Текст книги "Мой марафон"
Автор книги: Юрий Хазанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Письма и заявления
На другой день Бовин папа достал из почтового ящика вместе с газетами конверт без марки. На нём было написано: «Тов. Тройскому М. А.».
– Интересно,– сказал папа, входя в комнату.– От кого бы это? – И разорвал конверт.– Смотрите,– сказал он, когда развернул бумагу.– Официальный документ.
На бумаге было написано:
Зоевление
Разришите мне гулять с псом (собакой) Каплином. Буду биречь, как зарницу ока.
Ученик 4-го «Б» Денисов Антон.
– Дай-ка,– сказала Бовина мама.
Она взяла красный карандаш и написала под заявлением: «Четыре ошибки в четырёх строчках. И не «зарницу», а «зеницу». Стыдно!» А папа спросил Вову:
– Ты ему не даёшь гулять с собакой?
– А что? – сказал Вова.– Он хочет один. Возьмёт и потеряет. Очень просто. Что, я его не знаю, что ли?
– А ты? – спросил папа.– Не можешь потерять?..
– Не могу,—сказал Вова.—Зачем мне его терять? Может, когда дядя Семь приедет, Каплин у нас насовсем останется...
– Ни в коем случае! – сказала мама.– И слышать не хочу.
Но тут в разговор вмешался сам Каплин. Он угрожающе зарычал, все обернулись и увидели, что он злится на папин ботинок, у которого уже не было задника.
– Ах ты дрянь такая! – закричала мама и, наверно, стукнула бы его, если бы не вмешался папа.
Он отнял у пса ботинок, оглядел его и сказал задумчиво:
– Я давно уже собирался купить себе модные ботинки. Каплин понял это и ускорил дело...
И папа шлёпнул его по тому месту, откуда начинался вечно виляющий хвостик с завитком на конце.
Поджав свой завиток, Каплин поплёлся на подстилку.
– Вот тебе твоя собака...– начала Бовина мама.
А дня через два к Семёну в Пятигорск полетело письмо.
«Дорогой Семёрка!
Как тебе там отдыхается на Пяти горах? Как себя чувствуешь? Каплин твой в полном порядке – подрос и похорошел. Сахару мы ему совсем не даём – этим занимаются ребята во дворе, а кроме сахара, он питается в основном мужскими ботинками. Когда приедешь, то, помимо пары модельной обуви для Миши и шёлкового зонтика для Ларисы, тебе придётся ещё покупать платье Наталье Львовне, нашей дальней родственнице. Она пришла к нам в гости, когда Каплин как раз закончил обед и получил на третье чудесную косточку, всю обросшую жирным мясом, прямо из соседского супа. Но ты же знаешь своего доброго пса! Он всегда готов отдать гостю то, что для него всего дороже. И вот он подходит к Наталье Львовне и, радостно улыбаясь хвостом, кладёт ей на колени свою кость. Прямо на светлое платье... Тогда мы закрыли его на балконе. Там на полу, в холодке, стоял большой «Пражский» торт. Конечно, в коробке. Но что значит какой-то картон для твоего пса, воспитанного на клизмах и кожаной обуви! Нет, мы не станем возводить напраслины. Съел он совсем немного – был уже, видно, сыт. Но зато на всём торте появились красивые отпечатки лап, ушей и даже хвоста!..
Будь здоров, дорогой друг. Отдыхай спокойно и скорей приезжай.
Лариса и Миша».
Вова и Тоська развоображались
Ой, до чего не хотелось ехать в лагерь – просто ужасно! Если бы хоть в первую смену, совсем другое дело. А то почти все ребята приехали, ходят на пруд, на пустыре футбольное поле сделали, а тут езжай неизвестно куда и зачем. К этим лагерям, заявил Вова родителям, у него вообще идиосинкразия. А папа ответил, чтобы он не употреблял слов, которые еле может выговорить и значение которых для него так же непонятно, как для папы арифметические задачи на «из разных городов»...
– Не признавайся так открыто в своих недостатках,– сказала мама папе и стала говорить, что теперь дети ничего не ценят и что её дедушка даже мечтать не мог о таких лагерях и Дворцах пионеров, не говоря уже...
Но Вова решил, что всё равно ни за что в лагере не останется, раз Каплин в городе. Хорошо Зое – она никуда не едет. Сможет Каплина каждый день видеть. Даже гладить его...
Как только Вова вышел во двор, он тут же вызвал Тоську и сказал, что не знает, как Тоська, а он обязательно из лагеря сбежит. Ну, не сбежит, а сделает так, чтобы выгнали. Или отправили.
– Это ты здорово придумал,– сказал Тоська.– А что лучше сделать, чтоб выгнали?
– Не знаешь? Эх ты!.. На зарядку опаздывать – это раз. На линейку – два...
– Грубить,– подсказал Тоська.– Три.
– Точно. Ну и... плохо дежурить по кухне – четыре.
– Постель не убирать – пять.
Больше они ничего придумать не могли, и тогда Вова сказал:
– Смотри не струсь.
А Тоська ответил:
– Это я-то струшу? А кто первый побежал в парадное, когда Мохов начал кидаться сухой грязью?..
Но Вова перевёл разговор и спросил, знает ли Тоська, какой у птицы пульс. Нет? Тысяча ударов в минуту!..
В общем, в лагерь они поехали. И Тата тоже. Сидела в автобусе впереди них и всю дорогу вопила: «Тоська, погляди, какое дерево!», «Тоська, что такое буква «Р» и перечёркнута?» Как будто он все знаки обязан помнить.
О том, что их должны выгнать из лагеря, они ей, конечно, не сказали. А то отговаривать будет. Всю дорогу они шептались, придумывали, что ещё надо сделать, чтобы поскорей отправили.
– Хорошо бы вожатого в речку столкнуть...—сказал Вова.—Не нарочно, конечно...
– Только пусть выговор не объявляют,– сказал Тоська Вове, когда» проехали деревню Ликино и их тряхнуло на железнодорожном переезде.—Лучше пусть напишут что-нибудь другое – трудный ребёнок, например.
– Я совсем не трудный,– сказал Вова.– Может, ты трудный, а я даже очень лёгкий. Просто не хочу. Может человек не хотеть?
Когда Вова спрашивал об этом свою маму, она говорила, что он молод ещё разбираться – что хочу, чего не хочу. Но Вова думал, что никто не молод. У всех ведь могут быть желания и нежелания. Даже у самой последней бактерии...
И Тоська сразу с ним согласился. Не то что мама.
– А выговор за это не бывает,– сказал Вова.– Просто напишут: «Отправить из лагеря за плохое поведение».
Когда приехали наконец в лагерь, заняли кровати и разложили зубные щётки и мыльницы, Вова подмигнул Тоське и вдруг как кинет свою подушку на середину постели. Тоська в долгу не остался: задрал угол одеяла и поставил один ботинок на тумбочку.
Тогда Вова сделал из своей подушки наполеоновскую треуголку, тоже смял одеяло, и они, очень довольные собой, вышли из палаты.
С этого дня они старались всё делать не так; два раза опоздали на линейку, при всех расхаживали по клумбе, а Вова один раз ответил старшей вожатой: «Ну и пусть, не всё равно!» Когда все пели песни, они визжали и путали слова, а на замечания говорили, что нет слуха. На лагерной спартакиаде Тоська нарочно пробежал последним стометровку, а Вова сбил планку во время прыжков в высоту на самой нижней отметке. Когда пошли купаться, он сделал вид, что тонет,– стал кричать, бить по воде кулаками и булькать. Он так хорошо притворился, что инструктор по плаванию перепугался и вытащил его за волосы. Было очень больно, и Вова кричал уже по-настоящему – боялся, что все волосы выдерут.
– Я думала, ты умеешь барсом плавать. А ты только топором...– сказала ему Тата.
– Во-первых, не барсом, а брассом,– сказал Вова.– А во-вторых, совсем не топором!
И поплыл сажёнками, а инструктор сказал, что он врун и кривляка, и запретил ему два дня входить в воду.
Когда попросили заметку в стенгазету, Вова сказал, что напишет стихи. Три дня думал, а потом написал вот что:
Прочитайте мой стишок
Про болезни всех кишок.
Ведь от всяких разных вод
Может заболеть живот...
Тоська сказал, что первые две строчки получились ничего, а дальше хуже и не очень понятно. Но когда Вова подписал и свою фамилию и Тоськину, тот отказываться не стал. Пусть, не жалко! Вместе так вместе.
Член редколлегии Слава прочитал стихи и как-то странно посмотрел на обоих.
– Вы что? – сказал он.—Того?
– Сам ты «того»! – сказал Вова.—Не понимаешь в стихах, так молчи.
– Нас доктор специально просил,– сказал Тоська.– Потому что у многих животы болят.
– Дда,– промычал Слава.– Ну ладно. Гуляйте, дышите воздухом.
А вожатый Аркадий в тот же день, увидев, как они в десятый, наверно, раз оставили на своих постелях помятые одеяла и наполеоновские треуголки, спросил:
– Чего вы из себя дураков корчите? Какого лешего вам надо? Аркадий, видно, не давал самому себе слова, как Тата,– не ругаться. И он припомнил им все опоздания, все «не хочу» и «не буду».
– Позор для отряда. Шуты гороховые. Чёрт знает что! – сказал он в заключение.—А тут ещё стихи идиотские.
– Не идиотские, а медицинские,– сказал Вова.
– Тогда вешайте их в санчасти.
И Аркадий ушёл, а Тоська показал ему в спину язык.
– Что-то не выгоняют пока,– сказал он.
– Ничего! – бодро заявил Вова.– Мы ещё чего-нибудь придумаем.
– Что придумаешь? Уже всё перепробовали. Вова стал думать. Думал он минуты две.
– А я знаю, как стать пьяным,– сказал он потом.– За это кого хочешь выгонят. Даже с работы.
– Очень просто,– сказал Тоська.– Выпить и не закусывать.
– Так невкусно,—сказал Вова.—И достать негде. Надо по-другому.
– А как?
– Настойку сделать. Соберём малину, насыплем сахару, и готово. Только сахару побольше. Так все делают.
– А отчего пьяные? – спросил Тоська.
– Не понимаешь? От газа. Малина бродит. Под сахаром. Там такой пьяный газ получается.
– Тогда надо не пить, а нюхать,– сказал Тоська.
– Лучше и то и другое,– ответил Вова.– Знаешь, как вкусно! Они набрали в стеклянную банку лесной малины, раздобыли сахару – немного на кухне, немного у ребят,– кусковой растолкли камнями, засыпали сахар в банку, накрыли бумагой, завязали и спрятали около забора в кустах. Вова сказал, что чем дольше будет стоять, тем лучше – получится даже крепче портвейна.
– А сколько ждать? – спросил Тоська.– Часов пять?
– Дня два,– сказал Вова, подумав.
На следующий день после завтрака они пошли посмотреть своё вино. Сахар почти растаял. Вчера был похож на снег, а сегодня напоминал песок после дождя.
– Надо перемешать,– сказал Вова.– Только чем? Знаешь что? Сбегай за зубной щёткой, а я здесь подожду.
– Хитрый какой! Я за щёткой, а ты выпьешь всё,—сказал Тоська.
– Не веришь?
– Верю всякому зверю... Сам сходи.
– Ну ладно, можно и веткой помешать.
Они отломили ветку орешника и размешали не хуже, чем ложкой.
– Давай хоть понюхаем,– сказал Вова.
Стали вовсю нюхать, но скоро им надоело, и даже голова немного закружилась.
– Может, попробуем? – сказал Тоська.—Что, если уже как портвейн?
– Ладно. Только понемножку... Чур, я первый! – крикнул Вова. Он стал пить прямо из банки и весь измазался, потому что вино было очень густое и надо было всё время стукать рукой по донышку. Потом Тоська тоже как следует измазался, и малины сразу осталось очень мало. Её и было-то с полбанки. Они доели остатки, а банку бросили через забор.
– Ну как, ещё нет? – спросил Тоська Вову.– Я уже немного. Голова кружится.
– А я ещё больше,– сказал Вова.– Первый кто пил?
И он стал шататься, и Тоська тоже, и так они пошли по дорожке. Вова задел какую-то девчонку, и она чуть не упала.
– Ты что? – крикнула девчонка.– Я скажу.
– Он пьяный,—сказал Тоська.—Не видишь?
– Сам ты пьяный!
– И я тоже,– согласился Тоська и даже начал петь: – «Ревела буря, дождь шумел...»
Дальше он не знал слов, а мотива не знал с самого начала.
– Дураки вы, вот что! – сказала девчонка.
Тогда Тоська стал шататься ещё сильнее и тоже толкнул её, и она снова чуть не упала.
– Ты что, очумел? – закричала она.– Рита, скажи им! Хвалятся ещё, что пьяные.
Как это они не заметили, что старшая вожатая рядом? «Если бы не пили, обязательно заметили»,– подумал Вова.
– Кто пьяные? – спросила Рита.
– Мы,– сказал Вова и покачнулся.
– Вы что, правда?
– Конечно, правда,– сказала девчонка.– Развоображались!
– Идите сюда! – сказала Рита.– Ближе! Дышите!
– Мы и так дышим,– ответил Вова.
– На меня дышите,– сказала Рита.– Вот так. Что, конфетами объелись?
– Это малина,– сказал Тоська.– Настойка. Полбанки выпили.
– Кто же вам дал? – спросила Рита.
– Сами сделали,– сказал Вова.– Ещё вчера.
– А,– сказала Рита.– Ну, идите. А толкаться нечего. Даже в шутку. И так отличаетесь – опоздание за опозданием.
– Ну и здорово мы их напугали,– сказал Тоська, когда Рита отошла.– Правда, Хмыра?..
Самое худшее было, когда пошли в однодневный поход. Перед этим Вове с Тоськой велели получить на кухне картошку, а они взяли да набрали в мешок свёклы – кто-то из них придумал.
На привале ребята разожгли костёр и долго спорили, печь картошку или варить. Потом решили и так и так. Развязали мешок, а в нём свёкла! Вова и Тоська думали, будет смешно, а получилось совсем не смешно. Ребята чуть не разорвали их. Они, правда, не испугались – Тоська даже дал одному, который наскакивал. И Вова тоже не струсил, хотя Тоська потом доказывал, что Вова чуть не заревел: известный ведь Хмыра.
– Ну их к лешему, ребята,—сказал тогда Аркадий,—не обращайте внимания. Мы их в цирк сдадим, когда в город вернёмся... А сейчас давайте щавель собирать. Такие щи закатим!
Вова и Тоська сначала ничего не собирали. Они стояли посреди поляны и тёрли в руках какую-то траву. Но потом стали нагибаться вместе с другими. Тут к ним подошла Тата и сказала, что её двоюродный брат тоже перешёл в пятый класс, его Женя зовут,– он, когда насмешить хочет, сделает такое или скажет, что все обязательно смеются. Потому что он остроумный...
– А некоторые,—добавила она,—очень хотят, чтоб смешно было, но не получается. Даже обидно за них... Женя знаете как соседского кота назвал? Приходимец. Потому что он всё время к ним приходит...
– Ну и беги к своему Женечке,– сказал Вова.– Без остановок.
– Дур... глупец,—сказала Тата.—А у Жени собака есть. Жесткошёрстный фокстерьер.
И она отошла от них на другую сторону поляны.
Щи получились очень вкусные, но Вова и Тоська этого почти не заметили, потому что перед самой едой кто-то крикнул: «Циркачи, берите ложки!» —а одна девчонка сказала, что они Олеги Поповы, только наоборот...
На обратном пути Вова сказал Тоське, что больше не хочет сдёргивать одеяло и тонуть тоже. Всё это глупо, и никто всё равно не выгоняет.
– Сам начал, а теперь отказываешься? – сказал Тоська.
– Ничего не испугался. Просто надо другое придумать.
– Что другое? – спросил Тоська.
– А то. Я такие болезни знаю – сразу отправят. Как миленьких.
– В больницу?
– Ни в какую не в больницу, а домой. Ещё на легковой машине. На другой день они пошли к врачу.
– Елена Львовна,– сказал Вова,– у нас с ним астеническая реакция. Честное слово. Можете проверить... И ещё животы болят.
– Насчёт первого диагноза,—ответила Елена Львовна,—я позволю себе не согласиться, а что касается второго – тут спорить не могу.
– Нужно анализы, да? – спросил Вова.—Только как же сделать в лагере? Надо в городе.
– Зачем в городе? – сказала Елена Львовна.—Бутылки и у нас найдутся, а остальные в сельской больнице можно...
– А у меня ещё этот... как его... невроз,—добавил Вова.—А невроз только в городе можно лечить.
– Нет у тебя невроза,—сказала Елена Львовна.—Но вообще ты молодец: столько болезней знаешь. Наверно, врачом хочешь быть, когда вырастешь?
– Наверно,– согласился Вова, а сам подумал, что если уж кем-то быть, то хорошо шофёром или работником зоопарка. А лучше всего – шофёром зоопарка.
– Ну хорошо, идите гуляйте,—сказала Елена Львовна.—Я чувствую, вам уже легче стало. Правда?
Около столовой висела новая газета. Не газета, а листок, под названием «Ай-ай-ай».
У листка толпились ребята.
– Что это там нарисовано? – спросил Тоська. Они с Вовой растолкали ребят и протиснулись к листку.
– Гляди, рыжий в колпаке! – засмеялся Тоська.
– Здорово нарисовал кто-то,– сказал Вова.
– Ну ладно, пошли,—сказал Тоська.
Вова отодвинул девчонку и прочёл под рисунком:
«Внимание! В пятом отряде ежедневно работает цирк. У ковра выступают Антон Денисов и Вова Тройский. Спешите посмотреть новые трюки: картошка превращается в свёклу! Бег на месте! Прыжок через муравья! Стишки про кишки!.. Только у нас! Только у нас!..»
– Смотри,—сказал Вова Тоське. Но тот уже посмотрел.
– Подумаешь!.. – сказал он.– Цирковым артистам ещё трудней быть, чем простым. И нарисовано плохо. Совсем не похоже... Пошли отсюда...
На вечерней линейке старшая вожатая Рита сказала:
– Ребята! В пятом отряде произошла нехорошая история... Вы все видели наш крокодильский листок «Ай-ай-ай»? Он висел у столовой. Но сейчас не висит. Почему? Потому что его сорвали!.. Это нечестно, это стыдно. Так отвечать на критику товарищей... Не хотелось разбирать поведение этих пионеров, думали – они сами поймут. Но теперь придётся. Я говорю о Тройском и о Денисове... Сделайте шаг вперёд!
Тоська и Вова переглянулись и вышли из строя.
– Я не срывал... крокодиловый листок,—сказал Вова.
– Я тоже,– сказал Тоська.
– Не хватает даже смелости признаться,—сказала Рита.—Это уж совсем из рук вон!
– Умеете визжать, умейте и ответ держать,– сказал Аркадий.
– Честное слово, не срывали! – крикнул Вова.– Честное...
– Мы вам не верим,– сказала Рита.
– Правда,– сказал Тоська,– мы ничего не делали. Почитали и ушли.
– Свежо предание, а верится с трудом,—сказал Аркадий. И вдруг кто-то крикнул из строя:
– Они не срывали! Верно!.. Это не они!
Все обернулись и посмотрели в конец линейки. Голос был Татин.
– Верно,– повторила она.
– Почему ты так уверена? – спросила Рита.
– Они из одного класса! – сказал кто-то.
– Совсем не потому,—ответила Тата.—Просто...
– Очень не просто,– сказал Аркадий.– Простота бывает хуже воровства.
– Просто... это я сама сорвала,– сказала Тата.
Все притихли, а Тата продолжала:
– Потому что они не такие уж плохие, я знаю. Только притворяются... Ну, как вам сказать... бывает, человек делает хуже, а на самом деле он лучше...
– Ясно, из одного класса,– повторил тот же голос.
– Ну и что? – ответила Тата.—Значит, и правду говорить нельзя?
Она ещё что-то хотела сказать, но Рита перебила и сказала, что нечего терять время, а этот вопрос пусть разберут на отряде. После линейки Вова и Тоська подошли к Тате.
– Ты чего это на себя наврала? – спросил Тоська.
– Вовсе не наврала.
– Правда? – спросил Вова.
– Я говорю только правду,—сказала Тата.—А вы глуп... дураки!
От волнения она, видно, перепутала слова.
– Ну вот, теперь и тебе попадёт,– сказал Вова.
«Ашотик, не лижи собачку!»
В следующее воскресенье Бовины родители собирались поехать в лагерь. Папа заранее позвонил дяде Тиграну – узнать, не хочет ли он прокатить их туда на машине.
– Наливайте в термос кофе и поедем в Подмосковье,– ответил дядя Тигран.
– Рифма не того,—сказал Бовин папа.– Но всё равно спасибо.
А в день отъезда у Бовиной мамы страшно разболелась голова, и она не смогла поехать.
– Возьми с собой, пожалуйста, собаку,– сказала она папе из-под грелки, которая лежала у неё на голове и свисала на нос, как индюшачий гребешок.– По крайней мере, хоть немного отдохну.
– Блестящая идея! – сказал папа.– Каплину тоже надо побыть на свежем воздухе.
В машине Бовин папа и Каплин устроились сзади, а впереди, рядом с дядей Тиграном, сидели Ашотик и тётя Тася. Каплин, как только поехали, высунул морду в окошко и глядел не отрываясь на всё, что проносилось мимо него. Уши его то надувались ветром, как флажки, то опадали и висели, как наушники зимней шапки. Только тесёмок не хватало.
– Ашотик, не трогай эту кнопочку, мама тебя просит! И эту ручку тоже...
– Если он нажмёт эту ручку,– сказал дядя Тигран,– вы всего-навсего выпадете на дорогу... Да держи его крепче! – закричал он, потому что Ашотик ухватился за руль.
– Сейчас он включит заднюю скорость,– предположил Бовин папа,– и мы сразу поедем обратно в город.
– Боюсь, что с собакой нас не пустят в лагерь,– сказала тётя Тася.
– Про лагерь не знаю, а в гостиницах нельзя,—сказал дядя Тигран.– Я как-то жил в номере с одним чудаком, у него собака была. Так он ей, бедняге, платком рот завязывал, чтоб не залаяла. А как он с ней входил и выходил,– описать невозможно! Тысяча и один способ. Только что маску на неё не надевал!
Раздался свисток. Дядя Тигран резко затормозил– и сказал:
– Не знаю, что ему надо...
С этими словами он вышел из машины. Бовин папа вылез вслед за ним, и к автоинспектору они подошли вместе.
– Что же вы нарушаете, водитель? – ласково спросил инспектор.
– Он не нарушает,– сказал Бовин папа.
– Не вмешивайся,– сквозь зубы произнёс дядя Тигран и потом широко, как лучшему другу, которого давно не видел, улыбнулся инспектору.– Виноват... извините... бывает... Редко, конечно, но бывает. Видите, талон – никаких замечаний. Я вообще очень аккуратно езжу...– Все эти слова дядя Тигран бормотал, глядя прямо в глаза инспектору и не переставая улыбаться. Казалось, ещё немного – и он пригласит его на чашку чая...
– Так-так,– сказал инспектор.– А знаки-то видеть надо всё-таки? Кто за вас будет на них смотреть, товарищ... э... Вартанов?
Это он заглянул в автомобильные права Тиграна, которые отобрал и держал в руках.
– Конечно, никто не будет. Я сам должен,– сказал дядя Тигран, и улыбка не сходила с его лица, как у маски или у «человека, который смеётся».– Но понимаете... первый раз... извините... бывает...
– Вот так, товарищ водитель,– сказал инспектор.– Рубль штрафу.
– Конечно,—сказал дядя Тигран, медленно переставая улыбаться.– Миша, у тебя есть? Дай, пожалуйста.
Бовин папа вытащил рубль, инспектор оторвал две квитанции из своей книжки и вернул дяде Тиграну права.
– Счастливого пути! – сказал он, и тут они увидели, что инспектор тоже умеет улыбаться. Не хуже дяди Тиграна.
Когда тронулись, дядя Тигран скомкал штрафные квитанции и с отвращением выбросил в окошко.
– Ты не знаешь, за что меня оштрафовали? – спросил он Вовиного папу.
– Разве тебя? По-моему, меня,– сказал Бовин папа. Но и это не утешило дядю Тиграна.
Минут пятнадцать ехали спокойно. Каплин проветривал свои уши, а тётя Тася никак не могла забыть про инспектора и без конца просила дядю Тиграна не превышать скорость.
– Аппетит приходит во время езды,– объявил вдруг дядя Тигран, и тогда все вспомнили, что давно уже проголодались.
Тётя Тася достала термос и сумку, машина съехала на обочину, и все вышли. И Каплин тоже. На опушке леса они устроили завтрак.
– А где собака? – спросил немного погодя Бовин папа и огляделся.– Каплин!
– В самом деле, где она? – сказала тётя Тася.
– В кустах, наверно,– сказал дядя Тигран.
И тут они заметили Каплина. Он стоял на середине шоссе, маленький и какой-то очень одинокий. Чёрно-белое пятно на сером блестящем асфальте... И спереди на него надвигался огромный «МАЗ» с прицепом, а с другой стороны бесшумно подбиралась «Волга».
– Каплин! – крикнул Бовин папа.– Ко мне!
Послушайся он, было бы худо. Белёсая «Волга» пронеслась между ними и псом и скрылась за поворотом, а пёс остался стоять посреди дороги, как игрушечный, на своих бахромчатых кривоватых лапах. И прямо перед ним остановился огромный зверь; в пасти у него что-то лязгало и урчало, а из его уха высунулся человек и крикнул:
– Что ж вы, хозяева, не смотрите? Так и задавить недолго. Человек спрыгнул на землю, подхватил пса под передние лапы и понёс. Пёс висел как неживой, и сейчас им стало по-настоящему страшно.
Но как только Каплина опустили на траву, он задрыгал как ни в чём не бывало хвостиком, опрокинул стакан с кофе и схватил сосиску, которую не доел дядя Тигран. По этим признакам все увидели, что испуг не причинил ему вреда, а когда он ещё залаял на какую-то птицу, стало понятно, что заикой пёс тоже не остался. Остатки завтрака Бовин папа доедал одной рукой, другой он держал Каплина за ошейник.
Вскоре все сели в машину, и дядя Тигран нажал на стартёр. Мотор попыхтел и не завёлся. Он пыхтел ещё несколько минут, но дальше этого дело не шло.
– Так и аккумулятор посадишь,– сказал дядя Тигран самому себе и пошёл подымать капот мотора.
Из-под капота снова раздалось пыхтенье. На этот раз его производил не мотор, а сам владелец машины, который к тому же бренчал гаечными ключами и что-то отвинчивал и завинчивал.
– Всё ясно,– сказал он наконец.– У кого-нибудь есть мыло?
– Потом руки помоешь,– сказала тётя Тася.– Мы и так много времени потеряли... Ашотик, не лижи собачку, мама тебя просит!
– Без мыла не поедем,– сказал дядя Тигран.
– Неостроумно,– заметила тётя Тася.
– А я и не острю! – закричал он.– Мне нужен кусок мыла! Позарез! Замазать стакан бензоотстойника. Иначе насос набирает воздух и бензин не нака... Впрочем, что вы в этом понимаете!.. Ищите мыло!
– Хорошо говорить,– сказал Бовин папа и вышел из машины.– Что оно, растёт?..
Мимо проезжал мотоциклист.
– У вас нет мыла? – крикнул Бовин папа, но тот только помахал в ответ рукой.
– А у вас? – спросил папа женщину с кошёлкой.
Мыла не было и у неё. Хлеб был и ещё макароны. Даже банка шпрот. А мыла не было.
– Тут сельмаг недалеко,– сказала женщина, когда ей объяснили, в чём дело.—А то, хотите, мальчишку из дому пришлю...
Повезло дяде Тиграну – он остановил грузовик, и у шофёра нашлось мыло. Отколупнув порядочный кусок, дядя Тигран плюнул на него, но мыло оказалось слишком твёрдым и не разминалось.
Ашотик выхватил у него мыло и отбежал.
– Ашотик, не бери его в рот, мама тебя просит! – кричала тётя Тася. – Фу! Гадость!
Когда удалось отнять у Ашотика мыло, оно стало уже достаточно мягким, дядя Тигран быстро замазал стакан бензоотстойника, и они поехали.
– С таким сыном не страшны никакие аварии и поломки,– сказал дядя Тигран.
Остаток дороги проехали без происшествий. Дядя Тигран рассказывал, что в английском языке из любого существительного можно, если захочешь, сделать глагол: стол – столить, то есть, уставлять столами, тигр – тигрить, подражать тигру... Каплин опять смотрел в окно, и всё ему было интересно. А тётя Тася внушала Ашотику, чтобы он не толкал папу под локоть, не трогал белую кнопочку и не лизал собачку.
