Текст книги "Это всё квантовая физика! Непочтительное руководство по фундаментальной природе всего"

Автор книги: Жереми Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Следовательно, мы можем считать зомбокота не каким-то большим объектом, который делает две взаимоисключающие вещи сразу, а скоплением множества атомов, которые случайно оказались в двух конфигурациях одновременно.

«Живой кот» – это сгусток частиц, находящихся в правильных местах, в результате чего образуется функционирующий кошачий организм. «Мертвый кот» – это другой сгусток частиц, по случайности сформировавших нефункционирующий кошачий трупик. Возможно, каждый атом в теле мертвого кота находится не там, где находился бы в теле живого.

Именно положение атомов в теле кота определяет, что он делает и даже жив ли он вообще. Если взять живого кота и переместить слишком много его атомов на новые места, вы его в итоге убьете. И теоретически, если вы очень-очень тщательно переставите частицы в теле мертвого кота, вы сумеете его оживить.

Внесу ясность: я бы не советовал ставить такие эксперименты, но решать вам.

Итак, теперь, когда мы считаем зомбокота не «большим объектом», а скоплением частиц, пора задать вопрос на тридцать биткоинов: что будет, если всего одна его частица коллапсирует в состояние «живой кот»? Что произойдет со всеми остальными частицами, составляющими кота?

Предположим, вы взглянули бы на кончик хвоста зомбокота и обнаружили, что он торчит вверх. «Ага! – сказали бы вы. – Кончик хвоста у кота может торчать вверх, только если кот жив!» И были бы правы. Просто посмотрев на кусочек тела кота, вы смогли понять, в каком кот состоянии, и избавить себя от ненужных походов в зоомагазин и писем с угрозами из «Гринписа».

Но что, если вы увидели бы не кончик хвоста, а какую-то совсем маленькую часть кота, например один волосок из хвоста? Или, если уж на то пошло, одну-единственную частицу из хвоста?

В обоих случаях ответ один: просто зная, где находится конкретная (даже очень маленькая) часть кошачьего организма, вы можете определить, с какой версией зомбокота имеете дело. Одна-единственная частица выдает вам информацию о коте в целом – обо всех остальных частицах, из которых тот состоит.

Отсюда следует, что если частица коллапсирует и оказывается в позиции, соответствующей «живому коту», то и весь кот (и все остальные частицы в его теле) тоже жив!

Итак, мы пришли к своего рода квантовому эффекту домино – одного-единственного коллапса «просто так» достаточно, чтобы случился коллапс кота целиком:

А ведь зомбокот состоит из совершенно офонарительного количества частиц. Если теория коллапса «просто так» верна, то каждая из них может спонтанно коллапсировать в любой момент. А как мы только что видели, если это происходит, вместе с ней коллапсирует и весь кот целиком.

Вот ключ к решению проблемы зомбокота в рамках новой картины: каждую частицу нужно представлять себе как некий лотерейный билет при розыгрыше коллапса. Даже если спонтанные коллапсы «просто так» случаются очень редко, в больших объектах вроде котов, мозгов и арахиса до того много частиц – а значит, лотерейных билетов в игре, – что в любой момент можно ожидать, что по крайней мере одна из них коллапсирует, вынудив все остальные частицы, составляющие объект, коллапсировать вместе с ней.

В результате большие объекты существуют в почти постоянном состоянии коллапса. У них нет шанса заняться какими-то квантовыми глупостями, они просто не успевают ничего сделать до того, как одна из кучи их частиц коллапсирует в определенное состояние!

Но чем мельче объект, тем меньше у него лотерейных билетов при розыгрыше коллапса – и тем ниже вероятность, что он в тот или иной момент коллапсирует. Сторонники теории коллапса «просто так» считают, что именно поэтому по-настоящему маленькие объекты умеют проделывать квантовые фокусы вроде вращения в разных направлениях одновременно. У большого объекта велики и шансы коллапсировать, а у одной-единственной частицы или горстки частиц они крайне малы.

И так и должно быть. Небольшая армия аспирантов, движимых дошираком, провела лучшую часть последних двадцати лет, пытаясь изловить частицы в момент спонтанного коллапса, чтобы доказать истинность теории «просто так», а заодно все-таки донести до родителей, почему им не нужно идти работать на Уолл-стрит по стопам двоюродного брата Стива.

Пока что удача им не улыбнулась (только в смысле коллапса, конечно). Однако теория «просто так» жива до сих пор, поскольку она все-таки могла бы решить проблему зомбокота без привлечения сознания, а это был бы отличный выход из положения.

Но это не значит, что теория «просто так» верна.

Вопросы без ответов

«Просто так» – теория мощная и большой шаг вперед по сравнению со словами Бора о «больших» и «маленьких» объектах. Она дает нам единый и последовательный набор физических законов, который объясняет, почему большие объекты всегда находятся в одном месте, а маленькие могут быть сразу в нескольких. И при этом не дает Дипаку Чопре очередной повод сочинить книжку о «нелокальном сознании». Но и эта теория не лишена недостатков.

Например, если идея о спонтанном коллапсе верна, непонятно, как часто он происходит. Нам лишь известно, что он должен происходить достаточно часто, чтобы повседневные предметы были в состоянии непрерывного коллапса, но при этом достаточно редко, чтобы легионы обремененных долгами аспирантов его не засекли.

Оценки разнятся, но энтузиасты теории «просто так» сегодня считают, что отдельные частицы должны спонтанно коллапсировать примерно раз в миллиард лет. А поскольку вселенной около четырнадцати миллиардов лет, это означает, что если бы вы не сводили глаз с одной частицы с самого Большого взрыва, то пронаблюдали бы ее коллапс примерно четырнадцать раз.

Почему вселенная решила остановиться на одном коллапсе каждые миллиард лет? Ответ, естественно, гласит «просто так».

Но действительно хороша эта идея вот чем: она дает то, чего нам так недоставало, – определение «большого» и «маленького». Объект «большой», если он состоит из достаточного числа атомов, электронов или фотонов, чтобы коллапсировать со скоростью, не позволяющей нам заметить, что он делает много всего одновременно.

Еще в этой теории прекрасно то, что, как мы знаем, ее можно проверить. Если отдельная частица случайным образом коллапсирует в среднем раз в миллиард лет, это слишком долго для исследователей – они не высидят столько на своих неудобных лабораторных стульях, глядя в микроскоп. Но не забывайте: предмет, состоящий из множества частиц, коллапсирует одновременно с первой из своих частиц. Если создать структуру, скажем, из миллиарда частиц, раз в год (исходя из предположения, что коллапс отдельно взятой частицы происходит раз в миллиард лет) по крайней мере одна из них будет коллапсировать (и вызовет коллапс всей остальной структуры). Если сделать структуру в двенадцать раз больше, можно ожидать, что у нее коллапс будет случаться примерно раз в месяц. Если продолжать увеличивать эту структуру и если теория «просто так» верна, рано или поздно вы достигнете того порога, когда сможете отлавливать беспричинный коллапс «серых» объектов в лаборатории. Если коллапс «просто так» окажется еще более редким явлением, значит, структуру придется увеличивать дальше – пока она не будет коллапсировать с такой частотой, чтобы вы засекли это в лаборатории.

И физики таким действительно занимаются! Эксперимент за экспериментом они повышают частоту возможного коллапса – обычно за счет того, что строят все более и более крупные объекты по кирпичикам, атом за атомом, в надежде, что когда-нибудь достигнут точки, где начнут наблюдать эффекты спонтанного коллапса. (Именно в таких экспериментах и получена оценка «один коллапс в миллиард лет».)

Однажды, когда иссякнут грантовые средства, а измученные аспиранты закончат исследовать все возможные частоты коллапса, мы, возможно, сумеем либо подтвердить, что теория «просто так» верна, либо ее опровергнуть. Но до той поры нам придется мириться с неопределенностью.

В обычных обстоятельствах я бы сказал: «А, неопределенность, ну и ладно, я знаю, как с ней быть. Например, я понятия не имею, из чего в „Сабвее“ делают сэндвич с курицей, но смирился с этим и научился смотреть в лицо неизвестности».

Но ведь обсуждаемая неопределенность не такого типа, когда в крайнем случае я могу почувствовать легкую тошноту и усомниться в правильности моего питания. Эта неопределенность касается самой ткани реальности, а в конечном счете – того, что значит быть собой.

Ваш мозг при коллапсе «просто так»

Физикам нравится теория коллапса «просто так», поскольку она решает проблему зомбокота, не прибегая к сомнительным понятиям «разума», «сознания», «наблюдателя» и прочего. В целом физики предпочитают, чтобы их предубеждения оставались неоспоренными, линзы в очках – толстыми, а квантовая механика – не обремененной сознанием.

Теория коллапса «просто так» выводит человека из центра мироздания и рисует человеческое существо как скопление скоординированно движущихся атомов. На первый взгляд кажется, что теория довольно унылая – от которой сразу хочется съесть ведерко утешительного мороженого.

Согласно этой теории, люди – это всего-навсего то, что получается, когда нужные атомы сталкиваются друг с другом правильным образом, так, чтобы возникла первая клетка – клетка, которой удается делиться и образовывать новые клетки, и этот процесс запускает эволюцию и в итоге создает нас и наши тела – мясные машины. Нет никаких богов, душ и духов, никаких красивых историй о сотворении мира с человеком в главной роли – есть одни атомы, которые носятся в пустоте, соблюдая несложные законы физики, в число которых входит и спонтанный коллапс «просто так».

Это радикально отличается от теорий, основанных на сознании, которые мы рассматривали в предыдущих главах и которые описывали вселенную, созданную сознанием и, вероятно, даже для сознания. Зато неожиданно напоминает ту вселенную, о которой говорили, например, Ньютон и Лаплас во времена научной революции.

Однако между ньютоновской вселенной и вселенной коллапса «просто так» есть одно важное различие. В ньютоновской движение атомов принципиально предсказуемо: если знаешь, где находится каждая частица во вселенной и куда она движется, теоретически можно предсказать с идеальной точностью, где будут находиться все частицы в любой момент в будущем.

А это означает, что можно было бы с идеальной точностью предсказать будущее. И тогда стоило бы купить биткоин в 2009 году, запастись масками перед пандемией COVID-19 и бросить смотреть «Игру престолов» сезоне на пятом.

Однако если каждое совершаемое вами действие – всего лишь результат движения на молекулярном и атомном уровне, которое можно было бы предсказать миллиард лет назад, значит, у вас нет свободы выбирать, что делать дальше. Ваши действия лишь следуют предначертанию судьбы, а сложившееся у нас с вами впечатление, будто мы принимаем решения самостоятельно, – не более чем очень убедительная иллюзия. Свобода воли отправляется на свалку истории!

Поэтому крайне важно, что вселенная коллапса «просто так», в отличие от вселенной Ньютона, совершенно не детерминистическая. Неизвестные результаты спонтанных коллапсов, происходящих повсюду каждую долю наносекунды, создают фундаментальную неопределенность. И эта неопределенность может влиять на нас напрямую.

Скажем, в вашем организме есть электрон, который находится в двух местах одновременно. В одном он вот-вот угодит в ген, вызывающий рак, в какой-то из ваших клеток, и активирует его, а в другом все пройдет благополучнее. Если этот электрон спонтанно коллапсирует, весь ход вашей жизни зависит от совершенно непредсказуемого исхода этого коллапса. Никакие измерения, никакие теоретические рассуждения никак не повлияют на эту непредсказуемость: во вселенной спонтанного коллапса будущее попросту неопределенно – на фундаментальном уровне.

Если теория «просто так» верна, вы состоите из огромного множества частиц, подверженных спонтанному коллапсу, – их около 100 000 000 000 000 000 000 000 000 000, хотя вряд ли кто-то считал. (Кстати, это сто октиллионов, а то вдруг вы читаете книгу кому-то вслух.) Около двух процентов этих частиц находятся у вас в мозге, где отвечают за генерирование мыслей, решений, нервных тиков и любви к чтению книг по квантовой механике – всего того, что составляет вашу неповторимую личность, делает вас «вами». Если эти частицы претерпевают случайные, непредсказуемые коллапсы, то состояние вашего мозга, в том числе все ваши мысли и чувства, в принципе непредсказуемо. А это значит, что вы в принципе непредсказуемы!

Вот куда заводит нас теория коллапса «просто так»: в мир, где по-прежнему невозможно предсказать со стопроцентной точностью, что вы выкинете в следующую секунду.

Вот почему нам, вероятно, следует выпустить всех преступников из тюрем.

Свобода воли и закон

В предыдущей главе мы затронули идею, что свобода воли влияет на представления о юридической ответственности, и обсудили, как картина мира по Госвами собственным причудливым способом оставляет место для свободы воли.

Но что, если никто никогда ничего свободно не решает? Вдруг окажется, что теория коллапса «просто так» верна и законы физики просто не допускают свободы воли?

Краткий ответ таков: наша правовая система утратит одно из главных обоснований, на которые опирается при наказании преступников. Свобода воли – краеугольный камень современных правовых систем, а следовательно, научные теории, подрывающие наши представления о свободе воли, могут привести к неожиданно серьезным и масштабным последствиям.

Но чтобы обсудить свободу воли в рамках теории «просто так», нам сначала нужно разобраться с больным вопросом: никто точно не знает, что такое свобода воли.

Профессора, философы и прочие кабинетные ученые веками спорили из-за правильного определения свободы воли. Сегодня они разбились, по сути, на два лагеря и утверждают одно из двух:

1. Свобода воли есть способность поступить иначе. Если ты что-то выбрал или что-то сделал, но в принципе способен был выбрать или сделать что-то другое, значит, у тебя есть свобода воли. (Назовем это версией «можно было по-другому».)

или

2. Свобода воли есть способность быть главным источником собственных решений. Если твои действия исходят от тебя и невозможно обосновать их внешними факторами, значит, у тебя есть свобода воли. (Назовем это версией «первопричина решений».)

Если у вас будет настроение посмотреть, как кучка плохо одетых работников умственного труда ввязывается в нелепую потасовку, зайдите на любую философскую конференцию и громко обратитесь к компании слушателей: «Подскажите, пожалуйста, где тут уборная, и, кстати, напомните-ка определение свободы воли».

Я не люблю, когда в меня бросаются шоперами с названием конференции, поэтому впредь буду осторожен и постараюсь различать эти два типа свободы воли. И это важно, как мы убедимся, поскольку бывают такие картины квантовой механики (в том числе теория коллапса «просто так»), которые допускают один тип свободы воли и не допускают другой.

В подобных случаях трудно понять, что можно сказать о свободе воли в целом. И все же есть менее двусмысленные теории.

Возьмем хотя бы стопроцентно детерминированную вселенную Ньютона, где каждый ваш поступок прописан в момент Большого взрыва и вы не можете принимать никаких решений помимо тех, которые в итоге принимаете. На философском языке вам в рамках этой картины «нельзя по-другому» – то есть эта версия свободы воли отпадает.

На самом деле версия «первопричина решений» тоже невозможна. Во вселенной Ньютона каждое принимаемое вами сегодня решение вытекает из цепочки событий, начавшихся в момент Большого взрыва, за миллиарды световых лет от вас и миллиарды лет назад – вне вашего физического тела, когда вас даже еще не существовало. Подлинная первопричина ваших решений – Большой взрыв или то, что его вызвало и запустило ньютоновскую цепочку событий, подарившую нам вас, меня, Солнечную систему и видеоблогеров, чей путь к славе заключается в том, чтобы четыре часа подряд неподвижно сидеть перед камерой и улыбаться – и заполучить таким образом необъяснимо много подписчиков (горячий привет Бенджамину Беннету).

Так что по крайней мере в ньютоновской вселенной все очевидно: никакой свободы воли^[5].

Но прежде чем вы сочтете, что это дает вам карт-бланш на то, чтобы вломиться в зоопарк, оседлать ламу и в свое оправдание сослаться на отсутствие свободы воли, вспомните: (1) благодаря квантовой механике мы знаем, что живем на самом деле не в ньютоновской вселенной, (2) отсутствие свободы воли не означает, что вы будете избавлены от последствий своих действий, и (3) лама обычно не может поднять больше двадцати пяти килограммов, поэтому выбирайте ту, что покрепче.

Итак, с ньютоновской вселенной разобрались. Но что о свободе воли и поездках на ламах говорит теория коллапса «просто так»?

Свобода воли в квантовом мире

Что такое «решение», каждый понимает по-своему, но в целом это что-то вроде «всплеска мозговой активности, который в итоге побуждает вас что-то сделать». Эта активность может охватывать до ста миллиардов клеток мозга, молниеносно обменивающихся электрическими сигналами (хотя если вы из тех, кто вламывается в зоопарки и седлает лам, у вас это число, вероятно, поменьше).

Если бы вы пристально вгляделись, то увидели бы, что мозговые клетки и сигналы, которые они посылают и принимают, состоят из крошечных квантовых частиц – всяких там молекул воды, ионов натрия, атомов углерода и прочего. Поскольку это квантовые частицы, они играют по квантовым правилам, а значит, могут существовать в нескольких местах одновременно (и так и поступают). И если теория «просто так» верна, иногда они спонтанно коллапсируют и оказываются только в одном из тех нескольких мест.

Как мы уже видели, результат таких коллапсов – конкретное место, где окажется коллапсировавшая частица, – случаен и непредсказуем в принципе. Но это не значит, что такой результат не может привести к серьезным последствиям.

Пусть у вас в мозге есть ион натрия, который находится сразу в нескольких местах неподалеку от какой-нибудь важной клетки. Если он в результате коллапса попадет в нужное место, нервная клетка получит толчок, который заставит ее отправить сигнал. Этот сигнал в итоге заставит вас о чем-то подумать, чего-то захотеть или просто поежиться. Если вдруг он вызовет у вас непреодолимое желание ворваться в зоопарк и оседлать южноамериканского эндемика, весьма вероятно, что результат коллапса одного-единственного иона натрия определит всю вашу дальнейшую жизнь.

А раз случайные и в принципе непредсказуемые коллапсы «просто так» могут столь сильно влиять на ваши мысли и поступки, из этого с неизбежностью следует, что и ваше поведение принципиально непредсказуемо. Если теория коллапса «просто так» верна, вы всегда всего в нескольких неудачных коллапсах от того, чтобы припарковать машину поперек трех мест для инвалидов или увлечься соревнованиями по пастьбе уток.

А значит, какое бы решение вы в итоге ни приняли в той или иной ситуации, могло выйти и иначе: парочка коллапсов «просто так» с нужными результатами вполне могла натолкнуть вас и на другие поступки. Поэтому в некотором смысле вам «можно было по-другому».

Многообещающее начало! Так что же, теория «просто так» все-таки допускает существование свободы воли?

Увы, второе определение свободы воли – версия «первопричина решений» – дарит гораздо меньше надежд. Если у вас в голове действительно происходят совершенно случайные коллапсы, влияющие на ваши мысли, то едва ли имеет смысл считать вас «первопричиной» тех результатов, к которым они ведут. В конце концов, мы потому и назвали эти коллапсы «просто так», что они не вызваны ничем, их первопричина, если она у них вообще есть, – законы физики как таковые.

Таким образом, хотя теория коллапса «просто так» признает существование свободы воли «можно было по-другому», тест на «первопричину решений» она, похоже, не проходит. А в целом это делает теорию «просто так» довольно неоднозначной в вопросе о свободе воли.

«Что ж, весьма ценная информация, – должно быть, думаете вы. – Пожалуй, я просто вернусь к своим делам, мне же нужно внести свой вклад в нашу гордую цивилизацию, которая явно не рискует взорваться из-за того, что я только что прочитал».

И это стало бы ошибкой! Ужасной ошибкой, поскольку сейчас, когда я пишу эти строки, до неприятного существенная часть западной теории права основана на предположении о существовании свободы воли, которое вполне может утратить всякий смысл, если теория «просто так» окажется верной.

Проконсультируйтесь с юристом

В целом суды обычно согласны с тем, что вас следует наказать, если вы среди ночи ворвались в соседский дом и нарисовали у хозяев на лице черным перманентным маркером усы.

Но если я только что сорвал вам планы на выходные, не отчаивайтесь. Есть по крайней мере два способа избежать тюрьмы за подобные деяния.

Правда, они вряд ли вам понравятся.

Первый называется «принуждение». Смысл этого термина в том, что вы можете ворваться в соседский дом и нарисовать хозяевам усы, если кто-то силой принудил вас это сделать. То, что факт принуждения служит оправданием преступных действий, прозрачно намекает, что правовая система считает «первопричину решений» важным обоснованием для наказания. Если кто-то другой решает, что хочет заставить вас совершить взлом с применением перманентного маркера, как-то нехорошо винить в этом вас самих.

Так что вот вам юридический совет № 1: если хотите, чтобы нападение с применением маркера сошло вам с рук, озаботьтесь тем, чтобы найти человека, который силой заставит вас это сделать.

Что, простите? Вам трудно найти такого помощника? Поищите на «Авито». Чего только там не предлагают.

А если вам такое не подходит, подумайте над еще одним вариантом.

Помимо принуждения большинство западных судов простят вам взлом, проникновение и рисование усов маркером, если окажется, что у вас какая-то аномалия мозга, которую и стоит винить в ваших поступках. Это печально знаменитое «признание невменяемым».

Защита на основании невменяемости, ко всему прочему, довольно очевидна: люди, которые совершают преступления потому, что в их мозге есть какие-то структурные нарушения, на самом деле не контролируют свои поступки. Они зациклены на иррациональных моделях поведения и «не могут по-другому».

Это подводит нас к интересному наблюдению: и защита типа «Я не мог поступить иначе!» (невменяемость), и защита типа «Я ничего не решал!» (принуждение), очевидно, служат вескими причинами не привлекать человека к полной ответственности за преступление. Выходит, в основе наших представлений о виновности и невиновности действительно лежит идея свободы воли.

Можете не верить мне на слово. В 1950-х годах Верховный суд США ненадолго отвлекся от попыток растолковать, что нельзя включать в кинофильмы порнографические сцены, и дал понять, насколько же важна идея свободы воли для всей правовой системы: «Вера в свободу человеческой воли и в вытекающую из нее способность и долг нормального человека выбирать между добром и злом универсальна и отражена в зрелых системах права».

И по сей день юристы всего мира ссылаются на ущемление свободы воли, чтобы оправдать действия, которые в противном случае были бы наказуемым преступным поведением. Иногда обвиняемого оправдывают тем, что он «не мог по-другому», иногда – тем, что он «не был первопричиной своих решений», когда нарушал закон. Обычно все сводится к какому-то одному варианту из этих двух.

Но, как ни поразительно, иногда речь идет об обоих! Если у вас было видение и Господь под угрозой кары повелел вам что-то совершить, вы одновременно и невменяемы (потому что галлюцинируете), и находитесь под принуждением (потому что вам угрожают). В Штатах есть даже особый юридический термин, описывающий такой сценарий, – «божественный указ». Наверное, там, где играют в юридическое бинго, этот ход приносит немедленную победу.

Все это заставляет нас задаться вопросом: почему? Почему вся наша правовая система строится на идее, которая рискует оказаться принципиально несовместимой с самими законами физики? И что мы можем сделать, чтобы это исправить?

Строгая наука – нестрогие законы

Что дает право нашей юридической системе выносить приговоры и назначать наказания, одних людей сажать в тюрьму, другим надевать на ногу электронные браслеты, а иногда заставлять подростков, совершивших акт вандализма над рождественским вертепом, маршировать по своему огайскому городку за осликом с табличкой «Простите за ослиное поведение» (последнее – реальный случай)?

Профессиональные умники за последние две тысячи лет придумали три разных ответа. У профессиональных умников оплата почасовая, поэтому работают они очень неспешно.

Первый ответ – самый простой. Надо просто представить, что существует свод Правил, в которых мы прямо вот уверены – потому что так сказал Господь или потому, что их твитнул Канье Уэст и собрал кучу лайков. Это могут быть правила библейские (десять заповедей), золотые («поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой») или тупые (в Мэриленде запрещено материться за рулем).

Если вы решаете не следовать этим правилам, вы поступаете плохо. А те, кто поступает плохо, заслуживают наказания. Вуаля! Вот вам и обоснование.

Люди, носящие на работе старомодные белые парики, называют такой образ мышления деонтологией, и это довольно популярная точка зрения.

Но в такой логике зияют большие пробелы, не последний из которых состоит в том, что она не имеет особого смысла, если свободы воли не существует: ведь тогда никто из нас не контролирует решение следовать или не следовать тем или иным сводам правил, какими бы хорошими они ни были. Деонтология тогда заставила бы нас нести наказание за решения, которых мы не принимали добровольно!

Если деонтология не годится, какие еще есть варианты?

(Аристотель поднимает руку и кричит «Я здесь!» по-древнегречески.)

– Да, Аристотель?

– У меня есть идея получше. Что, если задача судебной системы – наказывать людей не за то, что они поступают плохо, а за то, что они моральные уроды? Вот моя теория: само по себе преступление не делает тебя заслуживающим наказания. Но когда ты совершаешь преступление, ты показываешь миру, что ты моральный урод, а вот за это вполне стоит наказывать.

– Продолжай.

– Понимаете, – говорит Аристотель, попыхивая трубкой с опиумом, – моральные уроды совершают преступления, поскольку лишены таких добродетелей, как смелость, правдивость, дружелюбие, что и делает их моральными уродами. Задача судебной системы – следить, чтобы моральные уроды время от времени получали взбучку за то, что они такие. Это же очень просто, честное слово. Кроме того, я убежден, что пора начать поклоняться пчелам, поскольку… (Пускается в рассуждения о божественности пчел, в которую Аристотель и правда верил.)

Вот как Аристотель обосновывал наказания: когда ты совершаешь что-то противозаконное, ты показываешь, как ужасен твой моральный облик, и именно поэтому право и обязанность суда – поквитаться с тобой как следует.

Но даже в предложении Аристотеля есть загвоздка со свободой воли: если свободы воли нет, то мы с вами не выбираем свой моральный облик. Деонтология была нехороша, поскольку означала, что мы наказываем людей за действия, которые они совершали не то чтобы добровольно, однако стратегия Аристотеля заставляет нас наказывать их за характер – за то, кто они есть. Вообще-то так даже хуже!

Если и философия Аристотеля не помогает, что же тогда?

Я не законник, но подержите мое пиво и позвольте попытать счастья.

Поступай хорошо – а не то будет плохо

Есть такие люди, которые называют себя консеквенциалистами. Они считают, что лучший способ определить, хорош или плох тот или иной поступок (то есть что надо за него делать – поощрять или наказывать), – рассматривать только его последствия.

По их мнению, если поступок привел к чему-то хорошему – улучшил чью-то жизнь, сделал общество в целом здоровее и счастливее, снизил количество людей, у которых в корзине явно больше десяти товаров, но они все равно норовят пролезть на экспресс-кассу, – значит, это хороший поступок. Если он привел к противоположным результатам, значит, это плохой поступок – и так делать не надо.

С такой точки зрения логично сажать преступников за решетку, если от этого мир в целом станет лучше – независимо даже от того, существует ли свобода воли. Получается, что цель карательных мер – не наказание, возмездие или работа с ужасным моральным обликом, а просто стремление сделать общество лучше.

Большинство существующих сегодня законов действительно можно обосновать таким образом: если бы за мошенничество не наказывали, им занималось бы больше людей и мошенничества в мире стало бы больше, что плохо. Предотвращение плохих поступков делает мир лучше, и один из способов достичь этой цели – делать неприятно тем, кто совершает эти плохие поступки.

Консеквенциализм работает одинаково хорошо и со свободой воли, и без нее. Когда известная преступница и по совместительству знаменитая ведущая кулинарных шоу Марта Стюарт решила солгать следователям о своей финансовой деятельности, неважно, была у нее свобода воли или нет. Но никаких сомнений нет в том, что, когда ее отправили в тюрьму за содеянное, это отбило у других людей желание следовать ее примеру и, возможно, снизило вероятность того, что она сама снова нарушит закон.

Консеквенциализм – более гибкий способ обосновывать законы и наказания. В отличие от деонтологии и аристотелевского варианта, консеквенциалистской правовой системе не нужно притворяться, будто ей известен идеальный свод законов, которым мы все должны следовать. Она может придумывать законы на ходу, в зависимости от того, что, по мнению специально назначенных умных (будем надеяться) людей, приведет к общему благу.

И между прочим, иногда, если хочешь сделать мир лучше, нужно четко и ясно записать правила и законы, чтобы все заранее знали, какие именно поступки считаются нехорошими и какого наказания стоит ожидать, если их совершишь.

В мире, где мы постоянно открываем что-то новое, все это кажется достаточно прочным фундаментом для теории права. И помогает одолеть чудовище Франкенштейна, на которое опирается большинство западных правовых систем, – помесь деонтологии, аристотелевских законов и кое-каких консеквенциалистских идей, этот нелепый гибрид, заставляющий нас вести экзистенциальные беседы о человеческой природе всякий раз, когда кто-то предлагает новую теорию квантового коллапса или что-то подобное.