Текст книги "Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого"
Автор книги: Жан Фавье
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)
В рамках обсуждения роли Ангеррана де Мариньи во внешней политике короля необходимо выяснить, что действительно являлось заслугой Мариньи, а также как и в каких областях развивалась его деятельность. Таким образом, мы последовательно рассмотрим идеи дипломата, средства, которые он использовал для достижения своих целей, рост его влияния, изменение характера его политики и наконец, подведем окончательный итог.
Вначале мы предполагали отдельно проанализировать политические взгляды камергера, но нам пришлось отказаться от этой затеи: в соответствии с результатами отложенного на потом (a posteriori)исследования, которое мы провели на основе голых фактов, не обращаясь к неизвестной нам в целом сфере идей Ангеррана, мы были вынуждены заключить, что у нашего героя не было никаких политических убеждений. Впрочем, это и неудивительно: как мы не раз говорили, Мариньи никогда не был ни теоретиком, ни легистом. Ему, человеку дела, сформировавшемуся в действии и обладающему огромным опытом, который приобретался им постепенно, по мере роста его компетентности, были чужды юридические теории и любые предвзятые мнения. Для этого «эмпирика» существовала только одна действительность: интересы короля, финансовая, домениальная, экономическая выгода, а также в какой-то мере личное благосостояние. Именно в соответствии с материальной выгодой он выстраивал свою дипломатическую деятельность, стремясь добиться нужного результата и используя для этого любую возможность. Естественно, что при столь прагматичном методе работы Мариньи часто было необходимо обладание широкими полномочиями, непременным атрибутом его относительно неустойчивой политики – стоит только вспомнить о предложениях, которые он одно за другим делал Людовику Неверскому в августе 1311 г., – и что порой ему приходилось совершать явно противоречивые поступки, как, например, по отношению к фламандским городам в 1314 г. (или по отношению к французам, когда он начал переговоры, не позволив французской армии напасть на фламандцев, хотя и грозил этим несколькими неделями ранее в письме к Симону Пизанскому.
Очень часто его влияние в экономической и финансовой сферах определяла его политическую и дипломатическую деятельность. Этим объясняется то, что он предпочел переговоры военным действиям, выступил против имперской политики короля в 1314 г., а также то, какое решение он для себя принял в отношении имущества тамплиеров и крестового похода. Несомненно также, что личные амбиции Ангеррана во многом определили неоднократно продемонстрированный им пацифизм, что нам a prioriдоказывает письмо к Симону Пизанскому текст которого не позволяет заподозрить его автора в малодушии. Ангерран стремился укрепить позиции короля, чтобы тем самым облегчить задачу посланникам, проводившим переговоры. При этом нужно было избежать необходимости начинать военные действия, которая на некоторое время предоставила бы командующим армией в первую очередь принцам, преимущество над дипломатами и, в частности, над Мариньи, что исключительно неблагоприятно повлияло бы на его политический вес. Мир, установить который было непросто, а поддерживать еще сложней, был все же предпочтительней войны, которая свела бы на нет все полученные преимущества и лишила бы Мариньи власти.
Описать в общих чертах процесс роста влияния Мариньи довольно легко. По воле обстоятельств и короля он занялся делами Фландрии, но, необходимо заметить, что он попал в эту сферу политики во многом потому, что ею в то время не интересовались те, с кем молодой камергер при всем желании не смог бы помериться силами, то есть легисты. Последовав, например, за Ногаре, Мариньи надолго остался бы безвестным исполнителем чужих приказов. Лишь отличившись в той политической области, которую на тот момент никто из власть имущих не считал своей «вотчиной», Мариньи смог увеличить свое влияние и чуть позже начать конкурировать с Ногаре.
Решение фламандских проблем привело Ангеррана к довольно плотному общению с папским двором, с которым он контактировал также и в качестве камергера. Именно тогда его заметил Климент V. Это, по всей видимости, произошло не только благодаря дипломатическому таланту Ангеррана, его блестящим умственным способностям, в которых он никогда не давал повода сомневаться, или внушаемой им симпатии. Папе также необходимо было поддерживать дружественные отношения со двором Филиппа Красивого, и союзников в этом деле он стал искать среди новых людей.
Итак, в начале своей политической деятельности, примерно с 1307 по 1310 г., Мариньи предстает перед нами пока еще в скромной роли королевского советника. Более того, он был всего лишь исполнителем, не обладавшим никакими полномочиями, помимо определенных миссией, и чаще всего ему представлялась возможность поучаствовать в самых незаметных делах.
Но вскоре осведомленность Мариньи и приобретенные им связи как при папском дворе, так и в Совете, позволили ему развить бурную деятельность в вопросах, не имевших никакого отношения к Фландрии. Речь идет о разбирательствах относительно имущества тамплиеров, коронации Генриха VII и заключении с ним договора. О Мариньи стали говорить. Теперь он уже мог предпринять попытку – причем удачную – превзойти и заменить Ногаре. Король в его лице получил дипломата, пользовавшегося особой милостью Климента V, следовательно, гораздо более полезного, чем Ногаре, Плезиан или Колонна, ожесточенность которых уже порядком надоела Филиппу IV, не говоря уже о том, что она не могла принести ему никакой пользы. Впрочем, у Мариньи была, по крайней мере, одна веская причина заняться хотя бы одним из вопросов, находившихся в ведении понтифика: дело об имуществе тамплиеров прежде всего, представляло собой финансовую операцию, для проведения которой он подходил гораздо больше, чем канонисты или казначеи, которые не имели никакого понятия о дипломатии. Наконец, напомним, что госпитальеры, несомненно, указали Мариньи на выгоду, которую он мог извлечь для себя из этого предприятия, и именно это повлияло на то, с какой ловкостью и как блистательно он завершил это дело, – впрочем, к огромному удовольствию короля.
Нужно отметить, что Мариньи никогда не занимался вопросами из сферы запиренейской политики. Двадцать девятого февраля 1312 г. арагонские посланники во Вьенне впервые сообщили своему господину о деятельности «некого рыцаря Ан Герра», [1336]1336
Н. Finke, Papsttum…,t. II, p. 277.
[Закрыть]а в документах, отражавших переговоры по поводу Аранской долины, которые завершились в пользу Арагона в 1313 г., ни разу не упоминались имена ни Мариньи, ни других привычных участников встреч с фламандцами или понтификом.
Камергер стремился утвердить свое превосходство в руководстве фламандскими делами. Ведь в 1311 г. для него уже и речи быть не могло о том, чтобы оставаться скромным советчиком короля и смиренно выполнять его приказы. В Турне, как и в Понтуазе, в Аррасе и близ Лилля Мариньи, пользовавшийся полным королевским доверием, несомненно, являлся главой французской дипломатии, обладая как правом поступать на свое усмотрение, так и широчайшими, порой неограниченными полномочиями. Мариньи на деле, даже если это не было зафиксировано юридически, выступал от имени короля. Политический курс, который он проводил во Фландрии, был утвержден не Советом, а королем, но это одновременно был и политический курс Ангеррана де Мариньи, проводимый от имени короля и с его согласия.
Неудивительно, что у Мариньи, насколько мы можем судить по редким документам неофициального характера, [1337]1337
Если бы в нашем распоряжении не было трех писем Сапити, нам бы пришлось лишь догадываться о том, какое влияние Мариньи оказал на решение конклава. Впрочем, скорее всего, существовали десятки подобных писем.
[Закрыть]были собственные взгляды, личные интересы, свой дипломатический и политический подход, которые он ловко сочетал с государственными интересами.
Характеризуя участие Ангеррана де Мариньи в политике Филиппа Красивого, необходимо прежде всего выделить именно то, что в любых обстоятельствах он оставался верен королю и был достоин. его доверия. Безусловно, он был лично заинтересован в исходе дела о тамплиерах в пользу госпитальеров, но, в любом случае нет никаких сомнений в том, что передача имущества упраздненного ордена госпитальерам была наиболее выгодна для королевской власти. Сомнения, которые по рассмотрении всего шестилетнего периода деятельности Мариньи в сфере фламандской политики могли возникнуть только лишь по поводу событий лета 1314 г., развеялись, когда мы убедились в том, что интересы короля в данном случае были полностью соблюдены и что условия заключенного в Маркетте договора были выгодны для французского государя. Именно в этой связи Фанк-Брентано написал: «Сомнений в безукоризненной верности Мариньи просто не могло возникнуть». [1338]1338
Fr. Funck-Brentano, Philippe le Bel en Flandre,p. 663.
[Закрыть]
В отношениях с Эдуардом II и Маго д'Артуа Мариньи действительно был абсолютно независим от своих обязанностей по отношению к Филиппу Красивому, хотя его поступки и в данном случае никогда не шли вразрез с ними. Правитель иностранного государства и крупный феодал просили у него, опытного советника короля Франции, совета и помощи присутствием или действием.
Наконец, отметим, что Мариньи мало-помалу стал наравне со своими коллегами занимать руководящее положение во время дипломатических миссий. До начала 1313 г. мы стали свидетелями того, как Мариньи стал вытеснять Ногаре, Людовика д'Эвре и, в меньшей степени, Плезиана. После смерти хранителя печати в апреле и Плезиана в ноябре 1313 г. Мариньи противопоставил себя двум группам дипломатов, время от времени выступавших в качестве королевских посланников: принцам, над которыми он приобретал все более явное превосходство, что, должно быть, вызывало их сильнейшее недовольство, и его сотрудникам, таким, как аббат Сен-Медара из Суассона или Ален де Ламбаль, которые согласились подчиняться ему или терпели его владычество.
В заключение исследования дипломатической деятельности Ангеррана де Мариньи необходимо подвести некий итог. Что осталось в 1315 г. от плодов его стараний? Что стало с ними потом?
Некоторые политические чаяния Мариньи не оправдались: заключенное в Маркетте соглашение, очевидно, не разрешило фламандский вопрос, и многие основные проблемы в дальнейшем очень часто замалчивались; не состоялось избрание Николя де Фревиля. Но нужно ли напоминать о том, что вины Мариньи в этих неудачах нет? Отчасти их причиной является преждевременный уход советника от дел. Своим избранием Фревиль был бы обязан королю и Мариньи, и вполне естественно, что он не был избран из-за смерти одного и политического краха другого. Что же касается фламандской политики, Ангерран не предполагал, что скажет в Маркетте последнее слово по этому поводу. Он хотел выиграть время и, конечно же, вынашивал множество других планов в отношении Фландрии. Нельзя забывать о том, что мы даем свою оценку незавершенному творению.
Но, бесспорно, итог этот не столь уж неутешителен. Передачу имущества тамплиеров госпитальерам, которая в действительности была исключительно выгодна для короля, можно без преувеличения назвать блистательной сделкой. Старые проблемы с папством, разбирательства по которым теперь уже могли быть выгодны только некоторым нечистоплотным персонажам, скорее искусно замолчали, чем разрешили, [1339]1339
Булла «Rex gloriae»предписывала оставшимся свидетелям по делу Бонифация VIII дать показания, но об этом более никогда не вспоминали.
[Закрыть]что во многом оздоровило отношения короля с папой и позволило получить поддержку понтифика в делах с Империей, Фландрией и даже с французским епископатом. [1340]1340
Хотя вина Гишара не была доказана, Ангерран добился от папы разрешения перевести его на другую кафедру, поскольку пребывание во Франции для него более не представлялось возможным.
[Закрыть]
Несмотря на сложности с выполнением условий Атиского договора, на недовольство и возмущение отдельных лиц, в течение десяти лет удавалось избежать войны. Это было результатом дипломатической деятельности Мариньи Жоффруа Парижский написал:
Которая, как мы уже сказали, основывалась не на малодушной наивности, а на солидной поддержке. Желание сохранить мир, конечно же, исходило из глубины души Ангеррана, но прежде всего необходимость этого подсказывал ему опыт финансовой и экономической деятельности. Если бы даже война не повергла в прах обе противоборствующие стороны, она бы очень дорого стоила и одним и другим; следовательно, гораздо предпочтительней было сохранить мир и тем самым поддержать экономическое процветание страны, а также получить возможность воспользоваться процветанием противника, завязав с ним торговые отношения: такого политического курса придерживался Мариньи по отношению к Фландрии и, главным образом, к фламандским городам. Наконец, именно благодаря ему к Франции на период более полувека были присоединены Лилль, Дуэ, Бетю и затем Орши. [1342]1342
Орши король получил в обмен на Бетюн в 1322 г; три города были возвращены Фландрии в 1369 г. с целью ускорить заключение брака между Филиппом Храбрым и Маргаритой Фландрской.
[Закрыть]
Итак, мы не погрешим против истины, если скажем, что на протяжении последних лет правления Филиппа Красивого за большую часть внешнеполитических вопросов отвечал Ангерран де Мариньи, и, судя по результатам, это был умелый политик, «светлый ум» [1343]1343
Fr. Funck-Brentano, Philippe le Bel en Flandre,p. 663.
[Закрыть]и сведущий дипломат.
Часть четвертая
Крах
Глава X
Причины немилости
1. Враги МариньиКак у любого находящегося у власти человека, у Ангеррана де Мариньи были враги; [1344]1344
Здесь мы упомянем только врагов Мариньи во Франции. О влиянии графа Фландрии на решение суда мы расскажем, анализируя ход судебного процесса.
[Закрыть]он стремительно взлетел вверх по карьерной лестнице и получил широчайшие полномочия, которые стали мешать честолюбивым планам самых высокопоставленных людей в королевстве. Смерть Филиппа Красивого обнажила множество скрытых обид, и зависть нескольких знатных персон привела Ангеррана к гибели. Во время судебного процесса поэт Жан де Конде написал прекрасные строки:
Эта же тема повторяется в «Дороге ада и рая»:
Безусловно, это и стало основной причиной падения Ангеррана, и, как мы увидим в следующей главе, этому утверждению нельзя противопоставить мало-мальски серьезных доводов. Зависть была прерогативой крупных феодалов и принцев; опасаться же непопулярности в народе камергеру не стоило, поскольку простолюдины не могли причинить ему никакого вреда.
Его попрекали не только чрезмерным политическим могуществом, но также быстро нажитым огромным состоянием, которому, что ничуть не удивительно, особенно завидовали соседи Мариньи, нормандские и пикардийские сеньоры. [1347]1347
Grandes Chroniques,éd. J. Viard, t. VIII, p. 304.
[Закрыть]Также было множество тех, кто был лично обижен на Ангеррана, и чем знатнее был человек, тем серьезней казалось ему нанесенное камергером оскорбление: посланники, во время дипломатических миссий находившиеся на третьих ролях, советники, мнения которых не выслушали… Наконец, всех раздражала чрезмерная амбициозность Ангеррана, о чем свидетельствуют хронисты; Жан де Конде, вполне возможно, искренне писал:
а Жоффруа описал не его амбиции, а, скорее, реальное могущество Мариньи в стихах, которые мы уже ранее цитировали:
Поэтому вполне понятно, что все принцы, пэры и магнаты королевства мечтали умерить эти амбиции и при удобном случае положить им конец.
Отнюдь не всегда мы можем сказать, почему тот или иной человек считал себя врагом Мариньи, что еще раз подтверждает высказанное нами ранее предположение: деятельность Ангеррана была намного разнообразней, чем мы могли себе ее представить, основываясь на сохранившихся от того времени документах. Поэтому враждебность графов Гастона I де Фуа и Бернара VI д'Арманьяка, о которой мы узнали из произведений Жоффруа Парижского, [1350]1350
Ibid.,p. 225.
[Закрыть]абсолютно необъяснима для нас, поскольку на протяжении всего нашего исследования мы никогда не сталкивались с этими персонажами.
Неудивительно, что Ферри де Пикиньи считал себя противником Мариньи, так как он соседствовал с Ангерраном в Нормандии и Пикардии. [1351]1351
Grandes Chroniques, loc. cit.,p. 304; G. de Paris, loc. cit.
[Закрыть]Помимо обычной досады причиной неприязни Пикиньи могло быть также и то, что Мариньи не особенно торопился выполнить обещания, данные им после приобретения Кондрена и Фальюэля: [1352]1352
1310 г., 8 марта; Cartulaire,№ 84.
[Закрыть]Мариньи выплаты из казны превратил в ассигнованную ренту [1353]1353
1310 г…14 июня; ibid.,№ 88.
[Закрыть]и, уменьшив ее сумму с 1400 до 600 парижских ливров еще до кончины мачехи Ферри, Жиль де Фальюэль, насколько нам известно, выплатил из всей причитающейся суммы всего лишь 480 ливров, причем с большим опозданием. [1354]1354
1312 г., 15 января; ibid.,№ 90.
[Закрыть]Мы абсолютно уверены в том, что Мариньи никогда не использовал свое влиятельное положение в неблаговидных целях, чтобы ограбить кого-то или уклониться от договорных обязательств, но, по обычаям эпохи, а также по примеру короля, он обычно не торопился платить ренту. [1355]1355
Даже королю; ibid.,№ 40.
[Закрыть]Следовательно, вполне возможно, что в 1314 г. Ферри де Пикиньи все еще ожидал, когда ему выплатят остающиеся две трети ренты.
Граф Сен-Поль, скорее всего, враждебно относился к Мариньи, завидуя его домену, [1356]1356
Grandes Chroniques, loc. cit.;G. de Paris, toc. cit.
[Закрыть]хотя никогда не заключал с Ангерраном никаких сделок: но прежде всего его ненависть носила политический характер. Сен-Поль оказался среди тех феодалов, самолюбие которых сильно пострадало от могущества и популярности камергера. Ведь ему, кравчему Франции, для того, чтобы поучаствовать в дипломатических переговорах, пришлось согласиться быть вторым после Мариньи, например, в Маркетте.
Неприязнь Маго д'Артуа была исключительно политического толка. Мы уже разъясняли причины подобного отношения к Ангеррану и не будем более на этом останавливаться. Отметим лишь весьма любопытный факт: в январе 1315 г. Маго отправила Жана д'Эстембура, который был ее доверенным лицом, к видаму Реньо де Пикиньи, и переданные им «бумаги» д'Эстембур немедленно отвез Маго; [1357]1357
«Жан д'Эстембур, отправившись по приказу госпожи из Парижа в Артуа к видаму де Пикиньи…»; Arch, du as-d-Calais, A 329, f. 19 v. – «Также Жану д'Эстембуру для.1. мальчика, которого он послал из Эдена в Париж с бумагами для госпожи, переданными видамом де Пикиньи, X с VI д.» 1315 г. 10 января; ibid.,f. 20 г.
[Закрыть]вполне возможно, что в этих «бумагах» речь шла о феодальных волнениях, но для нас все же представляет интерес тот факт, что двух врагов Мариньи – члены семьи Пикиньи были заодно с Маго, поскольку также преследовали материальную выгоду – в трудный для Ангеррана момент связывали деловые отношения.
Сыновья Филиппа Красивого не скрывали своей враждебности по отношению к Мариньи. [1358]1358
Chronicum Cadomense…,dans Hist. Fr.,t. XXII, p. 25.
[Закрыть]По свидетельству «Больших Французских Хроник»,они однажды потребовали у Ангеррана отчета в денежных расходах, но в этой связи «Хроники»упоминают также имя Карла Валуа, [1359]1359
Grandes Chroniques,éd. J. Viard, t. VIII, p. 305.
[Закрыть]чем все и объясняется! Что. же касается Людовика Сварливого, мы не разделяем мнения Ж. Пти, который отнес его к числу врагов камергера. [1360]1360
J. Petit, Charles de Valois,p. 147.
[Закрыть]Людовик X поддерживал Мариньи вплоть до марта 1315 г. и оказывал ему знаки почтительного внимания до тех пор, пока постоянные нападки Карла Валуа не поставили его перед выбором: сохранить Мариньи или поссориться с собственным дядей. Мы не думаем, что король Франции вел бы себя так же, если бы, еще будучи королем Наварры, он считал бы себя противником Ангеррана… Тем не менее известный эпизод, представленный в марионеточной пьесе, подчеркивает состояние духа сыновей Филиппа Красивого и, несомненно, скорее графов де Пуатье и де ла Марша, чем Людовика Наваррского, поскольку Мариньи умело и очень бережно обращался с восприимчивым и обидчивым наследником короны. Наконец, эти два человека довольно тесно общались между собой. Достаточно напомнить, что король Наварры был крестным отцом Луи де Мариньи, [1361]1361
Завещание Людовика X, 1316 г., 5 июня; Arch, nat., J 404 A, № 22; см. Р. Clément, Trois drames…,p. 369–370, et A. Artonne, Le mouvement de 1314…p. 37, n. 5.
[Закрыть]которого он сначала приблизил к себе, а затем сделал своим камергером.
Но главным врагом Ангеррана, который ожесточенно нападал на него и в итоге не только добился его опалы, но и казни, на которой недвусмысленно настаивал, был Карл Валуа. Если мы обращаем чуть более пристальное внимание на истоки ненависти этого человека, подтверждения которой уже не нужно искать, поскольку начиная с XIV в. описание этой неприязни можно назвать одним из общих мест, на котором сошлись все историки, то лишь потому, что причина ее лежит гораздо ближе, чем мы могли подумать.
Большинство хронистов описывают Карла Валуа как злейшего врага Мариньи, анализируя события января-марта 1315 г., и перекладывают на него ответственность за смерть Ангеррана, но при этом довольно скупо излагают свои предположения о причинах и истоках этой враждебности. [1362]1362
Grandes Chroniques, loc. cit.,p. 304 et suiv.; G. de Paris, éd. A. Diverrès, p. 25; Chronographia…éd. Moranvilie;, t. I, p. 217; /store et croniques…éd. Kervyn de Lettenhove, t. I, p. 303; Chronique normande de Pierre Cochon,éd. Ch. de Kobillard de Beaurepaire, p. 50; Anciennes chroniques de Flandre, dans Hist. Fr.,t. XXII, p. 402; Chronicum Cadomense… ibid.,p. 25; Robert de Avesbury, Adae de Murimuth cdntlnuatlo chronlcarutn,éd. E.-M. Thompson, p. 22.
[Закрыть]Согласно мнению автора «Больших Французских Хроник»,Карл был безмерно уязвлен, когда обнаружил пустую казну. Любопытна версия «Хронографии»,по которой Карл Валуа обвинил камергера в том, что, заключив соглашение в Маркетте, он оскорбил всех знатных людей Франции: стоило, сказал он, послать Мариньи во Фландрию, как он начинает войну и заключает мир, когда пожелает. [1363]1363
«Потому что он (Мариньи), сказал он (Карл Валуа), начинает войну и заключает мир, когда пожелает» («Quoniam ipse, inquit, facit pacem et guerram ad sue libitum voluntatis»); Chronographia…, loc. cit.
[Закрыть]Чаще всего историки ссылаются на объяснение, предложенное Жилем Ле Мюизи. По словам аббата Сен-Мартена из Турне, Карл Валуа был возмущен страстью камергера к роскоши, его поведением при папском дворе, его деятельностью, в сфере управления государством, его стремлением устроить на все должности своих друзей, заключенным договором в Турне и тем, что во многих случаях он вел себя так, как приличествовало лишь королю. [1364]1364
«И господин Карл вспомнил о роскоши и о деяниях этого Ангеррана, о том, как он вел себя в римской курии, в королевстве, о том, что он возвышал тех, кого хотел…, о его поведении во Фландрии, в Турне, а также о том. что во многие места он часто приезжал, подобно королю («Dictus autem dominus Carolus, de pompis et de fauis dicti Ingelranni recordatus, et quomodo se gesserat in romana curia, in toto regno, et quos volebat promovebat et…, et de gestu ejus in Flandria in Tornaco, et quomodo pluries in pluribus locis tamquam rex veniebat); G. Le Muisit, éd. Lemaitre, p. 85.
[Закрыть]Из этого обычно делают вывод о том, что брат Филиппа Красивого затаил на Мариньи злобу за то, что тот затмил его в Турне в 1311 г.: Ле Мюизи, за несколько страниц до этого говорит о том, что в тот момент, когда Карл находился в Турне по приказанию короля, [1365]1365
«Его направил король» («Missus a domino Rege»); ibid.,p. 79.
[Закрыть]Мариньи встретили в городе с огромной помпой и с почестями, обычно предназначавшимися для государя, – как наместника короля и, следовательно, как самого короля. [1366]1366
«Его направил король на свое место и в своем качестве» («Missus a domino Rege, loco ejus, et tamquam Rex»); ibid.
[Закрыть]Впрочем, мы уже говорили о том, что король не отправлял Карла Валуа в Турне, и, таким образом, их, естественно, приняли по-разному: принца как частное лицо, а камергера как представителя короля.
Противостояние между Карлом Валуа и Мариньи возникло не в начале 1311 г. и тем более не во время описанного нами в главе III происшествия, которое относится к 1300 г., то есть не на фоне ссоры Аркура и Танкарвиля: ее значение сильно преувеличено, тогда как причина раздора так до конца и не ясна. Очевидно, что в 1312 и в 1313 гг. они прекрасно относились друг к другу. В тот момент дела у них шли достаточно хорошо, и, будь они в ссоре, они вполне могли бы избежать такого множества встреч друг с другом. Более того, во Вьенне они оба придерживались одного и того же мнения по вопросу об имуществе тамплиеров и одержали верх над большинством.
Обмен Шампрона на Гайфонтен, относительно которого могли появиться подозрения, был произведен абсолютно законным путем, честно и справедливо, и Мариньи не вынуждал графа Валуа уступить свое владение; впрочем, мы уже доказали, что заключенная сделка была выгодна для обеих сторон. Более того, стоимость Шампрона превышала стоимость Гайфонтена, и Карл Валуа, чтобы покрыть эту разницу, добавил со своей стороны другие земли.
Вполне возможно, что стремительный карьерный рост камергера и его могущество раздражали и беспокоили амбициозного принца, каким являлся Карл Валуа, хотя, по всей видимости, Мариньи в свое время оказал некую услугу претенденту на титул императора Константинополя. Но лишь в 1314 г. глухая досада принцев и, в частности, графа Валуа, вызванная новым необузданным честолюбием Мариньи, переросла в открытую враждебность. Когда Ле Мюизи говорит о деятельности Мариньи в Турне, он имеет в виду не 1311-й, а 1314 г.: в то время как Мариньи в сопровождении Ги де Сен-Поля вел переговоры в Пре-Порсене, Карл находился в самом городе. Когда место проведения переговоров перенесли в Маркетт, он все еще оставался в Турне и пробыл там все время, пока Мариньи занимался подписанием мирного договора. Весьма вероятно, что до Ле Мюизи, в то время еще бывшего настоятелем монастыря Сен-Мартена в Турне, дошли жалобы брата короля, которого неограниченные полномочия камергера вынудили бездействовать. Наконец, именно в Турне Мариньи привез текст соглашения, который, возможно, по принуждению Ангеррана, граф должен был ратифицировать от имени короля.
Когда 29 ноября 1314 г. корона перешла к молодому племяннику Карла Валуа, он понял, что ему наконец представилась возможность оставить след в истории. Он был уверен, что сможет стать первым помощником государя, поскольку место подле короля, как он считал, принадлежало ему по праву рождения. Для этого необходимо было найти замену Мариньи; [1367]1367
В «Старинных хрониках Фландрии»говорится о том, что «сир Карл Валуа, который претендовал на корону Франции, сильно его возненавидел», что, впрочем, довольно преувеличено; Hist. Fr.,t. XXII, p. 402.
[Закрыть]более того, желательней всего было, чтобы Ангерран вовсе исчез. Пользовавшийся доверием Филиппа Красивого камергер стал бы настоящим правителем государства, как только ему удалось бы снискать благорасположение молодого короля. Тот, кто был досадной помехой для принцев при сильном короле, при короле слабом стал бы действительно опасен и превратился бы в непреодолимое препятствие на пути амбиций Карла Валуа. Поэтому Карл должен был действовать быстро и безжалостно. Ненависть Карла Валуа, одна из основных причин падения и гибели Мариньи и, возможно, самая главная из них, являлась следствием не застарелой злобы, а досады за настоящее и страха за будущее.