Текст книги "Пираты Карибского моря. Проклятие капитана"

Автор книги: Юрий Папоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 43 страниц)

Мелкие очаги пожара, возникающие на «Каталине», быстро ликвидировали, Медико оказывал помощь получившим ожоги.

На скале показались индейцы, которые при виде вооруженных испанцев немедленно разбежались. Однако удалось захватить пирата, пьяного то ли от рома, то ли от индейской коки. Он несвязно лепетал и был передан в руки Медико.

Меж тем де ла Крус отобрал пятнадцать добровольцев, основательно их вооружил, в основном гранатами, и усадил на ту же самую скалу. Коль скоро Гант сумеет их обмануть и первым станет выходить из устья реки в залив, то команда забросает его шхуну гранатами и подожжет.

«Каталина» обогнула широкую песчаную косу и, преодолевая скорость течения, вновь вошла в более узкий проход между скалистыми берегами. Опять над кораблем нависла угроза артиллерийского удара. Хотя ширина реки в этом месте и достигала четверти кабельтова, с высоких ее берегов, покрытых густой растительностью, судно легко могло подвергнуться обстрелу скрытых орудий.

В канатном трюме тем временем, взяв пленного из лазарета, Добрая Душа применял все известные ему средства, чтобы развязать тому язык. Пират стиснул зубы и упорно молчал. Педро был против подобных методов дознания, но сейчас, когда от показаний этого пирата зависела судьба затеи Красного Корсара, он не противился. Пленный должен был указать, где находится штаб-квартира Ганта, в каком из протоков капитан пиратов укрыл свой корабль.

Зоркий доложил из бочки, что по правому борту видит первый рукав. Промерив глубину, капитан убедился, что ответвление судоходно. Пират продолжал молчать, и де ла Крус, повинуясь какому-то внутреннему голосу, пошел дальше вверх по течению.

Экипаж «Каталины», распаленный не меньше своего капитана, был готов встретить лицом к лицу любую опасность. Каждый каталинец верил в счастливую звезду де ла Круса, в его знания, смелость и находчивость. «Каталина» выходила победительницей и не из таких положений. А поскольку Гант – ему тоже не откажешь в знаниях и храбрости – бежит от них, значит, боится. В этом, однако, они заблуждались…

«Каталина» прошла еще с милю, оставив позади три более мелких протока, глубина которых, возможно, и позволяла шхуне войти в каждый из них. Но де ла Крус был уверен – Ганту не миновать ловушки, уготовленной им же самим экипажу «Каталины». Гант теперь сам окажется в ней, пропусти его де ла Крус в один из рукавов. Его смельчаки подожгут судно Ганта, забросают гранатами и тем самым подадут сигнал «Каталине». Она немедленно возвратится.

Двигаясь по реке, Педро давно обратил внимание на то, что во многих местах «Каталина» при помощи якорей и искусного маневра могла в случае необходимости развернуться почти вокруг своей оси и пойти обратно.

Зоркий доложил, что с правой стороны просматривается еще один рукав. Капитан увидел, как выше по протоку, перед которым они стояли в нерешительности, примерно в полумиле впереди поднялась в воздух дружная стайка белых цапель.

Одновременно Девото и Тетю произнесли одну и ту же фразу:

– Там люди!

– Право руля! Всем по местам! Входим в рукав! – прозвучала команда Красного Корсара.

«Каталина» плавно вошла в проток шириною не более четверти кабельтова. Берега вновь представляли для нее опасность быть в любую минуту обстрелянной из укрытых в густой чаще батарей. Немалый вред могли принести команде и просто залпы из ружей. Толстые стволы деревьев и густые тропические заросли лишали каталинцев возможности ответить врагу прицельной стрельбой.

Но де ла Круса увлекала мысль, что главная опасность впереди. Хотя бомбардиры и стояли у своих орудий с тлевшими фитилями, а ружейная команда была готова мгновенно вступить в бой, все же Красный Корсар рисковал.

Продвинулись вперед еще с четверть мили. Зоркий сообщил, что ничего особого не замечает, но ему кажется, что по обе стороны, в чаще леса, есть люди.

Действительно, не прошло и пяти минут, как с бака прогремело громкое проклятие боцмана:

– Сто чертей вокруг адова котла! Нас собираются поджарить, как цыплят в таверне Веракруса! Капитан, по реке течет огонь!

С юта, где у самого флагштока сидел Коко, донесся его высокий, но потому всем слышный голосок:

– Мы попали в ловушку! В сорока саженях за нами от берега к берегу со дна подняли цепь.

Боцман не добился признания от пирата, и морским разбойником занялся Медико. Он зашел к себе в лазарет, приготовил питье и спустился в трюм к лежавшему там без сил моряку. Тот принял кружку, осушил ее залпом, и через минуту зрачки его глаз непомерно расширились, тело обмякло, а язык сам заговорил в ответ на вопросы хирурга.

Еще через пять минут Медико был на мостике, рядом с Педро.

– Капитан, дальше прохода нет. Гант ловко за манил нас в ловушку. Если не сгорим, то выйти назад не сможем. За нами тут же поднимут тяжелую цепь.

– Все это мы уже знаем, – быстро сказал де ла Крус. – Где сам Гант?

– Он другой протокой через час выйдет в открытое море…

Такой брани на испанском и французском языках прежде не слышал даже такой виртуоз в этом деле, как Добрая Душа.

Обругавшись всласть, Красный Корсар стремглав помчался на бак. Там он лучше оценил ситуацию – к судну, подгоняемые течением, приближались огненные предметы.

Подошел Девото с подзорной трубой.

– Плошки с горящей паклей!

– Спустить носовые сети! С баграми на них самых смелых! Топить плошки! Шлюпки на воду! Гребцам делать то же самое! Отдать носовой! Стравить на тридцать саженей!

Приказы капитана исполнялись с молниеносной быстротой.

Как только сети были спущены с бушприта, ловкие матросы спустились по ним и принайтовленными к шестам баграми стали топить плывшие прямо на судно огненные плошки.

Де ла Крус помчался на ют, где уже находились Меркурий я Адальберто. Они рассуждали, как лучше разбить цепь. Проще всего было бы ударить по ней из пушки, установленной у ватерлинии, но «Каталина» в этом месте реки не могла развернуться к цепи бортом.

С бака юнга принес поднятую на борт горевшую плошку. То был разрубленный пополам сухой кокосовый орех, в котором лежали куски пеньки и пакли, обильно смоченные липкой чрезвычайно горючей смесью масла с загустевшим соком каучуконосной гевея. Коснись такой «фитилек» просмоленных досок судна, и «Каталина» вмиг сама превратилась бы в огромный пылающий факел.

Выполняя приказания боцмана, весь экипаж вооружился, кто чем мог. Наиболее смелые, обмотав себя концами, спустились за борт почти до самой воды и ударами шестов, палок, ведер помогали топить те плошки, которые проскальзывали между шлюпками и сетями на носу.

– На помощь! – раздалось откуда-то снизу у левого борта. – Воспламенилась обшивка.

Призыв о помощи услышал Фиксатор. Он, недолго думая, сбросил с себя башмаки, рубаху и с ней в руках прыгнул за борт. Мокрой рубахой Антонио Идальго стал сбивать огонь с обшивки «Каталины», загоревшейся как раз у того места, где находилась Санта-Барбара, полная пороховым запасом. Любое промедление грозило неминуемой гибелью судна.

– Бить из угонных орудий! Надо отойти. Увеличится расстояние, и шансов почти не останется! – говорил Меркурий, когда Адальберто вдруг сорвался с места с криком: «Я придумал!»

Пожара «Каталина» избежала. Медико оказывал помощь тем, кто, находясь в воде, получил ожоги. У Фиксатора спина покрылась пузырями, но он ими гордился.

Адальберто появился на палубе через пару минут. Он с канониром нес два спаренных между собой пороховых бочонка. К верхней крышке каждого бочонка, где был установлен детонатор, тянулся бикфордов шнур.

– Капитан, прикажите подать шлюпку! Мы пожертвуем ею, но цепь разорвем, – проговорил Адальберто и понес «мину» к правому борту, куда немедленно подошел ялик.

Адальберто спустил в ялик свой груз, сел на весла, а находившимся там матросам приказал подняться на борт. Когда лодка приблизилась к цепи и ткнулась в нее носом, с обоих берегов в сторону Адальберто полетели стрелы. Хотя «Каталина» несколько и отошла вперед, подтянув себя на якорном канате, Добрая Душа тут же ответил ружейным залпом в направлении стрелявших. Все стоявшие на юте видели, как одна из стрел вонзилась в левую руку Адальберто, но он успел привязать нос лодки к цепи и навесил на нее бочонки. Выдернув с мясом острие, Адальберто запалил бикфордов шнур и лег на дно лодки. Теперь стрелы были ему не опасны.

Однако де ла Крус забеспокоился. А что, если помощник старшего бомбардира потерял сознание? Меркурий, стоявший рядом, это понял и спокойно произнес:

– Не волнуйтесь, капитан, все в порядке!

Тут Адальберто мгновенно вскочил, продвинулся к корме и прыгнул с нее в воду.

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, – почему-то вслух считал Медико, одновременно освобождаясь от лишней одежды.

Раздался взрыв. Щепки ялика долетели до кормы «Каталины», заметно качнувшейся на волне. Медико спрыгнул за борт и поплыл к месту, где должен был вынырнуть Адальберто.

Теперь вслух считал старший Перес. Никто не обращал внимания на то, что цепь разорвана, все ждали появления над водой головы Адальберто. Он всплыл, сделал судорожный глоток и опять погрузился. Но рядом уже находился Медико. Он подхватил оглушенного Адальберто за плечи. К ним спешила лодка.

– Боцман, руби конец! – прозвучала команда де ла Круса; он не желал терять ни минуты, потому жертвовал якорем.

Когда «Каталина» благодаря течению вышла из рукава, развернулась, поставила паруса, сняла команду со скалы, покинула устье, а затем и залив, Зоркий доложил:

– Шхуна милях в четырех, курсом на острова Москито!

Де ла Крус поставил все паруса, вплоть до лиселей, и началась погоня. Она длилась полных четыре часа, вплоть до момента, когда «Каталина» подошла к шхуне на расстояние пушечного выстрела. Де ла Крус приказал поднять флажки, предлагавшие лечь в дрейф и сдаться на милость победителя.

– Так он и послушался нас, – заметил Девото и стал спускаться с мостика к своей абордажной команде.

– Еще как! Он – трус! – произнес Тетю.

Де ла Крус подал знак старшему бомбардиру, находившемуся на баке у погонных пушек.

– Будьте осторожны! На баке в каюте корабля может находиться Каталина!

Меркурий в знак согласия махнул рукой и произвел два выстрела. Одно ядро взметнуло белый фонтан у самого борта шхуны, второе угодило в постройку на шканцах.

И прежде чем Добрая Душа крякнул и прокричал: «Сигнальный фал пошел!» – все увидели, как марсовые принялись убирать на шхуне паруса.

– Кошка – лев для мыши, но мышь для льва. Таким я себе и представлял Ганта, – произнес Тетю.

– Это уловка! Западня! Он знает, что его Ждет! – нервничал Девото, возвратившийся на мостик.

– Там на юте происходит буза, – сообщил де ла Крус, наблюдавший в подзорную трубу за шхуной. – Похоже, команда бунтует, не желает сдаваться.

Между тем Гант ответил: «Предлагаем переговоры». Де ла Крус немедленно предостерег: «Безоговорочная сдача! Через пять минут открываю огонь!»

– А ведь команда может не подчиниться капитану, – Педро высказал свою мысль вслух и громко добавил: – Предупредите: любое сопротивление будет стоить жизни всему экипажу! Надеюсь, они поймут, что добровольная сдача обернется для них обменом на невольничьем рынке. Пленение в бою – рея или в лучшем случае кандалы.

Еще через несколько минут над шхуной был поднят белый флаг и она легла в дрейф.

Де ла Крус распорядился поднять на сигнальном фале приказ: «Ждем капитана, старшего помощника и боцмана!»

Вскоре от борта шхуны отчалил четырехвесельный ялик. Девото пошел к трапу встречать «гостей». Матросы засобирались было на палубе, чтобы поглазеть на пиратов, но Добрая Душа прикрикнул на них, и все отправились на свои боевые места.

– Прав тот, кто утверждает, что храбрый человек может совершить невозможное! – проговорил Тетю и тепло обнял де ла Круса.

– Идемте в каюту, Поль Эли. Я очень нервничаю. Антонио Идальго и Хуан, заходите и вы, – Педро толкнул дверь и направился к зеркалу, снял шляпу, надел парик, поправил шпагу.

Тетю видел, что де ла Крус не в силах скрыть свое волнение.

– Я бы на твоем месте, Педро, встретил их сидя.

В это время у трапа показался Гант. Внешний вид Ганта вызвал улыбку на устах Девото. В огромной темно-синей шляпе с ярко-красным бантом, в камлотовом кафтане с широкими лиловыми отворотами и манжетами в бежевую зебру, в васильковых плиссированных панталонах, прикрытых под кафтаном светло-желтым поясом в гармошку с темно-синей полосой вдоль, в бежевых чулках и коричневых башмаках на высоких цвета ночебуэны [83]83
  Пасхальный цветок ярко-пурпурного цвета (исп.)


[Закрыть] каблуках с золотистыми пряжками, Гант был похож на жениха. «Ну, прямо попугай! Никак, на бал собрался вместо реи», – подумалось старшему помощнику, в то время как Гант рассуждал о своем: «Верну „Вакха“, золотые чаши, свою долю, полученную в Тринидаде. Приплачу, если потребует, „неустоечку“. Извинюсь! Взамен попрошу свободу. Что ему мое тело на рее? Особого признания не принесет. А „Вакха“ надо вернуть, и чаши обещал. Казну города пополнит. Вот это ему прибавит славы!»

В старшем помощнике Добрая Душа тут же признал одного из «любителей», интересовавшихся тогда в Кайоне картиной Веласкеса.

Все прибывшие на корабль были при оружии. Девото и Добрая Душа провели их в капитанскую каюту.

– Оружие на стол! – встретил приказом Красный Корсар вошедших пиратов.

Гант было попытался свою шпагу вручить в руки капитана «Каталины», но тот резким жестом указал на край стола, где уже лежали шпага, пистолет и кинжал в богатых ножнах и куда боцман, в котором Тетю узнал накинувшего ему на голову мешок в номере гостиницы, укладывал два пистолета и внушительных размеров кривой складной нож

– Мы готовы начать с наших извинений за те неприятности, которые доставили вам, – медленно начал Гант.

Он выглядел и смешно, и жалко, но был действительно страшен. Педро сразу показалось, что он прежде где-то видел лицо этого плюгавого коротышки. И тут же вспомнил: низкий, чуть скошенный назад лоб, длинный неровный нос с широкой переносицей между небольшими, глубоко посаженными глазами, прикрытыми густыми изогнутыми бровями. Сесар Борджиа, превзошедший в порочности неверности и жестокости своего учителя Макиавелли.

– Давайте по порядку, – произнес Красный Корcap, но капитан пиратов его перебил:

– Золотые чаши из собора Тринидада верну, отдам Веласкеса. Они в сохранности, в Кайоне. Вручу вам мою долю за Тринидад. Выплатим контрибуцию. Назовите сумму, – одним духом выпалил Гант, чем, откровенно говоря, привел в некоторое замешательство де ла Круса.

Педро поднялся. Медико и Фиксатор затаили дыхание.

– Начнем с начала! – сказал, как отрубил, Красный Корсар. – Седьмого ноября три года назад три корабля под вашим началом разграбили Тринидад, опустошили его, увезли с собой нескольких граждан. Среди них была голубоглазая девочка четырнадцати лет по имени Каталина. Где она? Что вы сделали с ней?

Гант промолчал в ответ, и было видно, что он искренне не понимает, о чем шла речь.

– Что стало с Каталиной, дочерью состоятельного коммерсанта Тринидада? – еще более жестким голосом спросил де ла Крус.

Гант пожал плечами и в недоумении развел руками, но тут же спохватился.

– А, да! Вспомнил, – и обратился к своему боцману: – Рефери [84]84
  Арбитр, судья (англ.) – кличка боцмана.


[Закрыть], не ее ли взял к себе Боб?

– Так точно, мой капитан!

– Боб и присоединился-то к нам с условием, что первую красавицу берет на свой корабль, – это сообщил старший помощник Ганта. – Ты помнишь, Чарлз?

– Все ясно! Боб ее увез с собой.

Лицо Педро сделалось белее колпака Коко.

– Кто такой Боб? Где он? – севшим голосом спросил де ла Крус.

– Боб Железная Рука – американский пират. В последнюю минуту присоединился к нам со своей шхуной «Скорая Надежда». Где он сейчас? Один черт знает! – Гант исподлобья поглядел на Красного Корсара. – Большой любитель…

Пират не договорил, де ла Крус выхватил из-за пояса пистолет и разрядил его в потолок

– Замолчи, мерзавец! Застрелю! – И, посмотрев в сторону Девото, прокричал: – Девото, закончи дело!

В следующий миг Педро так двинул ногой дверь каюты, что она чудом не слетела с петель, и скрылся в спальне, из которой не выходил после целых три дня.

Девото задержал Ганта на «Каталине», а сам вместе с Рефери, Доброй Душой и командой, необходимой для разоружения пиратов, отправился на шхуну. Часть экипажа там же загнали в пустые трюмы, часть перевезли на «Каталину» и тоже засадили в трюмы. На шхуне не оказалось достойного трофея, но Гант в надежде на спасение своей жизни предложил удобный для каталинцев план, как им лучше получить «Вакха», чаши и контрибуцию. Все это находилось в доме дамы сердца Ганта в Кайоне.

«Каталина» и шхуна подошли к заливу, где был оставлен бриг Уильяма Дампса. «Хесус» стоял на месте. Красный Корсар не обманул решивших навсегда покинуть Америку, теперь уже бывших пиратов. Он отпустил их, снабдив провизией, однако прежде вывел из строя орудия и полностью разоружил команду.

Среди каталинцев возник было ропот – бриг стоил немало, однако Добрая Душа вразумил недовольных: «Кретины, или вы не уважаете своего капитана? Или он нашел Каталину, и мы больше не будем плавать? Кто сомневается, что с ним у нас будут не пустые сундуки, может мотать на все четыре стороны!»

Получив «Вакха», чаши для святого причастия и контрибуцию, представлявшую собой довольно круглую сумму в дукатах и драгоценностях, де ла Крус, вопреки ожиданиям, Ганта не отпустил.

Гант кричал и ругался, на что Педро спокойно ему заявил:

– Можно подумать, что я Бог, который в состоянии простить столько грехов. Другой на моем месте просто повесил бы вас на ноке и вошел в порт Веракрус. Я этого не сделаю. Всех вас передадут в руки губернатора. И вы лично, Чарлз Гант, вручите ему «Вакха». Что станет делать с вами представитель власти короля Филиппа Пятого, мне неведомо. Но если вдруг я снова встречусь с вами, я убью вас в следующую же секунду! Самым жесточайшим образом! Помните это, негодяй!

Несмотря на бурное море, «Каталина» ухитрилась сходить в Веракрус и за два дня до сочельника пришла в порт на реке Гуаурабо.

В тот же день де ла Крус вместе с отцом и матерью Каталины посетили настоятеля собора дона Лукаса Понсиано Эскасену, которому Педро вручил золотые чаши для святого причастия.

– Справедливо вы возвращаете святыни собору Святой Троицы и укрепляете веру в душах прихожан. Да благословит вас Бог!

Осенив крестом Красного Корсара, викарий спросил:

– А что слышно, где наша девочка Каталина?

– Клянусь Всевышним, я ее найду! – преклонив колено, де ла Крус прикоснулся губами к руке священника и тут же поспешно покинул его покои.

Глава 4
БОБ ЖЕЛЕЗНАЯ РУКА

– Все наверх! По местам стоять, с якоря сниматься!

Долгожданная команда капитана репетовалась вахтенными с особой радостью. Матросы спешили собраться у своих мачт. Командиры с не меньшим энтузиазмом проверяли наличие людей на своих местах и докладывали о готовности на мостик.

– Выбирать якоря! Паруса к постановке изготовить! – де ла Крус был собран, как если бы в следующую секунду должен был выстрелить в грудь противника. Стоящие рядом с ним на мостике Тетю и Девото чувствовали, что нервы их друга натянуты, как тетива за миг до вылета стрелы из лука.

Меж тем с палубы донеслись зычные команды:

– Марсовые к вантам! По реям! Отдать паруса! С реев долой! Кливера к постановке изготовить! Снять чехлы, отдать сезни! Отдать ниралы! Шкоты разнести!..

Все трое, де ла Крус, Девото и Тетю, думали об одном: «Команда рвется в море, в бой совсем не за тем, чтобы скорее получить свою долю трофеев. Все разделяют страстное желание своего капитана быстрее найти шхуну „Скорая Надежда“.

– Смотрите, как они ловко разносят по местам шкоты, уверенно закрепляют коренные концы лопарей за обухи, – де ла Крус остался доволен работой матросов и поблагодарил их за понимание цели, к которой он так безудержно стремится.

С палубы продолжали нестись команды старших по мачтам:

– Гик на топенанты! Отдать топсель-шкот! Фоковые к постановке готовы! Гротовые к постановке готовы!

И де ла Крус, не ожидая сообщения с бизани, отдал приказ:

– Поставить паруса!

Еще через несколько минут «Каталина», как школьник, вырвавшийся на перемене поиграть в мяч, резво мчалась на восток.

Она оставила позади острова Хардинес-де-ла-Рейна-Гуаканаябо, мыс Крус, остров Ямайка, залив Сантьяго-де-Куба, остров Гаити, южную оконечность Кубы – косу Дель-Кемадо и, пройдя Наветренным проливом, вышла к Багамским островам.

Еще во время пребывания в Кайоне, а затем в Веракрусе и Тринидаде де ла Крус и его люди интересовались у прибывших в порт моряков о возможном местопребывании Боба Железной Руки. Сведений удалось собрать немного. В Кайоне он бывал редко, а из сообщений пиратов с Тортуги и корсаров из Веракруса и Тринидада выходило, что Боб Железная Рука больше любил действовать на севере Мексиканского залива, в районе устья Миссисипи, грабя французские поселения Луизианы, во Флоридском проливе, где на полуострове Флорида у испанцев не было сильных укреплений. Особенно нравилось ему обирать испанские суда, плававшие у Бермудских и Багамских островов.

Перед самым отходом «Каталины» известные кубинские корсары из Тринидада Хуан Васкес и Франсиско Триста пригласили де ла Круса присоединиться к экспедиции испанских корсарских кораблей. Они в самом начале 1706 года намеревались в поисках англо-американских пиратов пройти по портам побережья аж до Чарлстона в Южной Каролине. Де ла Крус счел этот набег не вполне корсарским, подумал, что во время этого похода он не встретит Боба, а только потеряет время, и отказался.

В первый же вечер нового похода, сразу после ужина, де ла Крус отправился на ют, чтобы, глядя на бегущую за «Каталиной» сверкающую дорожку, отдаться своим переживаниям.

Французский писатель-моралист Ларошфуко был прав, когда говорил, что страдания есть единственные ораторы, которые всегда убеждают. Да ведь и любить на самом деле, по-настоящему, можно, лишь испытывая страдания.

– Боже, помоги мне найти мою Каталину, – не уставали шептать губы де ла Круса.

Так уж устроена жизнь на земле, что любовь есть спасительная капля небесная, упавшая на человечество, с тем чтобы уменьшить, притупить горечь его существования. Но пока де ла Крус страдал оттого, что любил, а Девото страдал потому, что не мог полюбить ни одну из женщин.

– Боже, сохрани ее живой! Что бы с ней ни сделала жизнь, я возьму ее в жены. Знаю, она любит меня, как и я ее… И ведь я повинен в ее пропаже. Я обязан искупить ее страдания хотя бы ценой собственной жизни…

А в это время Тетю, сидя в своей каюте, отвлекся от чтения книги и думал о де ла Крусе. «Берем в жены одну женщину, живем с другими, а в действительности ведь любим только самих себя, – вспомнил поговорку французов и мысленно произнес: А вот Педро не такой! Правильно говорят, невозможно утаить любовь в глазах того, кто истинно любит. Хотя известно, тот, кто возьмется изучать, что такое любовь, всю жизнь останется студентом». Тетю захлопнул книгу и погасил свечу.

Боб Железная Рука после потери Каталины забрал все, что мог, с острова Пинос и на время отправился грустить в свой родной город Чарлстон. Команда «Скорой Надежды» роптала, и тогда Боб пошел к известной в городе цыганке. Та, поворожив, обрадовала пирата. Гадалка просверлила клиента своими черными глазами и молвила:

– Краля твоего сердца не погибла! Она жива! Позолоти еще мою руку. Скажу главное.

Выражение лица предсказательницы у Боба вызывало доверие. Улыбка ее обнадеживала. Боб не был скрягой. К тому же он в жизни всегда придерживался правил, в которых воспитал его отец. Боб, несмотря на свой род занятий, был по-своему честен, обладал точным представлением о том, что является добром, а что злом. Понимая нравственную ответственность за свое поведение, Боб, однако, ходил под флагом «Веселого Роджера». Такова суть человека, раздвоенность души и разума большинства представителей человечества.

Услышав сказанное ворожеей, Боб Железная Рука кинул на стол перед ней несколько крупных монет, и последовало продолжение:

– Она, голубушка, пребывает в добром здравии. Печалится. Полна ожиданий и находится совсем неподалеку от того места, где ты ее потерял.

Боб, не тратя ни минуты, тут же направился в дом доньи Кончиты. Та, отказавшись от вознаграждения, предложенного Бобом, попросила два дня на сборы и сказала только, что возьмет с собой Вулкана. «Скорая Надежда» вышла в море в непогоду и взяла курс на остров Пинос Еще в порту одна из офицерских кают шхуны Боба была переделана в дамскую, двухместную.

Сначала Боб обследовал острова Индиос, находившиеся ближе всего от бывшего местопребывания Каталины. Они были необитаемы, но все же он это сделал. Затем, зная, что в проливе, отделявшем остров Пинос от Кубы, преобладали ветры западно-восточного направления, Боб направил «Скорую Надежду» к побережью, ныне принадлежащему кубинской провинции Пйнар-дель-Рио. В начале XVIII века оно еще не было освоено испанцами, и там проживали индейцы племени таинов. Две недели, рискуя сесть на рифы, шхуна дрейфовала вблизи от берега, начиная от южной оконечности полуострова Гуанакабибе, мыса Каррагуао, медленно двигаясь в сторону мыса Каямас. Боб сам вместе с матросами на шлюпках сходил на берег, не обращая внимания на риск попасть под стрелы индейцев, которые тут же разбегались, как только с лодок отвечали, пальбой из мушкетов. В поселениях люди Боба не обнаруживали ни единой живой души, ни малейшего указания на возможное нахождение там Каталины, однако никто не грабил и не разрушал жилища индейцев. Боб же в центре батея каждый раз оставлял всякие безделушки: зеркальца, стеклянные бусы, железные кольца разных размеров, дешевые браслеты, ножи. Этим он давал понять, что не желает зла, а скорее нуждается в помощи. Его расчет был правильным. Людская молва о странном поведении капитана шхуны распространялась по берегу быстрее, чем двигалась по морю «Добрая Надежда». И вот однажды, в удачный для Боба день, жители очередного поселения таинов не встретили стрелами его шлюпки. Индейцы ушли в лес, но на берегу остался один из их воинов. Он, как оказалось, в свое время был захвачен пиратами, продан на рынке острова Тортуга и прожил несколько лет рабом в доме плантатора на острове Гаити. Этот таин говорил, хоть и плохо, не только по-испански, но и по-французски. Он поинтересовался, в чем нуждаются пришельцы. Боб тут же угостил его ромом и принялся расспрашивать. Вскоре капитан услышал ошеломившую его историю: женщина, которую ищет белый капитан среди таинов, является королевой одного из родов воинствующих гуанахатабеев, которые проживают на западном берегу острова Пинос, там, где начинается большая бухта Сигуанеа.

Оставив щедрые подарки таину, Боб готов был его расцеловать, он тут же вернулся на шхуну, развернул «Скорую Надежду» в нужном направлении и помчался к указанному индейцем месту. Приближаясь к заливчику и пляжу бывшего бивака Каталины неподалеку от мыса Буэнависта, Боб распорядился выдать членам команды по кружке рома. Англичане хорошо знают, что одна унция радости стоит фунта печали. И радость, и любовь окрыляют на большие свершения. Когда на капитанский мостик поднялся новый старший помощник Боба, впервые вышедший в море под пиратским флагом, Железная Рука ощущал себя победителем.

– Празднуешь, Боб. Команду угощаешь.

– Я счастлив! Я ее найду!

– Есть люди, которые говорят, что счастье состоит в том, что мы не всегда знаем правду.

– Типун тебе на язык!

– Я слышал, что этот остров Пинос – пристанище пиратов всех мастей, – старший помощник развел руками, как бы говоря, что девицу уже давно мог подобрать кто-либо из них.

Боб насторожился, но сказал:

– Да, совсем еще недавно остров Пинос, помимо Моргана и Дрейка, был излюбленным местом стоянок Олонэ Эль Бразильян, Корнелиуса Корнелизоона Виселицы и испанца, бросившего вызов своему королю, Пепе Эль Мальоркино. Однако сейчас пираты имеют наиболее верный приют на острове Тортуга. А что касается угощения команды, сэр, то я считаю, что человек должен быть милосердным. Только это и выделяет его из остальной массы живых существ, – Боб говорил и пристально следил за реакцией своего старшего помощника.

– Ну, а как же это? – старший помощник указал на черный флаг.

– Это? Так ведь наше занятие мало чем отличается от торговли на рынке, где деревянные сапожные гвозди всучивают покупателю как отборный овес.

– Боб, скажи, а отчего тебя окрестили Железной Рукой?

– Ха-ха! Да оттого, что не давал и не даю спуску дуракам и мерзавцам! Мой отец, когда я был подростком, не уставал напоминать мне: прежде всего будь добрым – доброта, как ничто другое, обезоруживает людей. А тупиц и глупцов, если можешь, чем быстрее, тем лучше отправляй на тот свет. На земле они – зло.

– А мой отец говаривал, что тот не заслуживает похвалы за свою доброту, кто не в состоянии быть плохим. Любая другая доброта чаще всего есть лень или слабая воля.

– Вот ты и ответил на свой вопрос о черном флаге.

Педро де ла Крус, пройдя Багамы, решил заглянуть в Гавану. Там попытаться получить какие-либо новые вести о рейдах Боба Железная Рука, наконец, подать прошение королю о продлении срока действия патента корсара, который истек уже полгода назад, и дать возможность большинству членов команды повидать своих родных, оставить им сбережения, сколоченные за время плавания. Капитан, Девото и Тетю собирались также положить на хранение довольно крупные суммы денег, накопленные ими за эти годы.

Однако судьба распорядилась по-своему.

Когда до Гаваны оставалось совсем ничего, на траверзе бухты Ла-Мулата Зоркий доложил: впереди пиратское судно обирает торговца. «Каталина» прибавила ходу, но небольшой пиратский бриг спешно стал уходить. «Каталина» помчалась в погоню. Вскоре в подзорную трубу уже можно было прочесть на корме брига – «Счастливый».

Как только Добрая Душа услышал название корабля, он с отвращением сплюнул и сказал:

– Злосчастный Уильям Дженнингс. Когда-то был у него хороший корабль. Французы, адмирал Дюкасс [85]85
  Дюкасс, Жан Батист (1бб5-1715) – известный француз кий моряк.


[Закрыть], пустили его ко дну. Дженнингс чудом остался жив и теперь грабит мелкие поселения Кубы и небольшие торговые корабли. Жалкий человек!

«Каталина» произвела выстрел из погонной пушки и, выбросив флаги, предложила бригу лечь в дрейф. Он же все еще пытался ускользнуть. Тогда де ла Крус взял право руля, и Меркурий – старший бомбардир – произвел залп орудиями левого борта, но так, чтобы испугать команду, не нанося кораблю вреда.

– Почему он не отвечает, не желает сражаться? – удивился Девото.

– Очень хочет сохранить свое судно. Это ясно. На что-то надеется, – прокомментировал Тетю.

Тем временем на бриге убрали паруса. На корабле не оказалось ничего ценного, если не считать двух тысяч связок табачного листа, тысячи фунтов зерен какао и чересчур заносчивого англичанина Уильяма Дженнингса, который заявил: