Текст книги "Орлы и звезды. Красным по белому(СИ)"

Автор книги: Юрий Гулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

   – Сориентируешься на месте... Да что ты, в конце концов?! – рассердился Глеб. – Мне что, еще и тебя учить?!

   – Ладно, не кипятись. – Я понимал, что действительно перегнул палку, потому спешил успокоить разбушевавшегося друга. – Ответь еще только на один вопрос: ты как про Кутепова узнал, историю вспомнил?

   – Как я мог вспомнить то, чего не знал? – удивился Глеб. – Для меня фамилия Кутепов ассоциируется с более поздним периодом истории. Здесь все гораздо проще, мой юный друг. Бокий – ему не привыкать – по тихой занял телефонную станцию. Пока ни во что не вмешивается – только слушает. Ну и меня информацией снабжает. Все, хватит вопросов. Давай – действуй!

* * *

   За Литейным мостом весело горело здание Окружного Суда. Толпа – серое с черным подернутое кумачом – вовсю веселилась. Про отряд Кутепова здесь никто ничего не слышал. Двигаться дальше на машине не было никакой возможности. Оставив грузовик под присмотр водителя и пары дружинников, пешком двинулись в сторону Преображенского собора. Там и нашли Кутепова...

   – Одолжи-ка мне, Тришкин, винтовку, – попросил я снайпера.

   В оптику позиция карателей просматривалась отчетливо. Кутепов явно готовился к началу боевых действий. Да и сам полковник выглядел весьма решительным.

   – Бери, Тришкин, полковника на постоянный прицел, – приказал я, передавая винтовку хозяину, – а я пойду, попробую его урезонить. Дело, скорее, пустое. Так что ты смотри, не оплошай.

   – Небось не промажу, – буркнул бородатый Тришкин занимая позицию.

   Я переоделся в офицерскую форму, которую прихватил из штаба, – там этого добра теперь было навалом – вышел из подворотни на улицу и решительным шагом направился в сторону позиций карателей. Услышав окрик 'Стой!' я крикнул в ответ: – Не стреляйте! – и сделал еще несколько шагов, чтобы оказаться радом с перевернутой тележкой, которую кто-то удачно бросил возле стены дома.

   – Кто вы такой? – крикнул в мою сторону Кутепов.

   – Я представитель новой российской власти! Я уполномочен...

   – Огонь! – взревел Кутепов, не дав мне договорить, и потянулся рукой к кобуре.

   Грохот выстрелов и свист пуль я слушал уже лежа за тележкой. Буквально через минуту частота выстрелов резко сократилась, послышались крики 'Прекратить стрельбу!' и выстрелы смолки окончательно. Когда из подворотни стали выбегать мои бойцы стало понятно, что и мне можно покинуть убежище. Теперь уже бывшие каратели спешно покидали позиции и разбегались кто куда. Приказав никого не преследовать, я подошел к трупу Кутепова. Один из последних защитников самодержавия лежал навзничь, широко раскинув руки. Мертвые глаза безразлично смотрели в серое питерское небо.

   Помимо него снайперы застрели еще двух офицеров, после чего каратели и прекратили сопротивление.

* * *

   – Принимай арестованных! – весело крикнул я Глебу.

   Тот усталым взглядом окинул кучку понурых офицеров и распорядился: – К коменданту их! – Потом обратился ко мне: – Кто-нибудь из них стрелял в народ?

   – Да вроде нет, если только не при мне. Хотя вряд ли. Просто они бродили по улицам с пустыми глазами, вот я их и прихватил от греха. А что, не надо было?

   – Надо, – успокоил меня Глеб. Я еще с утра отдал приказ отлавливать по городу таких вот неприкаянных и к нам под арест – целее будут! Тебя просто не успел предупредить, но ты и сам сообразил.

   – А тогда к чему твой вопрос про стрельбу?

   – Так у нас на всех арестованных одно помещение, – вздохнул Глеб. – Тех, кто в чем замаран вносим в специальный список. Когда все уляжется, будем разбираться с каждым по отдельности. Остальных просто отпустим. А теперь доложи, как разобрался с карателями?

   Выслушав мое сообщение, Глеб задумчиво произнес:

   – В этом мире судьба Кутепова сложилась гораздо трагичнее, чем в нашем.

   – И мы тому виной, – подхватил я.

   – Причем тут мы? – удивился Глеб. – Это ведь Тришкин засадил пулю меж глаз полковника. Он и внес поправку в Историю!

  Глава пятая

  ОЛЬГА

   В одном старом советском фильме говорится: не надо бояться человека с ружьем. Говорю как профессионал: это неверно. Оружие – на то и оружие, чтобы быть опасным. Другой разговор, каковы размеры этой опасности? Если оружие находится под контролем – это 'умное' оружие, у него есть 'голова' и оно опасно только для тех, против кого его намерены использовать и для тех, кто в скорбный для себя час попадает в зону поражения. Гораздо опаснее 'тупое' оружие, в силу сложившихся обстоятельств вышедшее из-под контроля 'головы'. Его действие нелогичны, сиюминутны, а значит непредсказуемы. Такого количества 'тупого' оружия, свободно плавающего среди людского моря, как сегодня, мне в своей жизни видеть не приходилось. Особенно много скопилось его возле Таврического дворца. Серые солдатские шинели заполонили уже все свободное пространство перед зданием, а отряды все прибывали и прибывали. Мы с Мишкой благоразумно расположились на некотором отдалении, наблюдая за процессом со стороны.

   – Чего они все сюда прутся, тут что, медом намазано? – задала я, наверное, очень тупой вопрос, поскольку Мишка аж рот приоткрыл от удивления, но, заглянув в мои невинно хлопающие ресницами глазки, все же снизошел до разъяснений.

   – Понимаешь, эти парни буквально только что избавились от власти своих командиров – кого-то даже и убили – и вот теперь хотят, чтобы Дума взяла власть в стране в свои руки.

   Ёшкин каравай! Как все, однако, интересно.

   – То есть, в этом дворце находится Дума? – уточнила я.

   – А ты догадлива, – похвалил Меня Мишка.

   Приятно слышать похвалу из уст умного мужчины, но хочется большего, и я тут же поспешила за второй порцией.

   – А эти солдатики, стало быть, дезертиры, которые хотят, чтобы Дума отмазала их от наказания?

   Тут Мишка задумался надолго, потом, нехотя, был вынужден констатировать остроту моего ума.

   – Можно, конечно, и так сказать. Но правильнее называть их поступок революционным порывом.

   – Что можно приравнять к состоянию аффекта и снизить наказание до условного, – подытожила я.

   Мишка глянул на меня, как показалось, с уважением. А я продолжила исторгать из своей красивой головки прелестно умные слова:

   – Но это в том, разумеется, случае, если Революция одержит победу. А она ее одержит, насколько я помню историю России. За ребят, конечно, можно порадоваться, но не кажется тебе, что их как можно скорее надо вернуть в строй?

   – Кажется, – кивнул Мишка, – потому я и здесь.

   Этой фразой он скоренько поставил меня на место, растворив без остатка в своем 'я'. Не без сожаления признав, что по большому счету Мишка прав, я полностью сосредоточилась на обязанностях охранника.

* * *

   Тем временем солдатам надоело лаяться с дворцовой охраной, они ее попросту смяли и устремились внутрь здания.

   – Пора и нам! – воскликнул Мишка, направляясь к дворцу, я за ним.

   Уже на территории Мишку окликнул мужской голос:

   – Жехорский!

   Мы остановились и оба разом повернули головы. К нам спешил симпатичный мужчина и радом с ним... Нина! А я уж, грешным делом, стала забывать о ее существовании. Мишка последнее время настолько погрузился в революционную работу, что ночевал исключительно дома. Нина, разумеется, не могла не обратить на это внимания, вот и примчалась при первом удобном случае, и, не взглянув на меня, тут же повисла у Мишки на шее.

   – Поздравляю тебя с великим днем – днем освобождения России! – воскликнула она голосом наполненным патетикой и тут же добавила уже капризно: – Хотя ты о моем существовании, кажется, начал забывать?

   – Ну что ты, как тебя можно забыть? – отбивался Мишка. С трудом оторвав Нинины руки от шеи, он обратился к мужчине:

   – Позвольте, товарищ Александрович, представить вам Ольгу, она же Ведьма!

   Тот окинул меня таким уважительно-восторженным взглядом, что я слегка засмущалась и протянула ему руку, подняв ее повыше: вдруг захочет поцеловать. Он и захотел, чем привел меня в еще большее смущение. А Нина уже тянула Мишку в сторону не переставая сыпать словами:

   – Дело делом, но и о друзьях забывать не след. Зиночка о тебе уже не раз спрашивала.

   Голос Александровича заставил меня отвлечься от их беседы и больше я к ней уже не прислушивалась.

   – Так вот вы какая, Ведьма, – произнес он весьма банальную, но все равно очень приятную для слуха фразу.

   – Какая? – кокетливо переспросила я.

   – Если бы не знал, никогда бы не поверил, что такая прелестная женщина может быть таким неустрашимым бойцом.

   На этом месте мне, видимо, следовало покраснеть.

  ГЛЕБ

   Только что отзвонилась Ольга из Таврического. Макарыч вошел в состав Временного Исполкома и участвует в создании Петроградского Совета. Это уже не первая хорошая новость за день. Если с утра было трудновато – катастрофически не хватало людей, то ближе к полудню ситуация в корне изменилась. В подчинение штаба стали поступать рабочие отряды. Для каждого такого отряда штаб назначал командный состав из числа наиболее подготовленных дружинников. Таким образом, силы подчиненные штабу выросли в разы и мы стали постепенно брать под контроль наиболее важные объекты. Перво-наперво, мы не позволили солдатам, захватившим артиллерийский склад и Арсенал разбазарить с них народное добро, а поблагодарив братушек-солдатушек за революционный героизм, отправили их по новым адресам, взяв объекты под свою, усиленную броневиками, охрану. Так же мы поступали и в дальнейшем: солдаты захватывают, а мы берем объект под охрану. Революционно настроенным массам необходимо было выпустить на чем-то пар. Потому штаб приказал своим отрядам не брать под охрану полицейские участки, тюрьмы, ну и Охранное отделение, откуда все ценное мы уже вывезли. В то же время, нашим людям было вменено в обязанность не допускать расправ над офицерами, чинами полиции и жандармерии, а так же взять под охрану обывателей и их добро. Мародеров предписывалось брать под арест, а в случае вооруженного сопротивления уничтожать на месте. И еще, штаб приступил к формированию Красной Гвардии. На первых порах из числа военнослужащих бывшей царской армии. Первым красногвардейским отрядом стал Запасной бронедивизион. Для него загодя было изготовлено знамя, где на кумаче была выведена надпись: 'Первый Красной Гвардии бронедивизион'. Солдаты и офицеры пожелавшие служить в Красной Гвардии сменили кокарды на фуражках на красные звезды, специально изготовленные по заказу штаба. Над входом в штаб появилась вывеска: 'Объединенный штаб рабочих дружин, боевых групп и Красной Гвардии'.

* * *

   – Товарищ Абрамов, – заглянул в комнату один из моих помощников, – тут к тебе морячок рвется.

   – Давай его сюда! – распорядился я.

   Моряк был невысок ростом, черноволосый с подвижным лицом и умными глазами. На бескозырке надпись 'Аврора'. А чему тут удивляться? Корабль стоит на ремонте в Питере. Самой судьбой суждено ему стать 'Крейсером революции'.

   – Протягиваю моряку руку.

   – Я начальник объединенного штаба Абрамов. А вас как зовут, товарищ?

   – Кошкин мы, – белозубо улыбнулся матрос.

   – Матрос Кошкин с 'Авроры'?

   – Точно так.

   – Какая нужда привела вас, товарищ Кошкин, в штаб?

   – Корабль наш стоит на Франко-Русском заводе, на ремонте...

   – Хотите, чтобы штаб помог с ремонтом? – улыбнулся я.

   – Да нет, – матрос, похоже, не понял, что я пошутил, – ремонт уже почти закончен. У нас другая беда. Командир наш капитан 1-ого ранга Никольский совсем озверел. Держит нас, как в клетке. Берег почти для всех матросов отменил...

   – А ты, тогда, как здесь оказался? – перебил я Кошкина.

   – Так я ж говорю: почти для всех. А теперь вообще крейсер в плавучую тюрьму превратить удумал.

   – Это как?

   – Приходили к нам агитаторы, хотели на борт попасть. Так он их велел арестовать и посадить под замок. А тут мне увольнительная, значит, выпала. Братишки меня и попросили на берегу на нашего змея управу поискать.

   – Понятно. Входит, Никольский плохой офицер?

   – Почему плохой? Офицер хороший, вот только человек поганый. Так вы нам поможете? А то я, куда в другое место пойду. Говорят, в Таврическом дворце новая власть заседает.

   – Верно. Только пока она заседает, помощи вам от нее не будет. А мы вам поможем. Терентий! – крикнул я громко. В комнату заглянул помощник. – Ты не видел, Ежов вернулся?

   – Вот только очередную партию арестованных доставил.

   – Перехвати его пока не уехал, пусть зайдет.

   – Все, Дед Мазай, – сказал я вошедшему Ершу, – завязывай на сегодня с благотворительностью. Остальных 'зайцев' от революционного половодья будем спасать без тебя. А ты вот познакомься. Товарищ Кошкин с крейсера 'Аврора'. У него, понимаешь, к нам дело...

  НИКОЛАЙ

   В нашем времени мне доводилось бывать на 'Авроре'. Сейчас крейсер выглядел менее опрятным. Вахтенный у трапа был один, из-за Кошкина подпустил близко, потому был снят без шума и какого-либо членовредительства. Ставлю у трапа своего человека, с остальными и Кошкиным поднимаюсь на борт. На шкафуте творится неладное. По направлению к трапу конвоируют нескольких гражданских. Чуть дальше волнуется толпа матросов. Между ними и конвоем спиной к нам два офицера с револьверами в руках, отгоняют толпу. У одного револьверов в руках аж два и он, как мне показалось, уже готов начать стрелять. Пришлось офицеров скоренько вырубать – со спины это сделать совсем не трудно. Тут же пришлось палить в воздух из трофейных револьверов, чтобы отогнать бросившихся к поверженным офицерам матросов, поскольку я усомнился в их добрых намерениях. Мои бойцы тем временем разоружили конвой. Обрадованные агитаторы тут же захотели исполнить свой революционный долг. Пришлось мне им коротко объяснить, что мы и без них управимся. После чего мои ребята вежливо, но настойчиво стали оттеснять их к трапу, а я повернулся к матросам.

   – Товарищи! Я представитель объединенного штаба рабочих дружин партии большевиков, боевых групп партии эсеров и Красной Гвардии Николай Ежов. Пятый день в Петрограде бастуют рабочие, на площадях и улицах идут митинги и собрания, на которых звучат призывы свергнуть царя. Сегодня выступление народа переросло в вооруженное восстание! Солдаты Петроградского гарнизона целыми полками переходят на нашу сторону. В наших руках артиллерийские склады и Арсенал, мосты, вокзалы, телефон и телеграф! Царские министры арестованы. Последние очаги сопротивления блокированы революционными войсками и вот-вот падут! В эти часы в Таврическом дворце решается вопрос к кому перейдет власть. Дума колеблется. Поэтому решено провести заседание представителей от рабочих, революционных солдат и матросов и на нем избрать Петроградский Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов. Если Дума не решит вопрос с властью, то это сделает Совет! Вы тоже можете послать в Таврический дворец по одному представителю от каждой роты.

* * *

   Из каюты командира крейсера я связался со штабом.

   – Глеб, 'Аврора', считай, наша! Командира крейсера и старшего офицера я арестовал, остальные офицеры блокированы в кают-компании. На корабле сыгран 'Большой сбор'. Сейчас морячки горлопанят, выбирают судовой комитет и делегатов на заседание по выборам Петросовета.

   – А ты чего не с ними? – спросил Глеб.

   – Да ну! У меня от их криков уши закладывает. Выберут комитетчиков – с ними и погутарю.

   – В это время в дверь осторожно постучали.

   – Все, Глеб, потом договорим, ко мне пришли.

   – К тебе или за тобой? – уточнил Васич.

   – Типун тебе на язык! – Я положил трубку и громко сказал: – Войдите!

   Вошел Кошкин. Матрос в командирской каюте чувствовал себя неловко.

   – Тут... это... комитетчики пришли. Желают с вами поговорить.

   – Так пусть заходят. Проходите, товарищи, рассаживайтесь!

   Комитетчики осторожно пристраивались на непривычной матросскому заду 'командирской' коже. Я смотрел на их немного смущенные лица и думал: 'Робеют ребята. А как пообвыкнут, да будет их воля, обдерут кожу с дивана, ей-ей обдерут!'

   – Так о чем вы хотели поговорить со мной, товарищи? – прервал я затянувшуюся паузу.

   Взгляды комитетчиков потянулись в сторону не самого приметного среди них матроса. Тот, ободренный доверием товарищей, кашлянул в кулак и произнес:

   – У нас, товарищ Ежов, стало быть, вот какой вопрос. Как вы нам и присоветовали, выбрали мы делегатов в Таврический дворец. Так им уже идти надо или как?

   Я посмотрел на часы.

   – Вряд ли заседание начнется вовремя, но лучше, если ваши делегаты прибудут во дворец до его начала.

   – Слышали? – обратился матрос к товарищам. – Делегаты, давай на выход!

   Кошкин и еще несколько человек поднялись с мест.

   – Погодите, товарищи, – попридержал я их. – У вас что, все делегаты одновременно и члены судового комитета?

   – А что, так нельзя? – забеспокоился матрос.

   – Почему нельзя? Можно. Просто я хотел побеседовать с судовым комитетом в полном составе.

   – И как теперь быть? – озадаченно спросил матрос.

   – Как ваша фамилия, товарищ?

   – Матрос 1-ой статьи Звягинцев.

   – Я так понимаю, товарищ Звягинцев, вы являетесь председателем судового комитета?

   – Братва так решила, – смущенно улыбнулся матрос.

   – А давайте, товарищи революционные моряки, поступим следующим образом. Сначала мы все вместе побеседуем, а потом я довезу ваших делегатов до Таврического дворца на машине. Подходит вам такой вариант, товарищ Звягинцев?

   – Подходит, товарищ Ежов, – кивнул Звягинцев.

   – Ну, тогда, товарищи, возвращайтесь на свои места и будем разговаривать? Сначала я вам расскажу про то, что творится за бортом 'Авроры', а потом вы мне поведаете, что да как у вас на борту. Лады? А за бортом, дорогие товарищи, революция! И на этот раз Николашке на троне не усидеть. Этот вопрос, можно сказать, решенный! Тут важно другое: куда плыть теперь России, к какому берегу ей пристать?

   Я осмотрел моряков, как бы приглашая их ответить на вопрос. Чей-то неуверенный голос произнес:

   – Так на то у нас Дума есть. Пусть она и решает.

   На него зашикали, но я заступился за моряка.

  – А что вы так всполошились? Дело товарищ говорит! Раз царских министров арестовали и у самого царя корону с башки, считай, сбили, то кому как не Думе назначить новую власть? То, что она пока колеблется – то не беда. Дума, как девка. Прежде чем согласиться, ей поломаться надо!

  Эти слова моряки отметили дружным хохотом.

  – Беда в другом, – продолжил я сочиняемую на ходу речь. – Депутатов представляющих интересы трудового народа, я уже не говорю о солдатах и матросах, в этой Думе крайне мало. Почитай и нет их там вовсе! А значит и назначенным ей министрам интересы народа блюсти будет не с руки. Наобещают, конечно, с три короба. Может и вольности какие дадут. Но только закончится все новым ярмом для нашей с вами шеи.

  Я замолчал, давая морякам время переварить услышанное. Первым опомнился Кошкин.

  – Погоди, товарищ Ежов, а для чего мы тогда сегодня Совет выбирать будем?

  – Молодец, Кошкин! – похвалил я матроса. – В самый корень узрел. Именно Совет должен стать той силой, которая передаст власть в руки народа! Но не сразу...

  – Почему? Почему не сразу? – понеслось со всех сторон.

  – А потому, товарищи, что те светлые головы, которые могли бы возглавить Совет, сейчас по тюрьмам сидят, да по заграницам маются. Никак им сюда сегодня не поспеть!

  И снова в разговоре возникла пауза.

  – Так может и не надо сегодня Совет выбирать? – предложил Звягинцев. – Вот съедутся товарищи, о которых вы говорили, тогда и быть выборам!

  И тут мне впервые пришла в голову мысль: может прав матрос? Может, нет резона выбирать Совет, в который наверняка пролезут соглашатели всех мастей? Но чего попусту гонять мысль, если процесс уже запущен? И сказал я не совсем то, что думал:

  – Хоть ты во многом и прав, товарищ Звягинцев, но Совет нужно выбирать как можно скорее! Пусть он будет пока не таким, как нам этого хочется. Но даже вокруг такого Совета можно сплотить рабочие, солдатские и матросские массы. Если даже власть пока окажется в руках чуждого народу правительства – оружие должно остаться в наших руках! Придет время и это оружие поможет вернуть власть народу! А пока будем готовиться, склонять наших братьев на фронтах и флотах на нашу сторону, будем формировать Красную Гвардию!

  – А что это, Красная Гвардия? – спросил кто-то.

  – Это я вам, братишки, заясню, – поспешил вмешаться Кошкин. – Я когда в штабе был, видел броневики с намалеванными на них большими красными звездами и солдат, у которых вместо кокард такие же звезды только маленькие.

  – Вот Кошкин заливает! – крикнул кто-то, и все засмеялись.

  Обиженный недоверием товарищей Кошкин повернулся ко мне.

  – Ну, скажи ты им, товарищ Ежов, что я правду говорю.

  – Подтверждаю. Все что сказал Кошкин – чистая правда. – Я достал из кармана звездочку и протянул ее комитетчикам. – Смотрите!

  Звездочка пошла по рукам. Потом Звягинцев уточнил:

  – Это такой отличительный знак. Я правильно понимаю?

  – Верно понимаешь, товарищ Звягинцев, – подтвердил я. – Красная звезда это отличительный знак Красной Гвардии.

  Звягинцев протянул мне звездочку, но Кошкин ее перехватил.

  – Погодь!

  Он снял с головы бескозырку, заменил на ней кокарду звездочкой и надел на голову. Морякам затея понравилась.

  – А еще звездочки есть? – спросили у меня.

  – С собой одна была. Но дело не в этом. Вы люди военные, понимать должны: прежде чем какой знак на форму цеплять, на это надо разрешение получить.

  – Отцепляй, Кошкин, звездочку! – распорядился Звягинцев.

  Огорченный Кошкин нехотя стянул с головы бескозырку, но тут я его попридержал.

  – Погоди, Кошкин. Я хочу спросить у вас, товарищи, а почему бы 'Авроре' не стать первым в Российском флоте красногвардейским кораблем?

  Моряки переглянулись.

  – А это возможно? – спросил Звягинцев.

  – Почему нет? Если экипаж крейсера выскажется 'за', закрепляйте решение постановлением судового комитета и отправляйте бумагу к нам в штаб. Думаю, вам не откажут. А ты, Кошкин, можешь звездочку оставить, как образец.

  – Сегодня же и решим! – заверил меня Звягинцев.

  – Вот и ладно! Теперь, товарищи, хотелось бы услышать о вашем житье-бытье...

* * *

   Да, накипело у ребят. Как они до сих пор некоторым офицерам спины не продырявили – диву даюсь. После того, как волна матросского гнева пошла на убыль, вновь беру слово:

   – Даже не знаю, что и сказать. Вас послушать, так всех офицеров в расход пустить надо. А ведь без офицеров корабль – не корабль. Или вы думаете иначе?

   – Да нет, все правильно, куда без офицеров, – неохотно согласился со мной Звягинцев.

   – Тогда давайте поступим так. Передо мной список офицеров крейсера. Я буду называть фамилии, а вы решайте: быть офицеру на борту или нет. Арестованных командира и старшего помощника обсуждать, я думаю, не будем? Или вы считаете иначе?

   – Да какой иначе! – воскликнул Звягинцев. – После того, как они нам сегодня револьверами в рожи тыкали, братишки на них шибко злые. Тут им все равно кранты.

* * *

   Мои опасения оказались напрасными. Хотя комитетчики во время обсуждения основательно промыли косточки своим командирам, но помимо Никольского и Ограновича (старший офицер 'Авроры') к списанию на берег 'приговорили' всего двух офицеров. Теперь предстояло самое трудное: разговор с офицерами. Исполнение этой миссии я возложил целиком на себя. Комитетчиков перед тем, как им покинуть каюту предупредил:

   – С офицерами, которым вы сами доверили командование крейсером, надлежит обращаться согласно действующего устава.

   После этих слов в командирской каюте заштормило. Я с невозмутимым лицом дождался, пока матросы немного успокоятся, потом вернул себе слово:

   – Флот без дисциплины – рыбацкая артель, и даже хуже. Дисциплина в военном флоте была, есть и будет! А в революционном флоте тем более. С этого дня крейсер является общенародной собственностью. А за сохранность этой собственности и за боеготовность корабля отвечает теперь вся команда и в первую очередь судовой комитет! Я ведь вас спрашивал, можете служить Революции без офицеров? Вы ответили 'нет'. А раз 'нет', то извольте исполнять приказы тех офицеров, которых вы сами над собой поставили. Но только по службе! Вне службы и у вас, и у них совершенно одинаковые права. А насчет устава не беспокойтесь. В ближайшее время некоторые наиболее реакционные положения будут отменены. А пока терпите!

* * *

   С офицерами я беседовал с каждым по отдельности. Душой не кривил. То, что с этого дня служить им будет значительно сложнее – не скрывал. И был очень рад тому, что когда за последним офицером закрылась дверь каюты, 'Аврора' не осталась ни без командира, ни без командного состава, хотя и весьма поредевшего.

   Оставив каюту, в которую вот-вот должен был вселиться ее новый владелец, я пошел искать комитетчиков. Зачитал им новую судовую роль и еще раз напомнил: с офицерами должно обращаться как со старшими по званию и должности.

   – Это мы уже уяснили, – хмуро сказал Звягинцев. – И до команды тоже довели.

   – До всех дошло? – поинтересовался я.

   – До большинства дошло, а тех, кто попробует бузить, будем приводить в чувство по нашим матросским рецептам! – твердо заявил Звягинцев.

   Потом он протянул мне лист бумаги. Это было обращение моряков крейсера 'Аврора', подписанное от имени команды судовым комитетом, к объединенному штабу с просьбой считать корабль боевой единицей Красной Гвардии. Я убрал бумагу в карман и улыбнулся комитетчикам.

   – Мне пора. Арестованных заберу с собой. Ну и товарищей делегатов тоже прошу на борт моего сухопутного катера. С остальными будем прощаться!

   Пожимая руку Звягинцеву, негромко напомнил:

   – Офицерам, пожелавшим покинуть борт, препятствий не чинить и кортиков у них не отбирать. Насчет сдачи огнестрельного оружия они предупреждены.

   – Не сомневайся, товарищ Ежов, все сделаем как надо!