Текст книги "Малыш (илюстр)"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

А было бы неплохо

Спьяна перекреститься!

– Ирландец всегда должен креститься, – с серьезным видом вставил Мердок.

– Даже когда он выпил, – ответила Мартина.

– Храни его Господь! – добавил священник. Пат продолжал песню:

IV

До отмелей – две мили…

Да тут любой возропщет:

Проходы так извилисты,

Что в лабиринте проще!

Не в полночь – в полдень ясный

Стальное дрогнет сердце,

Есть риск здесь ежечасный

Щепою разлететься!

Но страха Джон не знает,

Мыс углядел во мраке —

И лодку направляет

К сигнальным слабым знакам.

Теченье там слабее —

Туда держать и надо,

Джон Плейн, ей-ей, сумеет

Живым уйти из ада!

Как паруса надуты!

Он мчится без оглядки,

А волны встали круто…

Пока что все в порядке:

Прилив рокочет сзади,

Хотя лодчонку кружит,

Но знает Джон, не глядя,

Где поворот здесь нужен.

Места ему известны,

Чуть-чуть отпущен парус…

Да, все идет честь честью,

Сегодня Джон в ударе!

Шкот закреплен. И вскоре,

Пройдя путем знакомым,

Джон Плейн – в открытом море,

И здесь он словно дома.

«В открытом море! – подумал Малыш. – Как это, должно быть, прекрасно, вот хоть бы разок там очутиться!»

V

Вперед! От бледных молний —

Светло внезапно стало.

Как дико пляшут волны!

А небо вниз упало.

Неистовствует ветер.

Тьма снова брови хмурит…

Джон Плейн один на свете,

Он – в самом сердце бури!

Пат оборвал песню. На этот раз никто не произнес ни звука. Все слушали так, как если бы ураган, о котором пелось в песне, вдруг разразился над фермой Кервен, превратившейся в судно Джона Плейна.

VI

Опасны игры эти,

Но Джон на них идет:

Он ловит нужный ветер,

Чтоб сделать поворот!

Порою удавалась

Подобная игра.

Счастливчик он, на зависть…

Вот, кажется, пора!

Цепь резко натянулась,

И за кормою – сеть…

Похоже, отвернулась

Взбесившаяся смерть!

Не надо у штурвала

Стоять в изнеможенье,

Теперь пора настала,

Джон Плейн, для освеженья!

И мутными глазами

Джон снова ищет флягу.

Сейчас он очень занят:

Он жадно цедит влагу!

Он пьет не отрываясь

Желаемое зелье,

Всем пьяницам на зависть,

Веселье так веселье!

Средь водяной пустыни

Он спит, и, право, братцы,

Он – Джон Коньяк отныне

Достоин называться!

– Какая неосторожность! – воскликнул господин Мартин.

– Говорят, что и у пьяниц есть свой бог, – непринужденно заметил Сим.

– Как же он должен быть занят! – отпарировала Мартина.

– Сейчас узнаем! – ответил священник. – Продолжай, Пат.

VII

Всего две тучки в небе,

В сияющем просторе.

А шторм? Как будто не был!

К утру затихло море.

А лодки-то, красотки,

Забыли все напасти!

В залив стремятся лодки,

Как мы стремимся к счастью.

Полюбоваться надо

Подобною картиной:

У входа в порт – регата!

Сплошною лентой длинной…

– А Джон Плейн? – спросил Малыш, чрезвычайно обеспокоенный судьбой пьяницы, заснувшего в тот момент, когда выбирал сеть.

– Терпение, – заметил господин Мартин.

– Я боюсь за него! – добавила бабушка.

VIII

Но что там происходит?

Метнулась лодка тенью.

Все было мирно вроде —

И вдруг столпотворенье!

Все лодки друг за другом

Сворачивают резко,

Они идут по кругу…

Куда же, интересно?

Глядят матросы хмуро.

Да что же там случилось?

Похоже, ночью буря

Изрядно порезвилась!

И вот, при полном штиле,

Плавучий символ горя:

Там лодка кверху килем

Одна дрейфует в море!

– Перевернулась! – воскликнул Малыш.

– Перевернулась! – эхом откликнулась бабушка.

IX

Скорей! Сначала нужно,

Ячейку за ячейкой,

Сеть вытянуть всем дружно…

Давай, братки, живей-ка!

Подняли, потянули —

Сеть тяжелей, чем глыба…

А как вблизи взглянули —

Да в ней мертвец, не рыба!

Вот вам и водка и коньяк!

Ну, чудеса на свете:

Джон Плейн, из Кремера рыбак,

В свои попался сети!

– Несчастный! – вздохнула Мартина.

– Помолимся за него! – сказала бабушка.

X

Укор напрасен к небесам,

Тут порезвились черти:

Все паруса он поднял сам,

Стремясь навстречу смерти!

Он сам напился допьяна

И вечным сном забылся,

Его беда – ничья вина,

Что он за борт свалился!

Попал он в собственную сеть,

Он не был трезвым сроду,

И тут – не смог он протрезветь,

Хоть пил насильно воду!

XI

Закончим дело! Рыбаки,

Вам столько беспокойства!

Пора, хоть это не с руки,

Земле предать пропойцу.

Вам напоследок дам совет:

Вы там его упрячьте,

Где водки и в помине нет,

И очень-то не плачьте.

Поглубже ройте – это знак,

Что не сбежит в кабак он…

Так кончил дни Джон Плейн, рыбак.

Но вот отлив, однако!

Там горе иль не горе,

А мы должны успеть —

Пора нам снова в море

Свою закинуть сеть!

Голос Пата звенел как горн, когда он произносил последние строки печальной баллады. Это произвело на гостей столь сильное впечатление, что они ограничились тем, что залпом осушили стаканы за здоровье каждого из хозяев. А это были, поверьте, полновесные ирландские стаканы! И за сим все расстались, обещая никогда не уподобляться Джону Плейну – даже на земле.

Глава XIV
ЕМУ НЕ БЫЛО ЕЩЕ И ДЕВЯТИ

Кончился знаменательный день тихим семейным ужином, и обитатели фермы вернулись к повседневным делам. Поработали не за страх, а за совесть. Пат конечно же даже не помышлял о том, что приехал домой в отпуск и ему следовало бы отдохнуть. С каким жаром он помогал отцу и братьям! Воистину, моряки – настоящие трудяги, даже когда находятся на твердой земле. Пат попал домой в самый разгар жатвы, за которой настала пора сбора овощей. Можно сказать, что он «крутился как марсовой на фок-мачте» [145]  [145]Фок-мачта – ближняя к носу мачта на многомачтовых судах.


[Закрыть]– выражение, которым он пользовался в подобных случаях и смысл которого довольно долго пришлось объяснять Малышу. От любопытного мальчишки не так-то легко было отделаться, пока он не проникал в самую суть вещей. Он ни на шаг не отходил от Пата, ибо очень с ним сдружился, – это была дружба матроса с юнгой. Когда опускался вечер и вся семья собиралась на ужин, какой восторг испытывал Малыш, слушая рассказы бывалого моряка о дальних странствиях, о злоключениях, в которые он попадал, о штормах, трепавших «Гардиан», о прекрасных и быстрых судах, бороздивших морские просторы! Но особенно его интересовали товары, что прибывали из-за моря для торгового дома Маркьюарт, и, в частности, те, что доставляло в Европу трехмачтовое судно Пата. Было очевидно, что для практического ума Малыша гораздо ближе была именно торговая сторона предприятия. С его точки зрения, судовладелец значил гораздо больше, нежели капитан.

– Так это и называется торговлей?… – приставал Малыш к Пату.

– Да, грузят товары, производимые в одной стране, и продают там, где их не производят…

– Дороже, чем купили?…

– Конечно, чтобы заработать что-то сверх потраченного. Затем привозят товары из других мест, чтобы перепродать…

– И всегда дороже, Пат?

– Всегда… когда удается!

Трудно поверить, но вопросы сыпались на Пата по сто раз на дню за все время его пребывания на ферме Кервен. К несчастью и огорчению всех обитателей фермы, пришел день, когда моряк должен был возвращаться в Ливерпуль.

Тридцатого сентября был прощальный день. Пат расставался со всеми, кого так любил. Когда же его увидят вновь? Этого не знал никто. Правда, он обещал писать, и часто. Какими горячими объятиями его наградили все! Бабушка была тут же, вся в слезах. Увидит ли он ее по возвращении? Как всегда возле очага в окружении детей, со своей неизменной пряжей? Ведь она такая старенькая… По крайней мере, Пат оставлял старушку в добром здравии, как и всех членов семьи. Кроме того, год выдался урожайный. Запасы были сделаны, так что опасаться зимы, приближение которой уже ощущалось, обитателям фермы не приходилось. Поэтому Пат сказал старшему брату:

– Не следует так беспокоиться, Мердок. Всегда можно найти выход из любого положения, нужны только смелость и решительность…

– Да… Пат… если с тобой удача; но она не приходит по заказу. Видишь ли, трудиться не покладая рук на земле, которая не является твоей и которая ею никогда не станет, и, в довершение всего, зависеть от прихоти природы, тут, знаешь, уж никакие смелость и решительность не помогут!

Пат ничего не смог бы ответить утешительного старшему брату, и, однако, когда они обменивались прощальным рукопожатием, он пробормотал:

– Терпение, брат! Терпение!

Молодого моряка довезли до Трали на двуколке. Его провожали отец, братья и Малыш, принявший самое активное участие в церемонии прощания… Пат должен был добраться поездом до Дублина, а оттуда – пассажирским судном в Ливерпуль.

В последующие недели на ферме предстояло еще немало хлопот. Сжатый хлеб был убран в амбары, теперь оставалось его обмолотить, а затем господину Мартину предстояло отправиться на рынок – продать зерно, оставив лишь необходимое количество для посева.

Предстоящие торги чрезвычайно интересовали Малыша. Поэтому фермер решил взять ребенка с собой. Не стоит обвинять восьмилетнего мальчишку в какой-то страсти к наживе. Нет! Просто мальчуган тянулся к коммерции, следуя своему природному инстинкту. В остальном же он по-прежнему довольствовался камешками, которые Мартин Маккарти регулярно вручал ему каждый вечер, согласно договоренности, и радовался прибавлению своих сокровищ. Следует, однако, заметить, что страсть к наживе – в крови ирландцев. Они любят зарабатывать деньги, эти милые жители Зеленого Эрина, однако при условии, что добыты звонкие монеты будут честным путем. И если фермеру удавалось провернуть выгодное дело на рынке в Трали или в соседних местечках, Малыш так радовался, как если бы получал личную выгоду.

Октябрь, ноябрь, декабрь выдались вполне удачными. Все работы были уже давно закончены, когда на ферму накануне Нового года заявился сборщик арендной платы. Деньги, причитающиеся ему, уже были отложены; однако после уплаты и получения расписки на ферме практически ничего не осталось. Поэтому, не желая видеть, как уплывают деньги, добытые тяжким трудом на земле, принадлежащей другому, Мердок поспешил уйти из дома, едва заметив вдали сборщика налогов. Неуверенность в завтрашнем дне постоянно довлела над обитателями фермы. К счастью, запасы на зиму были заложены, а некоторые излишки позволили бы начать весеннюю посевную без дополнительных затрат.

Новый год принес и сильные холода. За пределы фермы уже никто не выходил. Однако работы хватало и в доме. Разве не нужно было позаботиться о кормах и содержании животных? В ведении Малыша находился птичий двор, и здесь уж на него можно было положиться. Куры и цыплята были у него так же тщательно ухожены, как и пересчитаны. В то же время он не забывал и о крестнице. Какую радость испытывал мальчик, когда брал Дженни на руки, видел на ее личике ответную улыбку, напевал ей песенки, укачивал вечером, когда Китти была занята по хозяйству! К своим новым обязанностям Малыш относился более чем серьезно. Крестный отец – это второй отец, поэтому он видел в малютке собственного ребенка. А какие радужные планы он строил в отношении будущего девочки! У нее не должно быть другого учителя, кроме Малыша… Он прежде всего научит ее говорить, потом читать, писать, а затем и «вести собственное хозяйство»…

Заметим, что Малыш воспользовался уроками, данными ему фермером и его сыновьями, особенно теми, что давал ему Мердок. В этом отношении Малыш уже перешагнул тот рубеж, до которого они дошли с Грипом – беднягой Грипом, по-прежнему занимавшим его мысли и чей образ он сохранит навсегда в своем сердце…

Весна в этом году не запоздала, хотя зима оказалась весьма суровой. Юный пастух с неразлучным Бёком вернулись к привычным обязанностям. Под их присмотром овцы и козы паслись на окрестных пастбищах в радиусе мили от фермы. С каким нетерпением Малыш ждал момента, когда возраст позволит ему наконец принять участие в полевых работах, требующих большой физической силы! А силенок Малышу, по мнению старших, явно не хватало. Его пока не допускали к работе в поле. Несколько раз он даже обиженно жаловался бабушке, а та отвечала, покачивая головой:

– Терпение, Малыш… всему свое время.

– Но разве я уже теперь не мог бы засеять какой-нибудь участок поля?… Пусть даже совсем маленький?

– А это доставит тебе удовольствие?…

– Да, бабушка! Когда я вижу Мердока или Сима на пашне, мне так хочется стать с ними рядом. Разбрасывать семена… Это так чудесно! И как радостно думать, что семена прорастут в борозде, и появятся длинные колосья… длинные-предлинные… Как же это происходит?…

– Не знаю, мальчуган, сие ведомо только Господу, а нам довольно того, что жизнь продолжается…

В результате этого разговора несколько дней спустя Малыш появился на вспаханной и проборонованной полосе и начал разбрасывать на ней семена овса, причем делал это так ловко, что заслужил одобрение Мартина Маккарти.

Когда же начали проклевываться тонкие зеленые росточки, нужно было видеть, с каким упорством мальчик защищал будущий урожаи от грабительниц-ворон, поднимаясь на рассвете и отгоняя их камнями! Следует упомянуть и о том, что при появлении на свет Дженни он посадил во дворе, в самом центре, маленькую елочку, рассчитав, что они будут подрастать вместе, дерево и малютка. А сколько трудов ему стоило защитить маленький саженец от набегов пернатых разбойников! Решительно, Малыш и это крикливое племя навсегда останутся заклятыми врагами!

Лето 1880 года выдалось трудным для земледельцев Западной Ирландии. К несчастью, климатические условия не способствовали высокой урожайности. В большинстве графств она оказалась значительно ниже прошлогодней. Тем не менее угрозы голода все же не было, поскольку урожай картофеля обещал быть богатым, хотя и несколько запоздалым, чему, впрочем, следовало порадоваться, поскольку из-за обильных дождей и поздних холодов весной посевы оказались загублены, а хлеба едва-едва налились. Что касается ячменя, ржи, овса, то следует признать, что зерновых на этот раз не хватит для нужд страны. Само собой разумеется, что цены резко подскочат. Но каким образом могли бы извлечь для себя пользу из повышения цен сами земледельцы, если им просто нечего было продавать? Все, что с таким трудом было ими собрано, они были вынуждены оставить для сева. Поэтому те, кому удавалось немного наскрести деньжат, вынуждены были приготовиться пожертвовать своими сбережениями, чтобы прежде всего уплатить различные налоги. А уж после погашения долгов по арендной плате ни у кого уж точно не осталось бы ни единого шиллинга.

Последствием такого положения стало резкое усиление в графствах националистических настроений. Что, впрочем, случается всякий раз, когда тучи нищеты начинают сгущаться на небосклоне ирландской провинции. В ряде мест вновь раздались взаимные обвинения, перемешанные с отчаянными криками сторонников аграрной лиги. В адрес землевладельцев независимо от того, были они иностранцами или нет, посыпались страшные угрозы, а как помнит читатель, к ним относились и шотландские и английские лендлорды.

В июне того же года в Уэстпорте люди, доведенные до отчаяния голодом, кричали: «Вцепитесь мертвой хваткой в свои фермы!» А в провинции главным лозунгом стал призыв: «Земля – крестьянам!»

На территории Донегола, Слайго и Голуэя были отмечены беспорядки. Произошли они и в Керри. С тревогой наблюдали бабушка, Мартина и Китти, как Мердок все чаще покидал ферму глухой ночью и появлялся лишь на следующий день, валясь с ног от усталости, еще более печальный и озабоченный, чем всегда. Он возвращался с митингов, проводимых во всех районных центрах графства, на которых звучали призывы к восстанию, к выступлениям против лордов, ко всеобщему бойкоту, что должно было бы вынудить землевладельцев оставить их землю в залежь.

Особое беспокойство всей семьи в отношении Мердока вызывал тот факт, что вице-король Ирландии, сторонник самых энергичных мер, приказал полиции взять всех националистов под самое пристальное наблюдение.

Господин Мартин и Сим, разделявшие взгляды Мердока, не произносили ни слова, когда он возвращался домой после долгого отсутствия. Но вот женщины… Они умоляли его быть осторожным, тщательно взвешивать слова и поступки. Они стремились заручиться его обещанием не примыкать к заговорщикам в пользу гомруля, что грозило неминуемой катастрофой.

Тогда Мердок взрывался, и большой зал сотрясался от раскатов его громового голоса. Он говорил не останавливаясь, заводился, выходил из себя, как если бы выступал на митинге перед своими оппонентами:

– Нищета, несмотря на повседневную работу от рождения и до самой смерти! Бездонная и нескончаемая нищета! – повторял он.

И в то время, как Мартина и Китти дрожали при одной мысли о том, что Мердока могли бы услышать там, снаружи, если бы вдруг агенты оказались поблизости, господин Мартин и Сим сидели в сторонке, молча склонив головы.

Малыш, присутствовавший при этих мрачных сценах, был чрезвычайно взволнован. После стольких мытарств разве для него не наступил конец всем невзгодам в тот день, когда он попал на ферму? Или судьба уготовила ему новые испытания?

Нашему герою исполнилось тогда восемь с половиной лет. Крепко сбитый для своего возраста, счастливо избежавший детских болезней, он обладал здоровьем, против которого оказались бессильны и физические страдания, и плохое обращение, и полное отсутствие заботы. О паровых котлах говорят, что они испытаны при «стольких-то» атмосферах, когда их подвергают испытанию соответствующим давлением. Так вот, Малыш был испытан – прекрасное слово! – испытан на максимальную прочность и выказал поразительную физическую и моральную стойкость. Об этом можно было уже судить и по ширине его развитых плеч, мощной грудной клетке и по хрупким на вид, но жилистым и мускулистым ногам и рукам. Волосы Малыша постепенно темнели, и он предпочитал короткую стрижку тем локонам, которыми мисс Анна Вестон закрывала ему лоб. Темно-голубые глаза с яркими зрачками свидетельствовали о необычайной живости характера. Рот со слегка сжатыми губами и немного тяжеловатый подбородок говорили об энергичности и решительности. Именно эти черты и привлекли внимание его новой семьи. Серьезные и рассудительные простые люди оказались весьма наблюдательными. От них не укрылось, что ребенок, наделенный столь замечательными природными наклонностями к порядку и прилежанию, сможет, безусловно, возвыситься, если только ему представится случай воспользоваться своими способностями.

В сенокос и жатву погода не так баловала земледельцев, как в прошлом году. Как и предвидели, случился довольно серьезный недород. На ферме Кервен вполне обходились своими силами, нанимать рабочих было просто незачем. Однако картофель удался на славу. А при недороде это всегда готовый хлеб. Но встал вопрос: где взять денег на выплату арендной платы и оброка?

Пришла зима, и весьма суровая. Первые заморозки ударили уже в начале сентября. Затем наступил черед обильных снегопадов. Загонять скотину в хлев пришлось очень рано. Снежный наст был таким толстым и твердым, что ни овцы, ни козы не могли сквозь него добраться до травы. Вот тут-то и возник страх, что запасенных кормов может не хватить до наступления весны. Наиболее дальновидные или, по крайней мере, те, кто располагал необходимыми средствами – и в их числе Мартин Маккарти, – вынуждены были подстраховаться и купить корма на стороне. Правда, им удалось раздобыть сено только по очень высоким ценам из-за всеобщей нехватки товара; возможно, даже было бы разумнее отделаться от части стада, поскольку длительная зимовка сводила на нет все усилия по содержанию животных. Чрезвычайно досадное обстоятельство повсюду, где царят такие холода, что земля промерзает на несколько дюймов! Это при том, что в Ирландии легкие песчаные почвы практически не удерживают даже незначительных количеств вносимых удобрений. Если зимние холода длятся долго, перед чем земледелец совершенно бессилен, всегда возникает опасность, что промерзание может стать чрезмерным. А что может сделать лемех плуга, если плодородный слой почвы приобрел твердость кремня? Да если к тому же посевная была проведена не вовремя, то что, кроме нищеты, может ждать пахаря! Но, увы, человеку не дано управлять прихотями природы. Вот и остается ему сидеть, скрестив руки, в то время как запасы тают прямо на глазах. А скрещенные руки – это поистине наказание для труженика!

В конце ноября трудности еще более усугубились. Снегопады сменились жестокими холодами. Столбик термометра неоднократно опускался ниже девятнадцати градусов.

Ферма, покрытая твердым панцирем, походила на гренландские хижины, затерянные в бескрайних полярных просторах. С другой стороны, толстый слой снега сохранял тепло внутри жилищ, что позволяло довольно сносно переносить жуткие морозы. Снаружи, например, в спокойном белом безмолвии, где, казалось, замерзли даже молекулы, невозможно было находиться, не приняв мер предосторожности.

Именно в этот период Мартин Маккарти и Мердок, стоявшие перед необходимостью внесения через несколько недель арендной платы, были вынуждены продать часть стада и, в том числе, большое количество овец. Важно было не опоздать с продажей, чтобы выручить деньги у торговцев в Трали.

Подошло пятнадцатое декабря. Поскольку ехать на двуколке по гладкому насту было практически невозможно, то отец с сыном решили отправиться пешком. Двадцать четыре мили при двадцатиградусном морозе – дело все же совсем не из легких. Вполне возможно, что поход занял бы два-три дня. Не без некоторого беспокойства их провожали на ферме с первыми проблесками зари. Хотя было очень сухо, на западе тем не менее сгущались тучи, предвещавшие скорую перемену поводы.

Господин Мартин и Мердок отбыли пятнадцатого, следовательно, их можно было ждать не раньше семнадцатого вечером.

Вплоть до заката погода почти не менялась, лишь температура упала на один-два градуса. Правда, после полудня задул северный ветер, внушивший еще большее беспокойство обитателям фермы, поскольку в долине Кэши ветры с моря дуют в зимний период с ураганной силой.

В ночь с шестнадцатого на семнадцатое разыгралась страшная снежная буря. В десяти шагах ферму невозможно было заметить под тяжелым снежным покрывалом. Грохот сталкивавшихся на реке льдин был ужасен. Пустились ли уже в этот час господин Мартин и Мердок в обратный путь, покончив с делами в Трали? Этого никто не знал. Неоспоримо одно: к вечеру восемнадцатого они не вернулись.

Ночь прошла под завывание вьюги. Легко себе представить, каково было состояние бабушки, Мартины, Китти, Сима и Малыша. Быть может, фермер и его сын заблудились в этой снежной круговерти?… Быть может, они даже лежат где-то здесь, в нескольких метрах от фермы, обессилевшие, и умирают от холода и голода?…

К десяти часам утра следующего дня небо на горизонте прояснилось и шквальные порывы ветра немного ослабели. Из-за внезапной перемены ветра на северное направление снежные завалы мгновенно обледенели. Сим заявил, что отправится навстречу отцу с братом и возьмет с собой Бёка. Предложение было одобрено, при условии, что вместе с ним отправятся Мартина и Китти.

Таким образом выходило, что Малыш должен остаться дома с бабушкой и малюткой, к своей огромной досаде.

Условились, правда, что поиски ограничатся обследованием дороги на расстоянии двух-трех миль, а в случае, если Сим решит отправиться дальше, Мартина и Китти вернутся домой до наступления сумерек.

Четверть часа спустя бабушка и Малыш остались одни. Дженни спала в комнате, смежной с залом, – в комнате Мердока и Китти. Нечто вроде корзины, подвешенной на двух веревках к потолочной балке, по ирландскому обычаю, служило малышке колыбелью.

Бабушкино кресло стояло, как всегда, у очага, в котором Малыш с помощью торфа и дров поддерживал жаркое пламя. Время от времени он вставал и шел посмотреть, не проснулась ли его крестница, следил за каждым ее движением, готовый в любую минуту дать девочке немного теплого молока или легонько покачать колыбельку.

Бабушка, не находившая себе места от беспокойства, прислушивалась к малейшему шуму, раздававшемуся снаружи, будь то потрескивание снега, уплотнявшегося под собственной тяжестью на соломенной крыше, или жалобные стоны половиц на морозе.

– Ты ничего не слышишь, Малыш? – спрашивала старушка.

– Нет, бабушка!

И, поцарапав стекла, покрытые инеем, наш герой пытался хоть что-то рассмотреть на белоснежном дворе.

В половине первого малышка вскрикнула. Малыш подошел к крестнице, но поскольку она даже не открыла глазенки, то он лишь слегка качнул колыбель, после чего девочка снова заснула.

Малыш уже собирался вернуться к старушке, которую не хотел оставлять одну, как вдруг какой-то шум снаружи привлек его внимание. Он прислушался. Какие-то странные звуки доносились, как ему показалось, из хлева, примыкавшего к комнате Мердока. Будто кто-то скребся у входа… Но поскольку оба помещения разделялись капитальной стеной, то он не придал особого значения шуму. Может быть, то были крысы, копошившиеся в соломенной подстилке? Окно же закрыто, так что опасаться нечего…

Открыв дверь, Малыш поспешил вернуться в зал.

– А Дженни? – спросила бабушка. – Как она?

– Заснула…

– Так посиди со мной, дорогой…

– Да, бабушка.

Склонившись к пылающему очагу, они вновь заговорили о Мартине и Мердоке, затем о Мартине, Китти и Симе, отправившихся на их поиски.

Лишь бы ни с кем не приключилось несчастья! Эти снежные бури чреваты иногда такими ужасными катастрофами! А впрочем, смелые энергичные люди всегда найдут выход из любой ситуации. Как только они вернутся, их встретят жарко пылающий очаг и горячий грог на столе… Малышу будет достаточно подбросить вязанку хвороста в огонь…

Прошло уже два часа, как ушли Мартина и остальные, и пока ничто не предвещало их возвращения.

– Быть может, мне стоит дойти до ворот, бабушка? – предложил Малыш. – Оттуда я выйду на дорогу, чтобы дальше видеть.

– Нет… Нет!… Нельзя, чтобы дом пустовал, – ответила бабушка, – а так оно и будет, поскольку я не могу его охранять!

Они вернулись к прерванной беседе. Однако вскоре – что уже случалось иногда – сломленная усталостью и тревогой, старушка задремала.

Как обычно, Малыш подложил ей под голову подушку, стараясь действовать совершенно бесшумно, и устроился у окна.

Освободив ото льда одно из стекол, он принялся смотреть во все глаза.

Снаружи все было белым-бело, тишина стояла как за кладбищенской оградой.

Поскольку бабушка спала, а Дженни находилась в соседней комнате, мальчик решил, что ничто не мешает ему дойти до дороги. Это любопытство, и даже не любопытство, а скорее желание посмотреть, не идет ли кто-нибудь на ферму, было вполне простительно.

Малыш тихонько отворил дверь и осторожно прикрыл ее за собой. Проваливаясь по колено в снег, он добрался до ограды.

На дороге, белоснежной, насколько хватало глаз, – никого. Никакого шума шагов с западной стороны. Следовательно, поблизости Мартины, Китти и Сима не было, поскольку до слуха Малыша не долетал лай Бёка, который слышался бы на большом расстоянии из-за сильных холодов, так как в холода звуки разносятся очень далеко.

Малыш дошел до середины проезжей части.

Вдруг снова какой-то шорох привлек его внимание, но не на дороге, а во дворе, справа от построек, со стороны хлева. На этот раз он как будто различил приглушенный вой.

Малыш замер, прислушиваясь. Сердце его бешено колотилось. Тем не менее он решительно направился к стене хлева и, повернув за угол, стал, крадучись, продвигаться вперед.

Шум по-прежнему доносился изнутри, со стороны угла, где находилась комната Мердока и Китти.

В предчувствии какого-то несчастья Малыш ползком пробирался вдоль стены.

Едва он завернул за угол, как у него вырвался крик удивление.

В этом месте слой соломы был разворошен. В известковом растворе, разрушенном временем, зияла довольно широкая дыра, ведущая в комнату, где спала Дженни.

Кто проделал эту дыру?… Человек?… Зверь?…

Не колеблясь, Малыш нырнул в дыру и очутился в комнате…

В тот же миг какая-то серая тень метнулась ему навстречу. Огромный зверь сбил его с ног…

Волк!

Один из тех крупных хищников с вытянутой клиновидной мордой, что рыщут стаями по ирландским просторам в эти нескончаемые зимы…

Серый разбойник прогрыз стену и пробрался внутрь дома, он схватил зубами колыбель Дженни; веревки, удерживающие ее, оборвались, и он бросился наружу, волоча люльку за собой по снегу.

Малышка зашлась криком…

Не раздумывая, Малыш выхватил нож и бросился за волком, зовя на помощь отчаянным голосом. Но кто мог бы его услышать, кто мог бы прийти на помощь? А если дикий зверь бросится на него?… Думал ли мальчик об этом?… Подозревал ли, что рискует жизнью?… Нет! Он видел лишь, что малютку уносит огромный зверь…

Волк мчался быстро, поскольку колыбель, которую он тащил за веревку, почти ничего не весила. Малышу пришлось пробежать сотню шагов, прежде чем он настиг зверя. Обогнув угол фермы, хищник выскочил на дорогу и бросился в сторону Трали, когда Малыш догнал его наконец.

Волк остановился и, выпустив колыбель, бросился на мальчугана.

Не сходя с места, вытянув руку с ножом, тот ждал его, и в тот момент, когда зверь прыгнул, целясь в горло, Малыш вонзил нож в серый колючий бок. Однако волк успел укусить его за руку, и этот укус был столь болезненным, что мальчуган рухнул на снег.

К великому счастью, прежде чем Малыш потерял сознание, издалека донесся яростный лай…

Это был Бёк. Примчавшись к месту сражения, отважный пес бросился на волка и обратил его в бегство.

Почти тут же появились Мартин Маккарти и Мердок, которых Сим, Мартина и Китти встретили мили за две от фермы.

Малышка Дженни была спасена, и мать подхватила девочку на руки.

Что касается Малыша, которому Мердок перевязал рану, то его отнесли на ферму и уложили на кровать в бабушкиной комнате.

Когда мальчик пришел в себя, первое, что он произнес, открыв глаза:

– Где Дженни?…

– Она здесь, – ответила Китти, – там… живая и здоровая… и все благодаря тебе… мой храбрый мальчуган!

– Я хотел бы ее поцеловать…

И как только малышка улыбнулась в ответ на его поцелуй, наш герой закрыл глаза.