Текст книги "Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого"

Автор книги: Жан Фавье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Ангерран опасался, что, если он покинет Вьенн одновременно с отъездом короля, 22 апреля, уверенность папы и кардиналов в правильности сделанного ими выбора ослабнет и Климент V изменит свое решение прежде, чем обнародует его публично. Ведь до сих пор в разные страны довольно неспешно высылались предписания передать имущество тамплиеров госпитальерам; например, булла от 16 мая предписывала это графу Фландрии. [1136]1136
  Arch. d'Etat de Gand, Saint-Génois № 1245.


[Закрыть]С согласия баронов Филипп Красивый дал свое окончательное подтверждение этому решению 24 августа. [1137]1137
  Письмо папе; Arch, nat., J 413 A, № 13.


[Закрыть]Невозможно было бы поверить в то, что Филипп Красивый уехал бы до принятия окончательного решения, по поводу которого все еще оставались некоторые разногласия, не оставив вместо себя проверенного, способного и расторопного человека. Поэтому Мариньи остался во Вьенне, готовый вмешаться, если бы папа вновь нашел причину для сомнений, и настоять на скорейшем завершении этого предприятия.

В ноябре 1313 г. Мариньи оказался в Англии. Поскольку цель этого путешествия, о котором мы уже рассказывали, была в прошлом, Мариньи проводил время при дворе английского короля, улаживая личные дела и ходатайствуя за горожан Ипра. Но 25 ноября Эдуард II заявил, что передача имущества тамплиеров госпитальерам не наносит никакого ущерба Короне или ее подданным, в присутствии Вальтера, избранного архиепископом Кентерберийским, казначея Джона Сандала, Эймара де Баланса, графа де Пемброка, Гуго Деспенсера Старшего, Ангеррана де Мариньи и т. д.; [1138]1138
  P. Dupuy, Histoire de l'ordre militaire des Templiers,p. 463–466.


[Закрыть]французами из свидетелей были только два человека, Мариньи и Гильом де Монтегю. Двадцать восьмого ноября Эдуард II ассигновал Мариньи и Тоту Ги содержание в уплату своих долгов [1139]1139
  Calendar of the Patent Rolls,Edward II, t. II. p. 45.


[Закрыть]и в тот же день приказал Эймару, графу Пемброку, передать имущество тамплиеров представителям госпитальеров. [1140]1140
  P. Düpuy, op. cit.,p. 466–467.


[Закрыть]Мариньи тотчас же уехал из Англии: его имя более не фигурировало в документах. Маго д'Артуа послала своего слугу Леско в Виссан, чтобы тот сообщил ей о возвращении Ангеррана и Людовика д'Эвре. [1141]1141
  Arch, du Pas-de-Calal. A 316; J.-M. Richard, Mahaut…p. 69, n. 1.


[Закрыть]Из этого следует, что в ноябре 1313 г. Людовик д'Эвре также находился в Англии. То, что в акте от 25 ноября не упоминается его имя, означает, что Людовик д'Эвре все так же, хотя и безрезультатно, противился передаче имущества госпитальерам и что он не забыл, как вмешательство Мариньи и Карла Валуа на Вьеннском соборе перечеркнуло мнение большинства членов Совета. Он не участвовал в деле, которого не одобрял. Но это также доказывает, что включение имени Мариньи в акт от 25 ноября не просто дань вежливости; это свидетельствует о том, что Ангерран подталкивал Эдуарда II к решению передать имущество тамплиеров госпитальерам, из-за чего французскому посольству пришлось отложить свой отъезд.

В заключение скажем, что, на наш взгляд, деятельность Мариньи в основном, а может быть, и в первую очередь повлияла на выбор решения об имуществе тамплиеров. Во Вьенне, когда нужно было убеждать, в Вестминстере, когда нужно было приводить приговор в исполнение, он оказывался на первом плане. Более того, он остался в Англии, поставив под удар свое положение при дворе Филиппа Красивого, вплоть до фактической передачи имущества госпитальерам. Если, как мы сказали, предлагая собственное решение данной проблемы, Ангерран руководствовался интересами государства и короля, остается непонятной причина его столь длительного пребывания в Англии. Конечно же, госпитальеры преуспели, убеждая Мариньи, что, занимаясь их делами, он только выиграет, а Ангерран как никто другой умел ловко сочетать интересы короля со своими собственными!

Еще одной проблемой, которая относилась если не к Франции, то, по крайней мере, к династии Капетингов, было противостояние гибеллинов и анжуйцев, причем король Франции поддерживал последних. На протяжении всего вторника, 28 марта, по этому вопросу велись переговоры между папой, с одной стороны, и королевскими советниками и принцами, с другой стороны, [1142]1142
  Людовик Наваррский, Карл Валуа, Филипп де Пуатье и Карл Маршский. Поскольку эти принцы, по своему обыкновению, редко брали слово во время совещаний, нам кажется, что их сопровождали и другие дипломаты, такие, как Плезиан или Мариньи. о которых арагонцы не стали упоминать.


[Закрыть]– что касается этих переговоров, мы, к сожалению, остаемся в таком же неведении, как и арагонские посланники, – а на следующее утро, 29 марта, состоялась очень важная встреча папы и членов консистории с французами. Мюллер полагает, что эта встреча состоялась во второй половине дня 28-го. числа, но нам кажется, что в данном случае этот вывод сделан из-за неправильного истолкования донесения арагонцев, которые точно заметили «И затем, в следующую среду», то есть в среду, 29-го числа. [1143]1143
  «Собрание консистории, сеньор, состоялось в первый вторник после Пасхи, утром, и перед папой во время обсуждения этого вопроса предстали король Наварры и Карл, брат короля Франции, Филипп и Карл, сыновья короля Франции, и они долго говорили, но о чем, нам неизвестно. И затем, в следующую среду утром они предстали перед папой на собрании кардинальской консистории…»; éd. H. Finke, Acta aragonensia,t. 1, p. 290. – E. Müller. or, at.,p. 204–205.


[Закрыть]

Король, у которого был сильный жар, послал вместо себя Людовика Наваррского, Карла Валуа, Филиппа де Пуатье, Карла Маршского, сенешаля Прованса, Ангеррана де Мариньи и Гильома де Плезиана. Утром 29 марта последний из вышеперечисленных на собрании консистории обратился к папе от имени короля. Суть была в том, чтобы помешать Клименту V оказать помощь Генриху VII в борьбе с анжуйцами. Но Иоанн Анжуйский оборонял Рим, потеря которого означала конец анжуйского господства. Поэтому французские дипломаты решились на отчаянный ход: король Франции поддержит Анжуйский дом «и короля Роберта, который происходит из крови королей Франции», [1144]1144
  Finke. loc. cit.


[Закрыть]в борьбе с союзом Генриха VII и Фридриха Сицилийского, за старшего сына которого император отдавал замуж свою дочь. На первый взгляд могло показаться, что короля заменял именно Плезиан, но нельзя забывать о том, что именно он умел выступать перед толпой и, следовательно, аудитория могла быть очень многочисленной.

Именно тогда Мариньи предоставил слово сенешалю Прованса, чтобы тот повторил перед папой и консисторией то, что он уже рассказывал королю и членам его Совета, то есть описал приготовления гибеллинов к борьбе с королем Робертом. Именно Мариньи как руководитель делегации принял решение обнародовать это свидетельство. [1145]1145
  «Этот Ан Герра сказал сенешалю Прованса, чтобы тот повторил в присутствии папы и членов консистории то, что говорил королю Франции; 1312 г., 31 марта, донесение Хаиме II; Н. Flnke, Acta aragonensia,t. I, p. 291.


[Закрыть]Этот факт может вызвать удивление. В присутствии короля Наварры и других принцев все происходило так, как будто Мариньи распоряжался в группе представителей короля Франции, что он, кстати, по всей видимости, и делал. Нет причин сомневаться в истинности свидетельства арагонцев: такую подробность могли отметить только очевидцы. При необходимости они всегда приводили источник переданной ими информации. Далее мы еще увидим примеры того, как Мариньи вел себя подобно главе дипломатической миссии, например, на совещании в Турне, состоявшемся за полгода до встречи, о которой мы только что рассказали.

Папа ответил, что любит короля Роберта и желает ему добра, и поэтому принял решение отложить отправление буллы, которая предписывала Иоанну Анжуйскому оставить Рим гибеллинам, а также сделать все возможное, чтобы избежать заключения союза между императором, Фридрихом и королем Арагона. [1146]1146
  Ibid…p. 292.


[Закрыть]Наконец, он изъявил готовность поспособствовать обмену ратификационными грамотами по договору между королем Франции и императором, именно по тому договору, который, как мы уже сказали, был ратифицирован благодаря дипломатическому таланту Мариньи.

Чтобы завершить рассказ о деятельности Мариньи на церковном соборе во Вьенне, остается перечислить те награды, которые ему удалось вытребовать у папы по этому случаю. Прежде всего, вполне возможно, что он вместе с королем добивался для государства права на ежегодный сбор десятины, то есть, по оценке арагонцев. около 100 000 флоринов. [1147]1147
  Н. Finke, Papsttum und Untergang…,t. II. р. 301–302.


[Закрыть]Поскольку этот вопрос входил в его компетенцию, именно он на следующий год вел с папой переговоры, при посредничестве Пьера Барьера, о ссуде 160 000 флоринов, которая, по словам Мариньи, была необходима для того, чтобы расходы короля за 1313 г. не затронули суммы десятины. [1148]1148
  J. Schwalm, Beiträge zur Reichsgeschichte des 14. Jahrhunderts… dans Neues Archiv…,t. XXV, 1900, p. 559.


[Закрыть]

Безусловно, Ангерран не забыл также о себе и о своих близких. Мюллер называет Мариньи в числе сопровождавших Филиппа Красивого, для которых король добивался некого вознаграждения. Это мнение кажется нам ошибочным, поскольку множество булл было составлено, несомненно, по просьбе короля, но вместе с тем были и буллы, составленные по просьбе самого Мариньи. [1149]1149
  Заметки «по просьбе Ангеррана де Мариньи» («considéra tione Ingerram de Marigniaco») часто встречаются в регистрах Климента V; см… например Regestumt. VII, p. 48 à 58.


[Закрыть]Совершенно очевидно, что Ангерран в данном случае не нуждался в королевском вмешательстве, которого, впрочем, в случае булл от 29 апреля [1150]1150
  Regestum,t. VII, p. 48, № 7792 à 7796, et p, 49. № 7805.


[Закрыть]Филипп Красивый просто не мог оказать. Эти буллы предназначались для членов семьи Ангеррана, а также, что представляет для нас особенный интерес, его помощникам: его братьям Жану и Роберу де Мариньи, его шурину Жану де Монсу, его капелланам Берто де Монтегю и Жерве дю Бю, его писцам Мишелю де Бурдене и Жану де Шармуа, некоему Роберу Лемаршану, декану Сен-Ромен-де-Кольбоск, и, вероятно, Реньо Паркье, королевскому нотариусу. Награды представляли собой снятие ограничений по месту постоянного пребывания, возрасту, разрешение на совмещение бенефициев, позволение входить в аббатство и т. д.

Сам Ангерран получил право назначать наследников своим братьям или Жану де Монсу, если последние решили бы отказаться от бенефиция в церковном округе Санса, [1151]1151
  Ibid.,p. 53, № 7829.


[Закрыть]назначить им всем бенефиции церкви в Экуи [1152]1152
  Ibid.,p. 57, № 7854, et Cartulaire, № 61.


[Закрыть]и Гамаше, где он мог бы основать капитул, [1153]1153
  Ibid.,p. 58, № 7856.


[Закрыть]основать две должности капеллана в Менневиле и заменить церковную десятину налогом на мельницы. [1154]1154
  Ibid… p. 58, № 7855


[Закрыть]

Наряду с отдельными моментами истории церковного собора во Вьенне, мы показали также поступки Ангеррана де Мариньи и их значимость, порой при анализе его деятельности выходя за рамки нашего конкретного рассказа, чтобы он гармоничней вписался в общую канву повествования. Отнюдь не пытаясь преуменьшить роль Ногаре и в особенности Плезиана, мы полагаем все же, что политика короля во Вьенне явилась отражением идей Мариньи. Оставив в стороне юридические и канонические притязания Ногаре, король избрал более реалистичный политический курс, добившись примирения с папой ценой уступок второстепенной важности и, таким образом, с честью послужив интересам государства.

Во время переговоров по вопросу тамплиеров, хоть и не принимая участия в процессе самого с начала, в 1307 г. Мариньи, исполняя тайную миссию, определявшую исход всего предприятия, добился решения Климента V и вернулся к королю, оставив для него лишь заботу поучаствовать при публичном завершения дела. Во время болезни короле именно Мариньи руководил переговорами, даже в присутствии принцев. Наконец, своим присутствием он поддерживал атмосферу влияния французской стороны при дворе понтифика, пока. еще существовали некоторые сомнения по поводу судьбы имущества тамплиеров, и проследил за исполнением этого важнейшего решения, присвоившего имущество госпитальерам, отправившись для этого ко двору Эдуарда II через восемнадцать месяцев после опубликования буллы «Ad providam».

Поэтому мы считаем возможным в заключение сказать, что Мариньи был одним из главных действующих лиц на церковном соборе во Вьенне, начиная с февраля 1312 г., и умело защищал там интересы короля, утверждая при этом свое влияние, которое, если бы не смерть Филиппа Красивого, возможно, отразилось бы на конклаве в 1314 г.

Глава VIII
Фламандская политика

I. Путь к руководству фламандской политикой

Мы уже описали две ситуации, в которых Ангерран де Мариньи общался с фламандцами. Они, на самом деле, являются частью истории начала карьеры Ангеррана и не имеют никакого отношения к той роли, что спустя несколько лет он сыграл во франко-фламандских отношениях. Вкратце напомним, что тогда король отправил Мариньи, тогда еще оруженосца,/вместе с Готье де Митри и Гильомом де Талле в дипломатическую миссию, которая, по всей видимости, относится к апрелю-маю 1302 г. Речь шла о проведении переговоров с восставшими знатными горожанами и «бюргерами; посланников облекли в действительности довольно обширными полномочиями. [1155]1155
  Arch. nat., JJ 35, № 56, f. 17 et JJ 36, № 54, f. 19.


[Закрыть]Гильом Гиар упоминает Мариньи, в «Генеалогии королевских линьяжей»,в числе рыцарей, которые в 1304 г. сражались при Монс-ан-Певеле, [1156]1156
  Bibl. nat. Français 5698, f. 344, verso,2e col., vers 20445.


[Закрыть]и тот факт, что это произведение было написано до 1307 г., когда камергер был еще очень мало известен за пределами королевского отеля, позволяет нам считать это утверждение вполне достоверным.

Если верить также свидетельствам «Хроник Нидерландов, Франции, Англии и Турне»,Мариньи начал играть довольно значительную роль в отношениях с Фландрией в 1305 г. Действительно, в одном из упомянутых трудов можно прочесть, что

«когда граф Намюрский понял, что его людям угрожает опасность, он направил в Париж письмо Ангеррану де Мариньи, главному советнику короля, графу Савойскому а герцогу Бретонскому, которые негласно так повлияли на короля, что он отозвал гарнизоны, стоявшие вокруг Фландрии, и установил перемирие с фламандцами, продлившееся вплоть до Вербного воскресенья». [1157]1157
  De Smet, Recueil…,t. III, p. 126.


[Закрыть]

Речь, само собой, могла идти только о перемирии, продолжившемся вплоть до 30 марта 1305 г., но в верительных письмах имя Мариньи не упоминается в числе назначенных королем представителей, [1158]1158
  1305 г., 14 февраля; Bibl. nat., Mélanges Colbert 346, № 50.


[Закрыть]к тому же маловероятно, что подобные полномочия могли быть предоставлены камергеру в начале 1305 г. Эту ошибку, по всей видимости, хронист допустил в оглядке на проходившие с 1311 по 1314 г. переговоры, [1159]1159
  Fr. Funck-Brentano, Philippe le Bel en Flandre,p. 669, n. 1.


[Закрыть]которыми очень часто руководил Ангерран.

В 1307 г., видимо, дела Фландрии еще не были прерогативой Мариньи, и он занимался решением подобных проблем лишь тогда, когда они были сопряжены с его прямыми обязанностями. Пятого июня он вместе с Матье де Три, камергером Франции, присутствовал при том, как графы Фландрии и Люксембурга приносили присягу, которая состояла в клятве соблюдать и заставлять соблюдать других условия Атиского мирного договора. [1160]1160
  Нотариальный акт от 8 июня, подтверждающий подлинность грамоты от 5 июня; Arch. d'Etat de Gand, Salnt-Genois 1165; éd. Th. de Limbourg-Stirum, Codex diplomatics…, t. II, № 205, p. 28–32.


[Закрыть]Мариньи, как [1161]1161
  Arch, nat., JJ 44, Mb 9, f. 7.


[Закрыть]и Матье де Три, в данном случае просто выполнял должностные обязанности камергера: то есть он присутствовал при принесении присяги вассалами короля. Действительно, эту присягу можно рассматривать как повторное принесение оммажа сеньору. Но ввиду необычного характера этой клятвы оба камергера в данном случае выступали в качестве свидетелей.

В сентябре Мариньи распорядился назначить ренту в 600 турских ливров из королевской казны Тибо де Шепуа, командиру отряда арбалетчиков и доверенному лицу Карла Валуа: это была компенсация за то, что Жирару де Соттегему, шателену Гента, была вновь передана рента в 600 ливров, которые он получал в Удене, близ Бетюна, до войны; король отнял ее за измену и передал Тибо де Шепуа. В 1297 г. наказание Жирару де Соттегему было смягчено, в связи с чем ему была выделена такая же рента из королевской казны, а после помилования ему была возвращена первоначальная рента с города Удена, в обмен на выплату с казны, которую передали Тибо де Шепуа. [1162]1162
  J. Petit, Le Moyen Age,1897, p. 227–230.


[Закрыть]Какую роль в этом деле сыграл Ангерран? Речь шла о попытке примирения с шателеном Гента, но Мариньи, скорее всего, занимался данной проблемой не только по этой причине. Более вероятно, что, поскольку этот вопрос относился к финансовой сфере, а также был некоторым образом связан с королевским отелем – как командир отряда арбалетчиков Тибо де Шепуа мог попросить камергера, чтобы тот занялся выплатой ему ренты из королевской казны, так как это избавило бы его от лишних хлопот накануне отъезда на Восток, – его должен был разрешить именно Мариньи.

Впрочем, примерно в это время имя Ангеррана стало все чаше появляться в связи с фламандскими вопросами: в январе 1308 г. Вильгельм I, граф Голландии и Эно, передал ему 300 ливров ренты с земли; Ангерран принес оммаж за ренту, которая считалась фьефом. [1163]1163
  Cartulaire de Guillaume I, dans le Bulletin de la Commission royale d'histoire de Belgique,2e série, t. IV. 1852. p. 80–81.


[Закрыть]Мы не сомневаемся в том, что это последнее условие было полностью в духе эпохи, но тем не менее полученный Мариньи дар однозначно свидетельствует о том, что он уже оказал графу достаточно услуг, чтобы показаться ему достойным внимания. Как и в случае с религиозными делами, мы можем обнаружить факт благосклонности к Мариньи, который не подтверждает ни один из сохранившихся за этот период документов.

Вторая – известная – миссия Мариньи во Фландрии относится к 23 февраля 1309 г., когда он вместе с Людовиком д'Эвре должен был поддержать в Турне лже-сеньора Мортаня, Жана де Вьерзона, [1164]1164
  Wauters, Table…t. VIII, p. 319.


[Закрыть]которого в действительности звали Жак де Гистель. [1165]1165
  Начало эта афера берет в 1297 г., когда Мария Мортаньская, знатная дама и владелица сеньории Мортань (что на слиянии рек Шельды и Скарпы) я шателенства Турне, вышла замуж за брабантского аристократа Жана де Вьерзона, который в 1302 г. погиб в битве при Куртре. Поскольку тело его не было найдено на поле сражения, стали ходить слухи, что он не был убит. И 23 февраля 1309 г. «воскресший» Жан де Вьерзон действительно торжественно въехал в Мортань в сопровождении Людовика д'Эвре и Ангеррана де Мариньи. Лишь через несколько недель обман раскрылся: самозванцем был некий Жак де Гистель. По приказу короля его повесили. Многие обвиняли Филиппа IV и его советников в том, что они подготовили появление Жака. Чтобы прибрать к рукам Мортань: ведь Мария Мортаньская, умирая, завешала свои владения королю. – Прим. ред.


[Закрыть]По мнению Жиля Ле Мюизи, эту уловку придумал Ангерран, чтобы в дальнейшем король смог без всякого труда получить шателенство Жортань. [1166]1166
  Ed. H. Lemaitre. p. 18–19.


[Закрыть]Но Р. Фотье показал, основываясь на мнении арагонского посланника, которое тот высказал 10 мая 1309 г., что король и его Совет, вероятно, сами были обмануты. [1167]1167
  L'aventure de la dame de Mortagne, dans les Comptes rendus de l'Académie des Inscriptions…1950. p. 392.


[Закрыть]Как бы то ни было, участие Мариньи в миссии во Фландрии впервые имело столь большое значение. При выполнении большинства поручений королевского камергера рядом с ним в качестве коллеги находился Людовик д'Эвре, с момента коронации Эдуарда II в феврале 1308 г. вплоть до совещания в Маркетте в сентябре 1314 г.

После авантюры с Мортанем Мариньи мог по праву считаться одним из королевских советников, сведущих в фламандских вопросах. По прошествии небольшого периода времени он превратился в настоящего министра по делам Севера, и в сферу его деятельности можно было включить равным образом Фландрию, Артуа или Англию. Мы уже упоминали о том, как в декабре 1308 г. он поддержал предложение короля, его братьев и графа де Сен-Поля отлучить от церкви фламандцев, выступивших против Атиского договора; присутствие рядом с вышеперечисленными именами также и имени Мариньи можно объяснить только тем, что именно ему принадлежала инициатива этого демарша. Можно задаться вопросом, почему в создавшихся условиях король послал к папскому двору Плезиана, тогда как в январе 1309 г. понтифик оспорил верительные грамоты Латильи. [1168]1168
  Fr. Funck-Brenteno, Philippe le Bel en Flandre,p. 543–645.


[Закрыть]Мы считаем, что причину этого поступка нужно искать именно во Фландрии: присутствие людей короля и, как думал Мариньи, его собственное было необходимо для уверенности в том, что «восстановление сира де Мортаня» состоится. От короля зависело, войдет ли он в Турне, и ситуация требовала быстрых действий: в случае провала Жаку де Гистелю оставалось только бежать. Папа, напротив, вполне мог еще подождать, и переговоры были отложены.

В действительности в августе 1310 г. Мариньи уже был в Грозо, подле Климента V: необходимо было немедленно отреагировать, как мы уже показали в предыдущей главе, не столько на протест Даниеля де Тилта, объявленный от имени графа Фландрии, а на неизвестное нам событие, из-за которого папа примерно в июне или июле 1310 г. внезапно изменил свое мнение. Миссия Мариньи, провалилась: король потерял возможность продолжать отлучать фламандцев от церкви на свое усмотрение, поскольку Климент V посчитал подобную привилегию бесчеловечной. [1169]1169
  Ibid. p.580–581.


[Закрыть]И вновь фламандская политика повлекла за собой визит к папе и переговоры Климента V с Мариньи. Для Ангеррана дела Фландрии были гораздо важнее всех остальных, можно даже сказать, что дипломатическая деятельность Мариньи вплоть до 1311 г. и даже в 1314 г. была по большей части, насколько мы можем судить, обусловлена его фламандской политикой.

Были попытки обнаружить связь между преобладающими интересами Мариньи и женитьбой сына Ангеррана, Луи де Мариньи, на Роберте де Бомец. Нам представляется, что подобное предположение можно считать не лишенным смысла, если иметь в виду, что наследство Роберты – Бапом – интересовало Ангеррана как база для налаживания экономических отношений между суконной промышленностью Фландрии и ярмарками в Верхней Нормандии. Роберта была кузиной, затрудняемся сказать, в какой степени. Людовика Неверского, [1170]1170
  «Наш родственник Луи де Мариньи… и муж нашей родственницы Роберты? госпожи де Бомец» («Consanguineus noster Ludovicus de Marrigniaco… maritusque consanguinee nostre Roberte, domicelle de Biaumes»); акт, составленный Людовиком тверским и заверенный королем; Arch. nat… JJ 48. № 3, f. 4 v.


[Закрыть]и желание Ангеррана женить своего сына на кузине знатного феодала также могло стать причиной заключения этого брака. Но фламандская политика не имела к этой женитьбе никакого отношения. Маго, графиня д'Артуа, подруга и покровительница семейства Круазиль, к которому принадлежала мать Роберты, подписала брачный контракт, преподнесла венки и драгоценности в дар во время свадебной церемонии и после сделала еще один подарок новобрачным: это бракосочетание в какой-то степени было делом ее рук.

Людовик Неверский преподнес свой первый и единственный подарок тем, на чьей свадьбе он не присутствовал, лишь 20 февраля 1311 г., то есть через тринадцать месяцев после бракосочетания. Он подарил им сеньорию Кудре в Неверие вместе с угодьями и правом судебной власти. [1171]1171
  Заверенная королем копия,1312 г., май; Arch. nat. JJ 48, № 3. i 4 v.-6 r.


[Закрыть]Это был действительно прекрасный подарок, но лишь на этом основании нельзя утверждать, как это сделал без каких бы то ни было доказательств Фанк-Брентано, что «Людовик Неверский был особенно близок с сыном Ангеррана де Мариньи». [1172]1172
  Fr. Funck-Brentano, op. cit.,p. 585–586.


[Закрыть]Этот дар, возможно, предназначался для сына королевского камергера или для мужа кузины Людовика Неверского, а не для юнца, каким в то время был Луи де Мариньи.

В 1311 г. фламандская политика короля полностью находилась в руках Мариньи. Примерно за четыре года он приобрел то, что в дальнейшем позволило ему вести дела в этой сфере по-своему: опыт и связи. И тем, и другим он был обязан своей должности, поскольку в качестве камергера он постоянно оказывался на пути тех, кто приходил на встречу с королем, и имел возможность с близкого расстояния следить, хотя и оставаясь при этом в стороне, за событиями, переговорами, высказываниями опытных людей. Кроме того, у него сложились свои политические взгляды, которые он, как мы увидим, реализовывал с 1312 по 1314 г. в постановке проблем и деятельности в отношении папы или против фламандцев. Наконец, во время своего пребывания на службе у короля и в особенности в королевской Палате, он добился того, что его имя стало известно как лицам, получившим королевские верительные грамоты, или знатным людям, приносившим присягу, так и послам или гонцам, и даже, во время поездки в поддержку Гистеля, народу.

Именно на эти качества Филипп Красивый делал ставку, когда с 1311 г. начал давать Мариньи различные важные поручения, рискуя вызвать недовольство тех, кто считал себя более достойным, даже не будучи более способным, – то есть в первую очередь принцев королевской крови.