Текст книги "Доктор Булгаков"

Автор книги: Юрий Виленский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

В лице патологоанатома Владимира Николаевича Константиновича М. Булгаков встретился с классическими направлениями знаменитой научной школы, сформированной «королем патологов» В. К. Высоковичем. Приват-доцент Г. Ф. Писемский (в будущем видный советский акушер-гинеколог, основатель выездных женских консультаций) читал на курсе семиотику акушерства. Развитию клинического мышления способствовало слушание терапии на кафедре Г. М. Малкова, где изучались, в частности, сахарный диабет и анемии, болезни легких и желудка.

Зимой, на рождественских каникулах, Михаил Афанасьевич побывает вместе с Татьяной Николаевной в Саратове у ее родителей – Николая Николаевича и Евгении Викторовны Лапиа. В личном его деле сохранилось разрешение на эту поездку на специальном бланке с отметкой, что 15 января 1914 г. студент М. Булгаков прибыл из отпуска в университет. Вновь-продолжаются занятия на тех же кафедрах. Летом Михаил Афанасьевич и Татьяпа Николаевна опять в Саратове, на летних вакациях. Здесь их застают раскаты первой мировой. «Безумие началось. Август 1914 г.»—скажет Генрих Манн об этой войне. «Три года метания в седле, чужие раны, унижения и страдания, – о, проклятый бассейн войны» – вот слова Михаила Булгакова о бойне миллионов. Но этот вывод придет к нему позже, после долгого горького опыта, который начался тогда же, в августе 1914-го…

Известно, что в эти дни студент четвертого курса М. Булгаков начал работать в одном из саратовских лазаретов. Как подчеркнула Т. Н. Лаппа, Михаил Афанасьевич приступил к этой миссии по предложению патронировавшей лазарет Евгении Викторовны Лаппа, матери Татьяны Николаевны, и выполнял ее добросовестно и охотно. Он трудился здесь в течение месяца. В книге Л. М. Яновской «Творческий путь Михаила Булгакова» приводится фотография, запечатлевшая юного медика-добровольца среди раненых. По воспоминаниям Т. Н. Лаппа, Михаил Афанасьевич очень любил эту фотографию в небольшой самодельной рамочке. Она подарила ее А. П. Кончаковскому. Молодое одухотворенное лицо, серьезный умный взгляд, решительность и доброта – таким предстает он из августовского далека. Очень интересны подробности тех педель. Не так давно они стали предметом исследования. В очерке «Саратовские дни Мастера» о них рассказал краевед и историк В. Кац ^{10}.

Итак, Саратов в первые дни войны. При содействии Красного Креста и благотворительных организаций в городе сразу же образуется несколько госпиталей. Один из них открывается при Казенной палате, управляющим которой являлся Н. Н. Лаппа, на средства ее сотрудников. На первом этаже, окна которого выходят на ул. Вольскую (ныне Братиславская), оборудуются две просторные палаты на десять коек каждая, кухня и перевязочная 24 августа 1914 г. в Саратов прибыл санитарный поезд с ранеными. Они были размещены в четырех лечебных заведениях, в том числе в лазарете при Казенной палате. В течение месяца после прибытия этого поезда через Саратовский эвакопункт прошло 2975 раненых – это говорит о размере людских потерь, ведь только в тыловых городах открылись многие десятки таких эвакопунктов. Определенная часть раненых поступила и в лазарет при Казенной палате. Хорошее его оснащение, должную подготовку персонала положительно оценил известный хирург профессор Саратовского университета С. И. Спасокукоцкий, руководивший с 1913 г. кафедрой госпитальной хирургии, размещавшейся в губернской земской больнице. Именно здесь он начал применять хирургические методы лечения язвенной болезни желудка, а затем в этой же клинике были выполнены первые операции на легких, головном мозге, успешные вмешательства при ранении сердца. Думается, что студент-старшекурсник М. Булгаков вместе с врачами И. Л. Гуревичем и Е. А. Куприяновой, фельдшерицей С. Н. Неклюдовой, сестрой милосердия Н. Е. Богоявленской, беззаветно трудившимися в лазарете, не раз слышал в это время и имя А. А. Богомольца, читавшего с 1911 г. курс общей патологии, а также лекции по фармакологии и бактериологии в том же университете. Кафедра профессора А. А. Богомольца также не оставалась в стороне от событий, здесь оказывалась лабораторная помощь всем госпиталям города. Кстати, по свидетельству члена-корреспондента АН УССР О. А. Богомольца, сына А. А. Богомольца, сестрой милосердия одного из саратовских лазаретов стала в эти дни и его мать, Ольга Георгиевна Богомолец.

Осенью Михаил Афанасьевич и Татьяна Николаевна возвратились в Киев. М. Булгакову предстоял завершающий, пятый, курс в университете. Насыщенная его программа, включающая терапию, хирургию, акушерство и гинекологию, дерматовенерологию в полном объеме госпитальных клиник, другие дисциплины, несмотря на войну, осталась неизменной. Именно в этот период Булгаков встретился с выдающимися учеными, составлявшими цвет отечественной и европейской науки. В его зачетной книжке мы находим подписи В. П. Образцова и М. Н. Ленинского, М. М. Дитерихса и А. А. Муратова, С. П. Томашевского и И. М. Волковича.

По семейным воспоминаниям Н. А. Булгаковой-Земской, из своих учителей М. Булгаков особо выделял заведующего кафедрой факультетской хирургии Николая Маркиановича Волковича, его имя не раз звучало в семье. В образе профессора-хирурга, приехавшего к раненому Алексею Турбину, бывшему своему ученику, на страницах «Белой гвардии», на наш взгляд, обрисован именно Волкович. В хранящемся в архиве фонде медицинского факультета, в документах, датированных 1918–1919 гг., мы обнаружили, что и в дни захвата Киева петлюровскими войсками М. Н. Волкович не покинул своего поста на кафедре и в клинике.

«Делать Турбиным и тем, кто с Турбиными был тесно и кровно связан, в комнате Алексея было нечего. Там и так стало тесно от трех мужчин. Это был тот золотоглазый медведь, другой, молодой, бритый и стройный, больше похожий на гвардейца, чем на врача, и, наконец, третий, седой профессор. Его искусство открыло ему и турбииской семье нерадостные вести, сразу, как только он появился шестнадцатого декабря. Он все понял и тогда же сказал, что у Турбина тиф…

Что-то в груди у Турбина заложило, как камнем, и дышал он с присвистом, через оскаленные зубы притягивая липкую, не влезающую в грудь струю воздуха. Давно уже не было у него сознания, и он не видел и не понимал того, что происходит вокруг него. Елена постояла, посмотрела. Профессор тронул ее за руку и шепнул:

– Вы идите, Елена Васильевна, мы сами все будем делать.

Елена повиновалась и сейчас же вышла. Но профессор ничего не стал больше делать.

Он снял халат, вытер влажными ватными шарами руки и еще раз посмотрел в лицо Турбину. Синеватая тень сгущалась у складок губ и носа.

Киев, бульвар Шевченко, 17, бывшая университетская клиника. Здесь студент М. Булгаков постигал основы акушерства Фото А. Д. Лобунца, 1990 г.

– Безнадежен, – очень тихо сказал на ухо бритому профессор, – вы, доктор Бродович (в списках однокурсников М. Булгакова по университету встречается имя Ивана Александровича Бровковича. – Ю. В.), оставайтесь около него.

– Камфару? – спросил Бродович шепотом.

– Да, да, да.

– По шприцу?

– Нет, – глянул в окно, подумал, – сразу по три грамма. И чаще» ^{11}. Назначая Турбину камфару в больших дозах для борьбы с коллапсом, профессор предполагает, что эти меры скорее всего тщетны. Но он намерен не оставлять больного и, несмотря на крайне опасную обстановку в городе, вновь приехать к нему.

Н. М. Волкович – яркая фигура в хирургии, крупный общественный деятель, в будущем академик АН УССР. Известны, например, ортопедическая шина Волковича, три симптома Волковича, позволяющие распознать перелом переднего отдела таза, дифференцировать острый и хронический аппендицит, работы в области хирургической оториноларингологии, ряд руководств. Здесь однако, в обстановке осени 1914 г., нас более всего интересует, как учил Волкович своей специальности.

Н. П. Образцов (1849–1920) Из фондов Центрального музея медицины УССР

Существуют неопубликованные воспоминания, касающиеся личности и деятельности видного ученого и хирурга. Доцент Киевского медицинского института Л. Г. Заверный любезно передал автору этой книги записки заслуженного врача УССР С. А. Тимофеева, работавшего в факультетской хирургической клинике с 1912 г. Приведем некоторые детали. С. А. Тимофеев отмечает, что клиника была организована Волковичем образцово. Работали химическая и гистологическая лаборатории. Каждого больного, у которого были видимые глазом изменения, фотографировал ординатор. Составлению истории болезни придавалось особое значение. Общие требования Волковича к ней можно сформулировать такой его фразой: «История болезни должна быть составлена так, чтобы при чтении ее через много лет возникал полный образ больного». Соответствовали этим требованиям также подробнейший анамнез, подробнейшее описание общего состояния, особенно участка заболевания, необходимые анализы, описание микроскопического вида удаленных частей. Одновременно проводилось обследование больного прочими методами: аускультация, пальпация и др. Существовало две истории болезни. Одна составлялась ординатором, другая – под его руководством – студентом-куратором, причем последняя зачитывалась перед операцией в присутствии профессора.

Л. Л. Муратов 11850—1918) А. Д. Павловский (1857–1944) Из фондов Центрального музея медицины УССР

Волкович целый день находился в клинике, вникая во все мелочи. Кроме того, приходил и по вечерам. Все перевязки производил сам или присутствовал в перевязочной. Конечно, студентам такая работа давала очень много.

В клинике было 769 хирургических инструментов, выписывалось 24 журнала. Прочитать их за зиму Волкович не успевал. И вот после окончания занятий в мае он погружался в чтение и не уезжал на дачу, пока не заканчивал его. Заглавия статей он заносил в свою знаменитую тетрадку, которой пользовались все врачи, заинтересовавшиеся тем или иным вопросом хирургии.

С. А. Тимофеев пишет, что трудные черты характера, казалось бы, должны были создавать Волковичу врагов. Но это было не так. Люди, которых он не любил, говорили об этом с горечью. Положительные же его качества – честность, эрудиция, любовь к науке – перевешивали во мнении людей его дурные свойства: к слабостям Волковича относились с улыбкой, как к слабостям большого человека. «О, милый Волк, – энтузиаст науки» – называли его за глаза.

С больными Волкович никогда грубо не обращался. Правда, в его тоне не было теплоты и ласки, характеризовавших, например, Образцова, но окриков и грубости по отношению к больным я никогда не слышал. «Больной всегда прав», – говорил он. Дети его умиляли…

Возможно, именно из этой клиники М. А. Булгаков вынес навыки четко организованного умственного труда, привычку писать только в тетрадях, пронумеровывая страницы и не оставляя ни одного слова недописанным, выносить дополнения на отдельный лист, проставлять даты в начале и в конце текста, в обязательном порядке указывать источники. А самое главное заключается в том, что он овладел здесь основами клинической хирургии.

В книге А. М. Олынанецкого «Выдающиеся отечественные акушеры» один из разделов посвящен профессору Александру Александровичу Муратову. Это один из учителей Булгакова. А. А. Муратова по широте его гуманных устремлений можно, пожалуй, поставить рядом с В. Ф. Снегиревым. Удивительна близость их интересов: забота о женщинах с самой тяжкой долей – с онкогинекологическими заболеваниями (так, А. А. Муратову удалось открыть в Киеве первую бесплатную онкогинекологическую лечебницу), неустанные хлопоты о подготовке врачебных кадров, внимание к способностям женщин на медицинском поприще. Конечно, клиника А. А. Муратова на Бибиковском бульваре уступала по своему устройству Гинекологическому институту в Москве, но это было передовое учреждение.

М. И. Лапинский (1859–1926) Из фондов Центрального музея медицины УССР

Подпись профессора Муратова встречается на нескольких страничках булгаковской зачетки. И вот передо мной его пространные рукописные отчеты о работе в течение учебного года на руководимой им кафедре. Таких отчетов несколько, и всякий раз, обращаясь к ректору, профессор с огорчением подчеркивает: наличие на медицинском факультете лишь одной акушерской клиники при обширном студенческом контингенте усложняет учебный процесс. Тем не менее, указывает А. А. Муратов, все студенты присутствуют при производстве акушерских и гинекологических операций, а также принимают участие в ассистенции, обследуют рожениц, ведут амбулаторный прием.

Рядом с профессором А. А. Муратовым и приват-доцентом Г. Г. Брюно среди других студентов в родильном зале и операционной не раз стоял и М. Булгаков. Отметим, что наряду с «Практическим акушерством» А. Дэдерляйна, входившим в уже упоминавшуюся нами серию недорогих медицинских руководств для студентов и молодых врачей, выпущенных издательством «Сотрудник» и рекламировавшихся в справочнике «Весь Киев» в 1913 г. (к книге Додерляйна обращается молодой врач в рассказе «Крещение поворотом»), М. Булгаков возил с собою учебник акушерства, принадлежавший перу видного киевского ученого А. П. Матвеева. Эта объемистая книга с экслибрисом.

«Доктор М.А. Булгаков» хранится в фонде М. А. Булгакова в Отделе рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина. Она проштудирована Михаилом Афанасьевичем подробнейшим образом. Подчеркивания, сделанные его рукой, имеются в разделах о положениях младенца и их распознавании, о периодах родов, о диетическом содержании родильницы и новорожденного. Пометы М. Булгакова встречаются на страницах, где описаны форма и связочный аппарат матки, нервы и мышцы фаллопиевых труб и яичников, сосуды молочных желез, признаки беременности, маточный шум, виды предлежания плода, механизм потуг. На полях одной из страниц он зарисовывает оболочки яйцеклетки. Характерна стилистическая правка, сделанная в одном из мест М. Булгаковым. «Хотя беременность есть состояние физиологическое и мы очень часто умеем его наблюдать, – указывается в учебнике, – однако же распознавание беременности нередко составляет трудную задачу». М. Булгаков вычеркивает слова: «однако же». Действительно, они лишние.

На наш взгляд, этот пример обращения Булгакова к медицинскому руководству наглядно показывает, сколь серьезно он относился к учебе, к приобретению знаний, к медицине вообще. Собственно, вся эта толстая книга испещрена его пометками.

На территории больницы имени Октябрьской революции в Киеве, где не раз бывал и Михаил Афанасьевич, на одном из старых зданий висит мемориальная доска, напоминающая о том, что здесь с 1911 г. работал видный невропатолог академик АМН СССР Борис Никитич Маньковский. Во времена учебы Булгакова в университете он был ассистентом клиники, а кафедрой руководил профессор Михаил Никитич Лапинский, также достойный особого упоминания в летописи больницы и города.

М. Булгаков слушал у него курс нервных и душевных болезней. Широко образованный специалист, изучавший клиническую неврологию и патоморфологию нервной системы в лучших клиниках Парижа и Берлина, М. Н. Лапинский вписал важные страницы в современную неврологию, включая описание динамики восстановления рефлексов после травмы, установление спинальной локализации ряда функций, разработку проблемы боли, выделение ряда синдромов, уяснение особенностей трофики нервной системы. Характерно, что в Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина имеется более двадцати работ М. Н. Лапинского, в том числе публикации на французском языке. Дважды в неделю М. Н. Лапинский читал лекции: одна из них посвящалась систематическому изложению курса нервных болезней, другая – с элементами госпитальной неврологии, демонстрацией и разбором поликлинических больных.

С. П. Томашевский (1854–1916) Из фондов Центрального музея медицины УССР

В учебных программах, составленных М. Н. Лапинским, большое место занимает физиотерапия, в частности, вопросы лечения посредством гальванизации, фарадизации и франклинизации, токами высокого напряжения и большой частоты, предусмотрено изучение и специальных методов электротерапии. Эту новую отрасль М. Н. Лапинский начал развивать в Киеве с 1903 г. Мы полагаем, что М. А. Булгаков еще в студенческие годы имел возможность оценить благоприятное воздействие лечения этими методами на больных неврологической клиники. В дальнейшем это сыграло определенную роль в решении обратиться к физиотерапии как средству лечения при возникшем у него невротическом состоянии. Как следует из писем Михаила Афанасьевича, такой курс лечения, проведенный ему в Ленинграде, оказался эффективным. Понятно, речь тут идет о назначениях невропатолога, но ведь и Булгаков был врачом и, следовательно, также участвовал в выработке подобных рекомендаций.

Наряду с курсом неврологии, в одном из корпусов Киевского военного госпиталя (сейчас здесь детская больница) М. Н. Лапинский читал курс по душевным болезням и проводил практические занятия. Вот строки из составленной им учебной программы: лечение бессонницы, галлюцинаций, состояния тоски и страха, беспокойства. Как видим, профессор М. Н. Лапинский и здесь не обходит вниманием проявления неврозов и психотических состояний, привлекая внимание и пробуждая интерес студентов к этой проблеме. Тут уместно вспомнить слова о М. А. Булгакове, сказанные В. А. Кавериным: хороший писатель очень часто и хороший человек. Обычно таковы и хорошие врачи. Во всяком случае, М. Н. Лапинский предстает. в воспоминаниях современников не только как крупный теоретик неврологии, но и как клиницист-новатор, ученый гуманного склада. Как рассказал нам сын Бориса Никитича Маньковского заслуженный деятель науки УССР Никита Борисович Маньковский, много слышавший от отца о М. Н. Лапинском и знавший его лично, детищем Михаила Никитича была клиника для лечения неврозов. Она находилась на улице Бульварно-Кудрявской, на территории нынешнего Института ортопедии. Здесь использовалось лечение сном и гипнозом, имелась новейшая аппаратура для гидропатии. М. Н. Лапинский был человеком либеральных умонастроений, по-товарищески относился к студентам, всегда был готов поделиться знаниями, часто читал просветительные лекции. Думается, что в годы учебы М. Булгаков бывал и в этой лечебнице, а некоторые детали увиденного отразились в описании психиатрической клиники в «Мастере и Маргарите». Наконец, можно полагать, что поразительно точное описание парадоксальной гемикрании – заболевания, которым страдал Понтий Пилат (на наш взгляд, эти булгаковские страницы весьма интересны для врача-клинициста), – это прямое отражение курса лекций, которые читал на медицинском факультете М. Н. Лапинский, а быть может, и принадлежавших его перу руководств. Следует учесть, что Михаил Афанасьевич особенно внимательно изучал эти разделы неврологии еще и потому, что и сам страдал гемикранией…

В студенческой книжке М. Булгакова среди подписей знаменитых профессоров особо выделяется крупный почерк Василия Парменовича Образцова – выдающегося отечественного терапевта, чьи открытия имеют мировое значение.

Клиника В. П. Образцова, находившаяся на втором этаже примыкающего к университету медицинского корпуса по Бибиковскому бульвару, 17, была открыта для студентов с восьми часов утра до шести часов вечера. Многих учащихся, а также врачей собирали обзорные лекции, которые Василий Парменович читал в воскресные дни. Кроме того, три-четыре раза в неделю он читал двухчасовые лекции по обязательному учебному курсу.

В отчете В. П. Образцова, хранящемся в архиве, мы нашли упоминание о том, что помимо обязательной программы приват-доцент кафедры Н. Д. Стражеско читает для студентов, интересующихся болезнями сердца, факультативный курс кардиологии. Документы о деятельности этой и других терапевтических кафедр вообще поражают широтой тематики, причем близкой к современным проблемам клиники внутренних болезней. Это, к примеру, роль островков Лангерганса (панкреатических островков) в возникновении сахарного диабета, лечение тиреотоксикоза, диагностическое значение реакции Кальметта и Герена (т. е. туберкулиновой пробы), скорость распространения пульсовой волны, электризация желудка, туберкулезный перитонит и бугорчатка легких, т. е. настоящая академия врачебной мысли.

«Привычка у Образцова, – вспоминает академик Н. Д. Стражеско, – была такая. Являясь в Александровскую больницу, он у интерна прежде всего спрашивал: сколько новых больных, чем они больны, и сейчас же шел к ним для осмотра, исследования и назначения лечения. Он подошел к этому больному, поступившему с жестокими болями в области грудины и находившемуся почти без сознания, почти без пульса (речь идет о первом прижизненном распознании инфаркта миокарда. – Ю. В.), сел на табурет возле него, стал его наблюдать, потом исследовать, слушать. Потом он спросил интерна: «Как вы думаете, что у больного?» Последний, что называется, ляпнул: «Ревматизм грудины». Образцов зажмурил левый глаз (это была его привычка) и продолжал сидеть около больного, ничего не говоря. Скепсис на его лице был нарисован ясно.

Как бы про себя я заметил: «А не есть ли это закупорка венечных артерий сердца?» Образцов обернулся удивленно, посмотрел и сказал: «Он, вероятно, прав»» ^{12}.

Не так ли впоследствии, вслушиваясь в биение сердца больного, шел от койки к койке в далекой земской больнице юный доктор Булгаков? Да, он любил медицину. Показательны слова Михаила Афанасьевича в письме из Вязьмы от 31 декабря 1917 г.: «Единственным моим утешением является для меня работа (разрядка наша. – Ю. В.) и чтение по вечерам» ^{13}. Думается, диагностическую пытливость, страстное желание помочь любому больному он приобрел, учась и у врача божьею милостью Образцова.

В числе произведений М. Булгакова, публиковавшихся в 20-х годах в журнале «Медицинский работник», мы встречаем и рассказ «Звездная сыпь». Эти строки, по сути, не имеют аналогов в мировой литературе. С величайшим целомудрием и гуманностью Булгаков обрисовал в «Звездной сыпи» больных сифилисом и подробности их врачебного обследования, одновременно дав глубокий научный анализ распространения этого страшного заболевания и наметив меры борьбы с ним. Эта медицинская программа и сегодня может служить образцом врачебного бесстрашия и научной последовательности. В рассказе упоминаются университет и профессор с седой бородой. Перед нами Сергей Петрович Томашевский, выдающийся русский сифилидолог, общественный деятель, поборник женского высшего медицинского образования. В его отчете, например, говорится, что в клинике лечились больные со всеми формами сифилиса, причем примерно шестую часть составлял третичный люэс, а у трех четвертей пациентов обнаруживались кондиломы. В течение 1911 г. в клинике обследовались и лечились 334 больных.

А. А. Садовень (1857–1919) Из фондов Центрального музея медицины УССР

Клиника С. П. Томашевского обладала богатейшей библиотекой, тут применялись самые новые методы лечения. Достаточный опыт диагностики, радикализм в применении сальварсана, эпидемиологический подход к сифилису – все это М. Булгаков приобрел, несомненно, в этих стенах. Пройдет не так много времени, и молодой врач, заброшенный в провинциальную глушь, один на один столкнется с трагической эндемией края: «Теперь, когда прошло много лет, вдалеке от забытой облупленной белой больницы, я вспоминаю звездную сыпь на его груди. Где он? Что делает? Ах, я знаю, знаю. Если он жив, время от времени он и его жена ездят в ветхую больницу. Жалуются на язвы на ногах. Я ясно представляю, как он разматывает портянки, ищет сочувствия. И молодой врач, мужчина или женщина, в беленьком штопаном халате, склоняется к ногам, давит пальцем кость выше язвы, ищет причины Находит и пишет в книге:,Luеs III»…» ^{14}. Именно этот трудный и опасный раздел медицины станет в 1918–1919 гг. основной специальностью доктора М. А. Булгакова.

Но пока еще три года отделяют его от этой зимы. Пока приходится осваивать предмет за предметом – гигиену, офтальмологию, судебную медицину. Хотя, на первый взгляд, Киев живет все еще беззаботной жизнью, все так же полны кабаре и рестораны, все так же приезжают гастролеры в оперный театр, пульс города учащен. Обстановка па фронтах в эти месяцы складывается не в пользу русских войск, и отзвуки военных неудач, предвестники «великого отхода» из Галиции, докатываются и до этих улиц. В городе много беженцев, ощущается нехватка топлива и продуктов, учащаются грабежи. Ежедневно прибывают поезда с ранеными, спустя некоторое время будут эвакуированы гимназии, университет, другие учебные заведения. Многие товарищи М. Булгакова на фронте, они досрочно выпущены зауряд-врачами. Всего через год наденет шинель и он, но пока мобилизация его не касается…

И вот 13 мая 1915 г. М. Булгаков подает ректору университета прошение, которое стоит процитировать полностью:

«Будучи признан при призыве зауряд-врачом, негодным для несения походной службы, настоящим имею просить Ваше превосходительство выдать мне удостоверение в том, что я состою студентом V курса, для представления в одно из врачебных учреждений».

18 мая он получает это удостоверение и вскоре здесь же, в неспокойном родном городе, приступает к работе в учреждении Красного Креста, оказывает помощь раненым.

Киев, дорога в госпиталь Фото А. Д. Лобунца, 1990 г.

Это было решение, продиктованное чувством долга, а не обстоятельствами. Освобождение М. А. Булгакова от походной службы открывало перед ним возможность беспрепятственно получить врачебную работу во многих местах России вдали от района военных действий. В своде архивов медицинского факультета того периода сохранилось множество приглашений выпускникам факультета на врачебные должности, например, из Пермского и Аткарского земств, Сызрани, Алатыря, Самары, Архангельска. Бесспорно, нашлась бы вакансия и в Саратове – призы в врачей в армию резко увеличил повсюду нехватку специалистов. И все же М. Булгаков предпочел прифронтовую полосу. Время поставило вопрос: как быть? И Булгаков ответил так, как велела совесть.

В Киеве в эти месяцы открылось свыше ста лазаретов и госпиталей. Они размещались при монастырях и богадельнях, в центре и на окраинах. В госпиталь превратилась 1-я гимназия, которую окончил М. Булгаков, – в Государственном архиве кинофотодокументов УССР сохранился фотоснимок здания с полотнищем Красного Креста у входа. В корпусах политехнического института развернул койки и операционные госпиталь Североамериканского Красного Креста. Поток раненых приняла больница Мариинской общины сестер милосердия на Мариинско-Благовещеyской улице – ее, как и отделение больницы на Подоле, возглавил Михаил Михайлович Дитерихс. Красно-крестовский лазарет открылся и в университетской хирургической клинике, носящей ныне имя академика Алексея Петровича Крымова. Как и П. М. Волкович, А. П. Крымов стал консультантом Красного Креста на Юго-Западном фронте. Оба профессора поочередно выезжали в этапные и подвижные госпитали, проводя месяц в клинике, а месяц па линии военных действий.

Тут нет нужды идеализировать деятельность Российского общества Красного Креста того времени. Ключевые позиции в нем занимали люди, весьма далекие от медицины, зачастую мало заинтересованные в создании обстановки, благоприятствующей передовым общественным начинаниям. Военно-санитарное ведомство, Красный Крест, Земский Союз, Союз городов, множество частных организаций действовали на фронте несогласованно, без единого соподчинения. И все же именно Российское общество Красного Креста, представители которого в ранге главноуполномоченных выехали на все фронты, развернуло в тот критический период наиболее значительную по численности госпитальную сеть. Здесь было сосредоточено 52 процента коек для раненых, трудились 2,3 тысячи врачей, 15 тысяч медицинских сестер, 35 тысяч санитаров. Имелось 62 передовых отряда, 185 питательно-перевязочных отрядов, 1329 эвакуационных лазаретов. В госпиталях Красного Креста трудились квалифицированные врачи, в том числе и призванные в армию, среди них такие хирурги, как Н. Н. Бурденко, В. А. Оппель, А. И. Мещанинов, Н. II. Напалков, С. С. Юдин. В документах, хранящихся в Центральном государственном военно-историческом архиве, в списках лиц, отмеченных нагрудным знаком Красного Креста, мы обнаружили имя И. А. Абрикосова, ряда других известных врачей. Как указывает В. А. Оппель, учитывая мощность госпиталей и квалификацию медицинского персонала, туда доставляли наиболее тяжелораненых.

«Доктор». Любимое фото в семье Булгаковых Из архива Е. А. Земской 1913 г.

Но в каком из госпиталей работал М. А. Булгаков? В «Белой гвардии» военный врач Алексей Турбин – фигура, биографически близкая автору романа, служит в тяжелом трехсводном госпитале. Он существует в реальности – это старинный лечебный городок на Печерске, где и сегодня располагается военный госпиталь. Сохранились крепостные ворота в госпиталь и мост к ним, переброшенный через защитный ров, заросший сегодня травой. По этому мосту в студенческую пору сюда не раз спешил и М.А. Булгаков, ведь тут располагался ряд университетских клиник.

Характерная черта архитектуры этого обширного медицинского комплекса – вместительный трехсводный центральный блок в виде огромной буквы «П». Его коридоры протянулись почти на километр, имеются удобные условия для приема, сортировки и размещения пострадавших. Именно на этой базе с учетом возрастающего наплыва раненых был также создан госпиталь Красного Креста. Перелистывая подшивки газеты «Киевская мысль» за 1915–1916 гг., автор обнаружил, что здесь, в частности, были сформированы краснокрестовские передвижные хирургические отряды. Один из них возглавил хирург Д. П. Сабанеев, преподававший впоследствии в Киевском медицинском институте, другой – специализировавшийся в области челюстно-лицевой хирургии хирург-стоматолог К. П. Тарасов, отец актрисы А. К. Тарасовой, игравшей затем в «Днях Турбиных», который станет организатором стоматологического факультета в Киеве. Начальником госпиталя Красного Креста был назначен профессор Александр Дмитриевич Павловский. Именно в этот период им была написана одна из актуальных статей по военно-полевой хирургии, посвященная диагностике и лечению газовой флегмоны и газовой гангрены. Упоминание об этой работе в записи на личном бланке А. Д. Павловского с краснокрестовской эмблемой мы обнаружили в архиве Музея медицины Украинской ССР.

Показательно, что в это же время А. Д. Павловский хлопочет об открытии в составе медицинского факультета клиники инфекционных болезней, подчеркивая, что бактериология открыла этиологическую эру в медицине, породив асептику, серотерапию и химиотерапию. Его идея получила в Киеве воплощение лишь в последующие годы, но, собственно, такой клиникой, где достижения бактериологии служили хирургии, стал возглавляемый им госпиталь.