Текст книги "Газета Завтра 857 (16 2010)"
Автор книги: "Завтра" Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
Второй кульминационный момент взятия власти большевиками (если не брать, конечно, непосредственно самого «Октябрьского переворота») – разгон Учредительного собрания, завершивший этот процесс.
Мы хорошо помним, что оно было избрано демократически – примерно как последние Верховные Советы СССР и РСФСР, разорвавшие нашу страну. Мы хорошо помним, что большевики, которым де-факто принадлежала власть, были в нем в меньшинстве (из-за чего и разогнали). Однако мы практически ничего не знаем о наказах, с которыми ехали на Учредительное собрание его депутаты.
А наказы эти были страшными.
Страна изнемогла в отчаянии Первой мировой войны и демократического безвластия, она умывалась кровью, теряла силы и впадала в отчаяние.
Веры центральным властям было едва ли не меньше, чем сегодня федеральным, и не только практически все «национальные окраины», включая Украину, но и значительные регионы Сибири дали своим избранникам однозначный наказ добиваться выхода из состава России.
И те, как честные демократы, добились бы этого, уничтожив Россию, как уничтожили три четверти века спустя Советский Союз, – безо всякой гражданской войны.
Да, большевики разогнали Учредительное собрание совсем не за это – однако их тактический эгоизм и презрение к нормам умершего на тот момент права, как ни печально для любого юриста, было вполне оправданно с точки зрения национальных интересов России.
Целью Ленина было построение в условиях уже более чем столетней давности более свободного, более справедливого, более гуманистичного общества.
И, несмотря на весь ужас, грязь и кровь революционной деятельности и гражданской войны, несмотря на то, что основная часть созидательной работы была сделана уже после его смерти, а во многом и помимо его непосредственных замыслов, она была сделана его людьми и его организацией, любовно собранной и свинченной им буквально вручную – по человечку, по камешку.
И потому он – победитель.
Владимир Личутин МАВЗОЛЕЙ И ЛЕНИН
Владимир Личутин
МАВЗОЛЕЙ И ЛЕНИН
Показывали хронику: настуженная январская Москва провожает своего вождя. Окутанная волнами морозного пара течет бесконечная народная река. У гроба понуро стоят не только верные сподвижники, но и ловцы человечьих душ, христопродавцы, тайные ростовщики и интриганы, кто готовил заговор на вождя и после обрек на медленную мучительную смерть. Пути их разошлись ещё в гражданскую: Ленин положил жизнь свою на алтарь, чтобы дать русскому мужику землю и волю, а неистовые революционеры мечтали втолкнуть крестьян в казармы и лагеря, чтобы гонять их на работы под ружьем, как рабов.
С такой вселенской жалостью ещё никого не провожала Россия, пришедшая ко гробу. Вроде бы радоваться надо, что смерть вдруг прибрала сурового смутителя, а они вот рыдают по усопшему, кто заварил весь неустрой, кто призвал Русь к топору, кто покусился на непреложные государевы устои, на саму матушку православную церковь, на всю католическую Европу, падшую во грехе насилия, пересилил мирового ростовщика, понудил властителей сжалиться над малой тварью и жить по новому закону человеколюбия и почитания ближнего. Это же Ленин, внук приволжского крепостного Николая Ульянова, схватился с самим мамоной, и пусть не сокрушил дьявола вовсе, но заставил попятиться, попритушил его злую силу.
Нет не слепое очарование нашло на крестьянскую Русь, всегда мечтавшую о Беловодье, о своей земле и воле. Сыскался всё же на свете такой вострый умом человек, кто исполнил обещанное, и грядущее по-за гробом теперь казалось гнетущим и туманным. Потому в печальном и строгом молчании проходили центурионы непокорливых мужиков мимо своего мужика-фараона.
…Ленину поставили на Красной площади ступенчатый зиккурат, храм-хранилище, куда и положили мощи сеятеля духа. И русский вождь-фараон, махатма и пророк стал новым чудом света, и со всего мира поспешил благочестный люд на его посмотрение, а само пространство возле кремлевской стены стало храмом под открытым небом. Мавзолей Ленина решительно связал древнюю историю русов с настоящим временем, и в истории великого этноса не стало ложных пробелов. Воистину Красной (красивой, светлой, хорошей, святой) площадь стала с того момента, когда мощи Ленина положили на посмотрение.
С этого дня площадь получила сакральное подтверждение.
Со времени возникновения Москвы её называли и Торгом, и Троицкой, и Пожаром. И в семнадцатом веке ничего прекрасного в ней не было; зимой – сугробы по пояс, в снежной хляби утопали торговый люд, крестьянские сани, кибитки и боярские каптаны; весной грязища несусветная по колена, студеный ветер с реки, мокредь с неба; в жаркие дни – пыль, мухи, колготня тысяч людей, крики лотошников, снующих со снедью и питьем, вопли пьяных ярыжек, гужующих у кабака, протяжные песнопения калик перехожих и нищих милостынщиков, вымаливающих грошика… И, может, в редкие дни, когда патриарх выходил на лобное место, чтобы воссесть на осляти, иль когда царь шел походом по монастырям и тюрьмам, – так вот в эти часы она, наверное, принимала вдруг особый праздничный вид. И Алексей Михайлович, однажды осененный этим мгновением, как бы разглядел историю русов на многие тысячелетия вспять и назвал площадь Красной, значит Святой. Государь, велича Русь, понял истинное назначение этого лоскутка родимой земли. Кремль – это православный алтарь для Руси: там главный храм, там усыпальница, там под спудом лежат русские князья и цари, святые отцы и монахи-черноризцы…Но Красная площадь, обильно политая кровью дикой татарвы и русских воинов, посадских мужиков и стрельцов, – это древнейший храм под открытым небом, это Красная святая комната со всеми непременными приметами: лобное возвышение, как место жертвоприношения, собор блаженного Василия, кремлевская стена. И когда поставили памятник мужику Минину и князю Пожарскому, и положили в мавзолей махатму Ленина( так его величают в Индии), с той минуты Красная площадь стала воистину Святой, сакральной, ибо Ленин оказался в Красной комнате ариев России той «адамовой головой», тем «добрым домовым», «оберегом» для страны, предстателем на небесах перед Всевышним, которого так недоставало русскому народу.Тут же на Святой площади оказался и верный воин Ленина, мужик-полководец Георгий Жуков.
И потому у крестьян всегда поклончивое, благоговейное отношение к Ленину, они не помыслят и не скажут о нем никогда худого слова, в деревне его и поныне величают – Владимир Ильич Ленин, ибо даже мертвый, он не утратил своей магнетической необычной силы, которую не выразить словами. В крестьянстве наиболее плотно и несокрушимо живет родовая память, и в каких-то внешне незаметных знаках, символах, оберегах она не умирает и по сей день, хранит неиссекновенную связующую нить древней цивилизации русов Сирии, Египта и Инда с Россией. Отсюда и поклон Ленину, мировому учителю… Именно Ленин и Сталин спасали, оберегали мужицкую Русь, угадывая её предназначение; либералы, начиная с Хрущева, как подпазушные клещи, впились в деревню, чтобы источить до конца. И вот либеральный город окончательно покорил мужика, готовый похоронить его, навсегда согнать с земли. Ведь только на земле, в глубине народа и живет древняя память по себе… Теперь последний акт мщения готовят правнуки неистовых ревнителей мирового пожара, когда-то завистливо теснившихся у гроба Ильича: вынести мощи из мавзолея, закопать поглубже, убрать из Красной Горницы Русов «доброго домового охранителя» Владимира Ильича Ленина, а Святую площадь превратить в шутовской балаганчик.
Денис Тукмаков ПЕПЕЛ, ПОЛЁТЫ, ПИАР...
Денис Тукмаков
ПЕПЕЛ, ПОЛЁТЫ, ПИАР...
Пять "П": полеты, погода, пепел, похороны и пиар, – казались в эти дни главными действующими лицами. Из уст миллионов людей, ставших жертвами «авиационно-вулканического спектакля», то и дело срывалась, подытоживая ситуацию, интегральная шестая "П", но мы патриоты, по этому поводу промолчим.
Сначала даты – они складываются в занимательный пасьянс. Итак, 21 марта 2010 года в далекой Исландии начинается извержение вулкана Эйяфьятлайокудль. Пепел выбрасывается в северное небо, но на протяжении трех недель о нем никто не вспоминает.
10 апреля под Смоленском разбивается самолет Ту-154М с президентом Польши Лехом Качиньским и другими высокопоставленными гостями на борту.
13 апреля президентская канцелярия Польши назначает дату похорон почившего: они должны состояться через пять дней. На похороны приглашены около ста глав государств со всего света: монархи, президенты, премьер-министры.
15 апреля из-за недопустимой, по мнению ряда «британских ученых», концентрации пепла в атмосфере закрываются для полетов воздушные пространства Великобритании и Дании. В течение двух суток к полному запрету авиасообщений присоединяется вся Европа кроме Средиземноморья. Отменены десятки тысяч рейсов; от неудобств страдают миллионы туристов по всему свету, авиакомпании терпят суммарные убытки по 200 миллионов евро в день.
17 апреля, за день до похорон, ссылаясь на пепел над Европой, большинство мировых лидеров отказываются от приезда в Краков на похороны Качиньского – даже те из них, кто вполне мог добраться до Польши морем (как принц Чарльз), на поезде (как Николя Саркози), на автомобиле (как застрявшая в Риме Ангела Меркель), на вертолете (как Сильвио Берлускони) или на винтовом самолете (как все остальные). В этот же день немецкая Lufthansa и голландская KLM проводят десяток тестовых полетов над Европой: все самолеты благополучно и без повреждений возвращаются домой.
К этому времени не только в России, но и в Европе усиленно озвучивается через СМИ самое банальное объяснение происходящего. Дескать, пепел одного-единственного вулкана на периферии Евразии показал всю хрупкость современной цивилизации; западные лидеры не в состоянии прилететь в Краков из-за пепла, а ехать на машине или на яхте… ну как-то не очень правильно для королей и принцев, верно? Рисуются апокалиптические картины: пепел провисит над Евразией еще лет шестьдесят! Мир постигнет транспортный коллапс! Нас ждут ледяные зимы и голод! Рагнарёк уж близок! «А что же Медведев?» – спрашивает отечественный телезритель. Летит! Парит, проявляя истинную доблесть, а также свое особое отношение к фатуму, к теме пяти "П". Возможно, он чувствует, что после польского крушения среди родных берез обязан рискнуть – Медведев рискует и выигрывает. Почет и слава.
18 апреля Качиньского торжественно хоронят в присутствии пары десятков невысоких гостей, главным из которых фактически становится президент России Дмитрий Медведев. Часть своих аэропортов открывают Германия, Франция, Норвегия, Испания и Болгария; открыты также шесть аэропортов в Польше.
19 апреля авиасообщение в Европе частично восстановлено практически во всех странах. Пепел Эйяфьятлайокудля добирается до Камчатки и… уходит с первых полос газет и из прайм-тайма теленовостей. Активность вулкана значительно снизилась, обрадовано сообщают «британские ученые».
Примерно в эти же часы получает распространение новая, конспирологическая версия происшедшего. Оказывается, вулканический пепел на самом деле – это полная чепуха: никаким полетам он не мешает, что с блеском продемонстрировали тестовые полеты немцев. Однако СМИ намеренно нагнетают ситуацию. Зачем? Чтобы мировые лидеры не ехали в Краков. Дело в том, что за столь короткие сроки невозможно обеспечить безопасность лидерам ведущих стран. Да и не того градуса политик почил. Но напрямую отказываться не комильфо, оттого и придумали вулкан. «А что же Медведев?» – вновь спрашивает околотелевизионный народ. А он, отвечают конспирологи, пусть отдувается за всех и кается, в сотый раз проклиная Сталина, в окружении восточноевропейцев.
И тут в бой вступила тяжелая артиллерия экспертов и аналитиков, она расставила все по местам. Пепел в самом деле опасен, авторитетно заявили они, форсунки забивает, двигатели портит: полеты отменены правомерно. Однако мировые лидеры с легкостью могли бы в Краков прибыть, добавили они весомо, особенно Саркози и Меркель. Но – не едут, делая из Медведева главного гостя. «Чтобы тот отдувался?» – в третий раз спросит очарованный телестранник. Ерунда: этим он мог бы заняться и в присутствии принца Чарльза. Просто России дают до конца доиграть тему «братания с поляками», представляющими в данном случае Европу и НАТО в одном флаконе. С ясно просматриваемой перспективой: ПРО, Афганистан, «разрядка», «конвергенция элит», далее везде.
Пепел падал, мягко укрывая Землю. Самолеты взлетали и не падали. Вулкан был почти нереален, торчал на горизонте, нелепый и дымный. Дмитрий Медведев, одетый в черное, ругал Генералиссимуса, строго хмуря брови.
Гейдар Джемаль ПРОИЗВЕДЕНИЕ В КРАСНОМ
Гейдар Джемаль
ПРОИЗВЕДЕНИЕ В КРАСНОМ
«Разница между духом и материей только в степени, и наша задача состоит в том, чтобы материю сделать духовной, а дух материальным».
Меркурий ван Гельмонт, алхимик.
Среди всех революционеров мировой истории Ленин представляет совершенно особую фигуру. Само явление ленинизма уникально. Ленинская революция – «Великий Октябрь» – удалась, в то время как все другие имевшие место социальные революции остались на стадии неудавшихся попыток, незавершенных проектов, несбывшихся надежд. Любой революции приходится действовать против колоссальной инерции мировой системы. Для свершения революции нужно, чтобы воедино сошлось столь много факторов, что проще представить себе саморождение жизни на Земле. Удавшаяся революция – чудо. Октябрьская – чудо вдвойне: во-первых, она состоялась, и, во-вторых, практически все, что Ленин делал в течение всей своей предреволюционной жизни для ее свершения, либо не пригодилось, либо в некоторых случаях оказалось помехой.
Из всех предшествующих революционеров больше всего Ленина напоминает Огюст Бланки. У француза также жизнь, отданная бесконечным неудачным попыткам; выношенное в конце жизни как следствие этих неудач прозрение в новую стратегию; наконец, совершившаяся без него революция (Парижская коммуна), которая освобождает Бланки из заточения и ставит его на краткий миг во главе. Ленин – это развитие трагической фигуры Бланки, это невероятное масштабирование и одновременно углубление пародоксальности бланкизма.
Бланки к моменту Парижской коммуны был измученный тюрьмами старик (с которого Дюма, кстати, писал своего аббата Фариа в «Графе Монте-Кристо»), он просто объективно, уже не мог возглавлять революцию. К тому же она была, как и множество других политических взрывов, раздавлена катком всемирной социальной инерции.
Между прочим, для Маркса гибель Парижской коммуны стала личным поражением такого масштаба, что после расстрела коммунаров до конца жизни он уже не возвращался в политику, превратившись, по сути, в кабинетного экономиста.
У Ленина же, на момент свержения Временного правительства, находившегося в расцвете сил, революция была похищена... прежде всего его соратниками! Но, раз свершившись, она стала жить дальше и превратилась в грандиозный фактор сначала российской, а затем и всеобщей социальной мобилизации. Тем болезненнее стало для Ленина то, что почти сразу после закрепления успеха его «вынесли за скобки» непосредственного руководства.
Ленин вошел в революционную ситуацию после того, как узнал из газет об отречении царя, к этому моменту уже утратив веру в то, что увидит революционное действо своими глазами. Он был выведен из революции фактически под домашний арест в Горках на последнем этапе Гражданской войны. Сама революция при этом не соответствовала ленинскому проекту и не являлась осуществлением того, что он писал о ней прежде. Почему же, несмотря на это, именно Ленин (а не практически сделавший революцию Троцкий и не исторически воспользовавшийся революцией Сталин) остался в истории как символ и человеческий образ Октября?
Тайна Ленина в том, что среди всей социал-демократической братии, пришедшей на смену народникам и эсерам (последние к 1917 году представляли собой уже сходящую с исторической сцены силу), он был единственный радикал. Все остальные социал-демократы, не исключая Троцкого и Сталина, представляли собой нормальных левых – пусть даже крайне левых – либералов. Чем самый крайне левый (или крайне правый) либерал отличается от настоящего радикала? Либерал не мыслит метафизически. Это не его стезя, он из другого теста. Либералы мыслят, чувствуют и формулируют цели в рамках обыденного существования. Они хотят хорошей жизни, улучшения жизни – для класса в «левом» случае, для расы или нации в «правом», для всех – если они космополитичные гуманисты… А Ленину было наплевать на «хорошую жизнь» для пролетариев, для русского народа, для всего человечества в целом! Он хотел революции для того, чтобы через нее решить метафизическую проблему. Именно это давало ему силы безоглядно рвать с общечеловеческим, общекультурным, историческим и прочими «консенсусами».
Главным «ленинским» лозунгом большевиков стали четыре тезиса, сведенные вместе в страшный молот, обрушивающийся на вековой сговор элит.
Первый тезис – «Мир народам» – носит совершенно эсхатологический характер. В ракурсе гимназического видения всемирной истории, история – это войны. Собственно говоря, для классического миропонимания образованного человека История есть прежде всего история войн. Прерогатива их объявлять и подписывать перемирия принадлежит «миропомазанным особам» – в широком, а не узкосакральном смысле: вселенским хозяевам жизни. Отнять эту прерогативу, объявить о том, что мир есть достояние народов («языков»), означает символически претензию на прекращение истории.
Следующие тезисы – «Фабрики рабочим», «Земля крестьянам» – рационально понятнее, хотя и несравненно меньшего калибра по своему теургическому весу. Но замыкающий четвертый представляет собой опять-таки разрыв с концепцией легитимности и суверенитета, принятой в тогдашнем мире на уровне фундаментальной «нутряной» очевидности. Этот тезис – обращение к народам Востока с призывом упразднить мировую колониальную систему. В последнем лозунге, как и в тезисе о мире, большевистская мысль настаивает на конце истории и эсхатологическом преображении того, что называется мировой политикой.
В развитие этого Ленин объявляет об упразднении тайной дипломатии, о ликвидации «сговора элит» (и, тем самым, об упразднении самой возможности быть причастным к этому сговору!), об открытой публикации секретных договоров между правительствами, что со всей очевидностью могло обнаружить не просто экономическую подоплеку, но самые тайные глубокие предпосылки мировой империалистической войны. (Отметим, что полностью вся тайная дипломатия царизма так и не стала явной, а наиболее глубинные предпосылки так и не были до конца вскрыты, ибо заточение Ленина в Горках во многом изменило само содержание Советской власти.)
Ленинские идеи о принципах Октября были не демагогией, призванной подкупить массы, как об этом уже 90 лет бормочут пошляки-либералы. Они явились выражением именно того, что отличает от либерального болота истинного радикала. А отличает его ненависть к существующей реальности, причем не в ее частных «плохих» проявлениях, мешающих конкретным потребителям жизни вольготно эту жизнь потреблять. Радикал ненавидит реальность в целом как гностическое зло, которое должно быть побеждено. Ленин и был таким гностиком-радикалом, но гностиком особым. Для того чтобы оценить парадокс ленинской мысли, надо расшифровать тайну его воинствующего и доведенного до крайности материализма.
Сегодня вновь становится модным вспоминать Богданова и сталкивать его с Лениным в ретроспективе знаменитого конфликта, зафиксированного в ленинской работе «Материализм и эмпириокритицизм». Не секрет, что Богданов, влиятельный в РСДРП интеллектуал-эрудит с сильными философскими симпатиями к австрийскому неокантианству, считал книжку Ленина наивной и маргинальной, а философские представления автора – детскими. В ряде аспектов можно согласиться, что эта книга написана просто неудачно. По дискурсу, по философскому языку она действительно является торопливой и непрофессиональной работой человека, который был вынужден обстоятельствами взяться за то, чем до сих пор не интересовался. Но о ленинской мысли следует судить не по этому «главному» философскому труду.
Ленин на уровне «подкорки» был абсолютно убежден в том, что материя разумна! Разум как бы растворен в материи, слит с ней, он представляет собой систему фундаментальных закономерностей, которые определяют алгоритмы бесконечных, неисчерпаемых в своем разнообразии форм движения материи. Именно благодаря этому присущему ей атрибуту разума материя движется не стохастически, а направленным «эволюционным» образом. «Материальный» разум преодолевает второе начало термодинамики – энтропию, которая выражает тёмную инерционную «телесную» сторону материи.
Но сам этот разум до определенного момента (появления человека) не осознает себя. Он виртуален и выражается в наборе диалектических закономерностей, направляющих вселенское движение по восходящей спирали до тех пор, пока этот путь не приведет к появлению «диалектического материалиста», который станет свидетелем сформировавших его разумных законов.
На этом этапе разум «эмансипируется» от материи и начинает свидетельствовать ее через органы чувств. Но только через социальный фактор – освобождение общества – разум из простого свидетеля превращается в силу, управляющую уже самими законами, по которым материя движется!
Ленин считал массы прямым аналогом материи, внутри которой разлит виртуальный разум. Самоуправление через Советы есть подобие выхода этого разума наружу из плена безличного с тем, чтобы, превратившись в политическую волю масс, этот освобожденный коллективный разум стал демиургом уже новой «постэсхатологической» истории.
Именно в этом, по Ленину, состояла истинная цель Октября. Поэтому у Владимира Ильича не было нравственных конвульсий перед необходимостью железной рукой подавить антисоветские выступления тех самых рабочих, которые играли такую роль в дискурсе социал-демократических вождей. И напрасно, кстати, по этому поводу усмехаются обличители якобы «идеологической фальши» большевиков: ленинцы утверждали диктатуру пролетариата, а не «диктатуру рабочих». Рабочие – это вполне эмпирические персонажи, которые хотят кушать, требуют повышения зарплат и сокращения рабочей недели. Пролетариат – это корпорация сверхлюдей, получивших свое «иконописное» выражение в образе Павки Корчагина, который рубит кайлом землю под узкоколейку, в то время как любовь его чумазого детства Тоня Туманова с брезгливым недоумением тянет: «Я думала, ты у большевиков уже комиссаром стал…»
Бесспорно, такой формат мысли можно оценить как радикальную версию космизма. Не забудем, что классические космисты: Вернадский, Циолковский, Зелинский, Чижевский – крайне позитивно отнеслись к большевизму. Их притягивала ленинская мистика, они прямо видели в революционном действе некий вид теургии, которая, в конечном счёте ведет к «ноосфере».
Удивительно, что практически в то же самое время в Европе вызревал параллельный российскому свой собственный космизм в нескольких вариантах. Наиболее известными стали два из них: национал-социалистский космизм, основанный на нордических мифах, и «католический» космизм Тейяра де Шардена (последний был весьма близок к Вернадскому).
Ленин, разумеется, отмежевался бы от интеллектуального соседства с иезуитом, считавшим Христа венцом космической эволюции (кстати, ересь, брезжущая уже у Достоевского и открыто проговоренная его Иваном Карамазовым в беседе с Алешей).
Но, тем не менее, ленинизм – это абсолютно религиозная сила своего времени. Сила, скомпрометированная Сталиным с его «жить стало лучше, жить стало веселее» и Хрущевым, сведшим коммунизм к бесплатной колбасе.
Именно поэтому Ленин и Октябрь по-прежнему неразделимы в «коллективном бессознательном», и не только в России, где великодержавный сталинизм сегодня успешно конкурирует с ленинской мистикой.
Самое главное, что радикальный пафос ленинизма не утратил своего обаяния для «коллективного бессознательного» всего человечества.
