Текст книги "Когда город спит"

Автор книги: Юрий Усыченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

7. Нежданный гость

Бухгалтер Павел Афанасьевич Милетин в минуты откровенности говорил о себе, что он «слабый, очень слабый человек». Говорил не зря. Трехлетним ребенком он сломал себе ногу и остался хромым. Мальчиком, а потом юношей Милетин стеснялся больших компаний, не принимал участия в веселых и шумных затеях сверстников. С возрастом робость, нерешительность его стали проявляться еще больше.

После смерти жены и ухода сына в армию Милетин одиноко жил в своем маленьком домике.

Под вечер, когда Павел Афанасьевич, вернувшись с работы, варил обед, в дверь постучали.

Вытирая руки на ходу, Милетин поспешил отпереть. Он был уверен, что стучится почтальон со всегда желанной весточкой от сына. Но на этот раз Павел Афанасьевич ошибся. Отворив дверь, он увидел незнакомого человека в потрепанном военном костюме без погон. Неожиданное посещение удивило старика. Милетин вопросительно посмотрел на гостя.

– Товарищ Милетин? – спросил незнакомец.

– Вы ко мне? – растерянно сказал Павел Афанасьевич. – Проходите, пожалуйста, в комнату. У меня немного не прибрано и запахи кухонные всякие, так вы, голубчик, не обессудьте. Живу один, вдовец.

Робость в отношениях с людьми Павел Афанасьевич маскировал многоречием, попыткой казаться развязным. Кроме того, Милетин, несмотря на свою любовь к одиночеству, замкнутость, не был сухим, черствым и всегда старался сделать приятное другим.

Войдя за хозяином в комнату, Дынник бросил вокруг быстрый, шарящий взгляд.

Оклеенные когда-то веселыми, розовыми, а теперь потемневшими обоями стены, на которых висит несколько вставленных в рамки фотографий. Большой желтый буфет, обеденный стол, несколько стульев с плетеными сиденьями, комод в углу. Фотография в рамочке на комоде привлекла внимание Дынника: портрет лейтенанта, с которым Дынник беседовал после того, как переплыл Эльбу, в новеньком, с иголочки мундире при золотых погонах. Под снимком надпись: «Дорогому папе от любящего сына Миши в день выпуска из училища».

И еще одна особенность комнаты бросилась в глаза Дыннику – люк с кольцом в дощатом, выкрашенном бордовой краской полу, очевидно спуск в подвал.

– Я к вам, уважаемый Павел Афанасьевич, порученьице небольшое имею от сыночка, – Дынник для верности еще раз скосился на подпись под фотографией на комоде, – от сыночка Миши привет передать.

– Привет от Миши! – при этих словах старик заулыбался. Не только глаза, все лицо его осветилось теплым внутренним светом.

– От него самого, – бодро подтвердил Дынник. – Встретились мы случайно, разговорились. Узнал он, что я в Энск еду, говорит: «Зайдите к папаше моему, поклон, привет от меня передайте».

– А как выглядит Миша? Здоров он?

– Конечно, здоров, – улыбнулся Дынник. – Парень молодой, какая болезнь его возьмет! А опасность теперь не угрожает – врага разбили, с победой домой возвращаемся.

«Приятный человек, – думал Милетин, слушая гостя. – Однажды и Мишенька так вот постучится в дом. Встречу я его, обниму… А еще лучше: я с работы прихожу, а он уже здесь».

От этой мысли у старика навернулись слезы. Он незаметно смахнул их и сказал, стараясь унять дрожь голоса:

– Сейчас вместе пообедаем, поболтаем. Вы где остановились, голубчик?

– Пока нигде. Квартиру, в которой я до войны жил, бомбой разбило, семью гитлеровцы проклятые уничтожили. – Дынник потупился, как бы подавленный тяжелыми воспоминаниями.

Отзывчивому Милетину стало тяжело от его слов. «Вот она, война, – подумал он, – сколько горя принесла людям! Всю семью убили, один-одинешенек на свете остался. Такой хороший человек».

– Понимаю вас, – сердечно сказал Милетин. – Не падайте духом.

– Я стараюсь, тяжело только, когда вспомнишь… Ладно, хоть на вас тоску нагонять не стану… А насчет жилья… Где-нибудь найду, удобств особых не ищу.

– Знаете что, голубчик мой…

– Дынник моя фамилия, Андреем Андреевичем звать.

– Голубчик мой, Андрей Андреевич, остановитесь у меня. Конечно, у меня! Я вас не выпущу. Такую радость мне принесли – от сына весточку.

– Что же, если не стесню, то с удовольствием. Я на несколько денечков всего.

– На сколько хотите! О каком стеснении может итти речь? Прямо Мишину комнату и занимайте, на его кровати спите. Пойдемте, покажу хоромы ваши, там очень удобно. Пока мыться, переодеваться будете – обед поспеет.

– Благодарствую, от всей души благодарствую. А сами-то вы где спите?

– В столовой, здесь вот помещаюсь на кушетке, как раньше, когда с сыном жил, так и сейчас.

– Так уж лучше я здесь.

– Ни-ни, не спорьте! Идите за мной.

В соседней комнате, куда провел Милетин Дынника, стояла узкая, скромно убранная кровать, возле нее полка с книгами, у окна стол. Очевидно, все оставалось таким, как в те годы, когда Михаил жил дома. На столе даже лежала стопка тетрадей. На верхней тетради было написано: «Ученик 10-го «А» класса Милетин Михаил», а чуть ниже: «Алгебра».

– Вот тут, голубчик, располагайтесь, чувствуйте себя, как дома, – суетился Милетин. – Обед сейчас будет. Уборная и умывальник в коридоре направо.

– Очень и очень вам благодарен.

Умывшись, Дынник вышел в столовую, позвал:

– Павел Афанасьевич! Где вы?

– Здесь, здесь, – отозвался из кухни Милетин. – Сейчас второе дожарю, иду на стол накрывать.

– Может, вам помочь надо? Вы располагайте мною, как вам угодно. Дровишек там нарубить или что другое, – скажите. Вы человек пожилой, вам не все под силу.

– Спасибо, спасибо, голубчик. Сам справлюсь, привык хозяйничать.

– Сегодня так и быть, а завтра я помогать вам буду.

Когда собрались садиться за стол, Милетин неровной, прихрамывающей походкой подошел к буфету и с таинственно-торжествующим видом достал бутылку вина.

– Заветное, – негромко сказал Павел Афанасьевич. – Алма-атинское, из эвакуации привез. Две бутылки у меня таких есть, обе к Мишиному возвращению берег, да уж нельзя одну сегодня не распить ради праздника.

– Помилуйте, Павел Афанасьевич, – скромно возразил Дынник. – Какой праздник! Зачем вы?

– Ни-ни-ни, голубчик, не спорьте!

Павел Афанасьевич бережно разлил по рюмкам вино и тихо сказал:

– За воинов наших, за славную их победу.

– Да, да, именно, – Дынник чокнулся с хозяином и, запрокинув голову, выпил.

Ел Дынник с жадностью. Милетин ласково поглядывал на него, подкладывая новые порции. Сам Милетин от радостного волнения почти не мог есть. Не вызвало аппетита и вино, от которого у старика с непривычки закружилась голова.

Из рассказов Павла Афанасьевича Дынник понял: сам старик беспартийный, но сын его комсомолец, причем активный – Павел Афанасьевич, с гордостью подчеркнул, что в школе Мишу избрали комсоргом класса, в училище – в комсомольское бюро. В армию Михаил ушел добровольцем, до призыва, еще из эвакуации. Юношу направили в военное училище, он окончил его на «отлично» и получил звание лейтенанта.

Старик был готов рассказывать о сыне сколько угодно. Дыннику в конце концов надоело слушать. Он взглянул на часы и зевнул.

Милетин догадался, участливо спросил:

– Устали, голубчик? С дороги ведь. А я-то, старый, разговорился. Пора, давно пора спать.

– Простите меня, – ответил Дынник. – В дороге – не дома, и ехал я не в мягком вагоне, а в эшелоне воинском.

– Нечего, нечего объяснять, все понимаю. Постель готова, ложитесь, отдыхайте, голубчик.

Так началась совместная жизнь Милетина и Дынника. Дынник был ею доволен: жилье удалось найти без всяких хлопот и, нужно сказать, очень удобное жилье. Старик уходил из дому рано утром, возвращался поздно вечером. Весь день Дынник хозяйничал в квартире, никто ему не мешал.

Гораздо хуже было с выполнением задания, ради которого он приехал в Энск. Правда, он уже «познакомился» с Борисовым – встретил инженера у его дома, проводил до бюро, ехал с ним в одном трамвае.

Марченко и Бурлака надеялись, что неизвестный подозрительный человек будет следить за Борисовым хотя бы в продолжение нескольких дней. Надежда не оправдалась. Дынник оказался хитрее и осторожнее, чем они предполагали. Одного дня наблюдения хватило ему, чтобы сделать выводы. Если человек часто носит с собой важные служебные бумаги, то он всегда, по привычке, ходит с портфелем. Борисов вышел из квартиры, а затем из бюро, не имея в руках ни портфеля, ни папки. Дынник успел хорошо запомнить инженера в лицо.

В то утро, когда Марченко рассказывал Бурлаке о неизвестном человеке и всех обстоятельствах, связанных с «голубой смертью», один из сотрудников контрразведки получил задание обнаружить «спутника» Борисова. Он высматривал неизвестного на следующий день и позже, но одинаково безрезультатно. Дынник скрылся. Видя, что Борисов не носит с собой служебных бумаг, он решил отыскать способ пробраться в бюро. Моро отнесся к такому намерению скептически, обругал Дынника. Дынник, однако, не оставляя своего намерения, обдумывал один вариант за другим. Люк в полу столовой натолкнул его на удачную мысль. Разработав план, Дынник решил посвятить в него Моро.

Очередное свидание Дынника и Моро состоялось у моря. Защищенные высокими береговыми скалами, они могли спокойно беседовать, не опасаясь посторонних глаз и ушей.

Моро злился. Порученное дело до сих пор не сдвинулось с мертвой точки. Дочь Борисова удалось повидать лишь дважды. Беседовала она с Моро любезно, но не долго – торопилась в институт. Дынник бестолку шатается неизвестно где, никак не может ничего придумать.

Но сегодня Дынник порадовал «Д-35».

– У меня есть хорошая мысль, – сказал он, когда Моро тяжело опустился на камень у самых волн и небрежным жестом разрешил сесть Дыннику, – уверен, вы ее одобрите.

– Слушаю, – коротко бросил Моро.

– Вы знаете, что в сорок втором году я жил в Энске…

– Были тайным агентом гестапо по борьбе с партизанами, – уточнил Моро.

– Да, – Дынник удивленно глянул на собеседника. – Что же из этого?

– Ровно ничего, – спокойно ответил Моро. – Я хочу сказать, что ваша биография известна мне полностью, но можно все простить тому, кто хочет принести нам пользу.

– Тем лучше… Однажды мы выследили гнездо партизан и окружили их дом. Однако по оплошности одного нашего агента часовой нас заметил и поднял тревогу. Началась перестрелка. Они защищались отчаянно, и скоро мы поняли, что своими силами нам их не взять. Вызвали на подмогу роту эсесовцев, но когда эсесовцы ворвались в дом, он был пуст.

– Куда же делись партизаны? Сквозь землю провалились, что ли?

– Не провалились, – многозначительно ответил Дынник, – ушли. Ушли!

– Понимаю: дом имел спуск в катакомбы, и партизаны им воспользовались.

– Мы тоже пошли в катакомбы. Через пять минут командир эсесовцев взорвался на подложенной партизанами мине. Стало ясно, что вести преследование глупо, отыскать их в этом лабиринте под городом не удастся.

– Дальше, дальше, – нетерпеливо понукал Моро. – Вы или беспечны, или легкомысленны. Переходите к сути дела.

– Потерпите, – миролюбиво сказал Дынник. – Без подробностей нельзя подойти к основному. Вскоре после нескольких других подобных случаев наше командование начало большую операцию по очистке катакомб. Я в ней участвовал.

– Из нее ничего не вышло?

– К сожалению, партизаны скрылись дальше под землю, и оттуда их не удалось выкурить даже газом. И вот в той операции я неплохо ознакомился с катакомбами под центральной частью города.

– Вас потому и выбрали для посылки сюда, что вы знаете город, его специфические особенности.

– Да, Энск мне знаком… Так вот, Милетин, у которого я остановился, как вам известно, занимает маленький старинный домик. Он единственный жилец в нем, соседей не имеет. Под домом подвал, который, как большинство подвалов старых домов, сообщается с катакомбами. Я решил попробовать…

– Пройти в бюро под землей! – воскликнул повеселевший Моро. – Однако, – лицо его опять стало хмурым, – на какой улице живет Милетин?

– На Песчаной.

– До бюро далеко, – вздохнул разочарованно Моро, – вы напрасно проблуждаете под землей.

– В центре города катакомбы проложены не глубоко и запутаны они гораздо меньше, чем на окраинах, где до самой революции продолжалась пробивка новых и новых штолен. Имея компас, найти путь по намеченному направлению можно. Я этот путь нашел. Пользуясь отсутствием Милетина, который на работе весь день, я спускался в катакомбы и составил схематический чертеж участка. Вот он.

Дынник протянул Моро кусок бумаги.

– Синим крестиком отмечен дом Милетина, – объяснял он, – красным – бюро. Оно находится в третьем доме от угла улиц Пушкинской и Киевской. Пушкинская идет на северо-восток, Киевская пересекает ее приблизительно под углом сорок пять градусов с севера на юг, соответственно расположены и канализационные системы под этими улицами.

– Я, кажется, зря ругал вас, – одобрительно вставил «Д-35», – вы парень не промах.

Польщенный Дынник с оживлением продолжал рассказ.

– Я отыскал под землей то место, где сходятся Пушкинская и Киевская. Канализационные и водопроводные трубы проложены прямо в катакомбах и повторяют направление улиц. Это мне помогло. Конечно, полазить под городом пришлось долго, но когда угловая точка пересечения двух улиц нашлась, остальное было уже легко. Наверху, на улице, я отмерил шагами расстояние от угла до дома бюро, заметил направление по компасу, затем спустился вниз и уже безошибочно вышел к подвалу бюро. Он отделен от катакомб кирпичной стеной, ломом разобрать ее не трудно.

– Господин Дынник, – впервые Моро назвал Дынника господином и сделал торжественную паузу, чтобы тот мог как следует оценить оказанную ему честь. – Я прямой человек и еще раз повторяю, что не всегда был справедлив к вам. Вы стоящий работник.

Глаза Моро излучали поток добродушия, ровные зубы обнажились до десен в широчайшей улыбке.

– Вас ждет большее будущее, господин Дынник, поверьте слову старины Моро… А как вы поладили с этим… Милетиным? Он не мешал вам в подземных экспедициях?

– О Милетине я хочу с вами посоветоваться. Он уходит на работу в половине девятого и никогда не возвращается раньше шести. Днем я полный хозяин в квартире, но ведь в бюро надо итти глубокой ночью.

– Да, – в раздумье сказал Моро. – Вы спуститесь в катакомбы, а старик случайно проснется, заподозрит неладное, поднимет шум. Вас возьмут в катакомбах, как в западне. Надо привлечь Милетина на нашу сторону. Воздействуйте на него страхом, деньгами, чем хотите, но сделайте безвредным. Нет замка, к которому нельзя было бы подобрать ключ. Так и люди. Постарайтесь.

– Проще убрать Милетина, – деловитым тоном предложил Дынник.

– Конечно, это самый удобный выход. Но допустим, что с первого раза проникнуть в бюро не удастся, ведь кирпичная стена, о которой вы говорите, может оказаться слишком толстой, и вы не сумеете за одну ночь проломить ее. А если вы уберете Милетина, квартиру его придется оставить сразу. Старик не явится на работу, за ним пришлют из учреждения или случайно заглянут соседи. Найдут труп, начнут вас разыскивать, и тогда вообще все пойдет к чертям. Есть только один вариант – сделать Милетина нашим.

– Согласен, – кивнул Дынник. – Вы правы, без старика не обойтись. Уберем его позже, чтобы не болтал.

– Чертежи трала хранятся, конечно, в сейфе, – развивал план Моро, – есть там, без сомнения, и еще секретные документы. Возьмите все, что удастся взять. Бумаги, связанные с тралом, сфотографируйте и оставьте на видном месте вблизи от дома Милетина.

– К чему? – запротестовал Дынник. – Столько возни, когда дорога каждая минута. Мне не до упражнений в фотографии.

– Это необходимо, – тоном приказа ответил Моро. – Если чертежи трала пропадут бесследно, русские догадаются, что секрет нового трала раскрыт. Тогда инженер Борисов станет работать над другим способом борьбы с минами «голубая смерть», и мы будем вынуждены начинать все сначала. Выбросив сфотографированные чертежи как ненужные, вы направите контрразведчиков по ложному следу.

– Верно, – согласился Дынник. – Придется сделать снимки.

– Все для фотографирования и портативный автогенный аппарат, которым вы вскроете сейф, я вам дам. Аппарат умещается в небольшом чемоданчике, его легко пронести в квартиру Милетина заранее. Оружие у вас есть… До завтра.

– До завтра, – Дынник встал.

– Идите первым, – приказал Моро. – Завтра явитесь сюда и сообщите, как удалось поладить с Милетиным.

– Хорошо.

Вернувшись после разговора с Моро, Дынник прошел в «свою» комнату, сел на кровать. Милетин еще не вернулся с работы. Это даже лучше, можно спокойно подумать. Как воздействовать на старика? Глупо пытаться купить его… Угрожать? Но чем? Жизнь его чиста, без пятнышка – его не запугаешь. Самое уязвимое место Милетина – любовь к сыну. Посулить устроить неприятность Михаилу? Какую? Он далеко, До него не доберешься. Старик прекрасно поймет…

Взгляд Дынника упал на тетради Михаила, попрежнему лежащие на столе. Рядом с ними, сложенные в аккуратную стопку, – конверты. На верхнем был написан адрес: «Энск, Песчаная, 20, П. А. Милетину». Дынник взял его, вынул письмо. Подпись: «Твой, Миша». Датировано прошлым месяцем… Как он не подумал раньше!..

8. Зеленый цвет – символ надежды

Они стояли на Морском бульваре втроем – Ася, Моро, Розанов. Выполняя обещание, данное Моро, Семен несколько раз постарался устроить «случайные» встречи с Асей на улице. И каждый раз неудачно – девушка то спешила по делам, то была с подругами. Лишь сегодня она согласилась погулять на бульваре, полюбоваться морем.

Моро казался Асе человеком безусловно интересным, самым настоящим другом советского народа (газету со своими статьями Моро успел ей дать), к тому же веселым, общительным.

Ася облокотилась на высокий парапет над обрывом, под которым раскинулся порт. За портом открывался синий, свежий морской простор.

День был ветреный, по небу, догоняя друг друга, плыли огромные пушистые облака. От них на море падала темная тень, и тогда вода приобретала стальной оттенок, волны тускнели, а затем, вырвавшись из затемненного пространства, блестели еще ярче.

Девушка– задумчиво смотрела на волны, на облака, на далекий-далекий, поднимающийся прямо из воды дым идущего за горизонтом корабля. Ася выросла у моря и не могла представить разлуку с ним. Лес, степь казались ей скучными, горы – слишком громоздкими. Иным было море, бесконечно меняющееся, поражающее беспредельной игрой красок и настроений. Наблюдая за морем, не думая ни о чем определенном и думая обо всем сразу, она могла стоять часами.

Глядя в бесконечный голубой простор, девушка внимательно слушала Моро, а он говорил безустали, описывая приключения в Африке, где побывал несколько лет назад, громко, раскатисто смеялся, шутил. «Д-35» был в ударе. Много надежд возлагал он на эту встречу.

С жаром рассказывая о каком-то очередном приключении, он фамильярно и ласково взял Асю за локоть. Девушке это не понравилось. Она ничего не имела против знакомства с Моро, но такой жест был ей неприятен. Спокойно отодвинув локоть, она пошла вдоль бульвара.

Скоро все трое оказались у сияющих стеклами и начищенными медными ручками дверей гостиницы, в которой жил Моро. «Д-35» умышленно привел сюда своих молодых знакомых.

– Вот мы почти у меня дома, – сказал Моро, – давайте зайдем на минутку в номер, передохнем, а потом – спустимся в ресторан. Я хочу угостить вас обедом. Можно? У меня сегодня маленький праздник – так, воспоминание о некоторых личных переживаниях.

Асю предложение удивило.

– К вам в номер? – спросила она, и «Д-35» с тревогой уловил в ее голосе настороженные нотки. – Чего ради?

– Что тут особенного! – засуетился Моро. – Вам надо отдохнуть, привести себя в порядок. Я знаю, как важна для женщин забота о внешности. Посидите у меня, и пойдем в ресторан.

– Благодарю за любезность, – тон Аси был вежлив и чуточку суховат, – но меня дома ждет отец. Я не могу принять ваше приглашение.

– Позвоните ему по телефону, скажите, что вы задержались в городе, – посоветовал Моро.

– Брось ломаться, Ася! Неужели предок не может побыть час без тебя? – поддержал приятеля Розанов. Ему хотелось на зависть друзьям посидеть в ресторане с иностранным корреспондентом и красивой девушкой. Подобное времяпровождение полностью соответствовало его понятиям о «шикарной» жизни. – Не соскучится, типичные сентименты.

– Откуда ты знаешь, может, и соскучится? Ему ведь, как и нам, обедать нужно, я должна успеть все приготовить.

– Пустяки, пустяки! Отговорки, которым никто не поверит, – рассердился Моро. – По-моему, вы просто не хотите составить нам компанию. Вы обижаете меня, Ася.

«В самом деле, может, пойти?» – заколебалась Ася. Ну что же плохого, если она посмотрит, как живет Моро… А отец? Останется без обеда?

– Напрасно обижаетесь, снова заговорила Ася. – Как же так, отец без обеда, а я в ресторане сижу. Ждать меня папе некогда: почти сразу после обеда он уедет и останется на работе до поздней ночи, у них сегодня совещание.

«Надо предупредить Дынника, вдруг он сегодня попробует осуществить свой план», – подумал «Д-35» и сказал:

– Мы напрасно теряем время. Вы не деловой человек, Ася, не умеете ценить минуту, и рассуждения ваши под стать кисейной барышне.

– Не знаю, сожалеть или радоваться, – насмешливо ответила Ася. – Мы попусту теряем время, вы правы.

– Старина Моро всегда прав. Приличия он знает не хуже, а, скорее, лучше вас, простите за откровенность. Я человек прямой, – развел руками Моро. – Побывав у меня, вы и Сэм не сделаете ничего плохого. Отказавшись – обидите старину Моро, гостя и друга вашей страны.

«Зайдя ко мне, приняв мое угощение, она будет обязана ответить мне тем же, – думал Моро. – Русские не любят оставаться в долгу. Вот я и попаду в дом к Борисову. У Моро голова на плечах есть».

«Действительно, что плохого, если я пообедаю с ними?» – думала Ася.

– Дочерняя любовь должна быть разумной, – говорил «Д-35». – Ведь вы взрослая девушка, у вас своя жизнь, свои интересы, и отец не должен быть таким эгоистом.

«А пожалуй, правильно. Я только об отце и думаю, а о себе ни крошечки, – такая мысль пришла в голову Асе впервые, и девушке стало стыдно. – Нет, конечно, Моро не прав, но немножко развлечься мне хочется. Я и с ними побуду немного и домой успею».

– Если вы обижены моим отказом, беру его обратно, – весело сказала Ася. – Пошли.

– Вот и чудесно! – радостно воскликнул Моро.

Во время обеда он был, как говорится, на седьмом небе, постарался как можно больше расположить к себе девушку. «Вот так удача! Недаром ценят «Д-35». Если старина Ральф захочет – своего добьется!»

«Д-35» не знал и не мог знать, что его «удача», которой он так радовался, сделалась его ошибкой.

…Марченко находился в худшем положении, чем Моро и Дынник. Капитан первого ранга не знал ничего о тех, с кем ему сейчас приходилось бороться. Каков будет первый удар в невидимой схватке и состоится ли сама схватка, Марченко предугадать не мог. И прежде всего ему необходимо было узнать, кто именно охотится за секретом трала.

Марченко решал задачу со многими неизвестными. Субъект, которого трижды за день видел Борисов и в котором можно подозревать шпиона, больше не появлялся, никаких следов его контрразведка не обнаружила. Он исчез – как в воду канул.

Рассуждая формально, Марченко мог не тревожиться. Вдруг инженер столкнулся с одним и тем же человеком несколько раз за день чисто случайно. Совпадение – и ничего больше. Однако Георгий Николаевич был слишком опытным в этих делах, чтобы успокоиться. Он не имел права ждать, пока враги начнут действовать. А рано или поздно они начнут, Марченко не сомневался. Слишком большое значение имела работа Борисова, уничтожавшая «голубую смерть».

Кто такой «иностранный корреспондент», какова его роль в Энске, Марченко мог лишь предполагать, основываясь на своей интуиции старого чекиста. Однако интуитивных догадок недостаточно для обвинения, и Марченко ни с кем не делился своими подозрениями. Если Моро не тот, за кого себя выдает, то он опытный, умелый разведчик. До сих пор он соблюдал крайнюю осторожность и не давал никакого повода подозревать себя во враждебных Советскому государству действиях. Беседы его с советскими людьми, обширные знакомства оправдывались естественным профессиональным любопытством журналиста дружественной державы, желающего шире узнать жизнь страны, ближе сойтись с ее гражданами. Моро не лез, куда его не приглашали, не спрашивал лишнего, не навязывался никому.

Так было до тех пор, пока он не постарался сблизиться с Асей Борисовой. Девушка привыкла быть откровенной с отцом и рассказала ему о знакомстве с иностранцем, о нескольких встречах с ним и, конечно, об обеде, устроенном Моро для Аси и Розанова. От инженера узнал про обед и Марченко.

«Чем вызван интерес иностранного журналиста к рядовой студентке? – рассуждал Марченко. – Хочешь знать, как живет советская учащаяся молодежь? Загляни в институт, в общежитие. Ну раз, другой увиделся с девушкой, а зачем приглашать ее к себе в номер? В ресторан на обед? И именно Борисову – дочь инженера-конструктора, работающего над тралом «Надежный». Почему Моро вдруг воспылал симпатией к Борисовой? Влюбился? Но он не может не понимать: Ася ему не пара, женой его никогда не станет. А что, если один из участников будущих событий появился на сцене?..»

Отношения между Моро и Асей волновали не только капитана первого ранга. Думал о них и Бурлака. Бурлака считал: он и Ася Борисова – друзья. Познакомились они у Марченко случайно, когда Бурлака зашел к нему по какому-то срочному делу. Сначала молодые люди встречались редко, со временем сблизились. От недели к неделе, от месяца к месяцу крепла их дружба. Помогала и общая привязанность к морю – чаще всего они встречались на пляже, в яхтклубе, на лодочной станции. Они могли проводить вместе целые дни, и никогда не иссякали у них темы для бесед, никогда не скучали они вдвоем.

Ася не делала секрета из своих встреч с Моро. Узнал о них и Бурлака.

– Он очень, очень забавный, а повидал сколько. Нам с тобой и во сне не приснится, что он пережил, – оживленно рассказывала она. И от оживления, симпатии, с которой говорила Ася о новом знакомом, у Ивана защемило сердце.

Они были на пляже, собирались купаться. Бурлака посмотрел на Асю, стоявшую рядом. Короткие, модно остриженные волосы то и дело выбивались из-под косынки – красной, как и Асин купальный костюм. Ася поправляла их плавными движениями тонких рук. Если бы эти руки обняли его, ласково привлекли к себе, у него остановилось бы дыхание, разорвалось сердце, внезапно подумал Бурлака, и от мысли этой ему стало и неловко и хорошо.

Солнце подходило к той черте, где густая зелень моря отделялась, от ало-синего закатного неба. Освещенное последними лучами, лицо девушки напоминало Бурлаке картину какого-то знаменитого художника. Где видел он эту картину, Иван не знал. Может быть, во сне?..

В вечерний час на пляже оставались самые завзятые любители купанья, вроде Аси с Бурлакой. Волны, маленькие, непрерывно шепчущие что-то непонятное, набегали на берег и медленно растекались по песку. Одна из волн подбежала почти к ногам Аси, и в ней заалели отблески заката.

Беседа не клеилась. Занятый своими мыслями, Бурлака невпопад отвечал на вопросы Аси; когда же она замолкала, начинал сам говорить, но сегодня разговор его был сбивчивым, неинтересным.

Странное дело, до сегодняшнего вечера Иван всегда чувствовал себя в присутствии Аси легко и свободно, а теперь никак не мог попасть в прежний товарищеский тон. Он старался изо всех сил казаться остроумным, веселым – выходило натянуто.

Ася заметила, что с Иваном происходит что-то неладное.

– Ты рассеян сегодня, – сказала она. – Пошли лучше купаться, а то скроется солнце, и будет холодно выходить из воды.

Бурлака молча последовал за ней к трамплину.

Ася первая взбежала по дощатой лестничке, звонко шлепая босыми подошвами по мокрым ступеням.

– Гоп! – задорный возглас Аси прервал мысли Бурлаки. Изогнувшаяся в полете фигурка девушки мелькнула перед Иваном.

– Что же ты стоишь? Прыгай! – позвала Ася, отплывая от вышки.

Иван оттолкнулся от упругого, вибрирующего трамплина и через секунду плыл бок о бок с Асей.

– Хорошо! – сказала она. – Так бы плыла и плыла до Кавказа.

– А меня Марченко журит, если мы с тобой далеко в море забираемся, – сказал Бурлака.

– Георгий Николаевич ужасный педант.

– Иногда и это не плохо.

– Ну-ну, не поддавайся его агитации! Того и гляди предложишь мне купаться со спасательным кругом и не дальше, чем в пяти метрах от берега.

Искупавшись, они вышли на песок, стали одеваться.

Балансируя на одной ноге, Ася вытряхивала песок из туфли. Стоять Асе было неудобно, – вот-вот девушка могла упасть. Ивану следовало бы поддержать ее. Непонятное чувство мешало так поступить. Сегодня все было не так, как обычно, и Иван, сам не зная почему, в неуклюжей и нерешительной позе ожидал, пока Ася обулась.

Каменистая тропка шла между скалами, поднимаясь к широкой, обсаженной акациями и платанами парковой аллее.

– Постоим здесь, – сказала Ася. – Я устала, очень крутой подъем.

Она взяла Ивана под руку. Возникшим в ней женским чувством Ася отгадала тревогу и смятение Бурлаки. Девушка, еще недавно в коротком платьице бегавшая в школу, в этот момент сознавала себя сильнее, тверже, решительнее, чем Бурлака – бывший партизан.

Короткие южные сумерки окончились быстро. Темнота наступила почти одновременно с заходом солнца. Вспыхнула, обрамляя аллею, длинная цепочка электрических огней.

Отцветала акация, и ветер срывал тонкие, похожие на пух лепестки. Их было много, очень много. Они кружились в воздухе, как снежинки в метель, устремляясь то вверх, то вниз, как будто стараясь догнать друг друга.

Внизу шумел прибой. Из густотемного морского простора смотрел зеленый глаз бортового корабельного огня. Что таится в морском пространстве, что ждет уходящий в далекий рейс корабль?

Они шагали сквозь причудливую летнюю метель молча, понимая друг друга без слов. Пусть ничего не было сказано, этот вечер стал вечером их первого объяснения в любви.

А из морского простора на молодых людей поглядывал зеленый огонек – цвета надежды.