Текст книги "Когда город спит"

Автор книги: Юрий Усыченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

12. Кольцо сжимается

Марченко, молчаливый, задумчивый, сидел рядом с шофером, лишь временами поглядывая вперед. Когда проезжали мимо кургана, капитан первого ранга тронул шофера за плечо. Тот понял знак. Скрипнули тормоза.

– Три гудка, – коротко, в своей обычной манере, приказал Марченко.

Из-за кургана появился человек в штатском. Он приблизился к машине, по-военному поздоровался с Марченко, опустив руки по швам и наклонив голову.

– Здравствуйте еще раз, товарищ Терентьев, – сказал Марченко. – Ну что? Обыскали это место?

Терентьев достал из кармана клочок бумаги, бережно расправил и протянул капитану первого ранга. Марченко прочел написанное, довольно улыбнулся, но тут же спросил:

– Это все?

Терентьев утвердительно кивнул.

– А хорошо искали?

Ответом был взгляд, лучше слов говоривший: «Неужели вы думаете, что мы могли искать плохо?»

– Простите, – Марченко понял. – Я напрасна задал вопрос. Следы нашли? Куда они ведут?

– На юго-запад, через кукурузное поле. Примерно в двух километрах отсюда трамвайная линия. Думаю, там он сел в вагон.

– Сколько вагонов ходит по этой линии?

– Шесть.

– Расспросите кондукторов. Они могли запомнить приметного пассажира – у него сильно избито лицо. Человек, который пытался задержать преступника, утверждает: следы побоев останутся на неделю. Неделя не неделя, но за несколько часов не сойдут, тем более, что смыть кровь с лица и вообще привести себя толком в порядок он не успел. Не до того ему было.

Терентьев молча кивнул, как бы говоря: «Все понятно, сделаю».

– Постарайтесь узнать, на какой остановке он сошел в городе.

– Слушаюсь.

– Желаю успеха. Едем.

Автомобиль опять помчался к Энску.

Марченко долго вглядывался в каждое слово полученной от Терентьева записки, потом посмотрел, нет ли чего на ее обороте, и, лишь проделав все это, осторожно положил ее в карман.

Бурлака не хотел беспокоить сейчас капитана первого ранга своими недоуменными вопросами, хотя для Ивана многое оставалось неясным в событиях последних суток. Кто убил Милетина? Почему? За что? Какую роль вообще играет Милетин? Сообщник это, которого по каким-то причинам убрали с дороги, или жертва? Как отыскать преступника, зверски расправившегося со стариком и затем проникшего в бюро? Он не оставил ни одной улики на месте преступления. Гречко довольно подробно описал внешность неизвестного, встреченного на шоссе, но какие основания предполагать, что подозрительный тип, ранивший Гречко, и убийца Милетина – одно и то же лицо?.. Лейтенант терялся в догадках, а Марченко молчал, занятый своими мыслями.

Автомобиль въехал в Энск и сбавил ход.

Это было промышленное предместье города. По прямой широкой улице, в центре которой и вдоль тротуаров росли невысокие, с пыльной листвой акации, грохотали грузовики, тяжелые подводы, большие зеленые автофургоны. За каменным забором судостроительной верфи надсадно вздыхал паровой пресс, наперебой трещали пневматические молотки клепальщиков, возившихся у корпуса нового танкера. Прямо над улицей, на высоте трехэтажного дома, протянулась труба теплоцентрали. Из фланца ее выбивалась тонкая струйка пара и, взметнувшись вверх, таяла, играя на солнце всеми цветами радуги.

Многолюдная оживленная улица промышленного района казалась капитану первого ранга очень красивой. Георгий Николаевич любил эту часть города больше центральных старинных кварталов с их строго-спокойными памятниками зодчества, тенистыми, прохладными скверами и бульварами, манящими к отдыху. Здесь, где все проникнуто напряжением труда, Марченко чувствовал себя особенно хорошо.

Казалось, Марченко никогда в жизни не занимался производительным трудом: не строил домов, не стоял за станком, не собирал корабли. Он лишь охранял тех, кто делал это. И в каждом воздвигнутом цехе нового завода, в каждом спущенном со стапелей корабле, в каждом километре железнодорожных путей, проложенных через пустыню, были бессонные ночи, энергия, кровь чекиста Марченко. Да, не только энергия, но и кровь. Диверсант, ранивший Марченко и застреленный каперангом в схватке один на один, имел задание взорвать недавно пущенную домну. Группа вредителей, раскрывая которую Марченко чуть не погиб, готовилась вывести из строя несколько шахт. Георгий Николаевич Марченко знал, что его труд так же необходим, как труд тех, кто ведет сейчас машины, кто сжимает обеими руками трепещущий, как живое существо, пневматический клепальный молоток, кто обтачивает острым резцом упругую блестящую сталь…

С удовольствием глядя по сторонам, Георгий Николаевич думал о своем. Марченко мысленно собирал в одно все полученные данные, оценивал происшедшие события, выводил из них заключения.

Деловые мысли перемежались с житейскими: Глаша жалуется на боль в нотах, должно быть ревматизм, надо купить для нее путевку на курорт; не плохо бы и самому съездить, с довоенного времени не отдыхал…

Вот, наконец, здание контрразведки.

Марченко вышел из машины.

В вестибюле начальника остановил дежурный офицер.

– Разрешите обратиться, товарищ капитан первого ранга! Пакет от товарища Глебова. Принес он сам, просил передать.

– Ага! Давайте. – Марченко торопливо разорвал конверт. – Так… «Ваше поручение выполнил… Были вместе на «Виктори», – вполголоса читал каперанг. – Вернулись только что… Посылаю образец почерка – его записку для меня к одному из сотрудников консульства…» Вот она, – Марченко глянул на небольшой листок бумаги, вложенный в конверт вместе с письмом Глебова. – «Рад немного помочь вам… С приветом! Глебов». Молодец! Сделал все.

Каперанг спрятал письмо и, неожиданно легко шагая через две ступени, поднялся по лестнице к себе в кабинет. Бурлака не отставал от начальника.

– Ну, лейтенант, – Марченко повесил фуражку на вешалку в углу, тщательно пригладил все еще густые волосы, – период догадок и предположений кончился. Посмотрим, что находится в нашем распоряжении.

Марченко подошел к массивному шкафу, установленному у стены. Певуче скрипнула дверца. Каперанг достал коричневую папку и положил ее на стол.

– Бумаги эти, – говорил он, развязывая тесемки, – найдены в квартире Милетина. Письма старику от сына Михаила, записка за его же подписью, лежавшая под столом. Приобщим к ним письмо, которое наши товарищи отыскали на дороге возле кургана. Проглядите все. Что вам это говорит?

– Ну? Прочли? – обратился Марченко к лейтенанту через некоторое время. – Что думаете?

– Мне кажется, – ответил Бурлака, перебирая бумаги, – дело обстояло так: шпиону каким-то образом стало известно, что по катакомбам из дома Милетина можно пройти в бюро. С письмом Михаила Милетина он явился к старику, требуя помощи и угрожая в противном случае рассказать о предательстве Михаила Милетина. Старик отказался, тогда его убили.

– В общем я с вами согласен, но как вы объясните одну деталь. Откуда взялось письмо Михаила Милетина? Ведь если младший Милетин предатель, нужно время, чтобы найти его в армии, выманить от него такое вот послание, а сделать это нелегко. Затем нужно опять вернуться в Энск. Довольно сложная и затяжная штука, не правда ли? Явиться сюда с готовой программой действий и готовым письмом Михаила Милетина шпион не мог. Подобные шаги предпринимаются непосредственно на месте, когда ясна конкретная обстановка.

– Да, – признался Бурлака, – этот вопрос я уже задавал себе и не нахожу на него ответа.

– А он очень прост. Смотрите.

Марченко положил рядом одно из последних писем Михаила к отцу и записку, в которой лейтенант умолял старика помочь шпиону.

– Я тоже встал в тупик перед загадкой, но мало-помалу добрался до истины, когда стал сличать почерк обоих документов. Займитесь и вы этим…

– А-а!.. – Бурлака в горячности вырвал из рук Марченко обе бумаги и стал внимательно вглядываться в них. – «О» здесь круглое, закрытое, а здесь – с хвостиком наружу. Одно «т» с толстой верхней чертой, другое – с чертой потоньше. Точно: почерк на записке Михаила Милетина подделан. Михаил не писал ее. Вот теперь порядок полный, все ясно.

– Конечно, не писал, – улыбнулся Марченко. – Шпион сумел втереться в доверие к старику, получил доступ к письмам его сына. Одно из них украл. В спокойном месте и сфабриковал эту записку, подделав почерк.

– Надо разобраться, как шпион познакомился с Милетиным, почему попал в его дом, – сказал Бурлака.

– Верно… Когда записка была готова, шпион показал ее старику. Тот, очевидно, на предательство не согласился. Затем, наверное, все произошло именно так, как вы предполагаете. Убив Милетина, шпион спустился в подвал, прошел до бюро. Разобрал кирпичную кладку в стене котельной, поднялся наверх и там встретился с охранником. Ну, и так далее. Теперь перейдем к записке, найденной на дороге.

Марченко взял ее, положил рядом с фальшивым письмом Михаила Милетина.

– Попробуем, – продолжал капитан первого ранга, – установить, есть ли связь между ночным убийством, неудавшимся налетом на бюро и случаем возле степного кургана. Такая связь, несомненно, есть.

Бурлака с удивлением посмотрел на своего начальника. Почему каперанг говорит так уверенно?

– Вы уже сравнивали записку, якобы посланную Михаилом Милетиным, с его подлинными письмами. Это дало отличные результаты, – говорил Марченко. – Теперь сравните ее с той, что нашли у кургана. Первое – сходство бумаги. И там и там она линованная, причем совершенно одинаково – тонкими голубыми линиями. Пробелы между линиями, ширина обоих листочков, толщина линий – все одинаковое. Сорт и химический состав бумаги тоже одинаковы – анализ подтвердит, вот увидите. Наконец смотрите, – капитан первого ранга зажал обе записки большим и указательным пальцами, как держат игральные карты. – Оба листка вырваны из блокнота. Видите зубчатую линию отрыва? Ясно?

– Ясно, товарищ капитан первого ранга.

– Чья бумага? Чей блокнот? – каперанг хитро подмигнул Бурлаке и эффектным жестом фокусника достал из кармана листок, полученный вместе с письмом Глебова. – Прошу. Образец почерка. Сделан журналистом Моро, посланным с «дружественными», – Марченко усмехнулся, – целями в нашу страну. Здорово, а? – По голосу каперанга чувствовалось, что он очень доволен достигнутым.

– Мо-ро?! – немного недоверчиво протянул Бурлака.

– Не верите? Вот именно, Моро. Я, признаться, тоже не поверил, когда пришло на ум первое подозрение. Читал его статьи. Приятные. Без всякой клеветы на Советский Союз. Вел он себя в Энске очень сдержанно, а червячок меня грыз и грыз. Решил проверить Моро, выработал один план. Теперь этот план не понадобился. Записка, которая у нас есть, ценнейшая вещь для следователя, особенно когда соединишь ее с первыми двумя – все три по величине, форме, рисунку линий абсолютно сходны. Если сличить почерк записки, найденной на дороге, и той, которую Моро дал Глебову, увидим, что он совершенно тождествен. О совпадении не может быть и речи.

– Кроме того, на бумаге должны сохраниться отпечатки пальцев.

Марченко одобрительно кивнул.

– Кто добыл эту записку? – спросил лейтенант.

– Очень толковый человек. Зовут его Глебов. Журналист.

– А как он вмешался в это дело? – удивился Бурлака.

– Как Гречко, как любой советский человек, – пожав плечами, ответил каперанг. – Когда вы налаживали преследование убийцы Милетина, я уехал к себе. Меня не оставляла мысль: Моро имеет непосредственное отношение и к ограблению бюро и к убийству. Лично он ни в том, ни в другом не участвовал – не так глуп. Он организатор, руководитель. Как руководителя его необходимо изолировать от шайки хоть на время. Но каким путем? Не арестуешь же Моро без всяких оснований. Позвал к себе Глебова, вкратце рассказал, в чем дело. Объяснил, под каким предлогом можно задержать Моро. Глебов все сделал великолепно.

– Вот злился-то Моро! – усмехнулся Бурлака.

– Злиться, может, и злился, – возразил каперанг, – однако не растерялся. Сумел передать записку своему подручному. По правде говоря, я на это не рассчитывал. Благодаря Гречко хитрость Моро обернулась против него самого. Я просил Глебова достать образец почерка Моро, чтобы сравнить его с почерком письма, полученного Милетиным, чтобы или отбросить свои подозрения относительно Моро, или окончательно укрепиться в них. А Гречко дал нам третий документ… – Марченко сделал небольшую паузу. – Кстати, мне пришлось читать много иностранной литературы о нас. Каждый из авторов по-своему объясняет успехи советской контрразведки. Один говорит даже, что мы привлекаем на помощь «астральные силы». Потусторонний мир, иначе говоря. А ларчик открывается просто. Стал бы в капиталистическом государстве ломовой извозчик, малограмотный человек, помогать контрразведке? Не стал бы. Вот и разгадка. Никакой мистики… Но я в лирические отступления ударился. Задача наша – выследить убийцу. Уже после того, как он будет раскрыт, дать ему возможность встретиться с Моро и схватить обоих вместе. Наши люди идут по следу врага. Записка, найденная на дороге, облегчает, положение. – Марченко взял со стола записку, раздельно, останавливаясь на каждом слове, прочитал ее вслух: – «Сегодня, в восемь сорок пять вечера, на девятой скамейке от конца прибрежной аллеи парка Шевченко». Так пишет Моро. Тон приказа.

– Надо задержать того, кто явится в парк, – сказал Бурлака, – вместе с Моро.

– Э, лейтенант, не так-то просто это сделать. Они не глупее нас с вами. Вы были когда-нибудь на той аллее?

– Был… вчера. – Бурлака чуть-чуть покраснел. Марченко заметил и шутливо спросил:

– Тоже, наверно, свидание назначили? Только другого характера. Ну ладно, ладно. Не вмешиваюсь в ваши сердечные тайны. Но вот за то, что не запомнили расположение аллеи, похвалить не могу. Она идет прямо над обрывом вдоль берега. Со стороны парка ограждена низким декоративным кустарником и большими газонами. Внизу – пляж. Позиция – лучше не надо. Подойти к сидящим в центре аллеи, – а ручаюсь, что девятая скамейка именно в центре, – невозможно. Они сразу почуют опасность, спустятся по одной из нескольких тропинок вниз, а то и прямо сбегут по склону. И там ищи-свищи их между скалами! Время тоже с умом выбрано – перед закатом. Хорошо видно, что делается вокруг, а почти сразу после встречи, – Марченко посмотрел на листок настольного календаря, где были указаны часы и минуты захода солнца, – наступит темнота. Все предусмотрели. Задали нам хлопот! Ну, да мы и сами с усами.

– Что же делать?

– Вы Нефедову знаете?

– Знаю, товарищ капитан первого ранга.

– В восемь двадцать вы должны с ней сидеть на восьмой или десятой скамейке той аллеи. Не дальше. Вы молоды, собой не дурны, она тоже – вполне за влюбленных сойдете, и ни у кого не возникнет никаких подозрений. Смотрите в оба. Ваша обязанность увидеть, как встретятся преступники. Что произойдет дальше, предсказать трудно. Когда они выйдут из парка, к вам присоединятся трое. Командуете вы. Задача: узнать, где их логово, окружить его. Возьмем всю шайку. Для завершения операции приеду сам. Пока более подробных инструкций дать не могу. Сам не знаю, как обернется дело. Скажу одно. Действуй наверняка. Не промахнись. Понял?

– Товарищ капитан первого ранга! – обиженно воскликнул Бурлака. «Неужели Марченко сомневается во мне?» – с горечью подумал он.

– Молчите и слушайте! – резко перебил каперанг. – Я давно капитан первого ранга! Нечего обижаться, когда вам дело говорят. Вы уже видели, к чему приводит малейшая наша ошибка. Мы не подумали о том, что в бюро можно попасть через котельную. Простукай мы там стены, преступник попал бы в засаду и уже был за решеткой. А он на свободе гуляет. Одного человека зарезал, другого пытался зарезать, третьего чуть не застрелил.

Бурлака испуганно смотрел на каперанга. Он никогда не видел Марченко в таком состоянии. Привыкнув, что капитан первого ранга всегда спокоен, выдержан, Бурлака считал Марченко немного флегматичным. В эту минуту лейтенант понял, что ошибся. Под внешней выдержкой, самообладанием старого чекиста скрывалась горячая, страстная натура.

Ненависть, которой дышало сейчас лицо каперанга, прогнала сомнение Бурлаки. Он понял: Марченко посвящает борьбе всего себя без остатка, он чувствует огромную личную ответственность за людей, чей труд и безопасность бережет.

– Перед тем как отправиться к Гречко, я звонил в больницу, где лежит товарищ, раненный при охране бюро, – немного успокоившись, сказал Марченко. – Он сейчас в тяжелом состоянии, но жить будет. Так врач меня заверил. Представим к ордену, наградной лист я подписал.

«Сейчас, когда каждая минута на учете, каперанг не забыл осведомиться о судьбе раненого и подумал о том, чтобы достойно отметить его храбрость», – мелькнуло в голове Бурлаки.

– Но Милетина не вернешь! Не вернешь! – горькие ноты зазвучали в голосе Марченко. – За него можно только отомстить… И отомстим… Понятно, как действовать?

– Понятно, товарищ капитан первого ранга.

– За резкость на меня не обижайся. Хочу, чтобы ты понял: противники у тебя не лыком шиты. Смените, дорогой товарищ лейтенант, гнев на милость.

– Простите меня, Георгий Николаевич, – тихо сказал Бурлака.

– Э, пустяки. Сам когда-то таким был. Учили и меня, да только по-другому – пулями. От такой учебы тебя охраняю. Ну, – все. Можешь итти. Условьтесь с Нефедовой о встрече.

– Слушаюсь, товарищ капитан первого ранта.

– До свидания, – сказал Марченко и улыбнулся своим невоенным словам.

Отпустив Бурлаку, он стал просматривать телефонограммы, донесения работников, направленных по следам убийцы Милетина. Обыск в квартире старика, произведенный самим капитаном первого ранга, беседы с людьми, которые могли обратить внимание на одинокого человека, проходившего рано утром в районе дома Милетина, дали возможность, правда не очень уверенно, предполагать, в каком направлении скрылся убийца. Капитан первого ранга верил: его подчиненные не позволят врагу уйти далеко.

Происшествие на дороге возле кургана изменило положение. Контрразведка получила новые ценные сведения, и Марченко быстро ими воспользовался. Однако каперанг учитывал, что, потеряв записку и предполагая, что она могла попасть в чужие руки, преступник может не явиться на место встречи в парк. Поэтому Марченко не снимал с выполнения задания и вторую группу, выслеживавшую преступника независимо от Бурлаки.

Руководил этой группой Терентьев – контрразведчик, который нашел записку у кургана. Почти в то самое время, когда капитан первого ранга и Бурлака обсуждали, как быть дальше, Терентьев беседовал с трамвайным диспетчером. Войдя в тесную комнату, он протянул служебное удостоверение пожилому человеку с длинными, свисающими вниз «запорожскими» усами.

Диспетчер долго рассматривал красную книжечку, а потом привычным движением расправил усы.

– Меня Петрушко звать, Гаврила Степаныч, прошу любить и жаловать. Садитесь, говорите, чем полезен буду.

– Мне, Гаврила Степаныч, нужно расписание движения трамваев по двадцать девятому маршруту.

– Пожалуйста, это мы сейчас, – диспетчер порылся в стопке бумажек, лежащей на столе, достал нужную. – Вот оно.

Терентьев записал несколько цифр себе в блокнот.

– С тринадцати сорока пяти до четырнадцати часов сорока минут на остановке «улица Полевая» побывало три вагона?

– Совершенно справедливо, – подтвердил Петрушко.

– Где они теперь?

Петрушко самодовольно погладил усы.

– До точности могу указать. У нас, как на железной дороге: график – закон. – Гаврила Степаныч взял у Терентьева расписание, повел по нему толстым пальцем с пожелтевшим от табака ногтем. – Вагон номер двадцать два семнадцать недавно вышел отсюда, приближается к остановке «Ярмарочная площадь». Вагон одиннадцать сорок три – к остановке «улица Толстого». Пятьдесят ноль семь идет по Адмиральской. Проверяйте не проверяйте, так и есть.

– Скоро приедут сюда?

– Это тоже без запинки отвечу. Через тридцать две минуты – один, через двадцать – другой и через одиннадцать – третий.

– Ладно, спасибо. А скажите, бригады на них не менялись?

– Чего им меняться? – удивился Петрушко. – Кондукторы и вагоновожатые те же, что с утра.

– Я подожду их, побеседовать надо.

Петрушко погладил правый ус, искоса глянул на Терентьева и нерешительно сказал:

– Вы меня извините, товарищ Терентьев, спросить вас хочу.

– Пожалуйста, что за церемонии.

– Случаем, не хулиганов ищете, которые гражданина избили?

– Хулиганов? Нет. А почему вы про них вспомнили?

– Так просто, извиняюсь, тут у нас странное происшествие.

– Рассказывайте, рассказывайте, люблю про странные происшествия слушать, – улыбнулся Терентьев.

– Тома Бахелова говорила: к ней в вагон пассажир сел, весь избитый, в крови, хулиганы на него напали и поколотили. Тома в милицию заявить посоветовала, он сначала отказывался, а потом согласился, с трамвая сошел. Сойти сошел, а когда поехали, Тома на него глянула и видит – не идет он в милицию, ждет чего-то.

– Чего же он ждет? – спросил Терентьев, не пропустивший ни слова из рассказа Петрушко.

– Откуда нам знать? Бахелову сомнение взяло. Приехала сюда и ко мне. Что, мол, такое? Я говорю: звони в милицию, спроси, был избитый гражданин? Оттуда отвечают: не был, ничего не знаем. Вот какая история! – Петрушко тыльной стороной ладони подбил кверху усы, опустившиеся во время длинного рассказа.

– Всякое случается, – уклончиво ответил Терентьев. – А где Бахелова?

– На номере одиннадцать сорок три. Будет здесь, – диспетчер посмотрел на часы, – через двадцать три минуты.

– Когда вернется, пригласите ее сюда.

– Слушаюсь! – ответил Петрушко тоном бывалого вояки.

– Разрешите, я позвоню – по телефону?

– Действуйте, действуйте.

Терентьев набрал номер:

– Сошел с трамвая у отделения милиции, куда направился, не установлено. Проверьте аптеки – он мог заглянуть туда, чтобы купить иод и прочее.

Приехавшая Тома Бахелова охотно рассказала о странном пассажире, описав его лицо, фигуру, костюм. По описанию это был именно тот человек, которого избил Гречко. Терентьев представлял себе его так ясно, как будто встречал не раз. Приметы врага получили агентурные работники на вокзале и пристани, начальники контрольно-пропускных пунктов, в те первые послевоенные месяцы еще не снятых с дорог у въезда в город.

Оставить Энск Дынник теперь не мог. Кольцо вокруг преступника сжималось. И все же дальнейшие события развернулись иначе, чем предполагал капитан первого ранга.