Текст книги "Родное гнездо (СИ)"

Автор книги: Жорж Колюмбов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Торик, ты дома? Поди-ка сюды, дружочек. – Голос от двери раздался так неожиданно, что книга выпала из рук.

Тон бабушки не предвещал ничего хорошего. На ровном месте «дружочком» она его никогда не называла. Либо ругать будет, либо чем-то сильно расстроена.

– Здравствуй, бабушка. Что случилось?

– Дык вот не знаю. Прислали давеча депешу, чтобы мне надыть на почту.

– Заказное письмо, что ли? Дали?

– Дали, куды ж они денуться! Но мине чтой-то боязно. Глазки молодые, на вот, почитай.

Торик взглянул на тощий официальный конверт с адресом, отпечатанным на машинке. Вместо марки – жирный прочерк и красный штемпель «Дипломатическая почта». В графе «Отправитель» значилось: «Генеральное консульство СССР в Республике Ирак». Таких писем он еще не видел.

– Ну что же ты, открывай, – торопила бабушка.

Как нарочно, ножницы нашлись не сразу. Внутри помещалась одна страница на официальном бланке. Торик быстро пробежал глазами текст и обмер.

– Что тама? – Бабушка присела на диван и отерла платочком выступивший пот.

Торик сглотнул комок, внезапно перехвативший горло, и начал:

– Администрация генерального консульства Иракской Республики с прискорбием сообщает…

– Ой! – Бабушка даже в лице переменилась. – Ой, пресвятые угодники, неужто!

– …о смерти советского специалиста по строительству в результате несчастного случая.

– Как же это? Сиротинушка ты моя! – вдруг в голос запричитала бабушка и попыталась обнять Торика.

– Бабушка, подожди! – взмолился он. – Я не понимаю. Слушай дальше.

– Дык что тут понимать-то, Господи! Э-эх, Торик. К нам после войны знаешь сколько похоронок-то приходило? Нас-то ведь в семье девять человек было.

– …Сообщаем, что приложим все усилия, чтобы в ближайшее время переправить тело Лутонина Е. П. на родину для захоронения за счет Генконсульства. Сообщаем также, что вам как ближайшим родственникам будет осуществлена разовая страховая выплата «на смерть кормильца» в размере…

– Ох и сироти-и-нушка… – снова завела бабушка.

– Бабушка, а кто такой этот Лутонин?

– Хто?

– Ну вот же написано: «…тело Лутонина Е.П.» Это кто?

– Ну а я-то почем знаю? Видимо, хтой-то еще погиб вместе с Мишей, царствие яму небесное.

– Здесь какая-то ошибка.

– Ну какая ошибка? Э-эх, святая душа. Я тоже до посленнево все сомневалася, да тока жисть потом рассудила как ей надобно, а не как мине луччи.

– Нет-нет, тут точно ошибка. Надо все разузнать точно. Если бы папа погиб, они бы так и написали – Васильев М. А. Он должен быть указан, иначе это не о нем. Бабушка, надо сходить на завод и спросить. Если надо – у директора. Он же официальное лицо! Сходишь?

– Ды хто мине слушать-то будет, малограмотную? Вот что, бери-ка ты письмо енто и давай к своим Барышевым. Лия грамотная, ее хучь послушают.

Сходили на завод, но так ничего и не добились. Директора на месте не оказалось, а другие люди из администрации не имели нужных полномочий. «Ничем помочь не можем. Приходите завтра».

Торик вернулся ни с чем. В той же неизвестности, что и ушел. Хотя горевать им оказалось некогда. У бабушки Маши внезапно случился сердечный приступ. Пришлось бежать к соседям на другой этаж, звонить, отвечать на вопросы врача, потом в аптеку… Угомонились только к полуночи.

Ночью Торику не спалось. «Это какая-то ошибка. Такого не может быть», – убеждал он себя, прекрасно понимая, что может. Панические мысли бились и мешали уснуть. А мама? Хотя бы мама жива? Она приедет домой или останется там? А если она… тоже? Вдруг они вместе попали в беду? Тогда он будет… как там это называется? Он станет круглым сиротой? В фильмах и книгах сиротам всегда жилось несладко. Но ведь у него есть бабушки и тети… Ему есть с кем жить! Его же не отдадут в приют! Или отдадут?

* * *

Правды смогли добиться только на следующий день. Выяснилось, что у строителей в Ираке ночью действительно произошло ЧП со смертельным исходом. В результате погибли два человека – крановщик Егор Лутонин и Михаил Корзухов, водитель грузовика. О предположительной гибели Михаила Васильева никаких сведений нет. Михаил регулярно присылает отчеты по установленной форме. По последним сведениям, они с супругой готовятся к завершению работ по контракту и последующей отправке на родину.

– Вот как? – Тетя Азалия нервно дернула рукой, привычно отгоняя невидимых демонов. – А для чего тогда товарищи из консульства прислали нам письмо?

– Вы не понимаете, гражданка. Это стандартная процедура на случай гибели контрактных работников. Условия тяжелые, знаете ли, всякое бывает. Все нужно предусмотреть. Если у вас нет дру…

– Но нам-то для чего прислали? – перебила тетя.

– Вам? Видимо, по ошибке. Тот же контракт, то же предприятие, тоже наш сотрудник, – директор замялся, – видимо, перепутали адрес. Если вам будет легче, я официально приношу извинения. Хотя ошибку допустили не мы. А теперь простите, у меня много работы.

С завода они вышли подавленные. Казалось, надо радоваться: все обошлось. А на сердце словно камень лежал. Тетя собралась домой, но Торик попросил ее самой все растолковать бабушке:

– Ну пожалуйста! Мне она не поверит. Скажет, я все выдумываю. А вам поверит.

Бабушка встречала их у двери и нещадно теребила ворот своей блузки, даже не осознавая этого. В глазах ее скорбь уступала проблескам надежды, которые сменялись отчаянием и новой скорбью.

– Ну что тама? – спросила она с порога. – Лиечка, будем хоронить?

– Здравствуйте. Нет. Это ошибка. Да, там погибли люди, но наши-то вроде живы.

– Вроде? – переспросила бабушка. – «Вроде живы», Лиечка, как это?

– В консульстве перепутали адрес и по ошибке прислали нам чужое письмо.

– Да Бог с ним, с письмом. Миша-то живой? Или… как?

– Говорят, живой. Директор сказал, что они скоро приедут.

– Дык мы знайим, что уж скоро должны. Но писем-то нет уж почти месяц! А тут вдруг… – Она всплакнула. – Господи, прости меня, грешную. Я незлобный человек вовсе, но таким вот… хто так делаит… Да штоб йих паралик расшиб, иродов! Ведь умом-то я уж дочерь похоронила свою. И зятя, отца вон яво. Уж сколько ентих похоронок-то с войны нам приходило…

– Ну пока вроде обошлось. Будем надеяться, что все будет хорошо.

– Ой, Лиечка, ниндравица мине, как ты говоришь. Неуверенно. К чему так? Скажи, дочкя?

Бабушка разволновалась и совсем перешла на деревенский диалект. Но тетя ее поняла.

– Знаете, мне тоже очень их не хватает. И больше всего хочется, чтобы они скорее приехали. Но я… готова ко всему. Это с самого начала было рискованной затеей. Я его отговаривала. И мама отговаривала. Но они решили рискнуть. Там было много причин, не только квартира.

– Ну дык что ж, – рассудила бабушка, – люди, чай, взрослыя, знають, што деють.

– Да. Просто… я успокоюсь, только когда они благополучно приедут. Давайте надеяться на лучшее.

Бабушка вздохнула и перекрестилась:

– Завтрева, пожалуй, сорокоуст за них закажу. Можбы, Господь поможет…

– Ну… да. – Здесь тетя оказалась на неизведанной территории.

– Так и сделаем незагАдамши. Господь все управит. Спасибо тебе, Лиечка, за хлопоты.

Они сели пить чай, но почти не говорили. Что тут скажешь? Торик полагался на судьбу, бабушка – на милость Божию. Но окончательный ответ – приедут или не приедут – могло дать только время.

* * *

Они приехали. Правда, сам момент встречи Торик так никогда потом и не мог вспомнить. Как это было? Ездил ли он с бабушкой в Москву встречать родителей? Встречал ли их на одном из железнодорожных вокзалов Города? Или они в один прекрасный день добрались сами и позвонили в бабушкину квартиру?

Много ли было у них вещей? Что они сказали Торику? Абсолютный провал в памяти. Будто он упал в обморок и очнулся, когда все уже давно закончилось. Воспоминания снесло лавиной эмоций.

Единственное, что запомнилось очень ярко, – странная мысль: кто эти люди? И где мои родители?

Это уже потом пошли синхронизация, привыкание, осознание. Но в тот первый миг все было именно так: «Ой, а кто это?»

Глава 11. Новая школа

Октябрь 1978 года, Город, ул. Гоголя, 13 лет

В барак они так и не вернулись. Почти месяц толкались у бабушки, как в чистилище: уже потеряли свой дом, но пока не обрели нового. Уже прибыли из чужой страны, но как бы не совсем к себе. Подвисли всей семьей где-то в безвременье, но вернуться в барак и просто жить, как раньше, казалось совершенно невозможным.

Торик смотрел на родителей и никак не хотел узнавать их: они стали совсем другими – и внешне, и внутренне. Смуглые, словно даже высохли от палящего солнца. Или внезапно состарились? Привезли много новой яркой и непривычной одежды. Отец гордо показывал японские наручные часы: самозаводящиеся, с полудюжиной стрелок, календарем и бог знает чем еще. Мама ходила в магазины с разноцветными сумками, отделанными картинами на восточные мотивы из наклеенного бисера. Другие покупатели смотрели на нее, как на человека из иного мира, впрочем, ведь так оно и было.

Разговаривали родители тоже иначе – стали собранней, уверенней в себе. И это понятно: они многое повидали, побывали за границей, видели совершенно другую жизнь, встречались с удивительными людьми. Торик никак не мог приноровиться: на детском уровне общаться уже не получалось, а к новому, взрослому, он еще не привык. Им тоже было странно: одно дело – читать его письма, и совсем другое – увидеть сына, который настолько изменился.

А потом все-таки дождались – отцу дали квартиру на улице Гоголя. Переехали быстро, ведь большая часть вещей так и осталась упакованной. Квартира оказалась светлая, трехкомнатная, ненадеванная.

Сильнее всего у Торика изменились отношения с отцом: теперь тот с удовольствием общался, рассуждал о чем угодно – о схемах, о животных, минералах, о других странах, об экономике и политике. Но никогда не говорил о людях и отношениях. А вот мама отошла куда-то на дальний план. Ее стараниями серые и безликие комнаты становились уютными и обжитыми. Хотя с сыном они теперь общались меньше.

Правда, решала она в семье по-прежнему многое.

* * *

За ужином мама выглядела рассеянной. Разлив по чашкам чай, она неуверенно сказала:

– Даже не знаю, как быть.

– С чем? – привычно уточнил отец.

– Да Зина приходила. Никитцева. Мама Семена, который учится с Ториком в одном классе.

– Никитцева? – удивился Торик. – Зачем? Я с тех пор с ним так ни разу не разговаривал.

– Пышек принесла, вроде в гости зашла. Ты знал, что они тоже здесь квартиру получили?

– Далеко?

– Рядом где-то, тоже на Гоголя. Семен ведь плохо учится?

– Троечник.

– Вера, не отвлекайся! – Отец допил чай и уже терял терпение. – Представь, что мы на приеме у консула. Давай кратко и по делу.

– Ладно, – вздохнула мама. – Торик, с нового года ты перейдешь в новую школу.

– Ну да, и что?

– Зина хочет Семена тоже туда отдать, чтобы вы попали в один класс. Она много говорила о дружбе и взаимопомощи…

– Это после того, как они выставили нас злодеями? – ехидно вставил отец. Нет, он ничего не забыл.

– Ну… это сколько лет назад было! И потом, Семен ведь и правда серьезно пострадал, хоть и не по нашей вине. А в том, чтобы вместе учиться, есть и свои плюсы.

– Это какие же?

– Торик идет в новый класс, никого там не знает, все чужие. А тут – знакомое лицо. Тем более в детстве дружили. Может, и опять подружатся.

– А Никитцевым-то это зачем? – пытался разобраться отец.

– В новой школе сильный класс, и просто так Семена туда не возьмут. А с Ториком за компанию – может, и проскочит. Заодно, вдруг по учебе его подтянешь, да?

– Чем поможешь троечнику? – безнадежно отмахнулся Торик.

– Но ты не против, если он будет учиться с тобой в одном классе?

– Да пусть учится, где хочет. А дружить… Не знаю.

– Вот и хорошо. Потому что я уже согласилась.

– Вера!

– Ну что «Вера»? Она так просила – невозможно было отказать! Мало ли как сложится? Все бывает, сам знаешь: они там и дерутся, и чего только не делают. А так Торик хотя бы не один будет. Правильно?

Страшно далекий от реальной жизни, Торик потрясенно кивнул. Он еще не думал об этом. Даже не начинал.

* * *

Февраль 1979 года, Город, 13 лет

Настороженные льдинки взглядов новых одноклассников обжигали: кто знает, чего ждать от этих новеньких? Судя по тому, что в классе теперь сидел и Семен, у Никитцевых все получилось. Поначалу ребята относились друг к другу недоверчиво. Но они теперь каждый день вместе проходили километр от школы до дома, и вот так, капля за каплей, отношения налаживались.

Семен вел себя разумно, видимо, родители хорошо настроили его на нужный лад. Он не лез с просьбами о помощи, не делал широких жестов, а просто оставался собой. Но воспитывали их по-разному.

В семье Торика главной доблестью для ребенка считалось умение занять себя интересным делом и не отвлекать родителей от их личной жизни. Нравится музыка? Отлично! Слушай пластинки.

А у Семена дома ценились практика, руки, растущие откуда надо, и освоение навыков, которые пригодятся в жизни. Ребенка тянет к музыке? Родители отдают его в музыкальную школу: «Научишься играть на баяне – нигде не пропадешь, хоть на свадьбах заработаешь». И Семен неплохо освоил баян.

Впрочем, друзья никогда не ссорились по этому поводу. Просто каждый из них нес по жизни незримый флаг, врученный его родителями.

* * *

Кабинет физики оформлен как музей науки. Вся задняя стена класса – огромный шкаф-витрина: на каждой полочке что-нибудь интересное. Тут – семейка братцев-маятников, там – остов электрофорной машины, а здесь – толстый и черный амперметр, настолько древний, что, кажется, должен помнить самого Андре-Мари Ампера.

Физичка, Нина Ивановна, худощавая, темноволосая и энергичная, дело свое знает:

– Никогда не путайте пройденный путь и перемещение! Классический пример: автомобиль выехал из гаража, весь день мотался по городу, а вечером неизбежно вернулся в гараж. Пройденный путь исчисляется сотней километров, а перемещение – ноль!

Самые внимательные из учеников переглянулись: это же материал прошлого года, сегодня тема совсем другая! А она, словно услышав их мысли, поясняет:

– Почему я говорю об этом сейчас? Во-первых, я вас поймала и теперь отлично вижу, кто меня слушает, а кто – нет. А во-вторых, – она картинно разводит руками, – хоть все это кажется очевидным, многие из вас при решении задач до сих пор ошибаются! Возможно, теперь вы меня поймали? Похоже, в прошлом году я вам плохо объяснила эту тему?

Она улыбается немного смущенно, но при этом чуть насмешливо, и Торик осознает, что эта незнакомая физичка ему уже симпатична. Более того, чем-то напоминает ему тетю Резеду – такую же острую на язык, но при этом умную и, как ни странно, доброжелательную.

На одном из уроков Нина Ивановна зачитала определение: «Звук – это колебания воздуха, воспринимаемые наблюдателем». Сделала паузу и продолжила:

– Смотрите: здесь речь идет о наблюдателе. О том, кто слышит этот звук. Если в глухой тайге упало дерево, это уже не звук, а просто колебания воздуха.

Ребята загомонили, что это все-таки может и звуком оказаться для какой-нибудь белки или медведя. Физичка скептически усмехнулась и неожиданно заявила:

– А давайте для чистоты эксперимента сбросим на эту самую тайгу пару хор-роших таких нейтронных бомб, чтобы сосны остались, а вся слушающая живность гарантированно вымерла. Тогда уж точно никаких звуков не будет. По определению. Согласны?

Торик не понял, в какой мере эти слова были шуткой, но широкий философский подход и смелые мысленные эксперименты физички впечатлили его безмерно!

* * *

Ярким педагогом оказалась и Анна Сергеевна, математичка – полная и обманчиво улыбчивая, как раскормленный бультерьер, она обладала стальной волей и сверхспособностью: используя только слова и интонации, могла растоптать любого – ученика, другого учителя, директора, кого угодно. А могла и поддержать, и даже вдохновить, если вдруг захочет.

Вот Вася Пучков, верзила и уже в седьмом классе насквозь прокуренный двоечник со стажем, стоит перед ней по струнке. Он не сделал домашнюю работу, списать не получилось, контрольную написал на двойку, словом, виновен по всем статьям. Она говорит негромко, но методично, выщелкивает одно хлесткое слово за другим, и каждое попадает в цель:

– Пучков! Всегда Пучков. Всегда последний, всегда худший. К чему ты стремишься, Пучков? Что у тебя в голове? Не знаешь? А я знаю. Ни-че-го! Пустота. Изначальная торричеллиева пустота в твоей голове, Пучков! И я очень сомневаюсь, что однажды там поселится хоть что-нибудь еще.

Пучков, весь пунцовый от стыда и унижения, так и стоит, ведь сесть ему не разрешили. А Анна Сергеевна тем временем переходит к теме урока:

– Сегодня мы повторяем число пи. Хабарова, напомнишь нам определение?

– Пи – это отношение длины окружности к ее диаметру, – чеканит отличница Кира Хабарова.

– Верно. Васильев, а каково численное значение числа пи?

Торик же не может просто спокойно сказать нужные цифры. Это было бы слишком скучно.

– Три целых, один, четыре, один, пять, девять…

– Достаточно, – пытается его остановить математичка, но не тут-то было.

– …два, шесть…

– Все-все, садись, спасибо. Пи – число иррациональное, точно его значение записать невозможно, поскольку оно выражается бесконечным рядом знаков после запятой. Однако для практических задач обычно хватает двух знаков: 3,14.

– Анна Сергеевна, а вы про меня не забыли? – вдруг вступает Вася.

– Что, Пучков, устал стоять столбом? – в притворном сочувствии ахает математичка, всплеснув руками. – А мне казалось, ты такой сильный, спортивный, подготовленный молодой человек. Нет? Так ты не только по математике отстающий? По физкультуре тоже? Садись. Давай-давай, можно, я разрешаю. А то как бы ты у нас тут в обморок не грохнулся от усталости.

Класс взрывается хохотом. Анна Сергеевна довольно улыбается, а затем продолжает:

– А зачем оно вообще нам нужно, это число пи? Кто скажет?

– Вычислять длину окружности? – с места отзывается Лена Буйнова.

– Да, конечно, но не только. Вы уже знаете, что число пи входит в очень разные формулы. А в тригонометрии без него так и вовсе не обойтись, я уж не говорю о физике.

Взгляд математички на секунду сосредотачивается на облаках за окном, а голос становится мягче, напевней. Видимо, только теперь она открывает классу то, что ее действительно интересует.

– Иногда я и сама удивляюсь: почему вроде бы такие разные вещи в нашем мире связаны именно через число пи. Объективно такого быть никак не должно, а оно есть… – Несколько секунд она задумчиво молчит. А потом спохватывается: – Но мы с вами не будем отвлекаться, а повторим формулу площади круга, которую изучили на прошлом уроке…

В голове у Торика что-то тихонько щелкнуло. По спине пробежал легкий холодок. А правда: почему 3,14? Почему не два и не пять? Почему число не просто дробное, но еще и бесконечно длинное? И почему оно так часто попадается в формулах? В этом таилась какая-то загадка.

* * *

Май 1979 года, Город, 14 лет

Уроки сменялись уроками. Безликие одноклассники понемногу обретали имена, характеры и лица. Например, нашлось много общего со Стасом: его родители тоже только что вернулись из-за границы, но из Монголии. Причем сам Стас тоже там жил и теперь рассказывал много интересного.

Именно Стас сидел рядом, когда в актовом зале школы шел праздничный вечер. Выходили ребята, читали какие-то стихи, играли сценки, хотя все это мало занимало Торика. Но он мужественно сидел: надо так надо! А потом случилось чудо.

Занавес поднялся и открыл музыкальные инструменты для ВИА – вокально-инструментального ансамбля. В центре размещалась ударная установка, рядом – ярко-зеленый электроорган, в углу – блестящие золотом и изумрудом гитары, а у края сцены – микрофонные стойки, прямо как на настоящих концертах. Не успел Торик все это разглядеть, как ребята постарше живо запрыгнули на сцену и расхватали инструменты. Грянула песня. Кудрявый ударник, прикрыв глаза, самозабвенно лупил палочками, три парня с гитарами слаженно исполняли свои партии, у микрофона пела и пританцовывала пухленькая старшеклассница. А за органом сидела – ух ты, не может быть! – девчонка из их класса!

Торик вопросительно посмотрел на Стаса, и тот понимающе подмигнул:

– Лика? Да, она играет в ансамбле. Но не заглядывайся, она такая… – Он неодобрительно помотал пальцами.

Девчонка невысокая, круглолицая, темноволосая и не особо приметная. На уроках Торик ее вообще не замечал. Зато теперь она сидела за электроорганом, ловко и привычно играла, да еще успевала подпевать солистке.

Песня шла за песней, закончились комсомольские, спели грустную, про нелетную погоду, затем быструю, про «дом вон за тем углом». А потом солистка ушла, а пегий парень с гитарой вдруг запел по-английски. Да так легко и запросто, будто всю жизнь на нем разговаривал.

Торик сидел ошеломленный и поглощенный зрелищем и звучанием. И тут его буквально шарахнуло, иначе не скажешь. Впервые в жизни у него появилась цель! Накатила, точно свалилась откуда-то сверху. Ему безумно захотелось однажды тоже встать там, на сцене, с красивой и непонятной гитарой с кучей кнопок и ручек и петь в микрофон.

И дело совсем не в зрителях – он бы согласился стоять даже в пустом зале! Чудо в другом: несколько человек вместе творили музыку. Каждый был уникален, каждый привносил свою частичку, и сообща у них получалось не просто громче – их действия дополняли друг друга. Вместе они создавали нечто новое, причем такое, чего не мог бы сделать поодиночке ни один из них. И теперь Торик тоже так хотел!

Торик огляделся. Рядом сидели школьники – ребята и девчонки. Кто вполуха рассеянно слушал, кто болтал, кто зевал. И не было ни одного, кто бы испытывал хоть что-то подобное. Хотя…

Справа, в конце ряда, Никитцев даже привстал, весь подался вперед и неотрывно смотрел на ребят. И в его напряженном лице, во всей его позе Торик угадал отсвет того же огня: да, Семену тоже хотелось быть там, на сцене! Он уловил взгляд Торика, обернулся, слегка улыбнулся другу, потом чуть поджал губы и медленно, с чувством, поднял вверх большой палец.

* * *

Июль 1979, Кедринск, 14 лет

Странное лето выдалось: вроде июль, а не жарко, вроде дожди – но короткие, не мешают. И даже купаться на речку Кедринку народ ходит реже обычного.

В начале 1979 года на орбиту успешно запустили космический корабль «Космос-1074», а в домике над Пральей бабушка Саша по-прежнему готовила еду на керосинке. Самое смешное, что космический корабль на картинке в журнале «Наука и жизнь» формой и очертаниями очень напоминал ту самую керосинку! Торик теперь читал не так много: родители купили в Кедринске отдельный дом с большущим огородом недалеко от реки, а главное – по соседству с «Гнездом», домом бабушки Софии. Дел хватало: перевозили вещи и стройматериалы, обустраивали быт.

Торик, как всегда, слонялся вокруг и все никак не мог приладиться, с чего начать, но тут отец принялся шкурить свежеспиленные деревья. О, вот тут все понятно! И Торик тоже подключился – топор умело взялся за дело, быстро ошкурил дерево, а потом ловко и привычно разделал ветки. Отец немного удивился, а потом буркнул маме: «Я же говорил: придет время – сам всему научится. Видишь? Так и вышло!» Торик про себя усмехнулся и подумал: как здорово, что Андрей обучил его хотя бы этому!

А еще Торик неожиданно осознал: отец – не божество, не супермен, он просто человек. И тоже может ошибаться.

* * *

Октябрь 1979 года, Город, 14 лет

В восьмом классе Торик начал различать более тонкие нюансы жизни. Из небытия вдруг явилась литература, а вела ее Раиса Михайловна, попутно еще и библиотекарь. Мягкая и задумчивая, в сильных очках и с неброской внешностью, она умела пробуждать в учениках гуманитарные струны, о которых те даже не подозревали.

Однажды после урока Раиса Михайловна попросила Торика зайти к ней в библиотеку:

– Я считаю, тебе будет интересно почитать вот это. – Она смущенно поправила очки и протянула ему тонкую сине-белую книжицу «Человек: психология», добавив: – Если понравится, можешь оставить себе: она из резервного фонда.

Книга, написанная простым и понятным языком, оказалась невероятно полезной! Торик прочел ее несколько раз и понял, что совсем не представлял себе этот пласт жизни. И именно оттуда он узнал слово «синергия», означавшее то, что ему так нравилось.

Синергия – это когда каждый человек вносит свою частичку в общее дело и вместе они получают нечто новое, чего не смог бы добиться ни один из них по отдельности.

А звучит-то как красиво – синергия!

Глава 12. За горизонтом

Через пару недель вдруг обнаружилось, что попасть в ансамбль вполне реально! Лика пообещала помочь. А ударник Боря Курбатов сболтнул Семену другую половину правды: ребята из ансамбля сейчас учатся в десятом – доучатся и уйдут. Пора готовить молодых музыкантов на смену.

Так что сложилось все просто отлично! Вечером Торик взял гитару, пришел к Семену, и они разучили пару простых песен, чтобы было что показать.

И все получилось! Долговязые старшеклассники послушали их со скептическими ухмылками, но взяли. А Боря заявил, что возьмет над ними шефство, если ему разрешат стать их ударником. «Разрешат», ха! Да где бы еще они нашли себе в группу уже готового, опытного ударника?

* * *

Их пустили в святая святых! В «Каморку», о которой потом так романтично споет Чиж:

В Каморке, что за актовым залом,

Репетировал школьный ансамбль,

Вокально-инструментальный

Под названием «Молодость».

Ударник, ритм, соло и бас,

И, конечно, «Ионика»…

Вместо «Ионики» у них была «Юность», да и ансамбль назывался совсем не «Молодость», зато в остальном все совпадало в точности!

Ребята из прежнего ансамбля не стали их учить, но посоветовали скорее собрать полную группу. «У нас – свои репетиции, у вас – свои», – объявил парень, что на концерте пел по-английски. Остальные смешно называли его Утюг, но Лика пояснила, что по-настоящему он Денис Устюгов.

А вот Семен обратил внимание на другого участника, чем-то похожего на него самого, только уже взрослого. Потому ли, что его тоже звали Семеном, или из-за необычной гитары, на которой тот играл, – здоровенный такой, красный до малиновости «Орфей» всего с четырьмя струнами. Странно, но и старший Семен тоже потянулся душой к парнишке, рассказал ему о бас-гитаре и показал несколько приемов игры. Так Семен стал басистом. К счастью, это не мешало ему еще и петь.

Торик нацелился на «лидер-гитару», которая иногда играет партии соло, а иногда – ритма. Осталось найти ритм-гитариста. На первой парте, рядом с Алей Рыжиковой, сидел Гера – беспробудный троечник, но при этом активно интересовался музыкой, сам освоил гитару и играл во дворе песни любимой группы «Воскресение». Вот его и решили попробовать.

На репетициях Гера держался скромно. Зато аккорды успевал запомнить налету, пока Торик играл. Буйной шевелюрой и безупречными манерами Гера напоминал воспитанного и дружелюбного щенка крупной собаки. Но имидж троечника недолго обманывал Торика. Зайдя однажды к Гере в гости, он заметил на столе «Словарь крылатых латинских выражений», а рядом блокнот с выписанными цитатами. Выходит, Гера не так уж прост?

* * *

На стену Каморки повесили календарь «1980». Поезд социализма разогнался и шел на полном ходу. Отличные перспективы на будущее. Могучая и сильная страна вовсю готовилась к Олимпиаде-80. Совсем скоро, в августе, нарисованный из тысяч людей Олимпийский мишка пустит слезу под трогательную песню, и этот момент останется в памяти поколения навсегда… Впрочем, Торика и его друзей спорт не интересовал. Их влекла только музыка.

Чаще всего собирались в Каморке «малым составом»: Торик, Семен и Борис. Этого хватало, чтобы понять, подойдет песня или нет. Подключали гитары очень тихо, чтобы не привлекать внимания снаружи. А уже после уроков играли свободней и громче – от души. Помаленьку набирали себе репертуар, но выходить с ним пока стеснялись. Так и сидели в Каморке: момент еще не настал.

* * *

Март 1980 года, Город, 14 лет

К марту они уже многому научились. И наконец количество перешло в качество.

Их первая «публичная» песня название носила знаковое – «За горизонтом». Изначально это была лирическая баллада – неспешная и грустная, с протяжным жалобным вокалом:

Еще вдали разлука наша,

Но летний кончится сезон,

И в поезд сядешь ты однажды,

И он уйдет за горизонт…

Правда, звучала она как-то слишком вяло. Ребята подумали и сыграли ее раза в полтора быстрее, заодно сменив стиль с ленивой баллады на рок. И песня подтянулась, приоделась, сразу стала энергичней, под нее хотелось танцевать или хотя бы бодро маршировать к светлому будущему.

Вечером они впервые вынесли из Каморки все: барабаны, гитары, усилители… Расставив технику в школьном коридоре, подключились, подстроили гитары, старательно посчитали в микрофоны. Раз прятаться не нужно, громкость выставили почти на максимум. И вроде пора начинать, но друзьями овладела робость. Стояли, жались к инструментам и смущенно смотрели друг на друга.

Положение спас самый опытный – Борис привычно дал отсчет барабанными палочками, выдал брейк вступления и повел ритм. Очнувшись от спячки, Семен вступил на басу. Стены коридора подхватили звуки, отразили и понесли мощной волной. На гребне этой волны Торик вступил на ритм-гитаре и запел. В припеве запел и Семен.

Голоса их дрожали от наглости и неуверенности, но сейчас это не имело значения. Звук гремел и отражался от стен, и уже отражения эти причудливо смешивались с новыми звуками, и звучало все вместе просто феерично. Чудилось, в длинном коридоре плескались не только звуки, но и энергии каждого из участников. И тоже смешивались, дробились, сочетались и усиливали друг друга.

«…Забыть твои глаза!» – отзвучала последняя фраза последнего припева, Борис вписал финальный брейк, ударил по тарелке и почти сразу мягко прижал ее рукой. Песня закончилась. Навалилась звонкая тишина.

Они потрясенно молчали. Никто из них по отдельности не смог бы получить такой результат. Каждый дополнял других, а вместе они порождали нечто большее. Только вместе, ансамблем. Вот она, настоящая синергия в действии! И тут…

– О-о-о! – вдруг раздалось где-то рядом.

Они огляделись. Тут и там стояли у стен и сидели прямо на полу школьники. Откуда они здесь вечером? Кто знает. Но им точно понравилось выступление! И это вселяло надежду.

На следующий день к их репетициям присоединилась Лика, орган отлично вписывался в их звучание, да и новых песен прибавилось.

* * *

Выпускной у восьмых классов – это рубеж, за которым многое меняется. Не все его переживут и перейдут в девятый: кто-то уйдет в ПТУ, в техникум, а то и сразу на завод – там ученики всегда нужны. Грядущая разлука терпко повисла в воздухе.

Ансамбль разделило пополам. Торик точно знал, что пойдет в девятый. Лика и Гера понимали, что с их тройками выпускных экзаменов не одолеть, хочешь не хочешь, придется уходить. Но в ансамбле оба обещали играть и дальше. Семен застрял где-то между: решил остаться и продержаться сколько сможет.