Текст книги "Чудесные приключения Жоана-Смельчака"

Автор книги: Жозе Гомес Феррейра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– И я очутился в этом таинственном музее?

– Ну да… Ты случайно обнаружил тайный вход в мир Басен, мир, который прославили великие летописцы Эзоп, Федр и Лафонтен.

– Любопытно! – проговорил Жоан Смельчак. Его и в самом деле заинтересовали эти сообщения. – Ну, а как у вас обстоит дело с моралью? Я имею в виду мораль басен.

Муравей ответил не сразу. Взвешивая каждое слово, он сказал:

– Видишь ли… Наши обычаи постепенно изменялись…

– Я уже это заметил. Вы поразительно цивилизовались. У вас есть даже микрофоны.

– Ну, если судить об успехах цивилизации по разным машинам и приборам, то мы далеко ушли, и всего, что у нас есть, ты еще не видел, – похвастался муравей. – Ты даже не представляешь себе, какими теперь стали наши муравейники. Электричество у нас есть, лифты есть, и радар, и грузовики, на которых разную снедь доставляют в центральный амбар, и противогазы для защиты от ДДТ, и так далее и тому подобное. За неизбежной даже в самых оживленных диалогах паузой последовали дальнейшие разъяснения. И казалось, будто муравей цитирует школьный учебник.

– Да… Вот так… Здесь, как и во всяком обществе… Понятно? Так… Животные подразделяются… Вот именно, подразделяются. Видишь ли… Они подразделяются на две группы: на тех, кто упорствует… да, да, на тех, кто слепо почитает отжившие понятия… И на создателей новых иллюзий. Вот так. Не знаю, понял ли ты?.. Я говорю о творцах новых иллюзий. Тут он глубоко вздохнул, переменил позу и изрек:

– Мы, как ты уже мог убедиться, относимся ко второй группе. Жоан Смельчак мгновенно задал нескромный вопрос:

– А стрекозы? Как же вы теперь отваживаете этих лентяек, когда они клянчат у вас еду?

– Отравляете их поплясать, как и прежде? Муравей почесал лапкой затылок:

– Знаешь ли… Ты имеешь в виду классическую концовку басни: «Ты все пела, это дело! Так пойди же попляши», – не так ли?

Жоан кивнул головой, и его собеседник с наслаждением пустился в дальнейшие разъяснения:

– Не скрою от тебя, что в последние десятилетия у нас многие выступления проходили под лозунгами: «Дадим пищу стрекозам!» и «Долой Лафонтена!» Эти сомнения нарушили вековой покой наших муравейников… И то тут, то там агитаторы стали присочинять ложные концовки к знаменитой басне в угоду альтруистической политике новых классов, падких на стрекозиную конкретную музыку. К несчастью, все попытки поддержать силы этих бедных поэтов–музыкантов нашей муравьиной пищей кончались катастрофой, что вызвало разочарование у самых закоренелых идеалистов. Вскоре мы убедились, что стрекозы не едят припасов, хранящихся на наших складах (оно и понятно – нам и стрекозам нужна разная пища). Стрекозы от наших яств умирали, одни танцуя, другие с песней на устах, и погибали они очень красиво; кстати, именно стрекозы сочинили легенду, будто корм у них чисто метафизический и что они легко насыщаются запахом трав и солнечным светом. Ты только вообрази себе, солнечным светом! Одним словом… постепенно мы начали…

Он смутился и замолчал. Но, встретив вопросительный взгляд Жоана Смельчака, откровенно признался:

– Постепенно мы начали их поедать.

– То есть как это… поедать!

– Да очень просто. Зубами. Конечно, нас мучили угрызения совести, но что поделаешь? Было бы преступлением не использовать это мясо, такое свежее и такое лирическое, ты не находишь? Не пропадать же ему даром! А какие вкусные у них крылышки, прямо объедение. Они вызывают у нас чувство свободы! И, видя на лице Жоана признаки явного неодобрения, муравей сделал ловкий стратегический ход и выступил в защиту стрекоз:

– Только напрасно ты называешь их лентяйками. Пение для них тоже работа. Да еще какая! Конечно, их слушать дело не легкое, но сам попробуй спой, как пила, на их стрекозиный лад. И, с достоинством покашливая, муравей торжественно удалился, а Жоан Смельчак последовал за ним, горя желанием посетить музей Живой Басни под открытым небом.

Жоан прошел несколько шагов, и его глазам открылось еще одно необычайное зрелище: на берегу озера Зеленой Тины, рядом с Волом, который, мучительно страдая, пытался сократить свои объемы, сопя, надувалась Лягушка.

А это персонажи из басни «Лягушка и Вол», – догадался Жоан Смельчак, и с улыбкой вспомнил мать, которая часто рассказывала ему эту басню…

Однажды утром сеньора Лягушка повстречала сеньора Вола и, позавидовав его росту и внушительному виду, не знаю уж каким образом, нашла способ самонадуваться. И распухала, распухала, распухала… пока не лопнула от натуги. Однако теперь перед ним была иная картина. Лягушка, правда, раздувалась, как и прежде, но Вол почему–то стремился съежиться, уменьшиться в объеме… Надо заговорить с ними, узнать, в чем дело.

Жоан Смельчак подошел и вежливо поклонился Волу:

– Добрый день, братец Вол!

– Добрый день, братец Человек, – ответил Вол доверчиво и ласково.

– Объясните мне, что все это значит? Вам хочется стать меньше?

– Ну, конечно, что за вопрос, – промычал Вол, уже потерявший половину своего объема. – Тебе не кажется несправедливым, что я такой огромный, а Лягушка такая маленькая?

– Не хотите же вы сравняться с глиняными бычками–свистульками, которыми торгуют на базаре?..

– Боже упаси… До такого унижения дело не дойдет, – запротестовал Вол. – Я согласен на все, лишь бы не повторить печальной судьбы моего брата: он все уменьшался, уменьшался, уменьшался и в конце концов сделался таким маленьким, что его задавила ручная тележка.

– В таком случае я ничего не понимаю! – раздраженно проговорил Жоан Смельчак, которому все эти нелепости изрядно надоели.

– Что ж тут непонятного… Все очень просто. Чтобы не завидовать друг другу, мы с Лягушкой договорились сделать так: я чуть съежусь, а она подрастет, и таким образом мы с ней сравняемся.

– Но в басне Лафонтена Вол отнесся с явным презрением к требованиям Лягушки, – возразил Жоан.

– Так было раньше. Теперь же в мире Басен все изменилось, – терпеливо пояснил Вол. – Мы желаем сравняться, и никакой Лафонтен нам не указ.

Жоан Смельчак с сомнением покачал головой. И, покидая этих поборников равенства, он на прощанье вежливо и тактично, как подобает хорошо воспитанному юноше, сказал:

– Ваше намерение, по–моему, весьма похвально, хотя, говоря откровенно, осуществляете вы его несколько… как бы это сказать… Ну, несколько примитивным способом.

– Почему? – недоуменно спросил Вол, морда которого являла крайнюю степень тупого добродушия. Жоан Смельчак, путаясь в попытке подобрать нужные доводы, пробормотал:

– Ну… потому что… или я ошибаюсь… или… одним словом… равенство и уравнение– вещи разные, хотя часто эти понятия смешивают. Ведь по внешнему своему виду вы никогда не сможете уподобиться лягушке. За нить умозаключений подобного рода Жоан крепко ухватился, чтобы не сбиться с толку.

– Представьте себе, – сказал он, – что сеньора Лягушка достигнет размеров сеньора Вола и пожелает при этом обзавестись рогами. Что вы посоветовали бы в таком случае?

– Пустяки! – подала голос Лягушка. – Я бы заказала искусственные. Из каучука или из пластика.

– Отлично. Это был бы выход из положения, – согласился Жоан. – А если бы Волу вдруг вздумалось расквакаться?.. И Лягушка и Вол промолчали их явно смутил этот вопрос, и Жоан сказал:

– Сеньору Волу пришлось бы в таком случае проглотить пластинку, которая квакала бы, как квакает сеньора Лягушка… Другого выхода я не вижу… Так поймите же наконец свою ошибку. Как бы вы ни старались, внешний облик у вас и у Лягушки будет разным. Это, пожалуй, даже не неравенство в узком смысле слова, а различие…

– Ну и что же? —промычал Вол, ласково глядя на Жоана своими глупыми глазами.

– Да ничего. Последуйте моему совету и возвращайтесь в прежнее состояние. Пусть сеньор Вол останется великаном, а сеньора Лягушка– карлицей. А коли вы и взаправду стремитесь к равенству, то завоюйте такую свободу, которая даст вам никем не утесняемое право на известные различия…

Жоан замолчал, он понял, что словами нельзя выразить вечно ускользающую истину. Пристыженный, он отправился дальше, а Вол, как и прежде, сокращался в объеме, стоя рядом с раздувающейся Лягушкой. Жоан хотел поскорее вырваться из мира Басен, ему приелись философские рассуждения, да к тому же он испытывал волчий голод.

Но, не прошел Жоан и трех шагов, как ветер донес до него обрывки беседы на издавна знакомую ему тему, и любопытства ради он решил зайти на поляну, где с эзоповских времен плутовка Лисица с наигранной нежностью обольщала знаменитую Ворону (ту самую, которая сидела на дереве с куском сыра– чудесного сыра– в клюве).

– Ах, кума, кума! Право же, ты самая красивая птица на свете! Да что я говорю, на свете! Во всей вселенной… – лебезила лицемерка. – Какие у тебя перышки, кума! Как они блестят! И верно, ангельский быть должен голосок! Слушая тебя, я просто таю от наслаждения. Спой, светик, не стыдись…

Как известно, в старинной басне ворона поддалась на лесть и, клюнув на полдюжину лживых комплиментов, выронила сыр прямо в лисью пасть.

Но на этот раз льстивые похвалы ничуть не подействовали на Ворону. С явной иронией она перепорхнула с ветки на ветку, подлетела к старому портативному проигрывателю и ловким движением лап запустила пластинку, на которой был записан не лишенный цинизма ответ на лисьи слова.

– Я спою, когда съем сыр! Я спою, когда съем сыр! Я спою, когда съем сыр!

Ужасно вытянулась морда у Лисицы, которая так долго понапрасну пожирала глазами кругленький кусочек сыра, зажатый в вороньем клюве. Поджав хвост и опустив голову, бедняжка поплелась в лес с таким видом, будто ей до сыра нет никакого дела… А Ворона притормозила пластинку и, не удержавшись от соблазна, прокаркала во всю глотку:

– И так ясно, пою я божественно. И тебе, дуре, нет нужды мне это повторять! Я и так знаю! Я пою почище любого соловья! И скажу тебе прямо, твои дифирамбы мне осточертели. На сей раз, моя дорогая, перекрести свою пасть и попостись Сыр–то все равно мне достанется, – И, взмахнув крыльями, скромно добавила: – Но сначала, вместо аперитива, по просьбам всех моих знакомых я исполню песенку.

И с кокетливыми ужимками Ворона хрипло прокаркала черт знает что А Жоан Смельчак, радуясь случаю покарать тщеславие, жадными своими глазами высмот–рел место, куда упал сыр, подкрался к своей добыче– и был таков!

Глава 14

ДЕВУШКА С ПОЛЫМИ НОГАМИ

Опасаясь, как бы Ворона не призвала на помощь все эзоповское звериное царство, Жоан Смельчак со всех ног бросился в лес и, по извилистым лесным тропинкам добежал до родника у пригорка; это был маленький ключ, который тихо бормотал в своем каменном ложе. Здесь Жоан лег на мягкий зеленый мох, но не было у него сил даже для того, чтобы дотянуться до родника и запить сыр доброй ключевой водой. Только и хватило у него сил, чтобы горестно воскликнуть:

– О, стена, стена, где же ты?!

В тот же миг поперечная трещинка в ближайшей скале «очеловечилась» и превратилась в большой рот. Это был тот самый Рот–преследователь, который так докучал ему прежде, и изрек он свое неизменное:

– И далеко и близко. И далеко и близко? Черт возьми! И Жоан Смельчак, сжав кулаки, вскочил, пылая негодованием.

– Замолчи, глупец! Я уже сыт, сыт, сыт по горло этим «далеко и близко». С меня хватит! А если ты не угомонишься, я выбью тебе зубы! Но Рот скорчил гримасу (у людей такие гримасы называются улыбками) и сказал:

– Не горячись, малыш! А главное, к чему такой шум! Ты что, хочешь испортить все дело? – И, сложив губы бантиком, прошептал: – Тсс! Верховные власти изволят почивать. У них послеобеденный отдых. Смотри мне, не разбуди их… Подойди–ка сюда. Только тихонько… Несмотря на естественное недоверие ко ртам из иного мира (кто его, этот рот, знает, а вдруг он начнет кусаться или плеваться), Жоан исполнил эту просьбу, которую он, впрочем, счел чистейшим капризом.

– Подойди еще ближе… Не бойся, – зазывал его Рот. – Я хочу тебе кое–что предложить… Но так, чтобы никто не слышал… А особенно Ухо–призрак; повадилось оно все подслушивать, даже то, чего не говорят.

– А что ты мне намерен предложить? – Снедаемый любопытством, Жоан придвинулся вплотную к скале с говорящим Ртом. – Я слушаю тебя! Тогда Рот (до чего же дурной дух шел из него) шепнул Жоану на ухо:

– Я могу научить тебя, как добраться до деревеньки Поплачь, А Затем Проглоти Свои Слезы. При одном условии, конечно…

– При одном? Каком же? Рот облизнул губы:

– Ты должен отдать мне свой сыр… Жоан Смельчак вспылил:

– Как, отдать тебе сыр?.. Ведь я с таким трудом выманил его у Вороны! Весь сыр?

– Да, малыш, весь до крошки… Знал бы ты, как я соскучился по сыру с таким земным запахом!

– И он поторопил Жоана: – Ну, решай быстрее! Не то через минуту будет поздно! Согласен ты или нет?

– Согласен, – сказал с тяжелым вздохом Жоан. – Забирай сыр.

И он уселся поудобнее, очень уж хотелось ему полюбоваться этим кошмарным зрелищем. Еще бы, подумать только – человечий рот, прорубленный в скале, будет жадно уплетать сыр из молока сказочных коров, описанных в басне Федра.

– Ну и сыр! Всем сырам сыр! —восторгался Рот, брызгая слюной.

Но ему пришлось заглотать лакомый кусочек наспех; Жоан Смельчак, которого разбирало нетерпение, торопил его, желая узнать, где находится таинственная стена.

– Ну, скорее, скорее дожевывай!

– Погоди, успеется, у нас еще есть время. Рот облизал корочку и, обдавая Жоана сырным духом, прошептал ему в ухо:

– Нет ничего проще. Спускайся вон по той тропинке, она приведет тебя в сад дворца Живых Плодов– это последняя выдумка наших гениев, их фантазия, как тебе известно, никогда не идет дальше принцев и королей… В этом саду есть клумба с Красными Подсолнухами, там–то ты и найдешь вход в туннель, ведущий…

– К стене?

– Да, к стене. Только никому ничего не говори… Тсс!

И на прощание Рот–неряха, весь вымазанный жиром, шумно рыгнул, выражая этим свое удовлетворение, и осклабился в масленой улыбке:

– Ба! Что за сыр! Какой чудесный сырочек! И, отулыбавшись, он снова слился с мертвой скалой. Несмотря на изнеможение и голод, Жоан Смельчак, окрыленный надеждой вернуться к себе домой, к привычному теплу родных слез, сразу отправился к цели по дороге, указанной говорящим ртом. Не прошел он и пятисот шагов, как взору его предстал огромный сад, который казался особенно благородным и изящным на фоне дикого окрестного пейзажа. Воздух был так нежен, что легкие его дуновения ласкали кожу как любящие пальцы, а цветы кружили голову тончайшими ароматами. Но Жоан Смельчак был изнурен, и на все эти отрады и прелести не обратил должного внимания. Однако он все же поддался очарованию этого чудесного сада, и совсем забыл о туннеле, где растут Красные Подсолнухи.

«Два желания меня одолевают, – думал он, пытаясь превозмочь утомление, – вволю поесть и хорошенько выспаться»

И заплетающейся походкой, с трудом различая дорогу опухшими от бессонных ночей глазами, он вошел в ворота сада и увидел в конце главной аллеи ослепительной красоты дворец в кольце голубых деревьев.

– Как знать, – проговорил он смущенно – не наделаю ли я глупостей, если навещу хозяина дворца. Ну, а вдруг он пригласит меня отобедать с ним…

«Идти? Не идти?» Он так и не мог принять решения и в недоумении топтался на месте, когда внезапно из боковой аллеи выбежала красивая девушка и преградила ему путь, приветливо улыбаясь алыми губками:

– Добрый день, сеньор! Куда вы спешите?

Жоан Смельчак не утаил от нее своих намерений: Я собирался навестить хозяина этого дворца в надежде, что он предоставит мне постель, пищу и чистое белье. Я ведь ужасно давно не мылся… Кроме того, я голоден, так голоден, что у меня все плывет перед глазами. Ах, если бы вы дали мне что–либо поесть – страх как не хочется показываться владельцу дворца в таком жалком состоянии. Признаться, мне даже как–то неловко.

– Есть? А что это значит? – спросила девушка, и ее черные, как ежевика, глаза стали еще чернее от страха.

Раздосадованный этим явно нелепым вопросом, Жоан Смельчак передернул плечами.

Так вы не знаете, что такое еда?.. Вам не приходилось, стало быть, набивать желудок, жевать бифштексы с жареной картошкой, глотать рис… Одним словом, работать челюстями! По мере того, как Жоан говорил, изумление девушки возрастало еще в большей степени.

– Бифштексы?.. Какое странное слово! – пробормотала она.

– Ты даже не знаешь, что такое бифштекс? Ты что, разыгрываешь меня?

– Нет, чужестранец, – возразила девушка, – уверяю тебя, что я впервые слышу такие странные слова.

– Ну вот! Так я тебе и поверил! – рассвирепел Жоан Смельчак, едва не теряя сознание от голода.

– Пойду поищу хозяина дворца. Должно быть, он умнее тебя. Девушка глянула на него с беспокойством.

– Подожди. – И шепотом добавила: —Не ходи!

– Почему же?

– Почему?! Разве ты не знаешь, что здесь живет наша королева?

– Ах, королева, тем лучше!.. Я никогда в жизни не видел королевы и теперь воспользуюсь случаем и с ней познакомлюсь… Она и дома носит корону? Презрение, с которым Жоан произнес эти слова, не произвело ни малейшего впечатления на девушку. Ее губы, алые, как спелая клубника, на этот раз не улыбались:

– Не ходи! Маша королева терпеть не может иноземцев. Беги! В противном случае ничто тебе не поможет. Дона Беладонна Четвертая неумолима.

– Дона Беладонна Четвертая?

– Да… Дона Беладонна Четвертая. Так зовут нашу королеву. У нее также есть прозвище – Отрава… Поразмыслив, Жоан Смельчак снова напомнил девушке, что он голоден.

– Я убегу, но сперва ты достанешь мне что–либо съедобное. Я хочу есть… Не понимаешь? Гляди на меня внимательно, я попробую тебе объяснить.

И Жоан исчерпал все возможности, пытаясь раскрыть ей значение глагола «есть». Классическим жестом он указал на рот, двигал челюстями, но все было напрасно. Девушка с недоумением смотрела на него, – казалось, будто он говорит с ней на непонятном языке.

– Но ты сама–то разве ничего не ешь? – взорвался взбешенный Жоан Смельчак, – Как же тебе удается тогда сохранить хороший цвет лица? Чем ты питаешься? Чем поддерживаешь свои силы?

Девушка в замешательстве взглянула на него и внезапно, приняв какое–то решение, повела его за собой вдоль ограды, а затем усадила и с наивной бесцеремонностью стала развязывать шнурки на его ботинках.

– Какого черта тебе вздумалось это делать? – злобно завопил Жоан. Но девушка, невзирая на недовольство Жоана, все–таки стащила с него башмаки.

– Готово. Теперь, надеюсь, ты удовлетворена? – взъелся на нее Жоан вне себя от такой сумасбродной выходки.

– Пока нет, – весело возразила она. – Осталось еще снять носки.

– Ну нет! Снять носки, прости меня, я не согласен, по–моему, это уж чересчур. Напрасны, однако, были его протесты. Очаровательная девушка преодолела все препятствия.

– Ну, а что теперь? – спросил разутый Жоан Смельчак.

– Теперь покажи ноги.

И с невозмутимым спокойствием девушка начала разглядывать его ступни. Тут Жоан Смельчак больше не выдержал:

– Только со мной такое может случиться! Я пришел сюда чуть живой от голода, а когда попросил меня накормить, то, вместо того чтобы дать мне сочный бифштекс, с меня сняли башмаки, чтобы полюбоваться моими ногами. Скажите, милая девушка, вы, наверное, главный мозольный оператор в королевстве Беладонны Четвертой?

Но девушка погрузилась в свои таинственные и потусторонние думы. Ни слова не говоря, она сняла туфли и чулки и с милой грацией указала ему на свои ступни. На этот раз Жоан Смельчак был искренне удивлен потому, что ее ноги оказались полыми! Да можно ли такое вообразить?! У девушки были полые ноги!

– Что это значит? – проговорил он в полной растерянности.

– Ничего особенного. У всех жителей нашего королевства такие ноги.

– А зачем?

– Сразу видно, что ты самый истинный варвар, – обиделась девушка. – Эта полые ноги нас питают.

– Каким же образом? – спросил Жоан Смельчак; он теперь удивлялся неустанно и весьма натурально.

– Гляди, – сказала девушка и зарыла носи и землю, причем было ясно, что для нее это было делом привычным.

– Ничего не понимаю! обозлился крайне озадаченный Жоан Смельчак. Девушка не удостоила его ответом, и минуту пребывала в прежней позе, причем казалось, что она совершает какой–то торжественный обряд. Наконец она нарушила молчание и тоном, каким читают в школах разные назидания, сказала:

– Как ты мог убедиться, нас питает сама земля, прямо и непосредственно, и мы не прибегаем к уверткам и хитростям, благодаря которым вы, люди, считаете себя царями природы. Каждый день мы проделываем одно и то же: снимаем обувь и погружаем ноги в хорошо удобренную землю…

– Хорошо удобренную?

– Да, мы удобряем землю навозом или химикалиями, как кому вздумается. И такая земля вливает в нашу кровь новую энергию и укрепляет наши жизненные силы… Жоан Смельчак бросил на девушку гневный взгляд.

– Ты хочешь сказать, что, в то время как я умираю от голода, ты ужинаешь? Вот негодяйка! Послушай! Я… Я… да я… Он замолк, потеряв дар речи. Но тут нос его почуял нежный и терпкий аромат, исходящий неизвестно откуда… Он с наслаждением втянул в себя вкусный воздух:

– Если я не ошибаюсь, здесь пахнет фруктами. Грушами и яблоками… Ах, попадись они мне под руку! И, не переставая принюхиваться, он все ближе и ближе подвигался к девушке.

– Теперь я понимаю… Твое лицо пахнет антоновскими яблоками, – облизнулся он, – а не яблочное ли оно, или, быть может, твои платья хранятся вместе с грушами? И тут случилось нечто неправдоподобное. В припадке голодного безумия Жоан Смельчак укусил девушку прямо в щеку! Он ощутил вкус яблока, а бедняжка, утратив часть щеки, вскричала от боли.

– Нет сомнения, – рассуждал Жоан, дожевывая кусок яблока, – я нахожусь в непонятном месте, где у мужчин и у женщин вместо лиц разные плоды, питаются они как растения… Эта девушка, например, настоящий фруктовый салат. Глаза у нее -две ежевики, губы клубничные, щеки яблочные… А пальцы?.. Дай–ка я отведаю твой палец. Ну, хоть кусочек!

Сказано– сделано. Он схватил девушку за руку и, не обращая внимания на истошные вопли своей жертвы, откусил кончик указательного пальца.

– Как вкусно! – с наслаждением смаковал он. – Пахнет грушей. Пальчики оближешь.

И с ненасытной жадностью людоеда–вегетарианца он было нацелился на кончик девичьего носа, но вдруг заметил двух стражников, которые стремглав неслись к месту происшествия. Их разбудили вопли девушки, и они кинулись на помощь заживо пожираемой. Однако какое выражение было при этом на их лицах! Замкнутое и жестокое, ну точно такое, как у незрелой айвы.

– Где найти клумбу с Красными Подсолнухами? – шепнул девушке Жоан повинуясь инстинкту самосохранения.

И девушка, – ведь сердце у нее было медовое, – нет там обиды, указала искалеченным пальчиком, из которого сочился сок, на ближайшую куртину. Пригнувшись, чтобы его не заметили стражники, Жоан во весь дух помчался к клумбе с подсолнухами и, опустившись на корточки, стал разгребать руками землю в поисках входа в туннель.

Глава 15

ВОЗВРАЩЕНИЕ

В смятении Жоан Смельчак топтал и рвал траву, ведь должен же он был отыскать… впрочем, что именно, он и сам толком не знал. Вероятно, железное кольцо, классическое кольцо, которым снабжены все крышки волшебных люков. Но он очень боялся стражников с лицами кислыми, как незрелая айва и, не надеясь разыскать это кольцо, принялся скорости ради наугад выдергивать все растения, какие только попадались под руку. И он так основательно с ними расправился, что в конце концов сдвинул с места огромный камень, оплетенный корнями красного подсолнуха. И тогда показался вход в туннель – жуткая, могильно–черная яма. Он заглянул туда, и сердце его сжалось. Что делать дальше? Спускаться? А есть ли лестница на стенке колодца? Руки его нащупали в темноте только влажный мох и холодный камень. Может быть, надо, уповая на волшебные силы (что им стоит в момент смертельной опасности выдать ему парочку спасительных крыльев), без промедления ринуться в пропасть?

К счастью, ему не пришлось долго размышлять. Он склонился над бездной и внезапно с чувством унылого облегчения почувствовал, как его всасывает огромный потусторонний рот. С глухим стоном Жоан исчез в недрах земли, доброй матушки–земли, а она, протащив его через темные свои глубины (это путешествие было одновременно и долгим и мгновенным), стремительно выбросила его через какую–то галерею в каменоломню Кровавых камней, а эта каменоломня располагалась у самой стены. Да, у самой Кровавой стены. Здесь она казалась бесконечной вереницей отвесных и зазубренных багровых скал; совершенно гладкая и неприступная, она тянулась на долгие километры и исчезала из виду где–то за горизонтом. Нечего было и думать взобраться на ее гребень по гладкому, как зеркало, склону. Нигде, решительно нигде Жоан не обнаружил на поверхности стены ни малейшей трещины хотя бы для того, чтобы приютить пчелу. Ничего. Черт возьми! Ну и дела! Вконец разочарованный Жоан тяжело опустился на какой–то камень. И в ту же минуту до ушей его дошел яростный вопль.

– Убирайся вон, скотина! Юноша повернулся:

– Кто говорит со мной?

– Это я, камень, ты ушиб меня. В следующий раз гляди хорошенько, куда садишься, болван!

Окинув валун беглым взглядом, Жоан Смельчак убедился, что он и в самом деле бесцеремонно уселся на мшистые волосы огромной косоглазой гранитной головы, с бородкой из лишайников и слегка выщербленным носом…

– Забавно. Ты так похож на камень… – начал он.

– Так оно и есть на самом деле… – перебил его валун. – Но могу тебя заверить– мозги у меня имеются. Их не так уж много, но достаточно. Того, что есть, с лихвой хватает, чтобы держать караул у стены.

– Понимаю, ты, вероятно, служишь в таможне? Рад с тобой познакомиться, – приветствовал стражника Жоан, причем его самого удивил заискивающий тон этого приветствия. И ради сохранения собственного достоинства он процедил сквозь зубы: – Однако что это за нелепость, скажи на милость? Почему у тебя только голова?.. Часть тела, пожалуй, менее всего нужная охраннику? На что немедленно последовало объяснение, данное, как и следовало ожидать, с каменной холодностью:

– Ты ошибаешься, у меня, кроме головы, есть туловище, руки и ноги, как у всякого уважающего себя существа. Но когда у меня является желание отдохнуть, я рассекаю себя на части. Например, когда устают ноги, я отделяю их от туловища и баюкаю, пока они не заснут. С туловищем и руками я поступаю точно так же. Понимаешь?

– Понимаю. Но как же тебе удается возвратиться в прежнее, так сказать, нормальное состояние?

– А, это сущие пустяки. Хочешь, покажу?

И голова, подпрыгивая, подкатилась к спящему телу– здесь явно не обошлось без волшебства– и начала его расталкивать:

– Да просыпайся же ты скорее, лентяй!

И так как уговоры, по–видимому, не влияли на упрямое туловище, голова не остановилась на полумерах, она вцепилась в него зубами со всей яростью, на какую только была способна, и завопила:

– Проснись же, черт тебя побери! Дрыхнешь, как будто наглотался люминала! Метод укусов подействовал, и вскоре караульный собрал воедино все свои части тело, руки с каменными мускулами и грубыми кистями, мозолистые ноги. И он немедленно приступил к своим служебным обязанностям– долг повелевал ему отреагировать на вторжение Жоана Смельчака:

– Ты хочешь перебраться через стену, не правда ли? Ладно. Тогда поторапливайся и предъяви свой паспорт. Да, да, паспорт… Разумеется, с соответствующими печатями, четкими, чтобы они бросались в глаза. Как?! У тебя нет паспорта?! Даже и печатей нет?! Как же ты сюда пробрался без печатей? Ты кого–то подкупил, не так ли? Ну, да это дело обычное. Но имей в виду, мой милый… без предписанных законом печатей через эту границу никто еще не прошел! Возвращайся туда, откуда ты пришел…

Но Жоан Смельчак мягко возразил ему:

– А если я подам апелляцию?

– Апелляцию к моему доброму каменному сердцу, не так ли? – уточнил непреклонный стражник. Бесполезно, дорогой мой. Здесь никто еще не проходил, не предъявив паспорта, разумеется, оформленного по всем правилам. А это значит, что в нем должны быть четко проставлены все семьдесят семь печатей. И, кроме того мне трудно поверить, что может найтись человек, способный променять этот земной рай на… Откуда ты родом?

– Из деревеньки Поплачь, А Затем Проглоти Свои Слезы.

Имитируя смех, стражник заскрежетал, и Жоану показалось, что где–то поблизости дробят щебень.

– Так ты из того местечка, где жители настолько исплакались, что у них под глазами вырос мох, а под носом зеленая плесень? Что же ты там собираешься делать? Жоан Смельчак в недоумении пожал плечами:

– Откуда я знаю! По правде говоря, странствуя здесь, я убедился, что и в мире Магического Воображения (в том самом, который ты защищаешь, требуя печати), и у нас, в деревеньке Поплачь, А Затем Проглоти Свои Слезы, действует один и тот же жуткий закон. А суть его можно выразить любым из слов, которые я тебе перечислю, – выбирай по вкусу, какое из них тебе милее: канитель, скука, однообразие, пошлость. Конечно, есть и различия. Слезоглотовцы якобы страдают больше. Но на самом деле их страданиям грош цена. Ибо их лжегорести в действительности так ничтожны, так жалки, так нелепы, что они, в сущности, понятия не имеют о подлинных злосчастиях.

– Ну и что же ты в таком случае будешь делать в этой стране, сухой внутри и мокрой снаружи? Ведь это сплошной рассадник душевного насморка!

– Знаешь ли… Человек никогда не бывает всем доволен… Сказать откровенно, я сыт по горло всей этой лихорадочной анархией царства Сновидений, в котором я побывал, и хочу теперь снова изведать то, что мы называем реальностью. Кроме того… Послушай, я открою тебе один секрет… Только обещай, что никому его не выдашь… Обещаешь? Ну, так слушай. Я хочу вернуться прежде всего для того, чтобы, коли мне удастся взбунтовать деревеньку Поплачь, А Затем Проглоти Свои Слезы, выпрямить спины моих земляков… Зажечь в их сердцах веру в новую жизнь, достойную, отважную… Но, кроме того, – почему бы мне тебе в этом не признаться, – меня грызет одно ненасытное желание.

– Какое же?

– Ах! Знаешь ли, даже как–то стыдно об этом говорить… – И, покраснев от смущения, Жоан Смельчак пробормотал: —Я ужасно соскучился по… ты и не представляешь себе по чему… По одному грубому простому блюду, по треске с картошкой. По доброму куску трески с молодой картошечкой. И представь себе, друг мой! Именно такие ничтожные желания вызывают подчас величайшие душевные порывы. Например, тоску по родине. Тронутый искренними признаниями Жоана, хранитель стены сказал:

– Ладно… Самое большее, что я могу для тебя сделать, это посоветоваться с моими начальниками, как с тобой поступить. Позволь мне на время отлучиться, я с ними сейчас поговорю.

– Ты долго там пробудешь?