Текст книги "Судьбы (СИ)"

Автор книги: Жанна Даниленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Вера. Верочка, – она говорила почти шепотом, – если бы ты знала, как я тебя люблю… Если бы ты только знала…

====== Надо ли жить дальше... ======

Комментарий к Надо ли жить дальше... http://cs11165.vkontakte.ru/u27189486/115289388/x_185e61eb.jpg

Вера стояла у окна в квартире матери. Одна в пустой квартире. Здесь она прожила всю свою жизнь. В таком привычном и родном уютном мире, с родными людьми, которых безумно любила. А что теперь осталось от этого мира – пустота и тишина…

Ей было жутко тоскливо и одиноко. Казалось, что вот тут ей хорошо и тепло, потому что тут остался их дух, их души, без которых жить просто невозможно.

А за пределами этой квартиры – вакуум, сплошной эмоциональный вакуум. Где ходят и говорят люди, где она работает, где живет, ест, спит, но там – пустота.

Она приходила сюда и старалась побыть подольше, как бы поймать нечто несуществующее и эфемерное, то, что связывало ее с этим местом, с воспоминаниями и с самой жизнью, пожалуй, тоже.

Как жить без них, она не представляла и не знала. И выхода она тоже не видела. Потерялась сама в себе. Только вот как найтись?!

– Вера, ты здесь? – голос мужа вывел из состояния оцепенения. – Вера, нужно сделать тут какой-то ремонт и сдать квартиру.

– Ремонт?

– Ну да, тут же жить невозможно. Обои наклеить, покрасить. Ну чтобы просто чисто, и сдать ее в аренду.

– У нас нет денег на ремонт.

– Ты права, нет. Но если сдать квартиру, будет доход. Мы на мели совсем. Зарплаты нет, мы работаем за спасибо, а все сбережения ушли на лечение мамы, питание и похороны. Надо выкручиваться и как-то жить дальше.

– Хорошо тебе говорить, жить дальше…

– А что предлагаешь ты? Нет, Вера, я совершенно серьезно спрашиваю, как ты собираешься жить дальше?

– Я не знаю.

– А кто знает?

– То, что говорю я, ты не приемлешь. Предлагай.

– Давай подождем.

– Я жду. Я жду два года. Я даже не знаю, уже чего жду. Я не ощущаю, что у меня есть жена. Нахожусь в каком-то странном положении. У меня есть жена?

– Ты к чему?

– Ко всему! К тому, что сначала стало совсем плохо бабушке, и ты почти переехала сюда. А я остался один. Потом заболела мама, и я остался один совсем. Да, я понимаю, тебе не до меня. Но у меня практически два года нет секса. А если ты соизволишь раздвинуть ноги, то впечатление такое, что у меня акт с трупом. Некрофил я, короче. Я мужчина, и если я женат, то у меня должна быть жена, а не витающая неизвестно где кукла. Я достаточно ясно выражаюсь? Вера, я хочу нормальную семью и детей. Я ждал, я пытался понять, я сочувствовал, я помогал тебе, как мог. Но прошло уже два месяца. А жены у меня нет. О детях при таком раскладе и мечтать не приходится. И когда я говорю что-то и предлагаю варианты, то лишь натыкаюсь на стену льда и безразличия. Если так будет продолжаться, то я не смогу оставаться с тобой. Прости, но это так.

– Дай мне время.

– Сколько? Вера, я женат три года. Я импотентом скоро стану от жизни с тобой. Ты и была-то скованная и зажатая. Такое впечатление, что за тобой подглядывает кто, а теперь это вообще.

Это полное отсутствие личной жизни при печати в паспорте и кольце на пальце. Честно, я жалею, что связался с тобой. Можешь продолжать торчать тут, и думать, и делать все, что придет в твою голову! Но без меня. Я хочу жить, понимаешь? Ты хочешь умереть, потому что ты осталась одна. Это я тебя цитирую. Меня в твоей жизни нет, по твоему разумению. А я хочу жить. Мне тридцать четыре года. Я хочу жить, даже если без тебя.

Он вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.

Слез не было. Выплакала она их все, что ли. Вера прошла в другую комнату и раскрыла шкаф. На одной из полок лежала ее кукла. Как было хорошо тогда, и куклы у них были с Олей почти одинаковые, и проблемы общие, но такие пустяковые и ничтожные. А что теперь?

Оля одна растит сына. Тот даже не знает, кто его отец. Нельзя так, нельзя. Но у нее хоть сын есть. А у Веры кто?

Саша не хочет ее понять, ему нужна женщина. Только вот Вере никто не нужен, кроме мамы и бабушки… Но их нет и никогда уже не будет…

Тут она вспомнила, что Саша дежурит. А он приходил, видимо, поесть дома хотел.

В холодильнике есть котлеты. Она закрыла мамину квартиру и пошла к себе. Дверь закрыта на ключ. Открыла, вошла. Позвала мужа. Его не было.

Заглянула в одну комнату, затем в другую. В прихожей в собачей миске была свежая еда, и пес ее уплетал, похрустывая. Только Саши не было.

И в спальне не было. И котлеты не тронуты. Она вошла в кухню. На обеденном столе лежало его обручальное кольцо…

Она села на табуретку и взяла кольцо в руки. Взгляд скользил по золотому ободку и никак не мог остановиться.

В голове крутилось, что он не мог, он же не ушел совсем?! Как он может уйти?

Она же любит его, и была уверена, что и он любит. Она никак не может его потерять. Саша был единственным человеком, которому она доверяла, настолько, что доверила ему себя. Даже не задумываясь ни на секунду, увидела, поняла, что это он, и отдалась ему целиком и телом, и душой. И как теперь. Его надо вернуть. Он был и есть частичка ее, нет, не частичка, половинка ее. Она просто не целостна без него. Она никто без него. Зачем он оставил кольцо?

Он сказал, что уходит. Нет, он не сказал, что уходит. Он сказал, что хочет жить. Это вещи разные.

Она вошла в спальню и открыла шкаф. Все его вещи были на месте. Но она не успокоилась. Надо выяснить все сегодня и сейчас. Котлеты он не ел…

Сердце скрутило. Даже дыхание остановилось. ОН УШЕЛ!!!

Надо его вернуть!

Вера надела платье и подошла к зеркалу. До чего же она страшна! Мешки под красными глазами, синяки на пол-лица. С такой мордой только мужчину соблазнять. Умылась ледяной водой. Закапала в глаза нафазолин, краснота исчезла. Льдом потерла под глазами, хоть чуть очеловечилась. Может, еще не поздно.

Взяла его кольцо и, зажав его в руке, вышла из дома. До больницы скорой помощи почти бежала.

Вот уже и приемный покой. Сейчас войдет, и поднимется в отделение, и поговорит, и он ее услышит, обязательно услышит, и все будет хорошо… Но он стоял у приемного покоя на улице, весело смеялся с Ленкой Крыловой и курил, и Ленка курила.

Ленка, ее однокурсница, с ее мужем?! Нет, не может быть… Но ему так весело, ему хорошо. Он действительно живет без нее, а сейчас она со слезами, просьбами, с кольцом…

Зачем портить человеку настроение.

Она развернулась и пошла домой!

Сколько слез было пролито и слов сказано, знала только ее подушка. А утром повторились все процедуры с глазами и лицом. Только все это покрылось еще слоем косметики и украсилось помадой.

В отделении она должна выглядеть.

А его кольцо она нанизала на цепочку и надежно спрятала под платьем. Конечно, Олег все заметил, конечно, снова прочел лекцию о том, что из этого состояния пора выходить, потом посоветовал обратиться к психологу и закончил речь тем, что муж терпеть не будет, и ее прорвало, ведь уже не терпит, уже ушел.

Она рассказала Олегу все.

– Вещи не взял?

– Нет.

– Собака дома?

– Дома.

– Вернется, помяни мое слово. А ты к психологу, и обещай все, что угодно, мужу обещай. Ну, золотой у тебя мужик, а ты?! Вот дура, девка!

Он подвез Веру домой на своей машине. И как только она вошла в дом, пришел Саша.

– Зачем ты приходила вчера?

– Почему ты куришь?

Ей захотелось спрятаться и прикрыть голову руками. У него был вид, как будто он ее сейчас убьет.

– Я курить тоже уже не могу?! Что я могу?!

Он подошел к ней и взял ее за плечи, поставив перед собой, но тут увидел кольцо на цепочке, в один момент он понял все. И зачем она приходила на работу, и почему не подошла, и что пережила за последние сутки.

– Верка, ты зачем мое кольцо сперла? Я уже решил, что потерял, – произнес он, сдерживая смех.

– Так ты забыл его просто, да? – она смотрела в его глаза глазами, полными слез.

А он понимал, что любит ее, вот такую, какая она есть, Но любит так, что никогда не оставит. И никто другой ему вовсе не нужен.

– Вераш, я его забыл, прости.

– Ага!

– Что, ага?

– Простила, а Ленка?

– С Ленкой я дежурил, ты вообще в курсе, что она врач?

– Котлеты будешь?

– А то!

Ночью она снова не могла уснуть. А он спал и храпел во сне, и было так хорошо и спокойно, что он рядом.

Вот она думала-думала и решила, что к психологу не пойдет, потому что не верит им – проходимцам. У нее вот один психолог спит, и она тоже хочет жить, рядом с ним точно хочет!

====== Саша ======

– Привет, Сан Саныч.

– Доброе утро, Елена Апсатаровна.

– Саш, я хотела спросить.

– Хотела – так спрашивай.

– Ты не сердись только. Тут говорят, что ты с женой разводишься.

– Я?! С чего так говорят?

– Саш, она мне не безразлична, мы ж учились вместе.

– Лена, я не развожусь и не помышляю. А вот почему так говорят, мне интересно. И только лишь с одной целью. Раз говорят у нас, то и ей быстренько донесут. А Вере этого не надо. У нее и так проблем хватает.

– Ну, говорят, что выглядит она плохо, что замученная совсем, что не рожает она и не сможет, видимо. Прости.

– А с чего ей выглядеть хорошо? Она мать похоронила, а та болела знаешь сколько?! И как болела. Глупости говорят. И о каких детях могла идти речь в той обстановке.

– Врут?

– Врут.

– Но ведь и ты, Саша, на себя не похож стал. Дерганный, раздражительный.

– Я все это время был с ней, и с тещей, и с бабушкой ее, как ты думаешь, легко это? А потом я не обязан никому раскрывать свои мысли и чувства, а вот жену от лишних волнений и напраслины защитить обязан.

В приемный поступила женщина в тяжелом состоянии, и его вызвали. В отделение он из приемного уже не вернулся, сразу ушел в операционную.

У Веры в этот день случился почти отгул, ее пригласили на консультацию в роддом. Там ребенок родился с вторичным врожденным сифилисом, вот нужна им запись в истории от венеролога. Даулет ее отправил, решил, что ей прогуляться и развеяться в самый раз. И с коллегами пообщаться тоже то, что доктор прописал. Сказал, чтобы не возвращалась на работу, отчитается завтра, а так сразу домой можно. Вот она и пошла после консультации на работу к мужу, пусть просто в ординаторской посидит, но только не в пустой квартире.

Со своим горем она привыкала жить. Нет, не смирилась, нет, не отпустило, но жить дальше было нужно, хотя бы ради Саши. Ради своей единственной любви. Ради человека, который ей был безумно дорог. Так хотелось, чтобы он был рядом все время, без перерывов, просто надо было ощущать его присутствие, даже если он занят одним, а она другим.

А еще она безумно хотела ребенка – девочку, и назвать ее маминым именем, тогда и мама вроде рядом будет.

Опять обследовалась, ходила к какому-то заумному доктору. Он ее посмотрел и… сказал обратиться к Романову в БСМП (Больницу скорой медицинской помощи). Правда, причитающиеся ему деньги взял и еще посоветовал сходить на метросальпингографию, проверить проходимость маточных труб.

Пробовала она с мужем об этом поговорить, но он даже слушать не стал. Заявил, что в проходимости ее труб не сомневается, и спросил, кто такую глупость вбил ей в голову.

Она затаилась. Решила, что проходимость проверить надо, только вот как? Но ничего, что-нибудь придумает.

В ординаторской гинекологии находилась только Лена, истории писала. Они обнялись.

– Верунь, чай?

– Можно.

– Твой на операции, даже не знаю, что там. Вместе с хирургами пошел. Надолго, короче. Посидишь?

– Посижу, ужин у меня есть, а дома одной не очень, понимаешь…

– Понимаю, надо в руки себя брать и становиться прежней, потому что мешки под глазами женщину не красят.

– Знаю. Пройдут со временем. У тебя как?

– Дочка большая совсем, муж, сын, все как всегда. Знаешь, кого видела. Татьяну Леонову – Рожнову бывшую, ну, которая с вашим Асаном.

– И что? Как он?

– Как он, не знаю, только вот она говорит, что у нее теперь отдельная квартира. Она там какую-то старушонку нашла одинокую, ухаживала за ней, та померла, квартиру ей оставила. Так что она на Ленина живет, в двенадцатиэтажке на последнем этаже. Вот и все. Я с ней особо в беседы вступать не хотела, от нее пахло алкоголем, неприятно, знаешь.

Вера лишь согласилась. Они уселись на диван и болтали за чаем, вспоминали студенческие годы, да Лена про Сашу всякие истории рассказывала, вот тут они совсем хохотали, истории были казуистические и уж больно смешные. Потом к ним присоединилась старшая медсестра отделения. Лена Веру представила просто как сокурсницу. Нечего той в личную жизнь врачей вдаваться.

– Лена Апсатаровна, слышали, небось, к нам перешла операционная сестра с первой городской больницы, – начала медсестра.

– Слышала, еще не встречалась. И как она?

– Нормальная, дело знает. А так по жизни одинокая баба, и ей уже сорок. Возраст, однако. Мы давеча болтали, так она рассказывала, что у нее такая любовь была, что она за ним в Сибирь, как декабристка прямо, – Сестричка вздохнула, закатив глаза от удовольствия, полученного от услышанной истории.

– Да ты что? – Лена развесила уши.

А ту понесло, да так, что остановить ее не представлялось никакой возможности.

В общем, встретились они, когда он школу только окончил, а она работала давно уже. И любовь, говорит, вот с первого взгляда. А потом поступать он поехал, мать его подальше от нее отправила, а то он почти съехал к ней, съехал-то, но она старше его на шесть лет была. А как он поступил, так она за ним в Томск. Там на работу устроилась, квартиру сняли, она ему и стирала, и готовила, и все честь по чести. Только не беременела, а может, он и не хотел детей от нее. Говорит, что вроде любил и вроде нет. Только она его любила больше жизни и сейчас любит.

Она очень многозначительно подняла брови. Показывая, что и такая вот любовь бывает.

– Так ты ж говоришь, что она одна. Куда же он от такой любви делся?

– Так он там встретил молодую и на той женился. Вот гад, да?

– Кто его знает… Чужая душа – потемки, – пожав плечами, произнесла Лена.

– Да нет, Лена Апсатаровна, она такая милая. Вы бы только знали… А еще новость слышали? Наш Сан Саныч с женой разводится.

Лена аж подпрыгнула, а Вера раскрыла рот от удивления.

– Да не удивляйтесь Вы так, информация точная, проверенная, почти из первых рук.

– Иди, а! Что работы нет, что ли? – возмутилась Лена.

– Ну что Вы так сразу. Я вам точно говорю, Лиде сказала его мама, они общаются.

– Еще раз.

– Ну, медсестра новая в операционной, Лида, дружит с мамой Сан Саныча. Вот она ей и сказала. Верней информации не бывает!

– Так ее Лидой зовут? – это уже спрашивала Вера.

– А Вы-то откуда знаете? Вы же не наша, – совсем растерялась сестричка, пожала плечами и вышла из ординаторской.

Вера засобиралась

– Пойду я, Лена.

– Куда?

– Домой.

– Врут они. Я сегодня с Сашей говорила, он боялся за тебя. Переживал, искренне. Нет, Вераш, даже если они и напридумывали что, то правда в том, что он тебя любит.

– Спасибо, Лена, пойду я.

– Погоди. Дождись его здесь.

 – Пойду, может, пирог сварганю.

Она вышла из ординаторской. Надо было не заплакать и покинуть здание больницы. Опустила глаза в пол и… налетела на человека.

– Извините, пожалуйста, – она говорила и глянула на… собственного мужа.

– Хорошо, что пришла, Верочка. У тебя все нормально? Почему не на работе?

– Так хорошо, что я пришла? Или почему я не на работе?

– Пойдем в ординаторскую, жена, соображаю я сейчас плохо. Побудь со мной, заодно расскажешь, отчего глаза на мокром месте.

– Что-то случилось?

– Да. Побудешь?

– Конечно.

Она видела, насколько он расстроен. В ординаторскую вошли вместе.

– Вернулась? – спросила Лена, – Саша, что?

Он только покачал головой. Это означало, что пациентка умерла, а значит ему сейчас так херово, что и представить себе невозможно.

– Чай? – опять спросила Лена.

– Коньяк бы.

– Чай, возражения не принимаются, – это уже была Вера. – Расскажешь?

– Нет, кровопотеря, несовместимая с жизнью. Не спасли мы ее.

Он прижал Веру к себе аж до боли. Но она не возражала. А он продолжал:

– Молодая девчонка, вот была и нету, – он замолчал, и Вера и Лена тоже молчали. Лена налила чай и положила пару кусочков сахара.

– Жену отпусти, пей чай, а то синяки у нее будут, еще скажут, что бьешь ее.

Он пил и понемногу приходил в себя.

– Вераш, так как ты у нас очутилась?

– На консультации была в первом роддоме.

– Это по поводу вторичного врожденного сифилиса?

– Ага!

– А плачешь почему?

– Давай дома.

– Потому что вся больница гудит, что ты ее бросаешь, и слухи распускает некая Лида, – без предисловий выдала Лена. – Медсестра новая в оперблоке, а ей сказала твоя мать. Так наши медсестры рассказывают, вот прямо здесь при твоей жене, и про Лиду, и про развод, и про все. Думаешь, ей такое слышать в кайф?

– Пошли, Вера.

– Куда?

– К Лиде, пресечем этот бред на корню.

– Нет, Саша, давай ты сам с бредом разбирайся. Я не хочу ее видеть.

– И я не хочу. Есть еще вариант, уйду в другое место. Да хоть в роддом. Хоть в другую больницу, что я, работу не найду. А ты не верь всему, что говорят. Злые языки заткнуть трудно.

– Врут? – спросила Вера.

– Врут, я с тобой до конца.

– А если я так и не рожу?

– Значит, усыновим, или ЭКО, или… Ну, придумаем что-нибудь. Мы ж с тобой живые, а значит можем строить планы. Можем все, пока живы. Главное, что живы.

Он пошел на обход, а Лена в приемный и в операционную, не возвращаясь в отделение. А Вера ждала, только уже со спокойным сердцем. Пока живы и вместе, они могут все, ну абсолютно все.

====== Обман ======

– Саш, мне больную надо на проходимость труб проверить. Направление дашь?

– Что за больная?

– С неспецифическим воспалением, у нас и она, и муж лечится.

– У вас? Или у тебя?

– У меня с бесплодием, сперматозоиды ожили, бегают, а она не беременеет.

– Дам, направление сама напишешь, сейчас бланк с подписью и печатью дам.

Он полез в свои бумаги, достал бланк, расписался и поставил печать.

– Дай два бланка на всякий случай.

– Зачем?

– Вдруг испорчу.

Этот разговор происходил пару дней назад, а сегодня она отпросилась с работы и поехала в пятую поликлинику к Жакуповой. Ее больная там уже побывала, а второй бланк остался. И Вера решила, что это просто знак свыше. Наконец она сможет пройти эту дурацкую процедуру и узнать, есть ли у нее шанс родить.

В кабинете заведующей рентген-отделением ее встретила достаточно дородная дама с ярким маникюром.

– Значит, Вас на метросальпингографию отправил Романов?

– Да, Романов.

– Но направление написано не его почерком.

– А подпись его? Вы же видите, что его. Медсестра направление писала, понимаете, медсестра.

– Хорошо. Завтра Вас устроит?

– Да.

– Две пеленки с собой.

– Хорошо. Скажите, мне на весь день отпрашиваться с работы, или я смогу вернуться к своим обязанностям?

– По состоянию. А работаете где?

– Не тяжелая у меня работа, скорее умственная.

Затем пришлось повторять свой анамнез, что первичное бесплодие у нее четыре года. Что обследовалась, что лечилась. У кого лечилась? Да у Романова, все три последние года. Муж? А муж в порядке, и нормально у него все, и спермограмму сдавал, но вот все никак.

Дальше заведующая диагностическим отделением хвалила Романова, говорила, что все-все женщины у него беременеют только так. Врач вообще от Бога. И что он с ними делает, что все беременеют, она и не догадывается. Только вот у него самого детей нет. Жена говорят… Дальше она скорчила физиономию, и заявила, что жена не очень хочет, видимо. Дальше Вера выслушала, как ей повезло, что она попала именно к Сан Санычу. Что его ценить надо. Затем перенесла процедуру Вере с утра на два часа дня, чтобы она еще поработать могла.

С тем Вера и вернулась на работу.

– Олег Михайлович, я уйду завтра в час. Прикроешь?

– Прикрою, конечно. Ты хоть с мужем идешь?

– Нет, он и не знает ничего, и не догадывается, я просто направление попросила пустое с подписью, якобы для своей больной. Наши направления они не принимают, типа у нас женщины больные, а из гинекологии же только здоровые приходят, с непроходимостью.

Олег ржал.

– Понимаешь, Верочка, мы какие?

– Мы прокаженные. Нам и частной практикой заниматься нельзя по закону. Вот мой муж может в частном кабинете гонорею лечить, а я не могу. И где справедливость?

– Ты все еще справедливость ищешь? Вераш, зато твой муж понятия не имеет, сколько стоит твое белье и твои туфли. А я знаю, потому что сам на эти вещи для своей жены зарабатываю. И пусть не в частном кабинете, а где придется, но зарабатываю не меньше твоего муженька. И ты на свои прихоти зарабатываешь, хотя особо и не стараешься.

– Зато мне та в диагностическом заявила, что у моего мужа все женщины беременеют, вот каким образом – она понять не может. Ну, все прям, как одна.

Олег сидеть в своем кресле не мог от смеха.

– А ты поинтересуйся, Верочка. Ой, вот насмешила. И правда, что он с ними делает?! Вот все, как одна…

Они долго еще веселились, обсасывая эту тему.

На следующий день Вера была в диагностическом.

Ввели ей контрастное вещество, сделали серию снимков, и врач-рентгенолог спросил, кто ее ждет.

Никто ее, конечно, не ждал, да и понятия не имел, где она находится. Потом посоветовал взять такси и не ехать общественным транспортом.

Вот этим советом Вера воспользовалась.

Боль появилась еще в кабинете, но с каждым шагом она усиливалась. Такси она останавливала пару раз, потому что ее тошнило.

Как она добралась до дома, Вера не помнила. Дома первым делом набрала номер отделения мужа. Он был на операции.

Терпеть она не могла, а тут еще пес просился на улицу, она просто открыла дверь в подъезд и выпустила собаку.

Лежать, стоять, ходить, жить было просто невыносимо. Живот был одной сплошной раной, так ей казалось. Она влезла в ванну с очень горячей водой и просто выла от боли. Выпитый анальгин с но-шпой не действовал. И она выла.

Дверь ванны отворилась, и в проеме показалась собачья морда. Уши пса были приподняты, и вообще он выражал всем своим видом само беспокойство. Он внимательно посмотрел на хозяйку испуганными собачьими глазами и исчез.

Но скоро появился пес с костью в зубах. Вот кость он заботливо вручил Вере.

Несмотря на дикую боль, Вера смогла оценить неповторимое внимание и собачью щедрость, и оттого совсем разревелась. Пес лег у ванны и все время поглядывал на хозяйку.

Сколько Вера просидела в воде, она не знает, но боль чуть стихла, хотя не прошла, зато жутко захотелось спать. Она вылезла, укуталась в махровый халат и завалилась в постель, а пес переехал теперь к кровати и принес еще пару костей, положив их около Веры.

Она уснула.

Когда открыла глаза, рядом с ней сидел муж. А за окном стояла темень.

– Саш, прости, я не приготовила ничего.

– Трубы проходимы, вообще даже сужений никаких нет. Зачем?

– Я…

– Зачем?! Они позвонили мне сразу, как получили снимки. Я узнал, как только вышел из операционной. Я говорил, что не надо этого делать. Вера! Я не понимаю. Ты мне не веришь?

– Верю. Не начинай!

– Я зол. Сильно зол. Ладно, пойду яичницу сделаю. Ты, как я понимаю, есть не собираешься, тебя мальчик накормил. Все кости свои тебе отдал и у ног лежит. Входная дверь настежь. Заходи, делай, что хочешь… Вера, ну почему? Почему ты такая?

Она повернулась на другой бок и снова ощутила боль. Слезы опять душили. Не любит он ее. Больше не любит.

Он возился на кухне и гремел посудой, а она всхлипывала в подушку. Теперь вся затея казалась ей не такой уже и умной. Результат хороший, это очень даже, а вот ссора с мужем вовсе не к месту. Может, обойдется?! Хотя зная его, точно не обойдется.

Она встала и на полусогнутых выползла на кухню.

– Еще болит? – спросил он с нотками металла в голосе.

– Уже легче. Я чай хлебну и лягу. Прости.

– Я надеюсь, с художественной самодеятельностью покончено?

– Я же хотела как лучше.

– Только получилось, как всегда. Ну что ты за человек?!

Она пожала плечами, отпила немного из чашки и пошла в постель. Он выгулял пса, потом разделся и лег рядом.

– Спишь?

– Нет.

– Я люблю тебя, просто волнуюсь очень. А ты творишь просто невесть что. Знаешь, что я почувствовал, когда Клава сказала, что звонила Жакупова, сообщила о результате Морозовой Веры, которую я якобы направил. Верочка, все, прекращай, у нас все получится. Все будет хорошо.

– Саш. Что ты делаешь с пациентками, что они все сразу беременеют? Может, ты и со мной тоже самое сделаешь?

– Что я делаю с пациентками?!

– Никто не знает, мне Жакупова сказала. Но они все, как одна, сразу рожают. Я тоже такое хочу.

– Еще раз, что Жакупова сказала? Нет, я не могу. Вот это репутация! И все пациентки, как одна…

Он уже не сдерживал смех.

– Да, все, говорит, кроме жены. Ей так жалко тебя.

Они откровенно ржали оба.

====== Мне кажется... ======

Он ушел очень рано, а она спала. Он не стал ее будить в выходной, пожалел. Вера себя неважно чувствовала. Надо проверить печень. Он об этом только подумал, но уже представил ее сопротивление. Ничего она проверять не будет! И так ворчит каждый раз по поводу медицинских осмотров раз в полгода, обязательных на работе.

А он рад, можно хоть определить, что лечить в первую очередь. Не Вера, а развалюха какая-то. А ей всего-то двадцать девять.

Перед уходом посмотрел на нее спящую издали, потом выгулял пса и, закрыв двери на ключ, отправился на работу.

Он уже подумывал об усыновлении. Надо прозондировать почву в роддомах и взять приличного отказника.

Мама его почти съела, она хотела внука. Нет, даже не то что хотела. По статусу ей полагался внук, и по возрасту, и потому, что единственный сын должен продолжить род. А его жена – просто недоразумение ходячее. Вот и осталась она вся такая несчастная без продолжения рода.

Да и Вера просто с ума сходит. У Оли сыну десять, правда, мужа нет. И встречается Оля то с тем, то с другим. Но сын у нее есть. А у них с Верой и семья благополучная, и достаток имеется, и при работе оба, а детей Бог не дает.

Чем же они так провинились?!

Завтра же прозвонит по роддомам, узнает ситуацию.

На работе с самого утра были пациентки. Две угрозы, он посмотрел и положил, а потом его дернули в хирургию, там избиение и изнасилование. Провозились чёрт его знает сколько на пару с хирургом, потом решил размяться кофейком. Сестричка Гуля сварила. Закурил.

Давно не курил, да и курил очень редко, по случаю. Вера не переносила табачный дым, а он без сигарет мог обходиться спокойно, вот и курил от случая к случаю. Пил, наверно, и то чаще.

Нет, не напивался, а так, чуток для души. Благо выпивка не переводилась. Присутствовала на любой вкус и цвет. Вере, как правило, дарили шампанское и конфеты, а ему тоже конфеты и коньяк или водку хорошую, или виски. Пей – не хочу.

Но впереди почти все дежурство, а потому пить еще рано, даже просто для души, а вот затянуться сигареткой можно.

И только закурил, как вошла Гуля и сообщила, что там к нему женщина по личному вопросу. Сигарету пришлось затушить и пойти глянуть, кому он в выходной понадобился. Спустился в приемный, там его ждала Вера.

– Соскучилась, родная?

– Я по делу.

– Ась? Пойдем в отделение, в ординаторскую.

Они расположились на диване, Вера уперлась взглядом в затушенную сигарету.

– Твоя?

– Нет.

– Врешь?

– Вру, Вераш. Что у тебя стряслось? Говори и…

– Проваливай.

– Нет. Можешь оставаться. Я тут уже малость поработал с утра, так что могу чуток отдохнуть в твоем присутствии.

– Саш, я, кажется, беременна.

– Кому кажется? И насколько?

– Ты со своими пациентками тоже так разговариваешь? – она явно обиделась.

– Нет, но ни одна еще из них не пришла и не сообщила, что беременна от меня. Причем вчера вечером не была, а сегодня утром – пожалуйста.

– И вчера была, только молчала.

– Тест?

– Я не делала, потому что боюсь. А вдруг мимо. Но меня тошнит уже неделю, и вообще, я чувствую.

– Вера, ну, не серьезно, согласись. Давай путем купим тест, ты его утром сделаешь, и определимся. Идет?

– Нет, я так, я подожду тогда. Почему ты мне не веришь?

– Верю. Надо УЗИ печени сделать.

– Печень ни при чем.

– Правда? А у тебя есть хоть один орган здоровый?

– Не сердись.

Она встала, оделась и ушла, а он все-таки закурил.

Вера же поехала к Оле.

Та была дома с мамой и с сыном, они обнялись, и Вера за чаем рассказала все, что с ней происходит, и реакцию Саши на все тоже.

Оля была возмущена. Она уверяла, что такое поведение мужа в жизни бы не потерпела. И Верина покойная мама тоже никогда не позволила дочери жить с таким человеком.

А вот у Сильвы Вартановны было совсем другое мнение.

– Девочки вы не правы. Он не пьет, не курит, зарплату всю приносит, и даже сверх зарплаты, ночует он дома, на работе он на хорошем счету, я там же работаю, и я слышу и знаю. Что вам от мужика надо.

– Так что теперь, от него все терпеть? – возмутилась Оля.

– Да я особо и не терплю, просто бывает обидно иногда, – сказала Вера.

– Вот видишь, дочь, ваши разные взгляды, Вера принимает мужа такого, какой он есть, и потому живет с ним, а не одна, а ты, – обратилась она к Оле, – одна. И я не знаю, что лучше и правильней.

Они еще долго говорили обо всем. Изливали душу друг другу. Одна – неудовлетворенность своей семейной жизнью, а другая – проблемы одиночества. Когда слово сказать некому, и никто не поддержит и не пожалеет. И работать когда одной приходится, чтобы сыну что купить. А у ребенка потребности растут, и желания растут, и сам он растет и из одежды вырастает, а на новую деньги нужны. Только вот взять их негде.

И что толку, что красивая она по жизни, только красота счастья не приносит, и советовала Вере держаться за Сашу. Потому что какой-никакой, а он есть, и надежда на него всегда есть, и опора он по жизни. И добытчик, и работяга. А без него как? Хоть на луну вой!

Плохо, конечно, что детей у них нет. Но зато они есть друг у друга. А кроме него у Веры ведь никого, одна она осталась, на всем свете одна, так надо за мужа держаться. Ведь не самый плохой ей муж достался, вот ей бы, Оле, такого, так держалась бы двумя руками. Но увы, ни такого, ни похуже – никакого вообще. А молодость ушла, ей уже тридцать один, и надежды встретить кого приличного с каждым годом все меньше и меньше.

Вот с тем и расстались подруги, Вера поехала домой.

Вошла, и тут же телефон, а там муж.

– Вераш, где была весь день?

– Да у Оли. О тебе говорили.

– Хорошо, что у Оли. Ты ушла расстроенная, я волновался. Тест купить завтра, или ты сама?

– Нет, не покупай. Я потом на УЗИ схожу.

– Вместе?

– Нет, я сама, после работы, а то если тебя ждать, то не дождешься. Ты свою нагрузку с моей не сравнивай. Вы ж нас, венерологов, даже за врачей не считаете.

– Брось, родная, лечите вы воспаления, даже неспецифические, лучше.

– И на том спасибо.

– Ладно, звони еще. Я жду.

– Буду.

====== Не кажется, но очень страшно... ======

Прошло две недели, пока Вера собралась на УЗИ. Почему не шла? Да боялась. А вдруг там что не так, и речь идет не о беременности, а об онкологии. Что тогда? Ложиться и умирать? В лечение онкологии, особенно у молодых, Вера не верила. Так что идти и выяснять диагноз ей вовсе даже не хотелось. Не было беременности четыре года, и надеяться, что это она, особо не приходилось. Так чего травить душу.