Текст книги "Чечения - битва за свободу"

Автор книги: Зелимхан Яндарбиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Это сделано для того, чтобы подчеркнуть, что все они не национальные, а территориальные организации, руководящие своими республиками, в качестве филиалов московского ЦК партии (единственная затея создать УКП принадлежала социалисту и самостийнику Владимиру Винниченку, когда он с группой с таким названием в 1920 году вошёл в состав украинского Совнаркома как заместитель председателя правительства, но, узнав, с кем имеет дело, убежал в том же году на Запад). Если, например, украинцы или грузины говорят наша партия, то они имеют в виду только КПСС».[4]4
  А. Авторханов Империя Кремля.


[Закрыть]

Основная опасность, таящаяся в любой национальной партии, в том числе и компартии, для любой империи (вернее, партии нации, находящейся в колониальной зависимости) – это осознание политически организованной группой необходимости решать задачи, стоящие перед её народом, в максимальной независимости, особенно от имперского центра и его структур. Поэтому и недопустимо создание такой партии, даже если она классически коммунистическая. Ленинская гвардия прибегала для этого к любым средствам и действиям. «В 1917 году, когда она пришла к власти, в состав Центральной Рады входили все национал-демократические и социалистические партии Украины, среди которых не было только одной партии – партии большевиков Украины, ибо никому из украинцев и в голову не приходило создать такую партию. Её создали только в июле 1918 года на первом съезде КП(б) Украины, который проходил не на Украине, а в Москве. В последнем факте – вся зловещая символика новой эпохи, положившей начало образованию новой империи – Советской империи. На этом съезде лжеукраинцев присутствовало 212 делегатов, из которых больше половины были русскими, евреями, поляками, латышами. Остальные были обрусевшими украинцами с имперским (рабским. – 3. Я.) мышлением. Смешно сейчас читать писания советских историков, когда они обоймами перечисляют активных украинских коммунистических деятелей того времени, среди которых такие украинцы, как Ворошилов, Орджоникидзе, Гамарник, Феликс Кон, Дзержинский и другие (как похоже на Чечено-Ингушетию, когда в любой обойме коммунистов того периода встретишь кого угодно, но не чеченцев и ингушей, кроме ставших дежурными фамилий А. Шерипова и Г. Ахриева. – 3. Я.), а те, кто были действительно украинцами (Чубарь, Затонский, Скрыпник, Любченко, Гринько и др.) были ликвидированы в последствии как шпионы и буржуазные националисты. Конечно, инквизиция Сталина была вполне интернациональной, и он в те годы никого не уничтожал, руководствуясь лишь одним расовым признаком. Однако анализ жертв Большого террора 30 – х годов показывает, что именно среди украинской партийной и беспартийной интеллигенции жертв террора было в несколько раз больше (а в Чечении почти поголовно истреблялись чеченцы. – 3. Я.), чем в центральных областях России. (А. Авторханов Империя Кремля.)

Теперь мы подошли, пожалуй, к самому важному для нас моменту анализа национальных организаций КПСС:

«В установлении Советской власти на Украине, вернее, в аннексии Украинской Народной Республики Советской Россией, украинские коммунисты сыграли двойственную роль: с одной стороны, они верили Ленину, что Украина, даже советизированная, останется независимой республикой (как верят наивные чеченцы сегодня демократическому руководству России во главе с Ельциным и Хасбулатовым, последний из коих является новоимперской наживой в новой тактике старой национальной политики единой неделимой России. – 3. Я.), а с другой стороны, по поручению Москвы, они фактически держали курс на систематическое выкорчёвывание корней украинской национальной идеи и её носителей».[5]5
  А. Авторханов Империя Кремля.


[Закрыть]

Иначе говоря, коммунистическая партия Украины была создана с подрывной целью, чтобы не допустить самоопределения Украины в независимое государство и провести эту антиправовую акцию под видом победы коммунистической идеи в национальном самосознании народа.

Способствующую этому роль сыграло, как раз, и политическое невежество масс украинского народа. Подобная тактика применялась большевиками абсолютно во всех национальных республиках разваливающейся Российской империи. Применяется она и до сих пор. Не претерпела существенных изменений и роль национальных компартий в национальных республиках, хотя некоторую панику в монолитность КПСС внесло отделение компартий балтийских республик, Грузии и потеря ими власти. Сильнее оказался её плацдарм в автономных образованиях. Конечно, здешние обкомы тоже перестраиваются. Если раньше, например, обком КПСС Чечено-Ингушетии выполнял задачу идеологического диктатора по отношению к коренному народу, то сегодня он является, по существу, пятой колонной в процессах национального возрождения, главным направлением удара которой является фронт национально-освободительной борьбы в этих процессах. Несколько в иной плоскости рассматривает вопрос о национальных компартиях Д. Боффа, но его вывод подтверждает анализ внутрипартийных процессов РСДРП(б), ВКП(б), КПСС, сделанный А. Авторхановым:

«Большевики никогда не высказывались в пользу федерального принципа в организации партии.

Идея эта была окончательно отвергнута в 1919 году на VIII съезде, где вновь получила одобрение твёрдая объединительная позиция, и центральные комитеты национальных компартий были приравнены к простым областным комитетам РКП(6). Растущий централизм усилил эту тенденцию. Когда в 1920–1921 гг. образовались азербайджанская, армянская и грузинская компартии, то они были поставлены в подчинение не только Центральному Комитету в Москве, но, кроме того, и его региональному бюро для Кавказа – Кавбюро, которым руководил тогда Орджоникидзе. Весной 1920 г. ЦК украинской компартии, выбранный, правда, лишь незначительным большинством голосов IV конференции КП(б)У после острого внутрипартийного конфликта был распущен московским центром».[6]6
  Джузеппе Боффа История Советского Союза, с. 179.


[Закрыть]

Еще более сложную эволюцию проделали партийные организации в Туркестане. «…Не удивительны поэтому резкие колебания численности: от первоначальных 2 тыс. человек до 57 тыс. к концу 1919 г., затем сокращение почти наполовину и снова рост до 42 тыс., потом ещё сокращение в результате следующей чистки 10 тыс». (там же).

Не будем занимать место и время, приводя цитаты из фундаментального труда по истории Советского Союза известного английского советолога Эдварда Карра, который, рассматривая единственные проблемы, приходит к идентичным выводам о природе и характере компартии России. Желающих отошлём к изданию:

Эдвард Карр. История Советской России. Большевистская революция 1917–1923. Книга 1. Такова борьба русских большевиков за имперские структуры своей партии, её цена и последствия.

Кстати, за них в будущем немало пришлось расплачиваться и самим русским большевикам. Перед историей одинаково сурово караются любые неверные действия – и умышленные, и неумышленные. Верховный суд истории не квалифицирует их по степени криминальности: выносит приговор по общему результату. Нам достаточно того, что сегодня КПСС является имперской партией, чтобы оценить её роль в сегодняшних политических процессах и сделать соответствующие выводы.

Закон несовместимости целей и задач действует в любой политической среде, где есть различие национальных интересов. Наднациональные партии, как бы они не назывались, были и будут имперскими, и они одинаково нетерпимо относятся к независимым национальным партиям, всячески стараясь поглотить, а то и просто ликвидировать их. Демократическая партия России уже сделала несколько таких попыток под разными предлогами и лозунгами консолидации демократических сил России, посредством различных форумов, в том числе, и созданием региональных центров. Основной курс всё тот же КПСС-овский, то есть слияние… А что это такое, мы говорили выше. Почему возможно межпартийное слияние в мононациональном государстве, но противопоказано в многонациональном образовании, где каждый народ претендует на своё собственное государство?

Поскольку принцип политической борьбы зиждется на доминировании политической программы другой, то любое слияние партий различных народов привело бы неизбежно к доминированию национальных интересов одной части над национальными интересами другой.

Вследствие этого во главе партии, образовавшейся слиянием партий разных национальностей, становится национально многочисленная группа, обретающая имперский характер.

Опять-таки, яркий тому пример КПСС, которая сегодня, даже при самом искреннем своём желании, не в состоянии изменить характер своих политических структур, ставших после Октября механизмом национально-политического подавления самосознания народов. Против таких неизбежных аномалий в имперской партии единственно верным средством является отделение национальных организаций от центральных структур, образование абсолютно независимых структур, нацеленных на выполнение национальных задач. По этому пути пошли, как мы отмечали, в балтийских республиках и в Грузии – и это стало важным, во многом, решающим моментом в достижении политического единства народами этих республик. Сразу же после отделения компартий этих республик от КПСС выявилась их неспособность к политическому лидерству при отсутствии поддержки имперского центра – ЦК КПСС. Итак, о национально-политическом единстве сегодня мы можем говорить только в отношении мононационального организма, и обеспечивается оно во многом межпартийным единством. Как явствует из опыта, республиканская организация КПСС не может быть политическим выразителем национальных проблем чеченского и ингушского народов.

Не может – в силу объективной зависимости от имперского центра. Следовательно, нужна другая политическая сила, способная обеспечить выражение национальных интересов, и ею может стать только новая партия, зародившаяся на новой национальной почве и опирающаяся на неё. Именно такая партия и сможет объединить вокруг себя общественно-политические силы республики для политического единства, что явится новой ступенью национального согласия и межнационального доверия.

Конечно, в плане развития политических структур на межкавказской основе встаёт вопрос межпартийной интеграции политических партий Кавказа. И это уже вопрос давно назревший, могущий стать мощным внешним фактором национального единства как каждого народа Кавказа в отдельности, так и в целом, уже как основной внутрикавказский фактор. Но это уже отдельная тема.

Не будем спешить: в отличие от империи, которая рушится, у нас впереди целая вечность. Мы не будем откладывать и начало отсчёта нашей вечности, для чего необходимо всем, единым фронтом, действовать во имя её.

Июнь 1991 г.

Кавказскость

Да, сегодня, кажется, объективнее будет признать закономерность состояния, в котором очутились наши народы, то есть Кавказ. Но эта закономерность неестественна, она следствие не развития нашего и даже не революционных скачков, как нам вдалбливали, а эволюционного движения – протаскивания наших народов через неестественные им формы бытия, чуждые революции, под чужими знамёнами борьбы. Да, наша неестественная закономерность обретена нами (навязана нам) вследствие насильственного включения наших народов – их бытия и духа – в систему исторического, мировоззренческого социально-политического и экономического развития русского народа.

Соприкосновение Кавказа с Россией, начавшееся сотни лет назад, сегодня, как никогда раньше, обнаруживает свои перманентные противоречия, которые выдавались коммунистической идеологией за классовую борьбу бывших полудиких народов, благодаря прогрессивной роли завоевательской политики империи и Октябрю, включённых в процесс ломки старого мира. Марксистко-ленинская диалектика прекрасно усвоила, что при соприкосновении народы имеют тенденцию сближаться, но она совершенно не узрела перманентный характер национальных особенностей, которые при длительном их игнорировании неизбежно переходят в противоречия. А противоречия между такими постоянными величинами, как народы и их особенности, неизбежно имеют устойчивый характер.

Сегодня это можно вычислить. Но для этого необходимо отказаться от ленинско-сталинских догм о неизбежности слияния наций, тем более, искусственного слияния. Развитие мира показывает, что этнические группы, сложившиеся в нации, не могут сливаться с другими, а их развитие всегда сопровождается ростом национального самосознания, которое, освобождаясь от рудиментарных наростов обособленности, стремится к максимальному сближению с другими, вместе с тем, национальной независимости, переходящей зачастую в разнообразные формы борьбы. Кавказ может служить живым и ярчайшим примером. История Кавказа – история развития кавказской расы, с множеством сближений и обособлений этнических групп донациональных формаций, и есть доказательство неистребимости любого национального духа.

«Лишь в кавказской расе достигает дух абсолютной идентичности с самим собой, лишь здесь вступает дух в совершенное противопоставление с природой, познаёт самого себя в своей абсолютной независимости, освобождается от блуждания между двумя крайностями, достигает самоопределения, развития своей сущности и тем рождает мировую историю. Прогресс мировой истории начинается с пути кавказской расы», – говорит Гегель в Философии духа. К сожалению, ни историческая, ни философская мысль современного Кавказа ещё не достигла подобной глубины самопостижения. Хотя действия кавказцев говорят об интуитивном ощущении нами своего феномена.

В мире нет односторонних процессов, не исключение и Кавказ. Но плюсы и минусы далёкой и ближней истории этого уникального во всех отношениях края не осмыслены нашими народами, значит, и не задействованы в полной мере ими порождённые факторы. Свои геополитические преимущества кавказцы чувствовали подсознательно, что являлось фактором их стойкости, способности сохранить себя в самых экстремальных условиях. Более самих кавказцев Кавказ осмысливали евроазиатские народы, особенно Россия. Этим и объясняется та планомерность, настойчивость, жёсткость и последовательность, которой придерживается Россия при любом государственном строе и режиме в вопросе обладания Кавказом. Одной из многих причин такого настойчивого отношения к Кавказу является пограничность нашего края – геополитическая и этническая. Вспомним историю завоевательских походов на Кавказ – они охватывают практически все четыре стороны света, а наиболее активно посягали на Кавказ с севера и юга. Уникальность Кавказа усиливается и тем, что здесь не только в плане культуры, но и этнически сошлись Европа и Азия, Запад и Восток, слившиеся в понятие кавказскость. Кавказ, таким образом, лежит между и в пределах двух континентов – политически и даже географически. Между Западом и Востоком. Это исключительное преимущество нам предстоит осмыслить не только в этнокультурном, но и с философской стороны.

В мире трудно найти два соседских народа, которые в обозримом периоде истории не имели военных столкновений с завоевательской целью. Исключение можно сделать только Кавказу, народы которого, как престижность, осознают свою единую кавказскость. Иначе говоря, Кавказ в сознании человечества воспринимается и живёт как отдельный континент со всеми присущими ему особенностями и вытекающими отсюда обстоятельствами. Может, поэтому и был этот непризнанный континент так стоек в своей борьбе за свободу – у Кавказа было сознание единства, которое порою не так крепко у отдельных даже народов. Более того, вполне закономерным кажется то, что кавказскость иногда может мыслиться не расовым признаком, а в какой-то мере, даже национальным. Умозрительно это не только допустимо, но и напрашивается.

А. Авторханов говорит об этом вполне утвердительно: «Несмотря на диалектические различия в языке и даже наличие отдельных племён, северокавказцы-горцы составляют, по данным истории культуры и этнографии, в сущности единый народ, состоящий из родственных между собой племён»[7]7
  Народоубийство в СССР. Убийство чечено-ингушского народа, стр. 7.


[Закрыть]

То же самое можно сказать и в отношении всего Кавказа, включая и народы некавказского происхождения, ибо сегодня они достаточно окавказчены во всех отношениях. Именно с точки зрения кавказскости и необходимо рассматривать сегодня любые политические процессы на Кавказе и любые идеи обустройства в национально-государственном плане. Это будет нашей точкой опоры в борьбе за национальное возрождение. Плюс к этому исключительная приверженность к идеалу свободы. Свободы и личной, и национальной, не желающей признать даже условных рамок, ограничивающих её. Сочетание индивидуальной и коллективной свобод, максимализм независимости, который цивилизаторской России казался дикостью, а на самом деле является концентрированным выражением свободного духа, есть кавказский характер.

Однако нельзя отрицать и наличие деформации в кавказском самосознании, возникшей вследствие российской и советской имперской политики. Тяжёлые, вплоть до геноцида, формы этой политики в прошлом общеизвестны, и нет необходимости их напоминать. Нам важны сегодняшние факторы и формы. Идея национального возрождения является сегодня всеобщей в мире. Но для народов советской империи, тем более, для Кавказа, она должна быть осмыслена и осуществляться через национальное освобождение, иначе она останется неосуществимой. Более того, национальное освобождение должно мыслиться не только в узконациональном, традиционном понимании, но во всекавказском контексте.

Это тем более важно подчеркнуть на фоне кавказского сепаратизма, который проповедуют некоторые представители кавказских народов, явно с подачи имперского центра. Заблуждения, подобные тому, что какой-либо кавказский народ может достичь свободы и возрождения в отрыве от остальных, игнорируя единство Кавказа, есть заблуждения роковые, а в отношении судеб Кавказа они носят подрывной, стратегический характер. Эти заблуждения провоцируются и поддерживаются имперским центром, опираясь на межнациональные кавказские конфликты (ингушско-осетинский и ему подобные), создавая при этом у обеих сторон иллюзии, что решение данной проблемы возможно и всецело зависит от России, так как является её внутренней проблемой. И обе стороны наперегонки, перебивая друг друга, бросаются в имперские объятия, тем самым, разрывая кавказский круг. Обе стороны видят только этот путь и не ведают, как он пагубен, прежде всего, для них самих, не говоря о том, что есть другой – верный путь: решать свои проблемы через общекавказский дом (конечно, сначала обустроив этот дом). Но как это сделать? Вот вопрос вопросов для кавказцев. Для этого, в первую очередь, Кавказ должен посмотреть на себя: каждая кавказская республика должна осознать, что она является историческим членом Кавказского государства, функционирование которого прервано на время. Затем все дальнейшие действия должны быть направлены на то, чтобы наладить структуры этого единства – и политические, и экономические, и культурные. Должны быть выявлены как факторы, работающие на единство, так и факторы, разрывающие это единство. Особое внимание должно быть уделено религиозному фактору, ибо он может стать как объединяющим, так и разъединяющим. Если учесть, что имперский центр его и использует во вторую очередь – противопоставляя мусульман и христиан, то работа должна вестись не в плане создания приоритета одной из религий, а в плане объединения их потенциала, что, опять-таки, возможно сделать только на идее кавказскости.

Я – кавказец. Вот позиция сегодняшнего патриота любой кавказской национальности, вот его политические приоритеты, его лозунг и идейная опора. Кавказскость – вот наша национальность в деле национального освобождения. А азербайджанцами, абхазами, грузинами, армянами, осетинами, абазинами, ингушами и чеченцами, народами Дагестана и даже казаками мы будем после, когда освободим Кавказ. Или не будем никогда. Альтернатива кавказскости одна – ассимилированная, безликая народная масса коммунистической империи. Я выбираю – КАВКАЗСКОСТЬ.

1990 г…

Евроазиатскость, или мысли по поводу…

Читая «Империю Кремля» Абдурахмана Авторханова, я невольно остановился на его мыслях о природе русского характера. Позволю себе процитировать несколько фраз:

«Расширение Руси привело к сужению, а потом и к ликвидации свободы русского человека. Человек, который хотел осчастливить других, стал самым несчастливым человеком в мире» (стр. 354).

«Обещанный рай на Земле обернулся величайшим в истории обманом. Однако великий народ не имеет права пользоваться привилегией быть обманутым. Надевая цепи на самого себя, он не смеет заковывать в них другие народы… Более того, на русском народе лежит ответственность за его прямо-таки сказочное терпение» (стр. 355).

Пребывая под обаянием этих мыслей, я, тем не менее, ловил себя на том, что продолжал внутренне полемизировать с ними. На это даёт мне право (хочется на это надеяться) мой собственный опыт и мои далеко не сторонние наблюдения над жизнью малого народа в империи в течение последних десятилетий. Так или иначе, родились эти заметки.

Многовековая история Российского государства достаточно богата анахронизмами перманентного характера, переходящими в разнообразные комплексы субэтнического развития, что ставит в затруднение, если не сказать больше, сознание европейцев, привыкших к ясности и чёткой логике поступков и их мотивации как личности или индивидуума, так и национального характера. В том или ином понимании эти анахронизмы общественного развития или производные от них проявления частного характера отмечались многими выдающимися умами, пристально следившими за колоссом на глиняных ногах, который оказался достаточно устойчивым именно в политико-экономическом плане, который, более всего, и имел в виду великий французский просветитель, формулируя свой скептицизм.

Если поставить целью проследить анахронический ряд в судьбе государства Российского, наверное, целесообразнее будет начинать с географического фактора– евроазиатскости территории. Закономерно, что это, в свою очередь, порождает социально-политический анахронизм: евроазиатскость и жизненного уклада, и экономического устройства, и политико-государственных структур, и характера власти, независимо от её идейно-политической платформы, что опять порождает психологический анахронизм – евроазиатскость.

Проследив историю России именно в этом плане, мы придём к не совсем безосновательному заключению, что бич её евроазиатскости, особенно со времён татаро-монгольского владычества на Руси, и является главным элементом некоей её загадочности для стороннего наблюдателя. От Ивана Грозного, который ввёл на Руси институт царей, до Николая II, который подвёл под него трагическую черту, ни один монарх не может похвастаться тем, что ему удалось освободить свою страну от этого порока. Хотя нелишне будет заметить, что все они неосознанно сознавали его и боролись с ним самым решительным образом. Самой яркой фигурой в этом плане является самый великий реформатор России Пётр I. Сочетание европейской решительности в реформах с азиатской деспотией в их проведении и в самом правлении народом до сих пор охраняет завесу таинственности его природы. Так и вся династия Романовых, и Россия, творившая их, и общество, творимое ими, с загадочностью русской души.

Эта загадочность или загадочная закономерность и толкнула российскую громадину в пучину октябрьского переворота, идейным знаменем которого оказалось не стремление к социальному освобождению, как предполагали непосредственные исполнители кровавого действа, а всеобщее переустройство мира на базе недочитанного до конца Капитала К. Маркса. И в этом смысле ещё рано гадать: что оказалось сильнее – мировая история или российская евроазиатскость. Спор далеко не закончен.

Конечно, мир давно себе уяснил, что Россию уже не отгадать, что умом Россию не понять и аршином общим не измерить. Не измерить именно потому, что она размыла свои границы не только этнически, но и географически. Размыла, конечно, в попытке переварить и чужие пространства, и чужие народы – и возродиться в новом качестве. Здесь вырисовывается мысль, что Россия всю тысячу лет своего государственного развития никогда не пользовалась внутренним потенциалом, не занималась саморазвитием, наращиванием своего опыта, выработкой своих законов, а пыталась перенять чужое, готовое, наработанное чужим опытом. Именно поэтому её реформаторство бывало недолговечным, заводило в тупики не только её саму, но и всех, кто волей истории оказывался в фарватере её исторического движения. Каждый поворот её мыслился шагом, движением вперёд, но оказывался только зигзагом перед очередным виражом к чужому опыту. Конечно, наблюдая со стороны, европейскому педанту трудно принять поэтическую формулу: в Россию можно только верить, ибо он видел, что как раз этого нельзя делать. Ведь, верить нужно во что-то ясное, предсказуемое, но никогда в загадочное, о котором, как о некоем божьем даре, избранности, кричит её передовая общественная мысль.

Россия не только сама тяготеет к принципу развития через чужой опыт и модели, но и прививает такой характер народам, оказавшимися под её крылом. По сути, такое развитие не что иное, как разновидность ассимиляции, причём, весьма эффективной, ибо воздействует на корневую систему нации – философию, психологию уклада, политико-экономическую систему мировоззрения, постепенно деформируя мировоззренческую систему. Коварным оружием в современных ассимиляционных процессах, стимулируемых имперским центром, являются разнообразные формы коллективизма, к которым вечно тяготела Россия. Чтобы понять неприемлемость культа коллективизма для чеченского духа, до-статочно будет отметить одну из ярких черт характера чеченца – индивидуализм, который принято было до сих пор порицать. Коллективизм, тем более, в его идеологизированных формах, в том числе и социализм, названный Ф. Хайеком частным случаем коллективизма, и индивидуализм – вещи несовместимые. Ф. Хайек хорошо иллюстрирует это в своей книге «Дорога к рабству», указывая на то, что «в основе современного цивилизованного мира лежит именно индивидуализм, уходящий корнями в христианство и античную философию, который, впервые получил полное выражение в период Ренессанса и положил начало той целостности, которую мы называем теперь западной цивилизацией. (Вопросы философии», 10, 1990, с. 121.)

Следует только добавить, что ознакомление с Кораном позволило бы уважаемому автору с не меньшим основанием дополнить свой вывод тем, что в этой божественной книге проповедуются принципы взаимодействия индивидуальной и коллективной свобод.

«Его (фундамента западной цивилизации. – З. Я.) основной чертой является уважение к личности как таковой, т. е. признание абсолютного суверенитета взглядов и наклонностей человека в среде его жизнедеятельности, какой бы специфической она ни была, и убеждение в том, что каждый человек должен развивать присущие ему дарования, – развивает свою мысль Ф. Хайек. – Я не хочу употреблять слово свобода для обозначения ценностей, господствующих в эту эпоху: значение его сегодня слишком размыто от частого и не только всегда уместного употребления. Терпимость – вот, может быть, самое точное слово. Оно вполне передаёт смысл идеалов и ценностей, находящихся в течение этих столетий в зените и лишь недавно начавших клониться к закату, чтобы совсем исчезнуть с появлением тоталитарного государства». (Там же.). Для полноты параллели добавим, что в характере чеченского народа индивидуальное я всегда уравновешивалось именно терпимостью, вернее, терпеливостью (собар), которую сравнивали с величавостью горы.

Именно привычка искать на стороне свой жребий, тяга к чужому, в том числе и общественно-политическому опыту, заставили Россию прибегнуть на очередном повороте судьбы к столь иллюзорной идее коммунистического рая, выработанной чисто европейской мыслью, но ею даже не принятой к программному действию, ввиду её исторической несостоятельности. Что Россию уже никому не отгадать, блестяще подтвердила и эпоха горбачёвской перестройки, что является прекрасной иллюстрацией её евроазиатскости.

Могут возразить: мол, азиаты проживают в довольно большом количестве в составе любого развитого европейского государства и на американском континенте, и не порождают подобной проблемы анахронизма. Да, достаточно европейцев проживает и в азиатских странах. Но в качестве просто диаспоры того или иного государства, в своём этнокультурном, этнополитическом микроклимате, не претендуя на государственную концептуальность своего мировоззрения. Но географически и в полном объёме Европа и Азия соединились лишь в России. Самое главное: этносы, составляющие её народонаселение, проживают на своих исконных территориях, и каждый этнос претендует на то, что его мировоззрение и должно определять государственную политику.

Выявляется ещё одна грань анахронизма: каждый из народов, входящих в Российское государство, оказывается включённым в своей действительности в двойную систему координат политико-экономической жизни. Эти, фактически, две системы, накладываемые друг на друга, образовывают этнопсихологическое поле, отрицающее в отдельности и европейскую, и азиатскую системы.

В такой системе ценностных и временно-пространственных координат идея, опосредованная общечеловеческой мечтой о земном рае, естественно, и могла надолго привиться, так как она мировоззренчески помогала европейской и азиатской системам нейтрализовать друг друга, создавая иллюзию признания за каждой из них приоритета в неразрешимом споре. Но над обеими системами довлеет третья – русская, феномен русского самосознания, и этнически, и географически разделившегося на европейскую и азиатскую части и, вместе с тем, пытающегося остаться в своей первозданной природе. Что невозможно.

Если из всего сказанного сделать вывод о природе и характере Российской государственности, можно отметить, что правители России всегда тяготели к абсолютному: например, к абсолютной монархии, как и народ к абсолютно доброму царю, чему и способствовала евроазиатскость. Если евроазиатскость для первых была препятствием в реализации потенциальных качеств, то для вторых она была генератором мировоззренческого хаоса – источника всех бед, значит, и бед всех народов, включённых в орбиту политического влияния государства Российского. Долготерпение русского народа, таким образом, давило на другие народы, потому что являлось объективным препятствием на пути их национальной борьбы за независимость. Потому и понадобилось целых семьдесят лет, чтобы встряхнуться. А сколько лет понадобится, чтобы отряхнуться от этой евроазиатской архаичности, – неизвестно. Тем более, что большевизм очень хорошо вписывается в евроазиатскость самосознания среднего советского человека любой национальности.