Текст книги "Мой марафон"
Автор книги: Юрий Хазанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Сюрприз должен быть полным...
В Щедринку Бовин папа и дядя Тигран выбрались только в пятницу. На свою беду, они взяли Вову. Всю дорогу он канючил, ныл, приставал и замолчал только на две минуты, когда дядя Тигран сунул ему две ириски.
На Котельной улице Бовин папа попросил остановить машину.
– Зачем? – спросил дядя Тигран.—В магазин? Лучше на обратном пути.
Но всё равно включил правую мигалку, притормозил и подъехал к тротуару.
– Вылезай! – закричал папа Вове.—На тебе деньги и поезжай домой.
– Пусть лучше купит на них кило ирисок и остаётся,– сказал дядя Тигран.
– Мне окончательно надоело его нытьё! – сказал папа.—Неужели непонятно: мы хотим сделать Семёну сюрприз... Собака нужна ему для дела. Ясно?
Вова сказал, что ясно и что он сам мечтает не меньше, а может, и больше. К тому же ещё и обещали...
– Ник-то те-бе не о-бе-щал! – сказал папа, как будто читал по букварю.– Вылезай и отправляйся домой!..
Деньги Вова взял, но из машины почему-то не вылез. Правда, поклялся, что постарается не ныть. И клятву почти выполнил.
Кинолог Георгий Георгиевич жил на окраине Щедринки в небольшом деревянном доме. Когда Бовин папа толкнул калитку и они вошли во двор, навстречу им с травы поднялась чёрная собака. Это был Каро. Он пролаял три раза, как будто крикнул по слогам: «Вы-хо-ди!», потом не спеша подошёл и понюхал Бовины брюки.
– Узнал! – обрадовался Вова.– Честное слово, узнал! Из дома вышла женщина.
– Жорик! – закричала она, когда ей объяснили, зачем приехали.– К тебе.
Георгий Георгиевич появился на пороге с бутылкой пива в руках.
– Только так и спасаюсь от жары,– сказал он.– А, старые знакомые! Хотите пива?
Вовин папа ответил, что не любит пива, а дядя Тигран сказал, что он за рулём и что они вот приехали узнать, остался ли щенок.
– Пиво можно либо любить, либо обожать,– сказал Георгий Георгиевич.– Третьего не бывает. А щенок пока есть. Ещё немного, и опоздали бы... Вот почему так, скажите, голову обрил, а всё равно потеет?.. Маня, принеси Гульку!
Они поговорили о бритье головы. Дядя Тигран рассказал, как это делают в Узбекистане – не машинкой и не бритвой, а острым ножом, и волосы ложатся на землю, как скошенная трава. А как там плов готовят!..
Жена Георгия Георгиевича принесла щенка. От роду ему было месяца полтора. У него была чёрная голова с белой звёздочкой на лбу, два больших чёрных пятна на спине – одно похоже на карту Африки, а другое на дубовый лист – и много серых пятен по всей лохматой белой шкуре. Уши спадали на глаза, а куцый хвостик всё время дрожал, как стрелка компаса. Каро не обращал на щенка никакого внимания, словно это не его сын. Даже отошёл подальше. А щенок подбежал к скамейке и попытался влезть к Вове на колени.
– Возьмёте? – спросил Георгий Георгиевич.
Вопрос был не нужен, потому что Вова уже взял его. Да и как можно было не взять – такого косолапого, ушастого, мягкого!
– Маня,—сказал Георгий Георгиевич,—принеси товарищам документы... Ходить будете? Или так, ради удовольствия?
– А как же,– ответил Бовин папа.– Для того и покупаем.
И он стал рассказывать, как их друг охотился на уток и куропаток. А про нерп не успел, потому что вернулась жена Георгия Георгиевича и протянула сложенный вдвое лист бумаги. Вова выхватил бумагу.
– «Справка о происхождении охотничьей собаки»,– прочёл он. А на обороте была целая анкета:
Порода – спаниель.
Пол – кобель.
Кличка – ...(Тут пока ничего не было написано.)
Родился – 7-го апреля.
Окрас – чёрно-пегий.
Фамилия владельца, адрес – ...(Опять пусто.)
Зато потом шло столько всяких имён, что в глазах потемнело!
Отец – Каро, мать – Эльба, отец отца – Чарли, мать отца – бабушка, значит,– Дели. Отец матери, мать матери... А дальше уже без названий – всякие пра– и прапрапра: Грей, Эрфы, Арно, Норы, Бруты, Дины... Наконец, печать и подпись кинолога.
Жена Георгия Георгиевича вздохнула:
– Жалко отдавать. Привыкли уже...
А хозяин Каро стал говорить о том, что напрасно считают, будто щенков нельзя мыть. Их надо мыть два раза в месяц, а чесать ежедневно. Хорошо также купанье в озере – это повышает тонус. Давать собакам сырое мясо желательно как можно чаще... Правильное питание способствует наращению мышц... Упражнять надо собаку, начиная с шести месяцев, применяя бег по пересечённой местности, далёкие прогулки и разнообразные игры. Аппортировка – принесение щенком в зубах бросаемых предметов – должна быть разнообразна...
– Всё понятно? – спросил он в заключение лекции.
– Понятно,– сказал дядя Тигран и встал.– Спасибо.
Но хозяин усадил его обратно и заставил выслушать ещё уйму подробностей о многочисленных родственниках собаки, прежде чем удалось заплатить деньги и уйти.
– У нас всего около часа,– сказал Бовин папа, когда машина тронулась.—Он скоро вернётся с работы.
Дядя Тигран нажал на педаль акселератора, отчего машина рванулась так, что сразу обогнала автобус, троллейбус и две «Волги».
– Будет история, если меня задержат за превышение скорости,– сказал дядя Тигран.
– Что за это бывает? – спросил Вова.
– Не говори под руку,—ответил дядя Тигран.
– Под ногу,—сказал папа.– Поддай ещё газу...
Все друзья и знакомые Семёна знали, что ключ от его комнаты лежит в кармане старого пальто – в передней, на вешалке. Оттуда его и вынул дядя Тигран. Вова держал в это время щенка, а папа заслонял, чтоб не увидели соседи.
Первым делом, когда его поставили на пол в комнате Семёна, щенок сделал лужу. Потом немного прошёлся, понюхал ножку стула, книжный шкаф... и сделал вторую.
– Ничего, Семёрка вытрет,—уверенно сказал Бовин папа.—Надо скорей уходить.
– А можно, я с ним останусь? – спросил Вова.
– Никаких «останусь»! Сюрприз должен быть полным. В этом его эффект.
– Куда уж эффектней,—сказал дядя Тигран и поглядел на лужи: они расплывались по бледно-жёлтому паркету, как чёрные блестящие медузы.
– Подальше от греха,—сказал Бовин папа.—Бежим!
По лестнице они сбежали так быстро, как будто позвонили в чужой звонок. От парадного метнулись налево, остановились, поглядели назад... и увидели Семёна. Он подходил к дому справа, по другой стороне улицы. Ткнулся в машину дяди Тиграна, заглянул внутрь, повертел ручку на дверце и стал переходить улицу.
– К счастью, без очков,– прошептал дядя Тигран.– А то наверняка засёк бы.
– Испорчен эффект! – сказал папа.
«А не забыл ты погулять с собакой?»
Так у Семёна появилась собака.
Заботы его начались с того, что он побежал к соседке за тряпкой. А потом стал придумывать щенку имя. Собственно, имя уже было готовое – такое, как у лайки на Шпицбергене: Каплин. Семён стал подзывать его, и пёс оказался очень сообразительным – на пятнадцатый раз вылез, наконец, из-под тахты с одёжной щёткой в зубах и положил её к ногам Семёна.
– Молодец, Каплин! – похвалил Семён и дал ему кусочек сахару. Назавтра Семён купил три книжки про собак и начал воспитывать
Каплина. Он кормил его серой и минеральными солями, поливитаминами и рыбьим жиром, водил гулять на бульвар и во двор... Но чаще всего держал в руках тряпку. Он использовал уже все соседские и два раза брал тряпки у Вовиной мамы.
Вскоре Семён начал работать в своей поликлинике через день, с утра до вечера, так что бедная собака по двенадцать часов сидела одна. Он уж просил Толю, соседского мальчика, иногда погулять с ней. Толя-то с удовольствием, но бабушка ни за что не разрешала. Тряпку ещё даёт, а гулять ни в какую! Мало ли, говорит, что случится, а мы потом в ответе.
К Семёну часто заходили друзья. Если его не было дома, они сами открывали дверь – ключ-то ведь в старом пальто на вешалке,—заваливались с ногами на тахту и читали или держались за больной зуб. А иногда так и уходили, не дождавшись.
Теперь Семён стал вешать на дверь записку – там была нарисована ушастая голова и красным карандашом слова: «А не забыл ты погулять с собакой?»
Но всё равно почти все забывали, а Бовин папа даже стал реже заходить – всё больше Семёна к себе приглашал. И тот приходил – но не один, а с Каплином.
По улице Семён его уже не носил, а водил на поводке, приучал идти рядом. Пока дойдут до дома Вовиного папы, столько раз скажет это «рядом», что прямо язык распухал. Ещё он учил его командам: «сидеть», «лежать», «фу», «голос».
Бовина мама, Лариса, бывала не очень довольна, когда Семён приходил с Каплином, потому что Вова тут же начинал с ним возиться, подымался крик, лай. На шум прибегала соседская Кнопка, белый карликовый пудель без носа и без глаз – так казалось, потому что их совсем не было видно под шерстью,—и тогда начинался «настоящий бедлам». Так говорила Бовина мама. А если со двора прибегал Тоська, то начинался «бедлам в квадрате». Просто возиться с собаками ему было неинтересно, он придумывал всякие страшные истории и тут же начинал командовать.
– Смотри, Хмыра! – кричал он и хватал Вову за руку.– Ты садись сюда, а я напротив – это мы плывём на лодке по морю. Волна накрывает лодку, ты роняешь вёсла...
– Почему это я? – говорил Вова.– Может, совсем ты...
– Ладно, я. А вёсла тонут.
– Чудак! Разве вёсла могут утонуть?
– Ну, неважно, не утонули – значит, их акула проглотила. Что делать? Но с нами Каплин! Мы поднимаем ему уши... вот так... Смотри, Хмыра... вместо паруса... и мчимся на всех парусах.
– На всех ушах,– уточнял Бовин папа.
Кончался бедлам обычно тем, что в комнату входила соседка, подхватывала Кнопку и уносила к себе. А Каплин, наигравшись, сворачивался в клубок возле кресла и тут же засыпал. Тоську же выпроваживали домой.
После этого в комнате устанавливалась тишина, все садились пить чай, и Семён мог начать свой увлекательный рассказ про гранулёму и про удаление зубов без боли. Хотя он рассказывал об этом много раз, взрослым всё равно было интересно слушать – потому что у кого же не болели зубы!
Перед уходом Семён будил Каплина, тот выполнял на прощанье команду «голос», давал лапу и получал два куска сахару.
А жизнь у Семёна с появлением Каплина становилась всё трудней и трудней. Гулять с псом было некогда и негде. Когда бы Семён ни выходил с ним во двор, со всех концов раздавались окрики: то собака на газон забежала, то на детскую площадку, то залаяла и ребёнка испугала, а то прямо под ноги кому-то бросилась. На Семёна кричали, грозили милицией, писали жалобы в домоуправление, и он отдыхал от криков и замечаний только во время ночного гуляния, после одиннадцати.
Обо всех этих неприятностях не догадывался только один Каплин. Сколько бы ни кричали во дворе, он жизнерадостно помахивал хвостом, бросался от одного к другому, вынюхивал, что-то, известное только ему одному, а один раз попытался даже забраться на сапог к самому участковому. Вообще он любил всех. Особенно детей.
...Так прошло месяца два. Скоро у Семёна отпуск. И мечтает он уехать с Каплином куда-нибудь за город, подальше от сварливых соседей: будет там его натаскивать – готовить к охоте. Не зря ведь книжек накупил!..
А окно комнаты оставит открытым на целый месяц. Пусть как следует проветрится.
Если бы не хвойные ванны...
Вы, конечно, удивитесь, но Каплин теперь у Вовы. Вон лежит в углу комнаты, а рядом – его любимая клизма... Нет, он не в гости пришёл, он живёт здесь. Конечно, временно. Бовина мама так и сказала:
– Двадцать четыре плюс три дня на дорогу – и ни часа больше! Три дня на дорогу нужно Семёну: полтора туда, полтора обратно.
Потому что он сейчас в Пятигорске – ходит, наверно, там по цветнику, нюхает в Провале сероводород и пьёт нарзан в Лермонтовской галерее. А случилось это так. На прошлой неделе Семён позвонил Вовиному папе на работу и говорит:
– Слушай, Миша, прямо не знаю, как быть...
– Женись,– сказал Миша.– Уже давно мечтаем тебе спеть: «Тили-тили-тесто – жених и невеста!»
– Брось глупые шутки! – закричал Семён.– Я из поликлиники говорю.
– Я и не шучу,– сказал Миша.– Что случилось?
– А то случилось, что предлагают путёвку в санаторий.
– Поезжай, конечно. Пронзят тебя там раз тридцать шприцем с витаминами, окунут в хвойную ванну – и станешь опять прекрасным царевичем.
– Но туда не пускают с собаками,– сказал Семён.
– Жаль,—ответил Миша.—Попробуй позвонить Тиграну. Может, пристроишь на время.
– Звонил. И не только ему...
– Д-да,– сказал Миша.– История. Тогда позвони...
– Звонил,– сказал Семён.– Слушай, Миша. Поговори с Ларисой, а? Может, возьмёте? Всего двадцать семь дней. Даже двадцать шесть с половиной.
– Я бы с удовольствием,– сказал Миша, сам не очень веря в свои слова.—Только Вовка скоро в лагерь уедет, ты знаешь. А мы работаем...
– С ним уже можно гулять четыре-пять раз,– сказал Семён.– А когда Вова уедет... У вас соседка хорошая – Анна Петровна. Если попросить, раза два погуляет...
– Остальные два раза он в комнате, да? – сказал Миша и со вздохом добавил: – Ну ладно. Заходи сегодня вечером, что-нибудь придумаем. А путёвку бери, конечно...
Вечером пришёл Семён с Каплином.
– Сначала обеспечим тылы,– сказал Бовин папа, и они постучались к соседке.
– Чего путёвкой тычете? – ответила им Анна Петровна, когда они всё рассказали.– Я и так согласная. Днём покормлю да и выведу, когда с Кнопкой пойду. Никакой Вова не нужен. Пусть в своём лагере в этот... валяйбол играет... У ты, ушастик!.. – И она ласково почесала Каплину живот.
Он в это время вытянулся на спине и сверху был похож на ушастую щучку.
Вовина мама даже обиделась, что разговор начали не с неё.
– Видимо, в этом доме со мной уже никто не считается,– сказала она, поджав губы.– Всё решили без меня.
– Ты была и остаёшься главой семьи,– сказал ей папа.– Недаром «глава» женского рода. Твоё слово последнее.
– Это удивительно спокойная собака,– сказал Семён.– Но конечно, обувь лучше держать от неё подальше. На всякий случай.
– Думаю, что и стулья тоже,– сказала Вовина мама.
В это время со двора пришёл Вова. Он быстро сообразил, о чём идёт речь, и на радостях вскочил на стул.
– Ура! – заорал он.– Ура! Каплин остаётся у нас. Да здравствует Каплин! Я буду с ним гулять хоть весь день. И в лагерь не поеду. Научу его ходить рядом и в прятки играть. Да, Каплин?
– Слышите? – сказала Бовина мама.– Вот вам первый результат. Стоит этому мальчику услышать о собаке...
Семён и Бовин папа даже побледнели при этих словах: вдруг раздумает? Но Бовина мама успокоила их:
– Я не отказываюсь от своих слов. Только учти, Семёрка, что мы идём на это ввиду исключительных обстоятельств и только на двадцать семь дней. Слава богу, в году бывает один отпуск... И слезь, наконец, со стула! – Это она уже Вове сказала.
Вова с грохотом спрыгнул на пол и бросился во двор, чтобы скорей оповестить всех об этом великом событии, а Семён подробно стал рассказывать, как и чем кормить собаку, какими словами с ней разговаривать, как причёсывать. Он разложил на подоконнике пакеты с витаминами, серой, костной мукой, мелом, оставил книгу «Выращивание и дрессировка собак», где несколько страниц были обведены синим карандашом, повесил на стуле поводок и ошейник, поставил на пол две миски – для воды и для супа.
– Буду век вам благодарен,– сказал он и стал прощаться – с Каплином за лапу, с остальными – за руку.
По улице он не шёл, а бежал, потому что, кто знает, что ещё могла надумать в последнюю минуту Бовина мама. Лучше уж поскорее скрыться с глаз...
Утверждать, что Бовины родители были очень довольны появлением в доме собаки, было бы не совсем верным. Они частенько ворчали и, наверно, делали не всё точно так, как написано в книге, но, в общем, им обоим было даже приятно. О Вове и говорить нечего... Приятно глядеть на лохматое чёрно-бело-серое косолапое существо, когда оно встречает тебя, виляя хвостиком с неимоверной быстротой и с не меньшей радостью; когда потом со всех четырёх лап бросается за клизмой или за мячиком и подносит их тебе. И тут уж как ни отказывайся, а приходится брать из влажной пасти игрушку и минуты две гладить это ушастое животное, которое сразу затихает и, изогнувшись дугой, прижимается к твоим ногам...
Вовина мама нередко теперь открывала на кухне диспут о том, чья собака лучше.
– Вы только посмотрите,– говорила она,– какой у Каплина выразительный хвост! Он ведь даже улыбается хвостом!
– Никакой улыбки я не вижу,– отвечала Анна Петровна.– Лучше поглядите на мою Кнопку. Вот она уж правда улыбается, и не каким-нибудь хвостом, а лицом. Как все нормальные люди.
Но Вовина мама говорила, что на Кнопкином лице ничего, кроме шерсти, не видно, так что ни о какой улыбке не может быть и речи.
– Вам не видно, а мне видно,– отвечала Анна Петровна и переводила разговор на посторонних собак.– Можете не верить, а недавно на бульваре я встретила одну собаку, так она «Надя» умела говорить... Да, да! Вот так стоит от меня, как вы сейчас, и вдруг– «Надя»!
– Это что,– говорила Бовина мама.– Я вот слышала пластинку – собачий джаз. Там собаки лают на разные голоса: ав, ав, ав, ав... Понимаете? Вроде гаммы или этих... как их... арпеджио.
– Просто удивительно, на что только собаки способны,– говорила Анна Петровна, выходя из кухни.
Всё было бы ничего, если б не поздние прогулки, когда Вова уже спал. Выходить никому не хотелось, так что Бовиным родителям приходилось идти вместе или при помощи самой обыкновенной викторины решать, кто будет очередной жертвой. Они брали Бовин журнал «Глобус» и задавали друг другу вопросы из разделов «Знаете ли вы?». Например: «Чьим именем назвали железнодорожную станцию «Ерофей Павлович»?», «Какое озеро самое глубокое в мире?», «Сколько зубов у улитки?». Кто набирал меньше очков, тот и надевал на Каплина ошейник.
А потом всё было как в кино, если ленту пустить быстрее, чем нужно: Каплин молнией бросался к двери, проигравший хватал поводок и стремительно кидался вслед. Где-то в конце коридора удавалось защёлкнуть поводок на ошейнике, а затем собака вылетала на лестницу, а за ней, откинувшись назад, как ямщик, натянувший поводья, мчался проигравший.
Во дворе к Каплину вскоре привыкли. Может быть, двор у них был побольше, чем у Семёна, или люди там жили другие, но никто не писал в домоуправление и не грозил милицией. Некоторые взрослые даже улыбались Каплину или играли с ним. Только один раз какой-то мужчина кинул в него камнем, но, к счастью, не попал. Бовин папа как следует поговорил с этим мужчиной, да и те, кто во дворе, помогли. Он был не то пьяный, не то немного ненормальный. А может, просто притворялся, потому что струсил. Всё твердил, что у него на душе, понимаешь, тяжело. Он, понимаешь, не хотел, а собака подвернулась, понимаешь...
– Хорошо, человек не подвернулся,—сказал кто-то.—Себя небось не ударит, как ни тяжело.
Но больше всех, конечно, привязались к Каплину ребята. На прогулки с ним собирались чуть не со всего двора. Они по очереди водили его на поводке, а если кто-нибудь долго не отдавал поводок, то дело доходило чуть не до драки, а Тата и Зоя кричали, наверно, громче всех.
Однажды Тоська предложил научить Каплина вылавливать преступников. Он был человеком дела и тут же распределил роли: себя назначил преступником, Вову – агентом угрозыска, а Тату – своей соучастницей. Однако Тата наотрез отказалась совершать преступления даже понарошку, и поэтому обучение Каплина пошло по способу, который предложил Вова. Каплину давали понюхать палку, потом «преступник» – чаще всего это был всё-таки Тоська – прятался с палкой в руках около помойки, а Вова держал Каплина за ошейник. Потом он отпускал его, кричал: «Ищи!» —пёс кидался за палкой, ребята за псом, и соединёнными усилиями находили и палку, и довольного «нарушителя закона».
Как-то в самый разгар игры Каплин не бросился, как обычно, на поиски преступника, а задержался у сараев. Он глядел куда-то вверх и лаял как заведённый.
Ребята подошли к сараям, но ничего такого сначала не заметили. А пёс прямо разрывался. Когда они догадались посмотреть наверх, то увидели, что между сараями засунут старый ящик, не такой большой, чтобы в нём мог поместиться преступник, но и не маленький.
Ребята стали бросать в ящик камнями, и вдруг оттуда послышалось мяуканье.
Подкатили большой камень. Вова встал и ухватился за ящик, а снизу подлезли Тоська и другие ребята.
– Смотрите! – завизжала Зоя.– Кот!
– И совсем не кот, а котёнок,– сказала Тата.– Уй ты, мой хорошенький! Тощий какой! Кто тебя сюда посадил?
Ребята столпились у ящика, но в это время сверху, из окна третьего этажа, раздался крик:
– Эй вы, шантрапа! Зачем ящик вытащили? Кто просил? Что он, мешал? – Это кричал Витька Мохов из 5-го «Б».
– Туда котёнок попал,– сказал Вова.– Молчи, Каплин.
– «Попал»! – ответил Мохов.– Не попал, если б не посадили. Хотим проверить, сколько дней без еды и питья выдержит. Уже четыре дня сидит... Эй ты, чёртов глаз, что делаешь?! Зачем доску отрываешь? Получить хочешь?
Но Тоська уже оторвал планку ящика, Вова придержал Каплина, а котёнок выскочил и помчался к помойке.
– Учёный какой нашёлся! – сказал Вова.
– Тебя бы так! – крикнул Тоська.– Только выйди теперь!
– Какой глупец! – сказала Тата про Мохова.
Это вместо «дурак». Тата никогда не ругалась. Говорит: дала сама себе слово и будет держать его всю жизнь. Она чуть что – давала себе слово. С Зоей всегда дружить – слово. Научиться прыгать с парашютом, когда вырастет,– слово. Маме никогда не грубить, «подумаешь» не отвечать – слово...
– Даже неохота в лагерь уезжать.– Это Вова сказал.– Кто с Кап-лином гулять будет?
– Я могу,—сказал Тоська.—Запросто. Не хуже тебя.
– Ты ведь тоже едешь,—сказала Зоя.—И Тата с вами. Значит, я буду. Если Бовин папа разрешит.
– Он у тебя убежит, наверно,– сказал Вова.– С ним не всякий может.
– Наверно, убежит,– согласилась Зоя.
– А у меня нет! Спорим? – сказал Тоська.
– И у тебя тоже убежит,—сказал Вова.
– Конечно,– сказала Зоя.
– Спорим, нет? Ну, давай... Я его так отдрессирую...– И Тоська схватил Каплина за поводок.
– Не цапай, не твой пока! – сказал Вова.– Дрессировщик нашёлся! Подай сперва заявление в письменном виде.
– Воображать стал? – сказал Тоська.– Собака-то совсем не твоя... Хмыра несчастная!
– Это кто, я «несчастная»? – завопил Вова.—А ну повтори! Повтори!
Неизвестно, чем бы кончился этот короткий разговор, если б из окна снова не показался Витька Мохов.
– Дай ему разок! – сказал он непонятно кому.—Что, испугался? Эх вы, трусовня!
– А ну выходи во двор! – закричали почти вместе Вова и Тоська. Но Мохов не вышел.
– Глядите, он чего-то нашёл и ест! – крикнула Тата.
– Фу! – закричал Вова на Каплина.
– Фу! – крикнула Зоя. «Фу» – значит «нельзя».
