Текст книги "Войны с Японией (От поражения к Победе. К 110-летию окончания Русско-японской войны 1904–1905 гг. и к 70-летию окончания Советско-японской войны 1945 г.)"

Автор книги: Юрий Соколов

Соавторы: Владимир Золотарев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 39 страниц)

2. Наиболее ценные сведения о противнике получаются от агентов, коих желательно иметь: а) постоянных, живущих преимущественно в тылу расположения неприятеля, и б) периодически посылаемых для выполнения отдельных поручений.

3. Дело это требует, во-первых, тщательной организации, и, во-вторых, большого числа разведчиков, что вызывает крупные расходы.

Не следует останавливаться перед этими расходами, не взирая на то, что часть их может быть окажется и напрасною. Во время полученные и правильные сведения вполне окупят понесенные расходы.

4. В качестве разведчиков приходится пользоваться, главным образом, китайцами, но не теми, кои имеют шандунский выговор. Эти последние легко обнаруживаются японцами и сурово преследуются ими.

5. В портовых городах, как например, Инкоу, можно найти иностранцев.

6. С китайцами, принимающими на себя службу разведки, надлежит заключать условие, брать заложниками их семьи, помещать в условие, что в случае гибели разведчика его семья получает единовременное пособие, размер которого определяется по соглашению и может достигать 3500–4000 рублей (для лучших разведчиков выше).

7. Плата постоянным разведчикам, как показал опыт, определяется от 200 до 300 рублей в месяц, с выдачею за особо ценные сведения наградных. Не рекомендуется выдавать сразу крупные суммы, по получении коих китаец покидает опасное ремесло и предпочитает обратиться в мелкого торговца.

8. За выполнение отдельных поручений платится, смотря по важности, от 50 до 100 рублей.

9. В распоряжение старшего адъютанта разведочного отделения необходимо назначить одного строевого офицера из знающих китайский язык, для исключительного заведывания китайцами-разведчиками. Этот офицер ведет их опрос и запись и последнюю в обработанном виде представляет старшему адъютанту, не отрываемому от дела продолжительными и иногда малоценными опросами. В помощь офицеру назначается переводчик.

10. Необходимо обеспечить разведочное отделение особым помещением или особым вагоном, куда воспретить доступ посторонним лицам.

11. Желательно дать войскам настоятельное указание, чтобы деятельность охотничьих команд, высылаемых почти каждую ночь и несущих потери, имела целью не только тревожение неприятеля и уничтожение постов и застав, а захват пленных. Это должно служить одною из главных целей ночных предприятий охотников. Чем шире разовьется на всем фронте армии эта мера, чем чаще и регулярнее будет производим захват пленных, тем обильнее будет в нашем распоряжении материал. Как бы не были сдержанны в своих ответах пленные, их показания, в связи с наружными отличиями одежды, дадут сведения:

а) какие части войск находятся перед фронтом армии;

б) приблизительная их численность;

в) степень обеспеченности продовольствием, теплою одеждою;

г) настроение войск;

д) организация (в известной мере) резервных войск;

е) характер занятия позиции;

ж) число офицеров в войсках;

12. Полезно иметь китайцев, понимающих по-японски. Приставляя их к пленным, можно через их получить кое-какие сведения из подслушанных разговоров.

13. Необходимо организовать в дни боев и при исполнении походных движений разведку в районе расположения и движения войск, с двоякою целью:

а) для борьбы с китайцами сигнальщиками, служащими у японцев. Только широкое наблюдение особо выделенными частями может парализовать вредную деятельность этого вида шпионов. Расход для этой цели конницы, оправдается бесспорною пользою, которую принесет уничтожение сигнализации. По прибыли жандармского полуэскадрона эта служба отчасти ляжет на него.

б) Для наблюдения за тылом. Опыт указал, что особенно из некоторых войсковых частей отлучается под различными предлогами значительное число нижн. чинов в тыл, где они собираются даже в артели, возвращаясь в свои части только после боя. Против этого явления, ослабляющего ряды армии, должны быть приняты энергичные и крутые меры. Расход на этот предмет, также по преимуществу конницы, уменьшить самовольные отлучки и мародерство. По прибытии жандармского полуэскадрона служба военной полиции в тылу должна быть возложена главным образом на него. Но и тогда в помощь жандармам необходимо будет назначать часть кавалеристов.

Угодно ли будет Вашему Высокопревосходительству приказать принять эти соображения в основание организации разведки.

Подлинный подписал: генерал-квартирмейстер, генерал-майор Алексеев.

С подлинным верно: старший адъютант, генерального штаба подполковник Изместьев.

Ведомость показывающая, какие задачи ставились лазутчикам.

Тыловая разведка.

Описание военных действий 3-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии 18 апреля (1 мая) 1904 г.

После дневной бомбардировки Тюренченской позиции 17 апреля чувствовалось, что наступление неприятеля близко. Штаб 3-й дивизии перебрался в тыл Тюренченской позиции и расположился в узле дорог на Тензы, Потэтынзы и Тюренчен у р. Хантуходзы в поле; телеграф из Тюренчена переведен на одну версту ближе. Жестокая бомбардировка 17 апреля, продолжавшаяся до 5 часов вечера и вынесшая из строя до 85 человек, доставила много хлопот, принудила очистить д. Тюренчен и в ожидании боя отправить в тыл обозы. Письменной диспозиции на 18 апреля отдано не было, а распоряжения на случай боя переданы были начальникам участков. Начальнику Тюренченского участка полковнику Цыбульскому, вызванному в штаб дивизии, отданы следующие приказания: 1) ночью усилить охранение на Матуцео, 2) в окопах держать до утра только дежурные взводы, 3) 2-ю батарею 6-й артиллерийской бригады поставить на новую позицию правее старой китайской импани, 4) обозы 1-го разряда и перевязочный пункт поставить на дороге в Тензы.

Начальник отряда у Потэтынзы полковник Громов в 11 часов 50 минут вечера доносил следующее о сосредоточении японцев у Хусанских высот: с высоты вновь избранной артиллерийской позиции у Потэтынзы можно было наблюдать выше Ичжоуского утеса переправу значительных масс пехоты и примерно трех батарей не на вьюках, слышен был стук колес на правом берегу Ялу…

Расположение войск Тюренченского отряда в ночь на 18 апреля было следующее:

В центре, левее Телеграфной горы, за своими окопами были расположены 2-я, 3-я, 4-я, 6-я, 9-я и 12-я роты полка; ближайшей поддержкой им служили 7-я и 8-я роты того же полка. Правее Тюренчена в передовой линии была расположена 6-я рота 11-го полка и 8-я рота 24-го полка под общей командой подполковника Яблочкина. В частном резерве их находились 5-я и 8-я роты 11-го полка. В общем резерве Тюренченского участка находились 1-я, 5-я, 10-я и 11-я роты 12-го полка и охотничьи команды 10-го и 12-го полков, расположившиеся вблизи штаба. Тут же стала и пулеметная рота. Позиция у Потэтынзы была занята девятью ротами 22-го полка и 7-й ротой 11-го полка, находившейся в береговых окопах у р. Эйхо. Вечером 17 апреля полковник Громов отодвинул батарею на 200 сажен к югу, в горы, дабы предохранить ее от жестокого шрапнельного огня, которым она была обстреляна утром.

У Чингоу стояли три роты 22-го полка и два орудия 3-й батареи 6-й артиллерийской бригады, охраняя переправу и дорогу из д. Цуансанди. Для связи с Потэтынзским отрядом и сего последнего с Чингоуским были выставлены посты от охотничьей команды 12-го полка.

Около 11 часов вечера в штаб дивизии вновь явился командир 12-го полка полковник Цыбульский и доложил, что есть все данные предполагать завтра штурм позиции; что силы японцев, несомненно, превосходны; что полк понес уже значительные потери от бомбардировки 17-го; что снаряды осадных орудий прямо невыносимы для пехоты и что он не ручается, что спокойно отведет войска с своих позиций, что окопы невозможно занимать, так как завтра японцы специально будут их обстреливать.

После обсуждения этого вопроса с начальником моего штаба я послал следующую телеграмму в Санчен начальнику отряда.

«При сегодняшней (17 апреля) бомбардировке Тюренчена 6 осадными орудиями и по крайней мере 6 батареями полевых орудий, продолжавшейся с 10 часов 20 минут утра, с краткими перерывами, до 5 часов 30 минут вечера, причем выброшено на Тюренченскую позицию не менее 2000 снарядов, Тюренченский отряд не понес больших потерь благодаря лишь тому, что артиллерийский огонь японцев был исключительно направлен на батареи у Тюренчена и частью на места, где предполагались резервы, которые и понесли значительные потери. Половина отряда занимала береговые окопы, сегодня по окопам не стреляли, вероятно не заметив перехода в окопы. После 3 часов начали стрелять исключительно из осадных орудий, причем забросали положительно огромную площадь тыла позиции, очевидно, предполагая отступление обозов и отряда. Сегодня ночью, очевидно, полевые батареи будут переброшены на острова, и нужно думать, что обстреляют все окопы, которые, вероятно, им хорошо известны. При таких условиях отряд будет играть пассивную роль и нести большие потери, которые даже трудно предугадать. Соглашаясь с мнением начальника участка обороны, я полагал бы своевременным занять следующие за Тюренченом возвышенности этой же ночью, оставив в передовой линии охранение, которое с рассветом отойдет.

Стратегического положения не касаюсь, так как оно вашему превосходительству известно лучше меня.

2-я батарея и сегодня понесла большие потери и через 15 минут замолчала. Подробности о потерях донесу дополнительно. Прошу немедленного указания. Генерал Кашталинский».

В ответ на это я получил следующую телеграмму от начальника штаба Восточного отряда.

«Срочно генералу Кашталинскому.

Начальник отряда приказал людей с занимаемых мест никуда не уводить и только в случае бомбардировки, в начале ее, разрешил, оставив сторожевое охранение, отвести людей сажен на 100, на 200 далее на ближайшие возвышенности с целью скрыть, но не уходить. Полковник Орановский».

Таким образом, бой 18 апреля должен был быть упорным, так как в случае наступления превосходных сил предстояло успеть отодвинуть войска из Шахедзы и, главное, успеть эвакуировать 9-й госпиталь, лазарет, этап № 8 с его запасами и значительные запасы зерна, закупленные в Шахедзах.

Никаких распоряжений из штаба отряда о том, чтобы убирать тыл, я не получил.

В 3 часа ночи я получил донесение из 12-го полка о том, что на островах слышен стук колес, шум переправы и грохот перевозимых по мостам орудий. Видно было, что японцы готовились к штурму.

Ровно в 5 часов утра, с восходом солнца, раздался первый залп неприятеля по Тюренченской позиции. Эта позиция обстреливалась как с фронта, с островов, так и с двурогой горы, на которой была ночью поставлена батарея, место для которой видел еще 16 апреля начальник штаба дивизии подполковник Линда после занятия Хусанских высот.

Ход боя. Вслед затем, около 5 с половиной часов утра, шрапнельный огонь был направлен к стороне Потэтынзы. Ход боя пока по донесениям и опросам командира 12-го полка и оставшихся в живых батальонных и ротных командиров представляется в следующем виде.

Центр.

С рассветом сторожевые роты 2-я, 3-я, 4-я и 6-я отошли в свои окопы. В начале 6-го часа утра были замечены на левом берегу Эйхо редкие цепи японцев, за которыми шли густые колонны пехоты. По ним был сначала открыт сильный залповый, а затем и пачечный огонь. Роты в окопах терпели сильный урон от шрапнельного продольного огня. Полковником Цыбульским постепенно были влиты в боевую линию 5-я, 10-я и 11-я роты.

Около 8 часов утра японцы под прикрытием сильного флангового огня вылезли на берег и вскоре роты боевой линии стали, не ожидая штыковой схватки, отходить из окопов на следующие возвышенности.

Увидев отступающие части 12-го полка, я в 9 часов утра приказал занять для поддержки отступающих тыловую позицию, на которой были поставлены 4 орудия в центре, справа пулеметная рота, 7-я и 8-я роты 12-го полка и слева – части рот боевой линии: 2-я, 3-я и 5-я роты 12-го полка.

Для продольного обстреливания долины р. Хантуходзы были поставлены 3 орудия 2-й батареи 6-й артиллерийской бригады (четвертое орудие было подбито 17 апреля и оставлено при зарядных ящиках).

Расстроенные боем 4-я, 6-я, 9-я, 10-я и 12-я роты 12-го полка и 1-я рота, находившаяся при знамени, отошли в резерв за тыловую позицию. Около 4 часов утра на позиции батальона 11-го полка приехал начальник отряда генерал Засулич со штабом и затем в начале 6-го подъехал к штабу дивизии. Узнав о движении сильных японских колонн, начальник отряда послал старшего адъютанта штаба дивизии генерального штаба капитана Кржеминского к резерву в Тензы с приказанием немедленно привести остальные два батальона 11-го полка и 3-ю батарею 3-й артиллерийской бригады, после чего уехал с позиции к резерву. Это было в 7 часов 25 минут утра. Подкрепления эти из резерва могли прибыть не раньше 11 часов утра. Расстановку войск на второй позиции делал я лично в сопровождении моего начальника штаба. К 10 часам к левому флангу подобрались около 4 сборных рот 12-го полка.

Наступление японских колонн с Тюренченских высот было остановлено сильным огнем 2-й батареи и пулеметов. Бой в центре затих. Еще в 9 часов утра для наблюдения была послана охотничья команда 10-го полка на правый фланг к д. Дзиньпао. Не получая донесений от полковника Громова и имея в виду, что у Чингоу стоит целый батальон и 2 орудия с конными охотниками, я не беспокоился за левый фланг; лишь около 10 часов утра, случайно узнав, что 22-й полк отступил, я немедленно двинул к Чингоу охотничью команду 12-го полка, от которой и получил первые донесения об обходе японцев.

Бой на правом фланге Тюренченского участка велся в таком порядке: около 6 часов утра был открыт огонь по наступавшим японским колоннам, которые обстреливались в течение часа 5-й и 6-й ротами 11-го полка и пешей охотничьей командой поручика Остапенко. Около 8 часов утра подполковник Яблочкин узнал, что 6-я рота 12-го полка уже отошла с передовых позиций, почему, согласно полученным указаниям полковника Цыбульского, приказал 6-й роте и пешим охотникам отходить, причем сообщил 8-й роте 24-го полка, чтобы она отходила на Тензы.

В это время японцы занимали уже Тюренченские высоты; в 9 часов 15 минут получено личное приказание полковника Цыбульского остановиться и прикрыть отход рот 12-го полка. Отход этот прикрыла 6-я рота 11-го полка, имея в резерве 5-ю. 6-я рота стреляла около 25 минут, находясь сама под сильным огнем японцев. Здесь были ранены командир батальона подполковник Яблочкин, командир роты капитан Булгаков и поручики Бужинский и Сычев.

Остановив наступление японцев и не получая дальнейших приказаний, батальон в 10 часов утра начал отходить в Тензы, кроме 8-й роты, занявшей позиции в тылу.

Бой у Потэтынзы.

Еще 16 апреля расположение 22-го полка и 3-й батареи было осмотрено начальником штаба дивизии и позиция для обороны бродов признана вполне соответствующей своей цели. Вечером 17 апреля войска были отодвинуты к югу, как сказано выше в донесении полковника Громова № 52. Ход боя у Потэтынзы излагаю по показаниям штабс-капитана 7-й роты 11-го полка Антоновича, который участвовал в этом деле. «В береговых окопах у Эйхо находилась только 7-я рота 11-го полка, которая не спала целую ночь. Дальнейшего охранения впереди роты выставлено не было. Около 5 часов утра японцы открыли шрапнельный огонь с батарей на островах по окопу и батарее. Наша батарея стала ей отвечать, но скоро замолчала. В это же время с Хусанских высот двинулась, прикрываясь цепью, японская колонна. Роты на позиции открыли огонь, но уже около 6 часов утра огонь прекратился, и я узнал, что роты уходят в горы. Тогда и 7-я рота 11-го полка, понесшая потери и потерявшая ротного командира, вышла из окопов и отступила через горы в долину Тензы, куда и прибыла только к 5 часам вечера». Донесения об отступлении 22-го полка я утром не получил.

Около 11 часов утра, ожидая подхода 11-го полка, я поехал осмотреть намеченную его позицию на высоте 84,1 и здесь ко мне подскакал лазаретный фельдшер 6-й дивизии на буланой лошади и спросил, куда двигаться лазарету, прибавив, что начальник штаба отряда приказал двигаться на Лошагоу. Я сказал, что туда и двигаться. Фельдшер прибавил, что 22-й полк разбит, что в Лошагоу японцы, что батарея взята и знамя потеряно.

Я немедленно вызвал охотничью команду 12-го полка, занявшую перед тем по моему указанию тыловую позицию для прикрытия отхода 12-го полка, и приказал ей на рысях отправиться на наш левый фланг для выяснения, что там происходит.

Сведения эти я передал подъехавшему вскоре начальнику моего штаба. Вскоре было получено донесение поручика Янчиса, что японская колонна силой около полка двигается от Чингоу на Лауфангоу, а за ней видны 3 эскадрона кавалерии. В это время подошел уже 11-й полк и 3-я батарея, ставшие в резервном порядке в лощине восточнее высоты 84,1. Немедленно командир полка, командир 3-й батареи, начальник штаба и генерального штаба капитан Кржеминский поехали на указанную мной вершину 84,1. Я, страдая страшной головной болью вследствие полученной накануне контузии, остался внизу. Когда возвратились посланные мной лица, я приказал командиру 11-го полка занять позицию фронтом на северо-запад; командир батареи подполковник Муравский вернулся к своей батарее. Я с капитаном Кржеминским поехал к ущелью по дороге на Чингоу, так как считал этот фланг более угрожающим для всего отряда. Вся эта дорога уже обстреливалась в это время огнем засевших на вершинах японцев. Встретив подполковника Муравского, я приказал ему идти обратно к резерву в Тензы. Отъехав небольшое расстояние, я встретил генерального штаба капитана Ярона, который передал приказание начальника отряда «отступать».

Здесь я встретил роту 22-го полка, которой приказал занять высоту фронтом на север против обходящих колонн, но как только я отъехал, то, как мне доложил капитан Кржеминский, рота с началом огня японцев отступила.

Одновременно я послал начальнику моего штаба, оставшемуся при арьергарде, письменное приказание вывести оставшиеся войска с арьергардной позиции.

Начальник штаба подполковник Линда лично на позиции, обстреливаемой уже шрапнельным огнем от Тюренчена, установил порядок отхода войск. Вначале были отведены стоящие в резерве роты 12-го полка, затем отведены пулеметная рота, батарея штабс-капитана Сапожникова и остальные роты 12-го полка. Последней должна была отойти 5-я рота 12-го полка, которой было отдано приказание стоять до особого распоряжения. Рота эта понесла 75 % потерь.

Кроме сего 2 орудия 3-й батареи 3-й бригады с прикрытием полуроты 11-го полка были поставлены на позиции для обстреливания ущелья в долину р. Хантуходзы с приказанием «остаться до конца». Взвод этот под командой храброго поручика Костенко честно выполнил свою задачу и потерял половину людей и всех лошадей. Поручик Костенко убит.

Пулеметная рота, следуя в походной колонне, благополучно миновала гору 84,1, но при выходе в лощину была обстреляна зашедшими в тыл японскими цепями, почему по инициативе командира роты стала на позицию: за ней в походной колонне двинулась батарея подполковника Муравского (6 орудий); пропустив зарядные ящики карьером по обстреливаемой долине, он благополучно их отвел. В орудиях, пущенных также карьером, сразу было перебито несколько лошадей и много прислуги, вследствие чего батарея остановилась. Тогда подполковник Муравский поставил ее на ближайшей позиции и стал обстреливать японцев, но вскоре был убит, а с ним перебита и половина прислуги. На арьергардной позиции фронтом на восток последней осталась 5-я рота 12-го полка, 2 орудия 3-й батареи и в прикрытие к орудиям полурота 3-й роты 11-го полка, которым было приказано стоять на позиции до конца и умереть на орудиях.

О силе нашего ружейного огня свидетельствуют следующие данные о расходе патронов. В 12-м полку уже на первой позиции был расстрелян в ротах первой линии весь боевой комплект и потребовались патронные двуколки. Патронные двуколки направились на позицию в 5 часов утра по моему приказанию. На второй позиции патроны были пополнены уже из двуколок. В 11-м полку в короткий период боя – с 11 часов утра до часу дня – также был расстрелян весь боевой комплект и на позиции были притянуты ротные и батальонные двуколки, совершенно опорожненные к концу боя. Пулеметная рота к концу боя расстреляла почти весь запас своих лент с патронами (до 40 000 патронов). Считая, что дралось не менее 5000 бойцов (в 11-м и 12-м полках) и полагая даже по 150 патронов на винтовку, выйдет, что за бой 18 апреля 2-я бригада 3-й дивизии вместе с пулеметами выпустила до 800 000 патронов.

Тяжкие потери 11-го и 12-го полков и потеря орудий и пулеметов объясняются слишком быстрым обходом левого фланга позиции как от д. Потэтынзы, так и отд. Чингоу. Два батальона 22-го полка, оборонявшие броды у Потэтынзы, слишком быстро очистили позиции, и об уходе их я не имел сведений до 11 часов утра, когда японский обход был уже глубоким. Первое донесение от полковника Громова, посланное неизвестно откуда в 12 часов 15 минут утра, получено вечером, около 4 часов дня, 18 апреля, когда бой кончался. Донесение гласило:

«Согласно полученному распоряжению прошел от Потэтынзы к Чингоу, причем дорога по правому берегу Эйхо была занята, пришлось отходить горами. Подойдя к Чингоу, заметил отступающий взвод артиллерии. Приказал отступить Чингоускому отряду; нахожусь теперь на дороге на Тензы; дорога на Лошагоу оказалась занятой, отступаю на Тензы». Подписал полковник Громов.

Приводя это совершенно неясное и запоздалое донесение, должен сказать, что путь отступления отряда у Потэтынзы на Чингоу – Лошагоу был указан много ранее, согласно указанию штаба отряда. В день же боя я, не получая никаких донесений от полковника Громова, не давал ему уже никаких новых распоряжений. Батальон 22-го полка, оборонявший позицию у Чингоу, почти не защищал ее. Ввиду следования 22-го полка при отступлении от Ялу к Феншуйлинскому перевалу особой колонной, я не имел возможности разобрать подробности дела у Чингоу, но, по рассказу раненого командира взвода 3-й батареи 6-й артиллерийской бригады поручика Шеляпина, стоявшего с двумя орудиями на позиции Чингоу, дело представляется в следующем виде. Два орудия у Чингоу и батальон 22-го полка были поставлены на позиции д. Чингоу, выбранной полковником Громовым весьма неудачно, так как из окопов нельзя было обстреливать долину, по которой на левом берегу Эйхо должен был наступать неприятель. С восходом солнца 18 апреля японские цепи стали обстреливать с левого берега Эйхо орудия, причем были выведены из строя 4 человека прислуги и ранен командир взвода поручик Шеляпин. Батальон, открывший было огонь, стал быстро отступать, а за ним ускакали и два орудия, избрав путь из Чингоу на Тензы в тылу позиции у Потэтынзы; в горах он встретил роты 22-го полка, идущие вразброд, и, вероятно, в это время уже началось общее беспорядочное движение 22-го полка через горы в долину к селению Тензы. Должен также указать, что отряд, стоявший у Амбихэ и отошедший, как я узнал после, еще 16 апреля к д. Хунсилаз в 22 верстах от штаба отряда, видимо, не вел 17 апреля разведки и наблюдения неприятеля и ничего не донес штабу отряда о движении японцев, несмотря на то, что в составе этого отряда, кроме охотничьей команды, возвращенной к полку еще 16 апреля, по моему приказанию, находились еще 1-я и 2-я сотни Уссурийского полка.

Слишком быстрое отступление отрядов от Чингоу и Потэтынзы, о чем не было донесено ни мне, ни в штаб отряда, позволило японской колонне быстро наступать в обход моего левого фланга. С другой стороны, отлично сознавая, что раз японцы утвердились 17 апреля на правом берегу Ялу и что отступить без боя теперь уже невозможно и быстрое отступление Тюренченского отряда позволило бы японским колоннам, при их огромном превосходстве в силах, проникнуть в долину Тензы и этим поставило бы весь Восточный отряд в опасное положение быть отрезанным от Фынхуанчена и даже быть окруженным, я считал необходимым упорно удерживаться на тыловой позиции, не обращая внимания на обход японцев, дабы, пожертвовав частью отряда, дать возможность отойти спокойно Шахедэскому отряду и дать время убрать наш тыл. Потери Тюренченского отряда 18 апреля и людьми и материальные велики, но они сделаны сознательно ради пользы общего дела. Полагаю, что японцы не могут особенно гордиться этой победой 40-тысячной армии против 8-тысячного отряда, из которых в сущности на позициях дралось только 6 батальонов 12-го и 11-го полков.

В этом тяжелом бою все чины Тюренченского отряда, виденные мной, вели себя согласно долгу и присяге. Пехота и артиллерия соперничали в уменье умирать, и Тюренченский бой имеет целый ряд эпических сцен, которые станут достоянием истории 11-го и 12-го полков и батарей, участвовавших в бою.

Начальник генерального штаба подполковник Линда. Феншуйлинский перевал.

Русско-японская война 1904–1905 гг. Сборник документов. М., 1941, с. 56–62.