Текст книги "Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи"

Автор книги: Жан Флори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

22. Королевский брак

После Сен-Леонар-де-Нобла Боэмунд предпринял продолжительную пропагандистскую поездку, хронологию и этапы которого сумел восстановить Луиджи Руссо[723]723
  Russo L. Il viaggio…, appendice, p. 39–42; Руссо оценил расстояние между городами, которые посетил Боэмунд, «с высоты птичьего полета», тем самым значительно сократив его. Со своей стороны, я рассчитал расстояние в соответствии с современными дорогами – многие из них повторяют старые пути, возобновляемые в течение веков. Значительных расхождений выявлено не было.


[Закрыть].

Неизвестно, сколько времени Боэмунд оставался в Лимузене, но известно, что 30 марта 1106 года он находился в Сент-Омере, более чем в 670 км от него[724]724
  Я отсылаю читателя к статье Л. Руссо, где он найдет ссылки на тексты, позволяющие подтвердить этот путь и сравнить его с тем, что предложил Евдейл (Yewdale… P. 109): он представил похожий маршрут, но с другими датами, опережающими установленные более, чем на месяц.


[Закрыть]. Ранее он миновал Шартр, где оставил часть своей «свиты» и имущества. Между Лиможем и Шартром он и его спутники могли проехать рядом или даже через Сивре, где приходским священником был Петр Тудебод. Возможно, тогда Петр и получил от своего бывшего товарища из окружения Боэмунда (возможно даже, от самого норманнского Анонима, если тот входил в свиту норманна) экземпляр рассказа – точнее, его подправленную версию, очернявшую басилевса, Раймунда Тулузского и Петра Пустынника по уже указанным нами причинам. Впоследствии Тудебод лишь добавил к ней заметки личного характера, касающиеся кончины двух его братьев, и некоторые подробности тех событий, свидетелем которых он являлся. Если отложить в сторону эти добавления, текст, который мы приписываем Петру Тудебоду, оказывается не чем иным, как второй версией повествования норманнского Анонима. Итак, Тудебод – не хронист, но священник-крестоносец, спутник норманнского Анонима[725]725
  Я полностью разделяю на этот счет мнение Рубинштейна: Rubenstein J. What is the Gesta Francorum, and who was Peter Tudebode? // Revue Mabillon, 16. T. 77, 2005. P. 179–204.


[Закрыть].

Судя по свидетельствам, Боэмунд находился в Сент-Омере в конце марта; несколькими днями позже Бруно де Сеньи появился в Берге (в 38 км от Сент-Омера), где он принял участие в посвящении нового аббата. Был ли он там вместе с Боэмундом, неизвестно. Затем оба они вернулись в Шартр, преодолев расстояние в 360 км; они могли оказаться в городе между 20 и 30 апреля, после встречи Боэмунда с королем Франции Филиппом I же обсуждался брак, о котором уже ходатайствовал Ричард де Принципат. Ордерик Виталий и Сугерий, между прочим, подробно информируют нас об этом событии, составляющем одну из двух важнейших причин прибытие во Францию князя Антиохийского[726]726
  Помимо этих двух свидетельств присутствие Боэмунда во Франции и его брак в 1106 году отмечены в различных анжуйских анналах, изданных в Halphen L. Recueil d’annales angevines et vendomoises. Paris, 1903; см., например, Annales de Saint-Aubin… P. 7, 44; Annales de Vendome… P. 68–69, a. 1106, где Боэмунд назван «vir magnae opinionis et lamae, dux Antiochiae…».


[Закрыть].

В действительности речь шла о двух браках: для Танкреда Боэмунд добился руки Сесилии, незаконнорожденной дочери Филиппа I и Бертрады де Монфор, а для себя – руки Констанции, законной дочери Филиппа и Берты Голландской. Ранее Констанция была замужем за Гуго, графом Труа, но, вероятно, 25 декабря 1104 года по настоянию Ива Шартрского она была разведена с мужем по причине кровного родства[727]727
  Yves de Chartres. Epistula 158 // PL. T. 162, col. 163–164. Об этом браке, a также о «примирении» папы и французского короля см.: Monod B. Essai sur les rapports de Pascal II avec Philippe I^er (1099–1108). Paris, 1907. P. 42–47.


[Закрыть].

Свадьба Боэмунда и Констанции состоялась в Шартре – точную ее дату установить не удается. Во всяком случае, произошло это событие «после Пасхи», которая в тот год приходилась на 25 марта, или, что более вероятно, в конце апреля и даже начале мая 1106 года[728]728
  Относительно этой даты см. аргументы Russo. L. Il viaggio… P. 11–12, notes 65–69, et p. 24.


[Закрыть]. Сугерий, поведавший об этой свадьбе, восхваляет «прославленного Боэмунда, князя Антиохии», который смог стать хозяином этого города лишь благодаря божьему вмешательству. Он воспевает его победы, как и победу его отца Гвискарда над византийским императором, подчеркивая роль легата Бруно де Сеньи, посланного Пасхалием II для того, чтобы «побуждать и поощрять к походу ко Гробу Господню»[729]729
  Suger. Vita Ludovici Grossi régis, c. 9 / Ed. et trad. H. Waquet. Paris. 1964. P. 46–48.


[Закрыть]; Сугерий не упоминает о каком-либо нападении на Византию, но все указывает на то, что такая возможность не казалась ему греховной.

Ордерик Виталий идет еще дальше. По его словам, даже в день своего бракосочетания Боэмунд проповедовал крестовый поход, не забывая превозносить свои деяния и обвинять басилевса: «Затем герцог… двинулся в церковь и, поднявшись на помост перед алтарем святой Девы и Матери, поведал собравшейся огромной толпе обо всех своих деяниях и приключениях, торопя всех, кто владеет оружием, отправиться вместе с ним на войну с императором и обещая тем, кто пойдет за ним, богатые города и крепости»[730]730
  Orderic Vital…, XI, c. 12. P. 70.


[Закрыть].

Вот это оригинально: в день своей свадьбы мирянин, рыцарь проповедует в прославленном соборе, в сердце Нормандии, крестовый поход против императора-христианина! И призыв, очевидно, возымел действие, ибо многие тогда приняли крест. Бруно де Сеньи, безусловно, присутствовал на этой церемонии. Чтобы поддержать точку зрения Джон Роу, считавшего, что в присутствии легата Боэмунд призывал лишь к крестовому походу на Иерусалим, следовало бы отказаться от свидетельства Ордерика Виталия.

Брак Боэмунда и Констанции удовлетворял обе стороны, каждая из них видела в нем свою выгоду. Боэмунд, лишенный наследства сын авантюриста-норманна, вошел таким образом в королевскую семью и, добившись признания аристократии, обрел поддержку короля Франции ради повсеместной проповеди своего крестового похода. К этой поддержке следует добавить и поручительство понтифика, выразившееся в передаче Боэмунду хоругви и в присутствии рядом с ним папского легата. Филипп I, со своей стороны, тоже выиграл от этого брака, обернув себе на пользу популярность своего зятя-крестоносца. Вплоть до сего времени крестовый поход скорее повредил престижу королевской династии Франции, к тому же отношения Филиппа с папским престолом были испорчены из-за его отказа развестись с Бертрадой де Монфор, женой графа Анжуйского, которую король (по ее согласию, как кажется) похитил у ее мужа. По этой причине в ноябре 1095 года в Клермоне, где прозвучала первая проповедь Урбана II в защиту крестового похода, Филипп I был вновь отлучен от церкви в силу непримиримой позиции папы римского и еще более непреклонной установки Ива Шартрского. Шартр, город, в котором состоялось бракосочетание Боэмунда, стал символом примирения.

Из-за отлучения Филиппа Красивого от церкви призывы к Первому крестовому походу в домене Капетингов почти не звучали, а князья и рыцари королевского окружения мало в нем прославились. Многие бежали из Антиохии – например, Ги Труссо, его дядя Ги Рыжий или Гийом Плотник. Даже авторитет Гуго де Вермандуа, брата короля, был несколько подорван бедственным прибытием к византийским берегам и подобием плена в Константинополе; то, что Гуго, отправленный с посольством к Алексею после захвата Антиохии, остался у басилевса, не добавило ему славы. Когда в 1101 году, желая восстановить свое доброе имя, он вместе со Стефаном Блуаским и Гийомом IX Аквитанским (князем-трубадуром) вновь отправился в крестовый поход, его войска были обращены в бегство в Эрегли 26 августа. Раненому Гуго удалось бежать в Тарс, где 18 октября он скончался. В 1104 году Филипп I женил своего сына Филиппа, рожденного от Бертрады де Монфор, на Елизавете, дочери беглеца Ги Труссо, одного из антиохийских «канатобежцев[731]731
  Suger…, c. VIII. P. 36.


[Закрыть].

«Пятно» крестового похода, оставшееся на королевском окружении, увеличилось спустя несколько месяцев. Действительно, по невыясненным причинам король Франции обязал своего сына, будущего Людовика VI, жениться на Люсьене, дочери своего сенешаля Ги Рыжего, графа Рошфора[732]732
  Orderic Vital…, XI, c. 35. P. 156; Suger…, c. 8. P. 38–42; Chronique de Saint-Pierre le Vif de Sens, dite de Clarius / Éd. et trad. R. H. Bautier. Paris, 1979. P. 146; см. на этот счет Luchaire A. Vie de Louis VI le Gros. Paris, 1890. P. 27 et p. XXIX–XXX; Fliche A. Le Regne de Philippe I^er, roi de France (1060–1108). Paris, 1912. P. 321–325; Lemarignier J. F. Le Gouvernement royal aux premiers temps capetiens (987–1108). Paris, 1965. P. 154.


[Закрыть]. Брак, скрепивший союз короля и графа, положил конец жесточайшим «феодальным» конфликтам. Правда, чуть позже, на соборе в Труа в 1107 году, Пасхалий II по просьбе Филиппа I и Людовика аннулировал его, что может служить подтверждением примирения короля и папы, заключенного к этому времени[733]733
  См. Lewis A. W. Le Sang royal. La famille capétienne et l’Etat, France, X^e−XIV^e s. Paris, 1986. P. 84. Брак Боэмунда и Констанции в присутствии Бруно скрепил это примирение.


[Закрыть]. Но когда Боэмунд прибыл во Францию, Ги Рыжий был еще крайне почитаем при дворе короля. Это важный персонаж, вновь ставший сенешалем в 1104 году, отец будущей королевы Франции![734]734
  Ги Рыжий был сенешалем с 1091 по 1095 год – и вновь стал им с 1104 года. Согласно Флишу (Fliche A. Le Règne de Philippe I^er… P. 322), он оставался сенешалем вплоть до 1101 года, то есть до отправления в крестовый поход. Но исследователь подчеркивает, что не существует ни одной грамоты, подписанной им между 1095 и 1104 годами, что можно легко объяснить принятой мною гипотезой о бесславном участии в Первом крестовом походе, rachetee en 1101.


[Закрыть] Именно в этом качестве он, безусловно, присутствовал на бракосочетании Констанции.

В таком случае становится понятной необходимость, которая вынуждала Боэмунда не упоминать в рассказах о своих подвигах, описанных норманнским Анонимом, о позорном бегстве Ги Рыжего вместе с Гийомом Плотником во время осады Антиохии. В силу этих обстоятельств его имя исчезло из повествования. Ги Рыжего заменили Петром, простым отшельником, чьи следы теряются после его возвращения из похода; вдобавок Петр больше подходил для того, чтобы разделить с Алексеем ответственность за гибель первых крестоносцев в Чивитате[735]735
  Flori J. Pierre l’Ermite… P. 459–491.


[Закрыть]. Эти поправки уже были внесены в текст, переданный Петру Тудебоду; они существуют и в следующих версиях, на которые опирались все «французские» хронисты крестового похода. Этому источнику все еще безоговорочно доверяет слишком много историков.

Брак Констанции и Боэмунда, символического героя крестового похода, таким образом, оказался вдвойне выгодным для дома Франции: он отводил королевской семье более почетное место в том, что касалось священной войны, и способствовал примирению короля и папы Пасхалия II[736]736
  Не обязательно верить Гвиберту Ножанскому (Guibert de Nogent… VII, c. 37. P. 254), когда он утверждает, что Боэмунд добился руки Констанции «ценой золота».


[Закрыть]. Боэмунд тоже добился того, чего хотел: супруги из королевского рода, прочного союза для Антиохии, поддержки короля Франции в проповедовании крестового похода, чьим гарантом также являлось присутствие подле него папского легата, и «медийной популяризации» его роли героя священной войны. Следовательно, нет ничего удивительного в том, что этот брачный союз дал толчок для составления «французских» хроник крестового похода, которые возвеличили роль франков (даже французов) и норманнов Боэмунда и, напротив, обесславили императора Алексея и его «союзников».

Эти французские хронисты пошли на поводу у норманнского Анонима, – а он не хотел этого, – однако они превзошли его. Их рассказы тоже стали широко известны. Так, например, обстояло дело с Робертом Монахом (умер в 1107 году), который составил хронику по требованию своего аббата Бернара. Его хвалебные речи в поддержку франков справедливо отмечены Марком Буллом, который увидел в них следы противостояния «провансальцам», то есть Раймунду Сен-Жильскому, и вкрапления капетингской монархической пропаганды[737]737
  Bull M. Overlapping and competing identifies in the frankish first crusade // Le Concile de Clermont… P. 195–211; Bull M. The capetian Monarchy and the early crusade movement: Hugh of Vermandois and Louis VII // Nottingham Medieval Studies, 40, 1996. P. 25–46.


[Закрыть]. Так обстояло дело и с Гвибертом Ножанским, завершившим свой труд в конце 1108 года[738]738
  Эту дату подтверждает Рубинштейн: Rubenstein J. Guibert of Nogent: Portrait of a Medieval Mind. 2001. P. 158.


[Закрыть]. Его название красноречиво: «Dei gesta per Francos», «Деяние Бога, совершенное франками». Гвиберт начал работу над своим произведением спустя некоторое время после свадьбы Боэмунда и Констанции. Он опирался, улучшая стиль, на переработанную версию «Деяний франков», хронику Фульхерия Шартрского и свидетельства различного происхождения. К этим рассказам он добавил своего рода «предысторию» крестового похода, поведав об истоках ислама и происхождении «лжепророка» Магомета, а также подвергнув сильнейшей критике «проникнутую ересями и восстающую против Рима» Восточную Церковь и греков – «продажных, трусливых и сластолюбивых». Гвиберт крайне враждебно настроен в отношении византийского императора, который, призывая на помощь франков, превозносил, дабы убедить их, красоту греческих женщин (они, дескать, были красивее франкских женщин, замечает автор!) и богатства своего края.

На этом Гвиберт Ножанский не останавливается: он создает отталкивающий образ басилевса, ненавистного тирана, который, желая пополнить казну, позорным законом принудил всех жителей империи, имевших несколько детей, отдавать одну из дочерей в проститутки, а одного из сыновей – в евнухи. Он добавляет, что Алексей этот был узурпатором, злейшим врагом крестоносцев и что его собственная мать перед началом крестового похода предсказала ему, что империю отнимет у него человек, пришедший с Запада.

Все это явно поддерживает пропаганду Боэмунда. К тому же Гвиберт Ножанский заканчивает свою речь такими словами:

«Боэмунд стремится исполнить это предсказание – тот, кто не прекращает одерживать верх над императором вплоть до того, что тот вынужден вновь и вновь спасаться бегством во время частых сражений; тот, кто берет под свое владычество многочисленные области его империи. А ведь его предки родом из Нормандии, региона Франции, а потому должно считать его французом; к тому же он сочетался узами брака с дочерью короля Франции»[739]739
  Guibert de Nogent, I, c. 3–4. P. 127–134, цит. p. 134 (éd. Huyghens, p. 106). О масштабе антивизантийской, как и «антитурецкой» пропаганды в данном тексте см.: Flori J. Oriens Horribilis: Tares et défauts de l’Orient dans les sources relatives à la premiere croisade // Monde oriental et monde occidental dans la culture médiévale (Wodan n° 68). Greifswald, 1997. P. 45–56.


[Закрыть].

Вся эта глава Гвиберта Ножанского красноречиво свидетельствует о масштабе пропаганды Боэмунда и о том, каким образом она была проведена в жизнь, путем устных проповедей и письменных изложений его подвигов. Гвиберт Ножанский был верен делу Боэмунда, ставшего благодаря своему браку любимым рыцарем капетингской монархии. Глава подтверждает то, что он был в курсе побед, одержанных его героем, но еще ничего не знал об осложнениях его кампании в Византийской империи, закончившейся подписанием в 1108 году Деабольского договора. В то время, когда Гвиберт создавал первые книги, он мог лишь верить в то, что Боэмунд победит. Он видел в нем того, кто, согласно пророчеству, приписанному матери Алексея, одержит верх над басилевсом.

Можно ли пойти еще дальше и предположить, что Гвиберт Ножанский мог видеть в нем «короля греков и римлян»? Согласно пророчествам Апокалипсиса, Библии и апокрифов, вновь истолкованных в X веке Адсоном, аббатом Монтье-ан-Дер, этот король должен был объединить Восток и Запад единой властью и единым религиозным законом, обратить иудеев и еретиков в истинную веру и явиться в Иерусалим, чтобы передать корону Христу. Все это должно было произойти «в конце времен», перед последней битвой в Истории против Антихриста. Историки долгое время не знали или не принимали в расчет эти предания, которые, как я уже говорил[740]740
  Flori. J. L’Islam et la fin des temps…, в частности, p. 266 sq.


[Закрыть], были широко распространены в ту эпоху. Ничто не позволяет с уверенностью утверждать, что Гвиберт был убежден в этом, но такое вполне возможно. Подобная интерпретация объяснила бы, почему Гвиберт был единственным из хронистов, кто отметил в клермонской проповеди Урбана II очень четкий намек на необходимость подготовительной роли крестоносцев в завоевании Святой земли: именно там христианам предстоит сразиться с Антихристом, поэтому крестоносцы должны завоевать эти земли до его пришествия[741]741
  Guibert de Nogent…, I, c. 4. P. 138–139.


[Закрыть].

С другой стороны, отголоски антивизантийской пропаганды Боэмунда можно обнаружить и во многих других рассказах, появившихся во Франции после его брака. Так, например, монах из Флери-сюр-Луар поведал о том, как Боэмунд, явившись в Галлию, женился на дочери короля и собрал великое множество воинов, конных и пеших, чтобы напасть на греческую империю, которая чинила препятствия паломникам, выдавая их пиратам[742]742
  Narratio Floriacensis // RHC hist. Occ. T. V. P. 356–362; France J. The use of the anonymous Gesta Francorum… P. 35 – на мой взгляд, Франс заходит слишком далеко, говоря, что автор не использовал «Деяния франков».


[Закрыть]. Такими и были истинные цели Боэмунда, полностью им достигнутые.

Ордерик Виталий, хорошо осведомленный обо всем, что происходило в Нормандии и ее соседних территориях, подчеркивает, что в то время Боэмунда сопровождал сын бывшего греческого императора Романа IV Диогена, а также другие влиятельные люди империи, лишенные своих должностей Алексеем, который тем самым явно уподоблен узурпатору[743]743
  Orderic Vital…, XI, c. 12. P. 70.


[Закрыть]. Следовательно, затеянная против него война вдвойне справедлива, поскольку речь идет о восстановлении прав и спасении латинских государств Востока, оказавшихся под угрозой. В первых числах мая эти люди отправились в составе эскорта Боэмунда в Нормандию и в сопровождении Бруно де Сеньи прибыли в Руан, чтобы встретиться с королем Англии, тогда как остальное окружение Боэмунда задержалось в Шартре[744]744
  Eadmer… P. 179–180; Orderic Vital…, XI, c. 12. P. 68.


[Закрыть].

О том, как Боэмунд вербовал воинов в Нормандии, ничего не известно, однако вряд ли он забыл упомянуть в своих речах о намерении пойти войной на Византийскую империю. Можно напомнить, что, без сомнения, именно в это время он распространял «рыцарскую» версию своего пленения и освобождения, преподнесенную Ордериком Виталием. Ее успех в народе был столь велик, что многие рыцари давали по такому случаю своим сыновьям новое «имя» – Боэмунд. В Руане он и Бруно беседовали о крестовом походе с архиепископом Ансельмом Кентерберийским; один из греческих крестоносцев в окружении Боэмунда, названный Аргирием, рассказал о происхождении многих реликвий, которые Боэмунд, к слову сказать, часто отдавал в дар церквям; в частности, Аргирий поведал о такой реликвии, как прядь волос Девы[745]745
  Eadmer… P. 179; Breve Chronicon… // HF, 12. P. 775.


[Закрыть]. Эти греки, как можно догадаться, не восхваляли Алексея – они говорили о нем как о враге, с которым необходимо покончить!

В середине мая Боэмунд покинул Руан и вернулся в Шартр, находившийся в 138 км от него; найдя там свою «свиту», имущество и супругу Констанцию Французскую, он стал готовиться к возвращению в Апулию, намереваясь проповедовать крестовый поход по дороге. Из Шартра он, вероятно, направился в Манс в 140 километрах от него, где, как нам известно, последнюю неделю мая находился Бруно де Сеньи[746]746
  HF 14. P. 119.


[Закрыть]. Далее он пересек Анжу, где его с готовностью принимали в городах и церквях; некоторые анжуйские хроники говорят о том, что спустя несколько дней после землетрясения, произошедшего 4 мая, он побывал в Анжере, а в середине июня – в Бурже, в 280 км от него[747]747
  Chroniques des églises d’Anjou // Éd. Marchegay P., Mabille E. Paris, 1869. P. 31, 15.


[Закрыть]. Затем он, повернув на запад, отправился в Пуатье, где присутствовал на собрании синода, который возглавил 25 июня 1106 года Бруно де Сеньи, утвердивший крестовый поход. Там, согласно Сугерию, присутствовавшему на этом соборе, папский легат «сообща с Боэмундом побудил множество людей пуститься в дорогу»[748]748
  Mansi, XX, col. 1205–1208; HF, XII, 562; Chronique de Saint-Maixent (751–1140) / Éd. et trad. J. Verdon. Paris, 1979. P. 178: «Bruno […] tenuit concilium et viam Sancti Sepulchri confirmavit»; Suger. Vita Ludovici… P. c. 9. P. 48. Об участии в этой поездке Бруно де Сеньи см.: Grégoire. R. Bruno de Segni, exégète médiéval et théologien monastique. Spolète, 1965. P. 37–48.


[Закрыть].

Неизвестно, какой дорогой отряд Боэмунда возвратился в Италию: он было замечен в Генуе, а затем, в августе 1106 года, прибыл в Апулию[749]749
  Caffaro. Annales Ianuenses. P. 14; Chronicon ignoti civis Barensis… P. 155.


[Закрыть]. Однако известно, что Бруно де Сеньи во второй половине июля находился в Тулузе, где он разрешал церковный спор[750]750
  HF, 15. P. 49–50.


[Закрыть]. Возможно, его сопровождал Боэмунд. Если это действительно так, то, находясь во владениях графа Тулузского, он должен был воздерживаться от любого неблаговидного намека о Раймунде – но не об Алексее, чья репутация неправедного императора уже упрочилась. Таким его считал, к примеру, Раймунд Ажильский, поскольку он без колебаний поведал о том, что после битвы с египетской армией под Аскалоном победившие крестоносцы обнаружили в шатрах аль-Афдаля письма Алексея, подтверждавшие то, что басилевс был «смертельным врагом крестоносцев»[751]751
  Raymond d’Aguilers… P. 110: «Sciebat quod imperator Alexius usque ad mortem nobis inimicabatur».


[Закрыть]. Боэмунд мог даже утверждать, что Алексей – обманщик, которого не удалось победить ни ему, ни его отцу; но теперь он твердо намеревался лишить его византийского престола, чтобы восстановить греческого наследника, который, по слухам, его сопровождал.

Скорее можно предположить, что Боэмунд подумывал занять его место для большего блага крестового похода и Римской Церкви! Вернувшись в апулийские владения, Боэмунд стал готовиться к своей экспедиции. Конечным ее пунктом была Антиохия, но путь Боэмунда лежал через Константинополь.

23. Боэмунд против Алексея

После триумфальной поездки по Франции Боэмунд стал готовиться к вторжению в византийские земли – это была первая цель крестового похода, организованного им ради спасения Антиохийского княжества. Вернувшись в Апулию, он отправил папе Пасхалию II письмо, в котором указал на обоснованность такого шага. Дело в том, что Алексей, узнав о том, что его опорочили в глазах понтифика, сделал ответный ход: его союзники обвинили Боэмунда в несправедливой клевете. Анализ послания представляет немалый интерес, поскольку оно вкратце излагает, словно в этом была необходимость, основные положения антивизантийской пропаганды, использованной Боэмундом во время его поездки во Францию.

С первых же слов автор представляется «Боэмундом, князем Антиохийским, на службе сеньора папы Пасхалия II и христианского воинства». Он благодарит понтифика за то, что тот пожелал предоставить ему поддержку папского легата, одобрившего представленный в ходе поездки замысел, который Боэмунд только что осуществил «ради служения Богу» в различных регионах Галлии. Он сожалеет о том, что не смог поблагодарить папу лично; не может он это сделать и сейчас, поскольку всецело занят подготовкой своей большой армии к походу и не может оставить ее без присмотра[752]752
  Роу (Rowe J. G. Paschal II, Bohemund… P. 190) делает на основании этих строк ошибочный вывод о том, что если Боэмунд, по его же утверждению, не смог встретиться с понтификом до этой даты, то он не смог встретиться с ним и вовсе. Он не согласен также с датировкой послания – по его мнению, оно было написано в 1108 году.


[Закрыть].

Поэтому норманнский предводитель отправил к папе посланцев, чтобы изложить ему свои пожелания: он просил понтифика созвать церковный собор для обсуждения различных традиций, схизм и ересей, которые затрагивают (разумеется, в лоне Восточной Церкви) обряды крещения, евхаристии, а также вопросов о браке священников и о происхождении Святого Духа от Отца и Сына. Кроме того, собор должен вынести приговор по поводу спора между ним и Алексеем, поскольку Боэмунду хорошо известно, что некие люди, подкупленные императором, обвинили норманна в том, что он «напрасно» ополчился против басилевса. Боэмунд вызвался ответить на эти лживые обвинения перед участниками собора, но, не дожидаясь его созыва, представил в письме общие положения своей защитной речи, которая на деле являлась суровым обвинением, выдвинутым против Алексея.

Прежде всего, он не останавливается специально (но все же упоминает!) об обагренных кровью руках императора, о его вероломстве, о его ужасных преступлениях и отмежевании от всеобщей Церкви, то есть от римского престола. Но что говорить о его злодеяниях, совершенных против сыновей «нашей пресвятой матери римской Церкви», о делах того, кто «обирал, убивал, грабил, топил, изгонял паломников, идущих в Иерусалим»? Такие злодеяния Боэмунд не может оставить безнаказанными: с божьей помощью он хочет отомстить за них. Вот почему он призывает к немедленным действиям того, кто восседает на престоле святого Петра: ради вящей славы Святого престола он должен очистить Церковь от смутьянов и схизматиков[753]753
  Lettre de Bohémond à Pascal II // Hiestand R. Papsturkunden fur Kirchen im Heiligen Landes. Gôttingen, 1985, n° 7. S. 102–104; предшествующее издание в Holtzmann W. Zur Geschichte des Investiturstreites, 2. Bohemund von Antiochen und Alexis // Neues Archiv der Gesellschaft fur altere deutsche Geschichtskunde. Bd. 50, 1935. S. 280–283.


[Закрыть].

Итак, Боэмунд позиционирует себя как вооруженную длань папы – человека, действующего в высших интересах вселенской, апостольской и, главным образом, римской Церкви. Он хочет наказать неправедного императора, виновного одновременно в том, что он является гонителем западных паломников, врагом латинских государств на Востоке, покровителем еретиков и схизматиков, верным союзником неверных[754]754
  На этот счет Боэмунд воспроизводит некоторые из тем, представленных в его письме, которое было послано Урбану II после смерти Адемара Пюиского. См. главу 14.


[Закрыть]. Боэмунд действует как поборник святого престола, как «miles Christi» (воин Христов), но также как «miles Sancti Petri» (воин Св. Петра), каким ранее был его отец Роберт Гвискард.

Мы не знаем, ответил ли папа римский на это послание и было ли у этой истории продолжение, однако незнание вовсе не является аргументом в пользу гипотезы, выдвинутой Джоном Роу. Этот историк утверждал, что Пасхалий II, поддавшись заверениям Алексея, запретил нападать на Византийскую империю. Ничто не позволяет подтвердить такую интерпретацию. Письмо Боэмунда, во всяком случае, свидетельствует о том, что замыслы норманна не изменились, и демонстрирует размах его антивизантийской пропаганды, предназначенной для того, чтобы набрать воинов для крестового похода, а также окончательно дискредитировать Алексея в глазах западноевропейского общества. Обе эти цели, как мы видели, были успешно достигнуты.

Военная кампания Боэмунда против Алексея не представляет для нас особого интереса. В большей степени она относится к военной истории, нежели к истории менталитета и идеологии – той области, которую я исследую. К тому же военная сторона этого дела широко представлена в трудах многих историков, и читатель всегда может обратиться к ним, если захочет узнать больше[755]755
  См., например, Chalandon F. Essai… P. 243 sq.; Yewdale… P. 112; Rosch G. Der «Kreuzzug» Bohemunds gegen Dyrrachion 1107–8 in der latinischen Tradition des 12. Jahrhunderts // Römische Historische Mitteilungen, 26, 1984. S. 181–190; Lilie R.-J. Byzantium and the Crusader States, 1096–1204. Oxford, 1993. S. 72–83.


[Закрыть]. Я же ограничусь лишь тем, что подчеркну роль Боэмунда, результаты кампании и их интерпретацию в хрониках обоих лагерей – западного и восточного.

Узнав о планах Боэмунда, Алексей не удовольствовался дипломатическим давлением на папу римского. Он отправил посольства в Пизу, Геную и Венецию, чтобы отговорить их от союза с норманнским предводителем; затем он перебросил с Востока часть своего флота, войск и военачальников, в частности, Кантакузина и Монастру[756]756
  Анна Комнина. Указ. соч. С. 319.


[Закрыть]. К войне он готовился в сложных условиях, поскольку сначала ему нужно было подавить восстания, а также положить конец предательствам и заговорам группы знатных византийцев, желавших возвести на трон претендента Иоанна Соломона; тем не менее басилевс справился с трудностями и наказал виновных[757]757
  Анна Комнина. Указ. соч. С. 329.


[Закрыть]. Затем, призвав к себе Исаака Контостефана, он назначил его «великим дукой флота», наказав ему стеречь пролив у «Лонгивардии», чтобы помешать Боэмунду начать переброску войск под Диррахий.

Однако Исаак, не обратив внимания на этот приказ, отправился осаждать Отранто. Этот город защищала женщина, которую Анна Комнина называет матерью Танкреда либо сестрой Боэмунда; в ожидании помощи она притворилась, будто намерена вести переговоры. Помощь подоспела вовремя: отбросив греков, норманны взяли в плен шестерых врагов и передали их Боэмунду, который, если верить Анне Комниной, привел их в Рим, чтобы доказать папе обоснованность своих обвинений против двуличных византийцев. Также он предъявил папе пленных скифов, дабы тот убедился, что империя взяла в союзники варваров. «Обманутый словами Боэмунда, папа согласился с ним и одобрил переправу в Иллирик», – заключает византийская принцесса[758]758
  Анна Комнина. Указ. соч. С. 336. Пусть даже рассказ Анны Комниной о поездке Боэмунда с пленниками в Рим хронологически неточен и его нельзя признать абсолютно достоверным в том, что касается развития событий, он все же свидетельствует об обоснованности аргументов Боэмунда и о возможном согласии с ними папы римского.


[Закрыть].

Анна Комнина, чье произведение всецело посвящено тому, чтобы оправдать любые ошибки отца, допускает наличие у Боэмунда аргументов против Алексея, а также то, что папа римский был убежден: крестоносцы Боэмунда должны сначала разгромить басилевса.

Вернувшись в августе 1106 года вместе с супругой Констанцией и крупным отрядом рыцарей в свои апулийские земли, Боэмунд посвятил следующий год постройке собственного флота в Бриндизи. Приняв участие в сентябре 1107 года в торжественной мессе, состоявшейся в церкви Святого Николая в Бари, 9 октября он отплыл из Бриндизи вместе со своим флотом, который анонимный хронист из Бари оценивает в 200 небольших кораблей и 30 галер – с 34 000 рыцарями и пешими воинами на борту[759]759
  Chronicon ignoti civis Barensis… P. 155; Foucher de Chartres…, II, c. 38. P. 418.


[Закрыть]. Рауль Тортер в своей эпической поэме о взятии Диррахия упоминает о 4000 кораблей и несметном множестве воинов, пришедших из всех регионов Запада, – разумеется, это были французы, но также фламандцы, норманны, пизанцы, генуэзцы[760]760
  Raoul Tortaire. Epistula VII ad Gualonem (Poema de obsidione Dyrrachii) // Rodulfi Tortarii Carmina / Éd. Ogle M. B., Schullian D. M. Rome, American Academy in Roma, 1933. V. 45–90. P. 299–301. О пользе этой поэмы см. Sivo V. Il Mezzogiorno e le crociate in alcuni testi letterari Il Mezzogiorno normanno-svevo e le crociate (Atti delle quattordicesime giornate normanno-sveve, Bari, 17–20 octobre 2000) / Ed. G. Musca. Bari, 2002. P. 355–377.


[Закрыть]. Альберт Ахенский сообщает о 12 000 конных воинов и 60 000 пеших, прибывших главным образом из Франции и Италии, но монах из Флери также упоминает воинов из других областей Западной Европы. Свидетельство Анны Комниной совпадает с этими двумя утверждениями: по ее словам, Боэмунд пересек море с 12 биремами, сопровождавшими большие транспортные корабли, на которых плыли франкские и «кельтские» воины, а также германцы и кельтиберы[761]761
  Albert d’Aix…, X, c. 40. P. 650; Narratio Floriacensis… P. 361; Анна Комнина. Указ. соч. С. 337. Со своей стороны, Фульхерий Шартрский говорит о 5000 рыцарей и 60 000 пеших воинов: Foucher de Chartres…, II, c. 38. P. 418.


[Закрыть].

Несмотря на расхождения, эти источники свидетельствуют и о количестве воинов, и о происхождении участников, – в поход отправились только бойцы, на этот раз среди них не было женщин, отмечает Фульхерий Шартрский[762]762
  Foucher de Chartres…, II, c. 38. P. 418.


[Закрыть]. Ральф Евдейл[763]763
  Orderic Vital…, XI, c. 12. P. 70; XI, c. 24. P. 100; ряд других участников указан у Евдейла: Yewdale… P. 117.
  (В тексте бумажной книги ссылка на это примечание отсутствует. Прим. верстальщика.)


[Закрыть] был не так уж и неправ, когда увидел в этой экспедиции первый пример использования крестового похода в политических целях[764]764
  Yewdale… P. 115.


[Закрыть]. Однако его можно рассматривать и как настоящий крестовый поход – в силу того, что его целью была защита недавно созданных государств крестоносцев, то есть защита христиан Востока и Иерусалима, над которыми, по словам Боэмунда, нависла угроза со стороны как мусульман, так и византийцев. Что касается Ордерика Виталия, то он без колебаний называет его «третьим походом жителей Запада в Иерусалим», состоявшимся после походов 1096 и 1101 годов[765]765
  Orderic Vital…, V, c. 19. P. 182: «Tune tertia prolectio occidentalium in Jerusalem facta est».


[Закрыть].

Флот Боэмунда не встретил на своем пути никаких препятствий. Высадившись в Авлоне 10 октября, его армия разграбила и опустошила прибрежный регион, а 13 октября появилась под стенами Диррахия. Эта новость достигла Константинополя, где при одном лишь имени Боэмунда ужас объял всех… кроме Алексея. Узнав о высадке норманнского предводителя, император (если верить его дочери) заявил: «Сейчас пойдем завтракать, а потом подумаем о Боэмунде»[766]766
  Анна Комнина. Указ. соч. С. 339.


[Закрыть]. Почтительная дочерняя похвала…

Кампания Боэмунда началась удачно, однако успех ее был недолговечен. Крестоносцу не удалось взять штурмом Диррахий, осада которого затянулась до весны, в то время как флот византийцев, включивший в себя и венецианские корабли, перерезал сообщение с Италией, оставив крестоносцев без подкрепления и снабжения. Войска Алексея также заняли проходы в окрестных горах, а потому продовольствия стало не хватать. Над армией крестоносцев нависла угроза голода. Боэмунд чувствовал, как его воинов охватывает усталость. Подобно своему отцу, весной 1108 года норманнский предводитель решил сжечь свои корабли и бросить все силы на осаду: он пустил в ход огромный таран, осадные башни и начал подводить подкоп под крепостную стену. Все эти усилия, вызвавшие восхищение Анны Комниной, тем не менее ни к чему не привели: греки подвели встречный подкоп и подожгли осадные машины врага[767]767
  Albert d’Aix…, X, c. 40. P. 650.


[Закрыть].

Тогда Алексей со своей армией решился действовать. Он, правда, уклонился от лобовой атаки и предпочел подорвать силы Боэмунда, переманив на свою сторону некоторых предводителей из его войска или по меньшей мере посеяв среди них раздоры. Это ему почти удалось. По словам Анны Комниной, басилевс отправил письма нескольким главным помощникам Боэмунда, в том числе его сводному брату Гвидо и верному соратнику Ричарду де Принципату; письма эти были составлены в виде ответов Алексея на предложения «сотрудничества» со стороны Гвидо и Ричарда. Басилевс сделал так, чтобы послания попали в руки Боэмунда, тем самым дискредитировав этих военачальников в глазах их лидера. Потрясенный Боэмунд шесть дней не выходил из своего шатра… пока не понял, что чуть было не угодил в ловушку Алексея. Его соратники, таким образом, не утратили его доверие[768]768
  Анна Комнина. Указ. соч. С. 348–350.


[Закрыть]. Осечка, на этот раз…

Но не хотела ли Анна Комнина пощадить память об этих людях и возвеличить заслуги своего отца в этой истории? Права ли она, подчеркивая, что измены с их стороны не было? Ведь факт остается фактом: объясняя причины поражения Боэмунда, все западные хронисты, убежденные, вероятно, в том, что в военном отношении этот предводитель был непобедимым, намекали на предательство или по меньшей мере на отступничество его ближайших помощников в нужный момент.

Альберт Ахенский занимает в этом ряду самую умеренную позицию: по его словам, осада длилась более года, силы изголодавшихся и упавших духом воинов были на исходе, за изменой следовала измена. Подкупленный дарами императора, «Гвидо, сын сестры Боэмунда [sic; на самом деле это его сводный брат], Вильгельм Кларет и другие военачальники жестоко упрекали Боэмунда то за нехватку продовольствия, то за разброд людей в войске, то за уход флота, то за благополучие, царившее в осажденном городе благодаря императору. Они прилагали все силы к тому, чтобы заставить Боэмунда отказаться от осады и заключить договор с императором»[769]769
  Albert d’Aix…, X, 44. P. 651–652.


[Закрыть].

Ордерик Виталий, напротив, открыто говорит об измене. Побуждаемые голодом, привлеченные предложениями императора перейти к нему на службу, некоторые соратники покинули Боэмунда, тем самым вынудив его подписать договор. Они обвиняли норманнского предводителя в том, что, осмелившись напасть на «священную империю», он вовлек их в отчаянную авантюру, которая оказалась им не по силам. И все это – из-за его алчности и властолюбия, тогда как ни один пророк и ни один небесный посланец не призывали этого делать. Гвидо входил в число тех, кто покинул его сводного брата. Заболев спустя некоторое время, он скончался, перед смертью признавшись в своем предательстве, но так и не добившись прощения Боэмунда[770]770
  Orderic Vital…, XI, c. 24. P. 102–104.


[Закрыть].

Рассказ монаха из Флери хоть и походит на предшествующий, но преподносит еще одну деталь: перед смертью Гвидо велел позвать к себе Боэмунда, чтобы исповедаться ему в своем грехе. Раскаявшись в своем преступлении, он поведал и о причинах такого шага: император обещал дать ему в жены свою дочь, уступить ему Диррахий и осыпать его другими ценными дарами. Боэмунд, уязвленный таким поведением, отказался простить Гвидо и покинул сводного брата, осыпая его проклятиями[771]771
  Narratio Floriacensis // RHC Hist. Occ. T. V. P. 362.


[Закрыть].