Текст книги "Малыш (илюстр)"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Что и не замедлило случиться. Бутылка опустела лишь наполовину (хотя Крисс пила прямо из горлышка), а орава была уже пьяна. И вся эта пьяная оргия не могла вывести господина О'Бодкинза из состояния обычного безразличия! Какое ему дело до того, что происходит внизу, когда сам он находится наверху, рядом со своими коробками и книгами?… Да даже трубный глас Божьего суда не смог бы отвлечь его!

И тем не менее вскоре достопочтенному джентльмену пришлось все-таки оторваться от своего бюро – не без явного ущерба для столь дорогой его сердцу бухгалтерской отчетности!

Выпив полтора галлона джина из трех, содержавшихся в бутылке, большинство бездельников свалились на солому, если не сказать на навоз. Там бы они и заснули мертвецким сном, если бы Каркеру не пришла в голову мысль устроить «брюло». «Брюло» – это разновидность пунша. Вместо рома в кастрюлю наливают джин, поджигают, он, естественно, загорается, и в таком виде, горящим, его пьют.

Именно это и придумал Каркер, к вящему удовольствию старухи Крисс и двух-трех собутыльников, еще державшихся на ногах. Конечно, для настоящего «брюло» не хватало нескольких других добавок, однако воспитанники «рэгид-скул» не отличались требовательностью.

Когда джин был вылит в чугунок – единственную емкость, имевшуюся в распоряжении старухи Крисс, – Каркер взял спичку и поджег напиток.

Как только голубоватое пламя осветило зал, те из оборванцев, кто еще держался на ногах, устроили дикий хоровод вокруг чугунка. Если бы кто-нибудь проходил в этот момент по улице, то он посчитал бы, что в школе поселился целый легион [79]  [79]Легион – множество.


[Закрыть]чертей. Но, по правде говоря, квартал бы пустынен в эти ночные часы.

Вдруг внутри дома промелькнул яркий отблеск. Неосторожный шаг – и один из оборванцев опрокинул емкость, откуда вырвались горящие пары джина, жидкость разлилась по соломе и растеклась по всему залу, вплоть до самых отдаленных углов. В одно мгновенье огонь охватил все, как если в зале устроили фейерверк. Те, кто покрепче, мгновенно протрезвели от шума и треска бушующего пламени; они успели лишь распахнуть дверь, подхватить старуху Крисс и вывалиться на улицу.

Грип и Малыш от пронзительных криков проснулись; увы, напрасно бедняги пытались вырваться из комнатушки, заполненной удушливым дымом.

Языки пламени над школой были замечены. Несколько жителей с ведрами и лестницами поспешили на помощь. К счастью, «рэгид-скул» стояла на отшибе и ветер, дувший с противоположной стороны, никоим образом не угрожал зданиям, стоявшим напротив.

Однако надежды отстоять этот ветхий домишко было мало и следовало подумать о его обитателях, которым огонь уже перекрыл все выходы.

Вдруг открылось окно в комнате, выходившей на улицу.

Окно кабинета господина О'Бодкинза! Туда вот-вот могло ворваться пламя! Директор выглядел совершенно растерянным и буквально рвал на себе волосы.

Не подумайте только, что он был обеспокоен тем, все ли воспитанники были вне опасности… он не думал даже о спасении собственной жизни.

– Мои книги… мои книги!… – кричал он, отчаянно размахивая руками.

Совершив безрезультатную попытку спуститься по лестнице из кабинета – ступени уже потрескивали под языками пламени, – он решил выбросить через окно свои драгоценные журналы, коробки и весь бесценный скарб. На них тут же набросилась вся свора бездельников и принялась топтать ногами и развеивать листы по ветру, тогда как господин О'Бодкинз решился наконец спасаться по лестнице, приставленной к стене.

Но что могли сделать Грип и ребенок?! Их комнатушка имела только узкое слуховое окно, а ведущая к нему лестница обрушивалась, марш за маршем, в огненном вихре. Уже занялись стены из соломы с навозом, и искры, сыпавшиеся дождем на ветхую крышу, грозили вскоре превратить «рэгид-скул» в гигантский костер.

Крики Грипа перекрыли наконец шум и треск пожара.

– Есть ли люди на чердаке? – спросил кто-то из пришедших посмотреть на пожар.

Это была дама в дорожном костюме. Оставив экипаж за углом, она прибежала сюда со своей горничной.

Огонь тем временем распространялся с такой скоростью, что не было никакой возможности погасить его. Поскольку директор был спасен, стоило ли бороться с огнем, если в доме уже никого не было?

– Помогите… помогите тем, кто остался наверху! – снова закричала путешественница, заламывая руки. – Лестницы, друзья мои, лестницы… и спасателей!

Но как же приставить лестницы к стенам, грозящим вот-вот обрушиться? Как добраться до чердака по крыше, объятой густыми клубами дыма, по крыше, где от соломы летят искры, точно от точильного круга?

– Кто на чердаке?… – спросили господина О'Бодкинза, занятого поисками своих драгоценных журналов.

– Кто?… Не знаю… – ответил растерянный директор, чьи мысли были полностью заняты собственными бедами и утратами.

Затем память вдруг вернулась к достойному ментору:

– Ах… да… двое… Грип и Малыш…

– Несчастные! – воскликнула дама. – Мое золото, драгоценности, все, что я имею, тому, кто их спасет!

Проникнуть внутрь школы было уже невозможно. Сквозь стены уже пробивались огненные языки. Внутри дома все горело, трещало, обрушивалось. Еще несколько мгновений, и шквальный ветер, который трепал огненные языки как вымпел флагманского корабля, превратит «рэгид-скул» в огненный вертеп [80]  [80]Вертеп – здесь: трущоба, притон.


[Закрыть], в вихрь раскаленного пара.

Вдруг на уровне слухового окна крыша провалилась. Грипу удалось разобрать ее и разрезать дранки в тот момент, когда огонь уже был готов пожрать пол чердака. Паренек тотчас же перебрался на перекрытие конька двускатной крыши и вытащил за собой полу задохнувшегося ребенка. Затем, достигнув части стены, образующей справа щипец, он соскользнул на гребень крыши, ни на секунду не выпуская из рук Малыша.

В этот момент появился огромный язык пламени, буквально взорвавший крышу и распавшийся на тысячи искр.

– Спасите Малыша, – крикнул Грип, – спасите.

И он бросил ребенка на улицу, где, по счастью, какой-то мужчина поймал Малыша на руки, прежде чем тот ударился о землю.

Грип, бросившийся вниз в свою очередь, покатился по земле, почти задохнувшийся. Часть горящей стены тут же рухнула всей массой и едва не накрыла храбреца.

Тогда видевшая все это дама бросилась к человеку, державшему Малыша на руках, и спросила, дрожа от волнения:

– Чей это ребенок, это невинное созданье?…

– Ничей!… Просто найденыш… – ответил мужчина.

– Хорошо… Он мой… мой! – вскричала она, беря крошку на руки и прижимая к груди.

– Но, госпожа… – начала было горничная.

– Замолчи… Элиза… замолчи!… Это ангел, ниспосланный мне Небом!

Поскольку у ангела не было ни родителей, ни семьи, то лучше всего было, конечно, оставить его красивой даме, наделенной столь добрым сердцем, поэтому ее решение было встречено громкими одобрительными возгласами, раздавшимися как раз в тот момент, когда рухнули среди отблесков блуждающего огня последние остатки «рэгид-скул».

Глава VI
ЛИМЕРИК

Кем же была милосердная дама, появившаяся вдруг на сцене таким весьма мелодраматическим образом? С таким же успехом ее можно было бы представить среди бушующего пламени, жертвующей своей жизнью ради спасения хрупкого создания, и никто бы ни на минуту не усомнился в искренности ее порыва, так велика была сила ее сценического убеждения. И действительно, будь даже у дамы на руках ее собственный ребенок, и то она не могла бы так горячо прижать его к груди, как она прижимала Малыша, подходя к экипажу. Напрасно горничная пыталась взять у госпожи бесценную ношу… Никогда!… Никогда!…

– Нет, Элиза, оставь его! – повторяла дама дрожащим голосом. – Он мой… Небо позволило мне спасти его из пылающих руин… Благодарю, благодарю тебя, Господи!… О! Дорогой мой!… Дорогой!

А дорогой наполовину задохнулся, дыхание у него прерывалось, рот судорожно хватал воздух, глаза закатились. Ребенку был бы нужен воздух, много свежего воздуха, а теперь, когда Малышу уже не грозил дым пожара, он рисковал умереть от удушья из-за нежностей, которые обрушила на него его спасительница.

– На вокзал, – приказала дама кэбмену, едва сев в экипаж, – на вокзал!… Гинею [81]  [81]Гинея – английская золотая монета, впервые выпущенная в 1663 году из металла, привезенного с берегов Африканского континента, из Гвинеи, откуда и название монеты; выпускалась до 1813 года.


[Закрыть]за труды… если успеем на поезд девять сорок семь!

Возница не мог остаться равнодушным столь щедрым посулам – в Ирландии чаевые были чем-то вроде общепринятой нормы. Поэтому он пустил рысью лошадь, запряженную в граулер [82]  [82]Граулер – старинный четырехколесный извозчичий экипаж.


[Закрыть], название, принятое в Ирландии для обозначения старомодных и удивительно неудобных экипажей.

Так кем же все-таки была эта путешественница, воистину ниспосланная самим Провидением? Быть может, благодаря невероятно счастливому стечению обстоятельств Малыш попал наконец к своей истинной благодетельнице?

Мисс Анна Вестон, драматическая примадонна [83]  [83]Примадонна – первая актриса.


[Закрыть]театра Друри-Лейн, своего рода Сара Бернар [84]  [84]Бернар Сара (Анриетт-Розин Бернар, 1844 – 1923) – великая французская драматическая актриса.


[Закрыть]на гастролях, выступала в настоящее время в театре Лимерика, графство Лимерик, провинция Манстер. Она только что завершила длившуюся несколько дней увеселительную поездку по графству Голуэй в сопровождении своей горничной – иными словами, подруги, столь же ворчливой, сколь и преданной, сухопарой Элизы Корбетт.

Эта актриса была человеком очень добрым, ее обожали любители мелодрамы, она постоянно что-то играла, даже когда занавес был уже опущен. Это была женщина совершенно необузданная в изъявлении чувств, с открытым сердцем, всегда готовая прийти на помощь и тем не менее чрезвычайно строгая в вопросах искусства, неуступчивая в случае, когда какая-либо оплошность могла ее скомпрометировать, и исключительно компетентная в вопросах гонорара и почестей, оказываемых звездам, – да эта актриса была просто великолепна!

Однако мисс Анна Вестон, широко известная во всех графствах Великобритании, ждала лишь случая, чтобы отправиться за славой в Америку, Индию, Австралию, так как гордость не позволяла ей быть лишь куклой в пантомимах на подмостках театров, где она, по ее мнению, оставалась непонятой.

Вот уже три дня, как, желая отдохнуть от бесконечных постановок современных драм, в которых ей постоянно приходилось умирать в последнем акте, мисс Вестон приехала подышать свежим, животворным воздухом залива Голуэй. Закончив путешествие, она под вечер направлялась на вокзал, чтобы сесть на поезд в Лимерик, где на следующий день должна была играть в спектакле, когда отчаянные вопли и огненные всполохи привлекли ее внимание. Горела «рэгид-скул».

Пожар?… Ну как можно отказаться от удовольствия увидеть один из «настоящих» пожаров, столь непохожих на театральные, имитируемые с помощью плауна? [85]  [85]Плаун – род травянистых споровых растений.


[Закрыть]По ее приказу и несмотря на возражения Элизы, экипаж остановился в начале улицы, и мисс Анна Вестон лично присутствовала при всех перипетиях захватывающего спектакля, совершенно несравнимого с тем, за которым театральные пожарные наблюдают внимательным, но слегка презрительным взглядом. На этот раз отнюдь не бутафорские части декораций обрушивались, перекручиваясь от страшного жара, – все пылало взаправду, на самом деле! Ситуация складывалась прямо как в хорошо поставленном спектакле. Настоящая трагедия! Два человеческих существа оказались запертыми на чердаке, лестница уже охвачена пламенем, и никакого выхода… Два мальчика, большой и маленький… быть может, было бы еще лучше, если бы в западне оказалась девочка? Мисс Анна Вестон окончательно вошла в образ самоотверженной спасательницы. Да, она сама бы бросилась на помощь несчастным, если бы не ее пыльник, который мог бы дать новую пищу огню… Кстати, крыша вокруг каморки только что обрушилась… Вот бедолаги показались в дыму, старший держал малыша на руках… О! Старший! Какой герой, как он похож на артиста! Какая выверенносгь жестов, какая сценическая достоверность!… Бедняга Грип! Он и не подозревал, что произвел такой эффект… Что касается другого… «Найс бой!., найс бой! Славный мальчик!» – повторяла мисс Анна Вестон, ну прямо ангел, преодолевающий пламя ада!… Не правда ли, Малыш, ведь впервые тебя сравнили с херувимом [86]  [86]Херувим – в христианском вероучении так называется ангел высшего чина.


[Закрыть]или с любым другим представителем небесной детворы. Да! В этой мизансцене мисс Анна Вестон сумела схватить мельчайшие подробности. Как в театре, она вскрикнула с трагическими интонациями: «Все мое золото, мои драгоценности, все, что я имею, тому, кто их спасет!»

Но в ответ на ее призыв никто не бросился вдоль шатающихся стен, никто не полез на обрушивающуюся крышу… И наконец, херувимчик упал прямо в подставленные ему руки… а затем угодил в объятия мисс Анны Вестон… Теперь у Малыша имелась мать, причем толпа утверждала, что эта знатная дама только что признала своего сына, найденного среди горящих обломков «рэгид-скул».

Ответив поклоном на аплодисменты публики, мисс Анна Вестон исчезла, унося свое сокровище, несмотря на все возражения горничной. Чего же вы хотите? Ведь нельзя же требовать от взбалмошной двадцатидевятилетней актрисы с ярко-рыжими волосами, пылающими щеками и трагическим взором хотя бы на мгновение умерить свой пыл! Держаться в рамках – дело Элизы Корбетт, тридцатисемилетней блондинки, холодной и бесцветной, находившейся уже несколько лет на службе у своенравной хозяйки. По правде говоря, самой характерной чертой актрисы было то, что она постоянно не жила, а играла. Ей круглосуточно казалось, что она участвует в театральном спектакле и находится в состоянии борьбы с перипетиями героинь репертуара. Для нее самые обычные жизненные ситуации были «обстановкой», и если уж обстановка такова…

Само собой разумеется, что экипаж вовремя прибыл на вокзал и возница получил обещанную гинею. И теперь мисс Анна Вестон, наедине с Элизой в купе первого класса, имела наконец возможность отдаться излияниям, которыми могло быть переполнено сердце настоящей матери.

– Это мой ребенок!… Моя кровь… моя жизнь! – твердила она. – Никто его у меня не отнимет!

Только между нами: а кто, собственно, мог бы отобрать у актрисы этого брошенного ребенка, без роду без племени?

А Элиза между тем думала про себя: «Посмотрим, надолго ли тебя хватит!»

Поезд тем временем не спеша катил себе к Ажери-джонкшн [87]  [87]Ажери-джонкшн – лазурный перекресток ( англ.).


[Закрыть], пересекая графство Голуэй, к железнодорожной ветке, соединяющей его со столицей Ирландии. Позади оставалось уже что-то около дюжины миль – а Малыш так и не пришел в сознание, несмотря на театральные заботы и красноречивые тирады артистки.

Прежде всего мисс Анна Вестон занялась тем, что раздела ребенка. Освободив Малыша от пропитавшихся дымом лохмотьев, она оставила на нем только шерстяную курточку, которая была еще в приличном состоянии. Затем наскоро соорудила ему рубашку из своей кофты, вынутой из саквояжа, а новую курточку – из суконной блузы, одеяло же – из шали. Но ребенок, казалось, и не замечал, что завернут в теплое и прижат к сердцу, еще более горячему, нежели все эти одежды.

Наконец на узловой станции часть поезда была отцеплена и отправлена в Калкри, находящейся на границе графства Голуэй, где предстояла получасовая стоянка. Малыш оставался по-прежнему без чувств.

– Элиза… Элиза!… – вскричала мисс Анна Вестон. – Нужно узнать, нет ли в поезде врача!

Элиза пошла узнать, хотя и уверяла хозяйку, что это бесполезно.

Врача не оказалось.

– Ах! Чудовища!… – воскликнула мисс Анна Вестон. – Никогда их нет, когда они нужны!

– Но, мадам, с ребенком все в порядке!… Он вскоре придет в себя, если вы его не задушите.

– Ты так думаешь, Элиза?… Дорогой малыш!… Чего ты хочешь?… Я ничего не знаю, ничего не умею! У меня никогда не было детей!… Ах! Если бы я могла его накормить своим молоком!

Это было невозможно, и к тому же Малыш достиг того возраста, когда испытывают нужду в более существенной пище. И мисс Анна Вестон оставалось только горько сетовать по поводу своих воображаемых материнских недостатков.

Поезд пересекал графство Клэр – полуостров, выдвинутый между заливом Голуэй на севере и берегом реки Шаннон на юге, – графство, из которого сделали бы остров, прорыв канал длиной миль в тридцать под основанием горы. Ночь была темной, вагонные стекла содрогались под порывами западного ветра. Ну чем не небо, соответствующее «обстановке»?…

– Наш ангел еще не пришел в себя? – беспрестанно вскрикивала мисс Анна Вестон.

– Хотите, чтобы я ответила, мадам?…

– Скажи, Элиза, скажи, ради всего святого!…

– Так вот… мне кажется, он спит!

Так оно и было.

Пересекли Дромор, Эннис, являющийся столицей графства и куда поезд прибыл ближе к полуночи, затем Клэр, потом Нью-маркет, затем Сикс-Милз, наконец границу, и в пять часов утра поезд прибыл на вокзал Лимерик.

Во время всей поездки спал не только Малыш, но и мисс Анна Вестон, ибо театральные переживания наконец-таки сразили ее. Когда же актриса проснулась, то заметила, что ее протеже смотрит на нее во все глаза.

Тогда она принялась целовать ребенка, непрестанно повторяя:

– Он жив!… Он жив!… Господь, который дал мне его, не мог бы быть таким жестоким, чтобы тут же отобрать!

Элиза охотно согласилась с тем, что Господь никогда не смог бы быть жестоким до такой степени; вот так и случилось, что наш мальчуган перенесся почти без пересадки из каморки «рэгид-скул» в роскошные апартаменты, которые мисс Анна Вестон, игравшая в театре Лимерика, занимала в гостинице «Король Георг».

Одним из графств, отмеченных печатью доблести в истории Ирландии, является графство Лимерик, где возникло организованное сопротивление католиков протестантской Англии [88]  [88]Речь идет об Ирландском национальном восстании 1642 – 1652 годов. Однако оно началось на севере страны, в Ольстере; создание независимого государства, Ирландской конфедерации католиков, было провозглашено генеральной ассамблеей ирландских графств в Килкенни, расположенном значительно восточнее Лимерика, в Ленстере.


[Закрыть]. Его столица, верная якобитской династии [89]  [89]Якобитская династия – иное название династии Стюартов, первым королем которой был Яков (1603 – 1625).


[Закрыть], дала отпор грозному Кромвелю [90]  [90]Кромвель Оливер (1599 – 1658) – крупнейший деятель Английской буржуазной революции XVII века, с 1653 года протектор (фактически – диктатор) Англии. В Ирландии высадился в августе 1649 года. Кровавое подавление им революционно-освободительного движения сопровождалось массовым сгоном ирландских крестьян с земли, переходившей к английским помещикам.


[Закрыть], выдержала памятную осаду и, сломленная голодом и болезнями, потопленная в крови казненных, в конце концов была вынуждена сдаться [91]  [91]Лимерик был взят английскими войсками 27 октября 1651 года.


[Закрыть]. Там же был подписан договор, носящий ее имя, по которому ирландские католики сохранили за собой гражданские права и свободу на исполнение культовых обрядов. Однако эти права были оскорбительно урезаны Вильгельмом Оранским [92]  [92]Вильгельм III Оранский (1650 – 1702) – штаттгальтер Нидерландов, получивший права на английский престол в результате династического брака, ставленник крупной буржуазии и земельной аристократии; возведен на престол в результате переворота 1685 – 1689 годов. Высадился в Ирландии в марте 1690 года, преследуя бежавшего туда свергнутого короля Якова II. Летом того же года якобиты были разбиты, а 3 октября 1691 года был подписан мирный договор, закончивший очередное ирландское восстание.


[Закрыть]. Пришлось снова браться за оружие, после долгих и зачастую жестоких поборов с населения; однако, несмотря на весьма значительные собранные суммы и на то, что Французская революция послала им на помощь Оша [93]  [93]Ош (раньше – Гош) Лазар (1768 – 1797) – один из самых талантливых генералов, выдвинувшихся в революционной Франции.


[Закрыть], ирландцы, которые сражались, по их выражению, «с петлей на шее», были разбиты под Баллинамахом.

В 1829 году права католиков были наконец восстановлены благодаря великому О'Коннелу, взявшему в свои руки знамя независимости и добившемуся от правительства Великобритании принятия билля об освобождении.

Поскольку Ирландия является местом действия нашего романа, да будет нам позволено напомнить несколько незабываемых слов, брошенных тогда в лицо государственным деятелям Англии. Пусть читатель не расценит их как простую вставку; они запечатлены в сердцах всех ирландцев, и их влияние он почувствует в некоторых эпизодах этой истории.

«Никогда еще у нас не было столь недостойного кабинета министров! – воскликнул однажды О'Коннел. – Стенли – просто старый виг-ренегат; сэр Джеймс Грехэм – нечто еще более худшее; сэр Роберт Пил – флаг, окрашенный во все цвета, причем ни одного чистого. Сегодня это оранжевый, завтра – зеленый, послезавтра – ни тот, ни другой, однако следует остерегаться, чтобы это знамя никогда не было окрашено в цвет крови!… Что касается бедняги Веллингтона, то нет ничего более абсурдного, чем иметь в Англии подобного человека. Разве историк Алисон не доказал, что герцог был захвачен врасплох под Ватерлоо? К счастью для него, он имел под началом смелых, отчаянных вояк, ирландских солдат! Ирландцы были преданы Брауншвейгскому дому [94]  [94]Брауншвейгский дом – правящая по сей день в Великобритании королевская династия, начало которой положил Георг I (1714 – 1727), наследный курфюрст Ганноверский и герцог Брауншвейгский и Люнебургский; официально династия называется Ганноверской, поскольку город Ганновер был столицей Брауншвейг-Люнебургского (или Брауншвейг-Вольфенбюттельского) герцогства.


[Закрыть], который был их врагом, верны Георгу III [95]  [95]Георг III – английский король с 1760 по 1820 год; однако большую часть своего царствования был отстранен от государственных дел по причине умопомешательства.


[Закрыть], который их предавал, верны Георгу IV [96]  [96]Георг IV – английский король в 1820 – 1830 годы.


[Закрыть], испускавшему негодующие крики при подписании билля об освобождении, верны старому Вильгельму [97]  [97]Имеется в виду Вильгельм Оранский.


[Закрыть], которому кабинет министров составил кровожадную и воинственную речь против Ирландии, хранили, наконец, верность королеве! [98]  [98]Имеется в виду британская королева Виктория.


[Закрыть]Поэтому Англия – англичанам, Шотландия – шотландцам, Ирландия – ирландцам!» Какие благородные слова!… Вскоре мы увидим, как осуществилось пожелание О'Коннела и стала ли земля Ирландии принадлежать ирландцам.

Лимерик был, кроме того, одним из главных центров Изумрудного острова, хотя и потерял главенствующее положение, опустившись до вторых ролей после того, как часть его торговли перешла к Трали. Население его составляло тридцать тысяч человек. Улицы города прямые, широкие, распланированы на американский манер; его лавки, магазины, гостиницы, общественные здания расположены на широких площадях. Но стоит пересечь мост Томонд, где заложен камень, на котором начертан договор об освобождении, как попадаешь в чисто ирландскую часть города, с ее нищетой и развалинами, обрушившимися крепостными стенами, местоположением той «черной батареи», которую отважные женщины обороняли до конца от оранжистов. Нет ничего более печального и жалкого, чем этот контраст!

Очевидно, что Лимерик расположен так, чтобы все способствовало его становлению в качестве важного промышленного и торгового центра. Шаннон, «лазурная река», для него – такая же важная водная артерия, как Клайд, Темза и Мерси. К несчастью, если Лондон, Глазго и Ливерпуль активно используют свои водные магистрали, Лимерик ею почти не пользуется. Лишь несколько барок лениво бороздят тихие воды, довольствующиеся тем, что они омывают роскошные городские кварталы и орошают тучные пастбища долин. Ирландским эмигрантам следовало бы увезти Шаннон в Америку. Будьте уверены, уж американцы бы нашли ей достойное применение.

Несмотря на то, что вся промышленность Лимерика специализируется на производстве ветчины, город тем не менее производит приятное впечатление. Женская часть населения отличается редкой красотой, и это было легко заметить во время выступлений мисс Анны Вестон.

Следует признать, что актрисы, живущие напоказ, вполне могли бы поднять квартплату в стеклянных домах, если бы архитекторы решились создать нечто подобное. Однако, в конце концов, Анне Вестон нечего было скрывать из того, что произошло в Голуэе. Уже на следующий день после ее возвращения во всех салонах Лимерика только и было разговоров, что о событиях в «рэгид-скул». Прошел слух, что героиня множества драм бесстрашно бросилась в самое пекло, чтобы спасти несчастное дитя, и она не очень опровергала его. А быть может, актриса и сама поверила в это? Ведь хвастуны обычно кончают тем, что начинают верить в собственные россказни! Несомненно, во всяком случае, одно: она привезла ребенка в гостиницу «Король Георг». Конечно же она хотела его усыновить, дать ему свое имя, поскольку он не имел такого… Более того, он не знал даже имени, данного ему при крещении!

«Малыш!» – отвечал ребенок на вопрос, как его зовут.

Следует сказать, что имя ему шло. Лучшего она не смогла бы найти. Оно было ничуть не хуже, чем Эдуард, Артур или Мортимер. Кроме того, мисс Вестон называла своего ангелочка и «бэби», и «бебери», и «бэбискляй», и другими ласковыми именами, имевшими хождение в Англии.

Согласимся сразу, что наш Малыш во всем этом ничего не понимал. Он позволял делать с собой все что угодно. Не знавший ласки – он позволял себя ласкать, не знавший поцелуев – он позволял себя целовать. До сих пор голого и босого, его одевали по последней моде и предлагали новые ботинки. Малыш не имел представления о завивке – теперь его волосы завили в локоны. А уж кормили просто по-королевски, буквально заваливая сладостями!

Само собой разумеется, что друзья и подруги актрисы осаждали ее покои в гостинице «Король Георг», расточая в адрес героини мелодрамы самые щедрые комплименты. И Боже, с какой грацией она их принимала! Снова и снова всплывала история «рэгид-скул». Уже минут через двадцать трагического повествования оказывалось, что огонь буквально пожирал весь город Голуэй. Это бедствие было сравнимо только со знаменитым пожаром, разрушившим большую часть столицы Великобритании – о нем свидетельствует памятник Файер-моньюмент [99]  [99]Файер-моньюмент – колонна, воздвигнутая в память лондонского пожара 1666 года по проекту архитектора Кристофера Рена в 1671 – 1676 годах на Фиш-стрит-Хилл.


[Закрыть], возведенный рядом с Лондонским мостом.

Легко представить себе, что ребенок не был обойден вниманием во время подобных визитов, и мисс Анна Вестон великолепно играла им в этих случаях. Однако он вспоминал, что если никогда и не был так обласкан, то, по крайней мере, его все же любили. Поэтому однажды он задал вопрос:

– А где Грип?…

– Кто такой Грип, крошка? – спросила мисс Анна Вестон.

Она, конечно, прекрасно знала, кто такой Грип. Без него Малыш, вне всякого сомнения, погиб бы в огне… Если бы старший приятель не был предан ребенку до такой степени, что пожертвовал собой ради его спасения, то под развалинами «рэгид-скул» нашли бы детский труп. Этого не случилось, и прекрасно… просто превосходно со стороны Грипа. Однако его героизм – признаем – не мог никоим образом умалить роль мисс Анны Вестон в спасении ребенка. Только представьте себе, что вдруг этой очаровательной женщины не оказалось бы, не иначе как благодаря Провидению, на месте происшествия? Где был бы сейчас Малыш?… Кто подобрал бы его?… В какой трущобе поместили бы его вместе со всем отребьем «рэгид-скул»?

А что до Грипа, то о нем больше ничего не было известно, да и никто и не пытался узнать подробности; Анна Вестон полагала, что в конце концов Малыш тоже забудет о нем! Но она ошибалась. Скажем сразу: образ того, кто кормил и защищал Малыша, кто стал его спасителем, никогда не изгладится из памяти и сердца благородного мальчугана.

Тем не менее сколько развлечений появилось у приемного сына актрисы в новой жизни! Он сопровождал мисс Анну Вестон во время прогулок, сидя в экипаже на подушке рядом с ней, по самым красивым кварталам Лимерика в те часы, когда ее могло увидеть самое изысканное общество. Никогда еще ребенок не был так разодет, увешан бантами, приукрашен, припомажен и декорирован, да простят мне это выражение. И сколько самых разных костюмов предоставил ему богатый актерский гардероб! То он был шотландцем, с пледом, кильтом, шапочкой с пером, то пажом в сером трико и ярко-красном камзоле, то юнгой в широкой матросской блузе с напуском и берете, сдвинутом на затылок. По правде говоря, он занял место моськи у своей хозяйки, существа злобного и «кусачего», и если бы он был поменьше, то вполне вероятно, что актриса прятала бы его в муфту, оставляя снаружи лишь голову в мелких кудряшках. Кроме того, были еще, кроме прогулок по городу, и поездки на курорты, предназначенные для морских купаний в окрестностях Калкри с его знаменитыми пляжами на берегу Клэр, был и Милтаун-Малбей, прославившийся своими знаменитыми скалами, о которые разбилась когда-то часть Непобедимой Армады!… Там Малыш был представлен как чудо природы под названием: «Ангел, спасенный из пламени!»

Один-два раза его сводили в театр. Надо было его видеть в качестве «бэби» большого света в только что сшитых перчатках – такому-то малышу, и перчатки! – восседающего в первом ряду ложи под бдительным оком Элизы, когда он боялся шевельнуться и боролся со сном до самого конца представления. Если он и не особенно разобрался в сути увиденных пьес, то тем не менее считал, что все, что он видел, было всамделишным, а не придуманным. Поэтому, когда мисс Анна Вестон появлялась в костюме королевы с короной и королевской мантией, затем в качестве женщины из простонародья, в капоре и фартуке, а иногда и в качестве нищенки, в развевающихся лохмотьях и шляпке с цветами, традиционном наряде английских нищенок, он не мог поверить, увидев ее снова в гостинице, что все это была она. Обилие впечатлений привело в расстройство детский ум. Малыш уже не знал, что и думать. Ночью он заново переживал все увиденное, как если бы страшная драма продолжалась, и тогда его посещали ужасные кошмары, в которых переплетались и бродячий кукольник, и негодяй Каркер, и весь мерзкий сброд из «рэгид-скул»! Он просыпался в холодном поту, боясь позвать кого-нибудь…

Известно, как ирландцы привержены к занятиям спортом и, в частности, скачкам. В такие дни Лимерик, его площади, улицы, гостиницы – все подвергалось подлинному нашествию «джентри» [100]  [100]Джентри ( англ.) – нетитулованное мелкопоместное дворянство.


[Закрыть]из окрестностей, фермеров, бросивших свои фермы, и неудачников всех сортов и мастей, сумевших сэкономить шиллинг или полшиллинга и жаждущих сделать ставку на какую-нибудь лошадь.

Однажды, пару недель спустя после появления в городе, Малышу представился случай быть выставленным на всеобщее обозрение перед подобным скопищем людей. Господи, и что за туалет красовался на нем! Прямо букет, а не ребенок, или, если хотите – рождественская елка, столько на него всего напялили. И этот «букет» мисс Анна Вестон выставила перед своими друзьями и знакомыми как объект восхищения и, если угодно, благоухания!

Но, в конце концов, актриса есть актриса – немного экстравагантная, немного взбалмошная, но добрая и чувствительная, если она находила возможным быть таковой к своей выгоде. Если знаки внимания, которыми она досаждала ребенку, и были очевидно наигранными, а ее поцелуи как две капли воды походили на условные сценические поцелуи, в которых участвуют лишь губы, то, конечно, уж не Малышу было под силу почувствовать разницу. И все же он не ощущал себя любимым, как ему бы хотелось, и, возможно, он безотчетно мог бы повторить слова Элизы:

«Посмотрим, несколько тебя хватит… если вообще хватит!»