355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жан Флори » Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи » Текст книги (страница 1)
Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи
  • Текст добавлен: 10 апреля 2017, 05:30

Текст книги "Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи"


Автор книги: Жан Флори


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Жан Флори
Боэмунд Антиохийский

Боэмунд был доблестным рыцарем (…) всегда в поисках чего-либо невозможного; благодаря своей ловкости и храбрости он превзошел всех в искусстве войны.

Ромуальд Салернский.


Не было подобного Боэмунду варвара или эллина во всей ромейской земле – вид его вызывал восхищение, а слухи о нем – ужас.

Анна Комнина.

Пролог

Зачем писать биографию Боэмунда Антиохийского сегодня, примерно через девятьсот лет после его смерти?

Со своей стороны, я могу выдвинуть четыре главных довода. Первый имеет отношение к биографическому жанру, к которому с недавних пор вновь вернулись силы. Из века в век, вплоть до нашего времени, ученые писали историю монархов и других влиятельных персон – правителей или героев-воинов, чьи достоинства или недостатки, как тогда полагали, определяли ход истории. Это был большой период «биографий» в прежнем значении этого слова – их авторы охотно смешивали историю Франции с историей ее королей, но при этом упустили из виду историю самих французов, низведенных до простой роли статистов.

Развитие экономической и социальной истории, а также особое внимание, справедливо уделенное школой «Анналов» феноменам «большой длительности», коренным образом изменили и даже оттеснили на второй план этот способ видения. Результатом стало то, что во второй половине XX века историки, достойные этого имени, долгое время не желали проявлять интерес к биографии. Заброшенный ими жанр слишком часто оказывался во власти псевдоисториков, никудышных писателей и публичных персон, продающих (увы, успешно) скорее свое имя, нежели свой труд или собственное исследование, зачастую минимальное или вовсе ничтожное. Этот досадный сдвиг еще больше отдалил настоящих исследователей, работавших в жанре биографии, историческую биографию и даже саму историю от широкой публики, слишком часто желающей полакомиться пикантными пустячками и альковными тайнами.

Отвоевание жанра было медленным. Оно еще не завершено. Чтобы инициировать его, потребовались усилия таких именитых историков, как Жорж Дюби, Жак Ле Гофф или Жан Ришар (если говорить только о французских ученых): они вернули исторической биографии соответствующие ей размах и значимость, сделав упор и на изучаемом персонаже, и на его времени, тем самым соединив политическую историю с историей экономики, общества и менталитета. В такой новой перспективе персонаж интересен в большей степени как человек своего времени, нежели как определяющий участник истории. Именно в этом престижном списке (но только в более скромном ранге) я решил запечатлеть свое имя, выпустив в свет биографии Петра Пустынника, Ричарда Львиное Сердце и Алиеноры Аквитанской[1]1
  См., в частности, Flori J. Pierre l’Ermite et la première croisade. Paris, 1999; Ж. Флори. Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь. СПб., 2008; Ж. Флори. Алиенора Аквитанская. СПб., 2012.


[Закрыть]
. Они одновременно являются как действующими лицами, так и свидетелями своего времени, выразителями идеологий.

Однако исследования привели меня к тому, что мое собственное восприятие истории, доставшееся мне в наследство от школы Анналов, чьим преемником я остаюсь и по сей день, немного – по меньшей мере на одно деление – изменилось. Я по-прежнему уверен в том, что историю во всех ее составляющих следует изучать как феномен «большой длительности», обусловленный прежде всего медленными глубинными течениями, в частности, в области экономики и менталитетов, которые зависят от условий жизни, от развития идей и от формирования идеологий. Лишь эти медленные процессы способны породить определяющие факторы исторических событий, «составные части» соединения, образующего историю. Но я уверен и в том, что в истории, как и в химии, эти «составляющие», каждое на своем месте, могут дать различные результаты – все зависит от того, какой к ним будет (или не будет) применен катализатор. Этот «катализатор» – личность, индивид, который в силу своего характера, способностей и воли влияет на историю, которой он принадлежит, и меняет ее ход. Именно так, на мой взгляд, Ричард Львиное Сердце активно способствовал становлению рыцарской идеологии, а Алиенора Аквитанская (возможно, безотчетно) внесла свой вклад в возникновение понятия куртуазной любви.

Еще более показателен в данном отношении пример Боэмунда, пусть даже не являющийся обобщающим. В ряде работ[2]2
  Flori J. La guerre sainte. La formation de l’idée de croisade dans l’Occident chrétien. Paris, 2001; Guerre sainte – jihad – croisade, violence et religion dans le christianisme et l’islam. Paris, 2003; L’Islam et la fin des temps; interprétation prophétique des invasions musulmanes dans la chrétienté médiévale. Paris, 2007.


[Закрыть]
я не раз говорил о медленном глубинном течении, которое в политическом, религиозном и идеологическом отношении вело к крестовому походу, начавшемуся в конце XI века, поэтому нет необходимости вновь утверждать это в данной книге: с Боэмундом или без него, крестовый поход состоялся бы; с ним или без него, крестоносцы оказались бы под стенами Антиохии. Однако, полагаю, я могу утверждать, что личная роль Боэмунда оказалась в тот момент определяющей – настолько, что в истории редко можно встретить подобный пример воздействия. Ибо без Боэмунда крестоносцы никогда не захватили бы Антиохию, христианская армия, наиболее вероятно, была бы истреблена, и Первый крестовый поход на этом бы остановился. Вследствие этого лик мира был бы иным.

Второй довод – «образцовый», показательный характер моего героя. Боэмунд, по сути, был воплощением исторического мифа: мифа о рыцаре, младшем в бедном роду или лишенном наследства, которому благодаря одной лишь доблести удалось выковать свою судьбу и стяжать славу. Разумеется, он добился этого не только своим мужеством и храбростью, но также своим дипломатическим мастерством, хитростью и беспринципностью, актерским чутьем и умением применять «массовую пропаганду» – одним словом, своим политическим гением. В этом его можно сравнить (но только не в сравнительной, а в превосходной степени) с Гийомом Маршалом, чью биографию в прошлом выпустил ныне покойный Жорж Дюби; это произведение открыло новый путь – к истории менталитета. По этому пути отправился и я вслед за еще одним моим прежним учителем, швейцарцем Полем Руссе, который тоже был первопроходцем такого подхода к истории.

Третий довод – более неожиданный, он возник уже в процессе исследования. Изучение персонажа и его роли, в частности, в крестовом походе, позволило мне выявить ту функцию, какую выполняла в исторических источниках пропаганда – конечно, подобную роль пропаганды раньше никто не отрицал, но, как я полагаю, её серьезно недооценивали. Сравнение большого числа источников, посвященных Первому крестовому походу, позволяет выявить эту роль, блестящим исполнителем которой оказался Боэмунд, пользовавшийся ею непосредственно в своих речах и косвенно – в повествовании о крестовом походе, составленном его хронистом, норманнским Анонимом, автором «Деяний франков». Наше знание истории крестового похода, таким образом, искажено и, следовательно, заслуживает некоторой правки. Если быть более точным, то в рамках исторической и текстуальной критики сравнение источников, связанных в большей степени с личностью Боэмунда, позволяет проследить определенную эволюцию, смысл и цели которой можно нащупать. Такое сопоставление позволяет подойти к решению сложной, обсуждаемой вот уже больше века проблеме взаимосвязи между этими источниками – в частности, между «Деяниями франков» и Тудебодом[3]3
  В этой книге будет представлено множество отсылок к этому вопросу и некоторые пути его решения. Он является предметом специального исследования в следующей статье: Flori J. Propagande et critique textuelle: les variantes successives du texte de l’Anonyme, de la source commune à Tudebode et aux Gesta Francorum // Revue d’histoire ecclesiastique, 3–4, 2007.


[Закрыть]
.

Последний довод – самый простой, но столь же весомый, что и предыдущие: Боэмунд был, по всей видимости, обаятельным, обольстительным, харизматическим героем, наследником рода норманнских завоевателей. Это подтверждают все источники, включая те, что отзываются о нем крайне враждебно. Это поистине легендарный герой, в отношении которого можно задаться вопросом: что все же берет в нем верх, рыцарь в поисках приключений или политический гений?

Он заслужил, чтобы его не забыли.

Я не могу закончить представление этого труда, не поблагодарив тех, кто помог ему появиться на свет. Несвоевременная болезнь (хотя могут ли болезни быть своевременными?) помешала мне собрать многие источники и труды, с которыми можно ознакомиться лишь в Италии; но, к счастью, я смог получить их в виде множества фотокопий и фотографий, которые пожелали послать мне, со своей неизменной любезностью, некоторые друзья и коллеги. Мои слова благодарности и признательности обращены к Жерару Дедейану и Жоржу Мартену во Франции, Сюзанне Эджингтон в Англии, Джею Рубинштейну в Соединенных Штатах Америки, а также к моим итальянским друзьям – Эрику Куоццо, Марио Мескини, Жерардо Орталли, Луиджи Руссо, Анне Спьеция и Джойе Цаганелли.

Без них не было бы этой книги.

1. «Эти проклятые норманны…»[4]4
  Название главы подсказано отличным исследованием Эрика Куоццо: Cuozz Е. «Quei maledetti Normanni». Cavalieri e organizazzione militare nel Mezzogiorno normanno. Naples, 1989.


[Закрыть]

Рыцарь в поисках приключений…

Именно такой образ сначала всплывает в моем воображении, если попытаться описать в двух словах Боэмунда, с которым я с давних пор встречался на страницах средневековых источников и работ моих коллег-медиевистов. Он – воплощение тех самых «молодых», о которых писал Жорж Дюби[5]5
  Duby G. Au XIIe siècle: les jeunes dans la société aristocratique // Annales, ESC, 1964. P. 835–846; та же тема исследована на примере старофранцузской литературы, см.: Flori J. «Qu’est-ce qu’un bacheler? // Romania, 96, 1975. P. 290–314.


[Закрыть]
, – странствующих, изгнанных или лишенных наследства рыцарей, обедневших либо младших отпрысков в роду, героев эпопей и романов, которые расцвели пышным цветом в зарождающейся французской литературе XII века. Не имея за душой ничего, кроме воинской доблести, с мечом и копьем в руке, они привлекали внимание государей либо наводили на них страх, приводили в восхищение женщин, завоевывали известность и земли, женились на богатых наследницах или дочерях короля и приобретали таким образом, благодаря лишь собственной отваге, сеньорию или королевство.

Этот тип героя, столь распространенный в литературе того времени, – миф, заключающий в себе глубокий смысл. Он отражает мечты и устремления рыцарства, зародившегося в ту же самую эпоху, во второй половине XI века. Безумная надежда! Мечта о восхождении по социальной лестнице благодаря исключительно рыцарским добродетелям![6]6
  О формировании рыцарства и его идеологии см.: Flori J. L’Essor de la chevalerie, XIe−XIIe s. Geneve, 1986.


[Закрыть]

Боэмунд – рыцарь в поисках приключений, но он же и норманнский рыцарь. Ибо в середине XI века, когда Боэмунд появился на свет, мечта о социальном продвижении при помощи меча была не мифом, а реальной возможностью, что не раз демонстрировали норманны. Род Боэмунда мог подтвердить это лучше, чем чей-либо иной. В самом деле, разве наш герой не был сыном того самого Роберта Гвискарда, который мог похвалиться тем, что победил двух императоров? Того Гвискарда, чья гробница украшена эпитафией: «Здесь покоится Гвискард, ужас мира»? Наверняка юный Боэмунд с детства заслушивался рассказами из «семейной саги», повествующей о сыновьях мелкого сеньора из Нижней Нормандии Танкреда Готвильского, которые служили наемниками в Южной Италии, причем один из них, отец Боэмунда, впоследствии стал герцогом Апулии и Калабрии, а другой, его дядя Роберт, – графом Сицилии!

Славная эпопея Готвилей – не единичный пример: эпоха изобиловала подвигами норманнских воителей. Еще до тысячного года они не довольствовались тем, что бороздили моря и реки на своих не имевших себе равных военных кораблях, которые, безусловно, можно назвать «drekar»[7]7
  Слово «драккар» – изобретение XIX века. Слово «drekar» (множ. dreki), возможно, означавшее «дракон», воскрешает в памяти головы драконов, украшавшие носовые части больших военных кораблей; см.: Neveux F. L’Aventure des Normands, VIIe−XIIe siècle. Paris, 2006. P. 36–37.


[Закрыть]
. Эти торговцы, эти отчаянные (но не столь дикие, как говорили о них в свое время[8]8
  См. на этот счет аргументы защитников норманнов, например: D’Haenens А. Les Invasions normandes, une catastrophe? Paris, 1970; Boyer R. «Les Vikings: des guerriers ou commercants?» // R. Boyer (dir.). Les Vikings et leur civilization. Problèmes actuels. Paris, 1976. P. 211–240; Brown R. A. The Normans. Woodbridge, 1984, etc.


[Закрыть]
, моряки и воины, эти неимущие скандинавы, которых стало слишком много в их северных пределах, были привлечены богатствами скромных городов, сокровищами храмов и монастырей Западной Европы, часто подвергавшихся разграблению и поджогам. Норманны (главным образом шведы), торговцы и наемники, прошли по рекам Восточной Европы, сделав первые шаги в создании государства, которое впоследствии станет Россией. Они дошли до Константинополя, отважившись атаковать его в 911 году, после чего заключали с этой пышной столицей договоры, вели с ней торговлю и служили ей в качестве наемников[9]9
  Aubé P. Les Empires normands d’Orient. Paris, 1983. P. 13–24; Neveux F. L’Aventure des Normands, VIIIe−XIIIe siècle. Paris, 2006. P. 35–144.


[Закрыть]
.

Начиная с IX века уже другие, датские и норвежские викинги, обосновавшиеся в Гренландии и на берегах Канады, захватили Шетландские и Оркадские (Оркнейские) острова, основали фактории в Шотландии и Ирландии и колонизировали Фарерские острова, Исландию, а затем добрались до Гренландии и побережья Канады. Во второй половине IX века датчане захватили большую часть Англии, основав в ней свои королевства. Норманны, короли морей, угрожали всему побережью Атлантического океана, поднимаясь по рекам и грабя города или монастыри в тех регионах, которые сегодня мы называем Францией, Испанией, и даже Марокко, сравнительно недавно завоеванного арабами. Они доходили до Средиземного моря – их следы ведут к берегам Италии и Греции; там они примкнули к своим шведским «коллегам», добравшимся по суше до Константинополя.

В это самое время (911 год), устав от напрасной борьбы с непредвиденными и нескончаемыми набегами норманнов, король Франции Карл Простоватый уступил им часть Нейстрии, земли будущего герцогства Нормандского. Постепенно завоеватели-викинги осели в этих краях, приняли христианство, сохранив при этом множество скандинавских языческих обычаев, таких, как, например, брачный союз more danico («на датский манер»). Этот обычай позволял герцогу вступать в официальное, признаваемое законным сожительство – наряду с христианским браком, часто носившим политический характер. Однако большинство таких, освященных церковью браков в роду герцогов Нормандских не принесло потомства, а потому законнорожденность их детей часто вызывала сомнение. Так обстояло дело с самым известным среди них, Вильгельмом Незаконнорожденным. Ему было только восемь лет, когда его отец Роберт Великолепный скончался в Никее, возвращаясь из паломничества в Иерусалим. Вильгельму удалось сломить силы своих противников, истребить или изгнать бунтовщиков и, наконец, объединить воинов Нормандии и окрестных земель ради завоевания королевства Англии (битва при Гастингсе, 1066 год). Благодаря победе в этой битве Вильгельм Незаконнорожденный превратился в Вильгельма Завоевателя, одного из самых могущественных правителей Европы.

Предкам Боэмунда была уготована еще более удивительная участь. Конечно, они поднялись не так высоко, но начинали с самых низов, располагая при этом меньшими средствами. По сути, их род берет начало в среде мелкой военной аристократии, которая когда-то приобрела владения в Нормандии. Став христианами, они, как и все современники, оказались перед выбором: искать вечного спасения (что это было – страх перед преисподней или надежда на рай?) или соблазниться скромными, на наш взгляд, прелестями рыцарской жизни. В социальном отношении положение рыцаря возносило их над общей массой крестьянства, но подвергало их души многоликой опасности: пролитая кровь, насилие, бесчинства, разбой, похищения, сладострастие – в этих и прочих грехах изобличали рыцарей сочинения того времени (почти все они были церковными). Чтобы очистить их от прегрешений, Церковь издавна налагала епитимью в виде подаяний, дарений, основания храмов; к ним она добавила паломничество, оказавшее в X–XI вв. преобладающее влияние на религиозность людей, особенно на тех, кто принадлежал к аристократии[10]10
  См.: Harper-Bill C. The piety of the anglo-norman knightly class // Brown R. A. (éd.). Anglo-Norman Studies, 2, 1979, Woodbridge, 1980. P. 63–77.


[Закрыть]
. В большей степени, чем Рим, паломников привлекал Иерусалим, к которому, как по суше, так и по морю, устремлялись толпы верующих – это был настоящий «путь к спасению».

Норманны были не последними, кто совершал паломничества. Большинство из них, отправляясь к Гробу Господню, шли по «дороге франков» (Francigena), приводившей их к святилищам Рима, а затем двигались по Аппиевой и Траяновой дорогам к югу Италии, откуда предстояло держать путь к Святой земле. Преодолев морской путь между Бари и Диррахием (Дураццо), путники добирались по Эгнатиевой дороге до Константинополя, а затем направлялись в Иерусалим через Анатолию и Сирию. Все эти дороги были усеяны храмами, молельнями, святилищами, богадельнями и мостами[11]11
  Micheau F. Les itinéraires maritimes et continentaux des pèlerinages vers Jerusalem // Occident et Orient au Xe siècle. Paris, 1979. P. 79–104; Cardini F. L’Italie et les croisades // Les croisades. L’Orient et l’Occident d’Urbain II à Saint Louis, 1096–1270 / Ed. Rey-Delque M. Milan, 1997. P. 85.


[Закрыть]
. В Апулии паломники могли попутно посетить святилище Михаила Архангела на горе Гаргано. Норманны с давних лет испытывали особое благоговение к этому архангелу, которому они посвятили часовню Мон-Сен-Мишель-о-Периль-де-ла-Мер, сооруженную на гористом Могильном острове в авраншском заливе[12]12
  Bouet P., Otranto G., VauchezA. Culte et pèlerinage à saint Michel en Occident. Les trois monts dédiés à l’archange (Actes du Colloque de Cerisy-la-Salle). Rome, 2000; Pétrucci A. Aspetti del culto e pellegrinaggio di s. Michele Arcangelo sul Monte Gargano // Convegni del Centro di Studi sulla Spiritualita Medioevale, 4, 1963. P. 145–180.


[Закрыть]
.

Итак, никто не видел ничего удивительного в том, что в преддверии тысячного года паломники-норманны уже появлялись в Иерусалиме, приходили к горе Гаргано и останавливались на некоторое время в Южной Италии. Согласно монаху Амату из Монте-Кассино, составившему свою хронику после 1080 года, некоторые из них, около сорока человек, в 999 году остановились в гавани Салерно. Возмущенные тем, что местное население оказалось в подчинении у сарацин, они, потребовав оружия и коней (как паломники, они были лишены этого), изгнали сарацин и освободили жителей от рабства. Последние просили их остаться, но паломники-норманны, отклонив предложение, вернулись в Нормандию. Однако они не преминули рассказать соотечественникам, насколько богаты итальянские земли[13]13
  О богатстве страны до прибытия Роберта Гвискарда, который сумел им воспользоваться, см.: Guillou A. Roberto il Guiscardo sfruttatore del catepanato bizantino d’Italia, в Roberto il Guiscardo e il suo tempo. Atti delle prime giornate normanno-sveve. Rome, 1975 (rééd. Bari, 1991). P. 159–164.


[Закрыть]
.

В конце XI века норманнский хронист Вильгельм Апулийский поведал о том, что в 1015 году норманнские паломники, пришедшие поклониться святому архангелу Михаилу на горе Гаргано, встретили ломбардского князя Мелуса, знатного мужа, изгнанного из Бари[14]14
  Aime du Mont-Cassin. L’Ystoire de li Normant, I, c. 17–18 / Ed. E. Bartholomaeis. Rome, 1935.
  (В тексте бумажной книги ссылка на это примечание отсутствует. Прим. верстальщика.)


[Закрыть]
. Он попросил их помочь освободить Апулию от византийского владычества. Обещав ему это, они, вернувшись в родные края, призвали многих своих близких последовать за ними. Вильгельм не пытается утаить их корыстные мотивы: «Многие поддались искушению и решили отправиться в путь: у одних было мало добра или не было вовсе, другие хотели попытать счастья, и все они желали обогатиться»[15]15
  Guillaume de Pouille. La Geste de Robert Guiscard, I, v. 35–39 / Ed. et trad. M. Mathieu. Palerme, 1961.


[Закрыть]
.

Лев Остийский представил другую версию. Согласно ему, Мелус набрал сорок храбрых воинов из Нормандии, которые, скрываясь от гнева их герцога, искали способа послужить на воинском поприще в Южной Италии. Встав во главе этого отряда, Мелус вторгся в Апулию со всеми, кто «из-за ненависти к грекам или ради собственного спасения был готов присоединиться к нему»[16]16
  Brown R. A. Les Normands. De la conquête de l’Angleterre à la première croisade. Paris, 1986. P. 72–77.


[Закрыть]
. Несмотря на то что эти норманнские воины были разбиты греками в битве при Каннах в 1017 году, они не покинули регион, став наемниками различных князей. По мнению Леона-Робера Менаже, «южная Италия стала своего рода “сливным желобом”, избавлявшим основные регионы Франции, преодолевших феодальную анархию Dark Ages (раннего средневековья) – Нормандию, Фландрию, Анжу, Мэн, Бретань, Бургундию, – от излишка населения, наводнившего эти районы»[17]17
  Ménager L.-R. Pesanteur et étiologie de la colonization normande de l’Italie // Roberto il Guiscardo e il suo tempo. P. 203–229 (цит. p. 228).


[Закрыть]
. Первыми и самыми многочисленными среди этих «воинственных иммигрантов» были норманны. На протяжении XI века в Южную Италию переселялись целые семейства норманнов; порой на них указывал лишь «cognomen» (родовое имя) – Normanus, но также известно было место происхождения самых знаменитых родов (Дренго, Эшафур, Монтрей, Гранмениль, Клэрмон, Бонвиль, Готвиль), прославивших себя в ходе завоевания.

Несмотря на расхождения в текстах, в них можно четко выделить ряд общих мест: норманны, являвшиеся группами в разное время, имели репутацию отважных воинов; они были способны стать наемниками; они жаждали богатства, были алчны, амбициозны и набожны, на что указывает их поклонение священным местам и, в частности, святому архангелу Михаилу. Два их главных противника уже обозначены: это сарацины и греки.

Военные достижения норманнов объяснялись их физическими и моральными качествами. Отвага, храбрость, нечувствительность к страданиям, презрение к смерти, преклонение перед героями, жажда подвигов, культ доблести – таковы основные черты, признаваемые всеми, даже врагами норманнов, как будет видно в дальнейшем. Их воинское мастерство заключалось также в искусном владении копьем. В середине XI века именно они, безусловно, ввели новые приемы конного боя: массированная атака рыцарей, державших копье неподвижно в горизонтальной позиции, была способна, согласно образному и восхищенному выражению Анны Комниной, «пробить даже вавилонскую стену»[18]18
  Анна Комнина. Алексиада. M.: Наука, 1965. C. 356.


[Закрыть]
. Вскоре, к концу XI века, такой способ атаки переняло все рыцарство в целом[19]19
  Flori /. Encore l’usage de la lance… La technique du combat chevaleresque vers 1100 // Cahiers de civilization médiévale, 31, 1988, 3. P. 213–240.


[Закрыть]
. Раннее введение в бой этого приема превратило норманнов, облаченных в кольчуги с длинными рукавами (haubert) и в шлемы с наносниками, в лучших рыцарей своего времени[20]20
  Neveux F. Quelques aspects de l’impérialisme normand au XIe siècle en Italie et en Angleterre // Les Normands en Méditerranée dans sillage de Tancrède (Colloque de Cerisy-la Salle, 24–27 septembre 1992) / Sous la dir. Bouet P. et Neveux F. Caen, 1994. P. 51–62. Автор подчеркивает значимость такой техники боя, обеспечившей норманнам успех во время их военных операций в Южной Италии.


[Закрыть]
.

Властолюбие, алчность и склонность к ремеслу наемника, также признанные всеми, сыграли, по мнению большинства историков, важную роль в их решении обосноваться в Южной Италии[21]21
  См., например, Brown R. A. Les Normands, passim; France J. The Occasion of the coming of the Normans to southern Italy // Journal of Medieval History, 17, 1991. P. 185–205; Tramontana S. Il Mezzogiorno medievale. Normanni, svevi, angioni, aragonesi nei secoli XI–XV. Rome, 2000. P. 15 sq.


[Закрыть]
. Эта склонность к наемничеству также была обусловлена тем, что нормандские герцоги, опираясь на свое право, взяли за обычай изгонять, лишая имущества, людей, восставших против их власти[22]22
  Orderic Vital. Histoire ecclesiastique / Ed. et trad. M. Chibnall. The Ecclésiastical History of Orderic Vitalis. Oxford, 1965–1978, lib. III. P. 91, 115, 123, 127.


[Закрыть]
. В ожидании возможного возвращения в милость эти изгнанники заполняли свой невольный досуг, зарабатывая себе на жизнь ремеслом наемников – и приобретая благочестивые заслуги благодаря своим паломничествам. Люсьен Мюссе верно отметил: «Одно не исключало другого; и в том и в другом предприятии, как бы то ни было, находил себе выход дух авантюры»[23]23
  Musset L. Les circonstances de la pénétration normande en Italie du Sud et dans le monde méditerranéen // Les Normands en Méditerranée. P. 41–49 (цитировано по стр. 43).


[Закрыть]
.

Семейство Готвилей – прекрасный пример этого феномена. Родоначальник династии Танкред, скромный сеньор Готвиля-ла-Гишар (область между Кутансом и Сен-Ло) имел дюжину сыновей от двух жен, Мориеллы и Фразенды. Все они стали рыцарями, что свидетельствует о том, что семья, несмотря ни на что, обладала некоторым достатком. Однако такое положение вещей было слишком обременительным для семейного владения и его ресурсов. К тому же наследство, поделенное между двенадцатью отпрысками, свелось бы к нулю. Поэтому все продолжатели рода Танкреда, как и множество младших сыновей в среде мелкой аристократии того времени, отправились в дальние странствия. Нам известны их имена и примерное время появления в Южной Италии[24]24
  Geoffroy Malaterra. De rebus gestis Rogerii Calabriae et Siciliae comitis et Roberti Guiscardi ducis fratris eius / Ed. E. Pontieri, Bologne, RIS, V, 1, 1924, Lib. I, c. 4–5. P. 9; Orderic Vital // HE, III. P. 99; Bouet P. Généalogie des descendants de Tancrède / Les Normands en Méditerranée. P. 37–38. Об именах норманнских семей, переселившихся в Южную Италию, см.: Ménager L.-R. Inventaire des familles normandes et franques emigrees en Italie méridionale et en Sicile (Xe−XIIe siècles) // Roberto il Guiscardo e il suo tempo. P. 281–409.


[Закрыть]
. Сначала, в 1030 году, это были пять сыновей Танкреда и Мориеллы: Вильгельм «Железная Рука», Дрого, Онфруа, Жоффруа и Серлон. Через пятнадцать лет к ним присоединились дети от второго брака – среди них был Роберт, будущий отец Боэмунда, прозванный Гвискардом, что означало «хитрый» или «дальновидный», а также Мальгерий, Вильгельм, Альфред, Гумберт, Танкред (?) и младший Рожер, ставший впоследствии графом Сицилийским.

Как и другие норманны до них, сыновья Танкреда начинали свою карьеру наемниками, с одинаковым безучастием предоставляя свой меч грекам и лангобардам, оспаривавшим друг у друга власть над регионом, которым также желали владеть и сарацины. Эти конфликты, сами по себе довольно запутанные, не входят в область нашего рассмотрения[25]25
  См. на этот счет, помимо других, Chalandon F. Histoire de la domination normande en Italie et en Sicile. Paris, 1907; Aubé P. Les Empires normands d’Orient. P. 31 sq.; Taviani-Carozzi H. La Terreur du monde. Robert Guiscard et la conquete normande en Italie. Mythe et histoire. Paris, 1996. P. 27 sq.


[Закрыть]
. Мы обращаем на них внимание постольку, поскольку они связаны с карьерой Роберта Гвискарда до рождения Боэмунда[26]26
  Об окружении Роберта Гвискарда в момент его социального восхождения см.; Cuozzo E. La nobilita normanna nel Mezzogiorno all’epoca di Roberto il Guiscardo // Roberto il Guiscardo tra Europa, Oriente e Mezzogiorno / Ed. Fonseca C. D. Galatina, 1990. P. 105–114.


[Закрыть]
. Совсем недавно Луиджи Руссо провел замечательное исследование по вопросу о мотивах, побудивших норманнов осесть в Южной Италии, и идеологическом обосновании такого шага источниками, посвященными их деяниям[27]27
  Russo L. Convergenze e scontri: per une riconsiderazione dei rapporti Greco-normanni nei secoli XI–XII // Fedi a confronto. Ebrei, christiani e Musulmani fra X e XIII secolo. Atti del Convegno di Studi, San Vivaldo-Montaione, 22–24 settembre 2004. / Ed. Gensini S. Montaione, 2006. P. 263–278.


[Закрыть]
.

Начало карьеры Роберта было скромным. Примерно в 1048 году, когда он прибыл в регион, его старшие братья уже обеспечили себе солидную репутацию воинов. В скором времени стали хозяевами там, где прежде они были слугами. С 40-х годов XI века они воевали уже за собственные интересы. Так, в 1042 году старший брат Роберта, Вильгельм Железная Рука, провозгласил себя графом Апулии. После смерти Вильгельма в 1046 году ему наследовал брат Дрого. Он послал юного Роберта Гвискарда «проходить военную подготовку в византийской Калабрии», согласно удачному выражению Франсуа Невё[28]28
  Neveux F. L’Aventure des Normands. P. 151.


[Закрыть]
. Там Роберт проявил себя и храбрым воином, и хитроумным тактиком, возводя на завоеванных территориях замки на холме (chateaux a motte), уже распространенные в Нормандии. Опираясь на эти укрепления, удерживаемые небольшими гарнизонами, Роберт смог упрочить свою власть. В областях такие крепости были необходимы, поскольку местных баронов, как лангобардов, так и норманнов, отнюдь не прельщала мысль подчиниться крепнущей власти Готвилей. В 1051 году Дрого был убит. Ему наследовал Онфруа, но недовольных правлением норманнов было немало. Папа римский Лев IX, обеспокоенный намерениями норманнов относительно его земель, попытался объединить всех недовольных в союз и тем самым свести угрозу к нулю. Набрав воинов в германских землях, присоединив их к собственным войскам и отрядам византийцев, он повел их в битву против норманнов.

Решающее сражение состоялось 17 июня 1053 года при Чивитате. Папские войска потерпели полный разгром: массированная атака норманнских рыцарей, объединивших свои усилия по этому случаю, сотворила настоящее чудо; во главе с Робертом Гвискардом они обратили в бегство одних, уничтожили других и взяли в плен папу. Понтифик скончался через несколько месяцев, после того как признал за норманнами законные права на завоеванные ими земли. В обмен на это норманны провозгласили себя «верными слугами Святого престола». Таким образом, норманны из захватчиков превратились в защитников папства[29]29
  Malaterra, I, 14; об этой битве и ее последствиях см.; Taviani-Carozzi H. Une bataille franco-allemande en Italie: Civitate (1053) // Peuples au Moyen Âge: problèmes d’identification. Séminaire société, idéologies et croyances au Moyen Âge / Dir. C. Carozzi et H. Taviani-Carozzi. Aix-en-Provence, 1996. P. 181–211.


[Закрыть]
.

Победа при Чивитате прибавила Роберту Гвискарду известности. После смерти Онфруа в 1057 году он беспрепятственно наследовал ему, и норманны расширили подвластные им земли[30]30
  Malaterra, I, c. 18.


[Закрыть]
. В 1058 году Ричард, граф Аверсы с 1029 г., – и сын Райнульфа, одного из первых норманнских наемников, прибывших в Италию, – захватил Капуанское княжество, а затем – герцогство Гаэта; таким образом, он стал покровителем знаменитого монастыря Монте-Кассино, которым более тридцати лет правил союзник норманнов аббат Дезидерий – будущий папа Виктор III (1086–1087 гг.). Роберт Гвискард, со своей стороны, при помощи юного брата Рожера завершил завоевание Калабрии.

В 1058–1059 годах судьба Гвискарда приняла иной оборот. Новый папа Николай II искал способ освободить Церковь, и в первую очередь папский престол, от опеки светских властей. Ведь в теории понтифика выбирало духовенство и римский народ – но в действительности его избирали влиятельные семейства римской знати, часто соперничавшие между собой; причем сами они испытывали давление со стороны германского императора, хозяина Италии и признанного «защитника» римской Церкви. Воспользовавшись тем, что римский король Генрих IV был еще ребенком, в январе 1059 года, спустя некоторое время после назначения, Николай II постановил, что отныне папу римского будет избирать коллегия кардиналов без какого-либо вмешательства мирян. Нуждаясь в покровительстве, чтобы оказать сопротивление светским властям, Николай обратился к норманнам, превратив их и в своих защитников, и в вассалов. В 1059 году на соборе в Мельфи Ричард, граф Аверсы, и Роберт Гвискард принесли ему клятву верности; папа пожаловал им не только те земли, которыми они уже владели de facto, но и те, что они смогут завоевать. Так Ричард был провозглашен князем Капуи, а Роберт Гвискард – «герцогом Апулии и Калабрии, милостью Бога и святого Петра, а также с их помощью будущим герцогом Сицилии»[31]31
  О значении этого титула см.: Mor C. G. Il valore giuridico del titolo «Dux Apuliae» // в Roberto il Guiscardo e il suo tempo. P. 231–239. О «вассальном» характере такой клятвы см.: Manselli R. Raoul di Caen storico di Tancredi // Italia e Italiani alla prima crociata. Rome, 1983. P. 137–161; «феодальное» значение в строгом смысле слова оспорено в Reynolds S. Fiefs and Vassals. Oxford U. P., 1994. P. 210–211. Более нюансированную позицию см.: Becker A. Politique féodale de la papauté à l'egard des rois et des princes (XIe−XIIe siècles) // Chiesa e mondo feudale nei secoli X–XII (Mendola, 24–28 août 1992). Milan, 1995. P. 411–445.


[Закрыть]
.

Роберт Гвискард к тому времени стал влиятельным персонажем на политической арене. Он более не был мелким рыцарем, чье скромное происхождение и боевое крещение в калабрийских горах охотно подчеркивали источники[32]32
  Анна Комнина. Указ. соч., с. 74; Orderic Vital, c. 3, p. 13; cf. Martin J. M. Une «histoire» peu connue de Robert Guiscard // Archivio Storico Pugliese, 31, 1978. P. 47–66 (ici p. 47).


[Закрыть]
. Уже в ту далекую пору (1050–1053 гг.) он посчитал выгодным взять в жены молодую Альбераду, тетку местного мелкого сеньора Герарда де Буональберго, возможно, норманна по происхождению, который предложил ему при таком условии стать «его рыцарем»[33]33
  Aimé du Mont-Cassin, c. 11. Автор подчеркивает, что этот брак был в истоках социального восхождения Роберта.


[Закрыть]
. Это была помощь, столь необходимая в тот момент, когда Роберт начинал свою карьеру с рискованного завоевания Калабрии. Через несколько лет, в 1058 году, завоевавший славу Гвискард мог рассчитывать на лучшую партию. Воспользовавшись классическим предлогом кровного родства[34]34
  Учитывая строгие канонические правила (запрет на брак до седьмого колена), весьма вероятно, что этот предлог соответствовал действительности; это подтверждают Малатерра (I, 30, p. 22) и Амат из Монте-Кассино (IV, c. 18).


[Закрыть]
, он аннулировал свой брак и взял в жены Сигельгаиту, дочь Гаймара, князя Салерно, «благородную по крови, прекрасную ликом и мудрую деву». Вильгельм Апулийский справедливо подчеркивает, насколько выгоден был Гвискарду этот брак, «прибавивший ему немало чести», а его потомству – знатных предков со стороны супруги: действительно, в роду Сигельгаиты были лангобардские короли, прежние завоеватели Италии[35]35
  Guillaume de Pouille, II, v. 435–445. P. 156.


[Закрыть]
.

Альберада (в силу набожности?), казалось, не затаила злобы против первого мужа: в 1118 году она уступила монастырю Святой Троицы в Венозе дар во спасение своей души, а также во спасение душ Рожера Помареда и Ричарда Сенешаля (двух других ее супругов), Роберта Гвискарда, «непобедимого герцога», и Боэмунда, ее сына[36]36
  Crudo G. La SS. Trinità di Venosa, memorie storiche diplomatiche archeollogiche. Trani, 1899. P. 207–208.


[Закрыть]
. В 1122 году другой грамотой, которая сегодня признана подлинной, она подтвердила новое дарение, преподнесенное аббатству Святой Троицы с теми же целями[37]37
  Грамота опубликована в Dalena P. «Guiscardi coniux Alberada», Donne e potere nel clan del Guiscardo // Roberto il Guiscardo… Galatina, 1990. P. 179; см. также Ménager L.-R. Inventaire // Roberto il Guiscardo e il suo tempo. P. 302.


[Закрыть]
.

Перед аннулированием брака, возможно, в 1052 году (во всяком случае, до 1057 года) Альберада произвела на свет сына Гвискарда, названного Марком[38]38
  Ордерик Виталий – один из редких авторов, называющих его «Марком Боэмундом» (Marcus Buamundus); см.: Orderic Vital, VII. P. 17–19, IX, 4. P. 35; IX, 6. P. 47; X, 24. P. 355; XI, 25. P. 105.


[Закрыть]
. Ордерик Виталий рассказал о том, как Марк получил имя «Боэмунд» – имя, которое до него не носил ни один человек, но которое впоследствии многие представители англо-нормандской знати давали своим сыновьям в его честь: «На самом деле окрестили его Марком. Но отец его, услышав на пиру легенду об одном “великане Боэмунде”, дал ребенку это прозвище, шутки ради. Впоследствии же его имя прогремело на весь мир, и многие люди на трех земных континентах прославляли его. Именно так это имя, неизвестное в те времена на Западе, завоевало популярность в Галлии»[39]39
  Orderic Vital, XI, c. 12, p. 70.


[Закрыть]
.

Для князей Антиохии это имя стало династическим – как имя Людовик во Французском королевстве или Вильгельм в герцогстве Аквитанском. С конца XI века знаменитое на весь мир прозвище Боэмунд вызывало восхищение у христиан Запада, беспокойство – у греков и страх – у мусульман.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю