355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жан Эрбе » Французы и русские в Крыму. Письма французского офицера к своей семье во время Восточной войны 1853–1855 гг. » Текст книги (страница 5)
Французы и русские в Крыму. Письма французского офицера к своей семье во время Восточной войны 1853–1855 гг.
  • Текст добавлен: 26 октября 2017, 16:30

Текст книги "Французы и русские в Крыму. Письма французского офицера к своей семье во время Восточной войны 1853–1855 гг."


Автор книги: Жан Эрбе



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

17

Лагерь под Ольдфордом. 18/6 сентября 1854 г.

Высадка произведена в точности, согласно приказаний 14/2 сентября.

За сигналом с адмиральского корабля, шаланды находившиеся на флангах эскадры и всевозможных видов транспорты были отправлены к кораблям для снятия с них солдат. Маленькие пароходы брали транспорты на буксир и приводили возможно ближе к берегу.

Чтоб высадиться, люди сходили в воду по колено, и достигали берега вброд. Генералы подавали пример, идя во главе своих частей. В 2 часа вся пехота была уже на материке, а в 5 часов на суше были 60 орудий, обоз, лошади и даже наши вьючные мулы.

Фланкеры, под руководством офицеров главного штаба, не теряя времени, разбили боевую линию, на которой мы должны поставить свои походные палатки и в 6 часов мы уже заняли свои места. Лагерь был устроен. Линия его описывает полуокружность, опираясь своими концами в море. Французы на правой стороне, англичане на левой. Дивизия принца занимает середину этого полукружия, а турки в центре примыкают к морю.

Высадка предполагалась на всю ночь, но поднялся ветер и принуждены были прекратить ее.

Мы должны быть благодарны морским офицерам, за настояния их в минуту отбытия с корабля, взять с собой на каждого по два хлеба в килограмм весом, так как без этой предосторожности были бы поставлены в необходимость лечь спать без завтрака, питаясь воздухом. Не было ни воды, ни дров близко к нашему лагерю и солдатам пришлось закусывать насухо, тем, что взято с корабля и лишиться своего кофе.

Поставили обычный главный караул и каждый лег спать, довольный этим первым и удачным переходом.

На следующий день 15 сентября с восходом солнца, я был уже на ногах, перед передней линейкой, собирая сведения от солдат, вставших еще ранее и возвращавшихся из окрестностей нашей стоянки. Каждый из них нес две больших манерки, одну с водой, другую с вином; многие были с гусями, утками и курами добытыми мародерством. Я отправился по указанию их в деревню за 4 километра, вполне убежденный, что там совершаются действия, противные дисциплине.

Напавши в скором времени на род погреба для вина, устроенного посреди виноградника, я встретил здесь несколько солдат, проклинавших предупредивших их товарищей. Действительно, для наполнения своих манерок, они пробили штыками 60 или 80 бочек с вином и в погреб можно было проникнуть по колено в вине.

Я продолжал свой путь, встречая большое число зуавов, тюркосов и пехотных солдат, нагруженных съестными припасами; в деревне такая же толпа! Солдаты всех оружий, уведомленные товарищами, спешили принять участие в грабеже. Какое печальное зрелище!.. Я был взволнован… но чувствовал себя бессильным!

Впрочем мародеры не воспользовались принесенной добычей.

Генерал Тома, бригада которого занимала передовые посты, отдал приказание задерживать всех возвращающихся солдат и отбирать у них на полицейском посту все найденные припасы. Было отобрано более чем две тысячи штук птицы, которые затем раздавались поровну офицерам и солдатам. Первые получали две части, из которых одна была послана морским офицерам на «Вальми», обратившим их в корабельные запасы.

Были высланы разъезды вперед на несколько лье. Англичане захватили обоз, состоявший из 60 арб, нагруженных мукой, а французам посчастливилось доставить в лагерь кроме 15 арб муки, еще и стадо быков. Интендантство может, следовательно, снабжать войска свежим и несомненно хорошего качества мясом.

В полдень того же дня, беседуя с некоторыми товарищами о предстоящих действиях, мы отправились на небольшую возвышенность для осмотра плоскости, куда пришли и английские генералы Броун и Кодрингтон, которые были весьма любезны с нами и предложили свои зрительные трубки. Мы узнали от них, что русские перешли на левый берег Альмы с намерением ожидать в очень сильной позиции наступления союзной армии.

Я был счастлив, узнавши эту новость, так как по природе своей, люблю лучше нападать, чем защищаться, и кроме того уверенность, что нас не обеспокоят до назначенного времени, дает большое умиротворение телу и душе.

Вообще же английские офицеры не обладают деликатностью своих генералов, о которых я упоминал. Вы можете судить об этом по следующему случаю. На другой день по высадке, море всё время неспокойное, не позволило выгрузить на берег кухонный материал и припасы для английских офицеров, и они, лишенные этого, были в большом затруднении. Увидев группу из 3–4 офицеров, проходивших возле наших палаток, с головами быков из нашей бойни, освобожденных от всех мясных частей, мы заметили, что следом за ними шли другие офицеры, не успевшие воспользоваться таким счастливым случаем, как их товарищи.

В это время перед палаткой шесть офицеров моей роты собирались садиться за обеденный стол, меню которого состояло из хлебного супа, вареной говядины, утки от упомянутого распределения птицы накануне, и наконец салата из сухой фасоли. Объяснив своим товарищам желание оказать сердечное участие этим англичанам, я возможно деликатнее пригласил двух их офицеров разделить с нами трапезу, чем они немедленно и воспользовались с нескрываемым удовольствием. Каково же было наше удивление, когда эти господа без всякой скромности и церемонии стали брать прежде всех себе большую половину блюд! Может быть, они не ели в продолжении 36 часов, и в таком поступке можно бы было видеть только грубые потребности голодного желудка, если б уходя они хотя поблагодарили бы за оказанную им услугу. Но нет, они удалились с надменным видом и на следующий день, при двух встречах, прошли мимо наших палаток, даже не кланяясь с нами.

Убежден, что у них весьма мало так дурно воспитанных офицеров и что вообще английские офицеры вежливы, но для начала сношений это не ободряет. На будущее время стану оказывать им услуги только по просьбе.

Третьего дни утром, я и мой товарищ Жандр отправились в ближайший к деревне замок. Мы были приглашены дивизионным переводчиком на завтрак, состоявший из чаю, свежих яиц и ржаного хлеба. Переводчик нашел в этом замке прислугу польку, свою соотечественницу, принявшую его с распростертыми объятиями и отдавшую в распоряжение его всю провизию, которую она могла припрятать. Этот замок легкого стиля и прекрасно меблированный, занят по военному положению лордом Рагланом и ротой английских солдат. Он принадлежит старому русскому генералу, который жил здесь со своей дочерью и зятем и, узнав внезапно о нашей высадке, приказал заложить экипаж и быстро уехал, оставив дом на охранение двух или трех слуг. Отъезд его был так поспешен, что мы нашли еще фортепиано открытым, и несколько ручных дамских работ на столе.

После превосходного завтрака отправились в накануне разграбленную деревню, где стояли часовые, не допускавшие солдат, но бедные жители не были еще убеждены в своей безопасности. Наш приход в страну их разорил. Как печальна эта внутренняя война!

15/3 и 16/4 числа были очень благоприятны для выгрузки оставшегося на кораблях материала, и теперь нас ничто не задержит в движении вперед. Но не то у англичан, которые никогда не спешат. Говорят, что маршал очень досадует на них за это, и уверяют, что он высказал лорду Раглану в весьма живых выражениях, печаль испытываемую им по поводу такой медлительности, которая дает время русским выжидать нас на укрепляемых ими высотах.

Наконец приходит приказ о походе, – мы снимаемся завтра 19-го из лагеря и идем вперед!

Через два или три дня встретимся с русскою армиею, и вы узнаете прежде чем получите это письмо о результатах нашей первой встречи! Убежден, что будем иметь блестящий успех, и что знамя моего полка впишет в свои складки лишнее имя победы.

Не тревожьтесь, вы получите известия обо мне с первым курьером после сражения, если же случайно не будет этого письма, то всё-таки не беспокойтесь, так как это значит, что служба помешала мне выбрать время для сообщения вам о себе.

С большим доверием иду против неприятеля! Молитва матушки должна мне принести счастье!.. Вперед!..

18

Поле битвы под Альмой 20/8 сентября 8 часов вечера.

Победа! Победа! Победа!

О, как я горжусь быть французом. Подробности?.. Вот они:

Неприятель на крутых высотах, у подошвы которых течет Альма.

С нашей стороны: две боевые наступательные линии.

Первая: первые бригады стрелков каждой дивизии.

Вторая: вторые бригады в развернутом фронте, в 300–400 метрах за первой линией.

В час пополудни раздается выстрел из орудия дивизии нашего правого фланга, назначенной для атаки.

Затем: бум… бум… пиф… паф… паф… бум, пан, пан, бум, пан, пан… Вперед! в штыки!

Первая линия переходит реку…

Вторая подходит к самой Альме… бум, бум… пан, пан, пан, бум, пан, пан… Вперед! Вперед! в штыки!..

Первая линия достигает гребня высот…

Вторая линия переходит реку…

Бум… бум… пан, пан… Вперед! Вперед! в штыки! в штыки!..

Русские отступают. 3 часа… сражение выиграно. Молитвы моей матери услышаны!

19

Поле сражения под Альмой 22/10 сентября 1854 г.

Я провел весь день 21/9, осматривая поле сражения и могу вам сообщить подробности не такие краткие, как те, которые послал тотчас после дела.

19/7 мы оставили Ольдфордскую плоскость в 7 часов утра, причем французская армия была расположена уступами:

В голове 1-я дивизия (Канробера) в боевом порядке в полковых колоннах.

Направо, вдоль морского берега, 2-я дивизия (Боске) в двух колоннах, состоящих каждая из бригады.

Налево 3-я дивизия (принц Наполеон) в двух колоннах, по бригаде каждая.

В арьергарде турецкая дивизия, также в двух колоннах.

В середине эшелонов генеральный штаб, офицерские вещи, резервная артиллерия.

За турками войсковой обоз, походные лазареты и все предметы, составляющие помеху (impedimenta)?

Наконец, в замке в качестве резерва 4-я дивизия (Форе).

Артиллерия каждой пехотной дивизии, состоящая из двух батарей идет в интервалах колонн.

Английская армия не была готова к назначенному часу движения и могла выступить только около 10 часов, соединившись с нами вечером и заняв место на нашем левом фланге.

Флот поднял якоря в час, назначенный маршалом и подплыл возможно близко к берегу, остановившись на высоте 1 дивизии, чтоб быть в состоянии, если понадобится, оказать нам поддержку своей тяжелой артиллерией.

После 5 часов похода в таком порядке, по совершенно обнаженной и бесплодной долине, мы достигли при очень хорошей погоде небольших высот, отделяющих бассейн Альмы от незначительной, летом пересыхающей реки называемой Булганак.

В походе развлекались скачками зайцев. Бедные, сильно напуганные животные, убегая от одной колонны, встречали другую и очень трудно было запретить солдатам воспользоваться этим, хотя такая охота нарушала порядок, скоро впрочем восстановляемый.

Поставили палатки на прилежащей к западной части возвышенности и всякий предался заботам, обычно являющимся по вступлении в лагерь.

Недоставало воды для супа и кофе и необходимо было рыть колодец в сухом ложе реки, где на небольшой глубине и найдена была вода в количестве достаточном для всех нужд.

В это время я взошел на вершину возвышенности… Ах! на этот раз я увидел неприятеля!!

В бесплодной долине, которую мы только что миновали, предо мной представились русские кавалерийские разъезды, которые двигались рысью или галопом во всех направлениях, в то время как наши передовые посты делали по ним несколько выстрелов.

Вскоре затем колонна русских из двух или трех эскадронов показалась из-за высот на левом фланге нашей передовой цепи, состоявшей из 30 человек моего полка, и направилась в атаку, вследствие чего взвод английской кавалерии (25 гусар), стоявший за небольшим пригорком, быстро понесся галопом, на значительную колонну русских и сделав в упор залп из своих штуцеров, возвратился без преследования под прикрытие своей пехоты.

В тоже время английская артиллерия и наша 1-й дивизии построилась в развернутом боевом порядке и своими гранатами заставила русскую кавалерию возвратиться на то место, откуда пришла.

При этих стычках полковник главного штаба Лагонди с плохим зрением, думая догнать взвод английской кавалерии, устремился по направлению к русским эскадронам и попался в плен.

День, 20/8 сентября.

В 6 часов утра, после свежей, почти холодной ночи, все выдвинутые вперед отряды возвратились в лагерь, позавтракали кофе и уже в 7 часов были готовы к выступлению.

Солдаты, без всяких приказаний, позаботились о своих ружьях, и всякий чувствовал, что будет «жарко» (que ça va chauffer) все были веселы и в добром настроении духа, внушающем доверие.

Но в 10 часов, мы еще не были в пути и причиной такого опоздания были опять англичане, которые вместо того, чтоб выступить в 7 часов утра, тронулись только в 9-ть.

Я взошел на высоты, заслонявшие нам долину и увидел слева английские колонны, которые направлялись на правый фланг русских; на нашем же правом фланге держалась возле моря дивизия Боске.

В 10 1/2 часов мы получили приказание идти вперед.

Долина, по которой предстояло наше движение еще ровнее той, если только это возможно, которую мы прошли накануне, и неприятелю, находящемуся на крутых высотах левого берега Альмы, вполне удобно пересчитать нас и следить за всеми нашими движениями.

Мы медленно и стройно подвигались по направлению реки, в том боевом походном порядке, как и накануне и около 11 часов остановились приблизительно в 4 километрах от Альмы, чтоб перестроиться в наступательный боевой порядок.

Две дивизии центра (1-я и 3-я) построились в две линии, первая из первых бригад, в развернутом порядке, вторая из вторых бригад приблизительно в 300 метрах сзади, в сомкнутых батальонных колоннах. Этим двум дивизиям поручена фронтовая атака.

Дивизия Боске, назначенная для атаки левого неприятельского фланга, продолжала свое движение колоннами, параллельно морскому берегу.

Англичане, которым предстояло атака правого русского крыла, направлялись на два земляных редута, на которые это крыло опиралось.

Флот, стоящий у нашего правого фланга для настильного обстреливания берега, готов к прикрытию своим артиллерийским огнем нашего фронта.

Нам ясно были видны русские позиции, а на высотах многочисленный главный штаб и даже группы дам, приехавших вероятно из Севастополя, чтоб посмотреть, как будет опрокинута в море французская армия.

Маршал стоит недалеко от нашей дивизии и его окружают много генералов в ожидании получения, как я полагаю, окончательных инструкций. Через несколько минут они галопом разъехались к своим частям.

Деревня Бурлюк, глинобитной постройки, расположенная перед нашим фронтом, была подожжена русскими и густой дым, ветром направляемый в нашу сторону, мешал нам видеть далеко вперед.

В 121/2 часов первые бригады 1-й и 3-й дивизий развернулись в рассыпной строй, а вторые бригады построились в батальонные колонны.

В этом порядке первая линия подошла на расстояние выстрела к неприятельским стрелкам, засевшим в виноградниках и садах по правому берегу Альмы, идущих полосою около 200 метров.

Во время этого движения центра вперед, дивизия Боске перешла реку в брод возле её устья, не встретив неприятеля и взобралась со своей артиллерией, втащенной на руках на высоты, считавшиеся неприступными и была немедленно поддержана бригадой дивизии резерва (Форе).

Англичане в тоже время подошли к фронту правого фланга русских и двум земляным редутам.

Русские, считавшие свой левый фланг обеспеченным от всяких опасностей по причине почвенных неудобств, оставили его совершенно открытым и поместили свои резервы позади своего правого фланга. Когда их главнокомандующий Меньшиков узнал, но уже поздно, что французская дивизия появилась на плоскости, подвигаясь во фланг его армии, и не имея времени призвать свои, весьма удаленные от этого места, резервы, он переместил часть войск из центра для подкрепления левого крыла.

В это время неприятель, в надежде замедлить нашу атаку с фронта и чтоб дать возможность прибыть своим резервам, открыл артиллерийский огонь, но ядра только докатывались до нас, по причине отдаления; всё-таки действие их беспокоило нас, так как полет их был виден ясно и можно было даже следить за ними. Когда один из таких снарядов падал по направлению батальона, то испуганные люди бросались из строя в стороны, и только после пролета ядра возвращались на свои места.

Принц Наполеон и его штаб держались на конях между двумя батальонами моего полка и я был в десяти шагах от принца, когда снаряд принял направление к его группе.

Помощник военного интенданта, видя опасность, угрожавшую ему, хотел избежать её, подвинув свою лошадь направо и этим движением оттолкнул лошадь принца в сторону и снаряд ударил в помощника интенданта, оторвав ему ногу; может быть, если б он не сделал никакого движения, жертвою был бы принц, но последний не испугался и оставался продолжительное время возле батареи, которая потеряла убитыми 7 человек и 8 лошадей.

Ядра стали падать всё в большем числе и принц приказал развернуть наши батальоны, чтоб сделать глубину расположения войск меньшей и быть в лучшей возможности поддержать первую линию.

Мы оставались в большом недоумении относительно дивизии Боске. Сначала, следя за всеми её движениями, мы потеряли ее из виду, как только она достигла плоскости, но затем услышали её первый пушечный выстрел.

Был ровно час пополудни, и этот выстрел раздался во всех сердцах, так как являлся сигналом общего наступления.

Стрелки 1-ой и 3-ей дивизии бросились вперед, выбивая неприятельских застрельщиков, засевших в виноградниках и заставляя их отступать за реку, переходя ее вслед за ними; бросив ранцы на землю, они начали взбираться на склоны возвышенностей, вершины которых занимались русскими.

Нам, второй бригаде было видно это движение вперед и мужество и энтузиазм наших стрелков, заставляли нас завидовать их участи!

Но вот произошла небольшая остановка на уступах холмов! Русские, храбрые как и их противники, не уступали своих позиций и не отступая предоставляли их взять, схватившись штыки в штыки!

Тогда принц отдал приказание нашей бригаде перейти реку, для подкрепления первой линии и люди, побросавши на землю ранцы кое-как где стояли, бросились вперед.

Сотни гранат и ядер были направлены в нас, но многие из них перелетали цель, мы же быстро, подавались вперед, обходя препятствия и взбираясь на склоны, уже взятые первыми бригадами.

Неприятельская линия, не получая подкреплений, ослабела и наконец подалась назад.

Наша бригада появилась в развернутом порядке на плоскости.

В эту минуту дивизия Боске, отваге которой был обязан в большей части успех дня, выдерживая неравный бой в продолжение часа с лишком, геройски сокрушила геройскую же защиту и заставила неприятеля отступить.

Что касается англичан, назначенных для атаки левого фланга, то они направились на редуты, возведенные русскими для прикрытия своего правого крыла, не спеша, шагом и с оружием в правой руке; два раза они не могли достичь подошвы укреплений, несмотря на их хладнокровие и выдержку, и только при третьей атаке, наконец овладели пунктом опоры неприятельской армии. С этого момента борьба сделалась невозможной, наши соперники сознали это и стали поспешно отступать.

3 часа, сражение выиграно…

Знамя Франции развевается на телеграфе, центре неприятельской позиции…

В то время, когда вторые развернутые бригады получили приказ преследовать неприятеля, для того, чтоб дать возможность первым бригадам воспользоваться вполне заслуженным отдыхом, маршал, в парадной одежде, проехал галопом перед фронтом войск, отдавая честь заметным жестом, последовательно всем знаменам. Неистовое ура сопровождало эту гордую, освещенную торжеством фигуру и крики энтузиазма «Да здравствует Франция!» «Да здравствует Император!» «Да здравствует маршал!» вырывались из груди всех.

Чувство, которое испытывает каждый в минуту уверенности, что сражение выиграно, нет возможности выразить. Это совершенно особое возбуждение ни с чем, я думаю, не сравнимое и его необходимо испытать, чтоб отдать в нём отчет.

Вторые бригады, также в развернутом боевом порядке, выдвинулись вперед и остановились в 5 километрах от реки, а русские продолжали свое отступление в хорошем порядке, не прибегая к защите.

Около 5 часов, мы возвратились назад за ранцами, оставленными на левом берегу Альмы, а затем все войска поставили палатки на местности, которая была занята утром русскими.

Турки не принимали участия в битве и служили общим резервом.

4-я дивизия, составлявшая резерв 1-й линии, отделила бригаду для подмоги дивизии Боске, когда та заняла плоскогорье. 2-я бригада в свою очередь достигла вершины в то время, когда наша вторая линия замещая первую, оставила эти высоты для преследования неприятеля.

В 7 часов вечера лагерь устроился; солдаты, успевшие выпить только кофе, не теряли времени для приготовления супа, который был уже готов в 81/2 часов, хотя свиное сало еще не вполне проварилось.

В 9 часов все, усталые и счастливые заснули глубоким сном.

Мне хотелось до ночи возвратиться на место битвы, чтоб отыскать нескольких раненых, мимо которых я проходил… О! если чувство победы возбуждало меня, то посещение поля сражения сильно тронуло мое сердце!.. Особенно на вершинах высот, где борьба была оживленнее, где неприятель бился с нами грудь с грудью, я нашел раненых, лежащих большею частью по двое вместе, и часто русский и француз в таком положении помогали друг другу перевязывать раны, передавая взаимно свои манерки, и хотя не говорили на одном языке, но понимали и сожалели друг друга.

Долг исполнен и исполнен блестяще, а затем не осталось и следа, ненависти у этих людей, несколько часов перед тем изыскивавших возможные средства для взаимного умерщвления. Человечность входила в свои права… Мимо меня прошли зуав, раненый в руку, поддерживавший русского, раненого в ногу. Оба тяжело ступая, плелись на перевязочный пункт.

Я встретил также нескольких несчастных раненых, умолявших меня о духовной помощи, но ввиду невозможности исполнения желания их, я всё сделал, чтоб утешить их, убеждая, что Бог прощает все грехи раскаявшемуся, и что великодушная смерть солдата за свое отечество Ему особенно приятна.

Эти простые слова переродили их… черты лица прояснились… и они, казалось, испытывали успокоение, которое делало их последние минуты менее жестокими!

Возвращаюсь к мысли, которую уже излагал вам несколько недель тому назад, что полезно бы было дать каждому священнику помощника. Первый оставался бы в лазарете, между тем как другой посвятил бы себя требам в лагерях и на полях сражений.

Я отправился также на перевязочный пункт, устроенный по обыкновению на открытом воздухе. Здесь раненые были перемешаны без различия национальностей, в том порядке, как их принесли носильщики, и последовательно осматривались докторами, фельдшера же производили первую перевязку. Им приносили кофе, суп, говядину, смотря по положению, покрывая на ночь хорошими одеялами, одним словом оказывали возможные заботы.

Вчера и сегодня прошли в перевозке на мулах к судам французских и русских раненых, где они будут содержаться более комфортабельно. Затем наши корабли перевезут их в Константинополь, где для них приготовлены снабженные провиантом госпитали. Все убитые солдаты были погребены на местах их смерти.

Мой бригадный генерал Тома был ранен в нескольких шагах от меня, в ту минуту, когда после перехода через реку, он указывал мне направление, по которому следует идти для того, чтоб достичь вершин высот. Я оставил его в мертвом пространстве около стены укрепления. Он расстегнул свой доломан, и я заметил небольшую рану, из которой сочилась кровь каплями. Вчера 21 генерал прощался со своими людьми, выражая сожаление, что не может следовать с нами в минуту начала славной эры битв и опасностей.

Со всех сторон подходят офицеры с рассказами об эпизодах, в которых они принимали участие или о чём успели узнать от раненых русских офицеров.

Говорят, что Меньшиков не допускал возможности движения генерала Боске на его левый фланг, и отвечал доносившему ему об этом офицеру, что склоны неприступны, и что ему из страха чудятся везде французы. Затем несколько позднее, узнав, что дивизия действительно взобралась на плоскость, он сказал: «Нет причины бояться, так как это погибшая дивизия».

Наконец когда факт стал очевидным при громе на левом фланге ружейной пальбы, Меншиков опрометчиво взял людей из центра, чтоб разом покончить с этой неожиданной атакой, а затем, вследствие ослабления центра неприятеля, последовало наше стремительное нападение на него с фронта.

Рассказывают, что английская кавалерия, за ошибочностью принятого ею направления, не могла принять участия в сражении, так как попала в болото, из которого с трудом вышла.

Вероятно, английская кавалерия, имевшая в строю две тысячи лошадей, могла бы быть полезна в то время, когда неприятель начал отступать и мы забрали бы большое число пленных и изрядное количество орудий.

В довершение этих россказней (racontars) передают, что маршал взбешен англичанами, которые под предлогом того, что им пришлось больше перевозить раненых, и что они более удалены от судов, не захотели идти вперед ранее 21-го, и дали таким образом время русским оправиться после битвы.

Мы взяли нескольких пленных, двух генералов и частного секретаря Меньшикова, забрали много оружия и несколько повозок и между ними фургон главнокомандующего, с бумагами, заключавшими самые точные сведения о составе нашей армии, её организации во время отбытия из Варны, о снабжении её припасами, нравственном состоянии и проч.

Этот славный день стоил французам: 136 убитыми, 251 легко ранеными и 852 более серьезно; англичанам: 400 убитыми, 1600 ранеными. Русские потеряли убитыми и ранеными 5–6 тысяч человек. Наша наступательная линия была на протяжении около 5 километров, оборонительная же линия около 3-х километров.

Завтра 23/11 мы идем к Севастополю… Вперед…

Р.S. Забыл сказать, что проходя по полю сражения, я поднял возле убитой русской лошади очень хорошенький хлыстик с головкой коня из платины, и попавшие в землю серебряные кольца, которые буду хранить заботливо, чтоб передать своему батюшке, как воспоминание о дне Альминской битвы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю