355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юсси Адлер-Ольсен » Тьма в бутылке » Текст книги (страница 1)
Тьма в бутылке
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 21:13

Текст книги "Тьма в бутылке"


Автор книги: Юсси Адлер-Ольсен



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Юсси Адлер-Ольсен
Тьма в бутылке

Посвящается моему сыну Кесу


Благодарности

Выражаю сердечную благодарность Ханне Адлер-Ольсен за ежедневное вдохновение, поддержку и неоценимую помощь мудрыми советами. Спасибо также Элсебет Веренс, Фредди Мильтону, Эдди Кирану, Ханне Петерсен, Мику Шмальстигу и Карло Андерсену за необходимые и подробные замечания, Анне С. Андерсен за острый глаз и богатое разнообразие стиля. Отдельное спасибо Хенрику Грегерсену из газеты «ЛокальАвисен» (Фредерикссунд), Гитте и Петеру К. Раннес, а также Датскому Центру Авторов и Переводчиков «Хальд» совместно со Стивом Шайном за гостеприимство в особо интенсивные периоды творчества. Благодарю Бо Тистеда Симонсена, заместителя главы судебно-генетического отдела. Спасибо комиссару полиции Лайфу Кристенсену за щедро переданный опыт и поправки, касающиеся работы полиции. Инженеру Яну Андерсену и вице-комиссару полиции Рене Конгсгарту за разъяснительные занятия в стенах полицейского ведомства и полицейскому Кнуду В. Нильсену из копенгагенской Ассоциации помощи в организации похорон полицейских за предоставленный комфорт и оказанное гостеприимство.

Спасибо вам, мои замечательные читатели, посетившие мой сайт www.jussiadlerolsen.dk и вдохновившие меня на дальнейшее творчество своими письмами на мой электронный адрес [email protected].

Пролог

Наступило уже третье утро, и запах смолы и водорослей начал въедаться в одежду. Под полом эллинга тихо плескалась ледяная каша, омывая сваи и пробуждая воспоминания о временах, когда все было хорошо.

Он приподнял верхнюю часть тела с лежанки, состоявшей из бумажного мусора, ровно настолько, чтобы иметь возможность разглядеть лицо своего младшего брата, от которого даже во сне веяло холодом и болью.

Скоро он проснется и примется с недоумением осматриваться вокруг. Обнаружит тугие кожаные ремни, стягивающие запястья и живот. Услышит стук цепи, которой прикован к стене. Увидит метель и свет, силящийся проникнуть сквозь просмоленные доски. И тогда он начнет молиться.

Бесчисленное множество раз отчаяние вспыхивало во взгляде брата. Вновь и вновь молитвы о милости Иеговы доносились сдавленным хрипом из уст, плотно заклеенных лентой.

Однако они оба знали, что Иегова не удостоит их ни единым взглядом, ибо они отведали крови. Крови, подмешанной похитителем в стаканы с водой, из которых он дал им попить, прежде чем рассказал, что в них содержится. Они испили воды с запретной кровью, и вот они осуждены навечно. А потому стыд жег их изнутри даже сильнее, чем жажда.

«Как ты думаешь, что он с нами сделает?» – вопрошал взгляд младшего брата. Но откуда ему было знать ответ? Он лишь инстинктивно чувствовал, что скоро все кончится.

Он вновь откинулся назад и в очередной раз осмотрел слабо освещенное помещение. Глаза его скользнули вдоль ригелей и сквозь запутанную паутину, отметив все выступы и неровности. Ветхие одно– и двухлопастные весла, висевшие на стенах. Прогнившие рыболовные сети, давным-давно принесшие свой последний улов.

И вдруг он заметил бутылку. Солнечный луч мгновенно скользнул по бело-голубому стеклу и ослепил его.

Она была так близко, и все-таки как же сложно было до нее дотянуться! Она торчала прямо позади него, зажатая между двумя досками, из которых был сложен пол. Он сунул пальцы в щель между досками и осторожно уцепился за горлышко. Воздух вокруг почти превратился в лед. Заполучив бутылку, он намеревался разбить ее и перерезать осколком ремень, сковывающий запястья, а как только ремень ослабнет, он онемевшими руками отыщет пряжку на спине и расстегнет ее, избавится от ленты, парализующей рот, скинет ремни, стягивающие талию и бедра, и, как только цепь, прикрепленная к кожаному ремню, падет, он бросится к брату и освободит его. Крепко прижмет его к себе и будет держать в своих объятиях до тех пор, пока их тела не перестанут дрожать.

Затем он изо всех сил примется резать стеклом деревянную дверь. Посмотрим, сможет ли он выдолбить доски в местах, где крепятся петли. А если случится страшное и автомобиль приедет раньше, чем работа будет закончена, он будет поджидать этого человека – караулить его за дверью с разбитой бутылкой в руке. Вот что он собирался сделать, так он себе представлял.

Он подался вперед, сложил ледяные пальцы за спиной и попросил прощения за свои злые мысли. Затем принялся дальше расцарапывать щель, чтобы заполучить бутылку. Он скреб и скреб до тех пор, пока бутылка не накренилась так сильно, что он мог взять ее.

Он навострил уши.

Неужели звук двигателя? Точно. Похоже на мощный мотор большого автомобиля. Но – приближается ли этот автомобиль к ним или просто проезжает мимо?

На мгновение звук усилился, и он так яростно потянул за горлышко, что хрустнули суставы на пальцах. Однако звук стал затихать. Может быть, это ветряная установка, которая воет и грохочет где-то снаружи? Возможно, и что-то другое. Он так и не понял.

Теплое дыхание просочилось через ноздри наружу и паром застыло в воздухе у самого лица. В данный момент он не испытывал особого страха. Чем больше он думал о Иегове и его милостивых дарах, тем лучше ему становилось. Сжал губы и продолжил дело. И как только бутылка наконец поддалась, он так яростно принялся колотить ею по доскам, что брат рывком поднял голову и в ужасе начал озираться.

Он бил бутылкой по половицам снова и снова. Сложно было размахнуться ею руками, связанными за спиной, слишком сложно. В конце концов, когда пальцы уже были не в состоянии удерживать бутылку, он бросил ее, повернулся и тупо уставился на нее. Пыль в тесной каморке летела с ригелей вниз.

У него не получилось разбить ее. Он просто был не в состоянии. Разбить какую-то ничтожную бутылку. Неужели это следствие того, что они пили кровь? Значит, Иегова их покинул?

Он взглянул на брата, который медленно завернулся в подстилку и рухнул на лежанку. Он молчал. Даже не пытался ничего промычать губами, залепленными лентой.

Потребовалось некоторое время, чтобы собрать все необходимое. Самым сложным оказалось растянуть цепь настолько, чтобы кончиками пальцев дотянуться до смолы, сочившейся из досок. Все остальное находилось в пределах досягаемости: бутылка, деревянная щепка от половицы, обрывки бумаги, на которых он сидел.

Тогда он стащил один ботинок и так глубоко ткнул щепкой в запястье, что глаза невольно наполнились слезами. Минуту или две кровь капала на блестящий ботинок. Затем он выдрал большой кусок бумаги из подстилки, окунул щепку в кровь, повернул торс набок, потянув за собой цепь, таким образом, чтобы видеть то, что он пишет за спиной. Сконцентрировав все свои способности, он мелкими буквами поведал об их беде. Подписав сообщение, скатал листок бумаги и запихнул его в бутылку, не забыв затолкать в горлышко немного смолы. Он выпрямился и несколько раз убедился со всей тщательностью, что все сделано правильно.

Едва закончив, он услышал глубокий звук гудящего двигателя. На этот раз сомневаться не приходилось. На секунду задержав взгляд на брате, он изо всех сил вытянулся в направлении света, пробивающегося сквозь широкую щель в стене – это было единственное отверстие, через которое можно было вытолкнуть бутылку наружу.

Затем дверь отворилась и небольшая фигура вошла внутрь в облаке белых снежинок.

Тишина.

Раздался шлепок по воде.

Бутылка была отпущена.

1

Карл проснулся, ожидая очутиться в более приятной обстановке.

Первое, что он заметил, – это источник кислоты, прорвавшийся у него в пищеводе; а затем, открыв глаза, чтобы осмотреться в поисках чего-нибудь, что могло устранить дискомфорт, обнаружил на соседней подушке искаженное лицо женщины, изо рта у которой слегка подтекали слюни.

«Проклятие, это же Сюссер», – пронеслось в его мозгу, и он попытался вспомнить, каких дров успел наворотить минувшей ночью. Прежде всего, Сюссер. Его не расстающаяся с сигаретой соседка. Балаболка предпенсионного возраста и мастерица на все руки из мэрии Аллерёда.

Ужасная мысль промелькнула в его голове. Карл медленно приподнял одеяло, после чего со вздохом облегчения констатировал – несмотря ни на что, он все еще был в трусах.

Карл выругался снова, спихивая жилистую руку Сюссер со своей груди. Такой головной боли у него еще не было с тех пор, как Вигга покинула дом.

– Благодарю, обойдемся без подробностей, – предупредил он, встретив на кухне Мортена и Йеспера. – Только объясните мне, что эта дама забыла на моей подушке.

– Старая ведьма весит целую тонну, – заметил его пасынок, поднося к губам только что открытый пакет с соком. Когда Йеспер научится пользоваться стаканом, не мог бы предсказать даже Нострадамус.

– Извини, Карл, – сказал Мортен, – но она никак не могла найти ключи, а ты все равно уже вырубился, вот я и подумал…

«Больше никаких гриль-вечеринок с Мортеном», – пообещал Карл сам себе и бросил взгляд в комнату на кровать Харди. С тех пор как две недели назад его старый коллега въехал в квартиру, ощущение домашнего уюта затрещало по швам. Вовсе не потому, что регулируемая по высоте кровать занимала четверть площади комнаты и частично загораживала вид на сад, и не потому, что висящая капельница или переполняющиеся мешки с мочой причиняли Карлу какое-то неудобство; даже не потому, что полностью парализованное тело Харди непрерывно испускало поток зловонных газов. Нет, причиной произошедшей перемены было чувство вины – за то, что у самого Карла обе ноги здоровые и он может перемещаться на них, когда и куда захочет. И еще ощущение, что он постоянно должен оправдываться за эту свою способность. Жертвовать чем-то. Все время что-то делать для обездвиженного мужчины.

– Успокойся, – упредил его Харди, когда они несколько месяцев назад обсуждали плюсы и минусы его перемещения из специализированной клиники спинномозговых травм в Хорнбэке. – Здесь между твоими посещениями проходит целая неделя. Так тебе не кажется, что я могу иногда обойтись и без твоего непосредственного внимания, если переберусь к тебе?

Но дело было в том, что Харди мог просто тихо дремать, как сейчас, и все же он присутствовал. Его присутствие отражалось на мыслях, на планировании дня, на словах, которые необходимо было тщательно взвешивать, прежде чем произнести вслух. Это было утомительно. А, что ни говори, в собственном доме невозможно испытывать постоянное утомление. К тому же добавлялись чисто практически вещи – стирка, смена белья, уход за внушительным телом Харди, закупка в магазинах, общение с медсестрами и представителями власти, приготовление еды. Конечно, с этим помогал и Мортен, но все же.

– Как спал, дружище? – осторожно спросил он, подойдя к постели Харди. Старый коллега приоткрыл глаза и медленно улыбнулся:

– Ну вот, отпуск и закончился. Добро пожаловать к штурвалу, Карл. Четырнадцать дней истекли, они были тяжелыми. Но мы с Мортеном справимся. Только передай привет парням от меня, ладно?

Карл кивнул. Как же тяжело сейчас Харди! Если бы кто-нибудь мог поменяться с ним местами хотя бы на один день…

Раздобыть бы где-нибудь один день для Харди.

Помимо охранников в будке, Карл не встретил ни одной живой души. Весь персонал полицейского управления словно ветром сдуло. Коридор между колоннами по-зимнему серый и неприветливый.

– Что, черт возьми, происходит? – закричал Карл, проходя в коридор подвала.

Он ожидал шумного приветствия, рассчитывал ощутить резкий запах мятной жвачки Ассада или услышать, как Роза напевает какую-нибудь классическую мелодию, но все словно вымерло. Неужели они покинули судно, пока он пребывал в двухнедельном отпуске по случаю переезда Харди? Карл заглянул в комнатку Ассада и в недоумении осмотрелся – ни фотографий престарелых тетушек, ни молитвенного коврика, ни коробок с сахарным печеньем. Даже лампы на потолке были выключены.

Он прошел по коридору и включил свет в своем офисе. Безопасные владения, где он уже раскрыл три дела и еще два оставил нераскрытыми. Место, в котором не действовал запрет на курение и где все старые дела, находящиеся на рассмотрении в отделе «Q», в целости и сохранности были аккуратно разложены по трем стопкам, согласно непогрешимой системе Карла.

Он замедлил шаг, увидев перед собой совершенно неузнаваемый полированный стол. Ни пятнышка. Ни клочка. Ни единого плотно исписанного листа бумаги, на который можно было положить уставшие ноги, а затем выбросить в мусорное ведро. Ни одного файла. Словом, все ветром сдуло.

– Роза! – закричал он настойчиво.

Голос полетел по пустому коридору. Карл, прямо как Палле, один на целом свете.[1]1
  Главный герой рассказа датского писателя Йенса Сигсгорда «Палле один на свете».


[Закрыть]
Он оказался последним живым человеком, петухом, лишенным курятника. Королем, готовым отдать свое царство за коня. Он схватил телефон и набрал номер Лизы, сидящей на третьем этаже в отделе убийств.

Прошло двадцать пять секунд, прежде чем трубку подняли.

– Секретариат, отдел «А», – произнес голос фру Серенсен, самой ненавистной Карлу сотрудницы. Это была волчица Ильза[2]2
  Главная героиня эротического фильма «Ильза, волчица СС» (1975, США).


[Закрыть]
собственной персоной.

– Фру Серенсен, – по-кошачьи мягко прозвучал его голос. – Это Карл Мёрк. Я сижу здесь в абсолютном одиночестве. Что случилось? Вы не знаете, где Ассад и Роза?

Ей потребовалась какая-то миллисекунда на то, чтобы бросить трубку. Вот паразитка.

Он встал и направился к месту дислокации Розы чуть дальше по коридору. Возможно, там удастся найти разгадку тайны исчезнувших материалов. Эта мысль казалась ему вполне логичной ровно до той мучительной секунды, когда он обнаружил, что на стене между офисами Ассада и Розы висело штук десять мягких оргалитовых плит с прикрепленными к ним делами, которые две недели назад лежали на его столе. Стремянка из полированной лиственницы отмечала место, где было приклеено последнее дело. Это было дело, которое им пришлось бросить. Уже второе подряд нераскрытое.

Карл сделал шаг назад, чтобы получить полную картину бумажного ада. Что, черт возьми, делают его бумаги на этой стенке? Ассад и Роза совсем сошли с ума? Так, может, поэтому этих придурков выставили?

Иначе быть не могло.

На третьем этаже обстановка была такая же. Никого. Даже место фру Серенсен за стойкой зияло пустотой. Офис начальника отдела убийств. Офис заместителя. Кухня. Комната совещаний. Везде пусто.

Что за чертовщина, подумал Карл. Может, была угроза взрыва? Или реформа полиции зашла настолько далеко, что сотрудников выгнали на улицу и приготовились продавать здание? Неужели новый министр юстиции рехнулся? A TV2 разогнали?

Он почесал в затылке, снял трубку и позвонил вниз охранникам.

– Карл Мёрк на проводе. Куда подевались отсюда все люди?

– Большинство на собрании в Мемориале.

– В Мемориале?! До 19 сентября еще больше, чем полгода. Зачем? Не на годовщину же интернирования датской полиции![3]3
  19 сентября 1944 г. немецкие оккупационные власти расформировали, разоружили и интернировали весь состав датской полиции.


[Закрыть]
Так что они там забыли?

– Глава полиции пожелал обсудить с несколькими отделами подробности реформы. Извини, Карл, мы думали, ты в курсе.

– Но я только что говорил с фру Серенсен…

– Видимо, она переадресовала звонки на свой мобильный.

Карл покачал головой. Всю жизнь они были недоумками. Не успел он переступить порог управления, как министр юстиции придумал что-то новенькое.

Он уставился на мягкое и манящее кресло начальника отдела убийств. Здесь, по крайней мере, можно побыть с закрытыми глазами без свидетелей.

Через десять минут он проснулся от того, что шеф положил ему на плечо свой кулак, мягкие смеющиеся глаза Ассада находились в десяти сантиметрах от его лица. Так, спокойствие кончилось.

– Идем, Ассад, – он привстал с кресла, – живо пошли в подвал срывать бумаги со стены. Понял меня? Где Роза?

Ассад покачал головой:

– Мы не можем, Карл.

Мёрк поднялся и заправил рубашку в брюки. Что он имел в виду? Конечно, они сейчас пойдут и сорвут. Разве не он сам определяет, что делать?

– Идем. И Розу захвати. Сейчас же!

– Подвал закрыт, – пояснил заместитель начальника Ларс Бьерн. – Осыпается асбест из изоляции труб. Приходили из инспекции по контролю за рабочими условиями. Такие вот дела.

Ассад закивал:

– Да, нам пришлось отнести вещи наверх, и нам тут не очень нравится. Но зато мы нашли отличное кресло для тебя, – добавил он, словно это известие могло кого-то утешить. – Да, остались только мы вдвоем. Роза не хочет сидеть наверху, так что она решила продлить себе выходные, но чуть позже подойдет.

Наверное, такой же эффект можно было произвести, пнув его в самую болезненную часть тела.

2

Она сидела, уставившись на свет свечей, пока те не догорели и ее не окутала тьма. Он и прежде много раз оставлял ее в одиночестве, но только не в годовщину свадьбы.

Глубоко вздохнула и встала. Она уже не замирала у окна в ожидании. Не писала его имя на стекле в образовавшемся от ее теплого дыхания круге.

Когда они встретились с ним, ее активно предостерегали. Подруга выражала свое сомнение, мать высказывалась прямо. Он был слишком стар для нее. В его глазах сидели злые занозы. Человек, на которого нельзя положиться. Поступки которого нельзя предугадать.

Поэтому она уже очень давно не виделась с матерью и подругой. От этого росло отчаяние, потребность в связи с ними стала огромна, как никогда.

С кем ей поговорить? Рядом никого не осталось.

Она смотрела на пустые прибранные комнаты, поджав губы, и на глаза наворачивались слезы.

Услышав, что ребенок зашевелился, взяла себя в руки. Вытерла нос пальцем и сделала два глубоких вздоха. Если муж ей изменяет, пускай и он на нее не рассчитывает. В жизни наверняка есть еще много всего интересного.

Муж проник в спальню беззвучно, лишь тень на стене разоблачила его. Широкие плечи, открытые объятия. Он лег и привлек ее к себе, не говоря ни слова. Теплый и нагой.

Она ждала нежных слов и исчерпывающего объяснения. Наверное, боялась еле уловимого запаха другой женщины и отяжеленного муками совести промедления, но вместо этого он схватил ее, грубо повернул и в порыве страсти сорвал с нее одежду. Луна освещала его лицо и разжигала ее страсть. Теперь время ожидания, разочарований, тревог и сомнений ушло прочь.

Последний раз он был таким шесть месяцев назад.

Слава богу, это случилось снова.

– Дорогая, тебе придется смириться с тем, что я уеду на некоторое время, – погладив малыша по щеке, неожиданно объявил он за завтраком, так рассеянно, словно речь шла о какой-то ерунде.

Она нахмурилась и поджала губы, чтобы на мгновение подавить в себе намерение задать неизбежный вопрос, затем положила вилку на тарелку и уставилась на омлет с кусочками бекона. Ночь была долгой и все еще всплывала ощущением нежности в области живота, воспоминаниями о завершающих ласках и теплых взглядах, и до сего момента заставляла забыть о времени и пространстве. Но только до сего момента. Потому что в эту секунду в комнату пробралось бледное мартовское солнце, как непрошеный гость, и ясно осветило данность: ее муж куда-то собрался. Опять.

– Почему ты не можешь рассказать мне, чем занимаешься? Я твоя жена. Я никому не скажу.

Вилка в его руке застыла в воздухе. Взгляд начал мрачнеть.

– Нет, на самом деле, – продолжала она. – Сколько времени пройдет, прежде чем ты будешь снова таким, как этой ночью? Мы вновь пришли к тому, что я понятия не имею, что ты делаешь и где на самом деле находишься мыслями, когда сидишь здесь.

Он взглянул на нее чересчур проницательно:

– Разве ты не знала с самого начала, что я не могу говорить о своей работе?

– Знала, но…

– Вот пускай так и будет.

Он уронил вилку с ножом на тарелку и повернулся к сыну с неким подобием улыбки.

Она дышала медленно и глубоко, но изнутри ее переполняло отчаяние. Это правда. Задолго до свадьбы он дал ей понять, что у него есть задания, о которых не принято говорить. Возможно, он намекнул на какую-то связь с разведкой, точно она уже не помнила. Однако, насколько ей было известно, люди, находящиеся на службе в разведке, вне работы жили вполне нормальной жизнью, а вот их с мужем семейную жизнь никак нельзя было назвать нормальной. Если, конечно, разведчики столь же усердно не тратили время на альтернативные задания типа супружеской измены, ибо в ее понимании все сводилось именно к этому.

Она собирала тарелки и размышляла, не выдвинуть ли ему свой ультиматум прямо сейчас, рискуя вызвать гнев, которого она хотя и опасалась, но реальные масштабы которого пока себе не представляла.

– Так когда я увижу тебя снова? – спросила она.

Он с улыбкой посмотрел на нее:

– Буду где-нибудь в районе следующей среды. Предстоящая работа займет восемь-десять дней.

– Хорошо, вернешься как раз к своему турниру по боулингу, – язвительно заметила она.

Он встал и со спины прижал ее к своему огромному телу, обхватив руками под грудью. Когда-то, чувствуя его голову на своем плече, она начинала трепетать. Но теперь отстранилась.

– Да, – сказал он, – я точно успею вернуться к турниру. Так что совсем скоро мы с тобой освежим в памяти события минувшей ночи. Договорились?

После того как он ушел и стих звук автомобиля, она еще долго стояла, скрестив руки, с рассеянным взглядом. Одно дело – жить в одиночестве. Другое – не иметь ни малейшего понятия о том, во имя чего ты должен платить такую цену. Шанс уличить такого человека, как ее муж, в какой-либо форме обмана, был минимальным, и она это знала, хотя никогда и не пыталась. Пространство его перемещений было огромным, а он был осторожным человеком, это демонстрировала вся их жизнь. Пенсии, страховки, двойная проверка дверей и окон, чемоданов и дорожных сумок, всегдашний порядок на столе – и никогда ни единого клочка бумаги или забытой квитанции в кармане или в ящике стола. Он был человеком, который не оставлял после себя лишних следов. Даже его запах сохранялся не больше пары минут после того, как он покидал помещение. И как же в таком случае уличить его в измене? Разве что нанять частного детектива, но откуда взять на него деньги?

Она выпятила нижнюю губу и медленно выпустила изо рта вверх теплую струю воздуха. Этот жест всегда предшествовал у нее принятию важного решения. Прыжку через самую высокую перекладину, выбору платья на конфирмацию… Да, озвученному согласию стать женой своего теперешнего мужа, а также выходу на улицу, чтобы проверить, не окрасится ли жизнь в иные краски на мягком естественном свете.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю