Текст книги "Пираты Карибского моря. Проклятие капитана"

Автор книги: Юрий Папоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 43 страниц)

Старший бомбардир только и ждал этого приказа. Его ядро угодило прямо в парапет первого баркаса, разнесло его, и видно было, как одного из англичан выбросило за борт. Де ла Крус тоже не промахнулся. Тяжелое ядро капитана открыло широкую брешь у носа баркаса, он сразу стал зачерпывать воду и клониться на бок. С него уже не могли стрелять. Тем временем Меркурий, превосходный пушкарь, как всегда удачно поразил единственную мачту первого баркаса. Он стал терять ход и принялся разворачиваться. Скорее всего, парус прикрыл рулевого и своей тяжестью изменил курс посудины. Второй выстрел де ла Круса, теперь уже по шаланде, не был удачным, ядро плюхнулось рядом с бортом. Тогда он навел пушку на подбитый первый баркас. Его третье ядро, по всей видимости, попало в погреб с боеприпасами. Там вспыхнул пожар. Номера у орудия корсара еще не успели его вновь зарядить, как подбитый баркас взлетел на воздух. Остальные суденышки флотилии, всего еще четверть часа казавшейся серьезной опасностью для корсарского фрегата, поспешили развернуться и возвратиться под защиту пушек своего форта.

«Андрес II» приблизился к крепости и открыл огонь по ней залпами всех своих орудий. До фрегата ядра английских пушек действительно долетали лишь в редких случаях. Тут как раз, исполняя полученный еще прежде приказ капитана, Добрая Душа спустил на воду шлюпку, в которую посадил четырех захваченных англичан. Они должны были сообщить властям и начальнику форта условия корсара: «Посадить на легкие плавсредства всех находящихся в плену испанцев и отправить их на фрегат. Обратно все лодки вернутся с экипажем шхуны в полном составе. В противном случае, фрегат огнем орудий разрушит форт и город. Белый флаг на бастионе – знак для прекращения огня».

Освобожденные испанцы готовы были выстроиться в очередь, чтоб каждый мог расцеловать капитана корсаров. Де ла Крус же отправил три десятка матросов к Хорхе на подбитую шхуну и повел фрегат и ее к берегам впечатлявшего своей красотой острова Пуэрто-Рико.

Кораблям, шедшим курсом фордевинд, попутный ветер дул в корму.

Губернатор Пуэрто-Рико Альберто Бартодано встретил де ла Круса с распростертыми объятиями, за хорошую цену принял товар и шхуну и пригласил прокатиться верхом по острову. Во время прогулки он рассказал де ла Крусу, что, по его сведениям, англичане пытаются освоить, то есть захватить, близлежащий, островок Вьекес. Они неделю назад атаковали и пленили корабль, доставлявший в Сан-Хуан денежное довольствие гарнизону. Этот губернатор понравился де ла Крусу прежде всего тем, что принял за правило всем рабам-неграм, бежавшим от англичан с ближайших островов, предоставлять статус свободных граждан. Потому корсар с еще большим удовольствием согласился потревожить захватчиков испанского, правда прежде необитаемого, острова Вьекес.

«Андрес II» и два небольших одномачтовых судна с солдатами гарнизона Сан-Хуана атаковали укрепленный форт на острове Вьекес и высадились на нем. В бою было захвачено в плен сто пятьдесят девять английских пиратов и в качестве трофеев девять пушек, установленных ими в крепости, одна бригантина, две шхуны, два шлюпа, три одномачтовых судна и товаров на сумму больше пятидесяти тысяч дукатов.

Потери среди экипажа «Андреса II» были минимальными, личные сбережения же каждого из двухсот девятнадцати его членов значительно пополнились.

В городе Тринидаде меж тем жизнь шла беспокойно, как и во всех остальных испанских поселениях Вест-Индии. Происходил бурный рост частных накоплений, находившийся в прямой зависимости от стремительного развития экономики. Табак, особенно кубинский, какао, кофе, дешевый сахар, индиго, кошениль, воловьи кожи, золото, серебро и жемчуг имели высокий спрос в странах Европы. Отец жены Педро де ла Круса, дон Рикардо, хоть и был в возрасте и часто побаливал, не знал лени. Его табачные плантации и поголовья скота неуклонно росли. Он баловал своих дочерей, однако Каталина чем могла непременно содействовала в работе старенького отца. Но и не забывала готовить себя к возможному плаванию вместе с горячо любимым мужем. Она регулярно, не менее двух раз в неделю стреляла из пистолета, метала ножи и упражнялась на шпагах с офицером, главой местной инквизиции. Но чаще свободное время, прихватив с собой уже умевшего самостоятельно ходить сынишку Андреса, она проводила у причалов на речушке Гуарабо или просто на побережье, непременно глядя на вход залива.

Андрес рос крепким, здоровым мальчуганом и однажды, когда еще только научился говорить «мама», «деда», «баба», «хлеб», «вода», будучи на берегу, неожиданно произнес: «Моле – голе». Каталина возразила сыну:

– Нет, милый Андрес, море – это прекрасно! Только на море можно стать настоящим мужчиной! Твой отец – капитан! Он управляет кораблем, как никто другой! Он смелее всех на свете! Скоро ты увидишь его и сильно полюбишь!

Родным и близким Каталина пересказывала случай произнесения сыном первой осмысленной фразы как признак наличия у мальчугана неординарного интеллекта. Донья Кончита, которая, по сути дела, стала еще одним членом семейства Андрадэ, активно помогала в воспитании Андреса. Она, хотя и имела свой собственный дом, жила в просторном доме дона Рикардо и доньи Марселы, во всем помогая Каталине. В большую семью входили и младшая сестра Каталины с сынишкой, отцом которого был давний друг Педро, нынешний королевский нотариус на корабле Антонио Идальго, хотя постоянно она и жила в доме родителей мужа.

Разрезая ленивую волну, бриг шел почти на полных парусах. Только капитан, сознательно желающий посадить свой корабль на рифы, сошедший с ума или опившийся тростниковой водки, мог так рискованно вести глубоко сидящий в воде бриг в местах неподалеку от кубинского мыса Майей. Поскольку на своих мачтах бриг не нес опознавательных знаков, де ла Крус повел фрегат ему наперерез.

Бой завязался сразу, хотя невооруженным глазом было видно, что по силе своего вооружения бриг явно уступал фрегату. Добрая Душа в бриге, бесспорно пиратском, не признал судно, ему знакомое.

– Жизнь идет вперед, а ты давно не плаваешь с пиратами, – сказал Педро.

– Должно быть, капитан из новых, американской выпечки. Клянусь жизнью тысячи кораблей! Он просто сопляк, или у него в погребах кончился последний сухарь!

Артиллеристы брига меж тем стреляли неплохо, а капитан так ловко лавировал судном, что фрегату никак не удавалось приблизиться к пирату, чтобы пойти на абордаж. И тогда де ла Крус, чтобы не нести большие потери, отдал команду Меркурию потопить пиратский бриг. Не дав возможность бригу развернуться другим бортом после очередного залпа, де ла Крус подвел фрегат ближе к корме пирата. Меркурий этого только и ждал. Из пушки, скрытой портом у самой ватерлинии, он успел произвести два выстрела и у ватерлинии брига сделал две крупные пробоины, куда немедленно хлынула вода. На бриге начался переполох, а Добрая Душа уже распорядился спускать шлюпки на воду.

Когда были подобраны все тонувшие пираты и доставлены на борт «Андреса II», там произошла неожиданная встреча. Капитан пиратов не поднимал головы, сжался, словно ждал удара бичом, отводил глаза. Первыми его узнали сразу и одновременно Добрая Душа и Бартоло. То был Уильям Дампе по кличке Даффи, в прошлом «ненасытный, как могила, свирепый и опасный», державший себя при первой встрече с де ла Крусом с непринужденной уверенностью настоящего английского вельможи. Теперь «ненормальный» предстал перед корсаром, как побитый пес, нашкодивший школьник. В голове его никак не складывался план, как и на сей раз попытаться выкрутиться из беды. Меж тем к нему быстро подошел Хорхе и со всего размаху влепил бывшему своему капитану звонкую пощечину. Капитан пиратов покачнулся, с трудом удержавшись на ногах.

– Bloody bitch! [95]95
  Кровавая сука! (англ.)


[Закрыть] – Так свирепо Хорхе прежде никогда не говорил. – У каждой сволочи обязан быть один конец! Скорейшая могила! С ним надо кончать! И нечего тянуть! Он полное ничтожество. Испражнение земли! Педро, глаза б мои не глядели на эту падаль. Будь моя воля, я тебя, скотина, отдал бы на съедение стигийским собакам! – заявил Хорхе, двигая желваками, смачно плюнул и ушел.

Известна свирепость чудовищных собак подземного царства Аида, с берегов подземной реки Стикса. Потому де ла Круса и удивила такая реакция старшего помощника. Но капитан тут же вспомнил, сколь настрадался Джордж, когда находился в рабстве у капитана Дампса.

– Да, ты прав, мой дорогой, – согласился де ла Крус, он тоже узнал Дампса, который три года назад хоть и оказал корсару неоценимую услугу в поисках Каталины, все же был отпущен под честное слово прекратить занятие пиратством и возвратиться в Англию. – Свистать всех наверх! К экзекуции приготовиться!

Дампе заскрипел зубами, громко нецензурно выругался, сплюнул.

– А что вы хотели, сударь? Джентльмен прежде всего обязан держать данное слово. – Де ла Крус отвернулся от пирата.

– Nolite judicare ut non judicemini [96]96
  Не судите, да не судимы будете. (Матф., 7, 1-2.)


[Закрыть], – процедил сквозь зубы Дампе.

– Кто не наказывает зло, тот потворствует его свершению! – произнес де ла Крус и кивнул головой Доброй Душе.

Старший боцман направился к мачте. На палубе вдоль бортов стояло в полном молчании более двух сотен живых людей. Большая их часть ждала свершения справедливости.

– Каждое ненаказанное преступление порождает дюжину новых! – вторил капитану возвратившийся Хорхе.

Добрая Душа проделал все необходимое, шкипер Аугустин подтолкнул Уильяма Дампса, и англичанин твердым шагом направился к рее. Последнее, что он промолвил, было: «Испанская собака!» Еще через минуту он уже болтался на рее грот-мачты фрегата «Андрес II». Спасенные пираты были сданы губернатору Сантьяго.

Де ла Крус и весь экипаж «Андреса II», достаточно обогатившиеся за последние месяцы, решили, как и прежде, в поисках пиратов пройти Старым Багамским проливом, каналом Св. Николая, проливом Сантарена мимо банки Кай-Саль до проторенного морского пути возврата испанских кораблей в Европу. Затем уйти в Тринидад на заслуженный отдых. Педро сильно скучал по Каталине и детям, Хорхе испытывал то же чувство, пребывая вдали от Кончиты, и все остальные давно не видели своих дорогих и близких.

Этот последний поход, похоже, не увенчался ожидаемым успехом, и фрегат «Андрес II» повернул обратно. Однако тут из-за острова Андрос, расположенного у самого северного тропика и опасного тем, что, по слухам мореплавателей и местных рыбаков, в водах его водилось некое чудище Лукса, в поле зрения марсового показался корабль, шедший на всех парусах. Лукса же был, по слухам, способен одним ударом остановить движение двухмачтового судна и своими свободными руками обшаривать палубу в поисках людей, захватив которых, он скрывался в пучине. Впередсмотрящий встречного корабля, а возможно, и его капитан не увидели в испанском фрегате угрозы для себя или рассчитывали на хорошую добычу. Добрая Душа и без подзорной трубы угадал этот корабль и помчался к капитану на мостик. Там он застал де ла Круса с опущенной на грудь головой. Старший боцман понял, что говорить капитану ничего не надо. То был некогда так обоими любимый корабль «Каталина», и там на мостике, конечно, должен был стоять Боб Железная Рука. Первое, что подумал Добрая Душа, было то, что на сей раз «Каталину» вел старший помощник капитана, а Боба на мостике не было, потому как Боб обязательно бы опознал «Андреса И» и ушел бы от встречи. Вторая мысль обожгла сознание: «А что, если Боб на мостике и намеренно сам идет на „Андреса“?» В этом случае складывалась сложная ситуация, чреватая непредсказуемыми последствиями.

На фрегате были подняты флаги, означавшие требование встречному кораблю лечь в дрейф и не оказывать сопротивления. Не прошло и минуты, как на мачте «Каталины» взвился флаг, означавший букву «А», что по своду морских сигналов говорило: «Нет! Не согласен!» И тут же рядом на мачте заполоскал красный флаг, он был убран и вновь взлетел вверх.

– Они отказываются! Готовы принять бой! – громко произнес старший помощник и с удивлением поглядел на смущенного де ла Круса.

– Хорхе, – Педро впервые обратился к нему на ты, – принимай управление кораблем! Я не могу стрелять в «Каталину». Постарайся как можно скорее пустить его ко дну! Всех из воды поднять на наш борт!

В каюте Педро уселся в кресло, скрестил руки на груди и задумался о том, что же такое есть жизнь. Успех было приласкался к хозяину, но что-то понял и быстро отошел, лег у входа в каюту, положил свою большую голову на лапы и уставился на Педро пристальным, как ему казалось, вопрошавшим взглядом. А между двумя кораблями шел серьезный бой. «Каталина» своей мощью была несколько слабее «Андреса II», но часто в сражениях, особенно на море, не это играло главную роль.

Первое вражье ядро угодило в надстройку на баке, другое перебило грот-марса-рей, третье снесло крюс-брам-рей. Еще одно, пробив борт, попало в мокрый погреб, где хранились съестные продукты. У всех на глазах тело матроса, который поднялся по вантам, чтобы заменить оборванный шкот, прямым попаданием заряда шрапнели разнесло на части. Добрая Душа, окончательно осознавший, что Бобом Железная Рука руководила страстная месть, насчитал уже более десяти трупов, лежавших на палубе. В лазарете Медико и лекарь оказывали помощь матросам, получившим ранения шрапнелью. Их было более дюжины. На мостике Хорхе, не перестававший отдавать необходимые команды, прижимал окровавленным платком правую щеку. «Каталина» несла еще больший урон, но капитан Боб, не переставая громко призывать своих матросов не падать духом, упорно, заведомо зная, что по количеству людей его экипаж был в меньшинстве, стремился приблизить «Каталину» к фрегату, чтобы пойти на абордаж. Это походило на явное самоубийство. На пиратском корабле уже не было ни одной целой мачты, передняя, разбитая у основания, перевалилась через борт и мочила свой верхний парус в воде, надстройка камбуза пылала огнем, группа матросов, стоявших у борта с абордажными крючьями в руках, заметно поредела.

Тут Хорхе, ловко использовав полутораминутный перерыв между пушечными залпами, приблизил фрегат к «Каталине» менее чем на кабельтов и отдал приказ Меркурию, которого тот давно ожидал.

Старший бомбардир – ему только что доложили о готовности всех орудий – точно произвел залп по штирборту «Каталины». Когда же «Андрес II» еще более сблизился с кораблем Боба Железная Рука, Меркурий откинул крышку скрытого порта и всадил каленое ядро в самую ватерлинию корабля. В его трюмах начался пожар, а тем временем Меркурий пробил еще одну большую брешь ближе к носу, и «Каталина» сразу стала клониться на бак.

Боб не сдавался, требовал погасить пожары, переставить паруса, чтоб вплотную подойти к фрегату, но часть его экипажа уже взялась за подготовку шлюпок для спуска их на воду. Тут как раз Санчес и отдал приказ своей команде произвести залп из более чем восьми десятков кремневых ружей. Одна из пуль попала в грудь Боба. Он упал на руки своего помощника и кока, который никогда не отходил от своего капитана во время жарких сражений. Меж тем с палубы «Каталины» донесся крик: «Спасайся, кто может!» Еще несколько мгновений, и бушприт подбитого корабля уже коснулся воды. Добрая Душа давно был готов – он был уверен, что так и будет, – к спуску своих шлюпок для спасения оказавшихся в воде матросов с «Каталины».

Когда над последней стеньгой, теперь уже бывшего корабля «Каталина», сомкнулись морские волны, Хорхе, которому Медико только что наложил свою черную, плохо пахнущую, но быстро исцелявшую мазь на щеку, отправил Бартоло к де ла Крусу. Капитан взошел на мостик как раз в тот момент, когда со шлюпки поднимали на борт мертвое тело Боба. За ним на фрегат взошли его старший помощник и кок, тот самый, который в свое время был тайно влюблен в Кончиту.

Не прошло и часа, как тела погибших были готовы к погребению. Первым на рилинг положили мешок с телом Боба. Де ла Крус взмахнул рукой, и одна из угонных пушек произвела выстрел, как положено было по ритуалу при погребении в море капитана. А те, кто стоял рядом, услышали голос старшего бомбардира пиратов:

– Сердце у него было мягкое, как размоченный в стакане грога сухарь. Рука, это да, и воля твердые, как железо. Но последнее время он искал смерти. И нашел ее именно от вас, корсар де ла Крус. Такова была его судьба!

Когда говоривший замолчал, шкипер Аугустин запел. Слова его песен грустью глубоко трогали души. Успех, лежавший, по приказу капитана, у входа в его каюту, тихонько подвывал.

Еще часа четыре ушло на приведение в порядок разбитых рангоута и снастей фрегата, и де ла Крус повел его к одному из островков Энсума. Там, на необитаемом берегу, километрах в тридцати от небольшого английского поселения, корсар Педро де ла Крус высадил на песчаный пляж шестьдесят девять оставшихся в живых из ста тридцати семи членов экипажа корабля «Каталина», некогда столь им любимого и последние три года являвшегося пиратским. Педро не стал сдавать испанским властям этих американских пиратов, поскольку многие из них знали его Каталину и в свое время достаточно справедливо относились к ней.

В Тринидад «Андрес II» пришел на долгий отдых. Многие из членов его экипажа разъехались по домам. Хорхе и Кончита всерьез задумали совершить пусть несколько запоздалое, но свадебное путешествие, ближе познакомиться с красивым городом Гаваной.

Когда Педро сообщил Каталине о гибели Боба, она сказала:

– Ты знаешь, любимый, я все же поставлю свечку за упокой его души. Как-никак, он сохранил меня для тебя.

Глава 6
ПОХОД К ЮКАТАНУ

Как только «Андрес II» стал на якоря, губернатор Тринидада, как всегда, первым пожал руку Педро де ла Круса и горячо его обнял. Корсар на следующий же день сделал достаточно щедрый взнос в городскую кассу и принялся знакомиться с сыном. Андрес хорошо знал своего старенького дедушку, а чужого дядю, да тем более такого во всем внушительного, не сразу признал за родного папу.

На дворе стоял жаркий июнь 1710 года, и у Андреса на левом глазике выскочил ячмень. Домашний врач никак не мог с ним справиться и говорил:

– Я предпринимал все, но… По ходу болезни, сеньор Педро, извините, но весьма возможно предположить, что, к несчастью, это может быть твердый шанкр. Прошу прощения, конечно?

– Да что вы, доктор? Откуда? Вы понимаете, что говорите? – возмутился де ла Крус. – Надеюсь, этот свой домысел вы никому другому не высказывали.

– Конечно, нет! Сами понимаете. Однако столь продолжительное заболевание, стойкое к лекарствам, профессионала вынуждает думать обр всем. Ртутная мазь, закладываемая за веко, компрессы из раствора борной кислоты не вызывали образования головки с гноем. Обычно два-три дня, а тут пошли восьмые сутки.

– Позвольте разобраться, доктор.

– Прошу вас, дон Педро, но я всегда к вашим услугам. – И эскулап поспешил откланяться, а Педро понес на руках сына к причалам, чтобы показать фрегат и объяснить, что красавец носит его имя, сына де ла Круса.

«Андрес II», один из лучших кораблей в Карибском море тех лет, стоял на рейде. Отец развернул сына в сторону корабля и сказал:

– Смотри, какой красивый!

– Это твой, папа?

– И твой, Андрес! И ты станешь плавать и управлять этим фрегатом!

– Моле – холошо! X о л о ш о!

«А вот с глазиком у тебя плохо, родной. Что случилось? Неужели доктор прав? Тогда я свой глаз отдам тебе, мой ненаглядный. Лишь бы ты был здоров, – подумал Педро и ощутил впервые в жизни чувство беспредельной любви отца к сыну: сердце оборвалось, взлетело, вновь с нескончаемой нежностью легло на место. – Я все сделаю, чтобы глазик у тебя прошел!»

И тут Всевышний словно услышал этот обет прославленного корсара. По дороге к причалу спешили донья Кончита и Хорхе. Когда вчера Хорхе прибыл, ему сказали, что донья Кончита зачем-то срочно уехала в Гавану. Теперь они торопились, и оба радостно размахивали руками. Как только друзья приблизились, Кончита, поздоровалась и первым делом поспешно извлекла из сумки бутылочку с темной жидкостью и стеклянную трубочку.

– Педро, я еще в Англии знала, как следует лечить ячмень, когда он выступает на детском глазике. Метод этот китайцы привезли в Англию вместе с чаем. В Тринидаде ни у кого чая не оказалась. Вот я и побывала в Гаване. Поверни Андреса так, чтоб личико смотрело в небо.

Донья Кончита опустила стеклянную трубочку в бутылочку, зажала верхнюю часть, попросила Педро открыть больной глазик сына и выпустила в него содержимое трубочки. Андрес сначала заплакал, но тут же успокоился, заулыбался. Донью Кончиту он знал давно, но вот то, что незнакомый дядя – это его папа, ему сказали только вчера. Папа ему нравился. Он был сильным и приятно отличался от других.

К общей радости всей большой семьи и, конечно же, домашнего доктора, нарыв и покраснение прошли на третий день, а еще через двое суток, казалось, глазик Андреса вовсе никогда и не болел.

Привыкнуть к негру Бартоло, который жил со всеми вместе в доме дедушки, было куда труднее. Однако, когда Черная Скала в саду, неподалеку от старого манго, приделал к ветке огромного авокадо выстроганные им же детские качели, и Андрес принялся раскачиваться на них так, что захватывало дух, и в доме появились кегли и шары, Бартоло стал лучшим другом Андреса, очень живого и смышленого мальчика.

Однако годы брали свое в жизни отца Каталины. Дон Рикардо порой с трудом поднимался с постели, а в конце июля слег и вскоре умер. От горя плохо почувствовала себя и донья Марсела. Каталина не находила себе места, хотя сумела собрать силы и энергию, чтобы взять в свои руки ведение всего большого хозяйства отца. Каталина очень хотела родить еще мальчика, а потом и девочку, но оба супруга правильно решили: раз Каталина пребывала в столь подавленном состоянии, нервы ее были взвинчены до предела, пока воздержаться от мысли о прибавлении семейства. Тем более что в октябре почила вечным сном и донья Марсела. Каталина неделю не могла прийти в себя. Вновь ее выручила добрая донья Кончита, воспитание которой и познание жизни ставили англичанку, превратившуюся в испанку, в пример любой другой женщине. Казалось, Кончита знала все на свете и могла принять верное решение в любой ситуации.

В ноябре 1710 года пришло предписание генерал-губернатора Гаваны корсару Педро де ла Крусу немедленно выйти в Мексиканский залив. Там вице-король Новой Испании малой эскадрой вооруженных кораблей, стоявших в Веракрусе, не в силах был очистить район северного побережья Юкатана от англичан и голландцев, нагло вырубавших в лесах ценные породы деревьев.

Первым из европейцев увидел эти величественные своей тропической красотой берега и познакомился, хоть и не сходил на берег, с населявшим их воинствующим племенем индейцев майя Христофор Колумб, совершавший в 1502 году в Америку свое четвертое и последнее путешествие. Колумб первый доставил в Европу сведения о племени майя, достигших достаточно развитой цивилизации, но которые при этом, однако, прибегали к приношению людей в жертвы богам. Истинная история майя и до сих пор покоится во мраке неизвестности. Испанцам, чтобы покорить огнем и мечом майя, потребовалось более тридцати лет.

Все на борту «Андреса II», казалось, в том числе и Успех, ощущали приближение непогоды. Опасные рифы у полуострова Сапата были уже позади, но они знали, что южные прибрежные воды острова Куба в шторм представляют собой для кораблей большую опасность. Поэтому де ла Крус сам стоял на капитанском мостике и то и дело отдавал приказания то снять, то удвоить количество работавших парусов. Необходимо было быть предусмотрительным и в то же время спешить как можно быстрее достичь мыса Сан-Антонио, чтобы войти в Юкатанский пролив.

За кормой восток мгновенно охватила темная ночь. Тяжелая, рваная, иссиня-черная, во все небо, туча, из которой еще не извергались молнии, настигала фрегат. Это означало, что следовало ждать и шквала.

В подобных случаях даже самый захудалый капитан должен был знать, что маневренность и управляемость любого корабля находятся в прямой зависимости от силы ветра и его направления, которые мгновенно могли меняться при налетах шквалов. Этот же стремительно приближался с наветра. И тут же прозвучала команда де ла Круса:

– Убрать бом-кливер, брамсель, грот-стень-стаксель и все топселя! Убрать бизань! Держать курс бакштаг!

Фрегат легко увалился под ветер, скорость которого уже была не менее тридцати-тридцати пяти метров в секунду. Палубу охватила кромешная тьма. Были видны только сверкавшие за бортом серебром гребни волн. Они перекатывались через палубу и надстройки, оставляя на них листья и ветви деревьев, всевозможные недозрелые и гнилые плоды, лозы сахарного тростника, внушительные пучки морских водорослей и даже обломки кораллов. Одна за другой засверкали молнии, загремел гром, да такой силы, что Педро подумал об Успехе, которого, хоть он и оставил его в своей каюте рядом с Бартоло, такой грохот мог испугать до смерти.

Ураган же ревел всей силой своих свирепых мехов. Взбудораженные природой волны-горы, в восемнадцать-двадцать метров вышиной, швыряли судно, как ветер былинку. Людям становилось невозможно дышать. Атмосфера была перегружена электричеством. Ветер еще усилился балла на два. Теперь главной задачей капитана и экипажа было не допустить критического крена фрегата, при котором он одним бортом мог бы смертельным образом для себя зачерпнуть воды. Необходимо было немедленно убрать главные, нижние паруса фок и грот-мачты. Но это было невозможно! Не было на корабле такой силы, которая в ту минуту могла бы это сделать. И тогда, жертвуя парусами, капитан отдал команду:

– Надрезать фок и грот ножами!

Не прошло и минуты, как главные паруса корабля превратились в лоскуты жалкого отрепья. Оказавшись всецело в руках стихии, фрегат погружался в пучину, но упрямо выныривал из нее и стремительно летел вперед, словно бы подгоняемый феерическими ударами молний и смерчами, низвергаемыми с неба в виде гигантских хоботов цвета воронова крыла. У штурвала, приторочив себя ремнями к перилам мостика, трудились сразу трое рулевых. Хорхе неустанно следил за их работой. Педро, не отдававший ни одной ошибочной команды, как и все остальные, с ног до головы обдаваемый морской водой, стоял на мостике, как одухотворенное изваяние, и нет-нет, да и улыбался, непременно вспоминая добрым словом мастерство французских кораблестроителей. Душой, сознанием своим он знал, что выстоит и улыбкой отвечал рассвирепевшей стихии. Хорхе подумалось, что если на сцене театра следовало бы представить Духа моря, появившегося из пучины, чтобы сразиться с разбушевавшейся природой, то Педро это бы блестяще удалось. Хорхе гордился, что у него был такой бравый капитан и верный друг.

Де ла Крусу не менее, чем кому-либо другому, было хорошо известно, что подобные ураганы на море в тех широтах свирепствуют не более нескольких часов кряду. И незначительное снижение силы громовых ударов и небольшое просветление в туче, висевшей плотным черным шатром над судном, порадовали капитана. Вместе с тем, хоть «Андрес II» и оставил уже позади опаснейшие рифы Сан-Фелипе, соприкосновение с которыми при такой погоде непременно бы разнесло фрегат в щепы, угроза быть вынесенным на песчаные отмели полуострова Гуанаакабибес оставалась.

Всеобщий вздох облегчения наступил, и даже раздались отдельные крики ура, когда, прежде словно впивавшийся в судно, черный хобот смерча отвернулся, ушел на север. Сразу посветлело, и немедленно прозвучала команда:

– Полный лево руля!

Фрегат несло на Голландский мыс, а до выхода в Юкатанский пролив оставалось еще миль семь. Совсем стало легко на сердце корсара, когда на траверзе по правому борту показались уступы мыса Сан-Антонио, а в небе сквозь тучу – проблески света. Чтобы привести в более или менее достойный порядок судно, потребовалась авральная работа семи вахт. Помимо прочего урона, экипаж потерял трех матросов и одну из ретирадных пушек, которая, сорвавшись с крепления, разнесла часть борта юта и нырнула в пучину.

«Андрес II», как бы стряхнувший с себя тяжесть, принесенную внезапным ураганом, бодро шел к порту Веракрус. Пройдя Юкатанский пролив, фрегат повстречал двухмачтовую шхуну, капитан которой попросил помощи. На шхуне имелись тяжелораненые, которым Медико и лекарь оказали помощь. Ранним утром шхуна, которая везла из Гаваны в Панаму для дальнейшей транспортировки в Перу бочки с ромом, подверглась нападению пиратского брига «Отважный». Экипаж шхуны не был в состоянии оказать сопротивление американским пиратам, и все же, требуя выдачи всех наличных денег и драгоценностей, пираты кое-кого подстрелили и поранили ножами. Забрав все, что им понравилось, они вынудили матросов шхуны перегрузить на свой бриг все двести бочек рома и ушли.

– Я знаю их повадки! И я укажу, где их следует искать, – уверенно заявил Добрая Душа. – Впереди, совсем неподалеку есть островок Перес. Они укрылись в одном из его заливчиков и пьянствуют. Лопни моя печень, если это не так!

– Ну что? – спросил де ла Крус капитана шхуны. – Пойдете с нами? Если найдем пиратов, все, что у вас отняли, и все еще не распитые бочки с ромом вернем на шхуну.

Однако груз был застрахован, а найти пиратов было проблематично, и потому капитан решил возвратиться в Гавану. Фрегат корсара поспешил к островку Перес. Добрая Душа, как обычно, не ошибся. Уже солнце приближалось к горизонту, когда впередсмотрящий обнаружил пиратский бриг, стоявший на якорях в небольшом заливчике. Фрегат подошел к бригу без единого выстрела. На пиратской посудине обнаружили его присутствие, только когда на ее борт полетели абордажные крючья. Впрочем, ни один из пиратов не был в состоянии оказать какое-либо сопротивление. Многие спали, кто в кубрике, в своих гамаках, а кто и прямо вповалку на палубе. Те же, кто еще продолжал веселиться, еле держались на ногах и мало что соображали. В стошестидесятилитровой бочке рома оставалось «напитка счастья» на самом дне. Экипаж же на бриге состоял из более чем сотни человек. Капитаном его был Кристофер Муди. На флагштоке его брига ветер полоскал черный флаг с изображением черепа и под ним дикого кабана, да еще с крылышками. Кабан в представлении пиратов почему-то считался символом времени. Крылышки, должно быть, по мысли американского англичанина Муди, означали, что его время летит вперед и нет ему остановки.

Довольно неопрятный и давно не мытый капитан подал знак, и тут же старший боцман вылил своему шефу на голову ведро морской воды.

– Все обезоружены и загнаны в свои кубрики, – доложил Добрая Душа.

На палубе «Отважного» остались капитан, его помощник и старший боцман. Все они плохо соображали, но еще держались на ногах. Старший боцман у пиратов формально был третьим после капитана и его помощника, однако довольно часто играл на корабле не меньшую роль, чем сам капитан, и члены экипажа подчинялись боцману с большей охотой.