Текст книги "Орлы и звезды. Красным по белому(СИ)"

Автор книги: Юрий Гулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

   Шеф появился в штабе под вечер с лихорадочно блестящими глазами, всклокоченный внутренне и внешне. Глеб, молча, пододвинул в его сторону стакан с чаем который только что организовал для себя. Шеф отхлебнул, удовлетворенно кивнул и торопливыми глотками выпил обжигающий напиток. Потом отодвинул стакан и обвел нас возбужденным взглядом.

   – Слышали последние новости?

   – Если ты имеешь в виду указ царя о приостановлении работы Думы то да, слышали, – сказал Глеб.

   – А о том, что командующий Петроградским военным округом генерал-лейтенант Хабалов получил от царя приказ подавить выступления в Петрограде силой оружия – вы тоже слышали?

   – Это точно? – напрягся Александрович.

   – Абсолютно точно!

   Твердость утверждения Шеф основывал на хорошем знании истории, и мы с Глебом были с ним в этом абсолютно солидарны.

   – Что известно штабу о настроении среди солдат гарнизона?

   Шеф уверенно взял бразды правления в свои руки, и никто из присутствующих не стал ему в этом препятствовать.

   – Гвардейские части представлены в столице в основном своими запасными батальонами, – взял на себя роль ответчика Александрович. – Поэтому, даже внутри элитных частей агитация ведется достаточно успешно. Можно с уверенность сказать, что большинство частей даже не удастся вывести из казарм, а те, что выйдут, вряд ли будут стрелять в народ.

   Я, Васич и Шеф переглянулись. Увы, знание истории не позволяло нам разделить оптимистический взгляд товарища Александровича на завтрашний день. Потому Глеб с сомнением покачал головой.

   – Я бы очень хотел, товарищ Александрович, чтобы вы оказались правы, но мы должны быть готовы и к иному повороту событий. Поэтому предлагаю следующий план...

* * *

   Один из пунктов предложенного Глебом плана предусматривал захват боевых машин Запасного автомобильного бронедивизиона в ночь с 25 на 26 февраля. И тут треба (нахватался у Шефа словечек) кое-что заяснить. Мастерские бронедивизиона, к которым я был приписан, и где, поскольку не появлялся на службе уже несколько дней, числился, наверное, уже в дезертирах обслуживались в основном солдатами. А вот экипажи боевых машин состояли, опять-таки в основном, из офицеров. Вот и было решено, офицеров нейтрализовать, солдат переодеть в их форму и рассадить по броневикам, а потом расставить машины по городу в заранее намеченных точках, во дворах, чтобы не привлекали до поры внимания. На все про все нам давалась ночь, поэтому заявился я в родные казармы вскоре после отбоя. Прибыл я туда облаченный в офицерскую форму с погонами капитана и сразу затребовал к себе Елина. Вожак местных большевиков спросонья не сразу сообразил, кто перед ним стоит, а когда понял, то расхохотался и мы обменялись дружеским рукопожатием.

   – Вот что, Георгий, – начал я тоном, не допускающим возражений, – времени у нас мало, так что кончай зевать и слушай сюда...

   К концу вводной Елин окончательно проснулся, потому, как только я закончил, сразу обратился к дневальному:

   – Поднимай батальон!

   Я удовлетворенно кивнул и поспешил к ожидающему меня на улице отряду. Это были лучшие дружинники из тех, кого Глеб успел подготовить. Пора было заняться офицерами. Я шел впереди, без лишних церемоний снимая посты. Потом 'самопальщики' разом проникли во все кубрики. Вскоре в коридор стали вылетать заспанные офицеры в одном исподнем. Потом, кто сам, кого пришлось сопроводить туда на пинках, господа офицеры оказались в хорошо отапливаемом, чтобы не померзли, но совершенно глухом помещении, где и были оставлены под замком до лучших времен. Меж тем подошли Елин со товарищи и гогоча и сквернословя стали переодеваться в офицерскую форму.

   Когда территорию бронедивизиона покинул последний броневик, я отправился в штаб, чтобы успеть пару часиков вздремнуть.

  ОЛЬГА

   Может мне поселиться на этом чердаке? Нет, правда. Четвертый день торчу здесь безвылазно. Домой бегаю, чтобы помыться и поспать. Остальное время наблюдаю доступную взору часть революции, в основном через оптический прицел. Все одно и то же: придут, помитингуют и идут себе дальше. А ты сиди. Полиции почти не видно. Казаки помаячат в отдалении и поворачивают лошадей. Солдаты после первого дня не появляются совсем, может, все еще гвоздики нюхают?

   А нынче, похоже, завяли цветочки. Выходят 'серые шейки' под барабан на площадь и строятся в шеренги. Смотрю в прицел. Лица у офицеров решительные. Оно и понятно, приказ получен. Тут, либо сиди в казарме и не выполняй, либо, раз вышел, стой и исполняй. Вот только последнее я бы не советовала. Нехорошо это, в народ стрелять. Попробуете, начну снимать офицеров, глядишь, и угомонитесь. К тому же я тут не одна такая. На том конце площади еще снайперская точка, а во дворах броневики. Так-то, солдатики...

  ГЛЕБ

   Стою скромно в сторонке по самые брови в плащ закутанный. Под ним полковничий мундир. А чего мелочиться? Но это позднее, а пока ждем. Я имею в виду и себя и солдат на площади. Как штаб и предполагал, исполнить приказ Хабалова поспешили далеко не все части Петроградского гарнизона. Крупные воинские соединения сосредоточились только на Дворцовой, Знаменской площадях, да на площади Казанского собора. Ну, на Дворцовой пусть стоят хоть до посинения. По общему согласию там демонстраций не будет. А вот на Знаменской и у Казанского собора парадом командовать будем мы с Макарычем. 'Моя' демонстрация приближается со стороны Фонтанки. Офицер на площади командует довольно уверено. Солдаты изготовились к стрельбе.

   – Прекратить движение и разойтись! – кричит офицер в сторону демонстрации. – Имею приказ стрелять!

   Приятно иметь дело с дисциплинированными людьми. Им приказали прекратить движение – они и встали. А вот теперь мой выход. Подаю условный сигнал Ершу, который стоит на противоположной стороне проспекта. Он маячит, что понял и скрывается во дворе. Я делаю то же самое. Механик при виде меня заводит двигатель. Лезу вовнутрь броневика и захлопываю дверцу.

   – Поехали!

   Выезжаем двумя броневиками на проспект и разом поворачиваем в сторону площади. Теперь мы находимся между демонстрацией и солдатами. Подъезжаем чуть ближе к шеренгам, и я командую:

   – Стоп!

  Выбираюсь из броневика, красивый и важный, маню к себе офицера. Подбегает, пытается рапортовать:

  – Господин полковник!..

  Приятно для слуха и, пожалуй, достаточно. Небрежным жестом останавливаю рапорт.

  – Вы чем тут занимаетесь, капитан?

  – Во исполнение приказа командующего Петроградским военным округом!..

  Опять останавливаю речистого капитана.

  – Какого командующего вы имеете в виду, капитан?

  Смущен, растерян, чуть ли не заикается.

  – Недопонял, ваше высокоблагородие...

  – Экий ты, капитан, непонятливый. Если ты имеешь в виду генерал-лейтенанта Хабалова, так он высочайшим указом от командования округом отстранен, и его приказы исполнению больше не подлежат. Что до нового командующего, так он еще в должность не вступил и приказов, значит, никаких не отдавал. Что из сего следует?

  Молчит и хлопает глазами.

  – Ладно, капитан. Утомил ты меня. Строй свои войска и марш в казармы до особого распоряжения!

  Стоит. Ногами перебирает. На лицо смотреть жалко.

  – Что-то неясно?

  – Мне бы письменное распоряжение, господин полковник.

  Изображаю некоторое раскаяние.

  – Извини, голубчик, запамятовал. Вот тебе бумага.

  Достаю из-за обшлага шинели бумагу и протягиваю капитану. Фальшивка сделана добротно, да и ему сейчас не до чтения. Буквы, небось, перед глазами прыгают. Вот и все. Козыряет и бежит к шеренгам. На Знаменской сегодня стрельбы не будет.

  ОЛЬГА

   А вот у Казанского собора выстрел таки случился. Хорошо один и хорошо мой. Офицеру, командующему здесь войсками, что-то в облике полковника Жехорского не глянулось. Уж не знаю, чем ему Мишка не угодил. По мне так полковник как полковник, не Васич, конечно, но тоже ничего. А этот привереда потянулся к кобуре. Пришлось ручонку шаловливую прострелить. А Мишка молодец, не растерялся. Как рявкнет:

   – Арестовать!

  Тут двое ряженых прапорщиков подскочили и сволокли упрямца за броневики. А Мишка дальше рычит:

  – Поручик, уводите солдат в казармы!

  Тот и увел. И правильно сделал. Исполняй приказ – целее будешь!

  ГЛЕБ

   Браво, Оленька! Как всегда в центр мишени. Приказ для военного человека святее Папы римского. Получи, уточни, если недопонял, и исполняй. А если вслед за одним приказом почти сразу получаешь другой, который отменяет первый? И тут все просто: забудь про старый и исполняй новый. А как еще один приказ и еще, и еще и все противоречат один другому? А у тебя солдаты на грани бунта? Хреново быть в такой день офицером, ох, хреново! Именно такой хреновый день организовал наш объединенный штаб старшим офицерам Петроградского гарнизона. Пока мы с Макарычем морочили коллег на Невском, Александрович во главе сводного отряда – я даже ради такого случая туда своих ребят отрядил – без лишнего шума занял телефонную станцию и занялся телефонным терроризмом. Подслушает звонок из штаба Петроградского военного округа, и через малую толику времени в тот же адрес, как бы из того же источника, отдает распоряжение полностью отменяющее предыдущее. Штаб округа взбешен: 'Почему не выполняете приказ!' И почти тут же Александрович: 'Какой приказ, мать вашу?! Вы там что, белены объелись?' Штаб округа отправляет фельдъегеря с пакетом, а у нас и на этот случай засада имеется. Цап курьера в тихом месте. 'И в суму его пустую суем грамоту другую'. И хотел бы сказать, что нам удалось перехватить всех курьеров, да врать не приучен. И со звонками не целый день баловались. Часа через четыре на телефонную станцию проверяющие нагрянули. Наши их повязали. Через час прибыл еще один наряд – повязали и его. И лишь потом в адрес было отправлено серьезное подразделение. Ну, что ж. Мы к тому времени уже часов семь офицерские головы морочили, пора и честь знать! Оставили станцию без боя, предварительно испортив несколько линий. А это еще пара часов без телефонной связи. Потому были у нас все основания полагать, что удалось нам внушить господам офицерам стойкое желание забить на такую службу. А чего можно ждать от очумевших от агитации солдат, когда их офицеры манкируют своими обязанностями? Правильно! Так что у нас были и основания ожидать назавтра бунта, восстания, мятежа – выбирайте что нравится – войск Петроградского гарнизона. Это и Истории не противоречило, и из логики событий вытекало.

   Вот на такой мажорной ноте закончился для нас четвертый день революции... А, нет, не закончился. Звенит в прихожей колокольчик. Дружно идем смотреть на припозднившегося гостя и видим в дверях полковника Львова собственной персоной.

  Глава четвертая

  МИХАИЛ

   Ну, слава богу, объявился, а то я уже волноваться начал. Вид у полковника был неважнецкий: смотрелся он уставшим и подавленным. Поздоровавшись со всеми и сбросив шинель, Львов предстал во всем блеске парадного мундира и при орденах.

   – По какому поводу сие великолепие? – спросил я. – И вообще, где вы эти дни пропадали?

   Львов замешкался с ответом. Было видно, что ему трудно вот так запросто подобрать слова. Ольга поспешила ему на помощь.

   – Ну, куда ж ты с порога да с вопросами? – укорила она меня. – Позволь я гостя наперво чаем напою. А может, вы голодны? – обратилась она к Львову. – Так у нас и к ужину что найдется.

   Львов посмотрел на нее с признательностью.

   – Благодарствую, Ольга Владимировна. Я не голоден, а вот от чая не откажусь.

   Чаевничали в столовой, все вместе, чтобы гостю не было одиноко. Ароматный напиток вприкуску с нехитрой снедью употребляли молча. Теперь уже и до меня дошло, что полковнику нужно время, чтобы собраться с мыслями. Наконец Львов сделал последний глоток, опустил чашку на блюдце и, устремив взгляд на ее дно, словно считывал оттуда текст, заговорил:

   – Я теперь из Царского Села. Туда прибыл прямо из Могилева...

   – Так вы сопровождали царя в Ставку? – перебил я полковника.

   – Именно так. И покорнейше прошу вас, Михаил Макарович, равно как и всех остальных, не перебивайте меня. Я внутренне опустошен и очень устал. Боюсь, если вы будете сбивать меня с мысли, она ко мне может нынче и не вернуться.

   – Говорите, Петр Евгеньевич, – ответила за всех Ольга. – Мы будем слушать вас молча.

   – Благодарю, – слегка растянул губы в улыбке Львов. – Да, я сопровождал Государя в Ставку. Скажу больше, я настоятельно советовал ему туда отбыть. Не говорите, что вы меня предупреждали о грядущих событиях. И не упрекайте в том, что я вам не поверил. Если бы это было так, то я бы не отправил свою семью за границу. – Львов снова слабо улыбнулся. – Мы никогда об этом не говорили, но у меня есть жена и двое детей. Теперь они в Стокгольме и исключительно благодаря вам. Так что я и услышал вас и поверил... – почти поверил, но поймите, я должен был попытаться! Но, увы! Очень скоро я убедился в силе ваших пророчеств. Генералы в Ставке внутренне уже готовы к измене, а Николай растрачивает последнюю уверенность в своих силах. Мне было больно смотреть на слабость близкого мне человека и низость его военачальников. По-видимому, это отразилось на моем поведении, и я стал неугоден в Могилеве. Николай отправил меня с поручением к царице, приказав в Ставку не возвращаться. Я исполнил поручение Государя – боюсь, оно было для меня последним – и поспешил к вам чтобы сказать: я в вашем полном распоряжении, господа! Правда, у меня есть одно условие: Николай и его родственники должны остаться живы! Вы не говорили мне об этом прямо, но из ваших рассказов я уяснил, что в вашем мире царскую семью постигла ужасная участь. Здесь этого случиться не должно!

   Львов умолк и сидел, не поднимая глаз, в ожидании ответа. Мы же переглядывались, пытаясь по глазам определить позицию друг друга по столь непростому вопросу. Вернее, не так. Разговоры о судьбе Николая II после отречения промеж нами, конечно, велись, и никто из нашей четверки не высказался за вынесение смертного приговора. Другое дело, наше непосредственное участие в деле спасения царской семьи всерьез пока не обсуждалось. И вот теперь решение приходилось вырабатывать на телепатическом уровне. Кто рискнет предположить, что знает общий для всех ответ и озвучит его Львову? Этим 'кем-то' оказался Глеб.

   – Единственное, что мы можем наверняка пообещать вам, Петр Евгеньевич – так это то, что мы приложим максимум усилий, чтобы царская семья не подверглась максимально возможным репрессиям.

   Львов поднял глаза и внимательно осмотрел наши лица.

   – Боюсь, что большего я от вас требовать и не могу, – сказал он. – И я готов приступить к работе.

   – Отлично! – воскликнул я. – Сейчас Ольга определит для вас комнату, где вы сможете поспать часа четыре. Потом начнем готовиться ко дню завтрашнему!

   Когда Львов вслед за Ольгой покинул столовую, я обратился к оставшимся:

   – Думаю, и нам не помешает вздремнуть?

  ГЛЕБ

   Отчетливо помню, как Ольга заснула у меня под боком. А теперь вижу ее совершенно одетой, тормошащей меня за плечо.

   – Вставай. Только что прибыл Бокий, – сказала она негромко.

   Раз так, значит уже четыре часа утра.

   – Труби общий сбор, – велел я боевой подруге, а сам стал поспешно одеваться.

   Из прихожей раздавался приглушенный разговор, но я сначала прошмыгнул в ванну, чтобы смыть с лица остатки сна. Так что перед товарищами, а их помимо Бокия было человек десять, я предстал вполне свежим. Поздоровавшись со всеми, я попросил подоспевшую Ольгу проводить бойцов наверх, пусть пару часов покемарят, а сам повел Бокия в кабинет, где нас уже ожидали Ерш и Макарыч. Через пару минут туда же вошел и Львов. Во время представления будущий чекист и бывший жандармский полковник обменялись взглядами, скорее изучающими, чем враждебными, и без колебаний пожали друг другу руки.

   Когда все расселись, кому как удобно, я обратился к присутствующим с кратким вступительным словом:

   – У нас, товарищи, чуть более полутора часов. В шесть подъедет еще один отряд, и подойдут мои бойцы, а нам до того совсем не помешает позавтракать. Вряд ли нам в ближайшие дни удастся собраться всем вместе, поэтому скоренько пройдемся по задачам на сегодня и, сколько хватит времени, поговорим о перспективах. По большей части вопросов дня нынешнего все уже в курсе, за исключением товарища Львова.

   Перехватив брошенный на меня полковником взгляд, Макарыч пояснил:

   – Привыкайте к обращению 'товарищ', Петр Евгеньевич. С этого дня оно постепенно вытеснит из вашего словаря слово 'господин', как и много других слов относящихся теперь уже к вашему прошлому.

   Львов чуть улыбнулся, а я продолжил:

   – Сегодня начнется восстание частей Петроградского гарнизона. Я не стал бы называть его совсем уж стихийным, но неорганизованным оно будет точно. Подчиненные объединенному штабу дружины и боевые группы на этот случай хорошо проинструктированы, но поддержать общественный порядок в полном объеме при таком количестве оружия на улице им не под силу. Особенно обострится ситуация после того, как будут открыты тюрьмы. Отделить политических от уголовников нам точно не удастся. Поэтому на свободу выйдут все. Неизбежны грабежи, погромы и убийства полицейских, жандармов и офицеров. Хорошо если получится свести потери к минимуму. Руководство штабом я сегодня возьму на себя. Михаил Макарович в нужное время должен оказаться в Таврическом дворце и обязательно принять участие в формировании Петросовета. Если не войти в состав, то непременно поучаствовать в составлении Приказа ?1. – Я посмотрел на Макарыча. – Черновик приказа готов?

   – Да, он у меня в кармане.

   – Отлично! Таврический это, как я понимаю, ближе к обеду? А прямо с утра все здесь присутствующие будут задействованы в одной очень важной операции: мы должны захватить архив Охранного отделения до того, как он погибнет в огне.

   В конце фразы я перевел взгляд на Львова. Полковник держался отлично, может только чуть-чуть побледнел.

   – Дело в том, Петр Евгеньевич, что здание Охранки уже к вечеру сегодняшнего дня будет разгромлено и подожжено.

   Львов кивнул головой в знак того, что ему все ясно.

   – Мы предполагаем проникнуть в здание, переодев передовую группу в форму жандармских офицеров. С вашим участием, я думаю, сделать это будет гораздо проще.

   Львов вновь кивнул, после чего поинтересовался:

   – Сколько людей будет задействовано в акции?

   – Помимо присутствующих и Ольги еще двадцать пять бойцов. К зданию подъедем на двух грузовиках с тентами в сопровождении двух броневиков.

   – Боевики вооружены винтовками или 'Тиграми'? – уточнил Львов.

   – Ни тем, ни другим. Только 'Самопалами'.

   – Чем, простите? – переспросил Львов.

   Ерш сорвался с места. – Легче показать, чем рассказать! – И выбежал из комнаты.

   Вернулся с 'Самопалом' и передал оружие Львову. Тот, не скрывая удивления, осмотрел ежову придумку, потом спросил:

   – Это стреляет?

   – И даже весьма! – уверил полковника Макарыч. – Патроны от маузера.

   – Ну, хорошо, – вернув 'Самопал' Ершу согласился Львов, – здание мы займем, а что дальше?

   – Пакуем документы в ящики – привезем их с собой – и вывозим на грузовиках. Пока разместим ящики в этой квартире – там посмотрим.

   – Сколько времени отводится на проведение акции? – спросил Львов.

   – Не более трех часов.

   – И вы собираетесь за это время упаковать и вынести все документы? – изумился полковник.

   Все заулыбались такой недооценке наших умственных способностей со стороны бывшего жандарма. Ответил же Львову я:

   – Полностью мы намерены вывезти только документы седьмого стола общей канцелярии. Остальные – по выбору. А отбором будете заниматься вы, Пер Евгеньевич, Михаил Макарович и Николай Иванович. Глеб Иванович будет руководить упаковкой и погрузкой, Ольга Владимировна обеспечит прикрытие операции внутри здания, я – снаружи.

   – Вижу, вы неплохо подготовились, – вынужден был признать Львов. – Вам даже известно где хранятся дела секретных агентов. Но все-таки позвольте сделать одно замечание. Оно касается места хранения архива.

   – Я так понимаю, вы хотите предложить для размещения архива более подходящее место, чем эта квартира? – спросил Макарыч.

   – Точно так, – подтвердил Львов. – На Крестовском острове многие дачи располагаются достаточно уединенно. Но сейчас в том месте и без этого людей практически нет – не сезон, знаете ли. А после нынешних событий, думаю, их и в сезон не будет. Так вот, по прошлому году я прикупил одну из дач подальше от остальных и у воды, но дорога к ней есть. Прикупил скорее из дальнего расчета, нежели по текущей необходимости. За сторожа там один финн. На него можно положиться, поскольку он очень мне обязан, да и по-русски не говорит совершенно. Я не так давно перевез туда свой личный архив, а перед отъездом в Ставку еще и документы своего подразделения.

   Мне предложение Львова показалось разумным, возражений от остальных так же не последовало.

   – Значит, решено, ящики везем на Крестовский. Машину – я думаю, обойдемся одной – сопровождают Львов и Ежов со своим отрядом. Жехорский в сопровождении Ольги отправляется в Таврический дворец. Будет правильным, если Ольга сегодня побудет рядом с тобой, – пояснил я враз насупившемуся Макарычу. – Остальные следуют со мной в штаб. По делам сегодняшним вроде все. Теперь о дне завтрашнем. Надо во что бы то ни стало предотвратить массовое истребление офицеров. В Питере этим займется объединенный штаб, в Гельсингфорс выдвинется Бокий, а в Кронштадт отправится Ежов. Вроде, как и все. – Я глянул на взгрустнувшего Макарыча. – Чего, Михаил, вздыхаешь?

   – Да не нравится мне, что идем мы тем же путем. Ну, изберем мы сегодня Петросовет, и что? Встанет во главе его Чхеидзе и вместе с Керенским, Скобелевым и иже с ними отдаст власть в руки Временного правительства.

   – А ты возьми, да возглавь Петросовет сам, – подначил Макарыча Ерш. – И бери власть в свои руки, то есть в руки Совета, конечно, а мы тебя, как сможем, поддержим!

   На шутку отреагировали все, кроме Львова, который, похоже, ее не понял и Макарыча, который ее просто не принял.

   – Нашел над чем зубы скалить, – возмутился он. – Каков мой политический вес против Чхеидзе? Да никакого! Вот был бы здесь Ленин...

   – Да откуда же ему взяться-то? – вздохнул Ерш. – Раньше апреля Ильича ждать не приходится.

   – Извините, – вмешался в разговор Львов. – Насколько я понимаю, речь идет о господине... пардон, товарище Ульянове?

   – Именно о нем, – подтвердил Ерш.

   – И где он сейчас?

   – В Швейцарии.

   – А его присутствие в Петрограде позволит взять власть в надежные руки?

   – Вы удивительно точно сформулировали вопрос, Петр Евгеньевич, – заметил Макарыч. – Можете считать его же и ответом.

   – Не могу сказать, что понимаю причину, которая привела к таким выводам, но готов поверить вам на слово. Тогда это действительно проблема. Швейцария отделена от России территориями недружественных держав и линией фронта... Но ведь и над территорией, и, если понадобится, над линией фронта можно пролететь!

   – Шутите? – удивился Ерш. – Какие сейчас самолеты? Если только 'Илья Муромец', так и тому потребуется минимум одна дозаправка, а то и больше. Не уверен, что немцы или австрияки пойдут нам в этом вопросе навстречу.

   – Вот что! – хлопнул по колену ладонью Львов. – Есть у меня приятель, Работает лётчиком-испытателем на Русско-Балтийском вагонном заводе. Может вам с ним поговорить?

   В это время вошла Ольга.

   – Завтрак готов. Ребят я уже покормила. Дело за вами.

   – Ладно! – подвел я итог дискуссии. – Мы вас, Петр Евгеньевич услышали. Обязательно вернемся к этому разговору, но чуть позже. А пока у нас есть более насущные дела.

  ГЛЕБ (продолжение)

   Грузовики без помех катили по пустынным Петроградским улицам; по Троицкому мосту пересекли Неву и помчались вдоль чернеющих за узкой полоской воды стен Петропавловской крепости к Александровскому проспекту. При въезде на Мытнинскую набережную нас ожидали два броневика.

   Здание Охранного отделения заняли быстро и без единого выстрела. После того как перед Львовым открылись двери сделать это было нетрудно. Пленных разоружили и заперли в помещении без окон и телефона.

   Поставив броневики так, чтобы они защищали подходы к зданию с двух сторон, я укрылся в вестибюле: на улице было откровенно зябко. Примерно через полчаса переодетые в солдатскую форму бойцы стали выносить ящики. В половине восьмого послышался шум подъехавшего автомобиля. Я вышел на улицу и нос к носу столкнулся с начальником Петроградского Охранного отделения. Генерал Глобачев полными недоумения глазами смотрел на творящуюся возле его ведомства суматоху. Я поспешил подойти и представиться.

   Глобачев окинул мою персону подозрительным взглядом и требовательным тоном спросил:

   – Ответьте, полковник, что здесь, черт возьми, происходит?!

   – Согласно распоряжения министра внутренних дел производится эвакуация наиболее секретной документации! – отрапортовал я.

   Глаза генерала полезли из орбит.

   – Какая еще эвакуация?!

   – Ваше превосходительство! Отдельные части Петроградского гарнизона сегодня ночью подняли мятеж. Документы вывозятся в связи с угрозой их захвата нежелательными лицами!

   – Мятеж?! Боже мой, в столице мятеж!

  Из генерала как будто начал выходить воздух. Фигура его обмякла, а лицо сразу постарело.

  – Но почему не поставили в известность меня? А вы-то, собственно, кто такой? – к генералу начала возвращаться утраченная, было, уверенность. – Я вас не знаю. У вас есть бумага?

  На улице уже было довольно многолюдно. Выяснение отношений следовало перенести в помещение. Поэтому я поспешил доложить:

  – Бумага находится у полковника Львова. Собственно он и руководит операцией.

  Львова Глобачев определенно знал. Речь его стала не столь грозной, сколь ворчливой.

  – Где он сейчас?

  – В общей канцелярии. Позволите вас сопроводить?

  -Управлюсь без вас, – пробурчал Глобачев и в сопровождении адъютанта направился к двери.

  Я, несмотря на отповедь, следовал за ними. Войдя в здание, стал искать глазами Ольгу. Но Ведьма на то и ведьма чтобы появляться внезапно. Вроде и не было ее, и вот она уже рядом. Показываю глазами на адъютанта, идущего впереди меня и чуть сзади своего шефа. Ольга кивает: поняла. Быстро догоняю, еще быстрее бью, и Ольге остается лишь подхватить падающее тело. Глобачев естественно ничего не замечает.

   В общей канцелярии кипит работа. Генерал, сердито косясь на раскардаш, обращается к Львову:

   – Петр Евгеньевич, потрудитесь объяснить, что здесь, в конце концов, происходит? И покажите, наконец, бумагу!

   – Господин генерал, – не прекращая просматривать папки, – ответил Львов, – какие теперь бумаги? Империя летит в тартарары!

   Глобачев побагровел.

   – Господин полковник, извольте отвечать, как положено!

   – А вы знаете, как теперь положено? Я так нет. Давайте лучше подождем, пока новая власть установит, как нам теперь друг друга называть.

   – Какая новая власть? Петр Евгеньевич, голубчик, о чем это вы? – почти жалобно спросил Глобачев.

   – Бросьте, Константин Иванович, все вы понимаете! В Петрограде мятеж, и с каждым часом он будет только разрастаться. Уже к вечеру на штыках установят новую власть, от которой нам с вами ничего хорошего ждать не приходится. Потому лично я подаюсь в бега. Вас с собой не зову, но настоятельно советую здесь не задерживаться. Не стоит ждать, пока восставшие сначала захватят здание, а потом его подожгут. Подожгите лучше сами и бегите, куда глаза глядят, если не хотите очутиться к ночи в тюрьме, ваше превосходительство!

   Молодец Львов! Чешет, как по писаному. Заметив, как пошатнулся генерал, я подставил стул, на который он и опустился. Вытирая со лба выступивший пот, почти безразличным тоном спросил:

   – А это все зачем?

   – Вы про документы? – уточнил Львов. – Так не оставлять же их толпе? Спрячем в укромном месте, вдруг пригодятся?

   – Пора заканчивать, – напомнил я.

   – Все, последний ящик, – сказал Макарыч. – Берем и уходим!

   – Проследи за генералом, – попросил я вошедшую в комнату Ольгу. – И, когда будешь уходить, отдай ему ключ от 'арестантской'.

   В вестибюле мы быстро переоделись в привезенную с собой гражданскую одежду, подхватили ящик и вышли на улицу.

   Когда Ерш с командой и Львов отъехали на машине с ящиками в сторону Крестовского, мы с Бокием собрались было лезть во второй грузовик, но тут Макарыч толкнул меня в бок.

   – Посмотри, какая лялька! – он кивнул в сторону генеральской машины, водитель которой, оторопело, следил за происходящим.

   – Хочешь забрать себе? – спросил я.

   – Мне такую пока рано, – серьезно ответил Макарыч. – Я с охраной, – он улыбнулся в сторону выходящей из подъезда Ольги, – пешочком прогуляюсь. А вот для штаба она будет в самый раз.

   – А что, Глеб Иванович, – обратился я к Бокию. – Реквизируем, пожалуй, генеральскую машину для нужд революции?

   Подойдя к авто, я похлопал водителя по плечу.

   – Погуляй парень!

   – Куда гулять-то? – растерянно спросил он, покидая салон.

   – Да куда хочешь, но лучше подальше от этого дома!

  НИКОЛАЙ

   Нынче не то, что давеча. На улицах уже полно народа. Но проезжая часть еще не запружена, так что до Крестовского мы таки доехали. На острове пустынно и тихо. Грунтовку развезло. Пару раз машину даже пришлось толкать. До места добрались все изляпанные в грязи. Из машины сразу вылезти не удалось: в ограде нас встретила тройка матерых волкодавов. Не стрелять же их? Пришлось ждать, пока придет финн и загонит собак в вольер. Выглядел дачный сторож диковато, под стать псам. И думаю, что Львову он был обязан не меньше, чем избавлением от каторги. В нашем случае это было то, что надо. Ящики перенесли в большую комнату с зачехленной мебелью. Потом все переоделись в 'гражданку'. Форму аккуратно сложили и оставили на даче. Там же остался и Львов. Было решено: пусть он денек-другой посидит в безопасном месте.

   В штаб местами ехали, местами 'плыли', разрезая передним бампером людское море. Пару раз нас хотели даже побить. Но наш решительный вид и красные повязки на рукавах не позволили это сделать. Глеб моему появлению откровенно обрадовался.

   – Бери свою команду, две снайперские группы и на грузовике отправляйся в район Литейного проспекта. Там, где-то между Невским проспектом и Литейным мостом во главе карательного отряда бесчинствует полковник Кутепов. Полковника арестовать, карателей разогнать!

   – А если он не захочет арестовываться? – спросил я. – Кутепов мужик серьезный.