, чтобы спуститься туда, позабыв об ожидавших их опасностях. Наконец-то они возвращались к людям, которых уже не надеялись больше увидеть!
Да, перед их глазами была, несомненно, Европа. Они видели различные государства, входящие в ее состав, с их прихотливыми очертаниями, данными самой природой или установленными по международным договорам. Вот она как на ладони!
Вот Англия, похожая на леди, шествует к востоку, в платье со смятыми складками и с затейливой прической из островов и островков.
Скандинавский полуостров, словно великолепный лев, выгибая спину, бросается на Европу из ледяных просторов полярных морей.
Россия, огромный полярный медведь, повернув голову к азиатскому материку, опирается левой лапой на Турцию и правой на Кавказ.
Австрия, большая кошка, свернувшись в клубок, спит беспокойным сном.
Испания развевается, как флаг, на краю Европы, с Португалией вместо древка.
Турция, точно сердитый петух, цепляясь одной ногой за азиатский берег, когтями другой лапы душит Грецию.
Италия, узкий изящный сапог, как будто жонглирует Сицилией, Сардинией и Корсикой.
Пруссия, чудовищный топор, глубоко вонзается в германскую империю, задевая Францию своим лезвием.
И наконец Франция выпрямляет свой могучий торс с Парижем на месте сердца.
Да, все было на виду, все можно было угадать. Волнение переполняло сердца воздухоплавателей. Но вот среди общего напряженного молчания раздался радостный возглас Бен-Зуфа:
– Монмартр!
И было бы совершенно бесполезно убеждать денщика капитана Сервадака, что на таком расстоянии немыслимо разглядеть его любимый холм.
Что до Пальмирена Розета, то, высунув голову из гондолы, он глаз не сводил с покинутой Галлии, которая плыла внизу на расстоянии двух тысяч пятисот метров. Он и смотреть не желал на приближавшуюся Землю, устремив все внимание на свою утраченную комету, ярко сиявшую отраженным светом.
Лейтенант Прокофьев с хронометром в руках отсчитывал минуты и секунды. По его приказу в жаровне время от времени раздували огонь, чтобы удерживать монгольфьер на нужной высоте.
В гондоле говорили мало. Капитан Сервадак и граф Тимашев жадно впивались глазами в родную землю. Монгольфьер находился несколько сбоку от Галлии и вместе с тем позади нее, это означало, что в своем падении комета должна опередить воздухоплавателей, – обстоятельство весьма благоприятное, так как воздушный шар при переходе в земную атмосферу не окажется под Галлией.
Но куда же упадет монгольфьер?
Упадет ли он на сушу? Если так, то придет ли им кто-нибудь на помощь? Встретят ли они там людей?
Упадет ли он в океан? Если так, то можно ли надеяться на чудо? Окажется ли поблизости корабль, чтобы спасти потерпевших крушение воздухоплавателей?
Сколько опасностей грозит им со всех сторон! Разве не прав был граф Тимашев, говоря, что судьба их находится всецело в руках божьих?
– Два часа сорок две минуты! – произнес лейтенант Прокофьев среди всеобщего молчания.
Еще пять минут тридцать пять и шесть десятых секунды, и оба светила столкнутся!… Их отделяло друг от друга меньше восьми тысяч лье.
Лейтенант Прокофьев заметил, что комета летит несколько косо по направлению к Земле. Два тела двигались не по одной прямой. Однако следовало ожидать, что на этот раз Галлия упадет на Землю, а не заденет ее на лету, как два года назад, и если даже не произойдет прямого удара, то во всяком случае Галлия «здорово шмякнется», по выражению Бен-Зуфа.
Но неужели, если никто из воздухоплавателей не переживет столкновения, если захваченный воздушными течениями монгольфьер в момент слияния двух атмосфер разорвется и упадет на Землю, если ни одному из галлийцев не суждено вернуться к своим близким, – неужели же исчезнет навсегда всякое воспоминание о них самих, об их пребывании на комете, об их странствованиях по околосолнечному миру?
Нет. Этого нельзя допустить. Капитана Сервадака осенила блестящая мысль. Вырвав листок из записной книжки, он написал на нем название кометы, названия островов и местностей, унесенных с земного шара, имена своих спутников и скрепил эти сведения своей подписью.
Затем он попросил Нину дать ему почтового голубя, которого она крепко прижимала к груди.
Нежно поцеловав голубя, девочка беспрекословно отдала его капитану.
Капитан Сервадак взял птицу и, привязав ей на шею записку, пустил в пространство.
Голубь, кружась в галлийской атмосфере, опустился и полетел под воздушным шаром.
Еще две минуты, и еще около трех тысяч двухсот лье! Два светила сближались со скоростью, в три раза превышающей скорость прохождения Земли по эклиптике.
Бесполезно пояснять, что пассажиры гондолы совсем не ощущали этой головокружительной быстроты и им казалось, будто их шар висит в воздухе совершенно неподвижно.
– Два часа сорок шесть минут! – сказал лейтенант Прокофьев.
Расстояние сократилось до тысячи семисот лье. Земля внизу казалась им вогнутой, точно громадная воронка. Можно было подумать, что она расступилась, чтобы принять комету!
– Два часа сорок семь минут! – проговорил опять лейтенант Прокофьев.
Оставалось пролететь только тридцать пять и шесть десятых секунды при скорости в двести семьдесят лье в секунду!
И вот они ощутили сильное сотрясение. Это Земля притянула к себе галлийскую атмосферу вместе с монгольфьером, который так растянулся, словно готов был лопнуть!
Испуганные, растерянные пассажиры уцепились за борт гондолы…
Обе атмосферы слились. Образовалось плотное скопление облаков. Пары сгустились. Воздухоплаватели ничего уже не видели ни вверху, ни внизу. Им почудилось, будто их обволокло бушующее пламя, они потеряли точку опоры и, сами не понимая и не сознавая каким образом, очнулись на Земле. В обмороке и беспамятстве покинули они земной шар, в беспамятстве они и возвратились туда!
Что касается воздушного снаряда, то от него не осталось и следа!
Тем временем Галлия прошла по касательной к земному шару и против всякого ожидания, лишь слегка задев его, умчалась в восточном направлении в беспредельные миры.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ,
которая , вопреки всем правилам, принятым в романах, отнюдь не завершается женитьбой героя
– Ах, господин капитан, да мы в Алжире!
– И даже в Мостаганеме, Бен-Зуф!
Эти два возгласа вырвались одновременно у капитана Сервадака и его денщика, как только они и их товарищи пришли в сознание.
Благодаря какому-то чуду, необъяснимому, как и всякое чудо, все они оказались целы и невредимы.
– Мостаганем! Алжир! – заявили в один голос капитан Сервадак и его денщик. А они не могли ошибиться, так как много лет стояла в гарнизоне именно в этой местности.
Итак, они возвратились почти на то же самое место, откуда пустились в двухлетнее путешествие по околосолнечному миру!
Странная случайность, – да и случайность ли это, раз Галлия и Земля встретились в ту же секунду и на той же точке эклиптики? – привела их почти в точности к месту отправления.
Они находились меньше чем в двух километрах от Мостаганема.
Полчаса спустя капитан Сервадак и все его спутники добрались до города.
Их чрезвычайно удивило, что на Земле все казалось совершенно спокойным. Алжирское население невозмутимо занималось своими повседневными делами. Ничем не встревоженные животные мирно паслись на влажной от январской росы траве. Было, вероятно, около восьми часов утра. Солнце встало, как обычно, с востока. Казалось, на земном шаре не только не произошло ничего особенного, но его обитатели и не ожидали никаких особенных происшествий.
– Вот тебе раз! – сказал капитан Сервадак. – Значит, их никто не предупредил о появлении кометы.
– Должно быть, так, господин капитан, – отозвался Бен-Зуф. – А я-то надеялся, что нам устроят торжественную встречу!
Совершенно ясно, что никто не готовился к столкновению с кометой. Иначе во всех областях земного шара распространилась бы страшная паника и люди были бы уверены, еще более чем в 1000 году, что наступает конец света!
У Маскарских ворот капитан Сервадак неожиданно встретил двух своих товарищей, майора второго стрелкового полка и капитана восьмого артиллерийского. Он попал прямо к ним в объятия.
– Как, это вы, Сервадак? – вскричал майор.
– Я самый.
– А откуда вы явились, мой бедный друг, после вашего непонятного отсутствия?
– Я бы охотно рассказал вам, майор, да боюсь, вы мне не поверите.
– Однакоже…
– Ладно, друзья! Пожмите руку своему товарищу, и спасибо, что не забыли меня… Будем считать, что мне приснился сон!
И Гектор Сервадак, как его ни упрашивали, не захотел ничего рассказывать.
Однако он все-таки задал офицерам вопрос:
– А как поживает госпожа де…?
Майор стрелкового полка, поняв его с полуслова, не дал ему договорить.
– Вышла замуж, обвенчалась, дружище, – ответил он. – Ничего не поделаешь! Отсутствующие всегда неправы…
– Да, – вздохнул капитан Сервадак, – я сам виноват, что целых два года путешествовал по волшебным странам.
Затем, обернувшись к графу Тимашеву:
– Черт возьми, граф, – воскликнул он, – вы слышали новость?! Честное слово, я в восторге, что мне теперь незачем с вами драться!
– А я, капитан, счастлив, что могу теперь без задней мысли, дружески пожать вам руку!
– А лучше всего то, что мне не нужно заканчивать этого проклятого рондо, – пробормотал Гектор Сервадак про себя.
И оба соперника, не имея больше поводов для соперничества, крепким рукопожатием скрепили дружбу, которую отныне ничто не могло нарушить.
В полном согласии с капитаном Сервадаком, граф Тимашев хранил молчание о невероятных событиях, свидетелями которых им довелось стать и из которых самыми необъяснимыми были их встреча с кометой и возвращение на Землю. Не могли они понять и того, почему на средиземноморском берегу все осталось по-прежнему.
Положительно, им лучше всего было молчать.
На следующий день маленькая колония распалась. Русские во главе с графом Тимашевым и лейтенантом Прокофьевым возвратились в Россию, испанцы – в Испанию, где благодаря щедрости графа могли теперь жить безбедно. Все эти славные люди, прощаясь, выражали друг другу самые дружеские чувства.
Что касается Исаака Хаккабута, разоренного крушением «Ганзы», разоренного потерей золота и серебра, которое его заставили выбросить за борт, то он как в воду канул. Справедливость требует признать, что никто о нем и не жалел.
– Старый плут не пропадет, – сказал как-то Бен-Зуф, – должно быть, его показывают в Америке за деньги, как человека, упавшего с Луны!
Остается рассказать о Пальмирене Розете.
Его-то, разумеется, ничто не могло заставить молчать! Итак, он заговорил!… Однако никто не поверил в его комету, которую ни одному астроному не удалось заметить в небе. Ее отказались поместить в астрономический каталог. Невозможно даже вообразить, в какую ярость это привело вспыльчивого профессора. Через два года после возвращения Пальмирен Розет опубликовал объемистый труд, содержащий вместе с исследованием элементов орбиты Галлии рассказ о его собственных приключениях.
Тут мнения ученого мира Европы разделились. Одни – их было огромное большинство – высказались против этой книги, другие – ничтожное меньшинство – высказались за.
В одном из отзывов об этой книге, – и, вероятно, наиболее остроумном, – труд Пальмирена Розета оценили по достоинству, назвав его «История одной гипотезы».
Подобная дерзость до последней степени взбесила профессора, который как раз в это время утверждал, что снова видел в небе Галлию, и не только ее, но и отторгнутый от нее астероид, уносящий тринадцать англичан в беспредельность звездного пространства. Профессору так и не суждено было утешиться, и он до сих пор жалеет, что не путешествует вместе с ними.
Во всяком случае, совершили ли они действительно, или нет невероятную экспедицию по околосолнечному миру, Гектор Сервадак и Бен-Зуф стали еще более неразлучными друзьями, чем прежде, хоть один из них был капитаном, а другой – денщиком.
Однажды, прогуливаясь по Монмартрскому холму и вполне уверенные в том, что их никто не слышит, они вспомнили о своих былых приключениях.
– А может, ничего этого и не было на самом деле? – сказал Бен-Зуф.
– Черт возьми! В конце концов я сам перестаю этому верить! – отвечал капитан Сервадак.
Что касается Пабло и Нины, то одного усыновил граф Тимашев, а другую удочерил капитан Сервадак, и дети воспитывались и обучались под руководством опекунов.
В один прекрасный день полковник Сервадак, чьи волосы уже начали седеть, обвенчал молодого испанца, обратившегося в красивого юношу, с маленькой итальяночкой, которая стала прелестной девушкой. Граф Тимашев пожелал лично дать Нине богатое приданое.
И, поверьте, после свадьбы молодые супруги отнюдь не чувствовали себя менее счастливыми оттого, что им не пришлось стать Адамом и Евой нового мира.
1877 г .
КОММЕНТАРИЙ
«ЧЕНСЛЕР»
Роман «Ченслер». Дневник пассажира Ж.-К. Казаллона» вышел в свет отдельным изданием в 1875 году, но, как сообщает Жюль Верн издателю Этцелю «в письме от 14 февраля 1871 года, был написан во время франко-прусской войны, на борту яхты «Сен-Мишель».
«Ченслер» выдержан в традициях так называемого «морского» романа, лучшие образцы которого были созданы английскими и американскими писателями (Д. Дефо, Т. Смоллет, Ф. Марриэт, Ф. Купер, Г. Мелвилл и др.). Этот вид романа получил распространение и во французской литературе. В тридцатых годах XIX века пользовались успехом «морские» романы Эжена Сю, позже Габриэля де Лаланделя [34]
[Закрыть], Рауля де Навери и других авторов. Однако самые популярные и непревзойденные во французской литературе «морские» романы были написаны Жюлем Верном.
Интерес автора «Необыкновенных путешествий» к истории навигации и к морскому делу обнаруживается во многих его произведениях. Кроме «Ченслера», в этом жанре написаны также романы «Удивительные приключения дядюшки Антифера», «Истории Жана-Мари Кабидулена», повести «Нарушители блокады», «Мятежники с «Боунти», не говоря уже о многих других произведениях, в которых значительная часть действия совершается в морях и океанах
Своеобразный сюжет «Ченслера» был навеян Жюлю Верну неизгладимым впечатлением от знаменитой картины французского живописца-романтика Теодора Жерико «Плот медузы». Жерико с большой силой запечатлел страдания людей, потерпевших кораблекрушение и гибнущих на плоту, в волнах океана, от непогоды, жажды и голода Отдельные эпизоды и детали для своего романа Жюль Верн почерпнул в отчетах о кораблекрушениях, которые публиковались в морском ежегоднике Великобритании
Рассказ о трагических злоключениях матросов и пассажиров «Ченслера» ведется со слов человека, которому довелось самому увидеть и пережить все описанные в романе бедствия. Это усиливает психологическое воздействие и художественный эффект. Точный диалог, реалистическое описание всех деталей катастрофы как нельзя более соответствуют избранной форме повествования. Все возрастающее ощущение трагедии потерпевших крушение резко сменяется в финале бурной радостью и ликованием людей, неожиданно вернувшихся к жизни
«Ченслер» был издан на русском языке почти одновременно в трех разных переводах. Один из этих переводов, принадлежащий Марко Вовчок, вышел в 1876 году под заглавием «На море» «Ченслер» – последний из четырнадцати романов Жюля Верна, переведенных Марко Вовчок
Русские издания романа «Ченслер» вызвали отклики во многих журналах и газетах.
Е. Брандис
ГЕКТОР СЕРВАДАК
Современники Жюля Верна считали роман «Гектор Сервадак» самой фантастической его книгой
Безусловно веривший в конечное торжество человеческого разума над природой, во всемогущество науки и техники, в познаваемость всего сущего, Жюль Верн был убежден, что рано или поздно наутилусы опустятся в зыбкие глубины океана, а альбатросы поднимутся в прозрачную голубизну неба, что тем или иным способом люди доберутся до Луны, исследуют глубочайшие земные недра. Но, конечно, он даже ни на одну минуту не допускал мысли о возможности совершить путешествие по вселенной, «оседлав» комету. Это был только условный прием, позволивший в увлекательной форме научно-фантастического романа рассказать о семье планет солнечной системы, а заодно осветить некоторые другие любопытные явления, возможные во внеземных условиях. И, конечно, великий фантаст был бы бесконечно удивлен, если бы ему сказали, что возможность таких полетов по вселенной всего через восемьдесят лет после выхода его книги будет серьезно обсуждаться учеными, а в недалеком будущем, возможно, будет и осуществлена
1
Гигантская комета, расстелившая свой вуалевый хвост на половину неба, – безусловно, величественное и прекрасное зрелище Редкая гостья из космоса, она кажется несравненно вещественнее, грандиознее скромно мигающих, славно готовых в любую минуту погаснуть, звезд и планет. И во времена Жюля Верна считали, что кометы имеют большие каменные или даже металлические ядра и окружены атмосферой, содержащей самые различные газы. Из этих же газов, по предположениям ученых, состоит и хвост комет. Совершенно естественно, что обсуждалась возможность столкновения Земли с кометой. Известный французский астроном и популяризатор, книги которого и теперь еще не потеряли своего обаяния, хотя содержание их в значительной степени устарело, Камиль Фламмарион, например, считал возможным отравление земной атмосферы газами, составляющими хвост кометы.
Однако Земля уже дважды пронзала на своем пути хвост кометы – в 1861 и в 1910 годах. И оба раза большинство жителей Земли даже не заметило этого.
Успехи современной астрономии сильно изменили наши взгляды на природу комет.
Прежде всего ученые вынуждены были отказаться от мысли о том, что кометы имеют значительное твердое ядро.
Согласно новейшим данным ядро кометы состоит из сравнительно небольших, диаметром от нескольких сантиметров до нескольких километров, глыб загрязненного льда – льда, в который вморожены каменные и железные тельца-пылинки. Движутся эти ледяные глыбы тесно рядом друг с другом, как свинцовые шарики в летящем заряде дроби.
Весь блеск и все величие комет – чисто бутафорские, – масса кометы, количество вещества, из которого она состоит, чрезвычайно невелико. Масса Земли – отнюдь не самой большой планеты солнечной системы – значительно больше, чем масса самой крупной кометы.
Одной из наиболее величественных комет, известной еще в средние века, является комета Галлея. В 1910 году эта комета прошла между Солнцем и Землей. Астрономы припали к окулярам телескопов, – они хотели увидеть твердое ядро этой кометы. Будь его диаметр равен всего пятидесяти километрам, они бы уже увидели на светящемся диске Солнца черную переползающую через него точку. Но ожидания их были тщетны – они ничего не увидели. Комета оказалась абсолютно прозрачной. По более поздним вычислениям, ее масса вместе с ярким ядром, прозрачной светящейся короной вокруг этого ядра – так называемой комой – и пышным хвостом, который может растянуться на сотни миллионов километров, перечеркнув светящейся полосой земное небо, – составляет меньше пяти миллиардных от массы Земли.
Даже самые крупные и массивные кометы, такие, как, например, комета Ленселя, имеют массу в миллион раз меньше земной.
«Видимое ничто», «мешок пустоты» – вот какими прозвищами награждены астрономами кометы. «Кометы – это пример того, что природа способна сделать из мухи слона», – остроумно заметил профессор Б. А. Воронцов-Вильяминов.
Эллиптические орбиты комет, как правило, очень вытянуты. Наиболее отдаленные их участки лежат в тех же областях солнечной системы, где величественно движутся, освещаемые далеким Солнцем, планеты-гиганты – Юпитер, Сатурн, Уран. Здесь, в царстве мрака и холода, кометы отнюдь не щеголяют пышным убором, здесь это самые скромные члены в семье небесных тел. На этих участках их орбит они недосягаемы для земных астрономов, они попросту не видны в самые сильные телескопы.
Но вот, подчиняясь законам всемирного тяготения, комета в своем вековечном движении приближается к Солнцу. Все жарче и жарче становятся его лучи. Замерзшие газы, входящие в состав ледяного ядра, начинают испаряться. Очень редки и разрежены их частицы, – слабое притяжение небольшой массы кометы не может удержать плотной атмосферы. И под влиянием давления солнечных лучей они истекают в виде узкой и длинной газовой струи в сторону, противоположную Солнцу. Эти струи истекающего газа, отбрасываемого к периферии солнечной системы жарким дыханием световых лучей, и образуют величественный хвост кометы.
Поскольку ледяное ядро кометы сильно загрязнено каменной и металлической пылью, оно плохо проводит внутрь тепло; слои оттаявших пылинок словно шубой одевают внутреннюю часть ядра. Это предохраняет содержащиеся там летучие газы от слишком быстрого испарения. Поэтому хвост кометы развивается сравнительно медленно.
Вещество в газовом хвосте кометы чрезвычайно разрежено, вакуум там значительно превосходит любое разрежение, которое мы можем искусственно получить в земных условиях Видимое нами сияние этих беспредельно разреженных газов объясняется не освещением их Солнцем, а тем, что солнечная радиация возбуждает их атомы и они начинают светиться так же, как светится газ в газосветных лампах. Таким образом, свечение кометных хвостов имеет электрическое происхождение.
Но вот комета прошла афелий – ближайшую к Солнцу точку своей траектории – и начинает удаляться от него с протянутым вперед газовым хвостом, подобным теперь лучу фары, освещающей путь впереди. И хвост кометы начинает уменьшаться. Прекращается истечение газов из головы, часть вещества, составляющего хвост, рассеивается в пространстве, часть снова конденсируется вокруг ее ледяных глыб. И из величественнейшей среди небесных тел комета снова превращается в незаметную стайку летящих в холодном мраке метеоров
Разнообразны периоды обращения комет: у одних полный оборот по орбите занимает всего несколько лет, у других свыше сотни. И при каждом приближении к Солнцу комета распускает свой хвост. Это событие является трагическим в ее жизни расходом вещества, – его все меньше и меньше остается в голове кометы, и с каждым приближением все уменьшается и величина и яркость ее хвоста. У так называемых короткопериодических комет, каждые три – пять лет возвращающихся к Солнцу, уменьшение яркости происходит на глазах у одного поколения наблюдателей.
Астрономам известны в космическом пространстве области, которых в будущем будут тщательно избегать штурманы космических кораблей, как штурманы морских судов избегают некоторых районов, изобилующих рифами. Эти «рифы» космического пространства – метеоритные потоки, опоясывающие Солнце. Земля при движении по своей орбите ежегодно пересекает несколько таких метеоритных потоков: Персеид – 12 августа, Драконид – 10 октября, Леонид -16 ноября и т. д. По ночам в эти числа можно наблюдать особенно большое количество метеоров, прорезающих небесный свод. Повидимому, по всей эллиптической траектории, одну из ветвей которой пересекает в эти дни Земля, движутся рассеянные обломки метеорного вещества. Астрономы установили их прямую связь с кометами. Кометы, рассеяв в космическом пространстве газовое вещество своего хвоста, растеряв твердые куски своего ядра по всей длине орбиты, и становятся метеоритными потоками.
Так, значит, кометы – сравнительно недолговечные небесные тела? Значит, период, в течение которого они могут появляться на небесном своде в сиянии своего роскошного хвоста, очень невелик? Так откуда же тоща берутся кометы, которых не так уж мало встречается в космическом пространстве и которые сравнительно нередко сияют на земном небе совершенно новенькими, нерастраченными хвостами?
