Текст книги "Газета Завтра 857 (16 2010)"
Автор книги: "Завтра" Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Владимир Карпец ПРЕЦЕДЕНТ ПОТАПОВА—ЛЕНИНА
Владимир Карпец
ПРЕЦЕДЕНТ ПОТАПОВА—ЛЕНИНА
Легенда о «кровавом вожде, великом гении» в его зеркальных версиях: белой («кровавый вождь») и красной («великий гений») – как об исключительном творце Октября всё более обнаруживает свою несостоятельность. Как и вообще одномерные трактовки революции и гражданской войны, возникновения, а затем падения Советской власти.
Февральская революция положила начало распаду России, который продолжался несколько лет. На ее месте возникли – в точности, как в 1991 году – «независимые государства» – Украина, Литва, Латвия, Эстония, Грузия, Азербайджан, Армения и даже Дальний Восток. Сам Керенский, уже оказавшись за границей, признавался в своих мемуарах, что, продержись Временное правительство до ноября, России как государства не стало бы. Сегодня совершенно очевидно, что Февраль был «спецоперацией» западных, прежде всего британской, разведок, более всего опасавшихся, что в результате военной победы Россия станет второй, если даже не первой, державой мира. Это было для Запада опаснее, чем гипотетическая победа Германии и Австро-Венгрии, впрочем, так же точно «приговоренных» к революции. Февральская революция и свержение Императора Николая II произошли накануне предполагаемого наступления русской армии на Константинополь.
С самого начала демократического правления в России целенаправленно уничтожался главный институт любого государства – армия. После пресловутого «Приказа №1» она превратилась в безформенную, не способную воевать массу. Тем не менее, Временное правительство продолжало воевать. «После свержения Царя, – писал историк А.Елисеев, – война вообще потеряла свой смысл, ибо произошло ослабление государства и разложение армии. Получалось, что Россия должна была воевать за англо-французские интересы, ведь достижения своих задач, которые она ставила в начале войны, ей уже нельзя добиться. Таким образом, настоящим русским патриотом становился тот, кто желал прекращения войны, но без ущерба для национальных интересов страны» (http://www.ic-xc-nika.ru/texts/2010/fev/n6616b.html).
Осознание губительности следования по демократическому пути – конкретно для России – возникло прежде всего в недрах русской военной разведки, которая принимает решение о ликвидации Временного правительства и начинает контакты с его наиболее на тот момент непримиримыми противниками – большевиками (монархические организации были запрещены и разгромлены уже в марте-апреле, а многие их активисты тогда же физически уничтожены).
В «Энциклопедии военной разведки России» (М., 2004) сообщается, что начальник Разведывательного управления Генштаба генерал Николай Михайлович Потапов (1871-1946) сотрудничал с большевиками с июля 1917 года. Документы об этом, крайне важные для понимания глубинной преемственности государственности России, пока что не рассекречены, однако, если и когда это произойдет, будет нанесен сокрушительный удар как по «красной», так и по «белой», не говоря уже о либеральной, историографии.
Генерал Потапов принадлежал к «милютинской школе» русских геополитиков и руководил военной разведкой еще при Николае Втором. По воспоминаниям большевика М.С.Кедрова, Потапов «после июльских дней предложил через меня свои услуги Военной организации большевиков (и оказывал их)». Военное бюро партии большевиков возглавляли тогда И.В.Сталин и Ф.Э.Дзержинский. Именно летом 1917-го произошло, по сути, разделение русского военного руководства, заложившее основу будущего противостояния «красных» и «белых». Генерал Н.М.Потапов, по сути, возглавлял борьбу с выступившего против Керенского, но за «спасение русской демократии» генерала Л.Г.Корнилова (который весной 1917 года лично возглавил арест Царской семьи и всегда говорил: «Что угодно, только не Романовы»). Совместно с Потаповым действовали военный министр генерал-майор А.И.Верховский, главнокомандующий Северным флотом генерал-аншеф В.Н.Клембовский, начальник штаба и комендант Псковского гарнизона генерал-майор М.Д.Бонч-Бруевич. Все они затем готовили октябрьский переворот и стояли у истоков Красной Армии.
Характерно, что главной ударной силой корниловского восстания была т.н. Кавказская Туземная дивизия, вместе с подразделениями которой на Петроград двигалось большое количество английских офицеров (Англия вела тогда, как, впрочем, и сейчас, борьбу с Россией за господство на Кавказе). В это время в газете «Рабочий путь» И.В.Сталин публикует ряд статей, в которых указывает на связи Корнилова с английской разведкой. Несомненно, эти сведения он получал от генерала Потапова.
Почему Генштаб ставит на большевиков? Когда страна идет к полному развалу, никакой «консерватизм» ее уже не спасет. Только крайне радикально-революционная сила способна создать силовой полюс. В свое время такую диалектику революции и контрреволюции раскрыл в своих «Размышлениях о Франции» граф Жозеф де Местр, знал о ней Константин Леонтьев, позже об этом много писал в своей книге «Оседлать тигра» Юлиус Эвола.
В сентябре 1917 года Керенский – вопреки даже прежним планам о созыве Учредительного собрания – объявляет Россию республикой. Это единоличное решение, совершенно не легитимное, с правовой точки зрения, немедленно вызывает к жизни альтернативные планы государственного строительства. Они рождаются именно в среде военной разведки. Современный писатель и исследователь Олег Стрижак утверждает, что уже в сентябре 1917 года оформился «заговор генералов» разведки Генштаба во главе с генералом А.А.Самойло, целью которого было свержение Временного правительства и передача власти Съезду Советов. Для этого военные готовы были использовать большевиков. Без сомнения, за спиной генерала Самойло стояли генерал Потапов и военный министр генерал А.И.Верховский, отставка которого в октябре вызвала крайнюю озабоченность Ленина. Поддержал большевистский переворот в октябре, как известно, Балтийский флот, но то, что командовал им царский контр-адмирал А.А.Развозов, обычно замалчивается.
Совершенно очевидно, что система Советов уже тогда была полностью противоположна буржуазно-демократической республике, к которой стремились Временное правительство и все политические партии того времени – от кадетов до социалистов (исключение составляла, быть может, часть эсеров). Она является цивилизационно иной, имеет очевидную связь со старинными русскими Земскими соборами – советами всея земли, с земским и губным самоуправлением, казачьим кругом, курултаями азиатских народов России, или, например, с народным ополчением 1612-1613 гг. и при определенных условиях вполне совместима с монархией. ( В 30-е годы идея Царь и Советы станет основой политической программы «младороссов»). Генералы Генштаба не могли не понимать этого. Конечно, понятно, что марксистская идеология большевиков не допускала такого, но военные, разумеется, не могли и думать об увековечении этой идеологии. Впрочем, многие из них, конечно, были скорее прагматиками.
Не будем забывать, что осенью 1917, Государь и его семья были еще живы, и среди намерений хотя бы какой-то части генералов, среди которых не было прямых и непосредственных участников собственно антимонархического заговора, могло быть и… Впрочем, возможно, это слишком смелые предположения.
Но самым странным оказывается то, что и большевики – и даже сам Ленин – вопреки всему тому, что он писал и говорил, в определенный момент готовы были, скажем так, к «разным политическим вариантам». Олег Стрижак обращает внимание на довольно загадочную «паническую записку Ленина» 24 октября 1917 года: «Кто должен взять власть? Это сейчас неважно: пусть ее возьмет Военно-революционный комитет или другое учреждение… Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия».
Так или иначе, ещё в июне 1917 года министр Церетели, социал-демократ, говорил: «Через ворота большевиков войдет генеральская контрреволюция». О том, что Октябрь – не революция, а контрреволюция, говорил уже в эмиграции один из лидеров кадетской партии В.Д.Набоков (отец писателя).
23 ноября 1917 года Н.М.Потапов был назначен начальником Генштаба и управляющим Военным министерством, с декабря 1917 г. – управляющим делами Наркомвоена. Переоценить этот важнейший шаг невозможно. Возникает закономерный вопрос : кто кем на самом деле руководил?
А вот что далее пишет Олег Стрижак: «Почему 23 февраля – „день рождения Красной Армии“? Это был позорный день, когда немцы без боя заняли Нарву и Псков. Дело в том, что 22 февраля из Могилева в Петроград приехала большая группа генералов во главе с начальником штаба Ставки Верховного главнокомандования генералом М.Д.Бонч-Бруевичем. Вечером они встретились с Лениным и Сталиным. Трудный разговор продлился до утра, речь шла о спасении России. Требование генералов: немедленное заключение мира, на любых условиях, национализация всей оборонной промышленности – горнорудной, металлургической и прочая … , новая армия строится на основе всеобще воинской обязанности, запретить все солдатские комитеты и советы, никакого обсуждения приказов, железная дисциплина, за воинские преступления – расстрел. Ленин принял все требования. 23 февраля 1918 г. Ленин имел самую тяжелую битву. Его ЦК категорически выступило против мира и против „царской“ армии. Ленин ультимативно заявил, что уходит из ЦК. Поздней ночью предложения Ленина были приняты … 4 марта в Республике Советов был учрежден Высший Военный совет, его возглавил генерал Бонч-Бруевич».
Есть совершенно очевидные факты, которые на протяжении десятилетий замалчивали как советская, так и антисоветская пропаганда. Полковник Императорского Генерального штаба П.П.Лебедев стал начальником Штаба Красной Армии, полковник И.И.Вацетис – Главнокомандующим Вооруженными Силами Республики Советов, полковник Генерального штаба Б.М.Шапошников – начальником Оперативного управления Полевого штаба РККА (с 1937 года – sic! – начальником Генштаба РККА, в 1941-45 гг. – заместителем Сталина в НК обороны). Генерал-лейтенант Н.Д.Парский командовал Северным фронтом, генерал-майор Н.Н. Петин – Западным, Южным и Юго-Западным фронтами, генерал-майор Самойло – Северным и Восточным. Этот список можно продолжить.
Флот вообще весь целиком находился в руках старого русского морского офицерства. Им руководили контр-адмиралы М.В.Иванов, В.М.Альтфатер, А.В.Немитц, Балтийским флотом – вице-адмирал А.А.Развозов и др. Безпартийная прослойка адмиралов и капитанов существовала и была влиятельной на протяжении всей истории советского ВМФ.
Следует ясно и четко сказать: в ходе революционных событий не «народ боролся против военной аристократии», как это представляют, «взаимно меняя знаки», «красные» и «белые» историки, а сама военная аристократия раскололась надвое.
По оценке военного историка А.Г.Кавтарадзе, в Красную Армию перешло 30% дореволюционного офицерского корпуса, а по оценке С.В.Волкова – 19-20%. А С.Г.Кара-Мурза пишет: «Очень важен для понимания характера конфликта раскол культурного слоя, представленного офицерством старой царской армии. В Красной армии служили 70-75 тыс. этих офицеров, т.е. 30% всего старого офицерского корпуса России. В Белой армии служили около 100 тыс. (40%) офицеров, остальные бывшие офицеры уклонились от участия в военном конфликте. В Красной армии было 639 генералов и офицеров Генерального штаба, в Белой – 750. Из 100 командиров, которые были в Красной Армии в 1918-1922 годах, 82 были ранее царскими генералами и офицерами. Можно сказать, что цвет российского офицерства разделился между красными и белыми пополам. При этом офицеры, за редкими исключениями, вовсе не становились на „классовую позицию“ большевиков и не вступали в партию. Они выбрали красных как выразителей определенного цивилизационного типа, который принципиально расходился с тем, по которому пошли белые» (http://www.kara-murza.ru/books/war/civil_war1.htm). Здесь крайне важно следующее: белые в подавляющем своем большинстве не были монархистами. Они стояли за созыв Учредительного собрания или были прямыми сторонниками демократической республики, в лучшем случае стояли «на позиции непредрешения». И.А.Солоневич писал, что если бы хоть один из белых генералов выдвинул лозунг «За крестьянского Царя», победа его была бы обезпечена всеобщей поддержкой. Но этого никогда бы не могло произойти, поскольку сам основатель Белого движения генерал М.В.Алексеев и его главные вожди, прежде всего А.И.Деникин и А.В.Колчак, стояли у истоков свержения монархии и были убежденными республиканцами – более левыми или менее, но левыми. Из всех белых генералов цивилизационным характеристикам России соответствовал, пожалуй, только барон Р.Ф.Унгерн, но удаленность его «Азиатской дивизии» от основных политических центров страны заведомо делала возможность его успеха сугубо проблематичной.
Не вина «поставивших на Ленина» русских генералов и офицеров в том, что в конечном счете уже сразу после победы в гражданской войне их (за исключением некоторых особо приближенных к Сталину, того же Потапова или Шапошникова) начало постепенно уничтожать ОГПУ, в особенности при Г.Ягоде, когда сам И.В.Сталин еще отнюдь не был «самодержавен», а в армии на полтора десятка лет восторжествовала, с одной стороны, близкая к троцкистам группа Тухачевского—Якира (при всей неоднозначности самого М.Н. Тухачевского), с другой – достаточно серая «пролетарская прослойка», повязанная к тому же весьма сомнительными брачными узами.
С другой стороны, совершенно справедливо пишет на портале Фонда стратегической культуры Юрий Рубцов: «Как бы мы ни осуждали большевистский режим, историческая реальность такова, что именно этот режим, а не Временное буржуазное (масонское) правительство сохранил для нас территорию Великой России в политической форме СССР» (http://www.fondsk.ru/article.php?id=1735).
«Уроки Октября» (используя выражение Троцкого, но с однозначно противоположными троцкизму смыслами) состоят в следующем. При определенных условиях – к сожалению, сдача геостратегических позиций России плюс антисоциальная экономическая политика, осложненные тяжелой международной обстановкой, могут к ним привести – в случае распада или угрозы распада страны – «прецедент Потапова—Ленина» может оказаться спасительным, и потребуется взаимодействие оставшихся государственников с наиболее крайними, наиболее «отвязанными» силами (разумеется, это уже не будут марксисты). Из среды революции – контрреволюция. Следует ли этого желать? Разумеется, нет. Твердое, устойчивое, пусть даже более медленное утверждение и укрепление государственности, ее полноценная «достройка» (если использовать выражение А.Елисеева), стократ желательнее. Но может – очень даже может – сложиться ситуация, при которой такой ход событий станет необратимым, и тогда этот вызов истории надо будеть принять и оседлать.
Сергей Черняховский КОНСТРУКТОР
Сергей Черняховский
КОНСТРУКТОР
Ленин вломился в этот мир из будущего, чтобы подобно Петру поднять на дыбы не только Россию, но и все человечество. Сам мир, столкнувшись с собственной неспособностью разрешить свои проблемы – породил и призвал Ленина, чтобы с его помощью подняться на новую ступень развития. Воздействие, оказанное Лениным на современную цивилизацию, колоссально и практически несравнимо с воздействием какого-либо иного политика. Борис Стругацкий однажды четко определил роль Ленина, сказав, что он практически создал новый мир.
РУБЕЖ РАЗВИТИЯ МИРА
Как хилиастический и исторический, цивилизационный символ Октябрь 1917 года значит и то, что он означал как знак надежды, на что надеялись, его совершая, и то, что реально удалось изменить, и то, как, в конце концов, изменился весь мир, вся человеческая цивилизация в результате воздействия, оказанного и Октябрьской революцией, и семидесятилетним правлением коммунистической партии в России и СССР.
В этом отношении Октябрь важен и как комплекс столетиями вызревавших надежд, как попытка реально приступить к их осуществлению – причем приступить самим организованным низам общества, не путем поддержки тех или иных более или менее прогрессивных фракций привилегированных классов – а на основе собственной самоорганизации.
В этом тоже одна из причин ненависти и неприязни, которые к Октябрю 1917 года испытывают определенные представители политической элиты: это определенное отрицание их исключительного права на власть, опасный пример того, что общество может в поисках своего пути развития обойтись и без них.
Дэниэлл Белл в одном из предисловий к своему «Грядущему постиндустриальному обществу» отмечает, что в основе всего его анализа лежит марксистский подход, но несколько нетрадиционно реализованный. Белл пишет о наличии в «Капитале» Маркса не одной, а двух моделей развития капиталистического общества. Первая, классическая, дана в первом томе и предполагает максимальное обострение отношений между классами и развития их борьбы до взрыва, уничтожающего капиталистическое общество. Вторая – в третьем и предполагает модификацию капитализма – с отделением собственности от контроля в управлении предприятиями, с возникновением «административного класса „белых воротничков“, число которых может стать непропорционально большим по сравнению с рабочим классом». Белл отмечает, что по основной схеме Маркса на первый план должны были выйти общественные отношения и привести к бескомпромиссной классовой борьбе. «Однако, – пишет Белл – в реальности такая поляризация не произошла, а наиболее важным стал упор на технику и индустриализацию» – что Белл рассматривает как подтверждение марксовой теории развития производительных сил.
По сути, этот второй путь, «запасная модель» капитализма, означал максимально возможное в его рамках развитие производительных сил и предельно возможную социализацию экономических отношений.
Собственно говоря, Октябрь – в плане рубежа мировой модернизации – это как раз тот удар по старому миру, который, покончив на тот момент с не вполне развитым капитализмом в России и открыв путь ее исторической трансформации (удачной или неудачной – это отдельный вопрос, хотя, все же, в целом скорее удачной) – заставил старую капиталистическую индустриальную систему начать меняться. И не просто начать меняться – а менять модель развития с основной на запасную, значительно более эффективную и социальную.
В экономике это обернулось отказом от собственно-рыночной экономики на пострыночную (плановую, если иметь ввиду под этим не сугубо произвольное административное, а собственно производственно-экономическое планирование), в развитии производства – подтолкнуло его к переходу от индустриальной к постиндустриальной фазе, в политике – заставило в значительной степени утвердиться формально демократической организации, противостоящей тенденциям олигархизации и авторитаризации. Наконец, в плане социальности Октябрь не только открыл возможность попытаться создать в России социально-ответственное государство, но и практически заставил остальной мир с той или иной скоростью пойти по пути создания государств с сильными социально-защитными функциями.
Нынешнее состояние мира, во всяком случае – наиболее благополучной его части – есть прямой продукт Октябрьской революции и в этом плане, несмотря на поражение (или временное поражение) прямого Октябрьского проекта в России, мы полной основательностью можем утверждать, что «Дело Ленина живет и побеждает!».
РУССКАЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
В то же время сама по себе Октябрьская революция 1917 года – это, прежде всего, собственно демократическая (буржуазно-демократическая) революция, то есть революция, решившая те вопросы, которые так и не были решены после Февраля.
Конечно, понятно, что в центре противостояния 1917 года стояли два хрестоматийных вопроса: Земля и Мир. Можно тем или иным политикам или историкам бесконечно иронизировать по вопросу о том, что большевики, провозгласив передачу земли крестьянам – отобрали ее в 1929 году или по вопросу о том, что вместо выхода из Мировой войны Россия получила Гражданскую войну. Но дело-то не в этом. Дело в том, что эти две проблемы реально имели место – и никто, кроме Ленина, их не попытался решить: хотя вообще-то их решение требовало не социалистических, а чисто демократических мер. Ни царская власть, ни несколько коалиционных составов Временного правительства не взяли на себя ответственность ни за передачу земли крестьянам, ни за выход России из войны. Если кто-то считает, что эти проблемы можно было не решать – хорошо было бы ему выйти осенью 17-го года к солдатам и попытаться аргументировать свою позицию.
Законодательное уничтожение сословий, предоставление гражданских прав женщинам, отделение церкви от государства с признанием права выбора вероисповедания, начало социальных гарантий неимущим – в широком перечне гражданских свобод, утвержденных в результате победы коалиции революционно-демократических партий, практически невозможно найти таких, которые не считались бы в сегодняшнем мире естественными и общепринятыми. То есть, все демократические права и социальные гарантии современной России своими истоками восходят именно к Октябрю 1917 года.
К тому же и первая Конституция России была принята именно в результате октябрьских событий. Кто-то может считать ее хорошей, кто-то – плохой, но она была принята именно тогда.
РУССКАЯ ТЕХНОКРАТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
В производственно-цивилизационном плане Октябрьская революция – это революция производственной модернизации. К 1917 году Россия застряла на этапе перехода из аграрной фазы в фазу индустриальную. К 1913 году промышленный потенциал России составлял примерно 10% от потенциала США, в промышленности было занято менее 10% трудоспособного населения.
Именно поэтому одно из первых стратегических начинаний большевиков – чисто технократическое решение: хрестоматийный План ГОЭЛРО. По сути, в каком-то смысле партия большевиков оказалась единственной в России партией промышленной модернизации, самой технократической партией России. Практически все остальные партии вступали либо за сохранение статус-кво, либо за те или иные, вполне умеренные перераспределительные проекты – проекты перераспределения власти, перераспределения ресурсов, перераспределения полномочий. Кроме большевиков – никто ничего собственно созидательного вообще не предложил (кроме известного проекта Главного Артиллерийского Управления с его планом индустриализации, которое ни царское, ни Временное правительство не заинтересовали).
В этом отношении Октябрь 17-го – это рубеж форсированного перехода к индустриальному развитию, и, что еще более важно, и что проявилось в проекте электрификации – это была претензия на постиндустриальный прорыв, каковым в известной степени является переход от «века Пара» к «веку Электричества». Собственно, в научно-техническом плане это была попытка создания в России производства – в котором «наука превращалась в непосредственную производительную силу». Что из этого удалось сделать на практике (а удалось многое), а что не удалось – отдельный вопрос. Важно то, что была сделана попытка глобального технического прорыва – и практически первая в истории.
РУССКАЯ СОЦИАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Для России это была действительно масштабная и во многом успешная первая в мире попытка создания государства социальной ответственности. И, в конечном счете, она стала примером и опытом и для стран альтернативной экономической системы.
И в этом отношении Октябрь, конечно, стал неким историческим завершением традиции русской социально-освободительной борьбы. Впервые в России социальные низы выступили в качестве полноценного политического и исторического субъекта. Впервые в мире они сумели победить и ротировать старую элиту. Не просто как политическую – но как элиту социальную. То есть, впервые в мире неимущие не только восстали, не только свергли имущих – но и сумели, так или иначе, создать общественное устройство без их участия.
Кто-то может сетовать на то, что «были уничтожены лучшие представители, России – предприниматели, аристократы, священники, мыслители». Дело даже не только в том, что по большому счету сожалеть об их уничтожении – все равно, что сожалеть о «новом русском», взорванном в его «Мерседесе». Дело в том, что именно эти «лучшие люди» привели страну к кризису и катастрофе. Они привели к вызреванию клубка проблем, которые кроме как взрывообразно решить не представлялось возможным. Они утонули в собственной безответственности и нерешительности – и сами сделали возможным собственное уничтожение – как лишнего, бесполезного и вредоносного элемента общества.
Впервые в мире неимущие создали свое государство и осуществили свой глобальный историко-социальный эксперимент. Кому-то он нравится – кому-то – нет. Но он впервые в мире был осуществлен.
Впервые в мире была сделана практическая попытка создать «общество справедливости». Причем попытка глобальная как исторически – существование «реализованной утопии» в течение трех четвертей столетия, – так географически – она оказалась распространена на треть земного шара, – и, наконец исторически – поскольку остальное человечество она заставила стать во много раз справедливее и гуманнее, чем оно было до этой попытки.
Даже если предположить, что проект в принципе был неосуществим (что спорно), сама попытка его осуществить – есть бесспорное достояние мировой цивилизации.
Строго говоря, Ленин выдвинул Россию в число лидеров мирового прогресса (это притом, что еще за несколько десятилетий до того она рассматривалась как главный оплот европейской реакции и «жандарм Европы»).
Кто-то может сказать, что государственное величие было достигнуто ценой «невиданных лишений» и «подавления свободы граждан». Но в том-то и дело, что последнее – лишь одна из точек зрения. На деле сверхдержавность имела в своей основе проектное начало – страна была сильна, в первую очередь, как попытка осуществления «царства свободы». И именно так большей частью и воспринималась до определенного момента в мире. То есть, параметр «свободы и справедливости» формально всегда рассматривался как более важный, нежели момент военного могущества. Можно спорить, насколько он был таковым – но как таковой он был официально признан.
МИРОВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ?
Ленин действительно изменил мир – и возвращение к дооктябрьскому состоянию уже невозможно. В каком-то смысле капитализм сохраняется и развивается сегодня лишь потому, что отступает.
И хотя современный развитой мир, в котором утверждается информационное производство, выглядит комфортно-мирным и рождает предположения о бесспорно эволюционном характере своего последующего развития, весьма вероятно, что эти представления окажутся наивными. Эпоха Ленина, как таковая – вовсе не закончилась.
Когда исполнилось 90 лет казни Карла Первого (1739), могло казаться, что это осталось далеко в прошлом и уж безусловно подобная участь не грозит иным монархам Европы. Но уже начинался Век Просвещения, писали Вольтер и Дидро, впереди было Бостонское чаепитие, штурм Бастилии и революционная диктатура якобинцев.
Когда исполнилось 90 лет революционного террора Французской республики (1883), тоже казалось, что эпоха революций ушла в прошлое. Но уже был казнен народовольцами русский император, в Европе крепли рабочие партии, в России начиналась пропаганда марксизма, – впереди было создание партии большевиков, восстание на «Потемкине» и штурм Зимнего.
Сегодня исполняется 140 лет этого Демиурга – и тоже кажется, что все в прошлом, что мир стабилен и устойчив, а человечество забыло свои юношеские увлечения… Кажется.
