Текст книги "Инстинкт тролля (ЛП)"
Автор книги: Жан-Клод Дюньяк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Типы в костюмах складывают свои документы в портфели из гоблинской кожи, не обращая на нас никакого внимания. Моя троллесса незаметно подталкивает меня:
– Почему они не в доспехах?
– Это наши финансовые аналитики, – говорит Парцифаль. – О них не беспокойтесь, у них достаточно толстая шкура.
Еще несколько мгновений, и зал заседаний остается в нашем распоряжении. Кредебит спускается со своего насеста и поднимает на нас глаза.
– Я сделал то, что вы меня просили, шеф! Мне удалось сделать так, чтобы все остались довольны: и те, кто управляет, и те, кто роет…
– Кроме меня!
– Вас нет в непосредственной цепочке принятия решений. А потом, я вам еще не объяснил.
– Без надобности, у меня есть глаза и я ими вижу, – рычу я. – Ты нашел способ ускорить рытье, и ты чуть не повсюду открыл новые забои. В том числе и в салоне моей подружки.
– Так ведь больше воздуха, правда?
– Единственное, чего я не понимаю, – игнорирую я его вопрос, – это зачем ты это делаешь.
– Вы видели мой новый производственный комплекс? Мой кузен Фанфанир говорил мне, что вы заходили за почтой.
– Да, видел. И что ты производишь?
– Дыры.
Он перезагрузил видеопроектор и разминается, скребя в своем зародыше бороды. Подумать только, я пригрел его прямо из колыбели – ну, почти. Они слишком быстро взрослеют в этом возрасте. Скоро он станет мне по колено, а глаз будет не видать из-под бровей.
– Дыры – это неиссякаемый ресурс, который веками недооценивался и недоэксплуатировался, – воодушевляется он. – Возьмем, к примеру, Шелдона и Бризену. Когда они поженятся, им понадобится жилье, собственная дыра. До свадьбы у каждого из них была своя, типового размера, скажем, 1. Как вы думаете, какой размер понадобится их паре? 1+1?
– Это выходит 2, – говорю я, незаметно проверяя себя на пальцах. Вроде бы так.
– Неправильно. Им понадобится в три раза больше, чем было. Потому что они станут планировать возможное расширение семьи. И еще потому, что они начнут складировать барахло. Этим все занимаются. Они будут приобретать все бóльшие и бóльшие дыры, чтобы туда убирать все, что, по их мнению, им нужно. Дыры, которые мы выроем для них.
– А куда вы денете выкопанную вами породу?
– В другие дыры, которые сбытовая структура сдаст в аренду разрабатывающим подразделениям. Немного спрессовав ее, вы получите выигрыш около 10 %. Лучше, чем то, что предлагает финансовый рынок для большинства деривативов. И преимущество в том, что ресурс неисчерпаем. Вы никогда не достигнете дна дыры. Когда вы добираетесь до дна, это по сути означает, что вы можете начать копать дальше. Каждую дыру окружают возможности ее расширения.
– Это довольно убедительно, – бормочет моя троллесса. В ответ на мое выражение лица она пожимает плечами. – Ты никогда ничего сам не мастерил по пещере. Девушке постоянно нужны новые шкафчики.
Что на это отвечать, я не знаю. Кредебит снова забрался на стремянку. Стоя на верхней ступеньке и шатко балансируя, он смотрит мне прямо в глаза. Кривые графиков его презентации извиваются у него на груди, как змеи.
– Говорю вам, шеф, пустота – это богатство будущего. Я работал с финансовыми гоблинами. По их словам, можно даже продавать дыры до того, как они будут вырыты, и играть на перепадах местных индексов. Это называется финансовая пирамида. Пока есть, где копать, рынок будет расти.
– А твои дружки в шахте, они что думают?
– Я сейчас занимаюсь организацией у них кооператива с адаптивной структурой. Согласно документам, которые я нашел в Архивах, у людей такая модель имеется: она называется коммунизм, и она работает, только если опирается на пустоту.
– Ты все предусмотрел, – удрученно говорю я.
– Вы говорили мне устроить так, чтобы все были довольны, – приосанивается он. – Осталось уладить несколько деталей соглашения акционеров, и тогда я, наконец, получу право пойти и копать наравне с остальными. А обо всем позаботятся люди.
Покидая зал, я чуть не затаптываю дядюшку Седрика. Через бойницы слышно, как настраивается оркестр и стучат кружки о деревянные столы. Наверху Шелдон и Бризена готовятся к свадьбе, беспечно махнув рукой на мир, в котором им придется жить.
– Итак, что скажете? – спрашивает дядя, протискиваясь под моей рукой. – Кредебит прекрасно отработал ваши указания, и, похоже, все довольны его идеей. Думаю даже, вы сможете поставить галочку в графе «результаты превзошли ожидания» на его ежегодном аттестационном собеседовании.
– Он все разрушает!
– Именно это я вам только что сказал. Пришло время смахнуть пыль с наших процедур и по-новому взглянуть на наши методы производства. Будущее не случается, оно прогнозируется.
Он удаляется слишком быстро, чтобы выслушать, что я скажу в ответ. Под моими ногами каменная кладка замка как рупор усиливает страдания вынутой, раздробленной, спрессованной породы. Мои инстинкты вопят о смерти.
– Скажи, что ты тоже это чувствуешь, – говорю я своей троллессе.
– Как думаешь, не сходить ли нам повидать молодую пару?
Ее пальцы выбивают на моем запястье любовный код, который мы когда-то придумали. Я не забыл его расшифровки.
Слишком много ушей. Поговорим не здесь. Поищи Седрика.
Она приостанавливается, чтобы отстучать фразу, которая заставляет трепетать мой самый сокровенный гранит, прежде чем взять меня под руку и повести к лестнице.
– Я не верю в чистое зло, – говорю я, одолевая ступени. – Я редко встречал таких, кто желал бы напакостить. Но я настороженно отношусь к энтузиазму, к желанию улучшить мир. К слепоте доброй воли. Взять людей… Как только они начинают думать, у них в голове будто заводятся черви.
– Размышлять – это не так уж ужасно, если это делать с умом. – Она машинально оглаживает платье на бедрах. – Похоже, решать проблему предстоит нам.
– Но как? Я могу постоять за себя против орды гномов, я могу справиться с любым некромантом, но сейчас мы идем воевать с силами, которые контролируют реальность. Финансы по-прежнему вторгаются повсюду, военные пойдут на кровавую баню, лишь бы похитить богатства, спрятанные в земле, и все вокруг спят и видят, как бы наращивать и наращивать производство, не заботясь о последствиях. Мне от этого хочется все разгромить.
– Вот-вот. Воспользуйся своей яростью!
– У тебя есть идея?
– Нет. А у тебя?
– Я знаю свои ограничения.
Шелдон и Бризена сгорбились над своими планшетами, явно играют в одну из своих непонятных игр. Когда мы входим, они поднимают глаза с виноватым видом, как будто мы их на чем-то поймали. Позади на портновском манекене небрежно расправлено пышное белое платье, рядом – костюм эсквайра с топорщащимися во все стороны лентами. По обе стороны лежат на коленях два единорога, и жуют пучки зелени с характерным запашком. Белки их глаз едва видны.
Так накачанные травкой они, того гляди, и меня объявят девственником…
– У нас конфиденциальный разговор, – кисло замечает Бризена.
Шелдон фыркает, увидев нас, но дружелюбно фыркает.
– Мы разыскивали идеи в сети, – говорит он, очищая содержимое планшетки кончиком пальца.
– Для брачной ночи? – поддразнивает его моя троллесса.
– Нет, мы хотели найти что-то эдакое, чтобы оживить нашу свадьбу. Чтобы она действительно запомнилась. Пока что это скука смертная, не находите?
– Папа отклоняет все мои предложения, – перебивает его Бризена. – И он откладывает церемонию до тех пор, пока не будет подписан контракт. Свадьба состоится не раньше завтрашнего дня, это точно. В любом случае, мое платье еще не готово, оно меня везде обтягивает, и мне уже не нравится цвет.
– Вы пригласили своих друзей? Не скажешь, чтобы среди гостей было полным-полно ваших ровесников.
– Мы организовали гик-парад для народа, кто играет с нами по сети, – гордо объявляет Шелдон. – Никто, конечно, не пришел, потому что мысль выйти из дома их пугает. Но все прислали свои фото, чтобы их вставили в свадебные снимки.
– А что кроме этого?
Ответ заставляет себя ждать. Я взглядываю через бойницы в спальне на окутанный туманом горизонт. Вдали вырисовываются силуэты горных вершин, и меня охватывает меланхолия. Я пережил там столько волнующих моментов, что они стали частью меня. Их скалы – моя плоть, потоки в них – мои слезы, а моя кровь – лава, что их согревает…
Идея, пришедшая мне в голову, настолько гениальна, что не покидает ощущение, будто она принадлежит кому-то другому. Я медленно разворачиваюсь обратно к Шелдону с Бризеной и спрашиваю:
– Как вы смотрите на то, чтобы организовать настоящий фестиваль? Такой, чтобы врезался в память навсегда? Мы можем помочь вам все наладить, это будет наш свадебный подарок.
Моя троллесса бросает на меня заинтригованный взгляд. Поддержи меня с этим, крошка, – умоляю я ее взглядом. Она медленно кивает и улыбается.
– Папа ни за что не разрешит! – возражает Бризена.
– Мы обойдемся без его разрешения. Шелдон, найди мне Седрика и Кредебита. Бризена, собери своих подружек невесты и начинайте думать, как оповестить насчет шоу как можно больше народа. А мы, – я поворачиваюсь к моей троллессе и подмигиваю, – займемся практическими деталями.
Спустившись по лестнице, мы натыкаемся на Парцифаля, погрузившегося в беседу с Седриковым дядей за столом, заставленным кубками. Он тоже корчит гримасу, когда видит меня. Должно быть, это фамильное.
– Я думал, вы вернулись в шахту?
– Я предпочел, чтобы он был под рукой, пока мы не договоримся о контракте, – говорит Седриков дядя. – Раз идея принадлежит его отделу, вполне естественно, что он должен участвовать в ее реализации. Под моим руководством, понятно.
Эти двое явно не очень-то ладят друг с другом. Что меня, с учетом обстоятельств, весьма устраивает.
– Кстати об этом, – говорю я, – мы сейчас организуем нечто вроде полномасштабной репетиции, недалеко от замка. Это позволит нам усовершенствовать наши модели прогнозирования и разобраться с теми небольшими проблемами, которые еще остались.
– Первый раз об этом слышу, – жалуется Парцифаль, хватая кубок, наполненный черной дымящейся жидкостью с горьким запахом. Она похожа на колдовской отвар, только он добавляет в нее сахар.
– Мы не хотели докучать вам подробностями. В любом случае, я поручу Кредебиту регулярно информировать вас о ходе работ.
Я принимаю свое самое убедительное выражение лица, которое придает мне вид совершенно идиотский, не хуже менгира. С боссами это срабатывает всегда. Он отворачивается от меня и с мрачной миной осушает свой кубок.
– Ты мог бы представить меня, – шепчет моя троллесса, подхватывая меня под руку.
– Чем меньше он о тебе будет помнить, тем лучше!
– Что вы задумали, шеф? Я слышал, вы меня ищете?
Из конференц-зала выходит Седрик с большим свитком пергамента под мышкой. У него измученный вид человека, который мечется во все стороны и не знает, куда приткнуться.
– Так, стоять, – рычу я. – Тебе полагалось отчитаться передо мной насчет документов, которые мы принесли из Архивов.
– Меня просили вам заранее об этом не говорить, чтобы не испортить сюрприз. Как бы то ни было, вы ведь в курсе проекта Кредебита, да?
– И что, по-твоему, я о нем думаю?
– Ээээ… ничего? – Он бросает на меня исподлобья обеспокоенный взгляд. – Хотите, чтобы я вам все объяснил с самого начала?
Я хватаю его за плечо и тащу к лестнице.
– Момент напряженный, – говорю я, когда мы уже практически спускаемся до первого этажа. – Не могу сбросить со счетов вариант «тотального уничтожения».
– Тотального, шеф?
– Кроме нас. – Я говорю очень терпеливо. – В данном контексте тотальное означает «тех, которые не наши». И кого-то из союзников. Плюс сопутствующие жертвы. Но никогда – того, кто говорит. Короче говоря, нам придется разнести все, но с осмотрительностью.
– Мне в стажировку это засчитают?
– Я обсужу это с твоим дядей. А пока займись делом. Мне нужны кой-какие припасы. У тебя есть чем записывать?
Когда мы выходим из донжона, эспланада полна танцующих людей. Или дерущихся. Оркестр играет на пределе громкости, но не может заглушить шума и стука ударов. Буфет давно опустошен. Никаких следов Берсерков.
– Не собираешься рассказать мне, что ты затеял? – спрашивает моя троллесса, отпихивая пару рыцарей, которые галантно охаживают друг друга мечами.
– А ты можешь послать сообщение Жозетте?
– Тебе уже захотелось новую прическу?
– Нет. – Я прохожу сквозь внешние укрепления и тащу ее к разводному мосту, который скрипит под нашим весом. – Я хочу, чтобы она связалась со всеми троллями – клиентами твоего салона – и назначила им встречу здесь. Пусть приводят своих приятелей и приятелей своих приятелей. Может обещать им железненой воды сколько влезет и весьма даже ритмичную музыку.
Уже одно то, что мы покинули замок, сбрасывает изрядный груз с моих плеч. Я определенно не создан для светской жизни. Стражники смотрят с крепостных стен, как мы уходим – с облегчением, не уступающим моему собственному.
– Построим сцену здесь, – говорю я, обводя широким жестом болото. – Рядом со складом бревен.
– Легко запоминается, – соглашается она. – А что дальше? Как сборище всех этих троллей что-то изменит?
– У меня есть идея, но я не знаю, насколько она сработает.
Перед срубленными стволами, сложенными в правильные штабеля, группа эльфов, одетых в длинные расшитые балахоны, протестует против жестокой вырубки лесов, потрясая бубнами. Я делаю мысленную пометку рассказать им о своем проекте. Трое равнодушных к ним дровосеков рубят сосну. Мои ноздри наполняются запахом торфа и дождя. У нас над головами собираются темные тучи, в которых сверкают молнии. Если так пойдет и дальше, нам даже не потребуются прожекторы, чтобы освещать сцену.
– В болотной грязи недостатка не будет, – размышляю я. – С другой стороны, не думаю, чтобы музыканты привезли с собой свою акустику. А по части лавин, пожалуй, у нас выходит недобор. Где бы поблизости найти камней хорошего размера?
– Ты помнишь, что сказал рыцарь, который нам встретился на лестнице? Замок все равно не отвечает нормам. Мы могли бы вместо каменоломни использовать его, а потом, когда фестиваль кончится, отстроить заново. – Она, подбоченясь, оглядывает горизонт. – Ты хочешь завлечь народ и поднять дикий шум до небес. Пока что мне нравится.
– Вот так всегда и начинаются революции. Зато потом становится действительно интересно!
Организовать фестиваль ничуть не проще, чем составить новый график проходческих работ. Приходится уговаривать, искать спонсоров, пристукнуть нескольких упрямцев, чтобы не выбивались из общего ряда. Но за ночь шаг за шагом все начало вставать на свои места. Брошен был призыв к сбору, и множество троллей пустились в путь, чтобы присоединиться к нам. Все рыцарские патрули поднялись по тревоге.
На рассвете из тумана начали вырастать мои соплеменники, будто монолиты, окруженные обезьянами-ревунами. Первыми появились горные тролли, их черты выветрены снежными шквалами, их расщелины украшены эдельвейсами, а некоторые вплели их и в свои волосы. Многие захватили с собой камешек-другой, чтобы помузицировать или просто на них посидеть. А вот и тролли-мостовики, измазанные в блестящем мергеле, от которого несет густым запахом реки. Все они толпятся вокруг замка, по обе стороны от штабелей с бревнами. У меня нет времени приветствовать всех, поэтому я перепоручаю управление билетной кассой своей троллессе.
Гномы из шахты, предупрежденные Кредебитом, покинули галереи и пришли посодействовать нам с организацией. Своими топорами они соорудили огромную платформу, за которой мы наваливаем камни, чтобы они послужили резонатором. Все вокруг беспрекословно мне подчиняются, стóит немного повысить голос.
Седрик разграбил все запасы железненой воды в замке и отправил повозки с бочками в горы, чтобы привезти еще. Он заодно нашел пакетики чистейшего металлического порошка для музыкантов. Мотивации ради я назначил его продюсером. Сидя на лошади – с голым торсом, чтобы не пропадали зря редкие солнечные лучи, – он проверяет все стройплощадки и во все сам лезет.
Постепенно все приобретает форму. Однажды правильно организованная неразбериха сама собой превращается в полный бедлам, а бедлам переходит в дикий хаос, и все это самым гармоничным образом. Мой превосходный костюм разлезся в клочья, Жозетта с ее дружками явились и исчеркали меня рунами, символизирующими мир. Что до моей троллессы, то когда ее платье испустило дух, она обвернула свои округлости одной из замковых штор.
– Вы их пересчитывали, шеф?
Седрик с высоты седла своего скакуна обозревает море троллей, захлестывающее сцену. Не отвечая, я пожимаю плечами. Их по-настоящему много – это все, что я могу сказать. Наш вид не из стайных, и мы не собираемся в толпы, если не считать некоторых особенных обстоятельств. Я горячо надеюсь, чтобы нынешние обстоятельства были как раз из тех.
Незнакомая мне группа настраивает в лад свои валуны у подножия горы каменных блоков. Отзвуки разносятся по всему болоту. Эльфы вытащили свои арфы, не волнуясь о том, что их никто не слышит. Среди публики поднимается нетерпеливый ропот. Отдельные человеки пытаются пробраться на периферию. Замок выслал своих шпионов, а окрестные деревни – своих бунтарей-подростков.
– Вы этого видели? – спрашивает Седрик, показывая пальцем на высокую, белую как мел фигуру, увенчанную здоровенной сланцевой шапкой. – У вас что, бывают альбиносы?
– Это известняковый тролль. Они редко встречаются. Обычно умирают молодыми. Из-за погодной эрозии.
– Я от вас столько всякому разному учусь, шеф. И еще, э-э, мой дядя просил передать вам, чтобы вы прекратили разбирать крепостные валы. Если это возможно, разумеется. Вы, конечно, пользуйтесь теми, которые уже рухнули, однако…
– А не то что? – перебиваю я его.
– Он не говорил.
– Объясни ему, что пришло время смахнуть пыль с нашей архитектуры и свежим взглядом окинуть наши принципы обороны. Это должно его заинтересовать.
Я вышагиваю взад-вперед позади сцены, все нутро у меня так и крутит от беспокойства. Я нервничаю еще сильнее, чем Шелдон накануне брачной ночи. Последние новости гласили, что в ходе вечерних переговоров был достигнут значительный прогресс. Теперь соглашение неизбежно. Поскольку свадьба должна была состояться сразу вслед за ним, можно было совместить ее с фестивалем.
Под моими ногами прекратили свою работу землеройные машины. Прилив троллей захлестнул площадку, дракону не хватало искры, чтобы взорваться.
Внезапно акустическая система сотрясается от первого раската музыки.
Звук чистый, холодноватый. Мои горные собратья умеют создавать могучее эхо и без помощи долины. Им даже удалось родить приличное вторичное эхо от подножия сцены для музыкантов. С обломками замка и гранитными блоками, которые нам удалось натаскать из окрестностей, у нас практически получилось подготовиться. Для нас, троллей, искать камни – это как для людей собирать грибы. Разве что камни растут медленнее.
Я притопываю ногами, мне быстренько подражают все, кто слоняется за сценой. Моя троллесса машет мне из первых рядов. Я не знаю, кто играет, за программу отвечает Жозетта. Похоже, зрителям выступление нравится, у барьеров толпятся множество молодых троллей обоих полов. Ритмы простые, но мелодия обвала довольно запоминающаяся. Не совсем лавинная категория, но достаточно, чтобы немножко изменить ландшафт.
По ходу того, как рушатся валы, стражники смешиваются с толпой. Гул сборища и акустическая система доделывают остальное. В окрестных деревнях не осталось жителей. Одни сбежали, другие расставляют киоски с прохладительными напитками или фотографируются на память перед бревном, на котором сидит огромный ворон со взъерошенными перьями.
Я прогнал двух чересчур предприимчивых финансовых консультантов, которые ошивались за кулисами, вооружившись одинаково тухлыми что улыбками, что контрактами. Но они вернутся, это заложено в их натуре. В жизни встречается два типа личностей: те, которые владеют финансовыми инструментами, и те, которые копают. Вот этих вы с лопатой в руках не увидите никогда.
– Я нашла Берсерков, – объявляет моя троллесса, возникая рядом со мной. – Они были у своего дилера. У Юнга весь нос в запекшейся крови, да и остальные не намного лучше.
– Скажи им, что если они поведут себя адекватно, им будут рады.
– Они уже здесь, настраивают свои инструменты. С другой стороны, я тебя предупреждаю: они вот-вот вырвутся, а их репертуар… – Она делает паузу, пожимает плечами. – Сам увидишь.
Пока одна группа играет, следующая на другой половине сцены готовится. Мелкие троллята барабанят по стопкам грифельных досок, отбивая такт. Кое-кто из людей разбил палатки, кто-то собрался у рва, купаются и обливают друг друга. Другие незаметно удаляются в лес – кто парами, кто группами. Идущий из толпы гомон чем-то напоминает мурлыканье дремлющей кошки. Когда первые ряды троллей подхватывают припевы или хлопают в ладоши, по торфу под моими ногами пробегает дрожь. В теллурических вибрациях есть что-то первобытное, но им все же не хватает той силы, которую я хотел бы им придать.
– Шеф! – Ко мне мчится запыхавшийся Седрик, ловко пробираясь между музыкантами. – У нас огромная проблема.
Я поднимаю брови, побуждая его продолжать.
– Это Бризена. Она не хочет выходить замуж. Эльфы рассказали ей о свободной любви, и она купается с ними во рву.
– Надеюсь, она сняла свадебное платье, – говорит моя троллесса. – А что единороги?
Я пожимаю плечами, краем глаза следя за рябью в толпе. Музыка хороша, но все еще меня не завела. Время поджимает…
– Они так нагрузились травкой, что подпишут все сертификаты девственности, какие нам будет угодно, – говорю я. – Скажи Шелдону, что это его последний шанс улизнуть. Если нет, пускай присоединяется к ней с полотенцами и готовится отдраивать. Как следует. Свободная любовь посреди грязи – она такая, от нее потом трудно отмыться.
– У тебя полно недостатков, – говорит моя троллесса, – но романтизма среди них точно нет.
– Так что же нам делать, шеф?
– Ничего не делать. Это свадьба, мы должны расслабляться.
– Мне больше нравится, когда ты возбуждаешься, – чувственно мурлычет моя троллесса, прижимаясь ко мне. – Ладно, знаю-знаю, сейчас, наверное, не время.
– Именно что, – говорю я со вздохом. – Сейчас и полагалось быть времени.
– А, так вот какой у тебя план? Мне бы следовало догадаться!
Седрик изумленно таращится на меня, а потом вдруг обнаруживает, что ему по-дружески прилетает кулаком в железной перчатке.
– Мы готовы к выходу на сцену, – объявляет лидер Берсерков, разминая пальцы.
На его рубахе пузырятся свежеокровавленные лоскуты, а глаза и зубы красным-красны.
– Мир и любовь, – бурчу я.
– Э-э, у меня была веская причина его двинуть, – защищается он.
– Да ну? И какая?
– Стоит тут, понимаешь.
Стена камней за сценой уплотняется. Каждый удар усиливается, пока не начинает вибрировать гранитное основание под торфом. Скалы и тролли вот-вот заставят мир плясать.
– Если у вас в репертуаре есть песня о любви, – говорю я, наклоняясь, чтобы взглянуть ему прямо в глаза, – было бы неплохо начать с нее.
– Для будущих жениха и невесты, – добавляет Седрик, поднимаясь на ноги. – Для Шелдона и Бризены. Отличная идея, шеф!
– Ага, для них. – Я созерцаю море гранита и песчаника, волнующееся у подножия сцены. Горы и реки, лавины и наводнения. Все стихийные силы мира собрались здесь. – И заодно для всех для нас.
Выход Берсерков на сцену сопровождается выжидательной тишиной. Какое-то время уходит на то, чтобы расположиться и сказать несколько слов, затем они поют а капелла душераздирающе трогательную песню о жене Артура и ее зеленых глазах. За Юнгом – высокие ноты, он их ведет с такими фиоритурами, что мне хочется объявить лавинную тревогу. Но мелодия обволакивает мое сознание, затем туда внедряется, и оказывает неоспоримое действие.
Первые ряды смыкаются. Самые дальние тролли понемногу сближаются, пока не начинают тереться друг о друга. Кремень встречается с гранитом и высекает искры. Рука моей троллессы непринужденно проскальзывает в мою.
– Понимаешь, – говорю я, – в те времена я был бы среди зрителей. А сейчас стою на задах сцены и раздумываю обо всем, что может пойти не так.
– Если ты не часть решения, тогда ты часть проблемы!
– И что это должно значить?
– То, что ты пойдешь со мной, и мы найдем тихий уголок.
У троллей половые органы совсем как у людей, ну или почти как у людей, только их не прячут под одеждой. Они свернуты в интимных зонах, прикрытых плитами из камня, которые мы можем отодвигать по своему усмотрению – если, конечно, захотим. Кислотная очистка, которую устроила Жозетта, обнажила мои страсти, и я больше не могу скрывать своего внутреннего смятения. Как бы то ни было, когда ты влюблен, тебе следует отбросить облекающую тебя броню. Некоторые понимают это инстинктивно. Остальные, как правило, остаются в холостяках.
Наши следы в торфе заполняет вода. Я украдкой поглядываю на свою спутницу. На гардине из гранатового бархата, в которую она обернулась, в стратегических точках появились прорехи. Влажная от болотного ила ткань – будто паутина черного кружева, что делает ее бесконечно желанной.
– Почему все так? – шепчет она, когда мы оказываемся достаточно далеко от сцены и музыка становится всего лишь приглушенным грохотом.
Я заключаю ее в объятия, и мы мягко опускаемся на вересковую подстилку. В воздухе разливается аромат давленых веток и цветов.
– Помнишь то огромное сборище на склонах горы Судьбы? – говорю я, зарываясь лицом между ее грудями.
Она кивает и обнимает меня. Там-то мы и встретились, посреди грохота боевых барабанов, от которого ходила ходуном земля. Ритм был просто вулканический. Орки либо плясали, либо дрались между собой, кучка некромантов барыжила заговорами от стеснительности. Острие каменной иглы постреливало лучами злого колдовского света, бегавшими по всей сцене.
– Мы пытались развесить диско-шары, – вспоминает она, – но организаторы нам не разрешили. Сказали, им чуток не хватает интимности. Но причем здесь наш фестиваль?
– Ты припомни… Мы так разошлись, что лава поднялась до верха горных галерей. Нам, кстати, за это сильно пеняли. Кажется, там одна группа, которую не приглашали, ухитрилась просочиться мимо охраны, зайти за маячки безопасности и углубиться в туннели для выхода лавы. Один из них даже в нее провалился. Выживших пришлось эвакуировать по воздуху, чтобы избежать бунта.
– Ты же понимаешь, все уже забыли об этой истории.
– Это не помешало полететь головам, в том числе на самом высоком уровне.
– И ты хотел бы все повторить?
– Мне ничего не пришло в голову, кроме этой идеи. Лава – она как мы: неторопливая, неумолимая, неудержимая…
– И пылкая внутри. – Она хихикает. – Извини, но ты такой сексуальный, когда вот так говоришь.
– Ты правда так думаешь?
Она избавляется от своего импровизированного наряда и закрывает мне рот поцелуем.
Секс у троллей начинается с землетрясения, а продолжается еще более бурно. В финальной стадии разъезжаются тектонические плиты. Вот почему мы так редко им занимаемся. Мир и так полон потрясений.
Однако время от времени мы устраиваем себе такие развлечения.
Толпа начинает заводиться. В действо даже втягивается кое-кто из людей, хотя и из-под прикрытия деревьев. Это не очень эффективно в плане провокации выброса лавы, хотя и довольно шумно. На сцене Берсерки уступают место какой-то перевозбужденной молодежи, которая дробит свои валуны о камни акустической системы. Синхронные движения наших бедер вторят им, и можно подумать, будто их музыка написана специально затем, чтобы задать нам темп.
Земля содрогается, но никто не обращает на это внимания. Нас не отвлекают даже рушащиеся внутренние укрепления замка. Мир суживается до первородного пульса. Горные тролли знают, как открывать расщелины, речные тролли в свойствé с лавой и всем жидким. Нам, ведомым одним и тем же желанием, потребовалось лишь объединиться. Запах раскалившейся породы, идущий снизу наших животов, напоминает аромат вулканов.
Кончиком пальца я ласкаю лицо моей троллессы, знакомое до каждой извилинки рельефа, каждой прожилки камня. Закрыв глаза, она открывается до сердцевины.
Я закрываю в свою очередь глаза, и открываюсь вместе с ней.
Целую вечность спустя я наблюдаю, как дождь смывает последние следы грязи с ее лица. Она улыбается мне, не открывая глаз – она и так знает, что я всматриваюсь в нее.
– Ты это почувствовал? – бормочет она, свернувшись калачиком на сгибе моей руки.
Мой инстинкт мне подсказывает, что заживление недр уже началось. Лава закрыла раны там, где скала пострадала от вырубания и прессовки. Все завершилось, ну, или почти все. Мы долго еще так и остаемся – сплетясь, с удобством зарывшись в торф.
– Нельзя засыпать, – говорю я, снова садясь. – Осталось полным-полно неулаженных дел.
– Мы ведь со своей частью справились, или нет?
– Шелдона и Бризену до сих пор не поженили, и я обещал восстановить замок, так что теперь я обязан идти и выслушивать попреки.
– Научись делегировать обязанности!
Она улыбается при этих словах, а я улыбаюсь в ответ.
– Думаю, когда все это закончится, я возьму долгий отпуск. Если хочешь, приду и пособлю с салоном.
– О нем способна позаботиться и Жозетта. Я тоже думала на какое-то время исчезнуть. Нам с тобой есть что наверстать.
Замок почти целиком рухнул. От внешней стены остались только два обрубка столбов, поддерживающих разводной мост. Торчащий посреди осыпей донжон, будто устремленный в небо палец, словно поддразнивает нас.
Мои соплеменники собираются домой. Тропы, ведущие в горы, забиты; длинные вереницы троллей тянутся до самого горизонта. Их синхронный топот говорит о произошедшем лучше, чем мог бы поведать я сам.
Моя троллесса прижимается ко мне, и у меня такое чувство, словно извержение лавы смелó весь шлак с моей жизни. А перед звуковой системой стоит темнокожий человек с безумными глазами и своим странным инструментом, мяукающим как рысь. Пока команда добровольцев подбирает обломки скал, разбросанные у подножия сцены, он успешно рвет в клочья мою успокоенность пронзительными звуками и взрывными раскатами. Его песня начинается на манер военного гимна и заканчивается под взрывы бомб, как предупреждение. Я думаю о будущем, от которого мы спаслись, и содрогаюсь.
Никто не обращает на него внимания, но пассажи, рождающиеся под его пальцами, будут преследовать меня еще долго.
По ту сторону разводного моста во всех направлениях снуют фигуры людей. Рыцари натянули над завалами навес и пытаются организовать подобие алтаря для жениха и невесты. Над общим гамом взмывает голос Бризены, но я никак не разберу, что именно она говорит. Она надела свадебное платье, но распустила по плечам мокрые волосы. Рядом с ней Шелдон с видом человека, который только что одержал победу, но толком не понимает, в чем состоит выигрыш.
