Текст книги "Своевременные мысли о Российском парламенте"

Автор книги: Юрий Сидоренко

Два лика советской Конституции

Исторически Конституция, а еще раньше своды законов, скрупулезно отражали действительное положение дел в той или иной стране. Демократия рабовладельцев предоставляла определенную свободу выбора именно рабовладельцам, но не рабам. Древние римляне не предоставили своим рабам фальшивые демократические свободы, с тем чтобы во имя пиетета к своей империи лишь торжественно провозгласить эту нелепость в уверенности и надежде, что рабы дарованными свободами не воспользуются. Юрисдикция феодальных государств законодательно определяла крепостную зависимость крестьян. А когда в России юридически было отменено крепостное право, крестьяне на самом деле получили личную свободу. Таким образом, в условиях реально существующего государственного права речь могла идти лишь об изменении статей закона и Конституции. В связи с этим и шла острая политическая борьба, поскольку в сознании общества статьи Конституции для того и принимаются, чтобы исполняться.

И, может быть, в силу такой многовековой инерции принятая в 1936 году сталинская Конституция, несмотря на весь предыдущий кровавый опыт нашей страны, все же была встречена с облегчением и радостью, поскольку в тексте этого документа законодательно подтвердились фундаментальные общечеловеческие ценности: свобода печати, свобода слова, уличных шествий, неприкосновенность жилища, всеобщее равенство перед законом, независимость судей и т. п.

Ежовщина началась ровно через год. И стало ясно, что Конституция была принята не для реального ее исполнения, она представляла собой только ширму, которая своим благостным видом и содержанием прикрывала кровавые преступления сталинского режима. Громко провозглашенные статьи Конституции заглушали вопли истязаемых в подвалах НКВД. Под успокоительные рефрены конституционных норм, определяющих независимость суда, кровавые тройки палачей НКВД творили бессудные зверские расправы над несчастными и безвинными людьми. И снова оправдался традиционный принцип политических изуверов: сначала сталинская Конституция, потом ежовщина.

Оба эти процесса – ложь и насилие – тесно связаны, взаимообусловлены. Вот почему демократическое движение диссидентов выступало с требованием соблюдения советским правительством собственной Конституции. Эти мученики, затравленные в психушках, тюрьмах и лагерях, не говорили об улучшении Конституции, об изменении ее текста. Они ценой своей жизни требовали от руководства лишь соблюдения собственных конституционных норм.

И в наше время мы тоже являемся свидетелями грубейшего нарушения Конституции страны – вмешательство армии в гражданскую жизнь общества противоречит конституционному праву. Конституция грубо нарушена в интересах определенного клана, касты партийного аппарата. Уголовные преступники, как известно, не разъезжают на танках и бронетраспортерах, и ловить квартирных воров, мошенников или даже грабителей при помощи тяжелой армейской техники – нелепо.

Армия, во всеоружии своей боевой мощи, как это показал прибалтийский опыт, может быть брошена против любого безоружного гражданского населения. Она может растоптать демонстрацию, митинг, овладеть телебашней, если там не сидит, например, очередной Леонид Кравченко. Она может разоружить республиканскую милицию и блокировать работу демократических органов самоуправления. Впрочем, это только внешняя сторона, наружный террор, санкционированный указом двух министров. А его логическое продолжение – специальный указ Президента СССР, санкционирующий внедрение агентов КГБ в любое учреждение, предприятие и даже в жилище граждан, неприкосновенность которого лицемерно гарантирована статьей Конституции. Следовательно, и на улице, и дома человек по-прежнему беззащитен и тотально подконтролен центральной власти. И речь идет не только о нарушении, но и об осквернении элементарных конституционных норм.

За предлогами дело не станет. Будут обнаружены и показаны по телевидению великолепные результаты проделанной работы, потрясающие сцены конфискаций и хорошо организованное «всенародное» одобрение, ибо конфискованные материальные ценности по сообщающимся сосудам изуродованного сознания как бы переливаются в общенародную копилку. Но давайте вспомним, что в 1917 году конфисковали намного больше – всю Россию, но жить от этого никому не стало ни лучше, ни легче. Фундаментальный законодательный постулат о всеобщем благоденствии на основании экспроприации экспроприаторов (а по-русски – грабь награбленное!) стал первым жестоким обманом, который обернулся невиданным насилием, разрухой и нищетой.

Язык равных

О чем бы ни шла речь, невольно начинаем от Вильнюса, ибо пролитую кровь нельзя забыть, проигнорировать, перейти на другую тему. Действительно, тема одна: Карабах, Тбилиси, Баку, Фергана, Ош, Вильнюс… Можно смыть кровь с асфальта, но из памяти и совести человеческой ее вымыть нельзя.

Обстоятельства особенно трагичны потому, что мы стоим на пороге великого созидания. Но мы не построим дом, если будем замешивать его фундамент на крови и ненависти. История человечества, и тем более наша родная история, именно сегодня обнажилась уже не только старыми, но и новыми ранами. Мы убедились еще раз, что централизованное несчастье обожгло не только крымских татар, турок-месхетинцев, ингушей, чеченцев, калмыков… Засеянные когда-то цветы ненависти взошли сегодня на горе всей нашей державе. И с этим проклятым опытом нам ли засевать новое поле в Литве, Латвии, Эстонии – явно, а в других республиках – исподволь?

Исторический опыт и здравый смысл говорят нам, что в основе всех наших несчастий лежит так называемое имперское мышление – явление, которое уже не вмещается в пространство и время на пороге третьего тысячелетия нашей эры. И, не имея возможности естественно существовать, этот анахронизм – имперское мышление – использует различные искусственные приемы в виде лжи, демагогии, грубой силы. Подобные методы тем отвратительнее, что они уже давно разоблачены, развенчаны, не имеют никакой нравственной силы и почти не имеют социальной опоры.

Конечно, временный успех реакции, в принципе, возможен, но это будет, если не дай, Бог, случится, ее пиррова победа. Историческое время империй прошло, и, следовательно, ушло время имперского мышления. Это понимают многие, независимо от политических позиций. А понимание или даже сомнение естественно порождает ответственность. И с чувством общей ответственности, поскольку для всех нас впереди пропасть, нужно найти тот пункт или те направления, которые позволят выйти всем нам на дорогу согласия.

Но на эту дорогу могут выйти только равные, которые говорят друг с другом на языке равных. Вот почему в истории межгосударственных, национальных и общественных отношений такое большое значение придавали протоколу, который уравнивал на переговорах представителей больших и малых народов на уровне высоких договаривающихся сторон. И тогда появлялась возможность нормального диалога.

Сегодня это у каждого наболело. Любая республика не чувствует себя равноправной по отношению к центру. Не только парашютисты и танки, но, кроме того, – еще и язык неравноправия, пренебрежения и диктата. Испытывая постоянное давление сверху, республики либо интуитивно, либо сознательно идут на связи друг с другом, минуя центр, потому что между собой они говорят на языке равных, торжественно подчеркивая протоколом взаимные обязательства и уважительное отношение. Подобные горизонтальные связи между республиками уже сегодня приобретают значение важных экономических и политических элементов обновленного Союза. В первую очередь они реальны – потому что добровольны.

Впрочем, пренебрежение протоколом – далеко не единственная причина, определившая ту катастрофу, в которой мы пребываем сегодня. Ставки настолько велики, что можно было бы проявить дипломатию, такт, усилить протокол, улучшить этикет. Из-за этого ли только пролилась кровь? Разумеется, язык и протокол – лишь поверхностные индикаторы, отражающие политику центра. Фундаментально ее определяют другие глубинные факторы.

Дело в том, что центр по своей природе не является всеобщим благопопечителем. Был момент, когда с капитанского мостика раздался благовест надежды – доклад о приоритете общечеловеческих ценностей. Но, видит Бог, не получилось. И сегодня то пространство, что называется центром, захвачено и стреножено единственным кланом, даже не партией, а лишь ее аппаратом, который традиционно управляет и командует Вооруженными Силами, Комитетом государственной безопасности, МВД, финансами и чиновниками, произвольно захватывает средства массовой информации, распоряжается всеми богатствами страны. Поэтому его избегают, не слушают, хоть он и старается по старым рецептам выдавать истину в последней инстанции. И перестройка до сих пор никоим образом не коснулась организационных, структурных и иных формирований центра, по существу, даже не изменила образа жизни его небожителей.

Можно ли переделать данный устоявшийся механизм, и где тот Геракл «сверху», который способен это сделать? Такую задачу могут выполнить лишь суверенные республики «снизу», добровольно объединившись в единый союз на основе экономических, политических и других соглашений. Этот добровольный союз будет формировать конкретные задачи для центра, который в результате станет всесоюзным исполнительным органом. Дополнительные права и обязанности центра должны быть обсуждены и определены в окончательном тексте Союзного договора.

Таким образом, речь не идет о распаде Великого Государства – подобные утверждения носят демагогический и клеветнический характер. На самом деле проблема заключается в укреплении единого Союза, а фундаментальные идеи демократии, свободы и добровольности фактически нивелируют возражения непримиримых национальных лидеров, идеология и политика которых базируется на сопротивлении имперскому насилию и диктату. И что бы ни говорили сегодня оскорбленные и униженные, традиционные экономические и духовные связи народов нашей страны в конечном итоге возобладают и обеспечат столь необходимую нам целостность на единственно возможном и прочном фундаменте. В таких условиях центр уже не сможет подавлять волю народов, а будет лишь исполнять волю суверенных республик. И тогда все заговорят на языке равных.

В защиту Ельцина, в защиту Силаева

Мысль о необходимости защиты появилась с первой же минуты избрания Б. Н. Ельцина Председателем Верховного Совета РСФСР. Несмотря на то, что миллионы граждан Российской Федерации приветствовали это событие, умудренные в кабинетной войне противники продолжали (и продолжают) явную и тайную войну против него.

Почему же все-таки именно сегодня пришла пора опубликовать этот материал? Дело в том, что в настоящее время, на фоне известных событий, когда политическую сцену покидают Шеварднадзе, Яковлев, Явлинский, Фильшин; когда Шаталин пишет отчаянные письма Президенту, а его за это исключают из партии; когда органы конституционного надзора и прокуратура не реагируют на депутатский запрос о правомочности Указов Президента СССР или на иск генерала Калугина, но весьма оперативно организуют обыск в кабинете депутата Тарасова, игнорируй его парламентскую неприкосновенность; когда исчезают вдруг популярные среди телезрителей программы, а главный чиновник телевидения объявляет себя глашатаем президентской воли; когда в Литве по приказу неизвестного анонимного комитета национального спасения, едва не захватившего власть при помощи местных гарнизонов, происходят военные действия и погибает гражданское население; когда высокие официальные лица обещают не проводить никаких денежных реформ и тут же нарушают свои обещания, – в это непростое, чреватое многими опасностями время, в российском парламенте консолидируются силы, которые желают свергнуть Ельцина и его сторонников. Впрочем, не только желают, но и имеют соответствующее задание сверху. А партийные задания эти люди выполняют строго, на совесть.

Содержание и смысл предполагаемых ими действий сводятся к следующему: на первом этапе «Коммунисты России» надежно заблокировали программу «500 дней». В итоге неопределенность и связанная с ней разруха в экономике оказались законсервированными, а полки магазинов уверенно пустели. Естественно, это сказалось на политических настроениях населения.

Если бы удалось тогда сломить сопротивление «Коммунистов России» и программа «500 дней» не была бы заблокирована, то сегодня уже бы ощущалось какое-то движение на пути выхода из кризиса. По крайней мере, мы не стояли бы на месте. Однако «Коммунисты России» эту программу сорвали, а свою программу не предложили.

Собственно говоря, это стало их принципом поведения. Они, как правило, ничего не предлагают, а только разрушают. Эта группа, в частности, пыталась сорвать работу второго внеочередного Съезда народных депутатов. Сорвала принятие постановления о политическом положении в России и Прибалтике и ряд других решений, касающихся работы правительства и Верховного Совета. Повседневная политика «Коммунистов России» сводилась к тому, чтобы связать руки правительству, сковать его деятельность, а затем представить его недееспособным. Так выглядит второй этап их антиельцинской и антиправительственной работы.

И, наконец, на третьем этапе у яростных противников правительства суверенной России появляется, как им кажется, явная возможность это руководство свалить, отправить его вслед за Шеварднадзе и Яковлевым на обочину политической жизни. Для этого им кажется целесообразным собрать еще один внеочередной съезд народных депутатов. Момент выбран удачно: завалив программу «500 дней» и другие начинания правительства, связав ему руки в центре и на местах, самое время обвинить руководство в том кризисном положении, которое они своим саботажем сформировали и усилили. Ведь если правительству дать время подождать, пока сработают заключенные межреспубликанские договоры, когда будут оформлены постепенно возникающие элементы российского управления, а фермерское хозяйство повысит свой удельный вес в производстве, тогда уже нельзя будет обвинить российское руководство в несостоятельности. Поэтому надо спешить, время работает не на них.

Они требуют созыва внеочередного съезда не для того, чтобы решать экстренные вопросы, не для созидания, а для развала только начинающей свою работу новой власти. Но, зная этих людей, их цели и методы, демократы в российском парламенте смогли объединиться на защиту российского руководства, помня слова Шеварднадзе, сказанные им при уходе в отставку: «Диктатура не пройдет!»

Язык клеветников

«Коммунисты России» обычно проигрывают за счет гласности. Как показал опыт, она едва ли совместима с самим фактом существования их организации. По иронии, газета коммунистов названа именно «Гласность». Проиграв на свету, они естественно тянутся в привычную для них темень.

В рамках этого мышления «Коммунисты России» поставили себе многофакторную задачу – не только развалить уже существующую команду Ельцина (свергнуть Хасбулатова, опрокинуть правительство Силаева…), но и самым решительным образом не допустить избрания Шахрая. Важным тактическим ходом было также опорочить работу председателя Счетной комиссии и тем самым подорвать позицию Ельцина, посеяв недоверие к результатам предыдущих голосований.

На фоне этого чисто «технического» задания прослеживался и эмоциональный компонент. Так, в первый же день работы внеочередного второго Съезда народных депутатов РСФСР второй секретарь Курского обкома партии Г. Саенко подошел ко мне и в присутствии депутатов Е. Тарасова и В. Мягких открыто заявил, что мне еще припомнят мою книгу «От потрясенного Кремля до…», не простят и другое, что я еще пожалею об этом… Однако не только книга, но и позиция, которую я занял на съезде, – документальное разоблачение деструктивной тактики коммунистов – значительно укрепили их негативное отношение ко мне, и, возвращаясь от микрофона, я слышал недвусмысленные оценки и угрозы в свой адрес.

Таким образом, с точки зрения этой группы моя «вина» значительно усугубилась. Очевидно, были сделаны соответствующие выводы (оргвыводы) и вынесен приговор: Сидоренко во что бы то ни стало нужно опорочить и обвинить. Единственная реальная возможность в этом отношении – использовать любые нарушения в работе Счетной комиссии. А если таковых не случится, то спровоцировать их. С этой целью Счетная комиссия была прежде всего «укреплена» дополнительным партийным резервом во главе с И. Болотовым.

Организационно сделать это было не очень сложно, поскольку большинство демократов – членов комиссии к этому времени из нее вышли, как у нас говорят, «в связи с переходом на другую работу». Таким образом коммунистам удалось получить значительное превосходство в Счетной комиссии. Это сразу же наложило отпечаток на ее работу. И тогда простейшие технические элементы нашей деятельности вдруг начали обрастать нелепыми, на первый взгляд, противодействиями.

Когда голосование началось вместо 16.00 (указанных в повестке дня) в 14.00, а часть депутатов, находящихся на могиле А. Сахарова, на сессии Верховного Совета СССР и пр., еще не знали об этом, мое предложение продлить время голосования, так как проголосовала лишь половина депутатов, было дружно забаллотировано. С точки зрения «Коммунистов России», такая ситуация судила им специфический выигрыш: отсутствие кворума определяло обязательное поражение Шахрая, а неизбежные в подобной ситуации конфликты можно было бы использовать для обвинения председателя Счетной комиссии в недобросовестности. Так же точно была пресечена моя попытка спуститься этажом ниже и сделать соответствующее объявление неведающим депутатам, находящимся в буфете. Фактически они не пустили меня. На моем пути стала стеной группа коммунистов во главе с контр-адмиралом, который и раньше энергично противодействовал всем моим начинаниям, словам и поступкам. Поистине – «контр».

Искусственно созданная кризисная ситуация привела к множественным конфликтам. После завершения голосования, когда гашение бюллетеней уже началось, но еще не закончилось, появилась группа депутатов во главе с Никитой Алексеевичем Толстым, которые категорически потребовали предоставить им право на голосование, ссылаясь на то, что не на всех столах еще погашены бюллетени и они могут воспользоваться своими законными чистыми бланками. Было принято единственное рациональное решение – пока не погашены все бюллетени, предоставить возможность этим депутатам проголосовать, передавая (при соответствующей регистрации!) бюллетени со стола, где они еще не погашены, на тот стол, где по списку значился голосующий депутат. Конечно, это было формальное нарушение регламента, ибо голосование продолжалось в момент гашения бюллетеней. Но как только процедура гашения была закончена, голосование тотчас же прекратилось. И большая группа депутатов, которая подошла чуть позже, своим правом голосования уже не смогла воспользоваться из-за отсутствия чистых бланков, так как все бланки к этому моменту были уже погашены.

Последующие события показали, что вынужденное нарушение регламента должно было стать серьезным обвинением против председателя Счетной комиссии со стороны тех самых сил, которые это обстоятельство спровоцировали умышленно. И речь ведь шла не о каких-то криминальных действиях, более того, – не о содержании, а только о форме работы Счетной комиссии. Но даже этот формальный эпизод планировалось использовать для обвинения председателя в нарушении регламента, а заодно поставить под сомнение и все предыдущие голосования. Однако мне удалось выбить этот последний аргумент из рук своих оппонентов, поскольку еще до оглашения протокола голосования я сам рассказал съезду о вынужденном нарушении регламента. Если бы съезд с таким нарушением согласился, я бы подписал протокол. Между тем это предложение даже не удалось поставить на голосование из-за шумовой обструкции определенной части зала. Не получив законодательного одобрения съезда, я протокол не подписал, и съезд поддержал эту мою позицию, не утвердив его. Случай пока единственный в нашей практике – неутверждение протокола. Таким образом, из обоймы коммунистов выпало главное обвинение против Сидоренко в умышленном обмане народных депутатов. Лишившись его, запрограммированным ораторам пришлось ограничиться лишь общими словами и эмоциональными жестами в мой адрес.

С точки зрения элементарной логики это выглядело достаточно наивно. Например, выступавший генерал, обсуждая вопрос о том, сидит ли армия на шее народа или стоит на собственных ногах, неожиданно обвинил меня, хотя, видит Бог, никакого отношения ни к народной шее, ни к армейским ногам я не имею. Такими же алогичными были выступления и других ораторов, которые на все лады обвиняли председателя Счетной комиссии, а в чем именно – неизвестно. Но все равно запахло жареным, только как-то беспредметно, бестелесно, что-ли, по типу: «Жора, жарь рыбу. – Так рыбы нет. – Ты жарь, рыба будет». И действительно, «рыба» появилась на следующий день в «Советской России»!

В номере от 18 декабря 1990 г. газета поместила клеветническую статью «Об этике и арифметике», обвиняя меня в обмане Съезда народных депутатов России. Впрочем, как указывает «Советская Россия», накануне того, что случилось, народный депутат Г. Саенко, как бы предвидя грядущие события, озабоченно выступил на съезде с призывом сберечь авторитет депутата Ю. Сидоренко и с этой целью не включать его в состав Счетной комиссии. Так что Г. Саенко, по словам газеты, с одной стороны, «как в воду глядел», а с другой – вроде бы и непреднамеренно, но «попал не в бровь, а в глаз». И сразу же возникает недоуменный вопрос: «А для чего это провидцу Г. Саенко – партийному деятелю из Курска – столь трогательно заботиться о сбережении моего авторитета?» Тем более что в первый же день работы съезда, как я уже говорил, он недвусмысленно мне заявил: «Вы берегитесь, мы вам этого не простим». Таковы истоки, которые питали публикацию в «Советской России». Выходит, Г. Саенко метил не в бровь, а поистине целился в глаз.

А дальше, по ходу статьи, эстафету принимает работник теперь уже Курского облисполкома И. Болотов, член Счетной комиссии. Он уверенно рассказывает о том, чего не видел и видеть не мог, а говоря попросту – лжет. К примеру, он сообщает корреспонденту «Советской России», что лично своими глазами видел «16 непогашенных чистеньких бюллетеней», которые потом вполне могли быть подсчитаны вместе с вынутыми из урны. На самом же деле И. Болотов видел погашенные бюллетени, которые в присутствии всех членов Счетной комиссии были вынуты из конвертов, скрепленных подписями народных депутатов Л. Озеровой, М. Заргижиева и председателя Счетной комиссии.

Подписи депутатов на конверте юридически удостоверяли факт погашения бюллетеней. Но, быть может, И. Болотов ошибся, перепутал, принял одно за другое? Ан нет. Ведь погашенный бюллетень отличается от непогашенного тем, что его правый угол срезан на глубину одной трети величины бланка. Следовательно, И. Болотов, даже при самом слабом зрении, не мог перепутать погашенные и непогашенные бюллетени. Это не было добросовестной ошибкой, аберрацией зрения, это была добросовестная ложь.

Более того, всем членам комиссии, и Болотову в том числе, хорошо известно, что погашение бюллетеней производится не в момент подсчета голосов, а заранее, за каждым столом, сразу же после окончания голосования. Эта чрезвычайно важная и серьезная процедура осуществляется специальной группой депутатов при визуальном контроле членов Счетной комиссии. Погашение бюллетеней на каждом столе документируется особым протоколом, персонально для каждого стола, после чего погашенные бюллетени запечатываются в конверт. При этом протокол и конверт подписываются депутатами, которые удостоверяют количество погашенных бюллетеней. Таким образом, сама эта процедура исключает возможность появления чистых бланков в момент подсчета голосов.

Предвидя подобное возражение, детализируя свою заведомую ложь о «чистеньких бюллетенях», И. Болотов сообщает: «Они были погашены только после того, как я поднял вопрос». Но можно ли гасить уже погашенные бюллетени? Это действительно вопрос, и вряд ли сумеет ответить на него уважаемый коллега.

В таком же ключе была изготовлена еще одна ложь, упомянутая в рассказе И. Болотова, – о том, что председатель Счетной комиссии «тут же предложил повторное голосование». Впрочем, достаточно ознакомиться со стенограммой съезда, чтобы убедиться, где же истина. Но ведь далеко не все читатели «Советской России» прочтут стенограммы съезда. На это и рассчитана ложь.

И все же опровергать то или иное лживое заявление удастся пока при помощи документов. Но что прикажете делать с чисто литературным, если хотите, психологическим пассажем газеты, которая пишет: «Он чувствовал себя несколько неловко, отдавая себе отчет, что поступил несолидно»? Этот факт невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть никаким протоколом. Но именно с учетом протокольных истин оснований для такого состояния у меня, разумеется, не было. Поэтому И. Болотов оказался таким же провидцем чужой души, как и Г. Саенко провидцем грядущих событий.

А что касается моего поведения с точки зрения чистой этики, то можно ли считать неэтичным предложение продлить время голосования, поскольку многие депутаты еще не вернулись в зал, полагая, что голосование согласно повестке дня начнется в 16 часов, а не в 14? Можно ли считать неэтичным еще одно предложение председателя – самому лично спуститься к депутатам в буфет и в книжный киоск, чтобы сделать соответствующее объявление? Так кто же вел себя неэтично в этих обстоятельствах?

Вернемся, однако, к И. Болотову, и рассмотрим его поведение с этической точки зрения. Простим, забудем или даже временно исключим ту очевидную ложь в отношении «чистеньких бюллетеней», которую он себе позволил. Председатель Счетной комиссии, по его мнению, сначала «слукавил», а затем и «обманул съезд». А он – Болотов – держался достойно и честно. Однако «лукавый» председатель почему-то не скрыл от депутатов факт нарушения регламента. А «честный» Болотов, заметив шестнадцать чистеньких бюллетеней, этот поистине криминальный факт депутатам не только не сообщил и не огласил его с трибуны всенародно, но и подписал протокол, покрывая тем самым «ужасный обман», и лишь задним числом, в доброй старой манере, сообщил об этом в «Советскую Россию».

После артиллерийской подготовки, проведенной работниками облисполкома и обкома партии И. Болотовым и Г. Саенко, на сцене съезда и в заключительных строках газетной публикации появился первый секретарь Читинского обкома партии Н. Мальков, который, как бы подводя итоги, потребовал моей отставки теперь уже с поста председателя Комиссии по этике. Он ультимативно заявил: «Или он или мы – „Коммунисты России“. Такое решение мы приняли единодушно». Но о какой этике может говорить Мальков и его группа, если это решение было принято у меня за спиной, келейно и тайно. Буквально за 5 минут до начала заседания съезда мы собирались в Комиссии по этике, обсуждали свои вопросы, и ни один из присутствующих никаких претензий мне не выразил, хотя каждый, если верить Малькову, уже держал камень за пазухой.

Опыт общения с этими людьми убеждает в том, что их действия отнюдь не случайны, а, наоборот, хорошо слажены, организованы и, конечно же, предварительно обговорены. Впрочем, описываемый мной случай – лишь капля, в которой отражается стиль поведения на съезде «Коммунистов России». И не зря депутат И. Галушко, выйдя из данной фракции, с трибуны съезда назвал их деструктивными силами.

Приведенные до сих пор факты, разумеется нельзя принять, но их можно понять, если учитывать «творческие» биографии и позиции упомянутых персонажей. Но есть еще одно обстоятельство, которое не то что принять, но и понять невозможно. Так, «Советская Россия», говоря о бюллетенях для голосования, сообщает: «Их было сделано одна тысяча семьдесят. Два уничтожено, осталось – одна тысяча шестьдесят». Что здесь лучше поставить – многоточие или вопросительный знак?

Итак, полагая себя ментором в вопросах этики и морали, «Советская Россия» публикует очевиднейшую ложь, которую очень легко разоблачить. А претендуя на роль учителя арифметики, она к тому же утверждает: «1070–2 = 1060»!

Именно в таком немыслимом ключе можно оценить мой последующий диалог с Н. Мальковым. Когда я его напрямую спросил, почему он так себя ведет, он ни капли не смутился и огорошил меня встречным обвинением: «А вы вот пишете, что я – первый секретарь, но ведь это ложь, я уже не первый секретарь, я стал председателем облсовета». И мне осталось только поздравить его…

P. S. Я не собираюсь обсуждать случай этой клеветы в Комиссии по этике или в суде, но если бы пришлось, то я бы призвал на помощь французского поэта 16-го века Франсуа Вийона, который выразил свое отношение к аналогичной проблеме в «Балладе о том, как варить языки клеветников»:

 
В горячем соусе с приправой мышьяка
В помоях сальных с падалью червивой
В свинце кипящем – чтоб наверняка! —
В кровях нечистых ведьмы похотливой,
С обмывками вонючих ног потливых,
В слюне ехидны, в смертоносных ядах,
В помете птиц, в гнилой воде из кадок,
В янтарной желчи бешеных волков.
Над серным пламенем клокочущего ада
Да сварят языки клеветников!
 
 
В бурлящей извести без примеси песка,
В которую свалился кот блудливый,
В струе зловонной черного хорька,
В навозной жиже с гнойною подливой,
В той пене, что роняет мул строптивый,
В болотине, где копошится стадо
Пиявок, жаб и им подобных гадов,
Облезлых крыс, червей и слизняков,
В кромешной тьме среди густого смрада
Да сварят языки клеветников!
 
 
В кислотах, в щелочи и едких порошках,
С живой гадюкой в кольчатых извивах,
В крови, что сохнет у цирюлен на лотках,
Как медь, зеленая, и черная, как слива,
Когда луна встает в часы прилива,
В смоле, что льется сверху при осадах,
В тазу, где девки делают, что надо —
Кто их знавал, поймет без лишних слов, —
Во мгле, в клубах отравленного чада
Да сварят языки клеветников!
 
 
Принц, не пугайся этого парада,
Коль нет котлов – не велика досада:
Довольно будет и ночных горшков,
И там, в дерьме из пакостного зада,
Да сварят языки клеветников!