Текст книги "Французы и русские в Крыму. Письма французского офицера к своей семье во время Восточной войны 1853–1855 гг."

Автор книги: Жан Эрбе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

26

Под Севастополем 5 ноября/25 октября 1854 г.

Еще одна победа союзных войск! Возблагодарим Бога, пославшего нам ее. Поражение повело бы за собою несчастье!.. Радость и надежда во всех сердцах! Однако, это не тот энтузиазм, который чувствовался после Альмы.

Я принимал только косвенное участие в этом сражении, стоившем больших усилий; подробности позднее.

27

Под Севастополем 10 ноября/29 октября 1854 г.

Чтоб дать вам общую идею Инкерманской битвы, необходимо возвратиться к описанию положения союзных войск по тем моим личным наблюдениям, которые я успел сделать.

В действительности армию составляют 72 тысячи человек т. е. 42 тысячи французов, 25 тысяч англичан и 5 тысяч турок.

Осадный корпус под командою генерала Форе считает, включая и отряд моряков, наличность в 20–22 тысячи человек.

Английский осадный отряд состоит из 9–10 тысяч человек, и почти такой же численности их наблюдательный корпус; кроме того, в Балаклаве у них кавалерия и остальная пехота.

Турки составляют дивизию приблизительно в 5000 человек.

Начертите полукруг около Севастополя, упирающийся на юге в Стрелецкую бухту, а на севере в отвесные высоты, на которых расположены несколько избушек, слывущих под названием Инкермана. Из этой крайней точки, которая господствует над всеми нашими позициями, проведите прямую до Балаклавы. На полукруге поместите осадный французский корпус из 5, 4 и 3 дивизий, отряд моряков, и затем отделенный от французов глубокой лощиной осадный английский корпус. На тангенсе обсервационный английский отряд, наблюдательный корпус Боске, дивизия турок и наконец английский Балаклавский отряд.

Сзади полукруга на равном расстоянии от Камышинской бухты. Севастополя и Балаклавы главные квартиры французов и англичан с инженерными и артиллерийскими парками.

Подкрепления, полученные русскими довели гарнизон Севастополя до 60 000 человек. При таких условиях неприятель решился атаковать союзную армию, направив нападение на единственный слабый пункт осадной линии, угол, составляемый полукругом и тангенсом.

Если наши противники будут иметь успех в этом месте, то союзной армии предстоит быть разрезанной надвое, и каждая часть, взятая во фланг, может быть отброшена на Балаклаву и Камыш, и даже не будет иметь времени сесть на суда. Необходимо прядется тогда бросить раненых, больных, артиллерию, снаряжение, запасы… и славу!

Эта мысль приводит в содрогание!

Чтоб достичь такого результата, русские сделали следующее: 1-е, 40 000 атакуют центр, ключ позиции. 2-е, Севастопольский гарнизон делает энергическую вылазку, чтоб помешать войскам осадного корпуса двинуться на помощь центру. 3-е – русская дивизия в 12–15 тысяч человек производит живую демонстрацию к Балаклаве, чтоб удержать на месте все войска правого фланга нашей линии.

Казалось невозможным, чтобы так хорошо составленный план, и исполненный такими храбрыми и дисциплинированными войсками, мог бы не иметь успеха!.. Но, к счастью, он совершенно не удался.

4 ноября/23 октября. Дождь не переставал весь день и частью ночью, затем густой и холодный туман окутал город и окрестности.

Англичане устроили на левом фланге своего наблюдательного корпуса два сильных аванпоста из 50 человек, один против Килен-балки, другой восточнее на дороге, ведущей к Инкерманскому мосту, и лагерь заснул под прикрытием этих двух постов.

Ночью русские собрались и разделились на два наступательных отряда. Один под командою генерала Соймонова должен был взобраться на плоскогорье через Килен-Балку, другому под начальством генерала Павлова предстояло соединиться с первым отрядом, следуя по дороге от Инкерманского моста к плоскогорью. Этот путь пролегает по каменоломням, составляющим пропасти в 60–80 метров глубины.

Английские сторожевые посты ночью не слышали ничего необычайного и около 5 часов утра, люди развели свои бивачные огни и собрались кругом них, чтоб согреться и обсушить свою одежду и даже отдельные часовые незаметно приблизились к кострам.

Такая беспечность, которую военные законы наказывают смертью, позволила неприятельским войскам взобраться незамеченными на крутые откосы высот.

Когда голова русской колонны подошла на выстрел к английскому посту, она обойдя его, забрала весь в плен, так что люди не успели ни взяться за оружие, ни уйти.

Пост на дороге подвергся той же участи, но несколько солдат успели бежать и предупредить лагерь.

В это время русские уже взошли на высоты и открыли по лагерю частый ружейный огонь, сопровождаемый не менее сильным огнем артиллерии.

Англичане внезапно пробужденные, выбежали из своих палаток и бросились к оружию; многие были едва одеты и хотя сопротивление было геройское, но численность напавших и редкая в таких случаях энергия, заставили их уступить место.

В 7 часов утра, огонь русской артиллерии с высшего пункта плоскогорья был ужасен и продолжался без остановки.

Весьма густой туман не позволял англичанам определить неприятельские силы, ни отдать себе отчета о занимаемом им положении. Это был бой лицом к лицу на многих пунктах. При первых выстрелах, генерал Боске помчался галопом к английским линиям, чтоб узнать, что там случилось. Подъехав к английскому генералу, он предложил ему подкрепления, но тот отказался, надеясь лично отбить атаку, и действительно был прав, рассчитывая только на мужество своих солдат, но численность неприятеля участвовавшего в битве была весьма значительна.

Генерал Боске вернулся в свой лагерь, удаленный более чем на 5 километров от места атаки и услышав затем пушечные выстрелы со стороны Балаклавы, быстро сообразил план неприятеля и решил, что атака на наблюдательный корпус англичан, была более серьезна, чем представлял себе ее английский генерал, и что он весьма вероятно будет нуждаться в помощи, направление же атаки на Балаклаву он счел лишь за диверсию. Затем Боске разделил свою армию на две части, из которых первая была развернута на вершинах высот, господствующих над долиной, а вторая в сомкнутых колоннах была в готовности направиться туда, где чувствовалась необходимость её присутствия.

Между тем битва на плоской возвышенности Инкермана героически продолжалась с обеих сторон!

Головы колонн двух русских корпусов, были соединены, а батарея в 38 орудий поставлена в самом возвышенном пункте площади.

Английский осадный корпус, на который атаки произведено не было, послал свои свободные силы для поддержания обсервационного отряда.

Прибытие этого подкрепления позволило англичанам вернуть свои позиции.

Русские старались развернуть свои колонны, но местность не представляла для сего достаточной поверхности, а потому движения одного отряда стесняли движения другого, батальоны перемешивались, обгоняли друг друга и производили беспорядок в рядах.

После переменных успехов и неудач в продолжении более двух часов, англичане на правом фланге были смяты и отступили. Кроме того, их боевые запасы истощились, между тем, как они у русских были постоянно возобновляемы с подходом свежих сил.

Английский генерал увидел, что пришла пора принять подмогу, предлагавшуюся Канробером после генерала Боске, но оказалось, что это было уже поздно. Все его свободные силы были введены в дело, а с остатками своего войска он не мог выдерживать борьбы.

С этой минуты сражение было проиграно. Русские достигли наконец возможности развернуть все свои части и ударить на наши линии во фланг.

Генерал Боске, предуведомленный о таком критическом положении дела, приказал двинуться беглым шагом двум батальонам пехоты, под командою генерала Бурбаки, большего почитателя зуавов, и поехал лично убедиться в ложности атаки, произведенной в Балаклавской долине.

Прибытие этих двух батальонов на поле битвы, произвело большое действие… Как только они появились, англичане встретили их такими неистовыми и воодушевившими наших «ура», что они бросились на русских с стремительностью, которая должна была уничтожить всякое сопротивление. Пораженный прибытием французов, и не имея возможности определить их численности по случаю тумана, неприятель счел свое дело потерянным и отступил, преследуемый до самой встречи со своими арьергардными войсками, также искавшими места, чтоб развернуться; возвращение отступающих еще более увеличило смятение в этих силах.

Однако, наши два батальона должны были остановиться, когда генерал Боске пришел сам с тремя батальонами старых африканских войск, пехотными егерями, зуавами, тюркосами и батареей артиллерии.

Прибытие этих подкреплений еще более ободрило англичан, мужество которых не иссякло и эти соединенные войска оттеснили русских, быстрое отступление которых увлекло и вторую их линию.

Перед фронтом и на правом фланге англичан также происходил бой. Русские войска отряда Соймонова, не введенные еще в дело, намеревались произвести нападение на наш левый фланг. В эту минуту, прибыла батарея отряда Боске и капитан Фьеве, командовавший ею и получивший разъяснения о положении дела от посланного к нему навстречу офицера главного штаба, не замедлил, несмотря на опасность, которой подвергал свои орудия, поместить их на Инкерманской дороге, открыв стремительный огонь по массам русских, а также направив выстрелы на ужасную 38 орудийную батарею, которую стал обстреливать с фланга.

Наша батарея была под прикрытием двух батальонов пехоты и батальона зуавов, и эти свежие силы поместились на левом фланге англичан, остановив движение войск хвоста корпуса Соймонова.

Генерал Канробер сел на лошадь при начале атаки и поехал к Мельнице и когда английский генерал поставлен был в необходимость просить помощи у французов, он послал приказание осадному корпусу направить батарею и одну бригаду на Инкерман. Для этого была назначена 1-я бригада дивизии принца, которая отправилась со своими орудиями под командою генерала де Моне; она пришла к Мельнице около 11¹/₂ часов, готовая войти в дело, но только одной батарее пришлось принять участие в битве.

В это время отступление русских обозначилось вполне, подвинутое еще новыми усилиями сражавшихся против них, которые, чувствуя за собою поддержку, преследовали по пятам два отступавших русских корпуса.

Русская 38 орудийная батарея продолжала свой губительный огонь, несмотря на потерю в людях и боевых запасах, но всё-таки и она должна была последовать за отступающей армией, прикрыв ее и исполнив таким образом все, что доступно человеческой возможности.

Принц после ухода его 1-ой бригады, собрал всех свободных людей своей дивизии, включая сюда и больных, способных еще носить оружие и во главе этой небольшой колонны, направился к Инкерману. Его прибытие к Мельнице было приветствуемо последними гранатами главной русской батареи, вынесшими у него из строя нескольких человек.

Было два часа пополудни, и всё кончалось. Принц возвратился в лагерь со своим отрядом, а 1-я бригада его дивизии получила приказание остаться у Мельницы.

Вторая часть плана русской атаки заключалась в возможности помешать стремительной вылазкой войскам нашего осадного корпуса подать помощь англичанам. Около 9 часов сильная колонна, выстроившись перед бруствером под командою генерала Тимофеева, с целью нападения на наши работы с фланга и с тылу, отправилась вперед под прикрытием многочисленных стрелков.

Наши войска в траншеях не ожидали этой атаки, скрытой туманом и защитники батарей. №№ 1-ой, 2 и 3-ей, подавленные численностью, отступили к своему правому флангу, но роты 1-го батальона моего полка (20-го легкого), из прикрытия батарей 8, 9, 13 и 14-ой под командою полкового адъютанта капитана Морено, бросились беглым шагом на помощь защитникам батарей, уже занятых русскими, и заставили оставить их.

Генерал де ла Моттеруж, командовавший в этот день рабочими войсками в траншеях, перейдя через бруствер, бросился с нашими ротами на русских, отступивших чтоб собраться под прикрытием орудий своих укреплений. В момент, когда расстроенный неприятель, вновь двинулся вперед, резервная бригада под командою генерала Лурмеля, прибыла беглым шагом и бросилась на русских с такою стремительностью, что совершенно привела их в беспорядок и отбросила за укрепления. Генерал Лурмель, без сомнения, имел намерение ворваться в Севастополь по следам отступающих русских, но в ту минуту, когда отдавал такое приказание, – он был убит наповал ядром в грудь…

Немного после, около 11 часок, генерал Форе дал сигнал к отступлению.

Другой попытки вылазки в этот день уже не было.

Что касается третьей части русской программы нападения, состоявшей в энергической демонстрации к стороне Балаклавы, с целью удержания в позициях правого фланга союзной армии, то может быть этой программе не доставало только энергии, которая необходима была для исполнения. Генерал Горчаков, введенный в ошибку количеством войск, расположенных на виду генералом Боске по вершинам плоскости, ограничился посылкою достаточного числа орудий к стороне турецкой дивизии, а после того, как она оставила занимаемые ею редуты и отступила к Балаклавскому ущелью, он не пытался более делать серьезных атак, а удовольствовался лишь передвижениями своих войск в долине.

Понесенные нами потери значительны. Считают, что убитых и раненых англичане потеряли 3000 человек, французы 1500 а именно: 1000 человек на Инкерманской плоскости и 500 в бою осадного отряда. У русских выведено из строя около 10–12 тысяч человек.

С 5-го числа по настоящий день, собирали раненых, между которыми очень много русских, находимых в кустарниках и скрывшихся в расселинах утесов. Они не отваживаются позвать носильщиков, преходящих мимо и не замечающих их, хотя и не сомневаются в симпатичной встрече, которая им будет оказана и заботах, которыми их окружат на наших перевязочных пунктах!

Русские раненые помещаются вместе с нашими и все пользуются одинаковыми уходом и вниманием наших докторов, без всякого различия. Разве они не такие же люди и добрые, храбрые солдаты, как и наши?

Не без труда я мог собрать все эти разъяснения и привести их в порядок. Желая дать вам общую идею этого смертоносного боя, я осведомлялся почти у двадцати офицеров, и каждый рассказывал, что он сделал или что видел, не имея никакого понятия о том, что сделал его сосед.

Спорят о причинах успеха, но тем не менее не приписывают, как успех Альминского сражения, хорошо составленному и исполненному плану. Не было заранее обдуманного предположения о защите Инкерманской плоскости, и так как нельзя допустить, чтоб с такими противниками как русские, французский пыл (la furia) мог что-либо поделать, – то необходимо искать причину в ошибках, сделанных нашими соперниками… Я поступаю, как и все другие, ищу эти ошибки, и несмотря на мою некомпетентность, вот мое мнение.

1-е, атакующие колонны одновременно появились на пространстве невозможном их вместить, а потому не могли развернуться и взаимно мешали друг другу. Такое положение должно было необходимо внести беспорядок при исполнении движений в подробностях. Русский начальник атаки Даненберг, оставался близ Инкерманского моста и не мог устранить этих неудачных распоряжений.

При первом отступлении стрелков беспорядок, поддерживаемый туманом, обозначился вполне, и с этого времени атака стала случайностью, тем более, что даже и на коротком расстоянии, трудно было судить о её результатах.

Я же предполагаю, что если б на плоскости явился только один русский корпус, то он мог бы действовать с большею одновременностью и точностью.

Генерал Соймонов, командовавший 2-м корпусом, должен бы был послать часть своих войск по направлению к английскому осадному отряду, и начать взбираться на крутые склоны на его левом фланге, только в то время, когда 1-й корпус Павлова развернулся, и, пожалуй, даже лишь тогда, когда этот корпус имел бы успех, на который он действительно мог рассчитывать, так как наличность его войска была почти равна с численностью англичан, причём последние были застигнуты спящими и не приготовленными к бою. 2-е, генерал Горчаков, кажется, не исполнил своей роли, имея большую наличность против англичан и турок в Балаклаве.

После довольно быстрого оставления редутов порученных охранению турок и по отступлении их к Балаклавскому ущелью, он должен был оставить в этих редутах часть своих сил, (2–3 тысячи человек) с тем, чтоб удержать английскую кавалерию на месте и прикрыть при необходимости свое отступление. (Затем с остальными 1000 человек, он должен был продолжать наступление на турок и преследовать их до высот, занятых генералом Боске).

Перед такой мужественной и решительно высказанной демонстрацией, генерал Боске должен был явиться со всем корпусом против войск Горчакова, и не мог бы своевременно поспеть на помощь англичанам.

Потеря сражения, по моему скромному суждению, не может быть приписана только туману, слабости неприятельских сил и стремительности нашей поддержки. Эти причины, хотя и не оспоримы, но всё-таки недостаточны.

Принц Наполеон в этот день дал прекрасный пример своей дивизии. За несколько дней, все знали, что он довольно серьезно болен и должен был оставаться в постели, – когда же он узнал о нападении, то не замедлил сесть на лошадь, а на протест докторов гордо отвечал, что бывают обстоятельства, когда никто не в праве считать себя больным Он бросился к траншеям, где незначительная часть его дивизии составляла прикрытие и, удостоверившись в бесполезности своего присутствия в этом месте, так как ему там не приходилось делать распоряжений, возвратился в лагеря, собрал там колонну, о чём я уже упоминал, и повел ее, без всякого приказания, туда, где слышалось особенно сильная канонада.

В лагерях говорят, что принц был очень недоволен отделением от своей дивизии 1-ой бригады под командою Моне, оставленной возле англичан после сражения, что он горько жаловался на ту пассивную роль, которую ему создали и против которой он не переставал протестовать, что даже послали по сему предмету возражение Императору, и если последний не уважит его мнения, то он испросит увольнение от командования, которое не дозволяют ему практиковать в достойных условиях…

Правдивы ли эти россказни, не знаю, но я видел принца и был поражен его озабоченным видом и недовольным лицом.

Генерал де Лурмель, один из молодых и блестящих генералов нашей армии, приобретший в Африке репутацию храброго, особенно при местечке Затча (Zatcha) и все очень сожалеют о потере его.

Лорд Раглан сказал после сражения, желая выразить чувства благодарности французской армии за оказанную услугу английским войскам: «Французы отняли у меня руку при Ватерлоо, но возвратили мне ее под Инкерманом». (Вы знаете, что у него только одна рука).

Английский генерал Каткар был ранен ядром в верхнюю часть бедра и с трудом держался на лошади, и когда офицеры его свиты упрашивали сойти с лошади и сделать перевязку, он сказал: «Оставьте меня, надобно показать английским солдатам, как умеют умирать их генералы»… и с нечеловеческими усилиями, выехал перед фронт своей части, спокойный, с поднятою вверх головою, с гордым взглядом… но у последних рядов, упал с лошади мертвый!..

Моя роль была самая простая в этот памятный день. Узнав что случилось, и не имея солдат, я отправился к полковнику Раулю, начальнику траншей и отдал себя в его распоряжение. За недостатком офицеров он принял меня с готовностью для передачи приказаний осадным войскам.

Возвратившись в лагеря по окончании дня, когда моя служба кончилась, мне посчастливилось встретиться с аббатом Профиле, с которым я ехал из Парижа до Авиньона, когда он отправлялся на службу духовником на военный корабль. Теперь же он назначен в Восточную армию. Этот молодой священник, живший в Париже со своею матерью в полном довольстве, испросил и получил должность духовника во флоте. По прибытии в Камыш, чтоб не оставаться без дела, он выпросился принять участие в отряде, сформированном из моряков. Я его встретил на поле битвы, утешающего раненых, напутствующего умирающих и находящего для всех сердечные слова.

Мое письмо довольно длинно; часть ночи я провел за ним и если в нём есть ошибки или пропуски, я вам сообщу о них позднее.

Засыпаю от усталости.

Взгляните на карту Севастополя и его окрестностей, сделанную офицерами Генерального Штаба и напечатанную в Атласе осадных действий генерала Ниеля. Она находится у книгопродавца-издателя Дюмень, 18, улица Дофина, Париж.

28

Под Севастополем 17/5 ноября 1854 г.

В лагерях продолжается разговор об Инкерманском сражении. Кажется, судя по слухам, доходящим до нас из штабов, генерал Канробер в согласии с лордом Рагланом решился испробовать 6 ноября/24 октября штурм Севастополя открытой силой.

Предупрежденный о сем Меньшиков, чтоб расстроить ото предположение, захотел предпринять наступление, и два великих князя Михаил и Николай, приехавшие за два дня с сильными подкреплениями, одобрили намерения генерала.

Великие князья, действительно находились среди своих солдат с начала действий и электризовали их своим присутствием, и только, когда большая часть их войск перешла Черную по Инкерманскому мосту, они также оставили поле сражения и отправились на правый берег реки.

Отступление русских произошло почти всецело на Инкерманский мост, составляющий продолжение шоссе на много сотен метров, среди болота. Этот узкий проход не был бы возможен для движения, если б союзная армия с большею заботливостью не ознакомилась с местностью, соседнею с английскими позициями. Действительно, над мостом и шоссе господствует бугор, который был занят нашими солдатами около 2-х часов, и с этого пункта легко можно было обстреливать продольно мост и шоссе.

При окончании дела в рядах русских распространилась молва о падении Севастополя, и это, кажется, было причиною, которая окончательно заставила неприятеля отступить на правый берег Черной: должно быть в городе оставался очень слабый гарнизон, так как все здоровые люди, около 5–6 тысяч генерала Тимофеева, послужили к укомплектованию корпуса генерала Соймонова.

Если бы генералу Форе да вдохновение генерала де Лурмеля…

В числе потерь англичан кроме убитого генерала Каткарта, упоминают о генералах Странгвей и Гольди, затем между ранеными находятся генералы Адамс, Кодрингтон, Торинг, Бентинк и другие, имена которых я не удержал в памяти.

Два первых батальона, отправленные генералом Боске на помощь англичанам, принадлежали 6 и 7-му пехотным полкам: полковник де Кама вел батальон 6 полка и заметив, недолго спустя после своего прихода, что в стычке знамя его полка перешло к русским, понесся на лошади чтоб возвратить его, но пал сраженный пулею в грудь! Подполковник Гозе, видя его пораженным, в свою очередь бросился вперед и имел счастье возвратить знамя, которое вырвал из рук русских и привез в среду своих батальонов!

Но я никогда не кончу с той памятной и губительной битвой, если буду увлекаться желанием обрисовать все черты мужества союзников и их соперников, а потому необходимо остановиться…

На следующий день после Инкерманского сражения, начались правильные осадные работы, и уже не было слышно разговоров о предположении штурма открытой силой, следовательно, хочешь не хочешь, необходимо приходится провести по меньшей мере часть зимы на этом холодном плоскогорье.

Моя рота возвратилась в лагеря, и я снова вступил в командование ею, неся подобно товарищам траншейную службу.

Ночью 13/1 на 14/2 мне назначено было производить работу в траншеях с 200-ми человек моего полка. Было, чудесное, довольно мягкое время с чистым звездным небом. В 7 часов утра нас подняли, и мы вышли, чтоб отправиться в лагеря, как вдруг начался ветер и такой стремительный, что невозможно было стоять на ногах. Люди мои исчезли, как по волшебству и я сам счел более разумным растянуться на земле, чтоб не быть опрокинутым. Таким образом мы должны были оставаться на месте до 11 часов, не имея возможности встать, несмотря на чувство голода и всего в 500 метрах от лагеря.

В эти четыре часа, в нашем лагере всё было перевернуто вверх дном. Мы видели большое число лошадей, стремглав скакавших через всякие препятствия и искавших несуществовавшего убежища; затем летели палатки, барабаны, бочки, подхваченные бурей… Мы совсем не были приготовлены для борьбы со стихиями и только около полудня могли возвратиться в лагеря, или скорее в местность, где был лагерь. Здесь всё было перемешано, не осталось на месте ни одной палатки, и никакого следа кухонь!

Ветер продолжался до 5 часов вечера, хотя и менее сильный, но всё-таки не позволявший развести огни! Вся армии была осуждена в этот день завтракать и обедать запасными сухарями с небольшим количеством свежего свиного сала.

Ночью тишина сменила ураган и на следующий день пришлось исправлять все повреждении, при чём неунывающая французская веселость появилась вновь, как в лучшие дни.

В море потери были более серьезны. Двадцать французских и английских судов, нагруженные запасами были выброшены на берег и разбились о скалы; пароходы испытали ту же участь. Кроме того военные суда понесли большие аварии.

Сегодня, когда погода совершенно исправилась, мы почти забыли о бурном дне 14/2-го числа.