Текст книги "Полное собрание сочинений в трех томах. Том 2"

Автор книги: Жан-Батист Мольер

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ОРГОН.

Г-ЖА ПЕРНЕЛЬ

его мать.

ЭЛЬМИРА

его жена.

ДАМИС

его сын.

МАРИАНА

его дочь.

ВАЛЕР

молодой человек, влюбленный в Мариану.

КЛЕАНТ

брат Эльмиры.

ТАРТЮФ [18]18
  Тартюф– имя, сочиненное Мольером. В корне своем имеет старофранцузское слово «truffer» (обманывать, плутовать).


[Закрыть]

святоша.

ДОРИНА

горничная Марианы.

Г-Н ЛОЯЛЬ

судебный пристав.

ОФИЦЕР.

ФЛИПОТА

служанка г-жи Пернель.

Действие происходит в Париже, в доме Оргона.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Г-жа Пернель, Эльмира, Мариана, Дамис, Дорина, Флипота.

Г-жа Пернель.

 
Флипота! Марш за мной!.. Уж пусть они тут сами…
 

Эльмира.

 
Постойте, маменька! Нам не поспеть за вами.
 

Г-жа Пернель.

 
Вам прежде бы меня уважить, не теперь.
Без ваших проводов найду я, где тут дверь.
 

Эльмира.

 
О нет! Вас проводить велит нам чувство долга.
Но почему у нас вы были так недолго?
 

Г-жа Пернель.

 
А потому, что мне весь этот дом постыл
И ваши дерзости сносить нет больше сил.
Меня не ставят в грош, перечат, что ни слово.
Поистине для них нет ничего святого!
Все спорят, все орут, почтенья нет ни в ком.
Да это не семья, а сумасшедший дом!
 

Дорина.

 
Но…
 

Г-жа Пернель.

 
Милая моя! Я замечала часто,
Что слишком ты дерзка и чересчур горласта.
Советов не прошу я у нахальных слуг.
 

Дамис.

 
Однако…
 

Г-жа Пернель.

 
Ты дурак, мой драгоценный внук,
А поумнеть пора – уж лет тебе немало.
Я сына своего сто раз предупреждала,
Что отпрыск у него – изрядный обормот,
С которым горюшка он досыта хлебнет.
 

Мариана.

 
Но, бабушка…
 

Г-жа Пернель.

 
Никак, промолвила словечко
Тихоня внученька? Смиренная овечка?
Ох, скромница! Боюсь, пословица о ней,
Что в тихом омуте полным-полно чертей.
 

Эльмира.

 
Но, маменька…
 

Г-жа Пернель.

 
Прошу, дражайшая невестка,
Не гневаться на то, что выскажусь я резко.
Была б у них сейчас родная мать в живых,
Учила б не тому она детей своих —
И эту дурочку и этого балбеса.
Вы расточительны. Одеты, как принцесса.
Коль жены думают лишь о своих мужьях,
Им вовсе ни к чему рядиться в пух и прах.
 

Клеант.

 
Сударыня!..
 

Г-жа Пернель.

 
А, вы, ее милейший братец!
Ужели тот поток нелепиц и невнятиц,
Что вы дерзаете за мудрость выдавать,
Хотите на меня извергнуть вы опять?
На месте вашего почтеннейшего зятя
И сына моего, на споры слов не тратя,
Я перестала бы пускать вас на порог.
Я не хочу вам льстить. Правдивость – не порок.
 

Дамис.

 
Ваш господин Тартюф – ловкач, в том нет сомненья…
 

Г-жа Пернель.

 
Он – праведник. Его благие наставленья
Душеспасительны. Для всей семьи позор,
Что ты, молокосос, с ним затеваешь спор.
 

Дамис.

 
А что же мне, молчать пред гостем тем незваным,
Который здесь, у нас, всевластным стал тираном?
Не сделай ничего, ни слова не скажи
Без позволения несносного ханжи!
 

Дорина.

 
Послушать проповедь настырного святоши,
Так плохи будут все, лишь он один – хороший.
С утра до вечера он поучает нас.
 

Г-жа Пернель.

 
И он, конечно, прав. В грехе ваш дом погряз.
Вас этот человек ведет на путь спасенья,
И сын мой учит вас питать к нему почтенье.
 

Дамис.

 
Никто мне не внушит, ни даже мой отец,
Что праведник Тартюф. Он попросту шельмец.
Стоять буду на том, пускай меня повесят!
Меня его слова, его ужимки бесят.
До крайней крайности претит мне этот гусь,
И я предчувствую, что с ним еще схвачусь.
 

Дорина.

 
Нет, вы подумайте! Уж это ли не чудо?
Явился бог весть кто, неведомо откуда,
В отрепьях нищенских, едва не босиком,
И – нате вам, уже прибрал к рукам весь дом.
И до того дошло, что вопреки рассудку
Мы все теперь должны плясать под его дудку.
 

Г-жа Пернель.

 
И лучше бы для вас не препираться с ним,
А жить, как учит он, по правилам святым.
 

Дорина.

 
Святым? Пристало ль вам такое легковерье?
Да разве святость тут? Одно лишь лицемерье!
 

Г-жа Пернель.

 
Что-что?
 

Дорина.

 
Его слуга, Лоран, ему под стать,
Обоим ни на грош нельзя им доверять.
 

Г-жа Пернель.

 
Мне до его слуги нет никакого дела,
Но за хозяина могу ручаться смело.
Нетрудно угадать, чем разозлил он вас:
Он говорит в глаза всю правду без прикрас.
Он, лютый враг греха и чистоты радетель,
Клеймит безнравственность и славит добродетель.
 

Дорина.

 
Вот как? А почему нравоучитель сей
От дома нашего отвадил всех гостей?
Неужто их приезд столь неугоден богу,
Чтоб из-за этого бить каждый раз тревогу?
Мы все – свои, и я вам истину скажу:
Он просто-напросто
 

(указывает на Эльмиру)

 
ревнует госпожу.
 

Г-жа Пернель.

 
Уж ты не знаешь, что и выдумать от злости.
Но подозрительны все эти ваши гости
Не одному ему. Не столь большой секрет,
Что строй теснящихся под окнами карет
И вечно у крыльца толкущиеся слуги
Давно уже глаза мозолят всей округе.
Пусть эти сборища невинные. Но вы
Должны понять, что тут есть пища для молвы.
 

Клеант.

 
А вам хотелось бы укрыться от злоречья?
Положим, болтовню пустую смог пресечь я,
Отрекшись для того от преданных друзей, —
Но разве жизнь тогда не стала бы грустней?
А если б, вашему последовав совету,
Мы и отважились пойти на жертву эту,
Зловредным сплетникам заткнули б разве рты?
На свете нет лекарств противу клеветы.
Нам надо честно жить и презирать злословье,
А сплетники пускай болтают на здоровье.
 

Дорина.

 
А кто про нас пустил зловредную молву?
Нетрудно угадать. Я вам их назову.
Нет больших мастеров по измышленьям скверным,
Чем Дафна со своим супругом благоверным.
Кто сам душой нечист – на кривотолки хват.
Такие что-нибудь услышат, подглядят,
С три короба приврут, да и распустят слухи,
В минуту сделают они слона из мухи.
На что рассчитана их мерзкая возня?
Порядочных людей пороча и черня,
Они надеются, что будет им уютней:
Средь общей черноты не разглядеть их плутней,
А если не толкать молву на ложный след,
Придется за грешки самим держать ответ.
 

Г-жа Пернель.

 
Не к месту, милая, разводишь ты рацеи.
Нет женщин на земле почтенней и святее
Оранты, а меж тем я слышала не раз —
Она решительно не одобряет вас.
 

Дорина.

 
Высоконравственна и впрямь сия персона.
Но какова была она во время оно?
Ей старость помогла соблазны побороть.
Да, крепнет нравственность, когда дряхлеет плоть.
Встарь, избалована вниманьем и успехом,
Привержена была она к мирским утехам.
Однако время шло. Угаснул блеск очей,
Ушли поклонники, и свет забыл о ней.
Тут, видя, что, увы, красы ее увяли,
Оранта сделалась поборницей морали.
У нас таких особ немалое число:
Терять поклонников кокеткам тяжело,
И, чтобы вновь привлечь внимание, с годами
Они становятся завзятыми ханжами.
Их страсть – судить людей. И как суров их суд!
Нет, милосердия они не признают.
На совести чужой выискивают пятна,
Но не из добрых чувств – из зависти, понятно.
Злит этих праведниц: зачем доступны нам
Те радости, что им уже не по зубам?
 

Г-жа Пернель (Эльмире).

 
Так-так. Сударыня! К моим речам вы глухи,
Предпочитаете вы басни в этом духе,
Зато ей, пустельге, тут слава и почет.
Но выскажу кой-что и я вам. Мой черед.
Мой сын был мудр, когда, по наущенью свыше,
Благочестивцу дал приют под этой крышей.
Вам послан праведник, дабы извлечь из тьмы
И к истине вернуть заблудшие умы.
Спасительны его святые поученья,
А то, что он клеймит, достойно осужденья.
Приемы да балы, и песенки, и смех,
И шутки вольные, и танцы – это грех,
Служенье сатане. Хм… «Дружеские встречи»!
Там произносятся кощунственные речи,
Достойнейших особ там судят вкривь и вкось,
Такую говорят бессмыслицу – хоть брось!
Глупцы блаженствуют, но у людей разумных
Мутится в голове от этих сборищ шумных:
Крик, споры, суета – все из-за пустяков.
Там, как сказал один ученый богослов,
Стол-по-вторение: такие ж были крики,
Когда язычники, смешав свои языки,
Решили сообща разрушить Вавилон.
 

Клеант смеется.

 
Вам, сударь, кажется, что мой рассказ смешон?
Досель меня никто не причислял к шутихам.
 

(Эльмире.)

 
Ну что ж, невестушка, не поминайте лихом.
Теперь я знаю вас и вдоль и поперек,
Не скоро я опять ступлю на ваш порог.
 

(Дает оплеуху Флипоте.)

 
Тебя считать ворон я нанимала, что ли?
Скажи пожалуйста, какой набрались воли!
Я покажу тебе! Ступай за мною, дрянь!
 

Г-жа Пернель, Флипота, Эльмира, Мариана и Дамис уходят.

Клеант, Дорина.

Клеант.

 
А я останусь здесь. Мне надоела брань
Старухи этой…
 

Дорина.

 
Тсс!.. Ну, сударь, повезло вам!
Услышала б она, каким ужасным словом
Назвали вы ее… Старуха? Никогда!
Она до тыщи лет все будет молода.
 

Клеант.

 
Из-за безделицы, а как раскипятилась!
Смотрите, до чего Тартюф попал к ней в милость!
 

Дорина.

 
К ней? А к хозяину? С ним свидитесь, тогда
Понятно будет вам, в ком главная беда.
Во время наших смут [19]19
  Во время наших смут… – в годы гражданской войны Фронды (1648–1653).


[Закрыть]ум проявил он здравый,
Стоял за короля. А ныне – боже правый!
Со дня, когда Тартюф пожаловал в наш дом,
Хозяин не в себе, помешан он на нем.
Поверьте, носится он с этим пустосвятом,
Как курица с яйцом. Его зовет он братом,
И братца любит он – на грош вам не прилгну —
Сильней в сто раз, чем мать, дочь, сына и жену.
Его наперсником стал этот проходимец.
Такими окружен заботами любимец,
Каких любимая желать бы не могла.
За трапезой всегда он во главе стола;
Он ест за шестерых, а мой хозяин тает
И лучшие куски к нему пододвигает.
Тартюф рыгнет, а он: «Во здравье, милый брат!»
Тартюф – его кумир. Всеведущ он и свят.
Что он ни натворит – он «совершил деянье»,
Что ни сморозит он – «изрек он прорицанье».
Ну а Тартюф хитер, и просто мастерски
Оргону нашему втирает он очки.
Нас всех зажал в кулак пройдоха этот лживый,
Он сделал ханжество источником наживы.
Да не один Тартюф – его прохвост лакей
И то повадился учить меня, ей-ей:
Сует повсюду нос – ну чуть не под подушки —
И ополчается на ленты и на мушки.
Увидел в Псалтыре платочек кружевной,
Так разорвал в клочки – вот пакостник какой!
И обвинил меня в кощунстве безобразном:
Святыню, мол, грязню я дьявольским соблазном.
 

Те же, Эльмира, Мариана и Дамис.

Эльмира.

 
Вы с нами не пошли за ней, и благо вам:
Здесь было горячо, а что творилось там!..
Но прибыл мой супруг. Мать, к счастью, он не встретил.
Пройду к себе, пока меня он не заметил,
И буду ждать его.
 

Клеант.

 
А я тут подожду.
С ним поздороваюсь и тотчас же уйду.
 

Эльмира и Мариана уходят.

Клеант, Дорина, Дамис.

Дамис (Клеанту).

 
Поговорите с ним о свадьбе Марианы.
Боюсь, не по нутру Тартюфу наши планы:
Уж, верно, неспроста так медлит мой отец.
А речь – о счастии для четырех сердец:
Коль будет отдана моя сестра Валеру,
То за его сестру я, по его примеру,
Посватаюсь…
 

Дорина.

 
Идет!..
 

(Дамису.)

 
Вам лучше помолчать.
 

Дамис уходит.

Клеант, Дорина, Оргон.

Оргон.

 
А, шурин, здравствуйте!
 

Клеант.

 
С приездом, милый зять!
Сейчас приятного, поди, в деревне мало?
 

Оргон.

 
Дорина!..
 

(Клеанту.)

 
Милый брат! Позвольте мне сначала
Порасспросить, что здесь случилось без меня.
Ведь был в отсутствии я, шутка ли, два дня!
 

(Дорине.)

 
Дорина! Расскажи о новостях мне вкратце.
Что вы тут делали? Здоровы ль домочадцы?
 

Дорина.

 
Да вот у госпожи позавчерашний день
Вдруг приключился жар и страшная мигрень.
 

Оргон.

 
А как Тартюф?
 

Дорина.

 
Тартюф? По милости господней
Еще стал здоровей, румяней и дородней.
 

Оргон.

 
Бедняга!
 

Дорина.

 
Так у ней болела голова,
Что госпожа была под вечер чуть жива.
Хоть вышла к ужину, но вовсе есть не стала.
 

Оргон.

 
А как Тартюф?
 

Дорина.

 
Тартюф? Наелся до отвала.
С благоговением окинув взором стол,
Двух жареных цыплят и окорок уплел.
 

Оргон.

 
Бедняга!
 

Дорина.

 
Госпожа страдала все жесточе
И не сомкнула глаз в течение всей ночи:
То жар ее томит, а то озноб трясет,
И я с ней маялась всю ночку напролет.
 

Оргон.

 
А как Тартюф?
 

Дорина.

 
Тартюф? С трудом прикончив ужин,
Решил он, что покой его утробе нужен.
От всяческих земных тревог себя храня,
В постели пуховой храпел до бела дня.
 

Оргон.

 
Бедняга!
 

Дорина.

 
Госпожа, вняв общим настояньям,
Позволила лечить себя кровопусканьем,
И бодрость прежняя к ней возвратилась вновь.
 

Оргон.

 
А как Тартюф?
 

Дорина.

 
Тартюф? Когда пускали кровь
(Ей, сударь, не ему), не двинул даже бровью.
Желая возместить ущерб ее здоровью,
За завтраком хватил винца – стаканов пять.
 

Оргон.

 
Бедняга!
 

Дорина.

 
И теперь тут снова тишь да гладь…
Но вашей поспешу я доложить супруге,
Как огорчила вас весть об ее недуге.
 

(Уходит.)

Клеант, Оргон.

Клеант.

 
Она же вам в лицо смеялась, милый брат!
И пусть мои слова вас даже прогневят,
Но с вами все-таки лукавить я не буду:
Нельзя не осудить столь странную причуду.
Как этот человек забрал над вами власть?
И можно ль под его влиянье так подпасть,
Чтобы забыть про всех? Я понимал, когда вы
Кров дали бедняку, но…
 

Оргон.

 
Шурин! Вы не правы.
Ведь вы его еще не знаете совсем.
 

Клеант.

 
Не знаю? Может быть. Но видел. А меж тем
В подобных случаях я доверяюсь глазу.
 

Оргон.

 
Лишь познакомитесь получше с ним – и сразу
Его приверженцем вы станете навек.
Вот человек! Он… Он… Ну, словом, че-ло-век!
Я счастлив. Мне внушил глагол его могучий,
Что мир является большой навозной кучей.
Сколь утешительна мне эта мысль, мой брат!
Ведь если наша жизнь – лишь гноище и смрад,
То можно ль дорожить хоть чем-нибудь на свете?
Теперь пускай умрут и мать моя, и дети,
Пускай похороню и брата, и жену —
Уж я, поверьте мне, и глазом не моргну.
 

Клеант.

 
Да… Это чувство впрямь на редкость человечно.
 

Оргон.

 
Я повстречался с ним – и возлюбил навечно…
Он в церкви каждый день молился близ меня,
В порыве набожном колени преклоня.
Он привлекал к себе всеобщее вниманье:
То излетали вдруг из уст его стенанья,
То руки к небесам он воздымал в слезах,
А то подолгу ниц лежал, лобзая прах;
Когда ж я выходил, бежал он по проходу,
Чтобы в притворе мне подать святую воду.
Я выспросил его слугу (ему во всем
Хозяин – образец); он мне признался в том,
Что бедствуют они: нет средств на пропитанье.
Тартюфу предложил я вспомоществованье,
Однако он пенял на щедрость лепт моих:
Не стоит, дескать, он благодеяний сих,
И, в скромности своей довольствуясь немногим,
Излишек отдавал он сирым и убогим.
Вняв небесам, приют я предложил ему,
И счастье с той поры царит в моем дому.
Тартюф во все дела со мной вникает вместе,
Стоит на страже он моей семейной чести,
Ревнивей он, чем я. Чуть кто к моей жене
С любезностями – он тотчас доносит мне.
Как добродетелен! Какого полн смиренья!
Себе же самому вменяет в преступленье
Ничтожнейший пустяк, безделку, чепуху.
Вот – за молитвою поймал на днях блоху
Так небу приносил потом он покаянье,
Что раздавил ее без чувства состраданья. [20]20
  … без чувства состраданья. – Согласно легенде, отшельник св. Макер, проживший в египетской пустыне шестьдесят лет, убил блоху, за что в наказание присудил себя к шести месяцам жизни нагим и голодным. Чревоугодник Тартюф на подобное самопожертвование, конечно, не пошел бы.


[Закрыть]
 

Клеант.

 
Как вам не совестно? Что за галиматья?
Вы, верно, шутите? Ушам не верю я.
Так может поступать лишь плут или безумец.
 

Оргон.

 
Опасные слова. Вы, шурин, вольнодумец.
Вы вольномыслием давно заражены.
Я вам твердил сто раз, понять бы вы должны,
Куда вас приведет столь скверная дорога.
 

Клеант.

 
Все вам подобные – а их, к несчастью, много —
Поют на этот лад. Вы слепы, и у вас
Одно желание: чтоб все лишились глаз,
И потому вам страх внушает каждый зрячий,
Который думает и чувствует иначе, —
Он вольнодумец, враг! Кто дал отпор ханже,
Тот виноват у вас в кощунстве, в мятеже.
Но я вас не боюсь, кривить душой не стану,
Я предан истине и не слуга обману.
Лжеправедники есть, как есть лжехрабрецы.
Бахвальством не грешат отважные бойцы,
А праведники, те, что подают пример нам,
Не занимаются кривляньем лицемерным.
Ужели ж разницы для вас нет никакой
Меж верой истинной и верой показной?
Как не сумели вы быль отделить от сказки?
Как не смогли лица вы отличить от маски?
Как вы не поняли, где топь, где твердый путь?
Где вымысел, где явь? Где видимость, где суть?
Как правду спутали вы с кривдою отпетой?
Червонец подлинный с фальшивою монетой?
Да, в большинстве своем мы, люди, чудаки
И действуем своей природе вопреки.
Зачем мы разуму дать не желаем веры?
И почему нигде, ни в чем у нас нет меры?
Порой наш замысел прекрасен и велик,
Но начинаем мы рубить сплеча – и вмиг
Переусердствуем и добрую основу
Испортим, извратим… Но это так я, к слову.
 

Оргон.

 
Уж где тягаться нам с философом таким!
Во всем вы сведущи. Ваш суд непогрешим.
Вы – кладезь мудрости. Пророк. В сравненье с вами
Все прочие должны считаться дураками.
 

Клеант.

 
Не кладезь мудрости я, сударь, не пророк,
Я вовсе не хочу вам преподать урок —
Не столь уж я учен для этого занятья, —
Но ложь от истины умею отличать я.
Из добродетелей всего я больше чту
Высоких помыслов святую чистоту,
И благороднее не знаю я примера,
Чем люди, в чьих сердцах горит живая вера.
И нет поэтому на свете ничего
Противнее, чем ложь, притворство, ханжество.
Не стыдно ли, когда святоши площадные,
Бездушные лжецы, продажные витии,
В одежды святости кощунственно рядясь,
Все, что нам дорого, все втаптывают в грязь;
Когда стяжатели в соперничестве яром
Торгуют совестью, как мелочным товаром,
И, закатив глаза, принявши постный вид,
Смекают, кто и чем за то их наградит;
Когда они спешат стезею благочестья
Туда, где видятся им деньги и поместья;
Когда, крича о том, что жить грешно в миру,
Они стараются пробиться ко двору;
Когда клеветники без совести, без чести,
Личиной благостной скрывая жажду мести,
Дабы верней сгубить того, кто им не мил,
Вопят, что он – бунтарь противу высших сил?
И оттого для нас они опасней вдвое,
Что приспособили меч веры для разбоя,
С молитвою вершат преступные дела,
И стало в их руках добро орудьем зла.
Таких притворщиков немало в наше время,
Однако отличить нетрудно это племя
От праведных людей. А праведники есть,
И мог бы я легко примеры вам привесть:
Хоть Аристона взять, Оронта, Периандра,
Прибавим к ним еще Альсида и Клитандра, —
Кто может упрекнуть их в чем-нибудь дурном?
Но не звонят они по городу о том,
Что только их, мол, жизнь свята и безупречна.
Нет, добродетель их терпима, человечна,
И ближних осуждать почли б они за стыд,
Ведь осуждающий гордынею грешит.
Они творят добро без показного рвенья,
Чуждаясь пышных фраз и самовосхваленья.
У них спесивое злословье не в чести:
Им в людях радостно хорошее найти.
Интриги не плетут, не роют ближним ямы,
Их помыслы чисты, а их сужденья прямы.
Питают ненависть они, замечу вам,
Не к бедным грешникам, но лишь к самим грехам.
Им не придет на ум усердствовать сверх меры
И ревностней небес стоять на страже веры.
Вот – люди! Вот с кого брать надобно пример.
Боюсь, что ваш Тартюф сшит на иной манер
И праведность его – пустое лицемерье.
Не слишком ли легко вошел он к вам в доверье?
Вас обманул его благочестивый вид?
Не все то золото, поверьте, что блестит.
 

Оргон.

 
Вы все сказали?
 

Клеант.

 
Да.
 

Оргон (направляясь к выходу).

 
Тогда – слуга покорный.
 

Клеант.

 
Постойте же! Предмет оставим этот спорный.
Сейчас я о другом. Я слышал, милый зять,
Что за Валера дочь хотели вы отдать.
 

Оргон.

 
Да.
 

Клеант.

 
Вы назначили ему день свадьбы, или…
 

Оргон.

 
Назначил.
 

Клеант.

 
Почему ж вы свадьбу отложили?
 

Оргон.

 
Да так…
 

Клеант.

 
У вас другой есть план, любезный брат?
 

Оргон.

 
Гм!.. Гм!..
 

Клеант.

 
Намерены вы слово взять назад?
 

Оргон.

 
Не то, чтобы назад…
 

Клеант.

 
Как будто нет для брака
Препятствий никаких?
 

Оргон.

 
Да как сказать…
 

Клеант.

 
Однако
Вы уклоняетесь. Валер меня просил…
 

Оргон.

 
Просил? Я очень рад.
 

Клеант.

 
Он мил вам иль не мил?
Что мне сказать, когда придет он за ответом?
 

Оргон.

 
Что пожелаете.
 

Клеант.

 
Я должен знать при этом,
Как вы поступите.
 

Оргон.

 
Мне небо даст совет.
 

Клеант.

 
Вы слово сдержите? Ответьте: да иль нет?
 

Оргон.

 
Прощайте!
 

(Уходит.)

Клеант.

 
Ох, боюсь, что этот брак – химера!
Мне надо сей же час предупредить Валера.
 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Оргон, Мариана.

Оргон.

 
Дитя мое!
 

Мариана.

 
Отец?
 

Оргон.

 
Необходимо нам
Потолковать вдвоем.
 

(Заглядывает в соседнюю комнату.)

Мариана.

 
Что ищете вы там?
 

Оргон.

 
Хочу увериться, что посторонних нету:
Поговорить с тобой мне нужно по секрету…
Нет никого… Итак, до нынешнего дня
Всегда безропотно ты слушалась меня.
В своей отеческой любви границ не зная,
О благе о твоем заботился всегда я.
 

Мариана.

 
Мне всех дороже благ отцовская любовь.
 

Оргон.

 
Отлично сказано. Лишь мне не прекословь —
Навеки сохранишь мое благоволенье.
 

Мариана.

 
Об этом лишь, отец, мечтаю каждый день я.
 

Оргон.

 
Так-так… А по душе тебе наш гость, Тартюф?
 

Мариана.

 
Мне? По душе?
 

Оргон.

 
Свой долг дочерний вспомянув,
Подумай и ответь правдиво и свободно.
 

Мариана.

 
Не знаю, батюшка. Как будет вам угодно.
 

Те же и Дорина (входит неслышно и становится позади Оргона).

Оргон.

 
Прекрасные слова. Итак, мое дитя,
Образчик совершенств в Тартюфе обретя,
Его вознаградить должны мы по заслугам:
Его полюбишь ты и назовешь супругом.
А?
 

Мариана.

 
А?
 

Оргон.

 
Что значит «а»?
 

Мариана.

 
Как это?
 

Оргон.

 
Ты о чем?
 

Мариана.

 
Ведь я ослышалась?
 

Оргон.

 
Что?
 

Мариана.

 
Это вы о ком?
Кого вознаградить должны мы по заслугам?
Кого я полюблю и назову супругом?
 

Оргон.

 
Тартюфа.
 

Мариана.

 
Но его я вовсе не люблю.
 

Оргон.

 
Полюбишь, дочь моя, раз я тебе велю.
 

Мариана.

 
Но, батюшка…
 

Оргон.

 
На спор мы только время тратим.
Женившись на тебе, Тартюф мне станет зятем,
Мы породнимся с ним. Знай: это мой приказ.
И по твоим глазам сужу я…
 

(Оборачивается и замечает Дорину.)

 
Вот те раз!
Подслушивать? Ну-ну! Я вижу, любопытство
Способно довести вас, женщин, до бесстыдства.
 

Дорина.

 
Соседки-кумушки пророчат этот брак,
Да только, сударь, мне не верится никак.
Кто это выдумал и распустил по свету,
Ума не приложу. Привлечь бы их к ответу!
 

Оргон.

 
Не веришь, стало быть, ты этому?
 

Дорина.

 
Ничуть,
Хотя б изволили вы даже присягнуть.
 

Оргон.

 
Дай срок, уж я тебя уверю, баламутку!
 

Дорина.

 
Да-да, как бы не так! Вот отмочили шутку!
 

Оргон.

 
Эй! На ветер слова бросать я не привык.
 

Дорина.

 
Да ну?
 

Оргон (Мариане).

 
Я не шучу.
 

Дорина (Мариане).

 
Ваш папенька шутник.
Не верьте ничему – он это вам в забаву.
 

Оргон.

 
Кому я говорю?
 

Дорина.

 
Придумано на славу,
Да нас не проведешь…
 

Оргон.

 
Ох, я тебе сейчас!..
 

Дорина.

 
Да верю, верю я… Вот не ждала от вас!
Мужчина вы в летах – скажу вам не в обиду, —
С почтенной бородой, такой разумник с виду,
И вдруг… Я не пойму, как вам на ум взбрело…
 

Оргон.

 
Не стоит, милая, употреблять во зло
Мое терпение. Ты слишком обнаглела.
 

Дорина.

 
Давайте, не сердясь, обсудим это дело.
Хотите свадебкой вы насмешить людей?
Зачем она ему? На что сдался он ей?
Жениться ни к чему столь рьяным богомолам,
Им нету времени возжаться с женским полом.
А вы? Ох, как бы тут расчет вас не подвел,
Ведь сами знаете, что гол он как сокол.
К чему же вам такой зятек?
 

Оргон.

 
Молчи, Дорина!
Он неимущ, и в том еще одна причина,
Чтоб уважать его. Богатство что? Тщета.
И нищета его – благая нищета.
О достоянии печется он нетленном,
А потому, забыв о достоянье бренном,
Поместий он своих и не сберег. Так вот,
Я поддержу его, он вотчины вернет,
От них мы вправе ждать немалого дохода.
К тому ж он дворянин стариннейшего рода.
 

Дорина.

 
Он самолично вам хвалил свой древний род?
Благочестивцам-то тщеславие нейдет.
Тот, кто за суету поносит мир греховный,
Не должен хвастаться своею родословной,
И кто живет, постясь и вознося мольбы,
Не должен поминать дворянские гербы.
Гордыня – смертный грех… Но что это? Вы в гневе?
Не буду. Помолчу о родословном древе.
Займемся им самим. Ужели не смущен
Ваш взор? Представьте их вдвоем: она – и он!
Обдумали ли вы последствия их брака?
В подобных случаях, увы, бывает всяко:
Коль девушку ведут неволей под венец,
Тут добродетели нередко и конец.
Ведь может быть супруг за честь свою спокоен
Лишь при условии, что сам любви достоин.
И если у мужей растет кой-что на лбу,
Пускай винят себя – не жен и не судьбу.
Уж ежели тебе жених попался скверный,
То, как ты ни крепись, женой не будешь верной.
О том подумали вы, сударь, или нет?
Пред небом только вам за все держать ответ.
Иль вам не боязно взять грех на совесть вашу?
С пути собьется дочь, а обвинят папашу.
 

Оргон.

 
Я вижу, милая, ты мне даешь урок?
 

Дорина.

 
Неплохо бы, чтоб он пошел вам, сударь, впрок.
 

Оргон (Мариане).

 
Ты эту чушь, дитя, не принимай на веру.
Доверься мне, отцу. Я слово дал Валеру,
Но слышал стороной: игрок как будто он
И вольномыслием к тому же заражен.
Увы, не часто он бывает в божьем храме.
 

Дорина.

 
А нужно, чтобы он юлил там перед вами
С молитвой напоказ, как новый ваш жених?
 

Оргон.

 
Довольно! Не прошу советов я твоих.
 

(Мариане.)

 
А мой избранник чужд забавам легковесным,
Всегда в общении он с промыслом небесным,
И это поважней всей прелести земной.
Тебя, как станете вы мужем и женой,
Лелеять будет он, что голубок голубку.
Чего ни пожелай, пойдет он на уступку,
Вовек тебе не даст он повода для слез.
А ты…
 

Дорина.

 
Она ему наставит мигом… нос.
 

Оргон.

 
В уме ты?
 

Дорина.

 
У него, такая, сударь внешность,
Что в грех она, ей-ей, введет саму безгрешность.
На что уж ваша дочь смиренна и тиха,
А замужем за ним не избежит греха.
 

Оргон.

 
Не прерывай меня. Мне это надоело.
Я с дочкой говорю. Тебе какое дело?
 

Дорина.

 
Стараюсь ради вас.
 

Оргон.

 
Ну что ж, я твой должник.
Но об одном прошу: попридержи язык.
 

Дорина.

 
Я слишком вас люблю, и никакая сила…
 

Оргон.

 
Да не желаю я, чтоб ты меня любила!
 

Дорина.

 
А я люблю! Люблю! Хотя бы вам назло.
 

Оргон.

 
Вот как?
 

Дорина.

 
И до того на сердце тяжело —
Ведь скоро станете вы притчей во языцех.
 

Оргон.

 
Уймись!
 

Дорина.

 
Уж лучше бы оставить дочь в девицах.
 

Оргон.

 
Ехидна! Кончишь ли ты изливать свой яд?
 

Дорина.

 
Вы злитесь? Ай-ай-ай! Ведь гнев приводит в ад!
 

Оргон.

 
Уж добрый час она мне голову морочит.
От этих глупостей вся желчь во мне клокочет.
Ну помолчи, прошу покорнейше тебя!
 

Дорина.

 
Молчу. Но не могу не думать про себя…
 

Оргон.

 
Пожалуйста. Но вслух не смей. Ни звука, или…
 

(Мариане.)

 
Так вот, дитя мое, мы, значит, порешили.
 

Дорина (в сторону).

 
И рта нельзя раскрыть! Как каменная стой!
 

Оргон (Мариане).

 
Доверься мне. Тартюф не блещет красотой,
Но все ж его лицо…
 

Дорина (в сторону).

 
Сказать точнее – рыло…
 

Оргон.

 
…приятно, и когда б ты даже не ценила
Его души…
 

Дорина.

 
Души? Да он…
 

Оргон оборачивается и слушает Дорину, меряя ее взглядом и скрестив руки на груди.

 
Я говорю:
Меня б не повели насильно к алтарю,
А если б вышло так, то – я ведь не трусиха —
Назавтра бы мой муж узнал, почем фунт лиха.
 

Оргон.

 
Так для тебя мои приказы – звук пустой?
 

Дорина.

 
Не с вами говорю.
 

Оргон.

 
А с кем?
 

Дорина.

 
Сама с собой.
 

Оргон.

 
Так, значит, милая, к моим словам вы глухи?
 

(В сторону.)

 
Придется, кажется, прибегнуть к оплеухе.
 

(Собирается дать Дорине пощечину и, говоря с Марианой, смотрит на Дорину, но та стоит молча.)

 
Решение отца… одобришь ты, мой друг…
Я взвесил тщательно… Твой будущий супруг…
 

(Дорине.)

 
Ну, что же ты молчишь?
 

Дорина.

 
Я высказала все вам.
 

Оргон.

 
Дополнишь, может быть?
 

Дорина.

 
Нет, ни единым словом.
 

Оргон.

 
А все-таки?
 

Дорина.

 
Нет-нет! Рехнулась, что ли, я!
 

Оргон (Мариане).

 
Итак, мой замысел ты знаешь, дочь моя.
Покорствуя отцу, пойдешь ты к аналою…
 

Дорина (отбегая).

 
Такого жениха поганой бы метлою!
 

Оргон (хочет дать ей пощечину, но промахивается).

 
Твоя служанка, дочь, – не женщина, чума.
Она, того гляди, сведет меня с ума.
Беседовать с тобой я более не в силах:
Кружится голова и кровь клокочет в жилах.
Перечит мне во всем! Все делает назло!..
Пройдусь, чтобы чуть-чуть от сердца отлегло.
 

(Уходит.)