Текст книги "Стиляги. Как это было"

Автор книги: Юрий Коротков

Соавторы: Георгий Литвинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Тут же, галдя, потянулись знакомиться остальные.

– Дрын! – представился долговязый. – Ударник. Но не коммунистического труда!

– Бетси, – кокетливо пискнула кукла.

– Стив.

– Руби.

– Шерри.

– А это Капитал!

Боксер, на этот раз ярко-желтый, заученно подал Мэлсу лапу.

– Ну ты даешь, Мэл! Неужели один шел? – удивленно спросил Боб.

– А вы как?

– Хотя бы по двое стараемся. Все-таки проще от жлобов отбиваться.

– А как отбиваетесь?

Боб пожал плечами.

– У каждого свой прием. Начнем с тычинок и пестиков. Во-первых, нельзя в драку лезть, даже если руки чешутся в морду дать. Других бы отпустили, а у нас уже двое сели. Лучше просто молчать. Во-вторых, если все-таки замели: хоть наизнанку вывернись, но дозвонись Фреду – отец вытащит. В третьих… Во, гляди, – прервав лекцию, в восторге указал он. – Сейчас Бетси этого жлоба отошьет!

Мужик в шляпе давно уже выговаривал что-то в спину Бетси, и та наконец не выдержала. Она обернулась, сведя коленки, сцепив внизу пальчики, склонив голову – пай-девочка. Потом подняла на него влюбленные кукольные глаза и загадочно улыбнулась. Беззвучно прошептала что-то нежное, чуть заметно кивнула и многозначительно повела бровкой в сторону.

– Чего это?.. – растерялся мужик. Стоящие рядом зеваки подозрительно покосились на него и на Бетси. А та вытянула губки в поцелуй, поманила его пальчиком и шагнула навстречу. Мужик шарахнулся от нее и пошел, оглядываясь, сопровождаемый хохотом стиляг. Бетси победно ухмыльнулась и вернулась к своим.

– Ну что, чуваки, в “Кок”? – призывно махнул Фред. – Новичок угощает. Закон джунглей!

Он с компанией сел в “паккард”, остальные двинулись вниз по Бродвею. Мэлс на мгновение замешкался, не зная, с кем идти.

– Садись, место есть, – крикнул Фред.

Мэлс втиснулся на заднее сиденье между Полли и Капиталом. Фред с визгом шин развернулся посреди улицы на глазах постового, и они помчались по Бродвею. Мэлс со счастливой улыбкой прищурился навстречу ветру, посмотрел на Полли. Та ответила холодным взглядом и отвернулась…

Около “Коктейль-холла” Мэлс растерянно глянул на безнадежную, уходящую к самому Кремлю очередь.

– Как писал буржуазный писатель Чехов, надо по капле выдавливать из себя раба, – сказал Фред Мэлсу. – Учись, чувак!

Он плюнул на ладонь, прилепил к ней трояк. Уверенно подошел к стеклянной двери и приложил руку. Швейцар тотчас с готовностью распахнул дверь.

Очередь слабо возмутилась.

– Спокойно, товарищи! Предварительный заказ! – объявил швейцар.

Они сидели на втором этаже, потягивая коктейли. Мэлс с интересом разглядывал шумную разношерстную публику.

– А здесь облав не бывает? – спросил он Фреда.

Тот отрицательно покачал головой. Вытащил маслину из фужера и бросил под стол Капиталу.

– Главное – до Бродвея дохилять. На Броде никого не трогают. Указание свыше, – кивнул он на потолок.

– Почему?

Фред только пожал плечами, удивляясь его непонятливости.

– Смотри, – перегнулся он через бортик. – Вон один, – указал он на человека с газетой за крайним столиком на первом этаже. – А вон второй, – кивнул он на близнеца первого в противоположном углу. – На Лубянке тоже не дураки сидят – им проще держать нас под контролем в одном месте. Если разогнать Бродвей, зараза расползется по всей Москве и, не дай бог, начнется эпидемия.

На маленькую эстраду вышел джаз-банд – могучая саксофонистка, скрипач, баянист и ударник. Начались танцы.

Мэлс подошел к Полли.

– Хильнем атомным? – предложил он.

Она удивленно подняла брови и встала. Они вышли к эстраде. Мэлс с ходу лихо закрутил Полли вокруг себя. Пары вокруг невольно расступились, освобождая место, потом и вовсе остановились, образовав круг.

Это был не танец, а скорее состязание – Мэлс все наращивал темп, Полли, упрямо сжав губы, не отставала. Музыка оборвалась, и они остановились напротив, тяжело дыша.

– Ты всегда добиваешься своего? – спросила она, заправляя выбившуюся прядь под “венгерку”.

– Всегда.

– Мэл, я не переходящий приз, – сказала Полли. – Штурмуй другие вершины. – Она повернулась и пошла на свое место.

Мэлс проводил ее глазами. Бетси, загадочно улыбаясь, поманила его пальчиком.

– Мэл, хочешь, скажу что-то про Полли? – спросила она.

– Хочу.

Бетси указала себе на щеку. Мэлс засмеялся и звонко чмокнул ее.

– Ты ей очень нравишься, – сообщила Бетси. – А хочешь, скажу что-то про Пользу?

– Что?

Бетси капризно указала на губы. Мэлс поцеловал.

– Не будь таким самоуверенным, Мэл. Полли ты нравишься, а Польза все будет делать назло, – сказала Бетси и отошла к изнывающему от ревности Бобу.

Веселая шумная толпа стиляг валила по ночному Броду.

– Атас! Жлобы! – остановился Боб.

Навстречу им плотной молчаливой командой шли бригадмильцы.

– Спокойно, чуваки! Мы на Броде! – сказал Фред.

Две компании – темно-синяя и пестрая – сближались.

– Мэл, твои! – сказал Дрын.

Мэлс и сам уже увидел знакомые лица, встал на мгновение, оглянулся, малодушно помышляя о бегстве, – и двинулся за своими новыми друзьями.

Бригадмильцы и стиляги, растянувшись в цепочки, разошлись на противоходе, почти касаясь плечами друг друга. Бригадмильцы молча, сурово смотрели на стиляг. Те в ответ злорадно гримасничали:

– Здрассссьте… Сколько лет, сколько зим!.. Вольно, товарищи!..

Капитал в строю стиляг злобно скалился и рычал на широкие брюки противника.

Шедшие последними Катя и Мэлс остановились напротив – и обе компании замерли. Бригадмильцы напряженно смотрели на Катю, стиляги – на Мэлса.

– Что это значит, Мэлс? – потрясенно спросила она.

– Ничего, – пожал он плечами. – Алло, комиссар – это я, Мэлс! А это – всего лишь костюм, – оттянул он щепотью лацкан. – У вас один, у меня другой. Просто костюм – и ничего больше он не значит, понимаешь?

Катя посмотрела через его плечо на Полли, женским чутьем безошибочно выделив ее из других девчонок. Перевела тяжелый взгляд на Мэлса.

– Ты хуже чем враг, Мэлс, – тихо сказала она. – Ты – предатель!

Она молча отвернулась и шагнула дальше. Обе компании разошлись в разные стороны.

Мэлс оглядел балалайки, домры, духовые инструменты, развешенные на стенах музыкального магазина.

– А саксофон у вас есть? – спросил он мужиковатую продавщицу в огромном кружевном воротнике.

Та остолбенела, глядя на него круглыми глазами.

– А пулемет не надо? – басом ответила она и отвернулась, оскорбленно поджав губы.

Старичок за прилавком нотного отдела чуть заметно кивнул Мэлсу.

– Я не ошибаюсь, вы покупали у нас вальсы в переложении для трубы? – вполголоса спросил он, осторожно глянув на продавщицу.

Мэлс кивнул.

– Для хорового исполнения могу порекомендовать “Колхозные просторы”, музыка Айвазяна! Торжественная мелодия, душевные стихи… – повысил голос старичок, снимая со стеллажа нотную тетрадь. – Вы прилетели с луны, молодой человек? Саксофон – запрещенный инструмент. Новых просто нет, старые годятся в металлолом, да и те наперечет – может быть, двадцать на всю Москву. Сходите на “биржу”, может, вам и повезет… – он быстро чиркнул что-то на последней странице. – “Просторы” – семнадцать копеек! В кассу, пожалуйста…

На “бирже”, в переулке у проспекта Мира, толпились музыканты – стиляги и цивильно одетые, юнцы и седые лабухи. Между ними деловито сновали барыги:

– Комсомольская свадьба – балалайка, баян, ударные…

– Юбилейный вечер на суконной фабрике – фортепиано, скрипка, баритон…

Мэлс подошел к компании стиляг.

– Чуваки, где тут сакс можно купить?

Они изумленно оглядели его с головы до ног, засмеялись, как удачной шутке, и отвернулись, оставив за спинами.

Мэлс побродил между компаниями музыкантов. Откуда-то сбоку к нему подкатился Нолик.

– Саксом интересуетесь? – уточнил он, глядя в сторону.

– Да.

Червонец перекочевал в его подставленную лодочкой ладонь.

– Не подойдет, я не виноват, – предупредил Нолик.

Он отвел от компании старого лабуха с жидкими седыми волосами до плеч и тяжелым пропитым лицом, шепнул на ухо, указывая глазами на Мэлса, и исчез.

– Молодой человек, – прогудел лабух низким хриплым голосом. – Угостите пивом инвалида музыкального фронта!

В пивной лабух жадно припал к кружке, играя большим кадыком на дряблой шее. Блаженно зажмурился, на глазах распрямляясь и обретая былую стать.

– Первый раз меня взяли в восемнадцатом за буржуазный танец танго. Теперь я играю его на партийных торжествах. В двадцать третьем меня сняли с эстрады нэпманского кабака, где я играл джимми. Сейчас его танцуют вместо физической зарядки. Это удивительная страна. Кларнет – правильный инструмент, а саксофон приравнен к холодному оружию. Баян – можно, аккордеон – нельзя… – он посмотрел на Мэлса. – Молодой человек, вы мне симпатичны, и вот что я вам скажу: не суйте голову в пасть голодному зверю, – патетически сказал он. – Не повторяйте моих ошибок, если не хотите прийти вот к такой минорной коде, – указал он на себя. – Подождите десять лет, когда джаз будут играть на детских утренниках!

– Мне сейчас надо, – сказал Мэлс.

Лабух картинно развел руками:

– Если бы молодость знала, если бы старость могла!.. У меня есть саксофон. Он не вполне исправен, но при желании… Приходите завтра… Не откажите в любезности – еще пять декалитров этого не в меру разбавленного напитка…

– А можно сейчас? – нетерпеливо сказал Мэлс. – У меня деньги с собой.

– Нет, – покачал головой лабух. – Приходите завтра и, пожалуйста, – оглядел он пестрый наряд Мэлса, – постарайтесь мимикрировать под окружающую расцветку.

– Что? – не понял тот.

– Оденьтесь во что-нибудь незаметное.

– Почему? – удивился Мэлс.

– Видите ли… – замялся лабух. – Есть одна небольшая проблема… а вам придется нести его через весь город…

В своей нищей каморке с выцветшими афишами над кроватью лабух достал с антресолей футляр, сдул с него толстый слой пыли. Мэлс с восторженной улыбкой взял инструмент с бархатной подкладки, нажал на клапана, осмотрел…

– А это что? – спросил он с вытянувшейся физиономией.

Около раструба красовался массивный фашистский орел, зажавший в когтях свастику.

– Это – небольшая проблема, – пояснил лабух. – Инструмент трофейный, из оркестра военно-воздушных сил. Так вы берете?

– Да, – твердо сказал Мэлс.

Он нес футляр по людной улице, как шпион рацию – искоса бдительно поглядывая по сторонам, широким кругом обходя мелькающие в толпе милицейские мундиры…

Ночью он, мокрый от пота, с душераздирающим скрежетом скреб напильником свастику. Сдувал опилки, безнадежно смотрел на неподдающегося, только чуть поцарапанного орла и снова принимался за работу.

Мэлс поставил пластинку на проигрыватель, опустил иглу – сквозь шипение донеслись звуки джаз-банда. Он прибавил громкость, взял саксофон и, дождавшись, пока вступит Чарли Паркер, начал подыгрывать. Он сбивался и терял ритм, но упрямо продолжал играть.

Когда мелодия закончилась, перенес иглу на начало… И еще раз… И еще…

Скосив глаза вниз, на клапана, он вдруг увидел рядом сверкающие черным лаком туфли. Поднял взгляд: напротив него стоял у проигрывателя черный как смоль негр с саксофоном в руках и, склонив голову, насмешливо щуря глаз, слушал его игру.

– Чарли?.. – спросил изумленный Мэлс.

– Charley Parker, yes, – кивнул тот. – More drive, guy!

Он щелкнул пальцами, отсчитывая ритм, и они вступили одновременно. Они играли, глядя друг на друга смеющимися глазами, потом Чарли прервался, требовательно указал на Мэлса – и тот выдал сложное соло. Паркер подмигнул и показал большой палец…

Хлопнула дверь, вошел Ким. Опустив голову, не глядя на Мэлса, он обошел негра и положил скрипичный футляр на свой стол. Чарли отступил на шаг и растаял в воздухе.

– Ким… – Мэлс заглянул через плечо брату. Тот отвернулся. Мэлс зашел с другой стороны – Ким снова повернулся к нему спиной.

Мэлс силком развернул его к себе: под глазом у Кима набухал огромный синяк, под носом темнела запекшаяся кровь.

– Кто? – спросил Мэлс. – Ким, скажи, кто это?..

Тот молча вырвался.

– А ну, пойдем! – Мэлс схватил его за руку и потащил к двери.

Ким отскочил.

– У всех братья как братья, только у меня – стиляга! – сквозь слезы крикнул он срывающимся голосом, упал на кровать и заплакал.

Нолик деловито прошел мимо стиляг в одну сторону, потом в другую, остановился за спиной у Фреда. Тот протянул ему зажатую между пальцев бумажку:

– За всех.

– “Таганская-кольцевая”, восемнадцать тридцать. Больше двух не собираться… – сообщил Нолик манекену в витрине и направился к следующей компании.

К половине седьмого стиляги попарно заняли исходные позиции по обеим сторонам улицы. Мэлс с футляром в руке стоял рядом с Бобом, поглядывал на Полли, которая поодаль беспечно щебетала с Бетси.

Нолик, не оглядываясь, целеустремленно прошествовал мимо. Стиляги, соблюдая дистанцию, двинулись за ним.

На сцене в клубе, на фоне могучих колхозниц, обнимающих налитые снопы в бескрайнем поле, играл джаз. Стиляги танцевали.

Мэлс стоял под сценой со своим саксом, вполголоса повторял мелодию, которую вел самовлюбленный слащавый саксофонист, цепко приглядываясь к работе его пальцев. Тот недовольно покосился на него раз, другой, наконец сбился с ритма и оборвал музыку.

Стиляги недовольно загудели.

– Слушай, чувак, ты меня достал! – заорал он. – Хочешь, иди сюда лабай вместо меня! Ну? – он подмигнул в зал, предлагая вместе повеселиться. – Давай! А я покурю пока!

Весь зал уставился на Мэлса.

– Давай, Мэл! Не дрейфь! – крикнул вдруг Фред.

– Давай! – подхватили свои.

Мэлс неуверенно вышел на сцену. Саксофонист широко развел руками, показывая, что не несет никакой ответственности за происходящее, отошел на край сцены и демонстративно вытащил папиросы. Нолик за кулисами в ужасе схватился за голову.

Мэлс оглядел обращенные к нему лица. Полли напряженно смотрела на него, прижав к губам сложенные ладони.

– “Чаттануга”, – обернувшись, сказал Мэлс музыкантам. Щелкнул пальцами, отсчитывая ритм – и заиграл.

Полли облегченно улыбнулась. Через минуту танцевал весь зал. Саксофонист забеспокоился, погасил папиросу:

– Ну все!.. Все, давай, чувак, заканчивай! – подтолкнул он Мэлса.

Тот закончил победным соло и спустился в зал. Стиляги заорали, захлопали, бросились обнимать его. Мэлс улыбался, жал руки налево и направо, целовался с девчонками. Нашел глазами Полли – та, отвернувшись, кокетничала с каким-то парнем, положив руку ему на плечо…

Мэлс отошел к стене и закурил.

– Ну ты дал ему утереться!.. – в восторге сказал Боб. – Слушай, Фред завтра процесс на хате устраивает!

– Процесс? – не понял Мэлс.

– Процесс – это то, что ведет к результату, – поучительно сказал Боб. – По законам классической философии процесс есть развернутый во времени результат, а результат, соответственно, есть квинтэссенция процесса… Возьмем вина, несколько батонов…

– На закуску?

– Дремучий ты человек, Мэл! – вздохнул Боб. – Начнем с тычинок и пестиков. Девушки интересующего нас возраста подразделяются на несколько категорий. Есть настоящие чувихи – их мало. Среди чувих есть барухи – те, кто бараются с нашими. Их еще меньше. Есть румяные батоны. Вон, с Фредом, – указал он на двух действительно румяных, строго одетых девочек, завороженно глядящих на Фреда. – Это те, что вокруг вертятся. Стильно одеться мама не разрешает, но очень интересно. Есть жлобихи – это понятно. Есть рубцы, есть мочалки…

– А Польза – кто? – спросил Мэлс.

– Польза – это Польза, – развел руками Боб.

Брусницын-старший – седой, вальяжный – вышел с женой из подъезда высотки. Фред вытащил следом две громадные сумки с провиантом, погрузил в “паккард”.

– Федя, сиди занимайся, – сказала мать. – Не забывай, что скоро экзамены. И нажимай на английский!

– Хорошо, мам. – Фред как примерный мальчик чмокнул ее в щеку и предупредительно распахнул дверцу машины.

– Федор, – вполголоса уточнил отец, – когда будешь нажимать на английский – постарайся делать это не так громко, как в прошлый раз…

Брусницын сел за руль, и машина отъехала. Фред помахал вслед рукой. В то самое мгновение, когда “паккард” скрылся за углом, с другой стороны с радостным гоготом вывалилась толпа чуваков и чувих с вином и закусками.

– Здрасьте, дядь Петь! – хором приветствовали они укоризненно качающего головой вахтера и, топоча как стадо бизонов, рванули вверх по лестнице.

В огромной пятикомнатной квартире Брусницыных было тесно. В гостиной крутился проигрыватель. Зеленый Капитал бродил от компании к компании, шарахаясь от танцующих пар. Фред танцевал с “румяным батоном”, нашептывая ей что-то на ухо. Та смотрела на него, восторженно разинув рот, готовая внимать каждому слову. Дрын, расставив на крышке рояля бокалы с вином, стучал по ним палочками, как на ксилофоне. Прислушался к фальшивому звуку, добавил вина из бутылки, оставшееся вылил в себя.

Мэлс курил на диване. Рядом Боб, держа на просвет пластинку, увлеченно объяснял скучающей Бетси:

– Очень интересный случай: вывих челюсти. Видишь, сустав вышел? Обычно бывает, если кто-то слишком широко зевнул или, например, хотел откусить сразу половину яблока. Тут надо руку больному вот так в рот засунуть… – показал Боб. – Тебе интересно?

– Очень, – вздохнула Бетси.

– И потом чуть вниз и на себя. Главное – руку успеть выдернуть, чтобы больной не откусил…

Фред снял пластинку, сунул ее в руку Бобу, а вывих челюсти поставил на проигрыватель.

– А тут абсцесс в хрящевой ткани… – начал Боб.

Бетси обреченно закатила глаза.

Начался медленный танец. Фред, продолжая шептаться с хихикающим “батоном”, мимоходом выключил верхний свет. Раздались возмущенные девичьи голоса.

– Граждане, проявляйте сознательность, экономьте электрическую энергию! – строго сказал Фред. – Кому приспичило почитать, прошу в ванную!

Вошла Полли и с ходу налетела на проигрыватель. Игла со скрежетом сползла по пластинке.

– Ой… – сказала она.

– По-ольза! – хором откликнулись все, разводя руками.

– Я нечаянно. Темно же…

Мэлс и Полли одновременно склонились над проигрывателем, стукнулись лбами и засмеялись, глядя друг на друга. Мэлс поставил иглу на пластинку – и вернулся на прежнее место, проклиная себя за нерешительность. Полли присела рядом с Капиталом, погладила его по морщинистому лбу.

Фред между тем дотанцевал с “батоном” до двери комнаты.

– …покажу одну вещь – ты даже не представляешь… – уловил Мэлс последние слова, и дверь за ними закрылась.

Мэлс проводил их глазами. Допил бокал и решительно встал. Заглянул в одну комнату – дверь тут же захлопнулась, едва не сбив его с ног, в другую – из темноты высунулся чей-то кулак.

Полли искоса, сдерживая улыбку, наблюдала за его маневрами.

Мэлс открыл дальнюю комнату, включил свет, лихорадочно огляделся, повертел в руках какую-то статуэтку, обшарил глазами стены. Наконец направился к Полли. Притормозил около Дрына, взял самый большой бокал из его ксилофона, выпил и подошел к ней.

– Полли… Можно тебя на минуту?..

– Зачем? – подняла она глаза.

– Хочешь, покажу одну вещь… ты не представляешь…

Они вошли в комнату.

– Вот! – Мэлс торжественно распахнул штору и указал на окно, за которым ползли далеко внизу через мост огоньки машин и светились звезды Кремля. – Красиво, правда?

Полли обернулась к нему, прикусив губу, чтобы не рассмеяться. Мэлс обнял ее и поцеловал.

– Мэл, – она чуть отстранилась. – Ты целовался когда-нибудь?

– Конечно… Три раза…

– Погаси свет, – сказала она.

Боб и Бетси сидели на диване в пустой гостиной.

– Понимаешь, весь Хемингуэй – в подтексте, – горячо говорил Боб. – Хэма нельзя читать впрямую, как Шолохова или Горького, у него все между строк, как бы на втором плане… Тебе интересно?

– Очень… – тоскливо откликнулась Бетси.

– Понимаешь, вот у него в рассказе сидят два человека и говорят о каких-то пустяках – о погоде или о пейзаже за окном. Казалось бы, ничего не происходит. Но на самом деле каждый из них в этот момент думает совсем о другом и переживает совсем другие чувства, понимаешь?..

– Да, – сказала потерявшая терпение Бетси. Она сняла с него очки и впилась в губы.

– Подожди… Ну подожди… – шепотом сказала Полли. Она спустила ноги с дивана, застегнула пуговицы на блузке. – Я с визитом к сэру Джону.

– Куда? – приподнялся Мэлс.

– В туалет, куда! – сердито прошептала она. – Подожди секунду, я сейчас. – Она выскользнула за дверь.

Мэлс остался сидеть в темноте, закинув ногу на ногу, нетерпеливо поглядывая на дверь… Потом поменял ногу… Потом сидел, зажав ладони между коленей, раскачиваясь вперед и назад…

Наконец он вышел в коридор, тихонько постучал в туалет, заглянул, посмотрел в ванной, в одной комнате и в другой… В гостиной сидели Фред, Боб с Бетси и еще несколько гостей.

– А где Полли? – спросил Мэлс.

Они оглянулись на него – и вдруг грянул дружный хохот. Они смотрели на растерянного Мэлса, всклокоченного, в расстегнутой рубахе, – и покатывались со смеху.

– Это называется – провести вечер с Пользой! – сказал наконец Фред. – Твоя Полли давно дома спит!

– Продинамила? – спросил Боб.

– Спи спокойно ночью, мама, – мы болеем за “Динамо”! – дружным хором подхватили девчонки.

Мэлс налил себе вина, отошел и сел в стороне в кресло. Фред сел рядом, хлопнул его по плечу.

– Да ладно, не расстраивайся!

– У нее кто-то есть? – мрачно спросил Мэлс.

– Мой тебе совет, чувак, – сказал Фред. – Если это просто так – не трать время. Найди что-нибудь попроще.

– Это не просто так, – сказал Мэлс.

– Тогда зачем спрашивать? – пожал плечами Фред. – Смотри, любой из них, – указал он на парней, – и еще сто человек скажут тебе, что были с ней. И все соврут. Каждый пытался – и все проплыли по левому борту.

– А ты?

– Я безнадежен, – вздохнул Фред.

– Почему? – не понял Мэлс.

– Потому что у меня папа академик, потому что учусь на дипломата, потому что у меня есть машина и эта квартира. А она – Польза. Она всегда все делает наоборот.

Мэлс угрюмо смотрел в пол.

– Слушай, – толкнул его Фред. – Ты вообще барался с кем-нибудь? У тебя хоть одна женщина была? Если честно?

Мэлс неопределенно повел головой.

– Понятно, – сказал Фред. – Ну вот, уложил ты чувиху в постель. Что ты с ней делать-то будешь?

– А что сложного? – буркнул Мэлс.

– Что ж за темный народ! – вздохнул Фред. – Всех просвещать надо… Пойдем!

Они прошли в кабинет Брусницына-старшего, где на огромных стеллажах стояли книги и модели самолетов. Фред вытащил несколько томов энциклопедии и достал из-за них переплетенную в серую обложку книгу.

– На, почитай на досуге. Все какая-то польза будет. Только… – предостерегающе поднял он палец. – Ни одному человеку! Дома, за тремя замками! В крайнем случае съешь, как шпион адреса и явки!

Мэлс осторожно приподнялся на кровати, присмотрелся в темноте – Ким мирно спал. Надсадно кашлял в своей комнате отец, за стеной раскатисто храпел сосед. Мэлс вытащил из портфеля книгу Фреда и включил фонарик.

На серой скучной обложке крупно значилось “Начертательная геометрия”. На второй странице арабской вязью – непонятное слово “Камасутра”. Мэлс перелистнул дальше. Страницы были поделены надвое, слева шли столбцы текста, а справа для наглядности – подробно прорисованные парные фигуры. Он прочитал первые строчки, тотчас захлопнул книгу и воровато огляделся в темной комнате. Сполз вниз по подушке, накрылся одеялом с головой и углубился в чтение…

Мэлс медленно шел между танцующих пар, неловко, искоса поглядывая по сторонам. Под общую музыку каждая пара двигалась в своем танце, полуобнаженные фигуры скользили друг по другу, переплетаясь в причудливые узоры. Неожиданно он увидел Полли – она танцевала одна, глядя на него и ожидая его. Он подошел вплотную, глаза в глаза, невольно подчиняясь ритму ее танца и уже не замечая никого вокруг…

Мэлс спал, раскинувшись на кровати, и улыбался во сне.

А в это время отец, восседая на унитазе в уборной, разинув рот с давно погасшей папиросой, читал “Камасутру”. Время от времени он поднимал потрясенные глаза и, сверяясь с текстом, переплетал прокуренные пальцы, пытаясь понять – что, куда и как…

Под проливным дождем стиляги мчались по улице, на каждом перекрестке разбегаясь веером по одному-двое. Следом, громыхая подкованными ботинками, неслись бригадмильцы.

Полли кинулась в одну сторону, Мэлс схватил ее за руку и потащил в другую. Оглядываясь на ходу, поднимая тучи брызг в лужах, они пробежали через арку. Полли споткнулась и остановилась.

– Быстрей! – дернул ее Мэлс.

Она скинула ботинки и помчалась дальше босиком. Они юркнули в метро, бегом спустились по эскалатору, лавируя между пассажиров, и остановились за массивной колонной на станции, прижавшись друг к другу, мокрые с головы до ног.

– Полли… – неуверенно начал он.

– Что? – подняла она лицо со стекающими из-под промокшей венгерки каплями. Без ботинок с “манной кашей” она едва доставала Мэлсу до плеча.

– Полли… я…

Из тоннеля вылетел поезд, загрохотал мимо вагонами, тормозя.

– Что? Не слышу!

– Я тебя люблю! – повторил Мэлс, перекрикивая грохот колес.

Полли с хитрой улыбкой развела руками: не слышно.

– Я! Тебя! Люблю! – прокричал Мэлс.

Поезд остановился, открыл двери. Ненадолго стало тихо.

– Ну, пока, Мэл? – Полли шагнула к дверям.

Мэлс поймал ее за руку.

– Подожди… А ты ничего не хочешь сказать?

– Хочу, – кивнула Полли.

Поезд тронулся дальше, набирая скорость.

– Что?.. Не слышу!.. – Мэлс со счастливой улыбкой наклонил к ней голову.

– Ты дурак, Мэл!

Улыбка спозла с его лица.

– Надо было столько времени строить из себя неизвестно что, вместо того чтобы просто сказать эти слова! – крикнула она…

Они целовались у колонны под осуждающими взглядами пассажиров. Полли стояла босыми ногами на высоких ботинках Мэлса посреди натекшей с мокрой одежды лужи.

Брусницын-старший заглянул в комнату к сыну. Фред, подстелив газету, красил поскуливающего Капитала в розовый цвет.

– Пожалел бы бессловесное животное, – сказал отец. – Зеленый или желтый – куда ни шло, но розовый, согласись, это перебор! Зайди ко мне…

Он сел в кресло в кабинете и показал Фреду, чтобы тот закрыл дверь.

– Федор, – начал он. – Я каждый раз звоню тебе с дачи перед выездом. У тебя вполне достаточно времени прибраться. Почему я нахожу в собственном кабинете этот бронежилет? – он вынул из ящика стола лифчик.

– Ну, Бетси, оторва! – прыснул Фред. Забрал у отца улику. – Извини, пап.

– Размер, конечно, аппетитный, но почему этим надо заниматься в моем кабинете? Что здесь, – оглядел он книжные шкафы и модели самолетов, – может навеять эротические мысли? Я понимаю, можно оставить в гостях заколку, шарфик… невинность, в конце концов, но объясни, как можно уйти без лифчика? И потом, Федор, однажды что-нибудь подобное найдет мама, и тогда у меня, а не у тебя будут проблемы!

– Все-все-все! – замахал руками Фред. – Извини, пап. Сам лично каждую на выходе буду проверять! – Он взялся за ручку двери.

– Подожди, – остановил его отец. – Я хочу с тобой поговорить. Сядь…

Он закурил, прошелся по кабинету.

– Теперь давай серьезно… Да убери ты его куда-нибудь! – взорвался отец. – Еще не хватало о таких вещах разговаривать с лифчиком в руке!

Фред сунул его в карман.

– Да, пап.

Отец присел перед ним на край стола.

– Федор, я вчера говорил с замминистра. Возможно – и я сделаю все, чтобы эта возможность стала реальностью, – тебя пошлют на полгода на стажировку в Соединенные Штаты…

– В Америку? – подскочил Фред.

– Да. Я хочу, чтобы ты правильно все понимал. Это не увеселительная прогулка – это первая ступень посвящения. Если все пройдет нормально, ты вернешься, закончишь институт и поедешь туда на работу помощником третьего секретаря посольства. А теперь скажи – хочешь ты этого или нет?

– О чем разговор, пап! – развел руками Фред.

– Я спрашиваю – да или нет? – повысил голос отец. – Подумай и скажи мне, хочешь ли ты этого и готов ли ты сделать все, чтобы это произошло?

– Да.

– Хорошо, – отец снова прошелся по кабинету. – Тогда три условия. Первое – завтра ты снимаешь этот наряд и надеваешь одежду рядового советского гражданина. Потом идешь в парикмахерскую и меняешь этот замечательный кок на идеологически выдержанный полубокс. Второе, – он остановился перед Фредом. – Завтра ты последний раз видишься со своими друзьями!

Фред поднял на него глаза.

– По крайней мере, на эти три месяца до отъезда… Федор, ты едешь в Америку, в логово классового врага. Ты представляешь, как тебя будут проверять? Ты представляешь, сколько завистников дышат тебе в затылок и целятся на твое место? Достаточно одного доноса, одного шепотка – и ты за бортом! Пойми, я не собираюсь на тебя давить, ты сам должен – сейчас, в этом кресле – принять решение… Я в твои годы, в двадцатых, тоже отплясывал чарльстон в нэпманских кабаках. Поверь на слово, вот это ваше брожение туда-сюда по Бродвею, – указал он за окно, – это жалкая пародия на то, что было у нас! Но я вовремя ушел. А те, кто остался, – ты понимаешь, что с ними случилось в тридцатые? Детскими болезнями надо болеть в детстве. А в зрелом возрасте они дают тяжелые осложнения… Извини, я говорю циничные вещи, но есть правила игры. Или ты их принимаешь – или иди точить болты на завод!

– А третье? – спросил Фред.

– Ну, это ерунда. Тебе надо жениться.

– Тоже завтра?

– Нет, конечно. Можно на следующей неделе.

– Кого я найду за неделю? Бетси только…

– Какая Бетси? – заорал отец. – Это должна быть среднестатистическая, правоверная советская жена. Возьми хоть эту… как ее… дочку академика Куприянова. Она со школы смотрит на тебя глазами недоенной коровы.

Фред закатил глаза.

– Только по приговору Верховного суда!

– Да не относись ты к этому так серьезно! – досадливо сказал отец. – Это на уровне костюма и прически. В конце концов, разведешься потом, двадцатый век на дворе… Хотя мы с твоей мамой неплохо живем, правда?

Веселая компания стиляг с Фредом во главе стремительным шагом двигалась по Бродвею, рассекая толпу темно-синих граждан. Разом встали, обернулись к витрине с манекенами, скопировали их нелепые позы и унылые лица – и двинулись дальше.

Фред первым вбежал в магазин, следом ввалились остальные, распугивая покупателей. Бетси напялила шляпку котелком с искусственными цветами, Польза жеманно завернулась в чернобурку. Фред провел пальцем, как по клавишам, по плечам одинаковых синих костюмов на километровой штанге, остановился у примерочной кабинки и вскинул руки, призывая ко вниманию. Остальные замерли полукругом.

– Дрын, тебе! – Фред сорвал оранжевый пиджак и бросил ему. – Не позорь мундир!

Тот зарыдал, уткнувшись в пиджак.

– Мэл! – Фред снял длинный галстук, накинул на шею ему и Полли и завязал узлом. – Благословляю, дети мои!.. Боб! – он стянул тугие дудочки. – Есть повод похудеть!

Он бросил кому-то трактора и рубашку, взялся за трусы. Продавщицы завизжали, отворачиваясь. Фред поднял ладони: спокойно, граждане! – подтянул трусы и исчез за ширмой. Тотчас отдернул и важно вышел в синем костюме и шляпе.