Текст книги "Стиляги. Как это было"

Автор книги: Юрий Коротков

Соавторы: Георгий Литвинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Петрович спустился по лестнице с верхотуры.

– Вот это баба! – в восторге сказал он. – Твоя?

– Нет.

– Зря теряешься! – Петрович подошел к воротам цеха, глядя ей вслед. – Ох, баба! Ну, баба! – мечтательно покрутил он головой. – Ей бы весло в руки!..

Мэл стоял со своим квартетом на “бирже”.

– А ударник – ты-дыч, ты-дыч, ты-дыч… – брызжа слюной, отбивал ритм по коленям Дрын. – И тут сакс вступает: вау-у…

Между лабухами деловито сновали барыги:

– Проводы на пенсию – баян, труба, ударные…

– Утренник в женской школе – фортепиано, скрипка, кларнет…

– Может, завалимся в женскую школу? – предложил Дрын. – Косички-фартучки. Наведем шороху!

Все засмеялись.

Нолик вклинился между ними:

– Джаз-банд на первомайские… – таинственно сообщил он.

– Сколько? – обернулся Мэл.

– Тридцать рублей.

– У-у… – переглянувшись, протянули они хором.

– За такие хрусты лабухов кабацких покупай, – кивнул Дрын через плечо, и они отвернулись, оставив Нолика за кругом.

Тот побродил за спинами и снова втиснулся между ними.

– Тридцать пять! – отчаянно, будто от сердца отрывая, сказал он.

– Нолик! – приобнял его за плечи Мэл. – Имей совесть, хотя бы по праздникам.

– А сколько?

– Тридцать пять. На каждого.

Нолик сделал круглые глаза.

– Не торгуйтесь, мужчина, – гнусавым бабьим голосом протянул Дрын. – Получите удовольствие согласно тарифу!

Нолик потоптался и, глядя в сторону, протянул деньги и клочок бумаги в опущенной руке:

– Адрес… Аванс… Добираться поодиночке…

Джаз-банд расположился на сцене, Дрын сел за ударные, отбил дробь на тарелках. Мэлс вышел вперед.

– Товарищи! – объявил он. – Торжественный вечер, посвященный Международному дню солидарности трудящихся, разрешите считать открытым! – Он поднял саксофон и заиграл “Интернационал”.

Набившиеся в тесный клуб чуваки и чувихи молча ждали. Постепенно в зале стал нарастать недовольный ропот. Нолик за кулисами отчаянно крутил пальцем у виска и строил страшные рожи. Мэлс невозмутимо вел бравурную мелодию. Потом прервался и повторил последнюю фразу с середины, потом еще раз – все быстрее и короче, подмигнул своим – и джаз-банд грянул в бешеном ритме. Стиляги захохотали, оценив шутку, и бросились танцевать.

Мэлс увидел, как Полли, бросив партнера, выбралась из танцующей толпы и привалилась к стене, закрыв рукой глаза. Он кивнул Дрыну, положил саксофон и спустился в зал.

– Голова закружилась… – виновато сказала она.

– Может, на воздух выйти? – забеспокоился Мэлс.

– А, уже все прошло, – беспечно махнула Польза.

– Тогда хильнем тройным гамбургским?

Они закружились щекой к щеке.

– Скоро, наверное, танцевать уже не смогу, – пожаловалась она.

– Давай завтра заявление подадим, – сказал Мэлс. – А то будешь на свадьбе животом родню пугать.

– Как скучно, Мэл! – укоризненно протянула Полли. – А я-то мечтала: “Позвольте предложить вам руку и сердце…”

– Сударыня! – с чувством произнес он. – С тех пор, как я увидел вас, я потерял покой и сон. Составьте мое счастье, будьте моею женой!

– Ах, все это так неожиданно, право… – жеманно закатила она глаза. – Я должна испытать ваши чувства.

– И долго будешь испытывать? – засмеялся Мэлс.

Польза начала с детской деловитостью загибать пальцы.

– Четыре с половиной месяца, – сообщила она.

Мэлс резко остановился.

– Мэл, – уже серьезно сказала Полли. – Я ведь не сказала “нет”. Давай подождем ребенка. А потом вместе решим. Хорошо? – она заглянула ему в глаза и примирительно улыбнулась.

Они снова закружились в танце…

– Атас! Чуваки, облава! – раздался вдруг крик, и стиляги бросились к дверям.

Мэлс, схватив Полли за руку, прорвался сквозь встречную толпу к сцене, схватил саксофон, и они выбежали на улицу…

Бригадмильцы цепью выстроились напротив стиляг. Стиляги, независимо сунув руки в карманы, разом шагнули вдоль стены вперед – бригадмильцы туда же. Те, пригнувшись, отступили на два шага назад – эти тоже. Две цепочки – темно-синяя и пестрая – двигались друг напротив друга в молчаливом ритуальном танце, зеркально повторяя каждый жест. Дрын вдруг, сломав ритм, метнулся в сторону – и цепочки перемешались.

Катя, расталкивая сцепившихся бригадмильцев и стиляг, оглядывалась в толпе горящими глазами. Наконец увидела Мэлса и Полли и властно указала на них. Несколько бригадмильцев оторвали их друг от друга. Семен и Степан прижали Мэлса к стене. Двое других выкрутили Полли руки за спину, заставив опуститься на колени.

– Не трогайте ее! – Мэлс рванулся, стряхнул с себя противников, но на него налетели сразу четверо.

Катя, улыбаясь, подошла к Полли и медленно, растягивая удовольствие, подняла машинку.

– Ой, девушка, как удачно! – обрадовалась та. – А завивку не делаете?

Катя сладострастно запустила машинку в ее густые волосы.

– Как раз решила прическу поменять, а кругом, знаете, такие очереди… Так удобно? – наклонила Полли голову. – А кстати, вы сколько берете, девушка? Я боюсь, у меня на модельную денег не хватит…

Катя, торжеству которой мешала ее беспечная болтовня, со злостью рванула машинку. Польза на мгновение сжала губы, пересиливая боль, и снова улыбнулась:

– Да-да, там покороче, если можно. А то, знаете, лето впереди, жара… Вы телефончик оставьте, по знакомству – я, когда обрасту, снова зайду… Девушка, куда же вы? – крикнула она. – А на чай? – она бросила вслед Кате монету и захохотала.

Мэлс подошел к Полли. Та еще смеялась, но губы ее дрожали и из глаз уже катились слезы. Она уткнулась лицом в ладони и зарыдала. Мэлс встал рядом на колени, прижал к себе ее остриженную неровным ежиком голову, с бессильной ненавистью глядя куда-то в пространство…

К роддому, сигналя, подъехали два таксомотора, украшенные разноцветными лентами, из них шумной гурьбой повалили Мэлс, Ким, отец с гармонью, соседи и соседки – все празднично одетые, с цветами и шампанским. Отец растянул меха и, пританцовывая, первым двинулся к подъезду.

– Ну что, волнуешься, папаша? – весело крикнул он Мэлсу. – Я вот так же мать твою тут встречал. Вон из того окна тебя показывала!

Открылась тяжелая дверь, на крыльцо вышла Полина, изменившаяся, похудевшая, непривычно скованная, со спеленутым младенцем на руках. Следом высыпал чуть не весь медперсонал, изо всех окон высунулись роженицы.

– Во как провожают! – в восторге сказал отец.

Полина остановилась, издалека глядя на Мэлса. Медленно спустилась по ступенькам, по-прежнему не отрывая от него глаз.

Встречающие обступили ее со всех сторон.

– Ну-ка, на! – отец снял гармонь и сунул кому-то из соседей. Тот тотчас подхватил залихватский мотив. – Ох, богатырь! Наша порода, бирюковская! – гордо сказал отец. – Ну, покажи внука-то!.. – он осторожно поднял угол пеленки, закрывающий лицо…

Гармонь подавилась и тяжело выдохнула во всю ширину мехов. У отца вывалилась изо рта папироса. Заполошно ахнули в голос соседки. Медсестра на крыльце торопливо открыла склянку и смочила вату нашатырным спиртом…

В белом конверте мирно спал черный как смоль негритенок, пуская пузыри с толстых красных губ.

Полина, не двигаясь, смотрела в глаза Мэлсу. Тот наконец очнулся, шагнул к ней, поцеловал, протянул руки к ребенку.

– Куда, руки-крюки! – оттолкнул его отец. – Уронишь еще на радостях! – он бережно взял младенца. – Спасибо, сестрички! – крикнул он. – А ты что затих? А ну, рвани меха, чтоб душа полетела!

Сосед, не попадая по кнопкам, заиграл снова.

Полина благодарно улыбнулась Мэлсу, прижалась к нему, и они пошли следом за отцом к машине.

Издалека, спрятавшись за углом дома, жадно следила за встречей мать Полины. Когда они поравнялись с ней, отпрянула за угол, привалилась спиной к стене. Рванула тугой воротничок кителя и заплакала…

Чуваки уже толпились у Елисея. Они, как обычно, шумно поздоровались с Мэлсом.

– Мэл, когда Полли придет? – спросила Бетси.

– Признайся, чувак, запер жену? – сказал Боб.

– Все вы такие, – сказала Бетси. – Сперва про любовь, а потом мордой в пеленки!

– Вот своего бэбика заведешь… – ответил Мэлс.

– Мэл, я согласна, – вкрадчиво сказала Бетси. – Только прямо сейчас, ладно?

Подошел Нолик.

– Чуингам американский… – сообщил он в небеса, приоткрыв пакет. – Пять рублей.

– За пять рублей сам жуй, Нолик!

– Настоящая же! – обиделся тот.

– А где наш рекрут? – отвернувшись от него, огляделся Мэлс.

В этот момент появился Дрын. Он издалека широким жестом снял кепку, шутовски приставил к свежей синюшной лысине ладонь и пошел строевым шагом.

– Обрили уже! – Все восторженно захохотали, кинулись наперебой трогать колючую плешь.

– Руки мыли? – отбивался Дрын. Наконец вырвался, шмякнул кепку оземь и заорал, раскинув грабли во всю ширь: – Чуваки! Последний раз угощаю! За мной!!

Мэлс с парнями подняли его себе на плечи и торжественно понесли по Броду, распугивая зевак.

– Товарищи! – возвышаясь над улицей, орал Дрын. – Да здравствуют Советские вооруженные силы, самые вооруженные из всех вооруженных, надежный оплот, об пол и об лоб! Ура, товарищи!..

Нолик отошел в сторону. Вдруг выхватил наметанным взглядом безликого человека в сером пальто, приближающегося к нему в толпе. Он быстро повернулся и двинулся за стилягами. И тут же увидел еще одно серое пальто навстречу.

– Чувачок, подержи на секунду, – сунул он пакет в руки Бобу. – Я сейчас… – И юркнул в подворотню.

– Э-э… – успел только сказать тот. Неуверенно глянул вслед своим.

– Ты чего застрял? – крикнула Бетси.

– Сейчас догоню, – махнул Боб и остался стоять, озираясь по сторонам, дожидаясь Нолика.

Двое в сером схватили его за руки.

– Понятые, сюда! – Они выхватили пакет и вытряхнули на асфальт пестрые пакетики жвачки.

– Это не мое… – начал было Боб.

Его тотчас, как гончие отбившегося от стаи волка, окружили плотным кольцом прохожие.

– Конечно не его! В руках держит – не его!

– Я свидетель! Я все видел! Товарищи милиционеры, меня в свидетели запишите!

– Там тебя оденут по-человечески!

Боб растерянно смотрел на искаженные ненавистью лица вокруг…

…Милицейский “козлик” проехал мимо торжественной процессии стиляг. Боб замахал руками, заколотил в зарешеченное заднее окно. Потом бессильно привалился лбом к стеклу, глядя на друзей – исчезающий вдали цветной островок в темно-синей толпе…

Бетси запрыгнула в троллейбус, встала на задней площадке, опершись на поручень, тоскливо глядя в окно.

Вокруг нее в переполненном троллейбусе тотчас образовалось свободное пространство, пассажиры расступились, неприязненно разглядывая ее наряд.

– Вырядилась, как чучело огородное! – начала тетка с авоськами.

– Как совести-то хватает на улицу выходить! А еще девушка!

– Совсем бы уж юбку сняла! – вступил мужик. – Чего уж там прятать-то – и так все наружу!

Бетси перевела взгляд на него. Как обычно, загадочно улыбнулась, состроила глазки – и вдруг, как кошка, молча метнулась к нему и вцепилась когтями в лицо. Мужик заорал, пытаясь оторвать ее от себя, на задней площадке началась свалка, крик и женский визг.

Троллейбус резко затормозил, открылись двери, и два милиционера, расталкивая людей, ворвались в салон…

В комнате Мэлса на растянутых крест-накрест веревках сушились распашонки, посередине стоял манеж с погремушками.

Раздался ритмичный, синкопом стук в дверь. Мэлс открыл – и вдруг радостно заорал, раскинув руки. Фред переступил через порог, они орали на два голоса, глядя друг на друга смеющимися глазами, потом ритуально ударились кулаком, грудью и обнялись.

– Мэл, ты с ума сошел? – выглянула из второй комнаты Полина.

– Польза! Здравствуй, чувишка! – Фред бесцеремонно сгреб ее в охапку.

– Да тише ты, ребенок спит! – Полина расцеловалась с ним. – Давно приехал?

– Только чемоданы распаковал. Первый официальный визит… А тебе идет, – потрепал он ее по чуть отросшим волосам.

– Ну, как Запад? – спросил Мэлс. – Загнивает?

– Загнивает, – скорбно подтвердил Фред. – Но хорошо пахнет!.. Польза, это тебе с бэбиком! – он вывалил на стол яркие диснеевские игрушки, соски, бутылки. – Как назвали-то?

– Ваня.

– Хорошее имя, – одобрил Фред. – Политически грамотное… Последнее достижение империалистов, – показал он бутылочку. – Непроливашка. Как ни крути… – продемонстрировал он.

– Да что ты ему показываешь, – засмеялась Полина. – Он не знает, с какой стороны соска надевается.

– Понимаешь, Фред, – пояснил Мэлс, – она считала, что при равноправии мужчин и женщин я тоже должен кормить грудью.

Полина шутливо толкнула его плечом.

– А как твоя правоверная? – спросила она.

Фред только безнадежно махнул рукой:

– Шаг в сторону – побег, прыжок на месте – провокация. Не будем о страшном.

– Извини, Фред, – Полина виновато улыбнулась. – Я правда ужасно рада, честное слово… Просто с ног падаю, не соображаю уже ничего. Он две ночи не спал… Вы сидите, я потом приготовлю что-нибудь.

– Да ладно, у хорошего дипломата все с собой! – Фред кивнул на вторую сумку.

Он проводил Полину взглядом.

– Изменилась…

– Изменишься тут.

– С тещей не контачите?

– Прокляты во веки веков.

Они сели за стол. Фред вытащил бутылку виски.

– Про Боба знаешь? – спросил Мэлс.

Фред кивнул.

– Отец не сможет помочь?

– Глухо, – покачал головой тот. – Спекуляция контрабандой…

– Да какая спекуляция… – начал было Мэлс.

– Алло, чувак! – щелкнул пальцами тот. – Это я, Фред. Ты мне будешь объяснять?.. Дрын в армии?

– На флоте. Он, дурак, в военкомат при всем параде приперся: в оранжевом коке, на “тракторах”. Его тут же на подводную лодку упрятали, на пять лет… Бетси из Москвы выслали.

– Погоди, а… – Фред указал на дверь, за которой скрылась Полина. – А кто из наших-то остался?

– Да вообще настоящих чуваков почти не осталось. А кто есть – по домам сидят, музыку шепотом слушают. Все изменилось, Фред. Жлобье совсем озверело. Облавы каждый день. “Кок” закрыли…

– “Кок”?! – схватился за голову Фред. – Как жить-то?.. Вот это новости! Ну, порадовал, чувачок! На полгода отъехать нельзя!

– А помнишь, как по Броду всей толпой хиляли?

– Да-а… Это тебе, кстати, – он достал несколько пластинок.

Мэлс схватил, жадно просмотрел имена.

– Ну, чува-ак! – в восторге протянул он. – У нас и на костях-то уже ничего не достанешь!.. Черт, проигрыватель в той комнате.

– Успеешь еще, – усмехнулся Фред. – Сам-то все на своем трофейном лабаешь?

– Да где же другой взять.

– Как где? – развел руками Фред. – Там, где, – он запел вполголоса, поводя бедрами, —

 
Средь трущоб и небоскребов
много реклам,
Американцы ходят и жуют
чуингам, —
 

пританцовывая, он достал футляр и положил на стол перед Мэлсом, —

 
Грабят, убивают,
“Чучу” напевают
И бара-бара-барают стильных дам! —
 

и он жестом фокусника откинул крышку.

Мэлс замер, глядя на новенький, сверкающий сакс. Слов не было, он ударил Фреда в плечо. Тот ответил. Какое-то время они, сдерживая смех, мутузили друг друга через стол. Потом Мэлс бережно взял саксофон, вставил мундштук и пробежал пальцами по клапанам. Сакс ответил сильным чистым звуком.

Тотчас в комнате заплакал ребенок. Они замерли, глядя друг на друга круглыми глазами, потом синхронно обернулись к двери. Полина выглянула из-за двери, укоризненно качнула головой. Они отчаянно замахали руками: больше ни звука!

– Посмотрю на бэбика? – сказал Фред. – Все равно разбудили.

Мэлс поманил его за собой, подкрался к двери, приоткрыл и заглянул в щель. Полина качала сына на руках. Мэлс уступил место Фреду.

Тот посмотрел в комнату, потом перевел глаза на Мэлса.

– Этот? – уточнил он.

– Этот, – подтвердил Мэлс.

Фред снова приник к щели, озадаченно морща лоб. Обернулся к Мэлсу. Потер ладонью подбородок.

– Знаешь, Мэл… – задумчиво сказал он наконец. – Мне кажется, ты слишком часто слушал Чарли Паркера…

Они вернулись за стол.

– Ну, Фред, – Мэлс нетерпеливо потер руки. – Теперь главное! Про Америку. Давай с самого начала!

– Про Америку? – Фред тяжело вздохнул. – Я не хотел тебя расстраивать, Мэл, но у меня тоже неприятные новости…

Тот удивленно посмотрел на него.

– Давай выпьем, чувак! Все легче будет, – Фред разлил виски по стаканам.

Мэлс потянулся чокнуться, но Фред убрал свой стакан.

– Не чокаясь.

– Что, кто-то умер?

– В определенном смысле… – Фред выпил, встал и прошелся по комнате. – Мэл! – трагически сказал он. – Прими этот удар достойно, как мужчина! Не надо рвать волосы, посыпать голову пеплом, бросаться на стены и примитивно бить посуду!

– Ладно, давай, не тяни! – не выдержал Мэлс.

Фред остановился напротив.

– Мэл, я был в Америке… – скорбно начал он. – Я был в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Я проехал пять штатов… Мэл! – заорал он. – Там нет стиляг!!!

Полина, закипая, встала на пороге и уперла руки в пояс.

Они стояли в пивной среди промасленных работяг, с опустевшей наполовину бутылкой виски на столике.

– У моей правоверной единственное достоинство: в десять ноль-ноль она ложится спать, и через пять минут ее можно грузить в багажный вагон, – рассказывал Фред. – А через десять я уже хилял по Бродвею. Я видел ночной Нью-Йорк, Мэл, там не осталось ни одного бара, в котором меня не знают в лицо. Я был во всех джаз-клубах Лос-Анджелеса. Там действительно много стильных чуваков. Вот американский стиль, Мэл, – указал он на свой строгий темно-серый костюм с широченными брюками.

– Да тебя с трех шагов от жлоба не отличишь!

– Ты что? – обиделся Фред. – А качество? Ты пощупай! А лейбл? – он распахнул пиджак и показал этикетку. – Важно не то, что снаружи, а что на подкладке. Чем свободее человек, тем проще он одет. А если нас вот таких, – указал он на Мэлса, – пустить на Бродвей – настоящий Бродвей, – нас через два квартала забрали бы в психушку. Да что Бродвей! – махнул он. – В провинциальной колхозной Оклахомщине, где живут ковбои, которые, оказывается, не бравые парни с кольтами, а обыкновенные пастухи с навозом на сапогах, – даже в поганой Оклахоме на нас смотрели бы как на папуасов с острова Джумба-Юмба в юбочке из банановых листьев!.. Понимаешь, Мэл, мы хотели жить, как в Америке, быть свободными, как в Америке, танцевать, как в Америке, одеваться, как в Америке, и ради этого были готовы на все: нас гоняли, стригли, исключали, сажали. А оказывается, мы были просто домотканой, местного пошива пародией на американцев… В Америке нет стиляг, Мэл…

– Фред! – отчаянно сказал Мэлс. – Но мы же – есть!..

Полина гладила детские вещи. Настольная лампа была завешена пеленкой, чтобы свет не падал на кроватку. Вошел Мэлс, уже одетый, взбодрил кок перед зеркалом, взял футляр с саксофоном.

– Ты куда?

– Как куда? – удивился он. – Вечер в парке Горького, я же говорил…

Она снова опустила голову и с силой провела утюгом вперед и назад.

– Ты подал заявление в институт?

– Нет.

– Почему? Ты что, собираешься всю жизнь лепить своих уродов и дудеть на саксе? – вдруг зло крикнула она. – Мэл, посмотри вокруг! Все живут как нормальные люди! Поиграли, перебесились, только у тебя одного детство в голове застряло!..

Мэлс остановился, растерянно глядя на нее. Полина осеклась на полуслове, торопливо подошла, обняла его:

– Мэл, прости, пожалуйста… Сама не знаю, что несу. Извини… – она потерлась щекой о его плечо, виновато глянула снизу вверх. – Превращаюсь в коммунальную стерву, да? Просто немножко устала. Это пройдет… Ты уходишь – я не знаю, вернешься ты или нет, – беспомощно сказала она. – Или снова надо среди ночи хватать ребенка и ехать в милицию просить: отпустите нашего папу… Я боюсь, Мэл. Боюсь, что кончится, как у Боба, что сюда, вот сюда, в наш дом, придут с обыском, вывалят наши вещи на пол и будут ходить по ним грязными ногами… Мы оба не говорим об этом, стараемся не думать, но ты же все понимаешь. Для меня закрыты все двери, меня не возьмут ни на одну работу с таким ребенком. У меня на лбу написано вот такими буквами: американская шпионка. Если с тобой что-то случится – что мы будем делать без тебя, Мэл?.. Я жила как хотела, потому что была одна. Теперь я не одна, и ты не один…

Они вдруг замерли, тревожно глядя друг другу в глаза. Потом повели головами по сторонам, принюхиваясь, – и бросились к чадящему на прожженной простыне утюгу.

– По-ольза!.. – только и сказал Мэлс, и оба негромко, невесело засмеялись.

Мэлс поставил футляр и расстегнул пиджак.

– Ну как тебя одну оставить? Ты же дом сожжешь, – усмехнулся он.

Полина перехватила его руку. Провела ладонью по пушистому желтому лацкану, подняла глаза и сложила губы в прежнюю беспечную улыбку.

– Не надо, Мэл, – качнула она головой. – Тебя люди ждут. Просто… будь чуть-чуть осторожнее…

Мэлс прижал ее к себе, уткнулся в коротко стриженную макушку.

– Сегодня в последний раз, – сказал он.

– Это не мне решать, Мэл… – устало ответила она.

Мэлс шел с футляром по вечерней улице под тяжелым взглядом огромного чугунного Вождя.

Прикрыв глаза, он вел на саксофоне медленный блюзовый мотив. Сакс в его руках, будто жалуясь на что-то, звучал все надрывней, все выше, пока не сорвался на пронзительной ноте.

Мэлс открыл глаза. Никто не танцевал, стиляги, собравшиеся под сценой, молча смотрели на него.

Мэлс улыбнулся. Щелкнул пальцами: раз, два, три. Ударник откликнулся дробью, и джаз-банд грянул в бешеном ритме. Между танцующих стиляг, среди смеющихся лиц, ярких пиджаков вразлет и пестрых блузок, разноцветных галстуков, канареечных “тракторов”, крашеных коков и замысловатых венгерок, мелькнул вдруг отец с гармошкой и папиросой в зубах, и Фред в смокинге с бабочкой, и Дрын в тельняшке и бескозырке с лентами, и Боб в арестантском ватнике с номером…

Мэлс пробежал пальцами по клапанам снизу вверх, подпрыгнул – и так замер в стоп-кадре: с распахнутыми за спиной, как крылья, полами длинного пиджака, взлетевшим над плечом галстуком и вскинутым вверх саксофоном.