Текст книги "Скачу за радугой"

Автор книги: Юзеф Принцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

IV

Новый вожатый появился в лагере перед самым отбоем. Прошла вечерняя линейка, спустили флаг, погасили свет в спальнях у малышей. Ребята из старших отрядов толпились у умывальников и, пересмеиваясь, тянули время: прийти в спальню после горна на сои считалось особым шиком. Людмила нервничала и отчитывала отрядных вожатых, те покрикивали на ребят, я возня у умывальников постепенно стихала. Не расходились только самые отчаянные. Делая вид, что старательно моют шею, они направляли струю воды на соседей, те визжали и окатывали зачинщиков, а заодно прибежавшую на шум вожатую.

Никто не заметил юношу в очках, присевшего на клубное крыльцо. Только когда протяжно и хрипло отзвучал горн и вожатые, мокрые и веселые, разогнали ребят по спальням, Людмила увидела незнакомого парня.

– Почему в лагере посторонние? – крикнула она дежурной вожатой.

– Я не посторонний, – парень вынул какую-то бумажку и протянул ее Людмиле. – Здравствуйте.

Людмила посветила фонариком и пробежала глазами бумажку.

– Имя-то какое длинное! – уже мягче сказала она. – Вениамин, да?

– Можно Веня, – привычно ответил парень и встал, тяжело опираясь на палку.

– Людмила Петровна, – представилась старшая вожатая и засмеялась. – Можно – Люся! Что с ногой?

– Оступился.

– Надо врачу показать.

– Обойдется, – махнул рукой Вениамин.

– Идите в столовую, – сошла с крыльца Людмила. – С отрядом я вас завтра познакомлю. На линейке.

Она вдруг замерла в охотничьей стойке, бросилась в кусты и выволокла оттуда растерянного Тяпу.

– Вот! – победоносно взглянула она на нового вожатого. – Полюбуйтесь! Вячеслав Тяпунов – ваш подопечный. Почему разгуливаешь после отбоя, Тяпунов?

– Я ноги мыл, – посмотрел на свои давно не мытые ноги Тяпа.

– А распорядок дня для тебя не существует? – голосом диктора вещала Людмила. – Ты выше этого?

– Почему выше? – уныло тянул Тяпа. – Ничего не выше!..

– Очень остроумно! – смерила его уничтожающим взглядом Людмила и, потеряв всякий интерес к Тяпе, опять коршуном бросилась в кусты. На этот раз ее жертвой оказался Шурик.

– Ты тоже ноги мыл, Озеров? – демонстрировала вон педагогический опыт Людмила. – Или шею?

– Ноги, – пролепетал Шурик, тараща глаза на Вениамина. – И шею тоже.

– Поразительная чистоплотность! – отвернулась от него Людмила и скомандовала: – Орешкин, Пахомов, Коновалов, Мачерет, Травина – ко мне! Выходите, выходите… Я вас все равно видела!

Первым из кустов появился Генка. За ним – остальные.

Людмила стояла в позе укротителя хищных животных, который только что проделал опаснейший трюк и ждет аплодисментов.

– Второе звено первого отряда! – объявила она. – Наше несчастье!

«Наше несчастье» помалкивало.

– А это ваш новый вожатый! – эффектно провела концовку номера Людмила и сделала шаг в сторону.

Аплодисментов не было. Второе звено враждебно молчало.

– Здравствуйте, – шагнул к ним новый вожатый. – Меня зовут Вениамин.

– Можно – Веня, – угрюмо сказал Генка.

В горле у Людмилы что-то пискнуло. Она откашлялась и растерянно спросила:

– Вы что?.. Вы его знаете?

– В первый раз вижу, – серьезно ответил Вениамин.

Людмила подозрительно посмотрела на него, не зная, как расценить происшедшее, привычно начала:

– А ты, Орешкин… – потом махнула рукой и устало сказала: – Марш спать!

* * *

Генкина койка стояла у стены, прямо против окна, и, засыпая, он всегда видел темный прямоугольник неба и лохматую ветку ели. Ветка была похожа ни лапу какого-то огромного зверя. В ветреную погоду она тихонько раскачивалась и царапала стекло, будто просилась в дом. Генка смотрел на нее и думал о том, что теперь-то наверняка вылетит из лагеря. Людмила, конечно, расскажет этому очкарику о пропаже плафонов, а тот немедленно выложит, что видел их в землянке. Расставаться с лагерем Генке было не очень жалко. Он доживал здесь вторую смену, и лагерная жизнь ему порядком надоела. В городе можно прошвырнуться в киношку, поесть вдоволь мороженого, сгонять в футбол, смотаться с ребятами на Петропавловку и в ЦПКиО. Вот только мать!

Генка представил себе, как она сначала испугается, увидев его дома, потом запричитает и будет ходить по квартире с заплаканными глазами, а он не сможет ни объяснить случившегося, ни сказать ей что-нибудь в утешение и будет только бубнить: «Да брось ты, мам!» Генка перевернулся на живот и уткнулся головой в подушку.

– Не спишь? – услышал он голос Тяпы.

– Жарко, – буркнул Генка.

– Хочешь сухарика?

– Отстань!

– Соленые! – захрустел в темноте Тяпа.

– Днем мнешь, ночью мнешь, – подал голос Пахомчик. – Лопнешь!

– Не лопну! – успокоил его Тяпа. – Кинуть один?

– После них пить охота.

– Бак-то в коридоре!

– Ну давай! – согласился Пахомчик.

Теперь они захрустели вдвоем.

– Дадите вы спать или нет?! – закричал Генка. – Хрумкают, как лошади!

– Нервы у тебя! – заметил Тяпа и опять захрустел сухарем.

Генка присел на койке, собираясь встать и выдать Тяпе по шее, но раздумал и снова улегся на спину.

– А может, не скажет? – спросил Генка. – А, Тяпа?

– Витамин-то? – подхватил Тяпа. – Скажет! Ему выгоды нет скрывать!

– Выгоды? – растерялся Генка.

– Ну?! – подтвердил Тяпа. – Людмила ему кто? Начальство! А мы ему кто? Никто! Доложит и сразу в авторитете. Это и ежику пьяному понятно!

В уверенном голосе Тяпы звучало такое неприкрытое злорадство, что Генке стало не по себе.

– А ты вроде и ни при чем? – спросил он.

– А что я? – спокойно ответил Тяпа. – Мне сказали, я пошел. – И, нисколько не сомневаясь в своей правоте, деловито добавил: – Всех из лагеря не попрут: че-пе. А одного разрешается. Для профилактики!

– И все-то ты знаешь, Тяпа! – не то с сожалением, не то с угрозой сказал Генка и отвернулся к стене.

Обшитая еще не крашенной вагонкой, она пахла смолой и лесом. Прямо перед Генкиным лицом чернели два сучка. Генка прищурился, и сучки превратились в два черных глаза, сверкающих в прорезях белой маски. И сразу почему-то вспомнилось, как презрительно и брезгливо сказал про маски этот длинный парень, новый вожатый. Много он знает! Генка откинулся на подушку и, закрыв глаза, мысленно прокрутил самые захватывающие кадры любимого фильма. Скачут… Отстреливаются… Спасают… Мстят… Масок не было! Нигде! Ни одной! Генка в растерянности сел на койке. Неужели у него смешалось в голове все, что он видел в фильме и что придумывал сам? Выходит, прав был новый вожатый: ковбои не носят масок. А значит, и вся затея с плафонами была ни к чему?! Генка замычал и саданул кулаком подушку.

– Зуб, что ли? – сонно спросил из темноты Пахомчик.

Генка не ответил. Он смотрел на белеющий под потолком плафон. Точно такие же еще недавно висели в клубе. Теперь их надо срочно вешать обратно. Завтра же ночью! А если на утренней линейке его шуганут из лагеря? И что он скажет ребятам? Зачем снимали? Да и не похожи они вовсе на маски, эти плафоны! Чтобы не видеть ненавистный плафон, Генка натянул на голову одеяло и опять с надеждой подумал: «Вдруг случится чудо и никто ничего не узнает?» Но тут же вспомнил уверенные слова начальника: «Все узнаем. Не на Марсе живем!»

«А хорошо бы! – размечтался Генка. – Вызывают на линейке, а я уже – тю-тю! Где Орешкин? На Марсе!»

Генка блаженно улыбнулся и свернулся калачиком под одеялом, оставив маленькую щелочку у глаз. В телочку уютно светила луна, и еловая ветка за окном, покачиваясь от поднявшегося ветра, то открывала, то опять закрывала незнакомую Генке яркую звезду.

«Марс!» – почему-то решил Генка и чуточку приоткрыл одеяло. Звезда светилась то слабее, то сильнее, и от этого была то дальше, то ближе. Если Генка закрывал левый глаз, звезда перемещалась вправо, если правый – влево, и Генке казалось, что это он сам шагает с одной звезды на другую в черной невесомости космоса. Тело его и вправду стало легким-прелегким, и, засыпая, он вдруг увидел Олино лицо в скафандре, похожем на плафон. Она протягивала к нему худенькие руки и говорила:

– О Сын Неба! Возьми меня на Землю! Я хочу видеть зеленые горы, белые облака, синее небо! Ты добрый великан из моих детских снов!

И Генка поднимал ее на своих сильных руках и бережно нес к сверкающему кораблю, а за ними бежал, путаясь в длинном черном халате, Тяпа и что-то угрожающе кричал и размахивал палкой с блестящим шариком на конце. Из шарика летели голубые молнии, но уже захлопывался люк, и корабль взмывал в небо, стремительно уносясь к далекой маленькой звездочке, ближе которой нет во всей Вселенной.

Чудо, о котором мечтал Генка, свершилось!

На утренней линейке о них не было сказано ни слова. Людмила представила нового вожатого, объявила распорядок дня, назначила дежурных и распустила линейку. «Семерка» недоумевала. За завтраком они сидели молчаливые и растерянные. Только Пахомчик восхищенно повторял:

– Витамин-то? Ну Витаминчик! Молоток!

– Начальника ждет, – умерил его восторг Тяпа. – Приедет из города, он и доложит.

– А Людмиле почему не сказал? – не сдавался Пахомчик. – Не все равно ему?

– Сравнил! – Тяпа допил лишнюю кружку какао и пошарил глазами по столу: нет ли где еще бесхозной. – Людмила твоя что? «Пионер – всем ребятам пример!» А у начальника зарплата в руках, питание, премии там всякие. Понимать должен, не маленький!

– Врешь ты все, Тяпа! – вдруг закричал Шурик. – Врешь!

Он бросил ложку, она со звоном полетела куда-то в сторону, но Шурик даже не взглянул на нее. Он стоял против Тяпы, сжав кулаки, маленький и тонкий, и губы его странно подергивались.

– Во псих! – спокойно сказал Тяпа и оглянулся на бежавшую к ним дежурную по столовой. – Тебя трогали? Ты чего в пузырь лезешь?

– Что случилось, Озеров? – остановилась перед их столом дежурная.

– Какаом обжегся, – ответил за Шурика Тяпа. – Я ему говорю: дуй – а он не слушается.

– Осторожней надо, Озеров, – успокоилась дежурная. – Ложку отнеси в мойку и скажи, чтоб тебе дали чистую. Ты слышишь меня, Озеров?

Шурик выдохнул воздух, кивнул и, поискав глазами упавшую ложку, поплелся между столиками к раздаточному окну.

– Ну, Тяпа! – процедил сквозь зубы Генка. – Ты допросишься!

– А чего? – захлопал ресницами Тяпа. – Сказать нельзя?

– Ты говори, да не заговаривайся! – Генка поднялся и направился к выходу из столовой.

– Да брось ты, Ген! – побежал за ним Тяпа и, заглядывая в глаза, быстро-быстро заговорил: – Он, может, и не скажет! Витамин-то! Чего ему с нами отношения портить? А, Ген? Подработает к стипешке, и ладно! Студент небось? Как думаешь, Ген?

– Да не трещи ты! – отмахнулся от него Генка.

– Я не трещу! – хитро заблестел маленькими глазками Тяпа. – Я разговариваю! А что ты сегодня такой сердитый? Спросить тебя можно или нет?

– Ну? – остановился Генка.

– Что с масками делать будем? – прищурился Тяпа. – Так обратно и повесим?

Генка взглянул в щелочки Тяпиных глаз и насмешливо сказал:

– А это не маски. Скафандры.

– Какие еще скафандры? – опешил Тяпа.

– Космические! – уже на ходу ответил Генка и небрежно добавил: – Сегодня летим на Марс!

Генка скрылся за углом столовой, а Тяпа все еще стоял на прежнем месте.

Два пробегавших мимо малыша остановились и, подражая Тяпе, постояли с открытым ртом. Потом засмеялись и побежали дальше.

V

Первый отряд сидел на полянке вокруг нового вожатого и, скучая, смотрел, как Вениамин с озабоченным лицом листает какую-то толстую книгу.

– «О-пре-де-ли-тель!» – прочел Тяпа название на обложке и громогласно объявил: – Определять будем, пацаны!

– Кого? – спросил Пахомчик и лег на спину, подставляя лицо солнцу.

– Тебя, например! Или Шурика.

– А куда? – заинтересовался Пахомчик.

– Тебя – в колонию, Шурика – в детский сад! – захохотал Тяпа, но на всякий случай отодвинулся от Пахомчика и оглянулся на Шурика. Тот их не слышал. Лежа на животе, он увлеченно рассматривал в лупу муравьев.

– А Озеров по сырости ползает! – доложила вожатому Ползикова, аккуратная девочка с тонкими бровками и по-старушечьи поджатыми губами.

– Ну и пускай ползает, – рассеянно отозвался Вениамин.

– А нам не велели! – настаивала Ползикова.

Вениамин отложил книгу и поискал глазами Шурика.

– Озеров, ты что потерял?

– Ничего я не потерял, – с достоинством ответил Шурик. – За муравьями наблюдаю.

– Интересно? – спросил Вениамин.

– Ага! – кивнул Шурик и уткнулся в лупу.

Вениамин не без зависти посмотрел на него и снова углубился в книгу.

– Жарко… – зевнул Тяпа. – Купнемся, Конь?

– Не… – помотал головой Конь. – Мешок у меня. – И показал на кусты орешника.

– Да кому он нужен! – фыркнул Тяпа и вдруг перешел на шепот: – Атас!

К ним шла Людмила. На ней был джерсовый костюм с блестящим комсомольским значком на лацкане, белые туфли на высоком каблуке, в руках – кожаная папка на молнии. Ползикова вскочила и вскинула руку в салюте. За ней нехотя поднялись остальные.

– Здравствуй, Нина! – улыбнулась Ползиковой старшая вожатая. – Садитесь, ребята. Чем занимаемся?

– Да вот… – Вениамин повертел в руках книгу. – В город?

– На методичку вызывают, – кивнула Людмила. – Что у вас по плану?

– Сбор лекарственных трав.

– Ну и как?

– Пока никак! – вздохнул Вениамин. – Ничего в этой науке не смыслю.

– А чего тут смыслить? – засмеялась Людмила. – Ромашка, ландыш, зверобой. Вот и вся наука!

– Не скажите! – покачал головой Вениамин. – Я всегда думал, что картошка, а она, оказывается, «солянум туберозум»!

– Красиво! – мечтательно запрокинула голову Людмила. – Но лучше просто: «Здравствуй, милая картошка!..»

– «Тошка-тошка-тошка!» – старательно подхватила Ползикова, но, услышав, что поет одна, осеклась.

– Солистка! – сказал за ее спиной Шурик.

Ползикова заморгала реденькими ресницами и, еще тоньше сжав губы, подошла ближе к Людмиле. Та, осторожно ступая по траве, вышла на тропинку и, взглянув, не запачкались ли туфли, помахала рукой Вениамину:

– Счастливо! – Потом обернулась к Ползиковой: – Тебе что, Нина?

– А Озеров на животе ползает. С лупой! – сообщила Ползикова и мстительно оглянулась на Шурика.

– Зачем тебе лупа, Озеров? – спросила Людмила. – Видишь плохо?

– Хорошо я вижу, – буркнул Шурик.

– Не груби, Озеров, – нахмурилась Людмила.

– Я не грублю, – с ненавистью глядя на Ползикову, отчеканил Шурик.

– Нет, грубишь! – Лицо Людмилы стало покрываться красными пятнами. – Дай-ка сюда лупу!

– Людмила Петровна… – попытался вмешаться Вениамин, но остановить Людмилу было невозможно.

– В конце смены получишь. Будете костры от солнца разжигать, пожар устроите. Давай сюда!

Шурик коротко вздохнул, положил лупу в протянутую руку Людмилы и, ни на кого не глядя, отошел в сторону.

– Он костры не разжигал никогда, – мрачно сказал Генка.

– Давай без адвокатов, Орешкин, – Людмила сунула лупу на дно папки, застегнула молнию. – О себе думай, на волоске висишь!

И, чувствуя себя особенно ловко в городском костюме, легко пошла по тропинке.

– Красивая Людмила Петровна, правда? – заглядывая в глаза вожатому, спросила Ползикова.

Будто не расслышав, Вениамин хмуро сказал:

– Пошли в овраг, что ли? Там, наверно, этих ландышей навалом!

И, чуть прихрамывая, зашагал к лесу. Отряд лениво потянулся за ним. Оставшиеся на поляне «ковбои» выжидающе смотрели на Генку. Он сидел, обхватив руками коленки, и молчал.

– Летим мы на Марс, или я купаться пойду? – не выдержал Пахомчик.

– Лагерь надоел? – усмехнулся Генка.

– Так и так выгонят! – махнул рукой Пахомчик.

– Витамин-то молчит! – успокоил его Тяпа. – Труханул, видать!

– Ничего он не труханул! – возразил Шурик. – Понимаешь ты много…

– Профессор! – прищурился Тяпа. – Лупа-то отцовская небось? Дадут тебе дома звону!

– Хватит! – оборвал его Генка. – Дуйте в овраг, помаячьте там немного и обратно. Давай за мешком, Конь!

Генка остался один. Две большие стрекозы гонялись друг за другом кругами, как самолеты в воздушном бою. Одна из них опустилась рядом с Генкой. Он осторожно протянул руку, но, спугнутая тенью, стрекоза метнулась вверх, сразу же откуда-то появилась вторая, и, блестя слюдяными крыльями, они понеслись к лесу. Генка улегся навзничь в высокую траву. И зачем он брякнул про этот Марс? Их «семерке» хватит дел на Земле. Надо только придумать такое, чтобы все ахнули! Генка устроился поудобней и закрыл глаза.

…Трещали выстрелы, скакали и падали лошади, он бежал по крышам вагонов мчащегося поезда, отцеплял паровоз, прыгал с моста в бурлящий водопад. Но в окнах вагонов, в паровозном дыму, в брызгах ревущего водопада видел он печальное девичье лицо за прозрачной оболочкой скафандра…

Генка потряс головой и стукнул кулаком по траве.

– Комар в ухо залетел? – спросил Конь и присел рядом, осторожно опустив мешок. – Вот, принес!

– Что принес? – думая о своем, переспросил Генка.

– Да ты чего, Ген? – уставился на него Конь. – Эти… Скафандры!

– А-а!

Генка уныло кивнул. На Марс, видно, придется слегать. Не отвяжутся. Но зато потом!.. Что будет потом, Генка не знал. Он понимал только, что неотразимый, бесстрашный, блистательный Крис уходит от него все дальше и дальше. И не в масках вовсе было дело. Жили ведь они раньше без масок. Как еще жили! А теперь все стало другим.

Генка вздохнул и поднялся с травы.

– Свистни, Конь!

Конь вложил два пальца в рот и пронзительно свистнул. Вороны с карканьем закружились над старой березой, перелетели на сосну у опушки и, нахохлившись, расселись на ветках. Послышался ответный свист, зашевелились кусты орешника, на поляну выскочили Тяпа, Пахомчик, Игорь и Шурик. Последней подошла Оля. Стараясь не смотреть на нее, Генка спросил:

– Книжку прочитали?

– За день-то? – присвистнул Тяпа. – Мы что, больные?

– Шурик рассказал, – разулыбался Пахомчик. – Законная книжка!

– Ладно, – кивнул Генка. – Значит, так… Я – инженер Лось, Пахомчик – Гусев, Оля – Аэлита…

– Вот, вот! – засопел Тяпа.

– Что «вот, вот»? – нахмурился Генка.

– Ты – Лось, она – Аэлита.

– Ну и что?

– Ничего!

Генка увидел, как залилось краской Олино лицо. Она подошла к Тяпе и очень тихо сказала:

– Не смей! Слышишь? Не смей!

– А чего? – попятился от нее Тяпа. – Подумаешь!

– Это подло! – все так же быстро и тихо говорила Оля. – Подло! Подло! Как ты можешь?

Генка тяжело шагнул к Тяпе, но на его руке повис Шурик.

– Плюнь, Ген! Не связывайся!

– Брось! – угрюмо басил Пахомчик, оттирая плечом Тяпу. – Чего дурака слушать!

– Умные какие! – огрызался из-за спины Пахомчика Тяпа. – Все на одного, да?

– Нужен ты нам! – опустил руки Генка и, помолчав, повторил: – Я – Лось, Оля – Аэлита, Пахомчик – Гусев, Тяпа – Тускуб…

– Вот! – вскинулся Тяпа. – Слыхали?

– Опять? – повернулся к нему Генка.

– А по какому такому праву?! – завопил Тяпа. – Ты – Лось, а я этот… Куб какой-то!

– Тускуб! – засмеялся довольный Шурик.

– Один черт! – отмахнулся Тяпа. – Почему?

– Потому! – коротко ответил Генка. – Не хочешь, будешь простой марсианин. Считаю до трех. Раз… Два…

– Ладно, – буркнул Тяпа.

– Простыни притащили? – спросил Генка у Коня.

– Ага! – кивнул Конь. – В мешке.

– Одевайтесь! – приказал Генка. – Все марсиане в белом, на голове стеклянный шар. Мы с Пахомчиком в своем.

– Вот, вот! – заворчал Тяпа. – У нас стеклянные головы, у них свои!

– Так они же земляне! – вмешался Шурик. – Неужели не понятно?

– Мне-то все понятно! – мрачно сказал Тяпа. – Давай сюда мешок!

Когда переодетые «марсиане» вышли из кустов, Пахомчик ахнул, а Генка довольно улыбнулся. Закутанные в простыни, со стеклянными шарами на головах они и впрямь казались существами иной планеты. Да еще где-то в лесу запели ребята, и ветер то относил, то пять приближал мелодию, делая ее таинственной. А кода Оля, прижав худенькие руки к груди, пошла навстречу Генке, он опять вспомнил печальное девичье лицо под прозрачной оболочкой скафандра и, вглядываясь в это приближающееся к нему лицо, вдруг почувствовал себя очень большим и сильным. А она неуверенно, будто вслушиваясь в странные эти слова, говорила:

– Сын Неба! Ты добрый и сильный. Ты пришел из моих снов, но я боюсь за тебя!

Генка повел плечами и широко шагнул ей навстречу.

…Черные мхи пружинили под ногами, красные длинные травы цеплялись за него, но он шел вперед, туда, где в голубоватом тумане виднелась маленькая фигурка с беспомощно протянутыми руками. Словно большая хищная птица рассекла воздух над его головой, заколебался туман, перед ним возник кто-то в длинном хитоне, с хрустальным шаром на голове.

– Уходи! – кричал Тяпа, встав между ним и Олей. – Отваливай на Землю!

– Рано влезаешь, – поморщился Генка.

– Ничего не рано! – поддергивая сползающую простыню, заявил Тяпа. – Она сказала, что боится? Сказала!

Генка пожал плечами и нехотя направился за кусты. Тяпа задрал простыню, пошарил в карманах и вытащил пузырек из-под валерьянки.

– Вот! Дашь ему выпить. Не сделаешь, худо будет!

– За что? – заломила руки Оля.

– Двигай! – распорядился Тяпа.

Оля закрыла лицо ладонями и, спотыкаясь, пошла к орешнику. Довольный Тяпа зашагал за ней.

– Гусев, давай! – скомандовал из-за кустов Генка.

– Сейчас! – отозвался Пахомчик. – Маузер куда-то делся!

И в эту минуту на опушке показалась Ползикова. Она подозрительно оглядела пустую поляну и уже собралась было подойти к кустам, как оттуда выскочил Пахомчик, а за ним кто-то в белом, с блестящей на солнце стеклянной головой. Ползикова ойкнула и присела за ствол березы.

– Что у вас делается, товарищи марсиане? – кричал Пахомчик, размахивая деревянным маузером. – Кто взрывает город?

– Это Тускуб! – сдавленным не то от смеха, не то от ужаса голосом отвечало существо в белом. – А у нас нет оружия!

– А это что? – потряс маузером Пахомчик и прицелился в березу.

– Мама! – закричала Ползикова, закрывая голову руками.

– Ты чего? – попятился Пахомчик.

– Кто это?

– Где?

Ползикова опустила руки и открыла зажмуренные глаза. Странного существа не было.

– Вот здесь стоял! – оглядела она поляну. – Весь белый и голова стеклянная!

– У самой стеклянная! – ухмыльнулся Пахомчик. – Никого тут не было.

– Было!

– Померещилось со страху!

– Все равно вожатому скажу, – поджала губы Ползикова.

– Так он тебе и поверил! – отвернулся от нее Пахомчик. – Жми отсюда!

– Ну, Пахомов! – неопределенно пригрозила Ползикова и, оглядываясь, пошла к лесу. Когда она скрылась за деревьями, из-за кустов вышел Генка.

– Обошлось?

– Вроде… – кивнул Пахомчик. – Только она все равно капнет.

– Кто ее слушать будет! – махнул рукой Генка и вдруг заторопил: – Иди!

Пахомчик оглянулся и увидел Олю. Легко касаясь ногами травы, она медленно шла навстречу Генке, и лицо ее под стеклянным сверкающим шаром было совсем незнакомым, печальным и счастливым одновременно. Пахомчик попятился, но Оля прошла мимо него, даже не взглянув, не дрогнув ресницами, будто это был не он, а пень или дерево. Руки ее беспомощно повисли вдоль тела, она шла, как плыла, и певучим низким голосом, чуть задыхаясь, выговаривала, как заклинание:

– Здесь всюду смерть. Солнце не греет, льды не тают, высыхают моря, пески засыпают Туму. Я хочу видеть зеленые горы, белые облака, синее море. О Сын Неба! Возьми меня на Землю!

Генка бросился к ней и протянул руки.

…Он смотрел в ее запрокинутое бледное лицо, и сердце его сжималось от жалости, нежности и печали. Бережно и осторожно положил он свои ладони на ее худенькие плечи…

– Обнимаетесь?! – яростно закричал Тяпа, бросаясь на Генку. – Обнимаетесь, да?!

Генка успел повернуться и встретить Тяпу точным коротким ударом. Тяпа схватился за живот и сел на землю. Отдышавшись, жалобно спросил:

– Ты чего дерешься?

– Смотреть мне на тебя?

– Не по правилам! В книжке как? Ты должен упасть, а не я. Падай, давай!

– Фиг! – показал ему кукиш Генка. – Ты чего полез? Твое дело приказать и стоять, сложив руки на груди.

– А я не хочу «на груди»!

– Еще раз схлопочешь, – спокойно предупредил Генка.

– Я же уводить ее должен! – все еще сидя на земле, ныл Тяпа. – Мне Шурик сказал: «Будешь разлучать!»

– Уводи, – согласился Генка.

Тяпа поднялся с земли, подошел к Оле и по-хозяйски положил ей руку на плечо.

– Ты что? Вообще уже?! – скинула она его руку.

– А что? – отступил Тяпа. – Я тебя разлучаю? Разлучаю!

– Ну и разлучай! – вскинула голову Оля. – Только без рук!

И пошла за кусты орешника. Обескураженный Тяпа поплелся за ней. Генка засмеялся и навзничь упал в траву.

– Ты мертвый, что ли? – спросил подошедший Пахомчик.

– Без сознания! – болтал в воздухе ногами Генка.

– На себе, выходит, переть? – вздохнул Пахомчик.

– Давай, давай! – веселился Генка. – Марсиане тебя не забудут!

Пахомчик с трудом взвалил Генку на спину и, пошатываясь, направился к зарослям орешника, не видя вышедших на опушку Вениамина и Ползикову.

– Ранил! – в ужасе прошептала Ползикова. – Я говорила, говорила… А вы не верили! Он еще пистолетом грозился!

Ползикова вдруг пискнула и спряталась за спину Вениамина. К ним направлялась Оля. Белая простыня ниспадала с ее плеч, стеклянный шар сверкал на голове. Запрокинув лицо, протянув руки к небу, она шла, не видя никого вокруг, и голос ее звенел, разносясь по поляне:

– Где ты, Сын Неба! Вернись! Рожденная из света звезд ждет тебя!

Наткнувшись на ошеломленного Вениамина, она замолкла и смотрела на него, не узнавая.

– Травина… – осторожно дотронулся до нее Вениамин.

– Что? – не сразу ответила Оля.

– Ты… Ты как себя чувствуешь?

– Хорошо, – недоумевающе взглянула на него Оля.

– А почему так одета?

– Как? – Оля поправила простыню, коснулась рукой стеклянного шара на голове. – А-а!.. К лагерному карнавалу готовлюсь.

– Понятно! – облегченно вздохнул Вениамин.

– Врет! – закричала Ползикова. – Наш отряд еще костюмы не делал. Мы – корнеплоды, а она кто? Привидение!

– Сама ты привидение! – хмуро отозвалась Оля.

– А на голове что?! – ахнула Ползикова. – И не стыдно, Травина? А еще девочка!

– Подожди, Ползикова, – попытался остановить ее Вениамин.

– Да вы посмотрите! – захлебывалась от возбуждения Ползикова. – Это же колпаки из клуба!

– Замолчи! – сжала кулаки Оля.

– Не замолчу! – расхрабрилась Ползикова. – Думали, хулиганы какие-нибудь посторонние! А это вот кто! Ну, Травина!

– Это правда? – спросил Вениамин.

– Пусть она уйдет, – сквозь зубы сказала Оля.

Вениамин внимательно посмотрел на нее и обернулся к Ползиковой:

– Иди погуляй.

– Я уйду, а она вам такого наговорит! – упиралась Ползикова. – Вы ей не верьте!

– Иди! – жестко повторил Вениамин. Ползикова съежилась, будто сразу стала меньше ростом, и пошла к лесу.

– Ну? – посмотрел на молчавшую Олю Вениамин. – Откуда плафоны?

– Из клуба, – прошептала Оля. – Только вы начальнику не говорите.

– Боишься?

– Я?! – вскинула голову Оля. – Нет! Мы хотели сами…

– Что?

– Ничего. – Она упрямо сжала губы и отвернулась.

– Так… – сказал Вениамин и опять повторил: – Так…

Повернулся и не спеша направился к лесу.

Оля опустилась на траву и расплакалась. Вышедшие из-за кустов орешника мальчишки уселись вокруг и деликатно смотрели в сторону, пока она, всхлипывая и размазывая слезы, вытирала лицо краем простыни.

– И чего тебя на поляну понесло? – мрачно сказал Пахомчик. – Не видела их, что ли?

– Ничего я не видела! – шмыгнула носом Оля. – Я Аэлитой была. По-настоящему! Я, если хочешь знать, шла и плакала.

– Зачем? – удивился Тяпа.

– Низачем! – отвернулась от него Оля и опять всхлипнула.

– Дурак ты все-таки, Тяпа, – вздохнул Шурик и подсел к Генке. – Что будем делать, Ген?

– Обратно надо вешать, – угрюмо ответил Генка. – Людмилы до утра не будет, а к начальнику Ползикова не сунется!

– Почему? – поинтересовался Пахомчик.

– Не любит он таких, – неохотно объяснил Генка и, помолчав, добавил: – По-моему.

– А Витамин? – вмешался Тяпа. – Теперь-то наверняка доложит!

– Все равно надо вешать, – нахмурился Генка. – Сегодня ночью.

– Ночью? – протянул Тяпа.

– Страшно? – усмехнулся Генка.

– Спросить нельзя? – надулся Тяпа и покосился на Олю. – Думаешь, ты один такой храбрый?

В лесу опять послышалась песня. Отряд возвращался в лагерь.

– Сейчас на обед горнить будут, – сообщил Тяпа.

– По солнцу определяешь? – усмехнулся Пахомчик.

– По животу! – не понял шутки Тяпа и заспешил: – Пошли, пацаны!

Генка нарочно отстал от ребят. Постоял над большим муравейником, похлопал ладонью по верхушке и поднес ее к носу, вдохнув щекочущий запах муравьиного спирта. На знакомом повороте тропинки прыгнул с одного набухшего землей корневища на другое, в который раз удивляясь могучей силе деревьев, протягивающих друг другу эти руки-корни, чтобы вместе устоять перед любой бедой. Долго, будто прощаясь, слушал, как долбит сосновую кору дятел, и, разглядев его на вершине старой порыжевшей сосны, пошел дальше.

Он шел и думал о том, что надо самому пойти к начальнику и рассказать обо всем. Пусть гонит из лагеря его одного, «семерка» здесь ни при чем. Потом подумал, что не та уж «семерка»! То «ковбои», то «марсиане», и запутал он все сам, а распутывать почему-то не хочется. И сразу вспомнил Олино мокрое от слез лицо и протянутые к нему руки. «Артистка! – убеждал он себя. – Артистка! И больше ничего!» Но тогда выходило, что и сам он артист из погорелого театра, потому что верил ей, а главное – себе. Он тоже стал тогда седым и грустным инженером Лосем и, став им, предал верного и отважного Криса.

«Поиграли – и хватит!» – решил Генка, подходя к большому, заросшему мхом валуну. Валун был похож на какое-то огромное доисторическое животное, и каждый раз, проходя мимо, Генка останавливался перед ним и гадал, кем он прикинется сегодня: гигантским динозавром или мамонтом. Но сегодня валун был просто валуном, а у подножия его, натянув на колени короткую юбку, сидела Оля. Генка споткнулся и хотел повернуть обратно, но Оля уже увидела его и шагнула навстречу.

– Я тебя жду, – сказала она, глядя ему прямо в глаза.

Теперь она была совсем не похожа на Аэлиту. Лицо ее было спокойным, брови нахмурены, спутанные волосы закрывали лоб.

– Ну? – спросил Генка, смотря в сторону.

– Слушай, Ген, – сказала она негромко. – Раз все из-за меня, я и отвечу.

– Из-за тебя? – по-своему понял ее Генка и почувствовал, что краснеет. – Что из-за тебя?

– Если бы меня не увидели, ничего бы не было, – нахмурилась Оля. – А я как дурочка!..

Она безнадежно махнула рукой и замолчала. Генка облегченно вздохнул, но тут же помрачнел и, боясь выдать себя, небрежно сказал:

– Брось, не переживай! И так плохо, и так плохо!

– Что плохо? – подняла брови Оля.

– Все! – крутанул в воздухе рукой Генка и с отчаянием повторил: – Ну, все! Понимаешь?

Она растерянно покачала головой и вздохнула:

– Пойду к начальнику.

– Да ты-то при чем?! – закричал Генка. – При чем тут ты? Я все затеял, мне и отвечать!

– Тебя выгонят, – сказала Оля и чуть слышно добавила: – А я не хочу…

Генка засмеялся, с разбегу прыгнул на валун, с трудом удержался на нем, и, балансируя руками, прошелся по гладкой круглой верхушке.

– Не выгонят! – крикнул он сверху. – А выгонят – пусть! До конца смены – всего ничего! Ты в город приедешь! – Потом спрыгнул вниз и, разглядывая верхушки деревьев, небрежно проговорил: – В общем, плюнь! Без тебя разберемся!