Текст книги "Судьбы (СИ)"

Автор книги: Жанна Даниленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Это что? Чтоб ты последний раз свекровь такой гадостью встречала. Не хочешь, чтобы я приходила? Так я не к тебе прихожу, а к внуку. Внук мой, между прочим, и приготовишь в следующий раз все как положено. Я к вам не так часто заглядываю, а огурцы почему покупные? Что, ума не хватает закрыть самой, или руки не из того места выросли?

И тут Веру накрыло. Вдоволь наобнимавшись с унитазом, она появилась пред очи свекрови.

– Ты что, беременная?

Вера лишь кивнула в ответ.

– Сдурели? На кой-оно вам? Одного поднимите. Может, еще не поздно избавиться?

Вера промолчала, моля Бога, чтобы бабушка уже нагостилась и отправилась восвояси.

– Я говорила с Сашей по поводу его дочери, – продолжала Наталья Викторовна, демонстрируя всю свою значимость. – И я решила. Ты сделаешь аборт. Саша сделает, какой бы срок ни был, а девочку я заберу себе, так что не волнуйся, вам она не помешает. Будете жить, как жили. Мне на ребенка, естественно, деньги давать будете. Я ее на пенсию не прокормлю. И там, ей же то трусики купить надо, то чулочки.

– Колготки, – Вера все-таки сорвалась, – теперь девочки носят колготки. И еще, делать мне аборт или нет, решать будете не Вы, а я. И Сашина дочь будет жить с нами. Мы своих детей никому не подкидываем и в советах по содержанию и воспитанию не нуждаемся. Хотите видеть внуков – милости просим. Но в нашу жизнь лезть не советую. А то Вы еще, не дай Бог, мой характер увидите. А свою семью я защищать умею.

– Ух, ты как заговорила!

– Это я еще промолчала, так что и Вам советую промолчать.

– Ты думаешь, он жить с тобой будет, не ты первая, не ты последняя.

– Разберемся, с кем и когда он жить будет.

– Я ему все расскажу, как ты меня приняла в отсутствие мужа.

– Обязательно.

Когда за Натальей Викторовной закрылась дверь, Вера поняла, что приобрела еще одну проблему на свою голову.

Но, как ни странно, проблема со свекровью разрешилась сама собой через три дня. Наталья Викторовна пришла к Вере с пирожками с капустой. Очень вкусными пирожками, просто замечательными пирожками.

– Вот напекла, чтобы ты, дуреха беременная, килькой глазастой не питалась, да Данечку гадостью всякой не кормила.

А Данечка влез на руки к бабушке и играл там с плюшевым медведем. А она прижимала его к себе и целовала белокурую кудрявую шевелюру внука.

– Ты, Вера, не сердись на меня. Я люблю вас, как умею. Может, не так, как оно вам нравится, но люблю. Даньку – так вообще, я все соседкам про него рассказываю, какой он чудный. Сашу-то они все знают. А сын у меня – любая мать бы гордилась. И я горжусь. Замечательный у меня сын: и порядочный, и не алкаш. Как я с отцом его намаялась. Ты и представить себе не можешь. Каждый день либо на дежурстве, либо пьяный. Я его как мужчину не воспринимала и удовольствия никогда никакого не испытывала. Мне соседки говорили: «Ната, у тебя такой муж, ух, какой у тебя муж ядреный. Никогда такого мужчину не встречала». А я никак. Может, потому, что слова их всегда вспоминала о том, какой у меня муж. Они-то лучше знали и чувствовали лучше. Только готовила и стирала ему я, а не они. И с пьянством его бороться пыталась, а они наливали. Чтоб мужику чужому не налить! Я его любила поначалу, Сашеньку родила, думала, счастье… Сын-то и взаправду счастье, а своя жизнь вся под откос. Я ненавидела его потом, мужа в смысле. Люто ненавидела. Как гляну на его пьяную рожу, так чувствую – убила бы. Я ему в борщ пурген подсыпала, чтобы думал, что от водки ему плохо. А не помогало. Пил все равно. Я даже перестала видеть, что мужик-то он красивый: рожа да и рожа. А как Саша вырос и в Томск собрался, так прогнала мужа. И ты знаешь, мне так хорошо стало. Свободно. И дышать ночами можно: и воздух свежий, и перегаром не несет. Думаешь, меня мужчины не видели? Не ухаживали? Еще как замечали. Только моя свобода была ценнее их любви. Я свое отлюбила… Потом часто думала. Почему он? Почему за него пошла, других, что ли, не было? Поняла. Хирург, романтика, полубог. Вот каким его воспринимала, а он – алкаш. И что завязал – не верю, и что зря его вторая жена выгнала – тоже не верю. Не она плохая, а он еще тот подарок. Тебе хорошо, ты не знаешь, что такое с алкашом жить. Сын мой не такой. Повезло тебе с мужем, ты на него молиться должна.

– А я и молюсь, – с гордостью произнесла Вера.

Наталья Викторовна же продолжала:

– Вот внучек – копия Сашенька. Ты занимайся с ним, читай ему, чтобы умнел. Я со своим сыном, знаешь, сколько занималась, и учился он нам с Сашей на радость.

Вере стало смешно и грустно одновременно, сын был похож на нее, а вовсе не на мужа. Но Наталья Викторовна видела так, как хотела видеть, и любила внука именно за то, что в нем разглядела продолжение себя. По большому счету она была просто несчастная баба, которая выживала как могла в такой своей непростой жизни и стала такой, какой стала. Ведь все имеет свои истоки и свое продолжение.

====== Настя ======

Они приехали совершенно неожиданно. Саша не предупредил жену о своем возвращении. Просто открыл двери своим ключом и вошел в дом, держа за руку девочку, такую маленькую по сравнению с ним, но очень похожую на него внешне.

Вера смотрела на них, выскочив из кухни с тарелкой в руке и полотенцем, которым вытирала тарелку. Ей почему-то вспомнилась Козетта из «Отверженных» Гюго.

Немая сцена затягивалась. Вера во все глаза смотрела на ребенка, а та с не меньшим любопытством разглядывала ее. На душе у Веры было необычайно спокойно, необычайно хорошо и светло.

Но каждый опытный врач знает: если все вдруг идет необычно гладко, то это не означает, что жизнь наконец-то наладилась. Просто провидение решило поразвлечься.

Вера была опытным врачом, и Сашины профессиональные данные тоже не вызывали сомнений. А потому оба продолжали молчать, боясь нарушить ту атмосферу, которая возникла в данный момент.

Молчание нарушила Настя:

– Здравствуйте, – произнесла она, – я теперь буду жить с папой, Вас я мамой называть не буду, мне мама так сказала.

– Я рада, что ты приехала, – почувствовав надвигающиеся проблемы, сказала Вера. – Не надо меня называть мамой. Я Вера, просто Вера, и давай на ты. Проходи, сейчас я тарелку на место поставлю.

Она вернулась в кухню и глубоко вздохнула. Нет. Нет простых решений. Трудности только начинаются. Вот как их пережить, как разрешить все возникающие вопросы, и как сохранить семью?!

Опять потянуло поясницу.

Данька вылез из манежа и побежал к отцу, он чуть не стукнул его новой машинкой и сообщил:

– Папа биби.

Саша вошел в кухню с Данькой на руках и обнял жену.

– Вераш, родная, все образуется, она хорошая девочка, мы уже привыкли друг к другу. И вы привыкнете.

– Да, Саша, конечно, привыкнем.

Почему-то совсем в это не верилось, но очень хотелось поддержать его. В голове промелькнула мысль, что жить без него она не сможет и не будет, а потом стало себя безумно жалко, и на глаза навернулись слезы.

А он смотрел на меняющееся выражение ее лица и улыбался.

– Вераш, ты смешная. Ведешь себя совсем по Фрейду. Ты же взрослая девочка, постарайся влезть в ее шкуру и понять. Не осуждать, а понять, а я ее буду воспитывать. Там поле непаханное. Но я не мог иначе!

– Понимаю, что не мог. Я буду стараться. Я для тебя что угодно сделаю…

– Вот и умница. Кормить нас будешь?

– Да, конечно.

И она стала быстренько накрывать на стол. Но грустные мысли не отпускали, а из комнаты доносился детский смех и Данечки, и Насти, да и Саша хохотал вместе с детьми.

И тут она влезла в ту самую шкуру. И поняла, что если бы попала в ситуацию, аналогичную Настиной, то и вела себя совсем точно так же. Вот отказалась же она свекровь называть мамой. И родной она ее совсем не считает, хотя она мать ее мужа, и по большому счету член ее семьи. А девочка видит ее впервые, и кто его знает, что там Галя про нее, Веру, наговорила. Не стала же она Веру расхваливать, судя по их встрече – точно не стала бы.

Так что же она творит? Неужели это ревность? Элементарная ревность к ребенку? Нет, она не Наталья Викторовна, и она не позволит этим чувствам поселиться в ее душе.

Никакой ревности. Только любовь и терпение. Вот что нужно, и тогда они смогут стать близкими людьми. Настя – ребенок, нуждающийся в любви. Вот и все. Все дети нуждаются в любви, и Настя особенно, потому что ее точно недолюбили, и теперь задача ее и Саши – дать ребенку то, чего она была лишена.

Вера все расставила на столе и поняла, что их кухня в пять с половиной квадратов безбожно мала, чтобы вместить четырех человек. Причем для одного стоял чудненький детский стульчик, занимающий добрую половину помещения.

Она прошла в комнату, откуда раздавался смех. Саша с детьми играл на полу, Настя прижималась к нему всем тельцем, а Данька вытанцовывал, смешно и неуклюже двигаясь. Над ним-то они и смеялись, а он тоже – просто за компанию и потому, что ему уделяли столько внимания.

– Ну, вставайте, ребята, кушать подано! – с улыбкой произнесла Вера. – Только сначала мыть руки всем.

– Слушаюсь, великая начальница! – Саша чмокнул ее в щечку.

– Вера, я столько не съем, – произнесла девочка, глядя в свою тарелку.

Вера поставила рядом чистую тарелку.

– Можешь себе отложить и есть столько, сколько захочешь.

Но Настя съела все.

Вот так случились первый контакт и первое взаимодействие. Это был плюс. Но за плюсом тут же последовал минус. Настя сказала, что ее мама велела ей звонить каждый раз, когда она будет недовольна Верой, а потому она просит папу написать ей номер телефона мамы с кодом города – так, чтобы можно было набрать номер в любой момент.

Вере стало больно. Просто больно, и все. Она так старалась, так хотела принять и полюбить эту девочку, а тут оказывается, что та маме своей жаловаться будет. Той самой маме, которая не задумываясь отправила дочь с совершенно незнакомым ей человеком на попечение совершенно чужой женщины, да еще просит звонить и жаловаться.

Саша смотрел ей в глаза и как будто читал мысли. Он улыбнулся и покачал головой, осуждая, понимая, что ушла не в том направлении. И она улыбнулась в ответ. Отпустило сразу как-то. Уже хорошо. Начинать общение с девочкой, ее воспитание да и просто взаимодействие надо с себя. Надо ставить цель и идти к ней неукоснительно, даже если шаг вперед, потом шаг назад. Только так, а иначе ничего не получится, и эгоизм свой засунуть надо в одно место, чуть пониже спины – убеждала себя Вера. «Умеешь же ты, – обратилась она к себе, – добиваться цели. Вот и добивайся. Помаленьку, потихоньку, маленькими шажками, но Настя должна стать родной тебе и ты должна стать родной Насте. Вперед, девочка», – закончила свою пламенную речь, обращенную к самой себе Вера.

После ужина все вместе рассказывали сказки, играли в театр, потом уложили Даньку спать и договорились завтра с самого утра пойти в школу и определить Настю в класс, а потом съездить на барахолку и купить ей вещи.

– Я сама буду выбирать? – раздался ее восхищенный голос.

– Сама, но нам с Верой тоже должно нравиться, – резюмировал Саша.

Ей постелили в большой комнате на диване. Дали Данькиного зайца, пообещав купить любую игрушку на ее усмотрение, и она уснула.

Вера с Сашей тоже легли.

– Как ты тут без меня? – ласково спросил он.

– Плохо, я без тебя совсем не могу, представляешь, как калека прямо.

– А как он? – Саша положил руку на уже чуть выпирающий живот.

– Болит все. Я пью таблетки. Я… Мы справимся, да?

– Да. Мама звонила?

– Приходила, пирожков напекла, вкусных. Мы с Данькой два дня лопали.

– Мама?! Пирожков?! И принесла?! Чудо-то какое. Ну ладно. Вераш, Галя отдала мне дочь без разговоров. Муж у нее еще тот тип. Но его она слушает, вот и отдала, мне даже показалось, что от греха подальше. Понимаешь, не потому, что она плохая мать, а чтобы защитить Настю. Судя по синякам, что видны у Гали, он ее бьет. Но это их семья и их дело. Отец сказал половину правды. Они закодировались вместе с Машей. Сама понимаешь, как закодировались, так и раскодируются. Маша – сестра-хозяйка, была в хирургии. Там они и познакомились, спирт их союз скрепил. Его держат на работе, хотя он не подарок в связи со своим пристрастием к алкоголю. Он мне, конечно, обещал, что никогда больше пить не будет, но, Верочка, пойми, я не верю. Сказал, что будет приезжать к нам, я разрешил. Вот и все.

– Ты все сделал правильно. Мы справимся. Когда ты со мной, я такая сильная!

– Да, я понял, что когда меня нет, мама пирожки тебе носит. Верка, что ты не договариваешь?

– Все хорошо, просто по душам поговорили и поняли, что мы одна семья. Она и пришла с гостинцем.

Он только усмехнулся.

====== Как быть дальше ======

– Сан Саныч, Ваша мама звонила, раз шесть, наверное.

– Спасибо, – он просто глянул в сторону нового заведующего и прошел в ординаторскую.

Отношения не складывались, особенно после того, как он высказал новому начальнику все, что думает о нем прямо в операционной. Тот обиделся, но что с того, Саша считал, что был прав. Он всегда ставил жизнь пациентки выше каких-либо амбиций. Потом Саша взял отпуск, а вернулся к практически новому коллективу. Это не радовало. Нужно было искать работу. Но сейчас вовсе это все не к месту. Он нужен дома, а дом в двух кварталах. Удобно, слишком удобно, чем пилить куда-либо на общественном транспорте. И детский сад рядом, и школа, а главное дом.

Первым делом он снял трубку и набрал номер матери. Ждать пришлось долго, но наконец он услышал ее слабый голос:

– Сашенька, ну наконец-то.

А дальше раздались всхлипывания.

– Мама, что случилось?

– Голова кружится, и давит в груди. Приедешь?

– Да, вызываю тебе скорую.

– Нет, сначала приедь.

Пришлось идти к заведующему и выслушивать, что его предыдущее начальство характеризовало как самого надежного сотрудника, а он то в отпуск, то отпрашивается. А дальше – что незаменимых людей нет, вон на улице Сейфулина сколько безработных стоит, выбирай не хочу.

Захотелось ему врезать, да так, чтобы почувствовал, но Саша сдержался, терпеливо объясняя, что матери плохо с сердцем, что нужно ехать туда.

Пока ехал на такси, думал. Пришел к выводу, что работу искать все-таки надо.

Открыл двери своими ключами. Наталья Викторовна лежала в кровати, и вид ее совсем не внушал оптимизма. Носогубный треугольник синий, одышка. Давление тоже было низким. В голове сидела одна мысль – инфаркт. Вызвал сразу кардиологическую бригаду, которая как по мановению волшебной палочки прибыла через пятнадцать минут.

ЭКГ Саша выхватил из рук удивленного врача, но инфаркта не было.

Наталья Викторовна, услышав, что ничего серьезного нет, сразу оживилась и собралась вставать с кровати. Скорая уехала.

– Сынок, кушать будешь?

– Чай попью с тобой вместе, потом давление замерю. Мама, что это было?

– Я тут на кухне возилась, и вдруг закололо, я таблеточку взяла, и потом все поехало и сдавило.

– Таблеточки дай.

Она дала. Таблетка была пролонгированного действия для понижения давления. Нет, Наталье Викторовне такого никто не выписывал.

– Где ты их взяла?

– Соседка, Майра Чингизовна отдала, у нее от мужа осталось. Саша, что ты делаешь, – она пыталась остановить сына спустившего таблетки в унитаз. – Саша, они дорогие.

– А если бы ты умерла? Сколько раз, я тебе говорил… – он безнадежно взмахнул рукой и замолчал.

– Беспокоишься?

Он продолжал молча смотреть на нее.

– Саша, я не хотела, я не знала, мне стало плохо, я разжевала таблетку.

– Я понял, давай прекратим этот разговор, и ты уже выпьешь сладкий чай.

– Расскажи, как вы там справляетесь?

– Нормально, мама, у нас все ничего, Настя учится, Вера дома. Данька растет. Слышь, Вера рассказывала: идут они по улице, гуляют. Стоит мерседес крутой, черный. Данька ручку протягивает: «Би-би дать!». Вера ему говорит: «Сынок, это взрослая машина, это не для игры». А Данька ей: «Папи!».

Наталья Викторовна рассмеялась.

– Тесно вам там.

– Тесно. Мама, я вот поговорить с тобой хотел, может, поменяемся квартирами. Ты в нашу двушку, а мы сюда. Тут три комнаты.

Она помрачнела.

– Саша, одному человеку для нормальной жизни нужны именно три комнаты.

– Понял, не дурак. Проехали.

Домой шел пешком, хотелось подумать. Он имел право на часть материнской квартиры, но разве он его озвучит, он хотел как лучше. У Насти была бы своя комната, и у мальчишек своя. УЗИ показало мальчика. И больница тут через дорогу, можно было бы устроиться. Но одному человеку нужны именно три комнаты, а никак не две. А им вчетвером в двушке нормально, и еще один на подходе.

Было обидно, но пока шел, обида прошла, осталось просто чувство дискомфорта. Мать он не исправит, какая есть – такая есть. Но мать есть мать. Это он ей жизнью обязан, а она ему, взрослому детине, ничем не обязана.

Дома будет хорошо, дома тепло. И вовсе не потому, что топят батареи, топят плохо, а вот атмосфера теплая, приятная такая. В детстве и юности никогда домой идти не хотел, а теперь к Вере бежит. С ней и проблемы все рабочие на задний план отступают, хотя он даже не заикается о рабочих проблемах дома. Ей оно сейчас ненужно, еще месяц бы протянуть, а там легче будет. Может, пронесет в этот раз с отеками. Может, можно будет все скорректировать… Он подумал, что это в будущем, а жить надо сегодня и сейчас.

А сейчас надо дать понять Насте, насколько она им нужна. Вера старается, любит девочку, а та бука, все матери звонит, а Галя ревнует, сильно ревнует, настраивает Настю против Веры. Уже говорил он с ней, просил так не делать, а она твердит одно: «Моя дочь! И мать у нее одна будет!». А как существовать вместе? Живет-то она с ним, вернее с ними. И с ним отношения сложились, любит его дочь. И Даньку она просто обожает, а вот с Верой… Ему же жену жалко, он же чувствует ее, и мысли ее знает.

Вообще, он сам себе удивлялся. Вера была для него невероятно родной и близкой. Он не помнил их ссор, их не было. Было лишь понимание и взаимопонимание, а если этого не случалось, то стремление понять. Ему всегда было тепло с ней, душой тепло. Она единственная женщина, которую всегда хотелось видеть, которая не надоедала. Она была слабой с ним. Но никак не слабой по жизни. Он сам периодически нуждался в ее защите от душевных сквозняков.

Утро на работе опять не задалось. В ординаторской рыдала девочка-интерн. И это сразу как вошел. Переоделся за дверью шкафа.

Она все плакала.

– Что у тебя? – спросил, пытаясь проявить заботу. – Чай налить?

– Нет, Сан Саныч, она родила, а Куралай ребенка между окон положила. Он пищал там. А потом затих, мне его не дали.

– Срок какой?

– Двадцать четыре недели, но он живой был!

– Они выживают? Ответь мне как своему наставнику: они выживают?

– Нет.

– Что тогда ревешь? Оплакиваешь ребенка или неправильный выбор профессии?

– Но его так жалко, прямо очень. А Вам?

– Жалко, но такова жизнь.

В ординаторскую вошел заведующий.

– Сан Саныч, Вы только на свой карман работаете или всех лечите?

– Интересно хамская постановка вопроса, Юрий Семенович. Вы меня ловили на кармане?

– Нет, идите в приемный, там бомжиха с кровотечением.

Саша ухмыльнулся и пошел, взяв с собой интерна.

Мало не показалось: дама в алкогольном опьянении, со специфическим запахом, с кучей инфекций, фурункулезом и абортом. Но это не освобождает врачей от отказа в медицинской помощи. Примерно через час, после душа и в свежем больничном костюме Саша отчитывался перед заведующим.

– Мне трудно работать с Вами, Александр Александрович. Все хотят к Вам. Звезда местного масштаба.

– Я не уйду. Я понимаю, что Вы сменили практически весь штат отделения, но я не уйду. Не надейтесь. Я понимаю, что мы не сработаемся. У нас разные взгляды на жизнь и на профессию. Но мне тут удобно. И еще, если Вы еще раз позволите обвинить меня в том, в чем не уверены и не можете доказать, да еще при сотрудниках, то ответите за свои действия. Я обещаю.

Домой пришел совсем смурной, а Вера выпытала все. Рассказал, положил голову ей на плечо и полегчало. А она рассказывала, как по скорой ей привезли на дежурстве деда с сифилитической гангреной полового члена. И как она сколько ни думала, никак не могла высчитать дозу антибиотика с учетом его восьмидесяти семи лет так, чтобы и дед не умер от интоксикации при массовой гибели трепанем, и сифилис вылечить.

Саша представил и рассмеялся. Стало легче.

====== Вера ======

– Александр Александрович, прошло два месяца с того момента, как Вы решили, что мы не сработаемся. Но, как видите, мы оба здесь. Вы поменяли мнение? – Юрий Семенович налил кофе себе и Саше.

– Несколько. Вы знаете свое дело. У меня нет к Вам претензий в профессиональном плане. Спасибо за кофе.

– Уже легче. А как к заведующему у Вас нарекания есть?

– Нет. Все нормально.

– Значит, мы умеем ладить?

– В тех рамках, в которых мы оказались, – пожалуй да. К чему Вы все это?

– Хочу быть с Вами на ты и подружиться в конце концов.

– У меня семья.

Юрий Семенович рассмеялся.

– Я в курсе. Хирурги рассказали, она у них на практике была. Ваша супруга, еще в студенческие годы.

– Они до сих пор помнят?

– Да, говорят, забыть трудно. Познакомите?

– Так у Вас своя наличествует, моя Вам зачем?

– А Вы шутник. Я рад, что мы работаем вместе.

– Начальство не выбирают. Нет, нормально все. Я привык и к Вам, и к Вашим методам руководства, и к новому коллективу.

– Ну и слава богу! Так мы на ты?

– Хорошо, на ты. Только не при больных.

– Естественно!

С этого разговора началась другая жизнь и другие отношения. Заведующий сумел за личной неприязнью и оскорбленным самолюбием оценить Романова как врача и человека, то же самое сумел сделать Саша.

Нет, друзьями они не стали. В смысле на рыбалку вместе не хотелось, но в коллективе их уважали, с их мнением считались. Коллектив еще полностью не сформировался, но костяк уже был. Саша понимал, что каждый заведующий создает коллектив, с которым ему удобно работать, то есть под себя. Чтобы сор из избы не выносили, чтобы работать было легко. А построение чего-то нового – всегда болезненный процесс.

Саша был из старых, с характером и своими принципами, такого под себя не подомнешь. Но он тем не менее с головой и с руками и с именем. К нему шли пациентки, его знали, о нем говорили. И Юрий Семенович разглядел в нем неплохого мужика, с которым в принципе и в разведку не страшно. Будучи человеком умным, он приглушил свои амбиции и наладил мир с Сашей. Теперь работать стало легче, а главное, надежнее. Саша в спину нож не воткнет, правда, в лицо все выскажет, но порядок и субординацию уважает.

А еще с Сашей можно посоветоваться, а иногда это очень даже важно! Вот Юрий Семенович и решил немного прогнуться перед старым сотрудником. Одного он только понять никак не мог: почему Романов от заведования отказался.

Была обычная ночь, вернее, вечер уже плавно перетек в ночь. Саша вышел из операционной и глянул на время. Поздно! Жене звонить поздно. Придется утром.

С Верой все было плохо. Начался фурункулез в ответ на преднизолон. Его загасили антибиотиками. Это вредно для ребенка, но что теперь делать. Живот как камень, а она пьет но-шпу в невероятных количествах. О прерывании речь не идет, она никогда и ни за что не пойдет на это. И безумно хочет родить. Что хочет он, он уже не знал.

В нем явно произошло разделение личности: на врача и мужа-отца. Врач мыслил трезво, в отличие от отца ребенка.

Настя привыкала. То есть привыкала только к Вере. Сашу она приняла сразу так, как будто ждала всю свою жизнь и наконец дождалась. А по словам Веры, действительно ждала. Он и не сомневался, ей лучше знать, что чувствует девочка в такой ситуации. Даньку Настя полюбила. Вмиг, как только увидела. Саша считал, что не любить его просто невозможно: веселый, доброжелательный кукленок, только начинавший говорить. И он полюбил Настю.

Все было почти хорошо. Настя все реже звонила матери, да и у той проблем столько, что выше крыши, ей не до Насти. Честно, оно радовало. Саша надеялся, что со временем Настя и Вера станут родными, и можно будет говорить об удочерении Верой девочки. Он очень надеялся на это.

Вот о чем он думал по дороге из операционной в ординаторскую.

Удивился тому, что заведующий был еще на работе. Кстати, отдельного кабинета заведующий не имел, только стол в общей ординаторской. Мест не хватало, кабинет переделали в палату.

– Закончил? – не поднимая глаз от истории спросил зав отделением.

– Да, все, больная в реанимации. Жалко, пошли на кисту, а там явно онкология. Убрали все, почистили. Но черт его знает, что дальше.

– Да уж.

– Сам что задержался?

– Больная тяжелая. Кровь лью. Замершая беременность семнадцать-восемнадцать недель, но замерла с неделю как минимум. А она на гормонах и но-шпу килограммами ела. Все имеет свой предел, началось кровотечение. Поступила по скорой, с ней двое детей, я их сестре-хозяйке отдал, напоили их успокоительным, спят. Заходил, смотрел. А сама женщина: «Сохраните, и все», – а у нее температура, интоксикация. А после выскабливания гипотония матки, вот еле справился, а то тоже бы все убрали. Жене позвонил, сказал, не приду. Приличная женщина, и ребенка она этого хотела. Обменную карту забыла. Ну то понятно, стресс, дети, я только фамилию и имя узнал. Где теперь мне родственников искать, вот вопрос. Девочка большенькая, проснется, может, скажет.

– Да, дела. Она что, об угрозе не знала? – Саша возмутился, – но ведь ходят до последнего, и чего тянут, спрашивается? Придется ждать, что дочь скажет. А там прикинь, может, муж ее потерял. По моргам ищет.

– Если в скорую позвонит, по адресу найдут. Только я думаю, что дома его не было и нет, иначе бы уже тревогу поднял. Бедная Вера. Вот так живешь, думаешь, что все хорошо, а на самом то деле…

– Как ты сказал? Вера?

– Да, Вера Морозова, тридцать один год.

– Она жива? Где она? – Саша не слушал, выскочил из ординаторской и рванул по коридору в сторону процедурной.

– Саша! – она лежала под капельницей.

Он подошел, взял ее за руку, глянул на простынь всю в крови. Обычно это не трогало его, было в порядке вещей, всегда в таких случаях много крови. Но тут сердце сжалось.

– Саша, прости, я хотела его…

Из ее глаз текли слезы. Он осознавал, что она даже еще не понимает, что он тут рядом, еще действуют лекарства, и наркоз не отошел. Но душу рвали ее слова. А главное, он ощущал полное бессилие. Слава Богу, она еще не понимает всего, хуже будет, когда поймет. Сейчас работает только подсознание. Но подсознание работает туда, в сторону утраты. Но она заговорила о детях, больше о Насте. Она просила не отдавать ее Гале. Взгляд был устремлен в никуда, но она говорила с ним, с Сашей. Нет, не с реальным, который находился рядом, а с воображаемым, но говорила то, что хотела сказать и молчала. А он слушал и еле сдерживал подступившие слезы. Ведь мужчины не плачут, скорее инфаркт зарабатывают, но не плачут.

– Александр Александрович, что ж Вы реагируете так, все бредят. Кому я это говорю. Она Вам кто? И Саша это, конечно, не к Вам, может, мужа ее так зовут. А вообще жалко ее. Она действительно ребенка хотела… Не то что некоторые.

Саше стало почему-то легче. Он сам не понял, но произнес:

– Родит еще. Главное, что все обошлось. Могло быть хуже.

В процедурной появился Юрий Семенович. Он откинул одеяло и надавил на живот Вере. Снова потекла кровь.

– Видишь, Саша, в норме все. Ты тут с ней останься, я поработаю. Только скажи, ты что, не видел, сколько она лекарств пила? – пожал плечами и продолжил: – Откуда? Конечно, не видел, ты же тут, а она дома одна. Вернее с детьми. Антибиотики назначим, колоть будешь. Я отгулы тебе дам. Забирай ее домой утром, если что – вернешь. Да, еще, бери няню, и пусть выходит на работу. Ей полезней на людях и при деле. Сейчас пусть восстановится немного и на работу.

====== Точка опоры ======

– Вера!

– Да, Настюша, – Вера чистила картошку.

– Вера, тебе больно? – Настя пристроилась на табуретке у окна.

– Нет, детка, уже не больно. Физически не больно. Испугалась? Да?

– Да, очень. Я так боялась, что ты умрешь… – девочка заплакала.

– Я не умерла, я буду с вами. Ты рада? – Вера отложила картошку и обняла ребенка.

– Очень рада, ты жива, и я смогу назвать тебя мамой. Я люблю тебя. Ты хочешь, чтобы я называла тебя мамой?

– Честно? Очень хочу, но у тебя есть мама.

– Хочу, чтобы было две. Ты будешь мама Вера.

– Хорошо, я буду мама Вера, только не плачь, пожалуйста.

– А ты не умирай…

– Договорились.

– Можно я не поеду к маме Гале на лето?

– С папой решай и с мамой Галей. Неужели не соскучилась?

– Нет, я уже по Даньке скучаю, а еще и не уезжала. Мне тут лучше.

– Настюш, я только за, чтобы ты осталась. Но этот вопрос решаю не я.

– Ты скажи папе, он тебя послушает. Он тебя любит.

Разговор был прерван приходом Саши. Встречать его кинулись все. Данька тут же устроился у него на руках, а Настя обняла за талию. Вера смотрела, прислонившись к стенке, и улыбалась. Он тоже улыбался глядя на нее.

– И как вы тут без меня жили, – спросил Саша, прижимая к себе дочь.

– Скучали, папа, – ответила она. – Все скучали и я, и Данюсик, и мама Вера.

Саша многозначительно кивнул головой, услышав это«мама Вера»

– И еще, – девочка сразу решила выложить все карты на стол, – я не поеду летом в Томск, а останусь тут.

– Ты знаешь, скорее всего так и будет, мне не дают отпуск летом, только зимой. Я поговорю с Галей.

– Правда? – Настя отпустила отца и встала перед ним. – Поговори, я не хочу ехать.

– Понял, ладно, Насть, я займусь вопросом, только чуть позже.

Они поужинали, потом Настя сделала уроки, сегодня с отцом, потому что он был дома, а Вера читала книжку Даньке, яркую с картинками. Потом вместе посмотрели мультфильмы и положили детей спать.

– Саша, если ты будешь продолжать так работать, то падешь как загнанная лошадь.

– Верочка, я ничего не могу поделать. Отгулы надо отрабатывать. Кстати, Юра просил тебя подойти.

– Зачем?

– Ты его пациентка, а он тебя больше не видел.

– Нет.

– Понял, так и передам. Хорошо, ты можешь подойти, тебя осмотрю я.

– Нет. Не вижу смысла. Мне неприятно даже мимо проходить, а ты предлагаешь… – она расплакалась.

– Надо жить дальше.

– Живи.

– Вера, ты не перегибаешь палку?

– Прости. Саша, я не знаю, что со мной происходит.

– Знаешь, очень хорошо знаешь. Если бы ты была своей пациенткой, что бы ты сказала?

– Надо жить дальше. Да, я бы сказала, что надо жить дальше. Саша, я потеряла точку опоры, понимаешь?

Он протянул ей руку.

– Держи. Вот твоя точка опоры. Вер, я осознаю, что живу на работе, но такая у меня работа. За те годы, что мы вместе, работа не поменялась, она всегда была такой и будет. Ты знаешь, ты все знаешь, почему ты мечешься из угла в угол, что ты ищешь?

– Тебя. Твоих слов, твоего одобрения, я знаю все, да, сама знаю. Для кого-то, но не для себя, а для себя я потерялась, и только ты можешь меня найти. Ты же тоже это все сам знаешь.