Текст книги "Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи"

Автор книги: Жан Флори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Даже если Боэмунд был искренним крестоносцем (в чем нельзя сомневаться априори), похоже, он все-таки считал себя прежде всего крестоносцем-завоевателем, а не кающимся пилигримом. Возможно, он еще не знал об эволюции идеологии с подачи Урбана II либо вовсе не принимал ее, что делает из него – и при этом не стоит обвинять его в двуличии – подлинного воина священной войны.

Во всяком случае, именно такой образ Боэмунда представлен в рассказе Роберта Реймского о решении, принятом норманном в Амальфи. Узнав у крестоносцев, которые встретились ему на пути, об их оружии, боевом кличе и целях, Боэмунд обратился к норманнским воинам с настоящей речью о священной войне, без малейшего колебания сославшись на реальные возможности обрести и земную, и небесную славу:

«Пусть примкнет ко мне тот, кто вверяет себя Господу. Рыцари, ныне повинующиеся мне, станьте же рыцарями Бога и отправляйтесь со мной в путь к Гробу Господню. И все добро, что принадлежит мне, считайте своим. Разве и мы не берем начало от франкского корня? Разве предки наши не пришли из Франции, разве не завладели они землями своими силой оружия? Каким бесчестьем покрыли бы мы себя, если бы наши родители и братья пошли на муки и даже в рай без нас? Если это божье воинство (militia) отправится на битву без нашей помощи, нас и детей наших по праву обвинят в том, что роду нашему не хватило храбрости»[200]200
  Robert le Moine. Hierosolomytana expeditio, II, c. 4 // RHC Hist. Occ. T. III. P. 741.


[Закрыть].

Роберт, монах из Реймса, попутно прославляет и «французский народ», к коему причисляет себя Боэмунд, что, несомненно, было сделано в пропагандистских целях, к которым мы еще вернемся. Автор восхваляет и достоинства крестового похода, и самих французов, возвышая династию Капетингов, с которой Боэмунд свяжет себя в 1106 году, взяв в жены Констанцию, дочь короля Филиппа I. Для Боэмунда и в некоторой степени для самого Роберта крестовый поход представлял военное предприятие, удачно соединившее страсть рыцарства к завоеваниям с идеалом священной войны, проповедуемой Церковью.

То же совмещение двух идеалов, согласно Раулю Канскому, прельстило и Танкреда, племянника Боэмунда[201]201
  Raoul de Caen. Gesta Tancredi, c. 1. P. 605–606. О родственных связях Боэмунда и Танкреда см. далее.


[Закрыть]. Рауль Канский выводит на сцену тот самый образ рыцаря, который вечно ищет славы, не жалея ни своей жизни, ни жизни своих врагов – и тем не менее страдая от мысли, что такое поведение идет вразрез с наставлениями Евангелия. Крестовый поход, отпускающий грехи, позволяет ему примирить эти оба идеала. Он останется рыцарем, но будет сражаться как рыцарь Христа.

Боэмунд, безусловно, считал себя воином Христа (miles Christi), что, впрочем, нисколько не мешало ему надеяться на выгоду, которую могла принести в той или иной степени эта военная экспедиция. Он, вероятно, находил, что служение Богу в священной войне можно прекрасно совместить со службой своим собственным интересам и устремлениям, которые – что очень вероятно – по пути на Восток принимали различные формы.

Вот почему, на мой взгляд, следует оставить открытым вопрос о замыслах и целях Боэмунда в крестовом походе. В зависимости от обстоятельств они могли меняться, принимая различные формы, совместимые (по крайней мере, на его взгляд) с величайшими почестями, воздаваемыми Богу. Выбор цели или намерений – за исключением тех случаев, когда это в принципе было невозможно или источники однозначно противоречат другу другу – должен оставаться открытым в сознании историка, каким он был и у Боэмунда. Все могло одновременно служить его амбициям и делу крестового похода: захватить Константинополь или служить басилевсу; получить от него высокую должность или земли на правах вассала; либо, напротив, отнять у империи или, еще лучше, у врага-сарацина княжество, в котором можно оставаться единственным господином после Бога.

Ибо Боэмунд был не только рыцарем в поисках приключений, воином Христа и ловким и хитроумным норманном. Это «животное общественное», всегда имеющее в запасе несколько вариантов и способное сделать свой выбор в зависимости от ситуации.

6. Поход на Константинополь

Появление норманнских войск на берегу Адриатического моря не могло не обеспокоить Алексея. Вот уже три месяца император наблюдал, как по дорогам, идущим с севера, к границам его империи стекаются бесчисленные разрозненные и беспорядочные толпы, в большинстве своем пустившиеся пешком в крестовый поход, который назвали «народным». Некоторые из них, отряды Эмихо Флонхайма, Фолькмара или Готшалька, виновные в истреблении евреев Рейнской области, грабежах и разного рода преступлениях на всем протяжении пути, были перебиты или обращены в бегство венгерскими или болгарскими войсками, но кое-кто из уцелевших присоединился к тем, кто добрался до императорской столицы. Алексей быстро понял, что в империю явились отнюдь не наемники, на чью помощь он так надеялся[202]202
  То, что Алексей был заинтересован в отправке наемников с Запада, долгое время оспаривалось. Сегодня это доказано А. Бекером и окончательно принято даже теми, кто более всего сомневался в этом; см. на этот счет Shepard J. Crossepurposes: Alexius Comnenus and the First Crusade // The First Crusade, Origins and Impact / Ed. Phillips J. Manchester, 1997. P. 107–129.


[Закрыть]; все это больше напоминало переселение «варварских» народов, устремившихся к Иерусалиму.

Первого августа 1096 года эти «паломники» прибыли в Константинополь. Возглавлял их Петр Пустынник, фанатичный лидер, утверждавший, что на него возложена божественная миссия – освобождение Гроба Господня. Алексей не замедлил благосклонно принять его и восполнить денежные потери, понесенные тем по дороге. По просьбе Петра басилевс в скорейшем времени организовал переправу на другой берег Босфора, что было выгодно и ему самому, поскольку беспорядочные толпы «паломников» доставляли византийцам немало хлопот. Тем не менее он посоветовал Петру повременить с походом в Иерусалим и дождаться армий баронов, главным образом выходцев из районов нынешней Франции, от которых, однако, пока не поступало вестей: многие из них еще не покинули родные края, поскольку папа намеревался собрать их в Пюи 15 августа.

Алексей взял на себя обязательство снабжать Петра и его людей всем необходимым на время ожидания, которое могло затянуться; он посоветовал им не отдаляться от побережья, находившегося под контролем греков, чтобы не спровоцировать нападение турок, державших во власти Никею и ее окрестности. Петр и его люди стали лагерем подле Цивитота примерно 11 августа. Через два месяца, когда Петр, без сомнения, находился в Константинополе, договариваясь о наилучших условиях снабжения, часть его армии под руководством Вальтера Голяка рискнула отправиться по направлению к Никее; она была разгромлена турками, которые вдобавок уничтожили христианский лагерь у Цивитота. Петр узнал об этом 21 октября; на следующий день он добился встречи с Алексеем, который немедленно послал на помощь уцелевшим небольшую армию, чтобы под охраной вернуть их в Константинополь[203]203
  См. на этот счет Flori J. Pierre l’Ermite… P. 299 sq.


[Закрыть].

Боэмунд высадился в Авлоне 1 ноября 1096 года, в тот момент, когда произошла драматическая развязка событий. О ней подробно поведали единственные возможные очевидцы – греки и уцелевшие из армии Петра. Рассказы первых сохранила Анна Комнина, вторых – Альберт Ахенский. Последний не получил от церковного начальства разрешения участвовать в крестовом походе; он проявил свой интерес к нему, подробно расспрашивая крестоносцев, вернувшихся в родные края. Долгое время историки не уделяли особого внимания его сочинению, однако сравнительно недавно труд Альберта тщательно изучили и пересмотрели прежние взгляды на весомость его свидетельства. Начиная с 1106 года, Альберт Ахенский написать первые шесть книг своей истории крестового похода, завершившихся смертью Готфрида Бульонского, что может возвести его в ранг самых ранних и достойных доверия хронистов, несмотря на хронологические неточности и противоречия в деталях, связанные, без сомнения, с обилием свидетельств, которые автор не согласовал между собой. Без Альберта история «народного» крестового похода была бы нам почти полностью неизвестна. Его свидетельства часто совпадают с повествованием Анны Комниной, что придает его произведению еще большую ценность[204]204
  Анна Комнина. Указ. соч. С. 275–278; Albert d’Aix, I, c. 1–23. P. 272–289; реабилитация Альберта Ахенского см., в частности, в Knock P. Studien zu Albert von Aachen. Stuttgart, 1966; Edgington S. B. Albert of Aachen Teapraised // From Clermont to Jerusalem: The crusades and crusader societies 1095–1500 / Ed. Murray A. V. // International Medieval Research, 3. Turnhout, 1998. P. 55–67; Edgington S. P. Albert of Aachen and the Chanson de geste // The crusades and their Sources, Essays presented to Bernard Hamilton / Éd. France J., Zajac W. G. Albershot, 1998. P. 23–27, а также введение к прекрасному изданию Альберта Ахенского, подготовленному С. Эджингтона в коллекции «Oxford Medieval Texts». Благодаря любезности этого эрудированного историка мне посчастливилось использовать данное издание задолго до его публикации. Однако в ссылках я сохранил нумерацию страниц предшествующего издания, в R.H.C., Hist. Occ., IV. P. 265–713.


[Закрыть].

Как и Анна, Альберт считает, что это бедствие произошло лишь из-за неосторожности некоторых воинов Петра Пустынника. Вплоть до сего времени они могли жить мирно, не испытывая затруднений с провизией, благодаря великодушию византийского императора; грабить окрестности их побудила исключительно праздность. Теми, кто предопределил роковой исход событий, были, по словам Альберта Ахенского, «французы и римляне», а затем и «германцы», позавидовавшие добыче, легко захваченной первыми. Но, по мнению Анны, этими первыми неразумными грабителями были норманны. Разгромив их, турки хитростью заставили оставшихся в лагере поверить, что норманны стали хозяевами Никеи, побудив остальное войско поспешить поучаствовать в грабежах и угодить в расставленную ими ловушку[205]205
  Анна Комнина. Указ. соч. С. 276.


[Закрыть].

В глазах обоих авторов басилевс никоим образом был не ответствен за катастрофу: напротив, он сделал все, чтобы предотвратить ее; после свершившегося он постарался спасти то, что могло уцелеть. Альберт Ахенский говорит даже, что «рассказ Петра преисполнил басилевса состраданием». Он немедленно приказал войску туркополов отправиться на помощь латинянам, отбросить турок и привести уцелевших в Константинополь. За исключением некоторых деталей, этот рассказ совпадает с повествованием Анны Комниной[206]206
  Albert d’Aix, I, c. 22. P. 287. Туркополы были вспомогательными отрядами, в которые чаще всего входили как обращенные мусульмане, так и восточные христиане; см. по этому поводу Richard J. Les Turcopoles au service des royaumes de Jerusalem et le Chypre: musulmans convertis ou chretiens orientaux? // Croisades et Etats latins d’Orient. Variorum, 1992. P. 259–270.


[Закрыть].

«Французские» хронисты предлагают совершенно иную версию этих событий, крайне неблагоприятную как для Петра Пустынника, так и для Алексея. Заметим, однако, что ни один из этих хронистов не был свидетелем интересующего нас события; все те, кто упоминает о нем, почти дословно повторяют норманнского Анонима, автора «Деяний франков». Однако и он не являлся очевидцем: он мог узнать обо всем лишь из рассказов уцелевших людей Петра, через норманнов, которые, как говорилось выше, уже прибыли к тому времени на место происшествия. Если ответственными за истребление христианского лагеря были действительно норманны, как говорит принцесса, то легко можно понять, что они старались оправдаться и возложить вину на других, в частности, на Алексея, их давнего врага, и на Петра Пустынника, бездарного вождя и горе-монаха.

Именно так поступил автор «Деяний франков». По его словам, император предупреждал войска Петра, включавшие в себя франков, германцев, а также лангобардов, говоря, что им не следует переправляться через Босфор, так как они недостаточно сильны, чтобы справиться с турками. Однако люди Петра уже вовсю разбойничали в городе, о чем поведал лишь автор «Деяний франков»[207]207
  Я склонен сомневаться в реальности этих грабежей в Константинополе перед их переправой. На мой взгляд, это навет, призванный опорочить Петра Пустынника. См. Flori J. Faut-il réhabiliter Pierre l’Ermite? // Cahiers de civilization médiévale, 38, 1995. P. 35–54, несмотря на противоположное мнение Russo L. Il problematico carisma del crociato: Ademar di Puy e Pietro l’eremita // Il Carisma nel secolo XI; genesi, forme e dinamiche istituzionali (Atti del XXVII Convegno del Centro Studi Avellaniti, Fonte Avellana, 30–31 agosto 2005). Gabrielli editori, 2006. P. 103–125, в частности, p. 115, n. 52.


[Закрыть]. Тогда император избавился от них: «Взбешенный, [он] дал приказ переправить их через пролив»[208]208
  Деяния франков… С. 150.


[Закрыть]. Иными словами, это означало выдать их врагу!

В рассказе этого же автора лангобарды сыграли скорее положительную роль: вместе с германцами они, отделившись от «преисполненных гордыни» франков, выбрали своим главой некоего Райнольда, который устроил туркам ловушку. Однако, оказавшись перед превосходящими силами сарацин, он был вынужден укрыться в заброшенной крепости, в которой выдержал восьмидневную осаду, неимоверно страдая от голода и жажды. В конце концов, его предал предводитель германцев, который выдал крепость туркам, а норманнов – им на растерзание, поскольку турки перебили всех, кто отказался переменить веру.

Так обстояло дело с этими отважными норманнами, превращенными в мучеников веры: «Таковы были те, кто первым обрел счастливое мученичество во имя Господа Христа», – заключает автор[209]209
  Деяния франков… С. 151.


[Закрыть]. Истинными же виновниками разгрома, по мнению норманнского Анонима, были не норманны, а Петр Пустынник, в то время, правда, находившийся в Константинополе. Дело даже не в его отсутствии: по мнению автора, этот проповедник был неспособен управлять людьми, поэтому турки смогли разгромить лагерь вблизи Цивитота, перебив в нем почти всех христиан. И Аноним заключает: «Все это случилось в октябре месяце. Император, услышав, что турки так рассеяли наших, очень сильно обрадовался и, отдав приказ, сделал так, чтобы оставшиеся наши переходили Геллеспонт. После того как они уже были по ту сторону, он разоружил их»[210]210
  Деяния франков… С. 152.


[Закрыть].

Вне всякого сомнения, это умышленное искажение фактов можно отнести на счет сильнейшей неприязни к византийцам. У норманнов она была стойкой, почти атавистической; вероятно, ее подпитывали также рассказы уцелевших норманнов, желавших оправдаться. Однако, на мой взгляд, антивизантийские настроения появились в тексте Анонима позднее и являются следствием продуманной пропаганды Боэмунда; и в этом норманну помогал его хронист. Цель состояла в том, чтобы показать басилевса врагом, которого надлежало сломить ради успеха крестового похода, изменником, сделавшим все, чтобы привести его к провалу. В 1105 году, во время окончательной редакции «Деяний франков», когда Боэмунд старался набрать во Франции воинов для нового крестового похода (против Алексея), размах пропаганды, как мы увидим позднее, стал еще более значительным.

В начале ноября, когда Боэмунд высадился в Авлоне, ни он, ни его хронист еще не знали о недавних событиях. Норманн явно не собирался напрямую нападать на Алексея, который был полон подозрений на его счет, а потому умножил меры предосторожности. До нас не дошло какого-либо послания Боэмунда Алексею, хотя он должен был уведомить басилевса о своем скором прибытии в его земли в качестве союзника, а не врага. Так поступил, к примеру, брат короля Франции Гуго де Вермандуа, отправив басилевсу послание. По мнению Анны Комниной, оно было крайне тщеславным: Гуго потребовал, чтобы его приняли с почестями, соответствующими его положению[211]211
  Анна Комнина. Указ. соч. С. 278.


[Закрыть]. Многие ученые, среди которых Поль Риан, Генрих Хагенмейер, Фердинанд Шаландон и Ральф Евдейл, утверждают, что письмо было отправлено из Франции перед отъездом Гуго[212]212
  Riant P. Inventaire…, p. n 56. P. 120; Hagenmeyer H., Chronologie…, n 66. P. 248; Chalandon F. Essai sur le règle d’Alexis I^er Comnène (1081–1118). Paris, 1900. P. 174.


[Закрыть]. Они датируют его июнем; я же, как и Эмили Джемисон, склонен думать, что его отправили позднее, причем из Апулии, когда Гуго, принятый Боэмундом, вместе с братом Танкреда Вильгельмом готовился к плаванию от Бари до Диррахия[213]213
  Анна Комнина. Указ. соч. С. 278; Деяния франков… С. 153; Jamison Е. Some notes… P. 193.


[Закрыть].

Мы ничего не знаем о том, сколько людей последовало за Гуго и Вильгельмом. Их флот попал в жестокий шторм и потерял большую часть кораблей; Гуго удалось спастись – он добрался до берега вблизи Диррахия. Правитель (дука) города помог ему и «предоставил волю, но не полную свободу», как пишет Анна Комнина. Сегодня мы бы сказали, что с Гуго не спускали глаз. Узнав о произошедшем, Алексей поручил дуке Мануилу Вутумиту привести графа Вермандуа в Константинополь, «держа путь не напрямик, а в объезд через Филиппополь, так как боялся продолжавших прибывать кельтских толп и отрядов. Император принял Гуго с почетом, всячески выражая ему свою благосклонность, дал много денег и тут же убедил стать его вассалом и принести обычную у латинян клятву»[214]214
  Анна Комнина. Указ. соч. С. 279.


[Закрыть]. Алексею было крайне необходимо – на чем мы остановимся ниже – получить от предводителей крестоносцев гарантии того, что византийские земли, отвоеванные их войсками, вернутся под контроль императора, а не выскользнут из-под его власти. Кажется, что Гуго де Вермандуа не испытывал ни малейших колебаний, принося клятву императору.

Автор «Деяний» излагает события иначе: по его мысли, дука Диррахия (речь идет об Иоанне Комнине, племяннике Алексея) «таил в сердце своем злой умысел»: велев задержать Гуго и норманна Вильгельма, он привел их в Константинополь, где они принесли присягу императору[215]215
  Деяния франков… С. 153; Фульхерий Шартрский (Foucher de Chartres, c. 6. P. 327)


[Закрыть]. Пленники! Алексей, очевидно, совершенно не был заинтересован в том, чтобы удерживать в плену двух человек, особенно Гуго Французского. И все же именно в таком ракурсе вести о пребывании Гуго в Константинополе спустя месяц дошли до Готфрида Бульонского, чьи войска 23 ноября подошли к Филиппополису (Пловдиву), где они оставались вплоть до 1 декабря[216]216
  Хагенмейер (Hagenmeyer H., Chronologie…, n 102. P. 162) полагает, что Готфрид находился в этом городе в период между 26 ноября и 3 декабря. В данном случае я опираюсь на датировку, предложенную Nesbitte J. W. The rate of march of crusading armies in Europe // Traditio, 19, 1963. P. 167–181.


[Закрыть]. «Именно туда ему доставили послания о том, что император удерживает в плену брата французского короля Гуго Великого, Дрого и Кларебольда, заковав их в цепи», – в достаточно суровой манере сообщает об этом Альберт Ахенский[217]217
  Albert d’Aix, II, c. 7, p. 304. Речь идет о младшем брате Филиппа, Гуго «Mainsne» (mainsne в старофранцузском означало «младший»); «Mainsne» превратилось в «Maine» (в ст.−фр. «великий»). Дрого де Нель и Кларебольд де Вендей были участниками французских контингентов «народного» похода, которые после его разгрома вернул обратно Алексей. См. также Orderic Vital, c. 4. P. 36.


[Закрыть]. Возможно, упомянутые «послания» исходили от норманнов, если не от самого Боэмунда. Возможно даже, что Боэмунд, узнав о приходе большой армии Готфрида, намеревался заключить с ним союз против Алексея. Мнимое «пленение» этих «французов» способствовало этому проекту.

В это время Боэмунд вновь собрал свои войска, высадившиеся на побережье разрозненными группами. Избегая идти через Диррахий, он направил их в долину реки Воюцы и присоединился к ним лишь в Водене, на Эгнатиевой дороге. Выбор столь извилистого маршрута позволял ему пересечь регионы, знакомые по военной кампании, которую он вел десять лет назад против византийских войск, когда местное население принимало его довольно-таки хорошо[218]218
  Cf. France J. Victory in the East… P. 103.


[Закрыть]. Автор «Деяний», как и опиравшийся на него Бальдерик Бургейльский, предоставил нам достаточно полный перечень вождей похода, не все из которых были норманнами, как утверждал Р. Манзелли[219]219
  Manselli R. Italia e Italiani… P. 53 sq.


[Закрыть]. Тем не менее самыми важными среди них были родственники Боэмунда, союзники или вассалы, что объясняет спаянность его войск и эффективность их действий. С Боэмундом отправились его племянник Танкред, двоюродный брат Ричард де Принципат, который, как и Танкред, знал арабский язык и исполнял в Антиохии роль переводчика[220]220
  Historia belli sacri = Historia de via Hierosolymis vel Tudebodus continuatus et imitatus // RHC Hist. Occ. III. P. 198; о Ричарде Салернском, двоюродном брате Боэмунда, см. Beech G. Т. А norman-italian adventurer in the East: Richard of Salerno, 1097–1112 // Anglo-Norman Studies 15. Woodbridge, 1993. P. 25–40.


[Закрыть], брат Ричарда Райнольд, граф де Россиньоло, и его братья, Герман Канский, Онфруа де Монтескальозо и другие[221]221
  Деяния франков…, с. 152–153; Baudri de Bourgueil, I, c. 12. P. 21; Orderic Vital, c. 4. P. 36; сведения об этих персонажах см. в Jamison Е. Some notes… P. 192–193; Ménager L.-R. Inventaire… Passim.


[Закрыть].

Родственные отношения Танкреда и Боэмунда не раз становились предметом дискуссий. Танкред[222]222
  О Танкреде и его роли см.: De Saulcy F. Tancrede // B.E.C. 1842–1843, I^re serie, IV. P. 301–315; Rey E.-G. Histoire des princes d’Antioche // ROL, 1896. P. 323 sq.; Nicholson R. L. Tancred. Chicago, 1940; Grabois A. Tancred // The Crusades / Murray A. V. An Encyclopedia T. IV. P. 1143 sq.


[Закрыть], которому мы посвятим немало страниц, был сыном Одо Доброго и Эммы. Но кем была Эмма – дочерью Роберта Гвискарда или его сестрой? В первом случае Танкред приходился бы Боэмунду племянником – такую версию подтверждает большинство источников[223]223
  Albert d’Aix, II, c. 19. P. 313 et XI, 43; Baudri de Bourgueil, I, c. 8. P. 17; Анна Комнина. Указ. соч. С. 298; Robert le Moine, II, c. 11. P. 744; Guibert de Nogent, III, c. 2. P. 152 (éd. Huyghens, p. 138) – Гвиберт Ножанский менее категоричен: «[…] ex boemundi, nisi fallor, sorore filium […]»; Michael le Syrien. Chronique / Éd. et trad. J.-B. Chabot. Paris, 1901, XV, c. 8. P. 189: этот автор считает, что Танкред был сыном сестры Боэмунда.


[Закрыть] и предлагают в основной массе современные историки[224]224
  Например, недавние исследования Schein S. Tancred von Tarent // Lexicon des Mittelalters, VIII. Munich, 1997, col. 475–458; A. Grabois… P. 1144; Edgington S. в издании Альберта Ахенского (II, с. 19), согласно которому Танкред был сыном сестры Боэмунда.


[Закрыть]. Во втором случае Танкред был бы его двоюродным братом – о такой возможности писали Эмили Джемисон и Марджори Чибнейл, а в недавнем времени эту гипотезу поддержал Луиджи Руссо[225]225
  Jamison Е. Some notes… P. 195 sq.; M. Chibnall, в n. 1, p. 36 его издания Opдерика Виталия, IX, 5, p. 36; Russo L. Tancredi e i Bizantini. Sui Gesta Tancredi in expeditione Hierosolymitana di Rodolfo di Caen // Medio Evo Greco 2, 2002. P. 193–230 (в частности, p. 200).


[Закрыть]. Я же считаю Танкреда племянником Боэмунда.

Многих историков заинтриговало, почему Боэмунд так долго шел к Константинополю. Действительно, лишь 10 апреля 1097 года, спустя более пяти месяцев, Алексей принял Боэмунда на «тайном»[226]226
  Деяния франков… С. 157; Анна Комнина. Указ. соч. С. 288.


[Закрыть] совете. По словам Джона Франса, подсчитавшего скорость продвижения войск Боэмунда, Раймунда Сен-Жильского и Готфрида Бульонского, в пути Боэмунд сознательно медлил, передвигаясь со средней скоростью 5 км в день. Первые три месяца он потратил на то, чтобы добраться до Эгнатиевой дороги, а вторые три – на дорогу до Константинополя. Томас Эсбридж выдвигает возможные причины такого поступка: Боэмунд хотел дождаться прихода других предводителей, чтобы увидеть, как Алексей отнесется к ним, а они – к нему. Это позволило бы ему выработать стратегию, способную повернуть ход событий, какими бы они ни были, в свою пользу[227]227
  France J. Victory… P. 106–107; Asbridge Th. S. The First Crusade. A New History. London, 2004. P. 106 sq.


[Закрыть]. Я, со своей стороны, добавлю другую гипотезу, не идущую вразрез с предыдущей: Боэмунд, вероятно, ждал посланцев, которых он направил к Алексею и, вероятно, – на что указывает Альберт Ахенский – к Готфриду, чьи войска тогда приближались к Филиппополису. От их ответа зависел его будущий образ действий. Здесь Боэмунд вновь проявил себя ловким и искусным политиком. Будущее подтвердит это.

Пройдя половину пути, Боэмунд остановился в Кастории, где он и его люди отпраздновали Рождество. Человек предусмотрительный, он позаботился о том, чтобы наказать своим войскам вести себя примерно, преисполнившись доброты и смирения: «и пусть они не разграбляют эту страну, ибо это страна христиан, и пусть никто не берет больше того, что будет ему достаточно для еды»[228]228
  Деяния франков… C. 155.


[Закрыть].

Последняя оговорка, однако, в какой-то степени развязала воинам руки. Поскольку население принимало войска Боэмунда скорее за захватчиков, чем за паломников, норманны силой захватили все, что было ими найдено, о чем с легким сердцем поведал норманнский Аноним[229]229
  Деяния франков… C. 155; Historia belli sacri, c. 9. P. 177.


[Закрыть]. Другой пример: на пути из Кастории к Эгнатиевой дороге армия Боэмунда прошла вблизи укрепленного поселения еретиков (вероятно, богомилов). Армия взяла его в осаду и захватила. «Тогда мы зажгли огонь и сожгли крепость вместе с ее обитателями», – лаконично заключает Аноним[230]230
  Деяния франков… C. 155; Guibert de Nogent, III, c. 2. P. 153; Robert le Moine, II, c. 13. P. 745.


[Закрыть]. Такое рвение во имя веры могло, конечно, прийтись по вкусу и светской, и церковной власти латинского Запада, для которого автор писал эту хронику… Но сейчас Боэмунд находился в Византийской империи: убивать подданных императора, пусть даже «впавших в ересь», означало посягнуть на его прерогативы. Вряд ли такое могло понравиться Алексею…

Итак, «доброжелательное» отношение Боэмунда в то время было не беспредельным. Однако в январе 1097 года отправленные им посланцы прибыли в столицу империи. Альберт Ахенский утверждает, что они связались с Готфридом Бульонским, который подошел к Константинополю незадолго до Рождества. Отношения между Готфридом и Алексеем в скором времени стали натянутыми: Готфрида уже известили о том, что император «пленил» Гуго, Дрого и Кларебольда, и он потребовал освободить их. Поскольку с освобождением, на его взгляд, слишком затянули, «придя в ярость» Готфрид разорвал мирный договор с басилевсом, а его войска опустошили регион. В конце концов, мир был восстановлен. Рождество прошло без происшествий. Басилевс предложил Готфриду устроиться в городе. Но в январе, «предупрежденный чужестранцами, проживавшими в городе», о «двуличии» императора, Готфрид отказался остановиться в Константинополе, отправив 13 января Алексею письмо, сообщавшее о дошедших до него «злых слухах». Отношения снова испортились, вспыхнул открытый конфликт: император прервал снабжение крестоносцев, а войска Готфрида незадолго до 10 января 1097 года опять принялись за грабеж.

Алексей понял, что ему нужно договориться с Готфридом. Он отправил к герцогу посольство, пообещав удовлетворить его требования и попросив заключить с ним окончательное соглашение. Герцог согласился при условии, что ему отдадут заложников. Вскоре он принял другое посольство, отправленное к нему Боэмундом, который, напротив, предлагал ему не заключать договор с Алексеем и отойти от Константинополя к Адрианополю (Эдирне) и Филиппополису (Пловдиву), чтобы провести там зиму. Послы пообещали, что позднее туда прибудет и Боэмунд и они вместе нападут на басилевса и захватят его империю[231]231
  Albert d’Aix II, c. 14. P. 309.


[Закрыть]. Готфрид провел в раздумьях день, после чего отклонил предложение. Свой отказ он объяснял доводами, достойными крестоносца-паломника: он покинул страну и близких не ради того, чтобы искать выгоды или сражаться с христианами, но для того, чтобы совершить во имя Христа паломничество в Иерусалим. Он хочет преуспеть в этом предприятии с помощью императора и будет искать способа вернуть его милость. Посланники Боэмунда отправились с этим ответом к своему вождю и прибыли в его лагерь после 18 января.

Автор «Деяний франков», разумеется, не оставил ни малейшего намека на это предложение, в корне несоответствующее его цели: представить Боэмунда верным воином Христа, который справедливо относился к Алексею, но был обманут этим вероломным императором. Он упомянул о возвращении послов Боэмунда в сопровождении императорского чиновника, но умолчал обо всем остальном, как и французские хронисты, которые либо скомпилировали его труд, либо брали его за образец.

Большинство историков сомневается также в реальности этого эпизода. По их мнению, он полностью противоречит последовательной политической линии Боэмунда, а именно, его сознательной установке на соглашение с Алексеем[232]232
  Например, Richard. J. Histoire des croisades. P. 58.


[Закрыть]. Однако ученые забывают о многочисленных нарушениях этой мирной политики. Фердинанд Шаландон, Генрих Хагенмейер, Луи Брейе и многие другие считают это послание поддельным из-за хронологических нестыковок. В недавнем времени Рудольф Гиестанд также счел письмо неправдоподобным, опираясь главным образом на титулы Боэмунда в тексте, воспроизведенном Альбертом Ахенским: «Боэмунд, богатейший князь Сицилии и Калабрии»[233]233
  Hiestand R. Boemondo I e la prima crociata. P. 77.


[Закрыть]. Ясно, что Альберт сам восстановил текст послания, с которым не был знаком, даже если оно и существовало в письменной форме. Однако в дальнейшем повествовании Альберт присваивает Боэмунду те же титулы, но уже от своего имени[234]234
  Albert d’Aix, II, c. 14, p. 309 et II, 22, p. 315.


[Закрыть]. Получается, что именно хронист допустил ошибку в титулатуре, а это ни в коей степени не доказывает того, что содержание письма, которое он восстановил, вымышлено.

Джонатан Шепард, со своей стороны, также отвергает версию о подлинности этого предложения, поскольку Боэмунд, по его утверждению, прекрасно осознавал, насколько сложна осада Константинополя[235]235
  Shepard J. When Greek meets Greeks: Alexius Comnenus and Bohemond in 1097–1098 // Byzantine and Modern Greek Studies, 12, 1988. P. 185–277, особенно P. 203.


[Закрыть]. Однако игра стоила свеч, и Боэмунд мог рассчитывать на пособничество норманнов уже в самом городе. К тому же, возможно, что он надеялся убедить с помощью Готфрида и других франкских предводителей, приближавшихся к месту назначения. Алексей Комнин прекрасно осознавал степень риска, что доказывает его политика раздельных переговоров. В другой своей превосходной статье Шепард подчеркивает, что Алексею пришлось проявить весь свой дипломатический талант, чтобы не допустить сговора латинских вождей, способных в последнем случае захватить Константинополь[236]236
  Shepard J. «Father» or «scorpion»? Style and substance in Alexio’s diplomacy // Alexios Komnenos, I: Papers / Ed. M. Mullet et D. Smythe. 1996. P. 68–132 (здесь p. 68).


[Закрыть]. Угроза была вполне реальной.

Я не разделяю мнения тех, кто считает, что подобного предложения от Боэмунда не исходило, поскольку не вижу причин, которые побудили бы Альберта Ахенского выдумать этот эпизод. Зато причины, заставившие умолчать о нем норманнского Анонима, ясны. Заметим, что Ордерик Виталий, повторивший, однако, Бальдерика Бургейльского (который и сам опирался на «Деяния франков»), упоминает и об этом посольстве, и о предложении совместного нападения. Обо всем этом он узнал из источников, которые нам неизвестны. Это дополнительное указание на вероятное существование послания недавно было принято Томасом Эсбриджем, который в своих выводах основывается на сведениях Альберта Ахенского и Анны Комниной[237]237
  Asbridge Th. S, The First Crusade. A New History… P. 106; Анна Комнина отделяет паломников, желавших добраться до Иерусалима, от «порочных людей», которые, подобно Боэмунду, хотели захватить столицу империи (Анна Комнина. Указ. соч. С. 282). Альберт Ахенский утверждает, что Алексей знал о планах Боэмунда, что привело его к более тесному согласию с Готфридом (Albert d’Aix, II, c. 15. P. 309).


[Закрыть].

Историки, отрицающие реальность эпизода с посланием к Готфриду, как мне кажется, умаляют дипломатическое мастерство Боэмунда, отказывая ему в общем политическом видении. Последний мог надеяться, что союз с армией Готфрида мог бы позволить ему – или по крайней мере Боэмунд мог на это надеяться – захватить то, что он упустил десятью годами ранее. Став хозяином империи, Боэмунд способствовал бы успеху священной войны, и ему не пришлось бы при этом вверять свою судьбу доброй воле императора и греческой армии, к которым он не питал ни малейшего доверия. Кроме вопроса о датах и расхождениях с рассказом Анны Комниной ничто не позволяет нам отбросить этот эпизод, который, на мой взгляд, напротив, целиком и полностью соответствует политической стратегии Боэмунда.

Поскольку из-за отказа Готфрида затея с нападением на империю сорвалась, Боэмунд направил свои силы на то, чтобы успокоить Алексея, разыгрывая карту дружеского сотрудничества[238]238
  Skoulatos В. L’auteur anonyme des Gesta et le monde byzantin // Byzantion, 50, 1980. P. 504–532. Автор подчеркивает внимание, уделенное Анонимом этой не воинственной и примирительной позиции Боэмунда.


[Закрыть]. В данном вопросе я полностью согласен с точкой зрения Джонатана Шепарда – с той лишь разницей, что произошло это лишь после того, как Боэмунд узнал об отказе Готфрида. С того момента он столь явно стал демонстрировать свою «грекофилию», что она удивляла и приводила в негодование его приближенных – Танкреда, автора «Деяний франков» и многих других, если верить Раулю Канскому. Так произошло – и явно не случайно, – что посланцы вернулись к Боэмунду около 20 февраля, как раз в то самое время, когда имел место серьезный инцидент, который мог закончиться столкновением войск Боэмунда и Алексея и разрывом «мира». Однако Боэмунд повел себя в высшей степени благородно, что сильно отличалось от его прежних жестоких действий.

Упомянутый инцидент произошел 18 февраля 1097 года. Норманнский Аноним, один из немногих, кто упомянул об этом эпизоде, воспользовался им, чтобы подчеркнуть невероятное великодушие Боэмунда. В то время как последние отряды его войска еще переправлялись через реку Вардар, на них напала «императорская армия», как пишет Аноним. Речь, безусловно, идет о боевых отрядах, посланных Алексеем для того, чтобы «окружить» прибывших, не дав им разбрестись по окрестным землям, «проводить» их и навести на них страх своим появлением… с риском раззадорить их, как уже не раз происходило.

Нам неизвестно, каковы были причины этого происшествия. По словам Анонима и Рауля Канского, подробно рассказавшего о подвигах Танкреда, последний, узнав о нападении, поспешно вернулся назад и, бросившись в реку с войском в 2000 человек, обратил нападавших в бегство. Взяв в плен многих из них, он привел их к Боэмунду. Тот отнесся к ним доброжелательно, удивляясь лишь их враждебному к нему отношению: «Почему вы, негодные, убиваете народ Христов и мой? У меня нет никакой распри с вашим императором»[239]239
  Деяния франков… С. 155.


[Закрыть]. Узнав, что они действовали по категорическому приказу басилевса, благородный и великодушный предводитель отпустил их восвояси «безнаказанно». Поразительно и непостижимо…

Отождествление армии Боэмунда с войском Христовым, несправедливо подвергшимся нападению греческих войск по наущению бесчестного императора, бесспорно, носит признаки пропаганды. Автор «Деяний франков» обращал внимание на этот эпизод в 1105 году, когда Боэмунд намеревался набрать во Франции рыцарей, чтобы продолжить свою войну против Алексея. Ничто не обязывает нас верить в то, что вышеуказанные события действительно происходили: данный инцидент упомянут лишь автором «Деяний франков» и его «плагиаторами». К тому же, как справедливо заметил Джонатан Шепард, крайне маловероятно, что Алексей отдавал такой приказ[240]240
  Shepard J. «Father» or «scorpion»?.. P. 84.


[Закрыть]. Если же вышеупомянутые события действительно имели место, то каковы могли быть причины для подобного нападения? Ответ на предшествующие тому бесчинства норманнской армии?[241]241
  Grousset R. Histoire des croisades et du royaume franc de Jerusalem. Paris, 1934–1936 (rééd. 1991). T. I. P. 22. Автор считает, что это был ответ на поджог укрепления «еретиков», учиненный задолго до этого. Евдейл (Yewdale. Op. cit. P. 41) делает намек на грабежи и хищения, о которых, возможно, умолчали западные источники.


[Закрыть] Как бы то ни было, намерение Анонима приукрасить действия Боэмунда очевидно: поэтому, с одной стороны, автор либо выдумал, либо чрезмерно раздул историю о нападении греков, а с другой – подчеркнул мирную и благородную снисходительность Боэмунда.

Множество упоминаний об этих великодушных поступках Боэмунда относится ко времени после 18 февраля, первого дня поста. Аноним рассказывает о снисходительности Боэмунда, беспрестанно успокаивавшего свои войска, взбешенные поведением населения и кознями «неправедного императора»[242]242
  Об аспектах антивизантийской пропаганды в «Деяниях франков» и связанных с ними источниках см.: Flori J. Quelques aspects de la propaganda antibyzantine dans les sources occidentales de la première croisade // Chemins d’Outre-mer. Etudes d’histoire sur la Méditerranée médiévale offertes à Michel Balard. Paris, 2004 (Byzantina Sorbonensia, 20). P. 331–343.


[Закрыть]. В конце февраля, когда Танкред задумал взять штурмом укрепление, в котором, как казалось, хранились обильные запасы провизии, Боэмунд отказался пойти на этот шаг, сославшись на христианский статус этой земли и «слово, данное императору», что в тот момент могло означать лишь обещание, данное Боэмундом Алексею или его послам[243]243
  Деяния франков… С. 156; Albert d’Aix, II, c. 14. P. 308.


[Закрыть]. Предводитель норманнов сурово отчитал Танкреда, и их отношения испортились. На следующий день жители города устроили настоящую процессию, выйдя из города с крестами в руках; они были приняты Боэмундом, который позволил им вернуться домой с радостью и ликованием. Спустя несколько дней, в Серресе, добравшись наконец до Эгнатиевой дороги, Боэмунд в присутствии двух императорских чиновников пообещал не трогать земли и вернуть домашний скот, «украденный» его войсками[244]244
  Деяния франков… С. 156; Historia belli sacri, c. 11. P. 178.


[Закрыть]. Далее, вплоть до 1 апреля, норманнская армия, казалось, продвигалась без каких-либо происшествий. Все это, на мой взгляд, является следствием изменения политики Боэмунда в отношении Алексея, в ответ на отказ Готфрида вступить в союз. Знал ли он арабскую пословицу «Целуй руку, которую ты не можешь отрубить»? Во всяком случае, он следовал именно такой политике, ибо хозяином положения на тот момент являлся Алексей.