Текст книги "Судьбы (СИ)"

Автор книги: Жанна Даниленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

========== Вера ======

– Может, закрутим маленький романчик на глазах у бабушки? – Он смотрел в ее перепуганные глаза и смеялся.

А она моргала, совершенно не зная, как отнестись к такому заявлению. С одной стороны, внутри что-то щелкнуло. Что-то такое, о чем она и не подозревала. Было приятно, безумно приятно, и еще…

Вера не думала в свои пятнадцать, что слова, которые в принципе ничего не значат могут доставить столько удовольствия. Но ей хотелось улыбаться в ответ.

Все прервал жесткий голос бабушки:

– Вы уже закончили, Алексей Эдуардович? Верочке пора заняться уроками.

Девушка встала, отложила бинты, которые сматывала вместе с ним, и извинившись, собралась в свою комнату.

– Вера, – остановил ее он, – ты же собираешься стать врачом, так приходи ко мне на дежурство, не обижу.

– Спасибо, смущенно произнесла она и под гневным взглядом бабушки отправилась в свою комнату.

Почему-то внутри все пело. Она так любила, когда Алексей приходил к ним в дом. Он был врачом и посещал больную бабушку. Последнее время ей становилось все хуже. Она еще ходила, но часто спотыкалась и падала.

Вот и сегодня она очень сильно упала, колено опухло, и наступить не было никакой возможности. Мама позвонила ему, а он как раз не дежурил.

Они вдвоем с Верой свозили бабушку на рентген, потом откачали жидкость из сустава и сматывали бинты, чтобы забинтовать ногу. Вот тут и поступило его непристойное предложение.

Планировал он его или не планировал, неизвестно. Может, сказал спонтанно, просто залюбовавшись молоденькой девочкой. А может, он действительно испытывал к ней какие-то чувства. Что там было, сказать трудно. Больше он в их доме не появлялся. Справлялись сами. Или вызывали его в самых крайних случаях. И он приходил в сопровождении жены или детей – трехлетней дочери и пятилетнего сына.

Вере очень нравились его дети, но была неприятна жена. Она не понимала почему, просто не понимала, но в ее внешности она все время находила какие-то изъяны. И глазки у нее очень маленькие, и слишком она полная. Совершенно случайно сказала об этом маме, но выслушала кучу всего. Ее, Верину внешность разобрали по косточкам, и после этого впору было в петлю лезть. И ноги у нее полные, и грудь большая, и вообще для тридцатилетней женщины она смотрелась бы ничего, а вот в ее пятнадцать… Она выглядит слишком взрослой, и ей учиться надо, а не на мужчин заглядываться.

Вере стало стыдно. Действительно, надо учиться и надо готовиться в институт.

Великое надо! А конкурс в медицинский не дай Боже! Но надо поступить.

Она вошла в ванную комнату, умылась прохладной водой и подняла глаза к зеркалу. Да, у нее большая грудь, а потому она сутулится, чтобы было не так заметно, но ведь и глаза у нее большие. Пусть не очень красивого цвета. В семье у всех синие: и у мамы, и у дядьки, и у деда, только у бабушки серо-зеленые и у нее. А ресницы тоже красивые – длинные, до бровей. Вот брови… И почему ей так не повезло с внешностью?

Вот ее подруга!

Оля действительно необыкновенно хороша, с тонкой талией, хрупкая, кудрявая, черненькая, и все при ней. Все говорили, что краше ее не бывает, все соседи и все знакомые. И умница она, и хозяйка, что надо. Вон и приготовит, и уберет, а на Веру сердились – кто тебя что делать заставляет, ты учись только! Почему не учишься?!

На этот вопрос ответа у Веры не было, она училась. И училась очень неплохо – на отлично! Но мама и бабушка считали, что этого мало. Уроки надо делать дольше, вот у знакомых дочь сидит три часа, а то и все четыре, а ты – час и готова, так не бывает.

Выход, правда, быстренько нашелся, в виде книжки в письменном столе. В ящике ей оказалось самое место – то, что надо. А если слышались шаги, то ящик закрывался, и книжки как не бывало. Так проходили положенные три часа, а то и все четыре, если совсем зачитается, а потом можно было бежать к подруге.

Они учились в разных школах, Вера с математическим уклоном, а Оля с гуманитарным. У них были разные школьные подруги, разный круг общения. Но жили они в соседних квартирах, а потому были почти сестрами. Оля старше Веры на два года. Только в доме из двадцати четырех квартир детей их возраста больше не было. Вот они и нашли друг друга. И родители нашли. Их мамы очень дружили. Тетя Сильва, так звали Олину маму, учила девочек шить и вышивать, и вязать, и пироги печь. А Верина мама занималась с Олей дополнительно математикой, потому что той в институт надо было поступать в этом году, а Вере через год.

Не было тайн у девочек друг от друга. И конечно Вера поведала Оле о том разговоре с Алексеем за сматыванием бинтов.

– Представляешь, говорит: «Давай романчик закрутим на глазах у бабушки».

– А ты что? Вот он дурак!

– Почему дурак?

– Ему лет сколько?

– Двадцать восемь. А что? Так ведь на глазах у бабушки! Шутил он, понимаешь, шутил. И вообще он женат, у него дети, но он первый мужчина, который посмотрел на меня.

– А в классе никто не смотрит? Ну и ты и наивняк!

– В классе? – Вера задумалась. – Нет, в классе никто. А на тебя?

– Ты знаешь, со мной Андрюшка сел в этом году. На переменах ходим вместе.

– Так он же на кота похож.

– Чем?

– Усами и голосом. Он противный. И папаша у него учитель.

– А у тебя мама кто? Вер, ну не дуркуй. Тебе вон Алексей Эдуардович приглянулся. А он точно не тот, кто тебе нужен.

– Мне никто не нужен. Только и Андрей мне не нравится!!! Я не могу объяснить, понимаешь, в нем есть что-то отталкивающее, я же люблю кошек, а он хоть и кот, но мерзкий.

– Просто ты еще ребенок.

– Я?

– Ты!

– А ты?

– Я – нет, я взрослая. Ты вот курить пробовала?

– Курить?! – У Веры глаза полезли на лоб, она расстроилась, насупилась, вскочила и, хлопнув дверью Олиной квартиры, крикнула: – Если ты куришь, я никогда к тебе не приду!

Домой она вошла жутко расстроенная и возбужденная.

– Верочка, что случилось? – спросила бабушка. – Ты поссорилась с Оленькой?

– Нет, все нормально. У меня уроки, я пошла, – ответила Вера.

Книжка не читалась, думы не думались, все было кувырком. Перед глазами то и дело возникало лицо улыбающегося Алексея, появлялись мысли, что он просто пошутил. Конечно, пошутил. А как иначе? Ведь не может взрослый женатый мужчина запасть на школьницу, тем более что его жена с мамой работает. Значит, пошутил! Просто не очень удачно. Бабушка повела себя странно, и мама тоже, глупые они какие. Он же женат, а женатые мужчины просто делают комплименты другим женщинам, но в мыслях у них только любимые жены.

Так Вера и не поняла, как сочетать женатого и недоступного мужчину с тем странным чувством, которое зародилось у нее внутри. Но она была уверена, что пройдет время, она поступит в институт и обязательно пойдет к нему на дежурство, ведь он очень хороший врач и вообще такой милый…

====== Алексей ======

Алексей в которой раз проходил мимо школы и все смотрел на вход. Он вызвался гулять с детьми в свой выходной, но так хотелось увидеть ее. Он понимал весь абсурд своих желаний. И даже понимал, что она никогда не посмотрит на него как на мужчину. Она не так воспитана, у нее другая психология. Но его все равно тянуло к ней.

Просто поговорить, посмотреть на нее. Он часто приходил сюда с детьми, ждал и дожидался. Она выходила из дверей, как правило с подружкой, потом они болтали какое-то время, затем прощались, и каждая шла в сторону своего дома.

Он следовал за ней.

Она никогда его не замечала. Всегда погруженная в свои мысли, она вообще никого не замечала вокруг. Но такое невнимание касалось только людей.

Путь домой шел через сквер. Вернее, она выбирала путь через сквер. Он шел следом на каком-то расстоянии и видел, как она битый час могла смотреть, как резвятся синички или воробьи. Могла гладить колючие лапки голубых елей или играть в догонялки с белкой. Иногда она садилась на лавочку и учила что-то из устных предметов или просто глядела на небо!

А он удивлялся, но в эти минуты наблюдая за ней, ему было очень уютно на душе.

Когда она уходила, он с детьми возвращался домой.

Нет, у него не было к ней чувств, да и какие чувства могли возникнуть у отца семейства к нимфетке. Нет, он просто любовался ею.

Они встретились почти случайно три года назад в железнодорожной больнице, где он работал. У него только что родилась дочь, и жена сидела дома. Тогда и позвонила ее коллега – мама Веры, с просьбой помочь госпитализировать ее мать, то есть бабушку Веры. Он согласился, случай был интересный, достаточно редкое заболевание. Вот он ее положил и вел сам. Интересно же. Даже диагностика была трудной. Он ее консультировал у кого только мог, но сколько врачей, столько мнений, и разбираться пришлось самому. Назначил лечение, стало легче, но все равно погряз в литературе, это было уже делом чести.

Мария Михайловна была интересным человеком. Фармацевт по образованию, она практически не работала после замужества, все ее время занимали ее родители, родители мужа, а после их смерти – дочь и внучка. Внучку растила именно она. Дочь была практически единственным кормильцем в семье. Мария Михайловна была достаточно привередливой, на все имела свое оригинальное мнение и свои привычки. Как правильно и как хорошо, знала только она, и ее слово было законом. Одной из ее причуд, как казалось Алексею, было то, что она не ела больничную пищу и даже не заходила в столовую.

Еду привозила дочь.

Вот именно по поводу еды для бабушки они и познакомились с Верой.

В этот день обед привезла двенадцатилетняя Вера. То ли транспорт подвел, то ли она засмотрелась на что-то, или не нашла сразу больницу, но приехала она в тихий час. И как положено, ее к бабушке не пропустили.

Вот тут началось самое интересное. Девочка на полном серьезе стала доказывать вахтерше, что если бабушка не получит горячий обед, то умрет с голоду. Потому что больничную еду есть просто невозможно, и дело не в том, что это не вкусно, ее готовят без души. А если в еду не вложена душа, то еда вредит организму.

Она доказала свою точку зрения, и вахтерша поверив ей, пошла за лечащим врачом, то есть за Алексеем.

Когда он спустился в фойе больницы, то увидел Веру всю в слезах. Девочка повторила свою пламенную речь о вреде больничного питания. Ему же стало просто смешно, он взял сумочку с едой из ее рук и отправился к бабушке. Стоило ему только намекнуть на то, что Вера привезла обед, бабушка разрыдалась. К такому повороту событий молодой тогда совсем врач готов не был. Пустить девочку в тихий час в отделение он тоже не мог, и он пошел к ней рассказать… Так и ходил раза три от одной к другой, передавая сообщения, а они все плакали. Бабушка, что внучку не увидела, а внучка, что с обедом опоздала.

Вот так он увидел Веру впервые. А потом его просто наняли для лечения бабушки. И он ходил в дом раза два-три в месяц.

Бабушка же и не думала выздоравливать, болезнь постепенно прогрессировала и текла как-то совсем атипично. А вот внучка росла и превратилась в почти взрослую девушку, с очень даже интересными формами.

А еще она решила поступать в мед. И Алексею казалось, что не без причины. Она с ним была всегда очень уж мила.

Его предложение о романе на глазах у бабушки при сматывании бинтов было шуткой, хотя приглашение на дежурство – очень даже настоящим. Пусть девочка посмотрит, куда лезет. Может, она и не представляет, как оно все на самом деле, и нет там птичек и еловых лапок в профессии. Вдруг у нее романтика играет, или начиталась чего. Он действительно хотел помочь ей, она ему была небезразлична.

Но Мария Михайловна обвинила его черт знает в чем, а мама Веры ее поддержала. Ему было велено приходить в дом не одному, а только в сопровождении семьи.

Дети в общении с Верой не мешали, она к ним была очень даже расположена.

В этом городе он оказался потому, что женился. Великой любви, наверно, не было. Хотя по началу казалось, что была. Он увлекся. Очень сильно увлекся выпускницей литературного института, а она была из Алма-Аты. Возвращаться домой в Архангельск ему не хотелось, возможности остаться в Москве, где он учился, не было совсем. К тому же Наталья забеременела. Это решило все. Им отдали родительскую квартиру в самом центре города, он устроился работать в одну из клиник, и все было хорошо, но душа требовала большего. Только чего, он сам не понимал. Ведь было все. Редко у кого из его сокурсников, вот так сразу, было все, а у него было.

Даже частной практикой Бог не обидел. И деньги водились всегда. И удовольствия от работы было предостаточно. И друзья в отделении что надо.

Потом родилась дочь. Любил он ее безумно, больше, чем сына. А она еще копия он: и светленькая, и глазки голубые, и большие, распахнутые, не то, что у Натальи. Вот тогда, после рождения дочери, для себя решил, что просто обязан вырастить детей, и никогда не думать о разводе. А кто, если не он.

Да и жена не так уж и плоха, если присмотреться.

Вот город не нравится, он тут чужой, и люди здешние ему чужие. Другие они, с не такими, как у него, привычками, с иными понятиями. А климат – это нечто. Ужасное жаркое лето и холоднючая зима. Но ничего, он почти привык.

Вот это «почти» его очень сильно напрягало. Там – «почти» достаточно, тут – чуть-чуть не хватило, так и жил: «почти» счастливо!

Всего хватало на работе. Вот то место, где он был абсолютно счастлив. Его очень любили больные, а он любил их лечить. У него были хорошие руки и острый ум, то есть именно то, что делает хирурга хирургом от Бога. Он умел лечить даже словом, и был хорошим психологом. Его боготворили, его просто обожали, им восхищались.

Да и внешне он смотрелся на все сто. Высокий, под метр девяносто, хорошо сложен. С интересным, запоминающимся лицом. Он разбил не одно сердце. И не одна смазливая медсестричка рыдала в уголке, когда его жена являлась к нему на работу в отделение или приемный покой. А она являлась, потому что считала необходимым напоминать о его статусе женатого мужчины.

Зато на работе в школе она – библиотекарь – слыла почти королевой. Она была лисичкой, хитренькой, миленькой, когда надо слабенькой, а когда требовалось участие в чужой судьбе, то Наталья могла стать лучшей подругой.

Мама Веры – Ирина Вениаминовна, очень ценила ее за это. По природе своей сухая и вся очень правильная, она и Наталью считала такой же.

Только никак не могла взять в толк, почему их с Алексеем сын родился через полгода после свадьбы. Но у них такая замечательная семья, что этот досадный факт можно опустить. Молодые жили в Москве, вдали от родителей, вот и согрешили. Ирина долго думала над этим, но решила не обращать внимание на такие мелочи.

====== Неприятности в школе. ======

Оля поджидала Веру после школы во дворе.

– Вер, привет!

– Привет!

– Долго дуться будешь?

– А ты правда пробовала курить?

– Это так важно?

– Это не правильно.

– Вера, в жизни не бывает все правильно. Почему у тебя все делится на правильно и не правильно?

– А как? Бывает полуправильно? Или бывает недопреступление, или недоубийство?

– Бывает пятерка с минусом, а бывает с плюсом, никогда такого не получала? А если получала, то разницу должна чувствовать.

– Да, чувствую. Пятерка с минусом – это почти тройка, а с плюсом нормально.

– Опять у тебя крайности. Ну да ладно. У нас мир?

– Мир.

– Зайдешь вечером?

– Маму в школу вызывают.

– Твою? Смеешься?

– Нет, я сегодня на истории отвечала про культ личности Сталина.

– И?

– Был открытый урок, а я вспомнила записки Светланы Аллилуевой и процитировала.

– Где записки взяла?

– У Ермека.

– Ты ненормальная, ты знаешь, чей он сын?

– Знаю, министра.

– Да, Веруня, с тобой не соскучишься. А Сталин что?

– Я пыталась увидеть в нем человека. Они не поняли. Спросили, по какой литературе я ответила. Я сказала, что читала статьи, интересовалась.

– Ну хоть тут ума хватило.

– Я же не могу Ермека подставить.

Дома был скандал. Маму вызвали к директору, сорвав ее с уроков. Она была жутко зла. Она кричала на Веру, что та читает что попало. Что в ящике стола она вчера нашла томик Мопассана, а это не та литература, которую должна читать школьница, лучше бы Пушкина взяла.

Вера рассмеялась, причем так, что остановиться уже не могла. Она смеялась так заразительно, что к ней присоединились и мама, и бабушка. Когда они отсмеялись, мама спросила:

– Пушкин так смешон?

– Как идеал нравственности? Конечно!

Дальше речь пошла о том, что маме дали на одну ночь перепечатанного Булгакова «Мастер и Маргарита». Правда, третий экземпляр, но разобрать можно.

– Мам, ты же все равно не успеешь за ночь, а я успею, – пристала к ней Вера.

– Хорошо, уроки в первую очередь. Потом прочтешь, а мне расскажешь. Где ты научилась так быстро читать?

– У твоей Натальи в библиотеке книгу брала по скорочтению. Интересно, я научилась читать сверху вниз охватывая сразу строчку, а вот углом страницу не потянула.

Этот вечер и последующая ночь были заняты Булгаковым. Утром Вера вернула листы матери.

– Дочь, я надеюсь, ты в школе его цитировать не будешь? Знаешь, что тебя спасло, по поводу Сталина?

– Нет.

– Они все читали записки, но сказать об этом не смогли. Они бы сами признались в чтении запрещенной литературы.

Вера пожала плечами и пошла в школу.

Она не слышала, как мама с бабушкой обсуждали ее поведение, говорили, что она выходит из-под контроля, что перестает быть послушной, и с этим надо что-то делать. А еще у нее сумбур в голове потому, что читает бесконтрольно и неизвестно что. Что надо заняться дополнительно физикой и химией. В медицинский сумасшедший конкурс. А она хочет только на лечебный факультет. А еще говорили о подруге Оле. О том, что она встречается с сыном учителя физики, который работает с мамой, и это хорошо, потому что мальчик из хорошей, правильной семьи, а сама Оля – чудная девочка, и почему Вера не хочет брать с нее пример, совершенно не понятно.

Вечером того дня Вера решила поговорить с подругой. Но… той не было дома. Тоже самое повторилось и наследующий день, а потом и на следующий. А дальше тема исчезла, устарела и стала неактуальной.

А потом случилось событие, которое затмило все, что происходило. К Вере пришел отец. Вернее, он поджидал ее у школы.

– Вера, – окликнул он ее.

– Мы знакомы? – спросила она, прекрасно зная, кто перед ней. И пусть она видела его всего раза три за всю свою жизнь, но он был слишком значимой для нее фигурой. Он был человеком, которого она ненавидела.

– Верочка, дочка, я хочу наладить отношения. Я многое осознал.

– Не смешно! Отношения можно налаживать, если они были, а у нас с Вами, Юрий Степанович, отношений никогда не было. А потому налаживать нечего.

– Вера, ты жестока.

– Я жестока? К кому? Я должна испытывать к Вам какие-то чувства? На основании того, что Вы мой отец? Но мы не знакомы, я не знаю Вас, да и знать не хочу. Я должна быть благодарна за то, что Вы дали мне жизнь? Но Вы у меня не спрашивали, нужна ли она мне, а посему, это не моя проблема.

– Вера, я хочу мира. Я хочу познакомить тебя с твоим братом. Твоя мать была против нашего общения с тобой, я не виноват.

– Моя мать меня вырастила и воспитала. Она любит меня. А Вы? Если бы я была нужна Вам, то Вы нашли бы пути и возможности общения. Но Вы не нашли.

Она побежала в сторону дома. Было мерзко. Ее просто переполняла ненависть и раздражение, она бежала не разбирая дороги, пока не наткнулась на кого-то.

– Вера, что случилось?

Ее обнимал Алексей. Она не оттолкнула его. Ей так нужно было поговорить, а он был… Она не понимала, кем он был для нее, но рассказала о встрече с отцом, о том, как ненавидит его. О том, как ждала его всю свою жизнь. Верила, надеялась, что человек, давший жизнь, не может отказаться и бросить, что так неправильно. Так не должно быть. Рассказала, что врала всем, называя своего отца героем потому, что другого не хотела, а потому выдумала его. И самое страшное, что любила его выдуманного. А реального просто не знала. О том, что однажды он пришел к ним домой, она болела и не ходила в школу. И она вышла к нему, чтобы посмотреть просто и понять, кто он.

А он не обрадовался, не кинулся к ней, как она того ожидала. А спросил:

– Ты Вера? Я твой отец.

А потом долго врал, что ее любит, что обеспечит ее будущее, что отправит ее учиться в Москву. Но так и не обнял, и не поцеловал, и даже не попрощался за руку, а просто ушел, получив от мамы какие-то документы. Совсем ушел…

Тогда отец просто перестал существовать: и реальный, и вымышленный. Закралась в душу ненависть, потому что обманул. И она не простила. И не простит никогда.

Алексей слушал и молчал, он все еще обнимал ее, портфель валялся рядом. Он гладил ее волосы, смотрел ей в глаза и молчал. А она говорила и говорила. Плакала и плакала. А потом, как-то одномоментно, закончились и слова, и слезы. Она высвободилась из его объятий, сказала: «Спасибо, что Вы меня выслушали», – пошла домой. А он долго смотрел ей вслед и думал и о ней, и о себе, и о жизни, такой непредсказуемой и совсем неправильной. Трудно сказать, о чем он думал и к каким выводам пришел. Одно он понял точно. Он никогда не обидит эту девочку, ей очень нужен друг, и он постарается стать ей просто другом, чтобы можно было кому-то высказаться, и кто-то просто поймет и не осудит…

====== Сожаление ======

Мама держала в руках вскрытый конверт. Бабушка смотрела на ее изменившееся лицо с напряжением.

– Ира, что?

– Мама, он умер.

Она сползла на стул.

– Кто умер?

– Юра. Вот извещение о прекращении поступлений алиментов в связи со смертью отправителя.

Вера все слышала, только не очень поняла, почему мама так расстроилась. Ну умер и умер. Не велика потеря.

Но мама плакала и так искренне переживала. Потом пошла звонить куда-то. С кем-то говорила по телефону. Долго, очень долго, и все плакала. Затем рассказала бабушке, что у Юры оторвался тромб после операции и застрял в легочной артерии. Что она говорила с его последней женой, и та сказала, что его старшие дети подали на наследство, предпоследняя жена тоже, и ждут только ее. Потому что матери являются представителями своих несовершеннолетних детей.

Вера совсем растерялась. Получалось, что кроме нее у него были еще дети. Он говорил о сыне, а еще есть какие-то старшие. Ничего непонятно. А мама все рассказывала, что жалко, совсем молодой, всего пятьдесят два года, и такая нелепая смерть. Что мог бы жить и жить.

– Мама, о чем ты, – Вера вышла из себя, – кто он такой? Никто и звать его никак! Он не стоит твоих слез! Он чужой и ненужный, никчемный совсем!

А мать выпрямилась, с гордостью посмотрела в глаза дочери и сказала:

– Я любила его всю жизнь. Он был и есть единственный мужчина, которого я любила. Ты его дочь, и ты не смеешь судить ни его, ни меня.

Вере стало ее очень жаль, ведь переживала она искренне, и видно было, что переживала, и что любила его, тоже видно, вот только непонятно. Почему, если любила, то разошлась. Почему за всю жизнь слова доброго о нем не сказала. Почему получала от него деньги и не говорила дочери. Оставались одни «почему», но самым главным «почему» было то, что Вера считала своего отца недостойным человеком, а мать – почти идеалом женщины. Так как идеал мог всю жизнь любить недостойного человека?! Или она ошибается? Или все не так, а она просто не знает как.

Что оно все значит, где правда, и как ее понять.

Мама точно ничего не расскажет, и отец уже не расскажет, а ведь он приходил к ней. Получается, перед смертью. Зачем приходил?! Может, за прощением?! А она не простила! И даже сейчас, узнав о его смерти, все равно не простила. Правильно ли это?

И если нет, то как простить, если оно не прощается? И кто теперь грешен больше – он, потому что умер не прощенный собственной дочерью? Или она, не сумевшая понять и отпустить обиду?

В голове крутились вопросы. Только задать их было некому. Потому что нормального ответа, который ее устроит, который раскроет суть, она не получит. Ни от кого, ни от бабушки, которая точно ненавидела ее отца, ни от матери, которая, как оказалось, любила только его, но почему-то скрывала свои чувства, и развелась с ним много-много лет назад.

И это был далеко не первый вопрос, так мучивший ее и оставшийся без ответа. Не принято было у них в семье задавать спорные вопросы, и не принято было обсуждать то, о чем не сходились мнения. Все было либо правильным, либо нет. Вера должна была принимать правильную сторону, и поступать правильно, и жить правильно.

Только с каждым новым прожитым годом жизнь вносила свои коррективы…

С Олей они почти не виделись. Та училась, готовилась в институт, потому что у нее, в отличие от Веры, был десятый класс. А Вера училась только в девятом.

Но про то, что произошло, Вера Оле все-таки рассказала. А та заявила, что чисто по-человечески, отца жалко. И детей его жалко, и что сын у него, наверно, совсем маленький, он же много младше Веры. А другие дети совсем взрослые, и удивилась, что Вера никого из них ни знать, ни видеть не хочет. Она считала, что должен быть зов крови, и вот эта кровь должна сблизить их, потому что они родные.

Вера думала. Долго думала над сказанными подругой словами. Только истину в них не увидела. Не было зова крови. Она считала, что остальные дети Юрия Степановича должны ненавидеть его так же, как и она. Она даже представить себе не могла, что кого-то из них он мог любить. Нет, всем поровну, вот и нет у него любви к детям, и никогда не было. И у них к нему никогда любовь не возникала, вот жил человек в нелюбви и умер от нелюбви. И ей его нисколечко не жалко.

А потом как-то вечером к ним в дом пришла женщина. Молодая, замужняя. Немного интересная внешне, пришла с кучей фотографий и села разговаривать с мамой и бабушкой. Вере было неинтересно, и она хотела уйти к Оле. Но мама не пустила, объяснив, что это ее сестра по отцу Галина.

Галя была старшей его дочерью от первого брака и всю свою сознательную жизнь, а именно с восемнадцати лет, общалась с отцом и его женами.

Как выяснила Вера из разговора, мама была его третьей женой. От второй жены родилась дочь Татьяна, и они с Галей даже дружили, пока Татьяна не уехала к мужу в Ленинград.

Развод с моей мамой, по словам Гали, Юрий Степанович переживал очень тяжело, и во всем винил Верину бабушку. Вот она с его матерью не могла общий язык найти, отсюда и ссоры, и развод, и запрет видеть дочь.

Вера не выдержала. Никто и никогда не имеет право обвинять в чем-либо любимую бабушку. Галя стушевалась. А потом рассказала про предпоследнюю жену, от которой родился сын Юрий Юрьевич, но в разводе была виновата мать Юры. Опять не ужилась она со свекровью сына. А потом он женился на женщине с ребенком, хотел удочерить ее дочь, но не успел – умер. Галя ушла, а мама с бабушкой все обсуждали непутевого Юрия Степановича. Только обсуждали по-разному, мама с сожалением и тоской, а бабушка с раздражением и какой-то брезгливостью.

Только Вера никак не могла взять в толк, почему ее лишили отца. За что?

Какой бы он ни был, он ее отец, и она имела право его знать… Только уже не имеет ни отца, ни права.

Дальше в душу закралась ревность, он общался с другими детьми. А потом подняла голову ненависть. Зачем он их столько наплодил? Чтобы всех бросить?! Она бы не бросила, никогда!!! И тут она поняла, что была объективна в своих чувствах, а значит ненавидела его правильно, и не простила правильно, и не простит уже никогда!!!

Она просто уверовала в свою правоту и отпустила мысли об отце, то есть совсем перестала о нем думать.

Ее больше волновала подруга и ее неправильное увлечение котообразным Андреем.

А Оля была влюблена. Той нежной, пылкой первой любовью, на которую способно сердце семнадцатилетней девушки. Она бежала в школу только с мыслями о нем, они ходили на переменах за ручку, он провожал ее домой и оставался с ней до самого вечера. Они целовались в подъезде и в палисаднике дома, где жили Оля и Вера, на глазах всех соседей. Они были счастливы, насколько могут быть счастливы влюбленные.

Но что-то мешало их счастью. Вернее, не что, а кто. Кто? Разве не понятно? Единственной помехой их счастью была самая близкая подруга Оли – Вера.

Она его не принимала и не воспринимала.

Оля была уверена, что во всем виновата история с отцом Веры.

Но Андрей терпеть не мог Веру точно так же, как и она его.

====== Непонимание ======

Чем дольше встречалась Оля с Андреем, тем большая пропасть разделяла их с Верой.

Девочки выросли вместе, они были единым организмом до встречи с Андреем. Они всегда всем делились и все самое сокровенное несли друг другу. Трудно сказать, что они были подругами, они были сестрами. И пусть одна черноволосая, а другая почти блондинка, пусть у них разные родители, но они были вместе. И родители дружили, и жили, казалось, одной семьей. Все печали и горести были общие, и радости тоже. И дни рождения, и праздники – все вместе.

Детство девочек выпало на необыкновенное время, а, может, оно казалось необыкновенным потому, что это было детство. У них были общие воспоминания, общие игры, общие мечты.

Они любили друг друга той трепетной любовью, которая дается чистым сердцам и безгрешным душам. И казалось, что это навсегда, навечно…

Потому что нет той силы, которая сможет разлучить их, просто нет. Но на деле оказалось все совсем иначе. Такая сила нашлась в образе мужчины, которого одна почему-то любила, а другая ненавидела. Нет, у нее не было других чувств к нему, только ненависть. Вера придиралась ко всему: к цвету волос, к усам, к манере говорить, к голосу. Ее раздражало в нем абсолютно все. Даже если бы он попытался ухаживать за ней, она бы его отвергла. Потому что отрицала его, и все! Оля же такое дикое нетерпение к ее избраннику списывала на ревность. Она считала, что Вера просто ревнует ее к парню.

Пыталась объяснить подруге, что это разные чувства и понятия разные. Что она как была ее подругой, так и осталась, а Он – это совсем другое.

Вера же доказывала, что Он – это ничтожество. Котяра, не достойный внимания, и что Он – это вовсе не «Он». Что Он просто кажется тем, кто нужен Оле. Она чувствовала это на уровне подсознания и доказать свою правоту никак не могла, чем вызывала дикое раздражение.

Каждая встреча подруг заканчивалась ссорой. Но их тянуло друг к другу, и они продолжали встречаться, потому что жизни друг без друга не представляли. Они просто не обсуждали больше Андрея. Они были счастливы в своем привычном мирке, одном на двоих…

Но как яблоко изнутри выедает червь, так и их мир постепенно становился все менее ярким и радужным. О чем-то молчала Оля, это чувствовала Вера, о чем-то не спрашивала Вера, и это понимала Оля. Недосказанность и недопонимание становились тем самым червем, поедающим дружбу.

Пришло лето… А затем осень.

Оля уже была студенткой педагогического института, Вера перешла в десятый – выпускной класс. Андрей же не поступил в медицинский и устроился работать санитаром. И куда бы вы думали? Конечно, именно туда, где работал Алексей, и в то же самое отделение. Другого места он просто найти не мог. Из двенадцати городских больниц, он выбрал именно ту.