Текст книги "Детектив Франции. Выпуск 1"

Автор книги: Жерар де Вилье

Соавторы: Пьер Буало-Нарсежак,Шарль Эксбрайя
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

IX

Пластинка остановилась. Ева молчала, положив голову на руки. Лепра метался по комнате от рояля к двери и обратно. «Я уже хожу, как в камере, – подумал он. – Еще немного, и начну думать, как заключенный». Он в изнеможении остановился около Евы и оперся на спинку ее кресла.

– Ну… что ты об этом думаешь?

– Забавный был человек, – сказала она.

– Сумасшедший! – закричал Лепра. – Псих! Надо совсем спятить, чтобы так изощряться! Ева…

Она запрокинула голову и взглянула на него.

– Ева… ты считаешь… что его план сработает до конца?

– Мелио умер, – сказала она, – а пластинка пришла. Почему бы и письму не дойти до прокурора?

Ее тонкие губы, шептавшие что–то, глаза на запрокинутом лице внезапно показались ему чудовищными и нереальными.

– Я тоже выбит из колеи… Но ты, кажется, уже смирилась с этим. Я тебя не понимаю.

– А что я должна делать, по–твоему? Биться головой о стену? Кататься по земле? Он выиграл. Пусть так. Мы тут уже ничего не можем сделать.

– Он выиграл! – усмехнулся Лепра. – Он! Он! Что значит он? Он ведь умер, а? Ты говоришь о нем, словно он жив и здоров.

Ева пожала плечами, показала на проигрыватель.

– Он здесь. Ты слышал его, так же как и я.

– Так ты сдаешься?

– Я жду, – сказала Ева. – Это твои слова… Надо ждать.

– Ну а я ждать не намерен. Сложу чемодан и завтра буду в надежном месте.

– А я? – спросила Ева.

– Поедешь со мной.

– Он сказал бы точно так же… – сказала Ева с горечью. – Так все и началось.:. Ладно, я поеду с тобой. А что потом?

– Прошу тебя, – простонал Лепра. – Что бы я ни говорил, ты сердишься.

– Я вовсе не сержусь. Я просто спрашиваю: что потом? Ну, поедем мы в Швейцарию или Германию – и что там будет? Сменим имя. Допустим. Допустим даже, что нас не узнают. И что? Ты считаешь, что сможешь давать концерты? Ты будешь обычным безработным. А мне придется вести хозяйство… Нет уж, уезжай один, если хочешь.

Они смотрели друг на друга. О Фожере уже никто не думал. Внезапно они увидели друг друга в истинном свете.

– Ты предпочитаешь, чтобы нас арестовали? – прошептал Лепра. – Ты знаешь, что меня ждет?

– Нас, – поправила Ева. – В любом случае я заплачу дороже, чем ты. Твое имя упоминается в письме почти вскользь.

Лепра бессильно опустился в кресло.

– Лучше уж сразу покончить с собой, – сказал он.

– Ты способен на это?

Лепра ударил кулаком по подлокотнику.

– Послушай. С меня хватит. Ей–богу, тебе приятно меня доводить. Что ты предлагаешь?

– Ничего. Мы пропали – это ясно.

Лепра обхватил руками колени и опустил голову, чтобы не видеть ее, чтобы вообще ничего не видеть.

– Если бы только узнать, откуда приходят пластинки, – сказал он глухим голосом.

– Если б узнать, кто убил Мелио!

Они замолчали, и стало слышно, как поднимается лифт. Когда Лепра поднял голову, Ева сидела, закрыв глаза, с неподвижным лицом, и по щекам у нее текли слезы.

– Ева!

Одним движением он опустился на колени и обнял ее за талию.

– Ева, милая… Ты плачешь из–за меня… прошу тебя, дорогая моя… Ты такая сильная, мужественная, непобедимая… может, еще не все потеряно.

Она откинулась на спинку кресла и стала мотать головой слева–направо, словно боль, терзавшая ее, стала невыносимой.

– Пластинка – еще не доказательство, – упорствовал Лепра.

– Жан, у тебя есть право на слабость, но не на глупость, – сказала она. – Когда письмо попадет к Борелю, он устроит мне очную ставку с шофером такси и получит необходимые доказательства.

На это нечего было возразить. Ловушка захлопнулась. Она прижала к себе голову Лепра и крепко обняла его.

– Теперь я хочу, чтобы ты был мужчиной… чтобы весь этот ужас хоть чему–то послужил…

Она ждала. Лепра молчал, растворясь в тепле ее тела.

– Ты слышишь? – повторила она.

Он медленно отстранился и встал.

– Уложить всю жизнь в одну неделю будет трудновато. Ведь именно этого ты хочешь?

– Все зависит от тебя.

– Ты согласишься стать моей женой на неделю?

Она через силу улыбнулась.

– Если это единственный выход…

– Ты видишь другой?

– Тут не я решаю.

– По–твоему, ответственность за все несу я один?

– Не морочь мне голову, ладно…

Лепра задумчиво обошел комнату. Подойдя к Еве, он поцеловал ее.

– Где наша не пропадала!

Первый день уже начался. Лепра повел Еву в «Каскад». Заказал изысканный ужин, обрадовался этому, но отметил, что трудно радоваться, если нельзя говорить о будущем. Уже многие месяцы, а может быть, и годы, его естественное жизнелюбие питалось проектами, планами, но сейчас их не было. Он пил, пока Ева не отодвинула от него бутылку.

– Веди себя достойнее, – сказала она.

Он подавил в себе возникшую на мгновение неприязнь.

– Извини. Я не привык жить по дням.

– Я знаю. Для этого надо быть очень несчастным.

Листья на деревьях уже покраснели. Двое, потерявшие свое будущее, брели куда глаза глядят, и Лепра, чтобы не молчать, рассказывал истории из детства. Воспоминания, которые он так долго хранил в себе, буквально переполняли его. Консерватория, упорная работа, виртуозы, властители дум, возникающие вдалеке на сцене в нереальном свете рампы, словно в ином пространстве. И навязчивая идея стать одним из них.

– Я всегда откладывал настоящую жизнь на потом, – признался он.

– Ты никогда так со мной не говорил, – сказала Ева. – Продолжай, милый.

– Тебе, правда, это интересно?

– Ты даже не представляешь себе, как.

Он воодушевился, заговорил о бедности, о годах, проведенных в кафе и бистро. Ему вспоминались редкие вечера, когда выпадала возможность показаться настоящим ценителям, и дни, полные безысходности, загубленный талант, проходные влюбленности и, наконец, Фожер! Фожер, который в один прекрасный день отставил бокал и приказал официанту позвать незнакомого пианиста. «Сядь. Как тебя зовут?.. Лепра? А у тебя недурно выходит. Сыграй мне что–нибудь простенькое… только для меня… что хочешь, лишь бы тебе это было дорого. Понял?»

Лепра сыграл ему ноктюрн Форе. Разговоры понемногу стихли, все лица повернулись к эстраде, и раздались первые аплодисменты в его жизни. «Хочешь работать со мной?» – спросил Фожер.

– А потом ты увидел меня, – сказала Ева.

– Да. Ты – в блеске славы. Я – робкий, неуклюжий. Я чуть не умер от застенчивости, страха и восхищения, когда ты протянула мне руку. И теперь могу тебе сказать: я уже в тот момент начал ненавидеть Фожера. Я завидовал ему, потому что у него было все. Мне казалось, что он все у меня отобрал. Я, впрочем, был не так далек от истины. В каком–то смысле он все у меня забрал.

Ева почувствовала, что он снова отдалился от нее, что дверь, распахнувшись на мгновение, вновь захлопнулась. Они сели в такси.

– Северный вокзал, – бросил Лепра.

Она не задала ему ни одного вопроса. Сам все объяснит, потому что мужчины – она знала это по опыту – не созданы для одиночества. Лепра задержался у справочной, изучая расписание поездов. Ему по–прежнему хотелось сбежать. Он вернулся, дежурно улыбаясь и ничего ей не сказав.

– Где ты хочешь поужинать? – спросил он резко.

– Решай сам, дорогой.

И снова возникшее между ними напряжение стало невыносимым. Он повел ее в кафе на площадь Вогезов, где можно было спокойно поговорить. Но частые паузы и недомолвки только подчеркивали зыбкость их планов.

– Помнишь первые вечера, которые мы проводили вместе? – спросила Ева. – Ты говорил не умолкая и, когда мы расставались, всегда повторял одно и то же: извините, что я все время болтаю, но мне столько надо вам сказать!

– Это упрек?

– Что ты. Просто приглашение.

– Я все сказал.

Он снова налег на вино, на сей раз Ева не отняла бутылку. Она смотрела, как постепенно пьянеют его глаза.

– Я, конечно, не красавец, – проворчал он. – Слепой увидит, что я преступник. Раз я это чувствую, значит, видно.

Он вытер пальцы салфеткой.

– Я, по–моему, заврался. Ты, по сути, была права. Надо было предупредить полицию в JIa Боле. Сердишься на меня?

– Ты верен себе.

– В любом случае все это касается только меня.

Больше он не произнес ни слова, сделал знак официанту, судорожно пересчитал купюры и мелочь. Стемнело. Выйдя, Лепра заколебался. Идти на спектакль! Потерять еще один вечер? Он схватил руку Евы, и она поняла этот безмолвный призыв.

– Пошли домой, – сказала она.

Возвращение их было невеселым. Лепра не выпускал ее руки. Он буквально вцепился в нее. Вся его тревога сконцентрировалась в пальцах. В лифте она заметила, что он бледен, весь в поту. На пороге он прошептал: «Не зажигай свет».

Он пошел в спальню на ощупь и рухнул на кровать. Боль скрутила ему живот, раздирала грудь. Он икал, задыхался в собственных стиснутых руках. Ева раздевалась в ванной комнате. По аромату ее духов он понял, что она идет по комнате, останавливается возле него.

– Не дотрагивайся до меня, – простонал он.

Кровать тихонько скрипнула. Она села и терпеливо ждала, пока он придет в себя. Он уже не боялся показаться слабым, уязвимым, но горечь поражения обжигала ему язык.

– Ева…

– Да?

– Повтори мне имена… Его брат, Гамар, Брунштейн, Блеш, Мелио, кто еще?

– Что тебе это даст?

– Кто еще?

– Гурмьер.

– Ну да, Гурмьер.

Он снова, вспоминая их лица, повторил вполголоса весь список, потом еще и еще раз. Нет, только не Гурмьер! И не Гамар! И не Брунштейн! И уж никак не Блеш! И, разумеется, не брат, который даже не дал себе труда появиться на похоронах! Что касается Мелио…

Он подполз к Еве, как раненый зверь к своей норе, прильнул к ней и одним движением опрокинул ее на постель, раздавил своей тяжестью, попытался покончить раз и навсегда со своим мучительным и неутолимым желанием. Он бормотал непристойности, неловко тыкался то подбородком, то щекой в ее исчезающее во мраке лицо. Он глотал слезы, стискивал зубы, вступая в рукопашную схватку со стонущим противником, который станет в следующее мгновение тихим и безропотным. «Да уж какой есть, – думал он в этом вихре ярости и отчаяния. – Какой есть… Какой есть…» Он кричал, бредил, пытался освободиться от себя самого. Нет… умереть…

Он откинулся набок, но не умер. Не так это просто. Мало того, гнусная радость заполняла все его существо, окатывала освежающей теплой волной. И так еще неделю? Неделя объятий, восторженного забытья, гордыни и надежды. Ему стало дурно, он встал и пошел в ванную комнату, закрыв за собой дверь, чтобы она не видела, как он роется в аптечке. Он проглотил две таблетки снотворного, в надежде, что сон сразит его на месте. Не тут–то было. Ева, лежа рядом, помогала ему своим молчанием.

Когда он вновь открыл глаза после многих часов бессознательной неги, она по–прежнему была возле него, преисполненная материнской тревоги. Склонившись над ним, она гладила его по голове.

– Который час?

– Десять.

Одно утро позади.

– Почты нет?

– Только газеты.

– Там есть…

– Да. Вскрытие показало, что он умер в обмороке. От эмоций, а не от удушья.

– Это не имеет значения.

– Кто знает. Убийцу могут обвинить только в физических действиях, повлекших за собой смерть. По крайней мере, мне так кажется.

– Для нас, во всяком случае, ничего не меняется, – заключил Лепра.

– Ты, может, все–таки поздороваешься? – сказала Ева.

– Доброе утро.

Они позавтракали на кухне. У них не было сил нести чашки и приборы в гостиную.

– Ну вот, мы как старые супруги, – сказала Ева. – Представь себе, что эта сцена повторяется ежедневно в течение двадцати или тридцати лет. Ты бы выдержал?

– Почему бы и нет?

– Нет, Жанчик. Не насилуй себя. Почему ты всегда бежишь от очевидного? Мой муж был такой же, как ты. Он кидался за каждой встречной юбкой и в то же время упрекал меня в неверности. От логики вы не умрете.

Лепра рассеянно слушал ее, подавляя зевоту. В это утро Ева была ему почти чужой. Он впервые подумал о том, какая система защиты ему наиболее выгодна. Во–первых, надо настаивать на убийстве из ревности – это судьба, а судьба неумолима. И преступник – просто заблудшая овца.

– Ева, – прошептал он, – я хочу задать тебе один деликатный вопрос. Но обещай мне, что ответишь спокойно… Не рассердишься… Помнишь фразу с последней пластинки? «Когда будете ее допрашивать, она вам все объяснит».

– Ну?

– Это правда?.. Ты действительно все объяснишь?

Ева поставила чашку.

– Естественно, – сказала она. – Все. А что? Тебя это пугает?

– Нас будут допрашивать по отдельности. И если наши показания не совпадут…

– Почему бы им не совпасть? Ты собираешься лгать?

– Конечно, нет, – Лепра опустил глаза.

– Не волнуйся, они устроят нам очную ставку.

Лепра допил свой кофе, забыв положить сахар. Он не мог признаться себе, что в этот момент понимал Фожера, чуть ли не сочувствовал ему.

– Какой ты у нас сложный, – сказала Ева. – В сущности, мы так плохо знаем друг друга. Я–то – сама простота.

– Знаю, – нетерпеливо перебил ее Лепра. – Ты вообще ходячая добродетель.

Он ожидал, что она взорвется. Ева только посмотрела на него долгим взглядом. Он предпочел бы пощечину.

– Кто виноват в том, что ты страдаешь? Дай мне сигарету.

Он бросил пачку ей на стол и вышел в гостиную. Рассеянно наиграл мелодию Фожера и пошел бриться. Несмотря на жужжание бритвы, он слышал, как Ева ходила туда–сюда, мурлыча модные песенки. Она тоже старалась не выходить из роли, и ей это удавалось куда лучше. Он тщательно оделся и вернулся к роялю. «Там» он играть не сможет… «там», то есть в тюрьме, он понесет гораздо более суровое наказание, нежели она. Сколько угодно она может уверять, что заплатит дороже, чем он, это не так. Вечное стремление возобладать, самоутвердиться. «Они воевали между собой, а я служил им заложником, – подумал он. – Кретин». Под его пальцами внезапно начала рождаться мелодия, он остановился.

– Продолжай, – сказала Ева из–за его спины. – Что это?

– Понятия не имею. Само получилось.

Он попытался вновь найти этот мотив, но на сей раз он ускользал от него, обрастая ненужными реминисценциями.

– Попробуй еще раз!

Она наиграла несколько тактов. Не стоило продолжать. Родившаяся было песня уже не вернется к нему. А это была песня. Они оба почувствовали это. Новая, изящная мелодия, в которой Лепра не успел еще узнать себя. Но он радостно бросился к Еве.

– Прости меня, милая, – сказал он. – Я действительно несносен. Я бы хотел быть таким же, как ты… прямым, непосредственным.

Он ударил себя в грудь.

– Это тут… во мне… но я не могу выпустить наружу все, что я хотел тебе сказать… все, что мне надо будет тебе сказать…

Он обнял ее, прижал к себе и долго не отпускал. «Я не хочу тебя терять, – прошептал он. – Мне так с тобой хорошо!» Тем не менее, он отпустил ее и сел за рояль. Нажал наугад на клавишу, как Фожер, вслушался в замирающий протяжный звук. Ева подошла к нему, прислонилась к его плечу, и внезапно ему захотелось остаться одному. И впрямь, не так он прост!

– Что будем делать? – спросила она.

И правда, надо было что–то делать, создать себе иллюзию жизни, держаться, продолжать эту чудовищную игру до того момента, когда раздастся звонок Бореля. Но что можно сделать, когда в конце этой недели, как в конце улицы, погруженной во мрак, высится неприступная стена? Лепра был небогат, но он с удовольствием растратил бы сейчас все что имел, почти 500 тысяч франков. По крайней мере, это был бы красивый жест.

– Давай я возьму напрокат машину, – предложил он.

Через час они уже садились в «астон–мартен», маленький красный болид, рванувшийся вперед, точно ракета. Лепра не раздумывая поехал к морю. Какое счастье мчаться, не разбирая дороги, рискуя двумя жизнями, которые, впрочем, и так уже обречены! Ева восприняла эту новую игру с какой–то обостренной радостью. Может, она даже хотела, чтобы он допустил какую–нибудь оплошность, неловко нажал на тормоза… Они остановились только в Гавре. Спотыкаясь, вышли из машины. Ева уцепилась за его руку, повисла на нем.

– Это даже лучше, чем любовь, – сказала она.

Снова они брели без всякой цели, вдоль берега, мимо кораблей, готовых к отплытию.

– Признайся, что ты бы мог вот так сесть на корабль и уехать без меня. Скажи правду хоть раз в жизни.

– Бывают такие моменты.

– Тогда лучше уезжай. Надо делать то, что хочешь.

Он не собирался с ней спорить. И вообще, знал ли он о своем желании жить? Жить! Покончить с этим бесконечным преследованием. Да, этого он желал изо всех сил. И еще: вновь обрести ускользнувшую песню. И остаться в одиночестве. И плевать на все, как плевал Фожер.

– Я с тобой говорю, по–моему, – сказала Ева.

Лепра смотрел, как на пакетбот грузят машины, и позавидовал человеку, который управлял лебедкой и пускал в путешествие по пространству эти тяжеленные контейнеры.

– Может, помолчим? – предложил он. – Я тебя люблю, но ты меня утомляешь.

Это вырвалось неожиданно, и тон его был столь непривычным, что он весь сжался и приготовился к обороне. Но Ева просто отпустила его руку. Они еще некоторое время шагали рядом, а потом, поскольку Лепра шел медленно, она обогнала его на метр, потом на два. И вскоре они шли уже просто друг за другом, словно были незнакомы между собой. Ева не оборачиваясь села в машину. Он еще побродил некоторое время, купил газеты, сигары. Он подчинялся каким–то неожиданным порывам и находил в этом горькое удовольствие.

– Едем назад? – спросила Ева, когда он подошел к ней.

– Нет, мне тут нравится.

– Тогда отвези меня на вокзал.

– Как хочешь.

Он спокойно отъехал и стал не торопясь искать вокзал. Ева сидела у самой дверцы. Между ними поместился бы третий пассажир. Лепра остановил машину, вышел, чтобы открыть дверцу Еве, но она уже поставила ногу на землю и нервно схватила перчатки и сумку. Лепра побежал в кассу за билетом.

– Поезд через час, – сказал он, протягивая билет.

Она, не отвечая, взяла у него билет и прошла в зал ожидания. Лепра пошел следом и сел рядом с ней. Они чувствовали тепло друг друга, разгадывая мысли, и Лепра казалось, что он никогда не испытывал ничего более пронзительного. Вскоре он поднялся, чтобы закурить сигару, и развернул газету. Первые полосы по–прежнему занимало дело Мелио. Журналисты давали понять, что комиссар Борель идет по интересному следу, но эта новость даже не тронула Лепра. В нем самом происходили гораздо более серьезные вещи. Тут он заметил, что Ева идет к перрону, пробрался в поезд тайком от нее и занял свободное купе.

– Садись здесь, – сказал он.

Она прошла дальше по вагону, сама выбрала себе место.

– Что ж, счастливого пути, – сказал Лепра.

Она, казалось, не замечала протянутой руки.

– Ты делаешь успехи, – сказала она голосом, который он никогда прежде не слышал.

Он спрыгнул с подножки, дождался отправления. Когда поезд тронулся, Ева открыла сумку и достала пудру. Лепра, для формы, прошел вдоль вагона и помахал ей. Потом, сунув руки в карманы, вернулся к машине. Что теперь? Вечер был свободен. Он мог поехать куда–нибудь, побродить в порту, пойти в кино… Он ни перед кем не должен был отчитываться. Мог, наконец, остаться наедине со своей тревогой. Он выбрал отель по своему вкусу, вписал в регистрационную карточку первое пришедшее на ум имя. Лепра больше не существовало.

В баре он выпил виски, заказал еще и неожиданно вспомнил последний вечер с Фожером. Алкоголь только подогревал воспоминания, но они казались уже галлюцинациями. Нет, Фожер никогда на него не сердился. Напротив, он всегда был снисходителен к нему. Ревновал, конечно, но в этом не было злости. Бедняга Фожер! Вот этому и надо посвятить вечер. Думать о Фожере. Что бы сделал Фожер, если… Лепра закурил вторую сигару. Ее аромат тоже благоприятствовал воспоминаниям. Все–таки удивительно, какое огромное место занимал Фожер в его жизни! В его памяти всплывали его забытые замечания, советы… «Ты слишком часто смотришься в зеркало», – нередко говорил Фожер или внушал: «Чем больше ты досаждаешь окружающим, тем легче тебе будет приручить их». Обрывки его мелодии на мгновение смешались с этими словами. Сидя за стойкой, положив голову на сжатые кулаки, Лепра рассматривал жидкость в своем стакане. «Мы, – говорил Фожер, – люди особые, понимаешь, малыш? Если хочешь, чтобы музыка пришла к тебе, надо сначала, чтобы она почувствовала тебя в себе!» Бар постепенно пустел. Бармен настойчиво протирал стойку возле стакана Лепра. Тот посмотрел на часы. Как поздно! Он расплатился, вышел и обрадовался, что снова может раствориться в ночи.

Сон продолжался. Фожер шел рядом с ним. Лепра снова оказался в порту. Раздался мычащий гудок огромного грузового корабля и повторился множество раз навязчивым эхом. Мелодия Лепра медленно возвращалась к жизни. Он не тревожил ее, думая о другом, смотрел на качающиеся фонари, на светлые блики на воде. В темноте проносились вагоны. Подъемные краны возносили вверх странные тюки, мелькающие в лучах прожекторов. Он чувствовал, как мелодия рождается в нем, начинает жить своей жизнью, и он становился уже просто страстным зрителем, которого не принимают в расчет. «Лепра не в счет!» – еще одна фраза Фожера, которая внезапно обрела свой истинный смысл. Неожиданно накатила волна и захлестнула мостовую и рельсы. Лепра вздрогнул. Он понял, что весь горит, но сейчас это его не волновало.

В переулке он столкнулся с девушкой. Она остановилась и улыбнулась ему, помахивая сумкой на длинном ремне. Лепра тоже остановился. Она взяла его за руку и потянула за собой, и он пошел следом за ней по темному коридору, поднялся по лестнице. Фожер одобрил бы его. Девушка вошла в комнату и зажгла свет.

– Ты не здешний, – произнесла она. – Сразу видно.

– Вот послушай–ка, – сказал Лепра.

Он насвистывал ей свою мелодию. Она смотрела на него в тихом бешенстве, забыв раздеться.

– Ну, знаешь, – наконец произнесла она, – я разных придурков видала, но такого – никогда…