Текст книги "Сергей Есенин"

Автор книги: Юрий Прокушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

"Еще один год гражданской войны, – писал он, – и окончательный уход России из семьи цивилизованных народов станет неизбежным".

В это грозное время не выдержало, дрогнуло сердце "последнего поэта деревни":

Россия! Сердцу милый край!

Душа сжимается от боли.

Мучительно встает перед ним вопрос: "Куда несет нас рок событий?" Ответить тогда на него было нелегко. Всюду вокруг были видны следы войны и разрухи: голодные, опустевшие села, тощие, неухоженные поля, черные паутины трещин на опаленной засухой, мертвой земле...

Особенно тяжело, временами трагически в 1919 – 1921 годах поэт переживает революционную ломку старых, патриархальных устоев русской деревни.

Это свое мироощущение с особой лирической взволнованностью и откровенностью Есенин выразил в поэме "Сорокоуст" (1920). Романтический рассказ о том, как паровоз обогнал тонконогого жеребенка, имеет глубокий внутренний смысл:

Видели ли вы,

Как бежит по степям,

В туманах озерных кроясь,

Железной ноздрей храпя,

На лапах чугунных поезд?

А за ним

По большой траве,

Как на празднике отчаянных гонок,

Тонкие ноги закидывая к голове,

Скачет красногривый жеребенок?

Милый, милый, смешной дуралей,

Ну куда он, куда он гонится?

Неужель он не знает, что живых коней

Победила стальная конница?

"Конь стальной, – замечает по этому поводу поэт, – победил коня живого. И этот маленький жеребенок был для меня наглядным дорогим вымирающим образом деревни..."

Поэту кажется, что "электрический восход, ремней и труб глухая хватка" – все это "механически мертвое", что деревне угрожает "железный гость". "Наша песня с тобой не сживется..." – говорит он этому гостю. В "Сорокоусте", так же как и в "Кобыльих кораблях", "Песне о хлебе", "Исповеди хулигана", в стихотворениях "Мир таинственный, мир мой древний...", "Я последний поэт деревни", явственно звучит и неподдельная тревога за судьбы "полевой России", которую, как казалось поэту, готов был прибрать к рукам "железный гость", и боль, с которой Есенин воспринимал тогда ломку старого крестьянского уклада.

Все глуше слышатся теперь раскаты буслаевской мужицкой удали, мятежного набата, еще так недавно раздававшиеся в стихах поэта. И рядом с призывными вихревыми строками:

Шуми, шуми, реви сильней,

Свирепствуй, океан мятежный...

все чаще появляются теперь строки, полные душевного смятения и тревоги:

Я последний поэт деревни,

Скромен в песнях дощатый мост.

За прощальной стою обедней

Кадящих листвой берез.

. . . . . . . . . . . . . . .

На тропу голубого поля

Скоро выйдет железный гость.

Злак овсяный, зарею пролитый,

Соберет его черная горсть.

. . . . . . . . . . . . . . .

Скоро, скоро часы деревянные

Прохрипят мой двенадцатый час!

Речь здесь идет, конечно, не о физической смерти поэта, а об исторически неизбежной, как тогда казалось Есенину, гибели стихов "последнего поэта деревни" под беспощадной пятой "железного гостя". И вместе с тем поэт стремится познать смысл происходящего в жизни:

О, если б прорасти глазами,

Как эти листья, в глубину.

Он сердцем чувствует, что вся его жизнь – в песнях, в стихах, что без них нет ему места на земле:

Ах, увял головы моей куст,

Засосал меня песенный плен.

Осужден я на каторге чувств

Вертеть жернова поэм.

И опять сердце поэта гложет тревога: сможет ли он петь по-новому? А если нет? Если "новый с поля придет поэт" и его "будут юноши петь" и "старцы слушать"?

И вся эта сложная гамма чувств проникнута любовью к Родине, которая всегда томила, мучила и жгла чистую душу поэта:

Я люблю родину,

Я очень люблю родину!..

* * *

В годы революции идейное и художественное развитие поэта сдерживалось чужеродными влияниями на его творчество, особенно начиная с 1919 года, литературной группы имажинистов.

В ту пору советская литература развивалась и крепла в идейной борьбе с остатками различных мелкобуржуазных групп, пытавшихся под "революционными" лозунгами о новом искусстве протащить в молодое пролетарское искусство чуждые буржуазно-эстетские теории и взгляды. Одной из таких литературных групп и были имажинисты. Организаторы этой группы (В. Шершневич, А. Мариенгоф) в феврале 1919 года опубликовали свой литературный манифест, который был подписан и Есениным. В дальнейшем поэт вместе с имажинистами выступает на литературных вечерах, участвует в их сборниках и журнале "Гостиница для путешествующих в прекрасное".

Большинство имажинистов по своим литературным взглядам были типичными представителями формалистического искусства. "Критикуя" лозунг футуристов "слово – самоцель", они выдвигали "новый" лозунг "образ – самоцель", трактуя его совершенно формалистически. "Искусство – есть форма. Содержание – одна из частей формы", – безапелляционно заявляли они.

Что же связывало реалиста Есенина с имажинистами?

Главным здесь было стремление Есенина попытаться утвердить свою поэтическую школу. К этому времени Есенин порывает с литературной группой "Скифов" (Иванов-Разумник, Н. Клюев, А. Белый). Отходит он, после некоторого сближения, и от поэтов Пролеткульта (М. Герасимов и др.), верно почувствовав, что наполненные "зовом гудков" их космические стихи воссоздают только фигуру "внешнего пролетария".

В первые годы революции Есенин проявляет особый интерес к познанию природы художественного образа, отношению поэзии к жизни и другим эстетическим проблемам. В 1918 году он печатает свою теоретическую работу "Ключи Марии".

Поэт исключительно строго подходит к оценке и своих стихов, и творчества других писателей. "Я очень много болел за эти годы, – отвечает он в одном из писем той поры, – очень много изучал язык и к ужасу своему увидел, что... все мы, в том числе и я, не умеем писать стихов".

Сближаясь с имажинистами, Есенин поначалу считал, что его эстетические принципы близки к их творческим устремлениям. На самом же деле формалистическое творчество имажинистов было глубоко чуждо есенинской поэзии. Не будучи в силах свернуть Есенина с реалистического пути, имажинисты порой уводили его на свои извилистые литературные проселки. В "Стойле Пегаса", литературном кафе имажинистов, Есенина чаще всего окружали люди богемно-буржуазного толка. Все это оказывало нездоровое влияние на поэта, и в конечном итоге – на его творчество.

Трагическая тема человека, чуждого по духу деклассированной богеме и стремящегося вырваться из ее цепких лап, взволнованно раскрывается Есениным в ряде стихотворений "Москвы кабацкой":

И уже говорю я не маме,

А в чужой и хохочущий сброд:

"Ничего! Я споткнулся о камень,

Это к завтрему все заживет!"

Отрицательно сказалось в таких произведениях Есенина, как "Исповедь хулигана", "Кобыльи корабли", в некоторых стихах цикла "Москва кабацкая" ("Сыпь, гармоника. Скука, скука..." и др.) известное увлечение вычурными образами и нарочито вульгарной лексикой, за которые ратовали имажинисты.

Художественный авторитет Есенина уже в те годы был высок. Имажинисты, литературная известность которых часто равнялась нулю, всеми силами старались держаться за Есенина, в то время как он все яснее ощущал различие между своим творчеством и их отношением к искусству. "Собратьям моим кажется, – говорил Есенин весной 1921 года об имажинистах, – что искусство существует только как искусство. Вне всяких влияний жизни и ее уклада... Но да простят мне мои собратья, если я им скажу, что такой подход к искусству слишком несерьезный... У собратьев моих нет чувства родины во всем широком смысле этого слова, поэтому у них так и несогласованно все. Поэтому они так и любят тот диссонанс, который впитали в себя с удушливыми парами шутовского кривляния ради самого кривляния".

Позднее, в автобиографии, поэт отмечал, что "имажинизм был формальной школой, которую мы хотели утвердить. Но эта школа не имела под собой почвы и умерла сама собой, оставив правду за органическим образом".

Все то, что составляло глубокий идейно-художественный водораздел между Есениным и имажинистами в пору их "союза", наиболее полно и выразительно проявилось в его драматической поэме "Пугачев", написанной им в марте августе 1921 года. Обращение Есенина к эпохе крестьянской войны под руководством Емельяна Пугачева было связано прежде всего с настойчивыми поисками поэтом ответа на главный вопрос, поставленный перед ним революционной эпохой: куда несет революционный "вихрь" крестьянскую Русь. Интерес к историко-революционной теме, к героическому прошлому России, к переломным периодам в народной жизни, к коренным узловым событиям отечественной истории, когда наиболее полно и ярко раскрывается красота народной души, был характерен для молодой советской литературы. В эти годы А. Толстой обращается к эпохе Петра Первого, А. Чапыгин пишет исторические романы, Василий Каменский – поэму "Степан Разин".

Над "Пугачевым" Есенин работал много и напряженно. Написанию его предшествовал довольно длительный период собирания и изучения материалов из истории пугачевского восстания. Побывал Есенин и в оренбургских степях, в местах пугачевского движения.

Задумав свою пьесу как лирическую драму, Есенин не дает в ней эпических картин народного восстания. Народность драмы проявляется в художественном раскрытии автором причин восстания, в показе того, что выступление против самодержавия всех слоев трудовой России – и крепостных крестьян, и яицких казаков, которые "задаром проливают пот", и населения царских окраин, стонущих "от российской чиновничьей неволи", и уральских рабочих – было исторически неизбежным:

Уже мятеж вздымает паруса.

Нам нужен тот, кто б первый бросил камень.

В самобытной дерзновенной фигуре вождя крестьянской вольницы Пугачева, в товарищах его – "местью вскормленном бунтовщике" Хлопуше, смельчаке Зарубине, мечтающем, что "не беда, а нежданная радость упадет на мужицкую Русь", раскрыты замечательные черты русского характера: живой ум и молодецкая удаль, честность и справедливость, ненависть к рабству и угнетению, верность общему делу и любовь к Родине. Центральный образ произведения – Пугачев. Это и обусловило своеобразие композиции пьесы. "Кроме Пугачева, – замечает сам автор, – никто почти в трагедии не повторяется: в каждой сцене новые лица. Это придает больше движения и выдвигает основную роль Пугачева".

Мы видим Пугачева и в момент, когда только зреет гневный мятеж; и после первых неудачных выступлений яицких казаков, когда некоторые из них уже готовы бежать в Турцию; и в дни, когда Пугачев решает объявить себя царем ("Больно, больно мне быть Петром, когда кровь и душа Емельянова"); и, наконец, в тяжелые минуты крушения замыслов Пугачева. В заключительных сценах, где пьеса достигает наивысшего драматического напряжения и лирического пафоса, наиболее отчетливо проявилась ограниченность исторической концепции "Пугачева". Почему рать повстанцев легла неожиданно под Сарептой, почему "все сорок тысяч за Волгой легли, как один"? Почему больше Пугачеву не "вскипеть... ни в какой азиатчине"? Все это остается без ответа.

В "Пугачеве" нашло свое отражение и тревожное раздумье Есенина о будущем крестьянской Руси, волновавшее поэта в ту пору. Особенно это чувствуется в заключительном монологе Пугачева: "Где ж ты?. Где ж ты, былая мощь?.."

В "Пугачеве" сказался Есенин, верно подметил еще в 20-е годы писатель Д. Фурманов. Заключительный монолог Пугачева, а также монолог Хлопуши Есенин читал Максиму Горькому при встрече в 1922 году за границей. "Взволновал он меня до спазмы в горле, – писал А. М. Горький позднее, рыдать хотелось. Помнится, я не мог сказать ему никаких похвал, да он – я думаю – и не нуждался в них".

В художественных приемах "Пугачева" ощущается некоторое влияние имажинизма (обрамление сложными метафорическими узорами речи некоторых персонажей, вычурность отдельных образов). Вместе с тем "Пугачев" поражает своей свежестью, новизной образов, вдумчивой работой поэта над словом.

Нельзя не согласиться со справедливым и проницательным суждением о "Пугачеве" писателя Сергея Городецкого, который в 1926 году отмечал, что "в этой лирической драме есть блестящие монологи, чисто театральный лаконизм слова и быстрота действия. При небольшой работе над композицией драмы Есенин имел все данные разрешить со времени "Бориса" заброшенную и впоследствии искаженную задачу героической драмы в стихах".

После "Инонии", "Иорданской голубицы", "Небесного барабанщика" "Пугачев" ознаменовал поворот Есенина к реалистическому воплощению темы народной борьбы.

* * *

В мае 1922 года Есенин отправляется за границу. Посетив многие европейские страны, он едет в Америку. За рубежом он писал мало. И, казалось, можно было предположить, что эта поездка только задержала его творческий рост. Однако сам Есенин неоднократно подчеркивал важность этой поездки. "После заграницы, – отмечал он в автобиографии, – я смотрел на страну свою и события по-другому". Эту же мысль он еще более определенно выразил в интервью корреспонденту одной из белоэмигрантских газет в Берлине. "Только за границей, – говорил Есенин, – я понял совершенно ясно, как велика заслуга русской революции, спасшей мир от безнадежного мещанства".

В Европе поэт увидел, каково положение писателя в буржуазном мире. В своих заграничных письмах он говорит о пагубном влиянии "Господина доллара" на европейскую жизнь и искусство. "Что сказать мне вам об этом ужаснейшем царстве мещанства, которое граничит с идиотизмом? – пишет Есенин А. Сахарову. – Кроме фокстрота, здесь почти ничего нет, здесь жрут и пьют, и опять фокстрот. Человека я пока еще не встречал и не знаю, где им пахнет. В страшной моде Господин доллар, а на искусство начихать самое высшее мюзик-холл. Я даже книг не захотел издавать здесь, несмотря на дешевизну бумаги и переводов. Никому здесь это не нужно... Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод... зато у нас есть душа, которую здесь сдали за ненадобностью в аренду под смердяковщину'". "Там, из Москвы, замечает он в одном из своих писем, – нам казалось, что Европа – это самый обширный район распространения наших идей в поэзии, а теперь отсюда я вижу: боже мой! до чего прекрасна и богата Россия в этом смысле. Кажется, нет еще такой страны и быть не может".

Видя в европейских странах высокое развитие техники, поэт еще острее почувствовал неизбежность конца полевой, нищей Руси. Перед отъездом из Европы в Америку я "вспомнил про "дым отечества", про нашу деревню, где чуть ли не у каждого мужика в избе спит телок на соломе или свинья с поросятами, вспомнил после германских и бельгийских шоссе наши непролазные дороги и стал ругать всех цепляющихся за "Русь", как за грязь и вшивость. С этого момента я разлюбил нищую Россию... С того дня я еще больше влюбился в коммунистическое строительство. Пусть я не близок коммунистам, как романтик в моих поэмах, – я близок им умом и надеюсь, что буду, быть может, близок и в своем творчестве".

Эти новые взгляды ярко проявились позднее (в 1924 – 1925 годах) в его произведениях:

Мне теперь по душе иное...

И в чахоточном свете луны

Через каменное и стальное

Вижу мощь я родной стороны...

Своему очерку об Америке Есенин дал выразительное название "Железный Миргород". Поэта поразил резкий контраст между индустриальной мощью, зрелостью технической мысли, размахом строительства в стране и бедностью внутренней культуры Америки, инертностью мысли среднего американца, его мещанским представлением о счастье в духе героев гоголевского Миргорода. "Сила железобетона, громада зданий, – замечает Есенин, – стеснили мозг американца и сузили его зрение. Нравы американцев напоминают незабвенной гоголевской памяти нравы Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича.

Как у последних не было города лучше Полтавы, так и у первых нет лучше и культурней страны, чем Америка".

Характеризуя круг жизненных и культурных интересов американцев, Есенин отмечает, что "владычество доллара съело в них все стремления к каким-либо сложным вопросам. Американец всецело погружается в "Business"[*] и остального знать не желает".

[* Бизнес.]

* * *

Все, кому доводилось встречаться с Есениным после его возвращения, отмечали, как пристально всматривается он в преобразования, происшедшие в стране за время его отсутствия. Из Америки, замечает Маяковский, Есенин вернулся "с ясной тягой к новому". Утратили во многом для поэта интерес и его прежние литературные связи.

В 1924 году Есенин едет на Кавказ, куда, как он писал,

Бежал, навек простясь с богемой,

Зане созрел во мне поэт

С большой эпическою темой.

Поэт теперь "полон дум об индустрийной мощи". Неизмеримо расширяется ею мировоззренческий горизонт:

Я вижу все

И ясно понимаю,

Что эра новая

Не фунт изюму вам,

Что имя Ленина

Шумит, как ветр, по краю,

Давая мыслям ход,

Как мельничным крылам.

Есенин почувствовал себя "просветленным". Он весь в творческих исканиях, в напряженном поэтическом труде. С радостью говорит об этом почти в каждом письме с Кавказа:

"Работается и пишется мне дьявольски хорошо. До весны я могу и не приехать... На столе у меня лежит черновик новой хорошей поэмы "Цветы". Это, пожалуй, лучше всего, что я написал".

"Я скоро завалю Вас материалом. Так много и легко пишется в жизни очень редко. Это просто потому, что я один и сосредоточен в себе. Говорят, я очень похорошел. Вероятно, оттого, что я что-то увидел и успокоился", читаем в одном из его писем.

"Зрело знающий работу" поэт написал в 1924 – 1925 годах большинство широко известных "маленьких поэм": "Русь советская", "Русь уходящая", "Возвращение на родину", цикл стихов "Персидские мотивы" и более шестидесяти лирических стихотворений: "Отговорила роща золотая...", "Сукин сын", "Письмо к матери", "Собаке Качалова", "Я иду долиной...", "Спит ковыль. Равнина дорогая...", "Ты запой мне ту песню, что прежде...", "Мелколесье. Степь и дали..."., "Цветы мне говорят – прощай...".

Глубоко лиричны передающие эпический размах событий революционной эпохи поэмы "Анна Снегина", "Песнь о великом походе", "Ленин" (отрывок из поэмы "Гуляй-Поле"), "Баллада о двадцати шести", "Поэма 36". Они выводили поэзию Есенина на главную дорогу развития молодой советской литературы.

Первая из историко-революционных поэм этого периода, "Песнь о великом походе", написана Есениным летом 1924 года. Эпоха Петра и эпоха Октября к ним приковано внимание поэта в двух "сказах", двух частях поэмы.

"Мы (то есть народ. – Ю. П.) всему цари" – эта ведущая идея первого "сказа" получает художественное воплощение в образе "рабочего люда", построившего средь туманов и болот город. Те, кто строил его, погибли, "на их костях лег тугой гранит". Но всесильного царя Петра страшит народное возмездие. По ночам ему слышится гневный голос погибших:

И все двести лет

Шел подземный гуд:

"Мы придем, придем!

Мы возьмем свой труд..."

Питерские рабочие, чьи деды и прадеды гордо заявляли: "Мы всему цари", поднявшиеся на защиту города революции, – главные герои второго вольного "сказа".

Поэт слагает песнь в честь бойцов "красного стана";

Пусть вас золотом

Свет зари кропит.

В куртке кожаной

Коммунар не спит.

Сатирически рисует Есенин "белый стан", передавая обреченность, моральное падение его защитников. Вместе с тем, изображая врага, он не преуменьшает смертельной опасности интервенции. Отсюда острота, напряженность драматического конфликта, сила художественной правды поэмы.

Если в "Песне о великом походе" большое внимание уделено рассказу о тех исторических предпосылках, которые привели к крушению самодержавия, то в "Анне Снегиной" главная тема – Октябрь в деревне. Поэма полна драматических коллизий, связанных с судьбой народа, и прежде всего крестьянских масс в революции. Кульминационная сцена "Анны Снегиной" тревожный, взволнованный разговор радовских мужиков с поэтом о земле:

Кричат нам,

Что землю не троньте,

Еще не настал, мол, миг.

За что же тогда на фронте

Мы губим себя и других?

Настойчиво их желание узнать от поэта правду о Ленине, который, как они слышали, борется за то, чтобы отдать крестьянам "без выкупа пашни господ":

"Скажи,

Кто такое Ленин?"

Я тихо ответил:

"Он – вы".

Эти афористические строки о Ленине – народном вожде знаменательны. Здесь поэт поднимается до подлинного историзма в показе революционных событий. С этими событиями тесным образом связана судьба главных героев поэмы: помещицы Анны Снегиной, весь хутор которой во время революции крестьяне "забрали в волость с хозяйкой и со скотом"; крестьянина-бедняка Оглоблина Прона, борющегося за власть Советов и мечтающего побыстрее "открыть коммуну в своем селе"; старика мельника и его жены – доброй, ворчливой хлопотуньи; рассказчика-поэта, земляка Прона, вовлеченного революционной бурей в "мужицкие дела". Отношение Есенина к своим героям проникнуто лирической задушевностью, озабоченностью их судьбами:

Я думаю:

Как прекрасна

Земля

И на ней человек.

И сколько с войной несчастных

Уродов теперь и калек!

И сколько зарыто в ямах!

И сколько зароют еще!

И чувствую в скулах упрямых

Жестокую судоргу щек.

В отличие от первых произведений, воспевающих преображенную крестьянскую Русь как единое целое, в "Анне Снегиной" поэт показал разных "мужиков": крестьяне-труженики, особенно деревенская беднота, горячо приветствуют Советскую власть и идут за Лениным; есть среди крестьян и такие, которых, по глубокому убеждению Прона, "надо еще варить"; есть закоренелые собственники, вроде "отвратительного малого" – возницы; есть крикуны и бездельники, как Лабутя, ищущие в революции "легкой жизни".

По-разному воспринимают ломку старых устоев и другие герои поэмы. Анна Снегина, когда-то мечтавшая вместе с юным поэтом о славе, выбита революцией из привычного уклада помещичьей жизни. На что-то надеясь, она отправилась искать счастья на чужбину, но надежды растаяли, и осталась только мечта об утраченной Родине:

Я часто хожу на пристань

И, то ли на радость, то ль в страх,

Гляжу средь судов все пристальней

На красный советский флаг.

Теперь там достигли силы.

Дорога моя ясна...

Но вы мне по-прежнему милы,

Как родина и как весна...

Об "Анне Снегиной" было принято говорить только как о лирической поэме, хотя очевидно, что источник ее художественной силы не только в глубокой лиричности, но и в масштабности изображаемых событий.

Лирический герой поэмы объединяет ее эпическое и лирическое течение в единое художественное целое. Взволнованный рассказ-воспоминание о юношеских встречах "с девушкой в белой накидке", о неожиданном свидании с Анной в "радовских предместьях" в дни революции, о ее письме "с лондонской печатью", полном тоски по Родине, во многом определяет лиричность поэмы, усиливает ее драматизм.

От романтически-условных картин восставшей России в "Инонии" Есенин пришел в "Анне Снегиной" к реалистическому изображению сложного пути русского крестьянства в революции, создал яркие драматические характеры.

В последние годы жизни Есенин задумывает большую поэму о революции. Судя по сохранившимся в его архиве черновым вариантам и отдельным наброскам, замысел этой поэмы претерпел важные изменения. От первоначального намерения сосредоточить внимание на эпизодах гражданской войны, связанных с махновщиной, Есенин в дальнейшем отходит. Свой взор поэт обращает к тому, кто "мощным словом повел нас всех к истокам новым". Смерть Есенина прервала его работу над поэмой "Гуляй-Поле". Но еще в 1924 году он печатает большой отрывок, посвященный Ленину. "Есенин, рассказывает жена поэта С. А. Толстая-Есенина, – относился к Владимиру Ильичу с глубоким интересом и волнением. Часто и подробно расспрашивал о нем всех лиц, его знавших, и в отзывах его было не только восхищение, но и большая нежность. Смерть Ленина произвела на поэта огромное впечатление. Он несколько часов провел в Колонном зале у гроба вождя". Поэт был свидетелем безмерного человеческого горя, народной скорби и единения. О пережитом в эти дни он написал позднее в поэме.

Созданный Есениным образ Ленина глубоко лиричен. Поэт с трепетным волнением говорит о ленинской человечности и простоте. Ленин "скромней из самых скромных", и в то же время он человек богатырской внутренней энергии, "мятежник", встревоживший весь мир. Веками стонал народ, ждал, надеялся, что придет когда-нибудь человек, который поднимет знамя свободы. И он пришел:

Он мощным словом

Повел нас всех к истокам новым.

Он нам сказал: "Чтоб кончить муки,

Берите все в рабочьи руки.

Для вас спасенья больше нет

Как ваша власть и ваш Совет".

Какой же силой повернул Ленин шар земной? Показ событии революции в поэме подводит читателя к мысли, что сила эта в глубокой народности ленинской политики.

Чувствуя всем сердцем правду Ленина, идя порой стихийно за этой правдой, поэт не может еще художественно раскрыть до конца всю преобразующую силу бессмертных ленинских идей. Но он видит, что начатое Лениным великое дело обновления России после его смерти уверенно продолжает созданная им партия:

Его уж нет, а те, кто вживе,

А те, кого оставил он,

Страну в бушующем разливе

Должны заковывать в бетон.

Для них не скажешь:

"Ленин умер!"

Их смерть к тоске не привела.

. . . . . . . . . . . . . . .

Еще суровей и угрюмей

Они творят его дела...

Так возникает в поэме тема ленинского бессмертия.

Есенин мечтал написать большую поэму о Ленине. Он говорил своему другу – редактору газеты "Бакинский рабочий" П. И. Чагину: "Я в долгу перед образом Ленина, ведь то, что я писал о Ленине, – и "Капитан земли" и "Еще закон не отвердел, страна шумит, как непогода", – это слабая дань памяти человека, который не то что, как Петр I, Россию вздернул на дыбы, а вздыбил всю нашу планету".

Поняв умом правду Ленина, поэт вновь и вновь пристально вглядывается в кипение жизни, стремясь, по его словам, "постигнуть в каждом миге Коммуной вздыбленную Русь".

* * *

В стихах, написанных Есениным в 1924 – 1925 годах, особенно на Кавказе, новое берет решительный перевес над старым. Поэт чувствует теперь себя "самым яростным попутчиком" новой жизни:

Хочу я быть певцом

И гражданином,

Чтоб каждому,

Как гордость и пример,

Был настоящим,

А не сводным сыном

В великих штатах СССР.

Многие стихотворения Есенина этой поры: "Мой путь", "Письмо матери", "Письмо к женщине", "Письмо к сестре", "Письмо деду", "Собаке Качалова", где он как бы оглядывается на свой путь, во многом автобиографичны – это честная и мужественная исповедь поэта. По-настоящему художественны в них образы, без которых трудно представить себе творчество Есенина. П прежде всего высоко поэтичен образ матери, к которому поэт неоднократно обращается в своих стихах.

Каждая встреча с матерью после долгой тревожной разлуки, когда, успокоившись душой, сын делился с ней своими самыми сокровенными думами, радостями и неудачами, выливалась в сердечные, задушевные строки.

В самые трудные минуты жизни поэт обращается к матери – верному другу:

Ты одна мне помощь и отрада,

Ты одна мне несказанный свет.

В 1924 – 1925 годах на Кавказе Есенин написал цикл лирических стихотворений "Персидские мотивы". Обычные жизненные факты становятся в "Персидских мотивах" источником удивительных по своей художественной выразительности стихов. Сколько сердечной, кристальной чистоты в отношении поэта к "милой Шаганэ":

Шаганэ ты моя, Шаганэ!

Там, на севере, девушка тоже,

На тебя она страшно похожа,

Может, думает обо мне...

Шаганэ ты моя, Шаганэ.

Пленительна красота восточной природы, ласков южный ветер, легко сердцу с любимой. Но думы о Родине и здесь не покидают поэта, неудержимо влечет к себе земля дедов и отцов:

Как бы ни был красив Шираз,

Он не лучше рязанских раздолий.

Гуманность, чувство дружбы, искренность и романтичность, сочетание восточного колорита с поэзией русских раздолий, завершенность формы – все это в "Персидских мотивах" показывает, как светла и чиста была песнь любви, которую пело сердце поэта.

Летом 1925 года Есенин вернулся в Москву. С тяжелым предчувствием оставлял он своих новых друзей – бакинских журналистов, среди которых он так хорошо себя чувствовал:

Прощай, Баку! Тебя я не увижу.

Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг.

И сердце под рукой теперь больней и ближе,

И чувствую сильней простое слово: друг.

Приехав в Москву, Есенин хочет "не дружить" с богемой. Об этом намерении он говорил еще в одном из кавказских писем: "Назло всем не буду пить, как раньше. Буду молчалив и корректен. Вообще хочу привести всех в недоумение. Уж очень мне не нравится, как все обо мне думают... Весной, когда приеду, я уже не буду никого подпускать к себе близко... Все это было прощание с молодостью. Теперь будет не так". В стихотворении "Мой путь" поэт говорит:

Ну что же?

Молодость прошла!

Пора приняться мне

За дело,

Чтоб озорливая душа

Уже по-зрелому запела.

И пусть иная жизнь села

Меня наполнит

Новой силой...

Но эта позиция не устраивала его "друзей". За спиной у Есенина и при нем они говорили, что он "настоящий" поэт не в "Руси советской", а в "Москве кабацкой". Раздавались голоса, что многие из кавказских стихов Есенина посредственны и что о Марксе и Ленине ему, пожалуй, писать рано.

Есенину, отдававшему все, а вернее, жертвовавшему всем ради творчества, у которого, как однажды заметил Д. Фурманов, "вся жизнь – в стихах", эти нападки ранили сердце, сбивали его с пути.

И все же груз прошлых ошибок, чуждые идейные влияния, раздумья о днях, растраченных напрасно, неустроенность личной жизни, мелкобуржуазная имажинистская среда тяжелым бременем ложились на душу поэта. Есенину было иногда очень трудно шагать в ногу с народом, с новой жизнью. Он с болью писал, что остался в прошлом одной ногой и, стремясь догнать стальную рать, скользил и падал другой.

Много сил приходилось ему тратить, чтобы избежать падения с кручи и до конца своих дней сохранить сыновнюю любовь к Родине. Как остро поэт чувствовал эти "черные" силы, все настойчивее и ближе подступавшие к нему! Особенно это ощущается в поэме "Черный человек". Работать над поэмой он начал в 1924 году и написал несколько вариантов. Последний из них помечен 14 ноября 1925 года. Образ "прескверного гостя" – "черного человека", как это еще в 1926 году верно подметил в своих воспоминаниях о Есенине литературовед И. Н. Розанов, конечно, сродни тому, который зловеще гнался за Моцартом у Пушкина:

Мне день и ночь покоя не дает

Мой черный человек. За мною всюду,

Как тень, он гонится.

("Моцарт и Сальери")

В "Черном человеке" ненависть, презрение, гнев неотделимы от боли, мучительных раздумий, тоски и страха, который нагоняет по ночам на поэта "прескверный гость".

С трагической искренностью поведал Есенин в своей поэтической исповеди о том "черном", что омрачало его чистую душу, что все больше терзало его "непродажное" сердце. Но это только одна грань, одна сторона поэмы.