Текст книги "Легенда озера Гранд"

Автор книги: Жанна Аллан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Я не про колени. Вы снова прыгнете в озеро. – Он засмеялся. – Ничего вы с собой не поделаете. Вы тотчас откликаетесь на пожарную сирену. Один крик о помощи – и вы бросаетесь на помощь. Или в озеро.

Она попыталась потрясти головой, но он усилил хватку. Ее губы, разбуженные его поцелуями, дрожали под его теплой ладонью. Сейчас она укусит ему руку. Ведь она же велела ему убираться! Он рассмеялся над ее бормотанием.

– Если бы я не знал вас, училка, я бы решил, что вы ругаетесь. Будьте осторожны. Молли не любит плохих слов. – Веселье в его глазах погасло. – Если кто-то здесь должен встать на колени, так это я. – Он криво улыбнулся. – Но если я действительно это сделаю, вам придется помочь мне подняться, а я не уверен, что вам стоит беспокоиться. Извиняться должен только я. – Его глаза потемнели. – Я никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным. Шери кричит: «Молли не умеет плавать!», а меня и черепаха обогнала бы в воде. Потом прыгаете вы, хотя не умеете плавать. – Он замолчал, сжав зубы.

Тут Рэйчел вспомнила, что у Николаса только одна здоровая рука, так что она в любой момент могла отступить от руки, закрывающей ей рот. Но не сдвинулась с места.

– Шери вопила, чтобы я поторопился, сделал что-нибудь, а я одной рукой пытался отвязать старый спасательный круг, который давно висел на причале как украшение. Я даже не уверен был, что эта чертова штука удержится на воде. – Убрав руку с ее рта, он оперся о столик. – А тем временем ваша голова то и дело уходила под воду.

– Но ведь все уже прошло…

– Я просто представлял себе, как вы должны были испугаться, ведь вы же боитесь воды. – Он не смотрел на нее и барабанил костяшками пальцев по керамической плитке. – Было так страшно думать, что вы тонете.

Рэйчел дотронулась до его руки.

– Но все уже кончилось…

Он схватил ее пальцы и сжал их.

– Я испытал такое облегчение, когда вы вцепились в спасательный круг и повисли на нем, – во мне словно что-то сломалось. Я хотел обнять вас, убедиться, что с вами все в порядке, а смог только кричать и ругаться. Шери права, я чудовище.

– Никакое вы не чудовище. Но вы сдавили мне пальцы так, что пойдет кровь. Спасибо. – Рэйчел пошевелила пальцами. Она ощутила пощипывание, когда кровь прилила к ним. И тут возникла мысль о том, что она только что послала прощальный поцелуй всем своим планам заставить Николаса заняться ее делом. Она была обезоружена его чистосердечным признанием. Рэйчел покорно улыбнулась. – Думаете, я не понимала, почему вы кричите? Я учительница. Когда дети падают с качелей и страшно пугают меня, мне хочется трясти их так, чтобы у них зубы застучали.

– Но вы этого не делаете, – сказал он мрачно.

– Да, я их не трясу. Но, оказав им первую помощь и обняв их, я читаю им лекцию по безопасности при игре на площадке, от которой у них волосы встают дыбом.

Он намотал прядь ее мокрых волос вокруг пальца.

– Шери права. Вы потрясающе смелая.

Рэйчел скользнула глазами по его лицу, пытаясь понять, не дразнит ли он ее. Его твердый и серьезный взгляд придал ей уверенности. Николас заслужил правду.

– Я вовсе не смелая. Сначала я ни о чем не думала. Но потом пришла в ужас и едва не запаниковала, как в первый день, когда упала с причала.

– Послушай, Куколка, – заговорил он серьезным тоном. – Первое, что должна выучить детка вроде тебя, – это не спорить с сыщиком. Я босс, понятно?

Рэйчел поджала губы.

– Почему это ты должен быть боссом? Я хочу быть боссом. А ты можешь быть милашкой секретаршей.

Он покачал головой и, прихрамывая, пошел к двери и открыл ее.

– Ни один из нас не будет милашкой секретаршей, – сказал он через плечо. – Я – крутой сыщик, а ты – Куколка. – Обернувшись, он охватил хитрым взглядом ее задрапированное в полотенце тело и подмигнул ей. – У моего клиента потрясающие ноги. – Он закрыл дверь в ванную комнату своим костылем.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Николасу нравятся ее ноги. От этих удивительных слов у нее даже челюсть отвисла. Он назвал ее своим клиентом…

Рэйчел вылетела из ванной.

– Николас, подождите минуточку.

Он остановился на середине лестницы и медленно обернулся, балансируя на костыле.

– А почему не Ники?

– Ники? – Она затормозила на верхней ступеньке лестницы.

– Впрочем, вы правы, – сказал он с притворной серьезностью. – Не годится, чтобы клиент называл меня Ники.

– Вы серьезно? Вы на самом деле так решили?

– Да. Вам лучше называть меня мистер Бонелли.

– Я не об этом. – Она спустилась по ступенькам и остановилась, когда их лица оказались на одном уровне. – Вы сказали «клиент». Вы действительно собираетесь заняться моим расследованием?

– Я не брежу под воздействием обезболивающих лекарств, если вы об этом беспокоитесь. – Он хмуро посмотрел на нее. – Но, должно быть, эти проклятые таблетки размягчили мои мозги. – Он повернулся и продолжил медленный спуск по лестнице.

Рэйчел побежала за ним, шлепая босыми ногами по деревянным ступенькам.

– Почему вы согласились снять обвинение с моего отца?

– Я не согласился снять обвинение с вашего отца. Я соглашаюсь провести расследование обстоятельств преступления. – Чувствуя себя в безопасности у подножия лестницы, Николас развернулся на костыле и неодобрительно взглянул на нее. – Имейте в виду, не имеет никакого смысла тратить время на расследование, если вы не готовы принять то, что мне удастся открыть. Я берусь за расследование не для того, чтобы найти доказательства в поддержку моей, или вашей, или чьей-либо еще версии. Я берусь за него без предубеждения, и если вы не можете сделать то же самое, мы прямо сейчас забудем о нем.

– Я отнесусь к нему без предубеждения.

– Людям не всегда нравится то, что я раскапываю, – предупредил он.

– Мне понравится. Мой отец невиновен. – Увидев, как потемнело его лицо, она поспешно добавила: – Обещаю, что приму все, что бы вы ни установили.

– Вот еще что. Вы должны понимать, как мы будем работать. Всем заправляю я. Мне не нужно от вас никаких предложений. Ни малейшего вмешательства.

Рэйчел была готова согласиться с этими смешными условиями. Гораздо больше ее интересовало, отчего он изменил свое мнение.

– Скажите, почему вы согласились взяться за расследование, хотя раньше категорически отказывались?

– Раньше я не видел ваших ног.

У нее упало сердце. Не от его поддразнивающих слов, а от неприятного подозрения, которое они вызвали.

– Ваше согласие никак не связано с тем, что случилось, правда?

Он с раздражением посмотрел на нее.

– Оно напрямую связано с тем, что случилось.

Она заморгала от такой неприкрытой правды.

Разочарование и печаль охватили ее. И… благодарность. К своему ужасу, она чувствовала, что перспектива близости с Николасом, несмотря ни на что, привлекает ее. Она предполагала, что он был бы фантастическим любовником. Но не ее любовником. Ее пальцы судорожно вцепились в полотенце.

– Я не буду спать с вами. Даже ради того, чтобы восстановить доброе имя моего отца.

Николас открыл рот от удивления и застыл на месте.

– Я, конечно, понимаю, что в наш век женщины получили свободу и равные права с мужчинами, – ехидно сказал он, – но вы могли бы сначала подождать приглашения в мою постель, а потом уж отвергать его.

Рэйчел не хотела отступать.

– Вы сказали, что единственная причина, по которой вы согласились заняться моим расследованием, – наш недавний поцелуй.

В его глазах заплясали смешинки.

– Куколка, пути ваших мыслей неисповедимы. Вы все время говорите и делаете нечто неожиданное. – Внезапная вспышка пламени сверкнула в глубине карих глаз. – У меня предчувствие, что заниматься с вами любовью – все равно что прыгать с парашютом. Парить в пространстве в прекрасном, возбуждающем свободном падении, а затем медленно опускаться на землю, спокойным и удовлетворенным.

Эти чувственные слова, произнесенные низким, ласкающим голосом, заставили ее пульс забиться чаще и совершенно расстроили способность соображать. Она безмолвно уставилась на Николаса.

На его губах появилась слабая улыбка.

– Я должен запомнить. Есть два способа заставить вас замолчать.

Она стала пунцово-красной, мгновенно сообразив, что второй способ, который он имеет в виду, – это целовать ее.

– Я бы не сказал, что не хочу спать с вами, – усмехнулся Николас. – Признаюсь, мне любопытно было бы узнать, что такое секс с вами, но вы относитесь к тому типу женщин, которые не умеют отделять секс от любви. – Он провел пальцем по ее обнаженной руке. – Вы заслуживаете мужчины, который может дать вам и то, и другое. Я не могу.

– Нет, вы можете. – Звук собственного хриплого голоса вывел Рэйчел из состояния транса. Прежде чем Николас успел ответить на это безумное заявление, она продолжила: – Дать любовь женщине, я хотела сказать. Не верю, что вы не способны полюбить женщину. Нет, нет, – торопливо добавила она, когда он хотел что-то сказать. – Это относится не ко мне. Но если вы решились на расследование, – она зарделась, – не потому, что хотите спать со мной, то в чем причина?

– Вам не следует пользоваться белым полотенцем. Слишком резкий контраст между ним и пунцовой кожей вашего тела.

– Очень смешно. – Она отшатнулась от пальца, поглаживающего ее руку. – Так вы объясните мне, почему передумали, или нет?

– Ну, а если бы я ответил «нет»? Как бы вы тогда поступили?

Она изучала его лицо. Кривая улыбка не соответствовала серьезному выражению глаз.

– Полагаю, я бы решила, что вы благородный человек и просто чувствуете моральное обязательство установить правду.

После этих слов его лицо стало совершенно безучастным. Потом он слегка поднял бровь, поддразнивая ее.

– Мой капитал – искренность.

– Вы – жуткий притворщик. Вы передумали, потому что я посеяла в вашей душе сомнения в справедливости происшедшего.

Он покачал головой.

– Справедливость здесь ни при чем. Ваш отец мертв. Мой отец вынужден жить с сознанием того, что он случайно убил человека. Это не справедливость, это трагедия.

– Да. – Глаза у Рэйчел защипало, и она заморгала. – Все правильно. Забудьте о справедливости. Вы заботитесь о том, чтобы установить правду.

– Рэйчел, я знаю правду. Я соглашаюсь на это расследование по одной причине, и только по одной. Сегодня вы продемонстрировали, что за веснушками и смешными украшениями скрывается стальное ядро. Вы, училка, чертовски крепкий орешек. Кто-то сказал бы, что вы заслуживаете правды. Мне наплевать, кто чего заслуживает. Я думаю, что вы достаточно крепкий человек, чтобы принять правду. – Его голос стал жестким. – Я ставлю на вас, Куколка. Не подведите меня.

Рэйчел мерила шагами причал, вертя в пальцах динозаврика, висевшего у нее на шее.

– Не могли бы вы остановиться? У меня голова кружится. А может быть, она кружится от вашей одежды. Сине-белые полоски и рептилия несут какой-то особый смысл?

– Некоторые из этих зверюг жили там, где сейчас расположен Колорадо. Они достигали в длину семидесяти пяти метров и весили около пятидесяти тонн.

– И вам бы хотелось завести такую зверушку, чтобы натравить ее на моего отца?

– Ему ничего не грозит. Динозавры были травоядными, а вовсе не плотоядными.

– Вы знаете уйму бесполезных вещей.

– Когда преподаешь в первом классе, знать про динозавров не просто полезно, это обязательно. – Рэйчел застыла, услышав, как хлопнула дверца машины. До причала донеслись голоса, юные и старые, женские и мужские.

С того времени когда богатый предок Николаса построил на озере летний дом, вся семья традиционно отмечала здесь день Четвертого июля [4]4
  4 июля – День независимости, официальный праздник в США.


[Закрыть]. Николас предложил Рэйчел пригласить на праздники свою мать и брата, но она отказалась. Хватит того, что она вынуждена будет провести два дня в компании убийцы своего отца, подвергать такому испытанию всю семью нет необходимости.

Впрочем, прибытие родных Николаса внешне вовсе не казалось тяжелым испытанием. С первой же минуты мать, сестра и племянница Николаса суетились вокруг него, обнимая и целуя, поглаживая по здоровому плечу, заботливо расспрашивая о ранах. Стоило ему только подумать о чем-то, и желаемый предмет тут же появлялся перед ним. Чарли, муж Дайаны, осторожно похлопал Николаса по спине, мрачно бормоча о симулянтах и партнерах, не выполняющих свои обязанности, но поспешно ретировался, едва Николас пригрозил, что на следующий же день выйдет на работу.

– Нам пришлось изрядно повозиться со всеми женщинами в округе, которые старались убрать друг друга с дороги, чтобы оказаться той единственной, которая исполняла бы все твои прихоти, – проворчал Чарли. – Знали бы они, какой ты тиран, когда нездоров. Мне жаль бедную Рэйчел, которая вынуждена терпеть тебя.

Ник присвистнул.

– Жаль, скорее, бедного Ника. Эта с виду безобидная женщина дала бы сто очков вперед той сиделке из кино, не помню, как ее звали, в том, что касается грубости и жестокого обращения. На самом деле она устроила мне испытание на выносливость.

– Всего-то шестьдесят метров по дорожке для инвалидов в Национальном парке «Скалистые горы». Там было полно скамеек, к тому же вы были в восторге, увидев лося на лужайке.

– Она выбросила в озеро моих рыб. – Николас трагически посмотрел на отца и Чарли, ища сочувствия.

– Я не собиралась отрезать им головы, а вы не могли. – Рэйчел старалась вести себя естественно, но она знала, что отец Николаса внимательно ее изучает. – Я могла бы и червяков тоже выбросить в озеро.

– Я говорю ребятам в школе, что чудовищ надо отвлекать, чтобы им некогда было причинять вред, – вмешалась Дайана.

– Это ты своего брата называешь чудовищем? – поинтересовался Николас.

Дайана вопросительно приподняла бровь, обращаясь к Рэйчел:

– Ну? И как он?

Рэйчел не стала принимать чью-либо сторону. Уговорив Николаса взяться за расследование, она не хотела давать ему повод передумать. Тем более в присутствии его отца.

Дурное предчувствие овладело ею. Долгие годы она мечтала, планировала и выстраивала эту встречу. Теперь, когда решающий момент наступил, на нее вдруг напали сомнения. Что, если отец Николаса просто откажется отвечать на вопросы или солжет ей? Нет, она не станет об этом думать. Она сумеет распознать лжеца.

И все же в ее плане появилась трещина. Все угрозы, которые она так тщательно подобрала, чтобы заставить Николаса принять ее предложение, оказались бесполезными. Ей оставалось полагаться только на его благородство и честность. Но Рэйчел понимала: если ему придется делать выбор между нею и своим отцом, он выберет отца. Да и она поступила бы точно так же, если бы ей пришлось выбирать между собственным отцом и Николасом.

После ленча Чарли и Дайана вынесли из эллинга маленькую шлюпку. Не такая уж она и маленькая, подумала Рэйчел, наблюдая, как они поставили мачты и подняли паруса. Дети легко, со знанием дела вскарабкались на борт. Миссис Бонелли спокойно расположилась в шлюпке и помахала стоящему на причале мужу, который вышел их проводить.

Когда он повернулся и пошел к дому, Рэйчел напряглась.

– Отец – человек безобидный, – сказал Николас.

Рэйчел не стала опровергать это смешное утверждение. Отец Николаса мог быть кем угодно, в том числе и боссом Департамента полиции Колорадо-Спрингс, но она очень сомневалась, что он был человеком безобидным.

Они с Николасом были похожи. Только отец был чуть постарше, чуть пониже ростом, не такой сухой, с седыми прядями в курчавых черных волосах, но его глаза, охваченные сеткой морщин, были копией темно-карих глаз Николаса. Когда он смеялся над рассказом Николаса о том, как тот расследовал исчезновение Скотта, его глаза излучали такую же теплоту и радость.

С тех пор как приехал, он несколько раз взглянул на Рэйчел. Изучая ее? Осуждая? Быть может, интересуясь, каково ощущать себя дочерью преступника? Только это не так. Ее отец невиновен. И лучше всех это знал мужчина, который медленно, даже неохотно поднимался по причалу.

Дети Дайаны, Энди и Джоджо, явно его обожали. Но это ничего не значило. Она читала, что внуки гангстеров часто обожают их.

Они с Николасом поспорили, говорить ли ему заранее о том, что они хотели бы побеседовать с ним об отце Рэйчел. Рэйчел возражала против этого. Николас настаивал. Потом он просто стал игнорировать ее возражения, просьбы и рассуждения.

Ленч комом лежал у нее в желудке. В первый раз она спросила себя, стоило ли затевать все это. Столкнуть камень с горы было легко. Трудность состояла в том, чтобы контролировать, куда он покатится. Ее отец мертв, и мало кто знает о причине его смерти. Может быть, ей следовало бы успокоиться? Нет. Она не имела на это права. Ведь он был невиновен.

Вытянувшись на выцветшем палубном кресле, лейтенант Бонелли вынул трубку из кармана пиджака.

– Ева, мама Ника, заставила меня бросить курить много лет назад, но я до сих пор думаю с этой штукой во рту.

Ласточка низко пролетела над водой. Рэйчел задержала дыхание и выдохнула, когда она взмыла в воздух.

Старший Бонелли откинулся в кресле, опустив на глаза поля шляпы, чтобы укрыться от горячего июльского солнца.

– Вы, наверное, не помните, но я видел вас в тот день.

Она могла бы поклясться, что помнит каждую деталь того ужасного дня. Но она не помнила, чтобы отец Николаса был там.

– Я сидел в неприметной полицейской машине, когда лейтенант зашел к вам в дом, чтобы сообщить вашей матери о происшедшем. Вы были такой худышкой с гривой ярко-рыжих волос, сверкающих на солнце. Тот сентябрь был необычно теплым, и окна в машине были открыты. Ваш брат подскочил к машине и спросил, кто я такой. Вы подошли вслед за ним и прочитали ему лекцию, чтобы он не разговаривал с посторонними.

– Она, должно быть, родилась командиром, – сказал Николас.

Мимо промчалась моторная лодка. Она прошла близко к берегу, так что волны заплескались о камни и причал закачался.

– Вы очень подозрительно посмотрели на меня, – слегка улыбнулся Джозеф Бонелли. – Ваши глаза казались слишком большими на вашем лице. Позже я пытался описать Еве их цвет, но мне не удалось.

– Цвет зеленой бутылки из-под пива, если через нее смотреть на солнце, – сказал Николас.

Джозеф Бонелли украдкой взглянул на Рэйчел.

– Думаю, ты прав. Ну, все равно, – он пососал черенок трубки, – потом лейтенант вышел, и ваша мать позвала вас обоих домой.

Его слова перенесли ее назад. Мама была такой тихой, такой спокойной. Их отец умер, сказала она. Сбит полицейской машиной. Они объяснили, что их отец украл деньги, но это неправда. Он не был вором. Неважно, что говорят другие, он не был вором. Он любил их. Он не оставил бы их. Он не был вором. Мать повторяла эти три предложения снова и снова. В тот день, на той неделе, до тех пор, пока они не отпечатались у них в мозгу. Эти слова образовали каменную стену, на которую они опирались в самые трудные времена.

Ночью мать одиноко плакала в темноте. В своей комнате, бродя по дому. Рэйчел никогда не говорила ни ей, ни брату о том, что она слышала это. Она хотела бы знать, лежал ли и Тони по ночам без сна, прислушиваясь к рыданиям матери, не в силах, как и Рэйчел, облегчить ее боль и муку.

Еще одну вещь мать заставила их запомнить. Никогда и никому, даже своим лучшим друзьям, они не должны говорить о том, что сказали полицейские про их отца. Потому что полицейские ошибались.

А теперь она сидит здесь, сжав руку сына одного из полицейских. Рэйчел моргнула. Когда она схватила руку Ника?

Вынув трубку изо рта, Джозеф Бонелли постучал ею по ручке кресла, прежде чем снова взять черенок в рот.

– Николас сказал, что вы хотели расспросить меня о вашем отце? Что именно вы хотите узнать?

– Я не верю, что он продавал информацию о согласованных ценах на подряды компании Паркера и Тэйна их конкурентам.

– Она думает, что вы ложно его обвинили, – прямо сказал Николас. – Или ты, или Роберт Тэйн.

Джозеф Бонелли вынул трубку изо рта и непонимающе уставился на сына. Ник пожал плечами.

Как бы давая понять, что она заблуждается и не в своем уме. Рэйчел выдернула руку.

– Такое вполне возможно, – произнесла она. – Мой отец не был вором.

Ее слова словно заморозили их троих, и они застыли в молчании. Рэйчел казалось, что она парит в воздухе, наблюдая за этой сценой со стороны. Над озером что-то громко хлопнуло – это порыв внезапно налетевшего ветра наполнил повисший парус маленькой лодки, проплывавшей мимо них. Дома на другой стороне озера, раньше запертые, тихие, на праздники ожили, причалы и берега заполнили люди, издали напоминавшие муравьев. В воздухе витали ароматы готовящегося на жаровнях мяса.

– Я не вполне понял Николаса, – наконец произнес Джозеф Бонелли. Он вздохнул. – Полагаю, вы расскажете мне, что знаете.

Рэйчел рассказала ему.

– Так объяснила случившееся ваша мать?

– Вы хотите сказать, что она лгала?

Он ответил не сразу, потом заговорил, намеренно тщательно подбирая слова:

– Настоящими жертвами преступления вашего отца стали ваша мать и вы с братом. Она была вынуждена в одиночку растить двоих детей. – Он помедлил. – Мы все делаем ошибки, порой с самыми добрыми намерениями. Сознавать это бывает очень грустно, но люди слишком слабы, чтобы сопротивляться искушению. Они убеждают себя в своей правоте, находят тысячи извинений.

– Мой отец не был слабым.

Он продолжал, словно не слыша ее:

– Вашу мать заверили, что в связи со смертью вашего отца Тэйн хочет, чтобы дело было закрыто. Я не знаю, зачем она вам это рассказала. Вам не было нужды знать об этом. Не было необходимости омрачать ваши воспоминания.

– Я не нуждаюсь в ваших оскорбительных объяснениях, – твердо сказала Рэйчел. – Ничто не может омрачить воспоминания о моем отце. – Николас накрыл ее руку своей. То ли призывая успокоиться, держать себя в рамках, то ли тревожась за нее. Не обращая внимания на приличия, она сбросила его руку. – Не называйте его преступником. Он им не был.

– Но он сам подтвердил это. И подписал признание. У него на банковском счете были деньги. – Джозеф Бонелли смотрел в сторону. – Стюарт сказал, что ему нужны были деньги для семьи. На больший дом и чтобы откладывать деньги на обучение детей. Он, должно быть, очень вас любил.

– Нет, нет, у вас это не выйдет, – сказала потрясенная Рэйчел. – Вы стараетесь убедить меня, что он сделал это ради детей, чтобы я почувствовала себя виноватой и перестала задавать вопросы.

– Дорогая моя, я не хотел…

– Заткнись, Рэйчел. В расследовании нет места для мелодрамы. – Николас повернулся к отцу: – Признание находится в деле? Она захочет его прочитать.

– Если так, я, вероятно, смогу это устроить. Хотя не уверен, что это хорошая идея.

– Не беспокойся за Рэйчел. Она мужественный человек. Вернувшись в город, мы прочитаем признание ее отца.

Рэйчел, разъяренная, вскочила со своего кресла.

– Вот оно что? Значит, ты веришь, что существует признание? Может, ты и раньше знал об этом? Может, вы двое обо всем договорились по телефону? Давайте-ка бросим Рэйчел кость в виде признания, чтобы она заткнулась. И она смирится и больше не станет поднимать шум. С чего вы взяли, что я поверю признанию, предъявленному мне человеком, который…

Она не сообразила, что теперь, когда Николас сменил костыль на трость, он может двигаться гораздо быстрее.

– Кивни головой, когда перестанешь вести себя глупо, и я уберу свою руку.

Рэйчел кивнула. В ту секунду, когда Николас убрал руку от ее рта, она повернулась лицом к его отцу.

– Арестуйте его. Вы же полицейский. Я предъявляю ему обвинение в оскорблении действием.

– Прекрати, Рэйчел, – сказал Николас. – Ты же обещала держать рот на замке и предоставить мне ведение этого дела. Ты нуждалась во мне, так что прекрати бросаться обвинениями. – И добавил спокойно: – Эддисон и Бонелли вовсе не создают новых улик. Мы ищем то, что есть. Если мы работаем с клиентом, мы всегда на его стороне. Независимо от того, кто представляет другую сторону. – Он выждал минуту, словно давая словам проникнуть в ее сознание. – Если тебе не нравится, как я веду дело, ты в любой момент можешь отказаться от моих услуг.

Рэйчел развернулась и убежала в дом.

– Она хотела сказать, что я – человек, убивший ее отца, не так ли? – Низкий голос Джозефа Бонелли четко слышался за окнами веранды.

Дверь на веранду осталась открытой. Рэйчел прошла в гостиную и встала так, чтобы быть незамеченной. Прислонившись головой к бревенчатой стене, она ждала, что ответит Николас.

– Забудь об этом, отец, – сказал он. – У Рэйчел рыжие волосы. Ты же знаешь, какой темперамент у рыжих.

– Я не собираюсь указывать тебе, как поступать, Ник, но я не хотел бы, чтобы ты связывался с нею. Не отрицаю, она привлекательна, и к тому же ты чувствуешь себя обязанным ей, поскольку она тебе помогает, но об этом лучше забыть. Она действительно верит, что ее отец невиновен. – Он помолчал. – Что будет, когда ты докажешь обратное?

– Ничего не будет, – сказал Ник, – кроме того, что она узнает правду.

– Я имею в виду – между нею и тобой.

Рэйчел задержала дыхание, ожидая его ответа.

– Между нами ничего нет, – сказал он. Непонятно, почему его слова причинили ей такую боль.

На берегу Чарли жарил ужин на гриле.

– Несмотря на непрошеные советы и вмешательство мужской половины семейства Бонелли, гамбургеры удались, – заявил он жене, ставя на стол блюдо с чем-то по виду напоминающим круглые брикеты угля.

Его слова задали тон ужину. Легкий, фривольный, дразнящий. Никто не заметил отсутствие аппетита у Рэйчел. Никто не упоминал о ее отце. По-видимому, никто не заметил и того, что Джозеф Бонелли ее избегает. Кроме Николаса. Он несколько раз озадаченно взглянул на отца.

У Дайаны на уме было совсем другое. А именно женщины. Женщины Николаса.

– Если ты не начнешь прослушивать свои сообщения, дорогой братец, – заявила она, – я опубликую координаты твоего местонахождения в газете.

– Я слушаю сообщения.

– Тогда потрудись отвечать на них, – колко заметила она, – с тех пор как ты очутился здесь, мой телефон звонит без остановки.

– Нам нужно поговорить о том, как я здесь очутился.

– Поблагодаришь меня потом, – жизнерадостно сказала Дайана. – А сейчас я хочу, чтобы твои женщины оставили меня в покое. Саммер восторгается новой пьесой в театре, – продолжала Дайана. – Элли хочет знать, брать ли ей билеты на популярный мюзикл, Тиффани горит желанием сыграть в ручной мяч. – Дайан хихикнула, когда муж бросил на нее косой взгляд. – Сидни говорила о личинках мух и прочей ерунде. Джессика ныла про какой-то высокохудожественный фильм, который тебе нужно посмотреть, а Банни хочет, чтобы ты…

– Не бери трубку, – посоветовал Николас. – Пусть говорят на автоответчик.

– У меня дети. У них есть друзья. Другие дети, которые не любят оставлять сообщения.

– Я говорила с Ивонн, – пропищала Джоджо. – Она хочет брать уроки ковбойских танцев. А я и не знала, что ковбои танцуют.

– А я говорил с Джейми, – сказал ее брат, не желая отставать. – Она хочет пойти в оперу Сентрал-Сити. Я записал ее сообщение, – гордо прибавил он.

– А Дебби заявила, что возьмет тебя на лодочную прогулку, – сказал Чарли. – Тебе не придется даже пальцем о палец ударить. – Он пошевелил бровями. – Она упомянула теплое солнце, успокаивающую воду и уединенную бухту.

Николас положил себе на тарелку еще отварной фасоли.

– Скажите им, чтобы они вас не беспокоили. Что я позвоню, когда меня освободят из санатория для выздоравливающих.

Энди посмотрел на него через стол.

– Я думал, вы в Европе, дядя Ник. Мама так отвечала по телефону.

– Эндрю, это была всего лишь невинная ложь. Ешь свой картофельный салат. – Дайана взглянула на Николаса. – Должна же я была что-то говорить. Послушай, ты не мог бы встречаться с не столь решительными и агрессивными женщинами? Они звонят беспрерывно. Банни, Саммер и Тиффани даже заявились в мой дом. Как будто я прячу тебя в шкафу. Я даже надежду потеряла от них избавиться. Если ты ничего не предпримешь, – она угрюмо посмотрела на брата, – я скажу им, что ты симулировал свои раны, а на самом деле у тебя медовый месяц.

Чарли присвистнул.

– Кто поверит, что у такого закоренелого холостяка, как Ник, может быть медовый месяц? Всем известно, что он никогда не женится.

– Ты бы сходил на консультацию, Ник, – сказала его мать обеспокоенно, – это могло бы помочь тебе найти женщину.

Рэйчел не сдержалась. Накопленное за день напряжение вылилось во вспышку истерического хохота. Все посмотрели на нее как на сумасшедшую.

Но потом засмеялся Николас, а на другом конце стола начал давиться смехом Чарли. Дети не поняли, в чем дело, но тоже присоединились к ним.

Ева Бонелли смутилась.

– Я тоже не прочь посмеяться, но не понимаю, что тут смешного.

– Идея о том, что Нику нужно лечение, чтобы найти женщину, – задыхался от смеха Чарли. – Да ему нужны крепостные стены и ров с водой, чтобы держать их подальше!

Ева неодобрительно посмотрела на зятя.

– Ведь ты бы не стал смеяться над слепым человеком, зачем же смеяться над неспособностью Ника влюбиться? Ты счастливый, женатый человек, у тебя есть жена и двое чудесных детей. А у бедного Ника может быть миллион подруг, но он остается одиноким.

Все сидящие за столом посмотрели на Николаса и быстро отвели взгляд. Рэйчел с трудом верила в происходящее. Значит, Николас не выдумал эту историю про глупую семейную традицию? Они все верили, что он никогда не сможет влюбиться, потому что не уложился в какое-то глупое расписание. Как будто можно влюбляться по графику! Рэйчел хотела сказать, что все это чепуха. Николас просто испорчен, избалован женщинами. Но нельзя же было произносить такое в присутствии его матери!

– У меня просто слюнки текут, миссис Бонелли, с той секунды, как я увидела пирог, который вы привезли, – сказала она.

Обезоруживающий комплимент отвлек и смягчил мать Николаса.

– Зовите меня Евой, дорогая. Это любимый десерт Ника. Пирог с глазурью и кусочками бананов, посыпанный кокосовой стружкой. Все готовы?

В хоре одобрительных возгласов Ева пошла за пирогом.

Они съели десерт на веранде, потом все облачились в куртки, закутались в одеяла и вынесли кофе и горячий шоколад на берег, чтобы посмотреть фейерверк. Рэйчел хотела сбежать в свою комнату, но Николас вытащил ее за руку.

Вокруг озера в темной ночи приветливо светились окна. Около сотни лодок со спущенными парусами и выключенными моторами тихо дрейфовали по озеру, их движущиеся огоньки танцевали вокруг, как светлячки. Машины искали место для парковки на берегу. Приглушенные голоса разносились над водой. Энди и Джоджо прыгали от нетерпения.

– Теперь вы мне верите? – сказал ей на ухо Николас. – Что я не могу влюбиться – я имею в виду.

– Я верю, что вы в это верите, но это не значит, что это правда.

Он потянулся и дернул ее за локон.

– Вот и запомните это, училка. Если во что-то веришь, еще не значит, что это правда.

Он говорил не о глупой семейной легенде. Он имел в виду ее отца. Но прежде, чем Рэйчел успела ответить ему, в воздух взлетела ракета. Окружающие озеро горы огласились грохотом, а красочный шлейф красных и зеленых искр упал на свое отражение в воде. Энди и Джоджо закричали от восторга, с лодок раздались одобрительные возгласы. Следующая ракета со свистом взлетела вверх и взорвалась огненным серебряным дождем. Великолепный, захватывающий фейерверк приводил в возбуждение зрителей.