Текст книги "Дубликат "

Автор книги: Жанна Шторм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

^{________________________________________________}

^{Дубликат: Приключенческий роман. – М.: ZSTORM.RU, 2013. – 235 c.: ил.}

^{ISBN 978-5-9905172-1-9 © Жанна Шторм, 2013 © ZSTORM.RU, 2013}

^{Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети интернет для публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.}

<sup>© Электронная версия книги подготовлена ZSTORM.RU ( www.zstorm.ru

[Закрыть])</sup>

Что значат для вас ключи? Куски металла или нечто большее, открывающее тайные двери, позволяющее попасть в недоступные и запретные места? Что мы вообще знаем о людях, умеющих делать ключи? Они незаметны, старательны, неинтересны. Мы воспринимаем их труд, как нечто обыденное, привычное, само собой разумеющееся… Представьте, на что способны обычные ключники. Обладая должным усердием и талантом, они могут изготовить ключ от любой двери мира.

Как верно заметил Лао Цзы: «Путь в тысячу миль начинается с одного шага». Путь, который вынужден проделать главный герой романа «Дубликат», непростой во всех смыслах. Сам того не подозревая, юный мастер взваливает на себя невыполнимую миссию. Дорога юноши к цели трудна, полна внезапных поворотов, неожиданностей, опасных для жизни ситуаций и непреодолимых препятствий. Он несет в руках собственную судьбу – дубликат ключа от сакральной тайны долголетия человечества.

Часть 1

Глава 1. Ключник из Йезда

Гарману нездоровилось, его знобило и трясло так, что едва получалось сделать вдох полной грудью. Испепеляющую жару летом в Йезде местные жители даже не замечают, только чужаки простужаются быстро. Впервые за столько лет жизни в этих местах молодой подмастерье подхватил лихорадку, будто какой-то заезжий турист. Юноша опасался, что на гладких глиняных стенах убежища появятся трещины, так сильно его пятки стучали по земляному полу.

По мастерской растекалась прохлада, и от этого парню становилось ещё хуже. Поток раскаленного воздуха от самой вершины бадгира ^[1]

[Закрыть]с тихим шелестом спускался к маленькому бассейну. Медленно остывая, воздушные волны стелились по полу, обволакивая ступни неприятным холодом. Разгорячённое тело постоянно обдувал ледяной ветерок, не давая согреться. Гарман всё-таки заболел, да как неудачно – с сегодняшнего дня ему предстояло работать в одиночку, и это могло затянуться.

Старый учитель Ахмед бин Али позавчера предупредил, что сляжет надолго, может быть, на неделю или больше. Несколько дней назад мастера ключных дел вновь навестил суровый бедуин, похожий на воина пустынь с картинок древних книг из библиотеки учителя. В прошлые свои посещения высокий и худой путник был молчалив, не удостаивая мальчишку даже взглядом.

В этот раз всё было иначе. Мрачный гость украдкой наблюдал за юнцом, будто раздумывая о чём-то. Слабое подобие неприветливой, будто вымученной улыбки озаряло немолодое, иссечённое далёкими песками лицо, когда во время нескончаемых бесед старших ученик подавал им кофе с кардамоном, чай и лепешки. Мальчику даже позволяли сидеть за занавеской и слушать, о чём беседуют давние друзья, хотя многое в эмоциональных спорах старших оставалось непонятным.

Учитель в очередной раз не пошел в пятничную мечеть, сказавшись больным, что было вполне естественно, учитывая его преклонный возраст. Сутками напролёт они с бедуином что-то обсуждали на незнакомом наречии, дымили странной трубкой, больше похожей на дудку с мешком и пили напиток с резким, неприятным запахом то ли плесени, то ли каких-то целебных трав.

Поздно вечером в пятницу гость спешно засобирался и куда-то отбыл, после чего Ахмед подозвал мальчика, чтобы дать важные указания. Учитель велел строго исполнять всё, что будет сказано, разрешив парню записать важные моменты. Юный мастер умел читать и писать на фарси, сносно говорил на арабском языке и объяснялся на английском, иногда почитывая книги из старинной библиотеки, существование которой держалось в секрете от посторонних.

Главным объектом наставлений стала оставленная гостем загадочная двуручная чаша из глины, полная до краёв мутноватой воды без запаха. Учитель сообщил, что поздно вечером выпьёт из грааля, как он называл странный сосуд, ровно половину, после чего проспит несколько дней. Гарману не следовало будить спящего, пока тот не очнётся сам, и следить, чтобы чаша у изголовья старика постоянно была полной.

– Доливай в сосуд чистую воду ежедневно, – наставлял Ахмед ученика. В его усталом голосе слышалась обреченность. – Помни, чашу необходимо пополнять до того, как жидкость испарится или будет выпита мною до дна.

– Учитель, не опасно ли это? – Встревоженный Гарман не понимал, что происходит. Не желая сердить старика, к которому был привязан всем сердцем, он чувствовал, что грядут важные перемены.

– Не беспокойся обо мне. Когда очнусь после этого странного сна, я долго не буду болеть, – мечтательный взгляд Ахмеда был устремлён куда-то вдаль, будто сквозь толстые глиняные стены мастерской он видел нечто особенное. – Может быть, я сильно помолодею и даже возьму себе жену.

– Я в точности исполню все указания, – юноша знал, что старик полностью доверяет ему, и намеревался сделать всё от него зависящее, лишь бы тот выздоровел.

– Когда проснусь, распущу учеников. Ты и твой напарник получите хороший инструмент и самые лучшие рекомендации, – учитель словно прощался с Гарманом. – Не забывай, делать то, что должен.

В обязанности юноши входило держать лавку, ведь кроме него некому было точить и гравировать ключи, получать и выдавать заказы. Второго, более опытного и взрослого ученика, отпустили на церемонию в Эсфахан – выходила замуж его родная сестра, и тот мог вернуться не скоро. С работой проблем не предвиделось: в последнее время лавка и так находилась на попечении подмастерье.

Ахмед воспитал достойных мастеров и мог полностью на них положиться, спокойно занимаясь сложными и редкими заказами. В этом году Гарману исполнилось семнадцать, но, будучи высоким человеком плотного телосложения, выглядел он старше своих лет.

Огорчало то, что через две недели у парня заканчивался срок обучения, а специальные приемы чеканки учитель так и не успел показать. "Надо взять себя в руки, пусть Ахура Мазда мне поможет, – пытаясь справиться с лихорадкой и слабостью, думал молодой чеканщик. – Сегодня, наверняка опять будет много туристов".

Полным именем Гарман Араминан юношу называли только члены общины заратуштрийцев ^[2]

[Закрыть]в Йезде. Он учился ремеслу чеканки, находясь под негласной опекой местного моханди ^[3]

[Закрыть], строителя и чистильщика подземных рек.

Гарман был младшим ребёнком в семье парсов, проживающих в Кермане, небольшом иранском городе на севере страны. Ему исполнилось шесть лет, когда во время очередных родов умерла мать. Дом в Кермане разрушило землетрясением, и отец привез сыновей в Йезд, чтобы пристроить в общину. Однако, единоверцам в те времена и так нелегко жилось среди правоверных.

Отца Гармана связывала давняя дружба с моханди, по рекомендации которого младшего сына удалось отдать в обучение знаменитому на весь Йезд чеканщику. Парсам был чужд ислам, но скрывая свою приверженность Заратуштре, они истово соблюдали традиции страны, работали, учились. Многие разъезжались по разным странам и иранским городам в поисках лучшей жизни. Определив Гармана в подмастерье, отец и старший брат вернулись домой в Керман. Так совсем юный парс оказался в учениках, испытав на себе все прелести непростой жизни мальчика на побегушках, прежде чем выучиться достойному ремеслу.

Прошло одиннадцать лет, но молодой заратуштриец помнил, что брат обещал забрать его домой, если им с отцом удастся найти новое жилище и хорошую работу. Тот, кто знает цену искренним восточным обещаниям и заверениям, должен понять, почему парню было тревожно и тоскливо. Он учился, старательно выполняя всю порученную работу, и ждал. Со временем ожидание отступило, ушло из повседневных мыслей, но, свернувшись калачиком в глубине сердца, часто не давало падать духом.

Ученик не боялся в одиночку обслуживать клиентов, умея делать сложнейшие ключи буквально из куска металла. В лавку протоптали дорожку "носители замков", регулярно заказывающие новые украшения на тело. Чеканщики получали довольно много заказов на восстановление орнаментов и реставрацию рукояток старинных клинков. Иногда попадались редкие ритуальные ключи с загадочными надписями, требующие длительной расшифровки. За такие услуги платили очень хорошо, и учитель с подопечными не испытывали нужды.

Прибывший в гости бедуин в этот раз тоже привёз диковинный ключ длиной с ладонь, испещерённый таинственными знаками. Гарман помогал учителю снимать копии изображений с ключа, но к дешифровке надписей и символов его не допустили. Ахмед с другом пытались разобраться с этим самостоятельно, но, судя по разговорам, не очень успешно.

Кроме ключей, на которые, в общем-то, приходилось не так много заказов, чеканщикам приходилось делать ремонт и изготавливать различную утварь для мечетей, ювелирные украшения, фирменную чеканку калямзани ^[4]

[Закрыть]. Старый учитель был мастером на все руки и обучал подопечных ремёслам, необходимым в этой непростой жизни под палящим солнцем. Но, как ни странно, вовсе не чеканка и ремонт ключей являлись самым ответственным в работе молодого мастера.

Лавка на окраине города была не простая. Кроме выполнения редких и дорогих заказов на посуду и оружие, изготовления копий ключей, порой немыслимой формы, в полную силу работало ключевое хранилище. Так сложилось, что в Йезде путешественники не любили оставлять ключи от своих машин, гостиничных номеров и далёких заморских домов дежурным портье в отелях. Удобное расположение лавки ключника под названием "Голубиная башня" позволяло подъехать к ней на автомобиле на расстояние в семьсот метров. Из отдалённой точки города до хранилища быстрым шагом можно было дойти всего за полчаса.

Гости, приезжие и туристы всех мастей приносили сюда на хранение разнообразные ключи, иногда документы и украшения – деньги в лавку не брали. Услуга обходилась недёшево, но оно того стоило: "Голубиная башня" имела безупречную репутацию. С улицы вход в помещение без единого окна закрывала обмазанная глиной старинная деревянная дверь толщиной семь дюймов, запирающаяся изнутри так плотно, что не проникал воздух снаружи.

Попасть внутрь лавки с фасада можно было, только разрушив до основания старинную двенадцатиметровую башню. Местные жители за глаза называли лавку неприступной крепостью и отправляли туристов посмотреть на ключевое хранилище, именуя башню городской достопримечательностью.

Омывшись наскоро крепким травяным отваром, Гаруша перед уходом заглянул к учителю. Долив из кувшина воды в чашу, он мысленно пожелал спящему быстрейшего восстановления сил и быстро собрал инструмент. Кое-как удалось унять озноб и успокоиться – времени до открытия лавки оставалось мало. Сегодня планировала забрать свои ключи английская леди с сыном – они скоро собирались покидать Иран.

Парень надеялся, что зайдёт сосед Хамид, владелец небольшого магазинчика гончарных изделий на противоположной стороне улицы. С ранних лет Гарман дружил с сыном соседа, своим ровесником, научившим его вполне сносно управлять стареньким мотоциклом, подарком дяди из Тегерана. Ребята часто играли в мастерской добродушного гончара, пока тот творил очередной шедевр из глины или реставрировал какую-нибудь старинную вазу.

Перед отъездом в Керман по делам гончар собирался оставить на хранение в лавке инструмент и ключи, а мальчик рассчитывал передать на родину очередное письмо. Выбраться туда самому никак не удавалось из– за ежедневной работы и напряжённого графика обучения. От родни давно не было вестей, на письма никто не отвечал, но мальчик не терял надежды.

Оставалось ещё одно важное дело. Бедуин оставил в лавке шкатулку с ценным ключом, и его обязательно следовало дождаться. Поспешно покидая мастерскую в пятницу, друг учителя забыл или не посчитал нужным сообщить, когда вернётся. На загадочном древнем ключе безымянный мастер искусно нанес надписи на незнакомом языке и отчеканил удивительный, пожалуй, даже слишком сложный орнамент.

Гарман с учителем долго возились с этим артефактом: реставрировали, делали на медных листах гравюры с копиями изображений. Чеканщикам приходилось переносить на специальную бумагу арабскую вязь, хитро зашифрованную в замысловатом узоре, восстанавливать поврежденные и стершиеся участки металла. При этом на любопытные вопросы мальчика никто не отвечал. Лишь однажды, когда любопытный Гарман чересчур настойчиво расспрашивал о таинственном ключе, бедуин соизволил ответить парню: "Береги свой сон, юный подмастерье, скоро я унесу твое беспокойство прочь".

От жилища-мастерской до чёрного входа в лавку вел единственный подземный тоннель, заканчивавшийся небольшим помещением с глиняным сводчатым потолком. С трудом отодвинув деревянную створку люка в стене, юный подмастерье откинул полог и замер перед входом в "Голубиную башню".

Что-то было не так. Вернее, всё было совсем плохо: снизу из-под герметичной глиняной двери с улицы струилась тонкая полоска солнечного света, высвечивая мельчайшие пылинки, упорно не желавшие приземляться на пол. Где-то в углу жалобно и пронзительно жужжала муха, то затихая, то вновь принимаясь разрезать настороженную тишину в тесном помещении. У мальчика перехватило дыхание и застучало в висках, совсем не ко времени начался озноб. В лавке ночью кто-то побывал. Возможно, их ограбили.

Перепуганный Гарман старался не думать о последствиях, хотя разбираться с проблемами всё равно кроме него было некому. Страх быстро сменился отчаянием – мелькнула и тут же исчезла мысль о побеге. Звать кого-то на помощь юноше даже не пришло в голову – разве в таких делах поможешь? Спустя несколько минут, поборов смятение, он решительно перешагнул порог и вошел внутрь оскверненного кем-то ключевого хранилища.

Изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, Гарман поджёг в глиняной миске традиционную ветку ароматического вайтопуса ^[5]

[Закрыть]с ладаном. Затем, разложив инструменты, он принялся изучать обстановку в помещении, пытаясь оценить размеры катастрофы.

На первый взгляд всё вроде осталось цело. Пропала небольшая кучка динаров, случайно забытая им вчера на скамье – эти деньги заплатил очередной арендатор крюка для ключей от своего нового автомобиля. Валялся на полу медный чайник со сломанной ручкой, сданный в ремонт ткачами с соседней улицы.

Подняв глаза, Гарман вздрогнул – случилось то, чего он опасался больше всего: на верхней полке отсутствовала деревянная шкатулка бедуина с редким ключом. Она обнаружилась под лавкой, с отломанным замком, но без ключа. Всё остальное лежало, висело и стояло на своих обычных местах, будто демонстрируя смотрителю лавки, что начался новый день, который все равно пройдет, что бы ни случилось вчера.

Глава 2. Клеймо мастера

Распахнув уличную дверь и впустив солнечный свет в лавку, юноша растерянно замер на пороге и задумался. В «Голубиную башню» снаружи проникнуть было невозможно: на поверхности двери, прилегающей к стене башни практически без зазора, ручка отсутствовала. Серьезных повреждений на глиняной обмазке Гарман тоже не обнаружил, из чего сделал несколько простых умозаключений.

Впервые за столько лет он вполне мог забыть задвинуть засов и запереть дверь лавки. Это казалось немыслимым, но исключать подобную оплошность не следовало. Подмастерье был чересчур увлечён, наблюдая, как учитель с другом возятся с ключом, поэтому спешил как можно скорее покинуть хранилище и вернуться в мастерскую. Во-вторых, вчера ночью он крепко уснул, чувствуя сильное недомогание, и мог не услышать шагов вора по мастерской. В-третьих, выкрали единственную важную ценность – ключ бедуина.

Ничего хорошего предстоящий день не обещал: бросить лавку в начале дня было нельзя, разве что запереть ненадолго под благовидным предлогом на время молитв. Ситуация требовала немедленных действий, ведь гость учителя в любой момент мог вернуться и потребовать шкатулку с содержимым. Мальчик всерьёз опасался грозного воина пустынь и очень не хотел подвести Ахмеда, которого искренне почитал. Оставался только один выход – воссоздавать ключа по эскизам и гравюрам, оставшимся в мастерской, и, по возможности, делать дубликат быстро. С мечети зазвучал голос муэдзина ^[6]

[Закрыть], и Гарман, закрыв дверь изнутри на мощный засов, помчался за рисунками.

Молодой заратуштриец не отличался особой религиозностью, но связь с семьёй моханди поддерживал, посещая единоверцев в праздники, когда его отпускали. Учитель не был истовым верующим, хотя три десятка лет прожил в Йезде, поэтому младшего ученика тоже не принуждал следовать заветам пророка. О своей родной религии парс по рождению Гарман Араминан, как было указано в его карточке, знал лишь по рассказам членов общины.

В понимании юноши, основу жизненной философии последователей учения Заратуштры составляли внутренние убеждения, требующие от человека единства слова, мысли и дела. Такое восприятие жизни исключало сомнения, во многом экономило время, позволяя всегда быть в ладу с собой и окружающим миром, пусть иногда враждебным и несправедливым. Гарман старался, в меру своего разумения, соответствовать личным представлениям о том, каким должен быть истинный парс. Доводя до конца любое дело, не опасаясь вновь и вновь переделывать то, что, по его мнению, не соответствовало идеалу, он совершенствовал свое мастерство, неизменно радуя старого учителя.

Подмастерье разыскал в мастерской чертежи и чеканку с орнаментом, подобрал заготовки для гигантского ключа, сделал метки и вернулся в лавку с твердым намерением сначала дождаться клиентов, а после взяться за дело. Английская леди с сыном, почти ровесником Гармана, уже ожидала у дверей лавки.

– Приветствую тебя, юный друг! – оказавшись в лавке, женщина с удовольствием скинула с головы черный хиджаб ^[7]

[Закрыть], привычным жестом поправив светлые вьющиеся волосы.

– Как дела? – стараясь выговаривать английские слова правильно, поприветствовал посетителей юноша.

– Невыносимая жара! И как только местные женщины не задыхаются в этом неудобном одеянии!

– Думаю, это дело привычки.

– Гарман! Как будет на фарси слово "задохнуться"?

Юноша ответил, после чего отдал леди её ключи. Ему было жаль расставаться с такими приятными и дружелюбными людьми. Англичанка привезла сына в Йезд под конец путешествия по Ирану, где они месяц практиковались в изучении местного языка. Заодно и молодому мастеру удалось подучить английский в коротких диалогах с британскими туристами. Женщина казалась ему очень красивой и доброй, похожей на мать, которую он помнил очень смутно. На прощанье путешественники подарили парню небольшой атлас мира с превосходными красочными картами и, пожелав всех благ, покинули лавку.

В этот день больше никто не появился, и Гарман, едва дождавшись вечерней молитвы, запер дверь и ушел в мастерскую. Не разгибаясь до самой ночи, напрочь забыв о своей лихорадке, он пытался сделать заготовку для ключа. Молодой чеканщик был в отчаянии – получалось плохо, требовался другой материал. Рано утром пришлось отправиться на другой конец города к кузнецам, чтобы подобрать что-нибудь более подходящее.

Кузницу ему приходилось посещать часто: учитель был старинным приятелем кузнеца-иорданца. Мастера нередко подбрасывали друг другу заказы и всегда помогали то материалом, то инструментом. Благодаря многолетнему общению с кузнецом мальчик сносно знал арабский язык, хотя писать на нем не мог. Разговорная практика пришлась весьма кстати, "Голубиную башню" посещали клиенты, изъясняющуюся чуть ли на десятке разных языков. Но встретить в Йезде человека, не знающего фарси, арабский или английский хотя бы на примитивном уровне ключнику пока не довелось.

Стремительный утренний город ослеплял ярким красками, оглушал смешением звуков, отчего юноше делалось неуютно. В центре сновали машины, наперебой сигналя друг другу и пешеходам, беспорядочно перебегающим улицы во всех направлениях. Юного мастера то и дело толкали люди, куда-то отчаянно опаздывающие. Несмотря на долгие годы, проведенные в Йезде, Гарман так и не привык к городской суете. По мере возможности избегая шумных и людных мест, он больше всего ценил тишину мастерской и время, проведенное за работой над каким-нибудь интересным и сложным заказом.

Добравшись до кузнечной мастерской, юноша застал там кузнеца, беседующего с солидным мужчиной в европейском костюме и тёмных очках. Обрадованный иорданец немедленно бросился к Гарману со словами:

– Как хорошо, что ты здесь, брат мой! Я как раз собирался идти к Ахмеду и просить его о помощи, – кузнец показал чеканщику несколько цветных фотографий бронзовой позолоченной маски, инкрустированной крупными самоцветами и украшенной затейливым орнаментом. – Уважаемый клиент желает заказать качественную и очень точную копию этого изделия.

– Я должен отнести заказ учителю?

– Да! Прошу тебя, передай ему этот срочный и ответственный заказ. Увы, сам я не в силах исполнить столь тонкую работу без огрехов. – Кузнец не кривил душой – он действительно почитал Ахмеда, как высококлассного специалиста в чеканке, современном слесарном искусстве и ювелирном деле.

Старый чеканщик был левшой, опытным мастером, и, несмотря на преклонный возраст, обладал острым зрением и твердой рукой. Кузнец один из немногих видел его за работой. Недавно им пришлось совместно восстанавливать для местного коллекционера тонкую крышку золочёной шкатулки, раздавленной каменной глыбой во время землетрясения.

Гарман не собирался рассказывать о недуге учителя и обрадовался, что опередил иорданца, придя к нему первым. Не имея возможности отказать в просьбе, он принял из рук неразговорчивого незнакомца довольно внушительную сумму в долларах, уточнив некоторые детали:

– Когда заказ должен быть готов?

– К концу недели, – ответил кузнец, поглядывая на клиента, стоящего чуть в стороне и недоверчиво наблюдавшего за юношей.

– Нужна только бронзовая основа, позолота и камни не нужны, – прервал молчание незнакомец. Его хриплый голос звучал неприветливо и почти угрожающе. Ткнув пальцем в фотографии, мужчина проговорил: – Смотри, здесь изделие отполировано идеально. Чтобы было выполнено также качественно.

Гарман кивнул, взяв фотографии и нужный материал для маски. Затем они с кузнецом подобрали подходящую по размеру медную трубку для ключа, и юноша поспешил покинуть кузницу, размышляя лишь о том, как быстрее приступить к изготовлению дубликата.

В этот раз дело пошло лучше, и к вечеру юному чеканщику удалось сделать неплохую заготовку. Днем в лавку забежали туристы с документами и ключами, собираясь уезжать на север страны на несколько дней. Наконец, появился гончар Хамид, которого Гарман с нетерпением ждал, и забрал у юноши письмо для брата.

К началу следующего дня основа для ключа была готова, оставалось отчеканить узор и надписи. Отдыхая от работы над копией, мальчик рассматривал снимки маски, сделанные в разных ракурсах и чем-то напоминавшие фотографии из музейных альбомов. Ему казалось, что подобные чёрно-белые изображения он видел в одной из книг библиотеки учителя.

Женщина, с которой делали маску, казалась погружённой в сон. Тонкие черты вытянутого лица, острый прямой нос и выразительные скулы не имели ничего общего с внешностью местных женщин. Видимый на фотографии фрагмент головного убора или, возможно, короны, украшенной драгоценностями, требовал особого внимания. На выступающей части короны шириной в три пальца был отчеканен сложнейший рисунок с изображениями не то собак, не то волков. Собаки у зороастрийцев – священные животные, но таких, как на маске парень не видел даже у членов общины, державших в своих домах собак разной породы.

Здесь действительно требовалась тонкая и весьма кропотливая работа. Осторожный кузнец не зря отказался, а вот Гарман подвернулся не вовремя. Но ученик интуитивно чувствовал, что рассказывать об учителе, бедуине и проблемах с ограблением лавки не следует. Придется делать маску – за работу уплачены немалые деньги, да и репутацию уважаемого Ахмеда портить никак нельзя.

Полученные от аренды крючков в лавке деньги, ученики аккуратно складывали в старинный сейф, вмазанный в стену мастерской, предварительно записывая на листке полученные суммы денег. Гарман иногда подозревал второго подмастерье в некотором лукавстве, но никогда не рассказывал об этом учителю. Сам он был предельно честен с человеком, который старательно учил его всему, что знал и умел. Единоверцы в общине много и часто рассуждали о благих мыслях и поступках, присущих последователям Ахура Мазды. Но молодому мастеру казалось, что так и следует жить любому человеку, независимо от наличия или отсутствия какой-либо веры.

Грааль бедуина приходилось наполнять уже в пятый раз, хотя чаша имела довольно большой объём. Видимо учитель, просыпаясь пока юноша отсутствовал, утолял мучившую его жажду. Выглядел спящий Ахмед хорошо, дышал ровно, только странные шрамы на лбу, у самых корней седых волос, производили устрашающее впечатление.

В Йезд учитель приехал три десятка лет назад, как и Гарман учился ремеслам, много и тяжело работал. Потом вышло так, что он остался в "Голубиной башне" за старшего. Ахмед всегда жил в этой стране один без родных и близких, лишь иногда к нему издалека приезжали гости, которым он оказывал самый лучший прием. Больше о нём ничего известно не было. Где жил раньше и кем был учитель до этого, оставалось тайной, а ведь старику исполнилось никак не менее семидесяти лет.

Укладываясь поздно ночью спать, юноша услыхал тихий шёпот. Он подошел к учителю и понял, что тот разговаривает во сне. Часть слов на фарси удалось разобрать, но некоторые фразы на языке, напоминающем арабский, так и остались непонятыми – этого диалекта Гарман не знал. Речь шла о какой-то пещере и горящих факелах, об огненных фонтанах, вырывающихся из-под содрогающейся земли.

Сжимая руки в кулаки, старик метался на жёсткой подстилке и, перейдя на неизвестный мальчику язык, как будто плакал и просил о пощаде. На висках учителя выступили крупные капли пота, собиравшиеся в тонкие ручейки и медленно стекавшие по морщинам. Снова перейдя на фарси, он уговаривал кого-то бежать, но, судя по всему, спастись из адского пламени удалось лишь ему одному. Часто повторялось имя Салим – так учитель обращался к бедуину, копию ключа которого юный мастер не выпускал из натруженных рук уже трое суток.

Ученик решил, что таким странным образом на спящего действует вода из грааля, но нарушать инструкции и поить старика обычной чистой водой он не решился. Исполнительный юноша никогда не перечил старшим, искренне любил и уважал учителя, несмотря на его суровый нрав.

В конце концов, старик затих, а у Гармана сон как рукой сняло. Долив воды к остаткам жидкости в чаше, он зажег масляную лампу и, старательно воспроизводя рельеф, продолжил кропотливо наносить рисунки и надписи на ключ, беспрерывно меняя выколоточные молотки и чеканы.

Наконец, одна сторона дубликата была почти закончена. Оставалось скопировать с имеющейся гравюры орнамент на обороте ключа и отчеканить изображения. Оставалась проблема – подлинный ключ выглядел более тёмным, но точно определить состав сплава им с учителем так и не удалось.

Известные чеканщикам технологии старения металла, применяемые мастерами калямзани, в данном случае могли не сработать. Поэтому Гарман решил, что после окончания работ он попробует несколько раз медленно прокалить и остудить изделие, а после завернуть в смоченную особым составом ткань. Однажды такой метод помог успешно завершить реставрацию кинжальной рукояти и получить нужный оттенок.

К концу следующего дня перед мастером лежал дубликат ключа, заботливо смазанный маслом и плотно завернутый в верблюжью шерсть. Напряжение немного отпустило юношу, но предстояла непростая работа над заказом кузнеца.

В часы молитвы парень закрывал лавку и бегал в библиотеку, пытаясь найти хоть какую-то информацию о происхождении женской маски. Он помнил, что в одной из книг видел черно-белые фотографии с изображениями предметов одежды, украшений, оружия, масок и всевозможной домашней утвари. Наконец, нужная страница нашлась, но удивительная маска с цветных фотографий кузнеца ни на что не походила ни на одно изображение. Три имеющихся в наличии фотографии маски в разных ракурсах напоминали те, что часто делают коллекционеры для аукционов – высокое качество снимка, нейтральный тёмный фон и хорошее освещение.

Отчаявшись разгадать с помощью музейных альбомов принадлежность раритета к какой-либо культуре, Гарман принялся за дело. Взяв инструмент и бронзовые заготовки, молодой мастер погрузился в работу. Маска на фото была покрыта позолотой, а видимый фрагмент головного убора украшали самоцветы или драгоценные камни без огранки. Перед учеником стояла важная задача: воспроизведение тонкой основы для лицевой посмертной маски женщины с необычайно красивыми чертами лица.

Учитель иногда разговаривал во сне, но больше ни одного слова разобрать не удалось. Гарману вдруг подумалось, что бедуин мог что-то подсыпать в обычную на первый взгляд жидкость без вкуса и запаха. В первый же день он попробовал кончиком языка воду в граале, но ничего особенного не почувствовал. Для юноши оставалось загадкой, как могут сохраняться целебные свойства жидкости, если постоянно добавлять чистую воду в полупустую чашу.

Два тяжелых изнурительных дня прошли в работе, заботах об учителе, лавке и клиентах. Изготовление маски потребовало от юноши титанических усилий, но привычному к кропотливому ручному труду чеканщику терпения было не занимать. Молодой мастер испортил два листа бронзы на плите, но в результате лист удалось вытянуть лист и сделать его практически идеальным.

Долго пришлось провозиться и со смолой, чтобы добиться требуемой пластичности. После получения нужной формы заготовки над рельефом пришлось немало потрудиться. Гарман аккуратно и кропотливо выстукивал каждый фрагмент то на свинце, то на дереве, иногда используя песочную подушку.

Наконец, работа над маской была завершена. Взяв свой личный чекан, Гаруша отбил едва заметную метку мастера на внутренней стороне изделия, тщательно отполировал её и покрыл защитной смазкой. Бережно обернув свое творение в несколько слоев ткани и плотную бумагу, под покровом темноты он поспешил отнести маску кузнецу.

– Всевышний даровал Ахмеду великий талант! – искренне восхищался иорданец великолепной работой, осматривая маску со всех сторон.