Текст книги "Тьма в бутылке"

Автор книги: Юсси Адлер-Ольсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

И вот он в капкане.

– Исабель, извини, – тихо произнес он. – Я зашел слишком далеко, я знаю. Извини. Но я без ума от тебя, поэтому так и произошло. Не думай о том, что я сказал тебе вчера. Я просто не знал, что мне делать. Сказать, что у меня есть жена и дети, или оскорбить тебя ложью? Я бы потерял свою семейную жизнь, если бы я остался с тобой, а я уже был готов на это. И все-таки я побывал в лапах соблазна. Настолько сильного, что я хотел знать о тебе все. Я просто не мог этому противостоять, понимаешь?

Она презрительно смотрела на него, а он тем временем взвешивал, что же ему делать на льдине. Скорее всего, белый медведь не повалит его без какой бы то ни было причины. Если он сейчас скроется и больше никогда не объявится в этих краях, вряд ли она станет обременять своего брата просьбой найти какие-то сведения о нем. Зачем ей это? Если он убьет ее или куда-нибудь увезет, напротив, будет повод для расследования. Даже самая тщательная уборка не избавит жилище от всех до единого волосков, остатков спермы, отпечатков пальцев. Они создадут тот или иной профиль, хотя и не смогут обнаружить его в регистре. Он мог бы поджечь дом, но пожарные могут успеть приехать, кто-то может увидеть, как он уезжает. Слишком ненадежно. А у полицейского по имени Карстен Йонссон теперь есть номер его автомобиля. А значит, и описание самого средства передвижения. Да уж, возможно, она снабдила своего братца-полицейского и другими подробностями относительно его персоны.

Он смотрел вдаль прямо перед собой, а она следила за каждым его движением. Несмотря на то, что он был мастером перевоплощений и старался не повторяться, в этих письмах могла содержаться абсолютно точная информация о его росте и комплекции, не говоря уж о более интимных частях тела. В общем, было совершенно неизвестно, что именно она рассказала, и именно в этом заключалась основная проблема.

Он всмотрелся в ее жесткий взгляд, и его осенило, что она никакой не медведь. Она василиск. Смесь змеи, петуха и дракона. А стоило человеку встретиться взглядом с василиском, он тут же обращался в камень. Да-да, только повстречайся ему на пути, и тут же погибнешь от змеиного яда. Никому, кроме василиска, больше не дано такого умения – прокукарекать миру свою версию истины. Ни единому существу. И лишь увидев свое отражение в зеркале, это чудище погибнет. Это было ему прекрасно известно.

А потому он сказал:

– Несмотря на твои слова, Исабель, я буду думать о тебе. Ты красивая и замечательная, и мне жаль, что я не встретил тебя раньше. А теперь слишком поздно. Я сожалею и прошу меня простить. Я не хотел причинять тебе боль. Ты прекрасна. Извини.

И он нежно погладил ее по щеке. Видимо, это сработало. По крайней мере, на мгновение ее губы задрожали.

– Думаю, тебе нужно уйти. Я больше не хочу тебя видеть, – вот что она сказала, сама того не желая.

Еще долго-долго она будет горевать о том, что все кончилось. Ведь именно таких переживаний очень не хватает в ее возрасте.

В этот момент он и перепрыгнул на другую льдину. Ни василиск, ни медведь за ним не последовали.

Она отпустила его, на часах еще не было семи.

16

По обыкновению, он позвонил жене около восьми. По-прежнему избегая конфликтных тем, живо рассказал ей о событиях, которые с ним никогда не происходили, и поведал о чувствах, которых в данный момент не испытывал. На пути из Виборга он остановился у супермаркета «Лёвбьерг» и наскоро умылся в туалете для клиентов, прежде чем отправиться далее к Хальд Эге и Стангхеде, где его ожидали Самуэль и Магдалена.

Теперь ничто не могло его задержать. Погода прекрасная. Еще засветло он наконец покинет этот край.

Семья встретила его запахом домашних булочек, возлагая на него большие надежды. Самуэль тренировался, несмотря на больное колено, Магдалена стояла, сверкая глазами, ее тщательно расчесанные волосы струились пушистыми прядями.

Они уже были собраны.

– Может, нам стоит сначала заехать в больницу и проверить колено Самуэля? Мы как раз успеем. – Он отправил в рот последний кусочек булки и посмотрел на часы. Без четверти десять.

Он прекрасно знал, что они откажутся от его предложения. Приверженцы Церкви Матери Божьей не посещают больницы по пустякам.

– Нет, спасибо, большое спасибо, у него обычный вывих. – Рахиль протянула ему чашку с кофе и показала на молоко, стоявшее на столе. Гость обслуживал себя сам.

– Так, а где проводятся соревнования? – поинтересовался Йошуа. – Может, мы чуть позже к вам присоединимся, если будет время.

– Не мели вздор, Йошуа, – пнула его Рахиль. – Ты прекрасно знаешь, когда у тебя есть время, а когда его нет.

Видимо, времени не было никогда, насколько он мог судить.

– В зале Виндерупа, – все-таки ответил он хозяину. – Их проводит клуб Буджуцукан. Возможно, информация есть в Интернете.

Никакой информации не было, зато точно было известно, что в доме нет Интернета. Очередное дьявольское изобретение, так его называли служители Церкви Матери Божьей.

Он схватился рукой за лицо.

– Ой, извините, я сглупил. Конечно, у вас нет Интернета. Простите. Чертово детище. – Он постарался выглядеть виноватым и отметил про себя, что кофе у них без кофеина. В этом доме все предельно политкорректно. – В общем, в зале Виндерупа, – заключил он.

Они махали на прощание. Вся семья выстроилась перед домом, взмахивая руками. Отныне им никогда не будет суждено пребывать в мире и терпимости, свойственной прежней жизни. Улыбающиеся люди, которые уже очень скоро поймут, что мировое зло не удержишь под контролем еженедельными богослужениями и отречением от божеств нового времени.

И он не жалел их. Они сами выбрали, на какой путь ступить, и путь этот пересекся с его дорогой.

Он посмотрел на двух детей, сидевших рядом с ним и махавших своей семье руками.

– Вам удобно? – спросил он, когда они проезжали полоски по-зимнему голых полей с торчащими черно-коричневыми стеблями кукурузы.

Просунул руку в пространство на боковой двери. Да, оружие лежало наготове. Мало кто заподозрит в этой вещице то, чем она является на самом деле. Точь-в-точь такая же форма, как у ручки дипломата.

Он улыбнулся им, когда они кивнули. Им было удобно, и мысли проносились стремительно. Они не привыкли к большим переменам в своем спокойном образе жизни, полной ограничений. Впереди их ждало знаменательное событие.

Нет, в дальнейшем вряд ли возникнут какие-то поводы для беспокойства.

– Дорога на Виндеруп очень красивая, – сказал он и предложил им по шоколадному батончику. Да-да, запрещенное дома лакомство, с целью создать между ними ощущение общности. А ощущение общности способствует уверенности. А уверенность незаменима для спокойной рабочей обстановки.

– Ах да, – сказал он, увидев их замешательство, – у меня еще есть с собой фрукты. Может, лучше угостить вас клементином?

– Я, пожалуй, лучше съем шоколадку. – Магдалена обнажила полукруг зубов в обезоруживающей улыбке. Как и пристало девочке, прячущей свои секреты под слоем садового дерна.

Потом он выразил восхищение вересковым ландшафтом и порадовался тому, что скоро насовсем переберется в этот район. А когда они добрались до перекрестка в Виндерупе, общее настроение вполне соответствовало его пожеланиям – расслабленное, доверительное и дружественное. Вот тут-то он и свернул.

– Эй, наверное, ты рановато повернул, – заметил Самуэль, прильнув к стеклу. – Поворот на Хольстебровайен должен был быть следующим.

– Да, я знаю. Но вчера, когда я ездил по округе и смотрел дома, я обнаружил этот прямой съезд на трассу 16.

Он снова свернул через несколько сот метров после памятника Эрику Клиппингу. На указателе стояло «Хессельборгвайен».

– Теперь нам нужно двигаться по этой дороге. Чуть медленнее, но напрямую.

– Правда? – Самуэль прочитал табличку, мимо которой они проехали. «Движение военного транспорта по ответвляющимся дорогам запрещено». – А я думал, там тупик, – сказал мальчик и снова откинулся на спинку.

– Нет-нет, мы только проедем желтый дом с левой стороны, потом будет заброшенная ферма, после которой мы опять свернем налево. Наверное, ты просто не знаешь эту дорогу.

Он кивнул сам себе, когда они проехали на несколько сот метров вперед и между колеями уменьшился слой щебня. Начались сплошные поля и леса. Конечный пункт путешествия ожидал их за следующим поворотом.

– Нет, смотри, – сказал мальчик и показал вперед. – Ты тут не проедешь. Думаю, вряд ли получится.

Здесь он допустил ошибку, но вдаваться в долгие объяснения было незачем. А потому он сказал:

– Вот черт, Самуэль. Ты прав. Поэтому нам сейчас придется разворачиваться. Извините. Но я был настолько уверен…

Он развернул машину поперек дороги, выехав на обочину, и сдал назад в деревья.

Едва мотор замолчал, он выхватил из боковой двери «Станган», снял его с предохранителя, приставил его к шее Магдалены и нажал курок. Дьявольское орудие, посылающее 1,2 миллиона вольт в тело жертвы и в мгновение ока парализующее ее. Крик от боли и дергание тела в не меньшей степени заставило Самуэля вздрогнуть. Как и сестра, он был застигнут совершенно врасплох. В его взгляде отражался страх, но в то же время и готовность к бою. В короткий миг, прошедший с того момента, когда сестра рухнула, и до момента, когда он понял, что на него направлено смертельное оружие, в организме мальчика пробудились все механизмы, способствующие выработке адреналина.

Поэтому ему не сразу удалось отреагировать, когда мальчик отпихнул сестру, дернул за ручку двери и после щелчка вырвался из автомобиля. И поэтому удар электрошока не был столь сильным.

Он выпустил в девочку еще один разряд и прыгнул за парнем, которому уже удалось немного удалиться от лесной дороги, поросшей низенькой травой, поджимая больное колено. Вопрос стоял лишь о количестве секунд, через которые наступит его очередь.

Добравшись до елей, мальчик резко обернулся.

– Чего ты хочешь? – прокричал он, призывая богов на помощь, словно из идеальных рядов еловых посадок сейчас же образуется группа ангелов, готовых к его защите. Он, хромая, сдвинулся чуть в сторону и схватил еловую палку с отвратительно острыми концами от обломанных веток.

Вот вляпался, пронеслось у него в голове. Все-таки сначала надо было заняться парнем. Почему, черт возьми, он не слушается своих инстинктов?

– Не приближайся, – ревел парень, размахивая у себя над головой палкой. Несомненно, он намеревался нанести удар. Парень будет бороться, он покажет все, чему успел научиться.

Именно тогда он решил, что нужно заказать по Интернету «Тазер С2». С помощью этого орудия он будет иметь возможность поразить жертву электрошоком с расстояния в несколько метров. Иногда нельзя было терять ни секунды, и сейчас как раз был такой момент. До фермерского дома отсюда было всего несколько сотен метров. И хотя место выбиралось очень тщательно, все же сам фермер или лесник вполне могли сюда забрести. Через несколько секунд младшая сестренка настолько оклемается, что и она сможет сбежать.

– Это тебе не поможет, Самуэль, – с этими словами он прыгнул навстречу ожесточенным движениям мальчика. Почувствовал, как палка обрушивается ему на плечо в то самое мгновение, когда прижал свой «Станган» к руке мальчика, и рев обоих слился в единый звук.

Однако бой был неравным, и после следующего разряда парень свалился.

Он посмотрел на то место на плече, куда пришелся удар Самуэля. Дьявол, по ветровке неровным пятном расползалась кровь.

– Да, к следующему разу непременно приобрету «Тазер», – пробормотал он, затаскивая мальчика в кузов фургона и прикладывая к его лицу лоскут, пропитанный хлороформом. Всего через мгновение мальчик устремил пустой взгляд перед собой и окончательно потерял сознание.

А через секунду то же самое произошло и с его сестрой.

Затем он надел им на глаза повязки, по обыкновению связал им клейкой лентой руки, ноги и заклеил рты и уложил ничком вниз с заломленными руками на толстый коврик на полу.

Он переодел рубашку, надел другую куртку и несколько минут внимательно смотрел на детей, чтобы удостовериться, что им не поплохеет, не стошнит и что они не захлебнутся собственной рвотой.

Уверившись в их нормальном состоянии, он сел за руль.

Сестра с мужем обосновались в небольшом фермерском доме на окраине Орупа. Беленьком и стоявшем у самой дороги. Всего в нескольких километрах от той самой церкви, где его отец нес свое заключительное призвание. Он сам мечтал поселиться здесь в последнюю очередь.

– Откуда ты пожаловал к нам на этот раз? – без какого бы то ни было интереса спросил деверь, указывая на пару поношенных тапок, которые всегда стояли у входа и в которых вынуждены были шаркать все гости этого дома. Словно их полы хоть когда-нибудь представляли собой какую-то ценность.

Он устремился на звук, доносившийся из гостиной, и обнаружил, что его сестра сидит, закутанная в плед, над которым поработало время и моль, и что-то напевает.

Ева всегда узнавала его шаги, но всегда молчала. С последнего раза она сильно поправилась. Килограммов на двадцать как минимум. Тело ее расплылось во всех направлениях и вскоре полностью поглотило картинку той сестренки, которая, как ненормальная, носилась по саду священника.

Они не поздоровались друг с другом. Так было всегда. Да и в доме их детства вежливые фразы не представляли особой ценности.

– Я совсем ненадолго, – сказал он и уселся перед ней на корточки. – Как у тебя дела?

– Вилли хорошо обо мне заботится, – ответила она. – Мы скоро будем обедать. Может, и ты с нами перекусишь?

– Спасибо, не откажусь. А потом поеду.

Она кивнула. В действительности ей было все равно. С той поры, как в ее глазах погас огонек, потребность слышать новости о своей родне и окружающем мире тоже притупилась. Может, так оно и должно было произойти. Может, поблекшие картины из прошлого чересчур переполняли ее чересчур волнительными воспоминаниями.

– Я привез вам денег. – Он вынул из кармана конверт и вложил ей в руку. – Тридцать тысяч. Так что, может, вам хватит до моего следующего приезда.

– Спасибо. Когда?

– Через несколько месяцев.

Ева кивнула и встала. Он хотел подать ей руку, но она справилась сама.

На кухонном столе красовалась клеенка, видавшая лучшие времена в иные годы, с алюминиевым подносом с дешевым печеночным паштетом и кусками какого-то поджаренного мяса. Вилли знал в районе людей, добывавших на охоте больше, чем они были способны съесть, так что в калориях недостатка они не испытывали.

Деверь по-астматически тяжко застонал, склонив голову на грудь и бормоча «Отче наш». И он, и сестра изо всех сил зажмурили глаза, однако всеми остальными органами чувств были прикованы к тому концу стола, где он сидел.

– Ты еще не пришел к Богу? – спросила затем сестра, обратив на него белесый мертвенный взгляд.

– Нет, – ответил он. – Отец вышиб его из меня напрочь.

Тут деверь медленно поднял голову и злобно посмотрел на него. Когда-то он был чудесным парнем. Задиристым, охваченным мечтой о дальних плаваниях; намеревался посетить все самые отдаленные уголки света и повидать всех до единой ласковых женщин. Когда он повстречал Еву, она пленила его своей уязвимостью и прекрасными речами. Он всегда был приверженцем Христа, однако тогда не считал его своим лучшим другом.

И только Ева научила его этому.

– Говори о тесте с уважением, – сказал деверь. – Он был святым человеком.

Он взглянул на сестрицу. Ее лицо абсолютно ничего не выражало. Если бы у нее был какой-то комментарий на этот счет, она бы его высказала, но никакой реплики не последовало. Естественно.

– Ты полагаешь, наш отец сейчас в раю, я правильно понял?

Деверь прищурил глаза. Это и являлось ответом. Не следовало и начинать этот разговор, неважно, брат ли он Евы или нет.

Он покачал головой и отразил взгляд деверя. Безнадежный темный человек, подумал он. Если представление о рае с непременным присутствием туповатого и ограниченного священника третьего ранга было для него настолько важно, то нужно было от всего сердца поспособствовать его скорейшему переселению туда.

– Хватит на меня так смотреть, – прервал он молчание. – Я оставил вам с Евой тридцать тысяч крон. И за эту сумму я требую, чтобы ты сдерживал себя на протяжении получаса, пока я здесь нахожусь.

Он посмотрел на распятие, висевшее на стене над покривившимся лицом деверя. Оно было тяжелее, чем казалось на вид.

Некогда он ощутил это на своем теле.

Он почувствовал какие-то толчки в кузове по дороге на мост Сторебэльтсброен и остановился перед платежным терминалом, чтобы открыть дверцу и добавить хлороформа двум сопротивляющимся телам.

Только когда внутри вновь воцарилось спокойствие, он продолжил путь, на этот раз со спущенными стеклами и раздражающим ощущением того, что последняя доза оказалась неконтролируемой.

Когда он добрался до эллинга в Северной Зеландии, было еще слишком светло для перемещения детей. Со стороны моря скользили первые в этом году, но последние в этот день лодки, направляясь к пристаням в Люнэсе и Кигнэсе. Попадись хоть одна любопытная душа с биноклем, все пропало. Проблема заключалась в том, что в кузове фургона было слишком тихо, и это обстоятельство начало его беспокоить. Если дети умерли от передозировки хлороформа, многомесячные приготовления пойдут прахом.

Спускайся уже, чтоб тебе пусто было, думал он, пристально следя за упрямым небесным колоссом, застрявшим на уровне горизонта, с горящими над ним облаками.

Он достал мобильный телефон. Семья в Доллерупе уже начала беспокоиться по поводу того, что он еще не привез детей. Он обещал им приехать к часу отдыха – и не сдержал свое обещание. Он представил их себе в этот момент, сидящих в ожидании за обеденным столом с зажженными свечами, в туниках и со сложенными на груди руками. Это последний раз, когда мы на него положились, говорит в этот момент за столом мать.

И как же мучительно она права.

Он позвонил. Предпочел не представляться. Просто сказал, что требует миллион крон. Старые купюры в маленьком мешочке, который они должны выбросить из поезда. Он сказал им номер поезда, где и когда нужно сделать пересадку, на каком перегоне им следует присматриваться к свету стробоскопа и на какой стороне путей. Он будет держать его в руке, и прибор будет сиять яркими вспышками. Никакого промедления, у них один-единственный шанс. Когда они выбросят мешок, вскоре вновь увидят своих детей.

И пусть не вздумают его обманывать. Впереди у них будут выходные и понедельник на обмен денег. А вечером в понедельник – тот самый поезд. Если денег не будет, дети погибнут. Если привлекут полицию, дети погибнут. Если поднимут шум, прежде чем передадут деньги, дети погибнут.

– И помните, – говорил он. – Деньги вы заработаете вновь, детей же потеряете навсегда. – В этом месте он всегда давал родителям мгновение передохнуть. Справиться с шоком. – И, кроме того, помните, что вы не можете постоянно стоять на защите ваших остальных детей. Если я почую неладное, вы будете жить в постоянной опасности. Это, а также то, что вы не сможете отследить данный номер мобильного телефона, – вот единственное, в чем вы можете быть уверены.

На этом он завершал. Все так просто. Спустя десять секунд телефон опустится на дно бухты. Он всегда забрасывал аппараты как можно дальше.

Дети были бледные, как трупы, но живые. Он приковал их в низеньком эллинге на достаточном расстоянии друг от друга, снял с них повязки и проследил, чтобы не выдали обратно то, что он дал им выпить.

После привычного сеанса с мольбами, рыданиями и страхами они немного поели, и он с чистой совестью заклеил им рты и уехал.

Он владел этим местом уже пятнадцать лет, и, кроме него самого, никто никогда не приближался к постройке. Жилой дом, к которому относился этот сарай для хранения лодок, был скрыт за деревьями, и участок, прилегавший к сараю, всегда густо зарастал. Единственная точка, с которой можно было разглядеть этот маленький домик, находилась в море, да и тут были некоторые помехи. Кому бы захотелось забираться в вонючее месиво из водорослей, наросших на рыболовную сеть? Сеть, которую он натянул между стойками однажды, когда кто-то из его жертв бросил что-то в воду.

Да, детишки могут тут пищать, сколько влезет. Их никто не услышит.

Вновь бросил взгляд на часы. Сегодня против обыкновения он не станет звонить жене, когда возьмет курс на Роскиле. К чему давать ей намек на то, когда следует ждать его домой?

Теперь он отправится на ферму у Ферслева, поставит фургон в сарай и помчится дальше на своем «Мерседесе». Менее чем через час он уже будет дома, так что время покажет, где она там шляется.

На последних километрах перед домом он испытал какое-то внутреннее спокойствие. Что в самом деле зародило в нем сомнение относительно жены? Не вызвано ли оно собственным изъяном? Эти беспочвенные подозрения и дурные мысли не подпитываются ли всей той ложью, которую он сам производил на свет и за счет которой жил? Может, это следствие его собственной жизни под прикрытием?

Нет, если говорить начистоту, нам хорошо вместе, такова была его последняя мысль перед тем, как он констатировал, что у въезда на их участок стоял прислоненный к иве мужской велосипед.

И велосипед был не его.