Текст книги "Крылья"

Автор книги: Юрий Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 39 страниц)

– А откуда же берутся крылатые?

– Атавизм, – пожал плечами Ли, – случайная мутация, активизирующая гены животных предков. У людей такое тоже бывало. Рождались, например, хвостатые или сплошь покрытые шерстью…

Я вспомнила старуху в зверинце.

– Правда, обычно атавистичные органы имеют яркие признаки вырождения. Уменьшенные размеры, вместо костей – хрящи или вовсе жировая ткань… Крылья большинства ваших крылатых тоже таковы. Твой случай практически уникален, – добавил доктор.

– Значит, правы те, кто считает нас неполноценными, – угрюмо процедила я. – Мы всего лишь полуживотные.

– Конечно же, нет! – возмутился Ли. – Животным человека, и не только человека, делает недостаток мозгов, а вовсе не избыток конечностей.

Это он, конечно, хорошо сказал… но как бы вы себя чувствовали после крушения мечты, которая вела вас через полмира? Я молча оделась и направилась к двери.

– Ладно, доктор, – обернулась я на пороге, – спасибо, что раскрыли мне глаза.

– Лучше знать, чем тешить себя несбыточной фантазией, верно?

– Да… наверное.

Я вышла в коридор. Стрелок не было. Дорогу я, правда, помнила, но возвращаться в спальню не хотелось. Что мне там делать?

– Я хочу выйти на улицу, – громко сказала я, не особо надеясь на понимание.

Однако стрелки поняли, запульсировали, проводили меня в коридор с чуть наклонной стеной и сошлись на двери, которая на сей раз открылась лишь тогда, когда я до нее дотронулась. Она вела наружу. Когда я вышла, то с удивлением обнаружила, что оказалась за пределами ограды поселка – лаборатория доктора Ли располагалась в одном из внешних куполов.

Был уже довольно поздний вечер. Поселок вместе со всей восточной частью острова лежал в тени горбатой спины Зуграха, но скалы континента, с которых я прыгнула, пока еще медно краснели в закатных лучах. Над скалами виднелся голубой серпик Лийи, почти горизонтальный в этих широтах, словно некая небесная чаша. Сухая каменистая почва еще дышала впитанным задень жаром, но в воздухе уже ощущалась прохлада близкой ночи.

Я спустилась по тропинке, прошла по причалу и уселась на его дальнем конце, свесив ноги над водой. Машинально отметила, что уровень ее тот же, что и утром, хотя тогда был отлив, а сейчас начинался прилив. Как видно, эти решетчатые сваи были не просто сваями, они могли поднимать и опускать причал… Небо постепенно темнело, и вот уже на востоке зажглись Глаза Твурков. И вовсе они не похожи на настоящие глаза твурков, подумала я…

– Привет, Эйольта.

Я обернулась и увидела молодого пришельца. Кажется, это был тот коричневый, что тоже был в лодке; в сумерках он казался почти черным. На сей раз на нем не было мешковатого костюма и шлема.

– Привет, – ответила я. Мысль, что я вот так буднично говорю «привет» существу из другого мира и меня это не беспокоит, мелькнула и пропала.

– Скучаешь?

– Мне только что объяснили, что мои крылья – атавизм, – сказала я, снова повернувшись к морю. – И что я никогда не смогу летать.

– А-а… понимаю.

Ага, понимает он. Крылатого может понять только крылатый…

– Послушай! – воскликнула я, озаренная вдруг новой надеждой. – Пусть у меня нет никаких предков со звезд. Но, может быть, где-то есть мир, где летать все-таки можно? Мир с малой силой тяжести.

– Увы, Эйольта. Там, где мала сила тяжести, мала и плотность атмосферы. Я имею в виду, конечно, атмосферы, состав которых пригоден для жизни. Есть, правда, некоторый разброс, но ваша планета фактически на его краю: у вас сила тяжести меньше нашей, а плотность воздуха такая же. Поэтому здесь так много летающих видов, даже вместо собак у вас птицы. На других планетах соотношение тяготения и плотности еще хуже.

– Значит, нигде во всей Вселенной?..

– Нигде. Законы физики везде одинаковы.

– Ясно. – Я снова принялась смотреть на скалы, которые теперь были красными лишь до половины – ниже их уже поглотила тень.

– Знаешь что? – сказал пришелец. – Мы можем полетать прямо сейчас.

Я гневно вскинулась, но тут же поняла, что надо мной не смеются.

– Как это? – спросила я недоуменно.

– На флаере. Я пилот, меня зовут Раджив.

– Это железная птица? – догадалась я.

– Вообще-то она не железная… Ну, неважно. Идем?

– Идем!

Я вскочила, и мы пошли в поселок. До сих пор я не видела флаера, ибо его стоянка была скрыта за домами. Но теперь следом за Радживом вышла на ровную, тоже, наверное, как-то выплавленную площадку, посреди которой стояла чудесная птица пришельцев. Она лежала на брюхе, неожиданно широком и плоском, сложив четыре суставчатые ноги; у нее был каплевидно скругленный прозрачный нос и широко расставленные крылья, словно бы обрезанные на концах. Я потрогала правое крыло – оно было идеально гладким, затем осторожно постучала по нему – звук действительно не походил на тот, который издает металл или дерево. В плавных линиях флаера было какое-то особое притягательное изящество, казалось, он явился на свет в результате чуда, а не был построен в неведомых мне мастерских; в тот момент, однако, я не отдавала себе отчет, чем вызвано подобное впечатление.

Сами собой поднялись слева и справа дверцы кабины.

– Залезай! – скомандовал Раджив, указывая мне на правое кресло.

Сам он занял левое.

Я смотрела во все глаза, как он будет управлять летающей машиной: я ожидала увидеть перед его креслом штурвал, как на корабле, или какие-нибудь рычаги, но ничего этого не было. Просто гладкая серая панель. Раджив пристегнулся и показал мне, как сделать то же самое. Из-за крыльев сидеть пристегнутой было не слишком удобно.

– Ты уже катал когда-нибудь аньйо? – спросила я.

– Вообще-то это запрещено нашими правилами, – беззаботно сообщил пилот. – Мы должны исключить всякую возможность попадания нашей техники в руки низших культур. Но ты ведь не собираешься нападать на меня и угонять флаер, верно? Все равно Валерии отвечать перед Джорджем, так что нарушением больше, нарушением меньше…

По его тону я догадалась, что на самом деле Валерии не грозят существенные неприятности, но все же уточнила:

– «Джордж» – это название вашего правительства?

– Не совсем, – хохотнул Раджи в. – Джордж Райт – это имя нашего командира.

– А где он сам? – Интуитивно я догадывалась, что его нет в поселке.

– На «Дарвине». На нашем корабле.

– Том, что улетел утром? Я, кстати, все хотела спросить – почему он улетел, а вы остались?

– Нет, – улыбнулся пилот, – то, что ты видела утром, – это всего лишь челночная ракета. Служит для доставки людей и грузов с орбиты на планету и обратно. А «Чарльз Дарвин» – наш звездолет, во много раз ее больше. Он слишком велик, чтобы садиться на планеты, и все время находится в космосе. Так что он, можешь не беспокоиться, без нас не улетит. Но вообще-то мы действительно готовимся к отлету. Наша экспедиция здесь завершается, большинство команды уже вернулось на «Дарвин».

– Значит, я вовремя успела.

– Выходит, что так.

– И я сейчас стану первой из всех аньйо, кто поднимется в воздух?

– Именно! Ну, ты готова?

Земля ушла на несколько локтей вниз, но это был еще не взлет; флаер просто распрямил ноги. Одновременно послышалось нарастающее гудение, и я, взглянув направо, увидела, как огромное крыло, которое только что было совершенно твердым на ощупь, вдруг изогнулось и махнуло вверх, потом вниз, почти коснувшись земли. И снова, уже быстрее – вверх-вниз, вверх-вниз… К гудению прибавился новый, свистящий звук, он шел сзади, и в следующий миг неведомая сила вдавила меня в кресло – спинка была мягкой, и все же я охнула. Пейзаж качнулся навстречу, несколько мгновений мы мчались над самой землей, затем внизу мелькнула сетка ограждения, потом, еще ниже, линия прибоя, а потом в кабину вдруг заглянуло рыжее закатное солнце, высунувшееся из-за горизонта, чтобы приветствовать первую аньйо, поднявшуюся в воздух. Мы были уже выше материковых скал.

– Я лечу! Я правда лечу! – вырвалось у меня.

– Да, и это намного удобней, чем на собственных крыльях, – уверенно заявил Раджив. – Не чувствуешь ни холода, ни ветра, ни дождя…

– Так ведь нет дождя!

– Будет, – пообещал он. – Мы слетаем в такие места, где он идет. На хорошей высоте эта птичка делает до семи М, ей нужно чуть больше пяти часов, чтобы облететь всю планету по экватору… Я хочу показать тебе радугу, какую никогда не увидишь с земли.

– Крылья уже не двигаются, – заметила я, глядя наружу сквозь прозрачную стенку.

– Да, маховый режим чаще всего используется для вертикального взлета и посадки. Теперь мы идем на реактивной тяге.

Горизонт вдруг начал заваливаться вправо; я поняла, что на самом деле накренился флаер, но совершенно этого не почувствовала: инерция меня прижимала к креслу так, словно оно стояло на земле. Закончив левый разворот, мы очутились над скалистыми горами; озаренные закатом, они казались разметавшимся пламенем окаменевшего пожара. Сперва я увидела с высоты всю панораму, а затем Раджив снизился и промчался над изломанными вершинами так низко, что у меня захватило дух. В нижней точке он даже проскочил между каменными столбами.

– А сейчас сделаем иммельман! – сообщил пилот, и в тот же миг горы начали уходить вниз, уступая место прозрачному вечернему небу. Я увидела одинокий Глаз Твурка, скользящий вниз, точно падающая звезда, а затем сверху вдруг показались перевернутые скалы. Мы летели вверх ногами! В первый миг меня продолжало прижимать к креслу, но потом я почувствовала, что повисаю на ремнях… и тут же горизонт крутанулся, возвращая нас в нормальное положение, только теперь мы летели на юг.

– Когда-то такой маневр использовался в воздушном бою, чтобы сесть на «хвост» противнику, – поведал Раджив.

– Бою? Значит, у вас тоже были войны?

– М-м… случалось. Голова не кружится? —Нет.

– Это хорошо. Сейчас поднимемся повыше, где не такой плотный воздух, и наберем скорость. Здесь в темноте смотреть особо не на что. Жаль, что у вас малопопулярно ночное освещение – огни городов и дорог очень красивы сверху…

Земля удалялась, окутывалась дымкой, так что вскоре в сумерках уже невозможно было различить, где кончается океан и начинается суша; лишь кое-где слева еще розовели в последних солнечных лучах вершины холмов. Флаер слегка тряхнуло.

– Один М, – сообщил Раджив. – Мы преодолели звуковой барьер и летим быстрее звука.

– Тогда почему же я тебя слышу?

– Потому что звук распространяется по воздуху, а воздух в кабине летит вместе с нами.

По мере того как мы летели вдоль побережья к югу, солнце поднималось выше: поскольку весеннее равноденствие осталось позади, день в высоких широтах длился дольше, чем в низких. Оглядываясь по сторонам, я вдруг испугалась – мне показалось, что у флаера отвалилось крыло. Лишь в следующий момент я поняла, что крылья, широко расправленные при взлете, теперь отошли назад и прижались к корпусу. Я спросила об этом Раджива, и он пояснил, что для разных скоростей необходима разная форма крыльев.

– Из чего они сделаны? – продолжала допытываться я. – Когда надо – твердые, когда надо – гибкие…

– Это особый полимер. По сути, одна гигантская молекула, изменяющая форму под действием электрического поля. Ах да, ты же не знаешь, что такое «молекула»…

– Ну почему это не знаю? – оскорбилась я. – Кйотн Тйаллекский еще триста лет назад в своем трактате «О структуре вещей» ввел понятие молекулы как мельчайшей частицы вещества, сохраняющей его свойства. А так как два вещества, вступая в химическую реакцию, образуют третье с новыми свойствами, очевидно, что молекулы состоят из более мелких частиц, названных атомами.

– Извини, – улыбнулся Раджив, – недооценил. А сейчас пойдем на снижение, и я покажу тебе невесомость. Отстегни ремни.

Я послушалась, и в ту же секунду внутри у меня все сладко обмерло и я плавно взмыла над креслом. Это было потрясающе! Я пошевелила руками и ногами, словно не веря, что они ни за что не держатся. Оттолкнувшись одним пальцем от потолка, я поплыла обратно вниз. Тут же мне захотелось расправить крылья и…

– Не вздумай! – гаркнул Раджив, и я испуганно замерла. Тяжесть быстро вернулась и даже превзошла нормальную, придавив меня к сиденью.

– Сейчас бы тебя перевернуло вниз головой, а мне уже пора выводить флаер из пикирования, – выговаривал мне пилот.

– Я думала, ты можешь включить это на сколько угодно, – оправдывалась я, снова пристегиваясь.

– Нет, – покачал он головой, – когда-то люди верили, что в будущем научатся управлять гравитацией, но это так и осталось чистой фантастикой. Нет даже теоретических предпосылок для такой возможности. Так что вблизи массивных тел типа планеты свободное падение по-прежнему единственный способ испытать невесомость.

Мы снова летели довольно-таки низко, и я рассматривала проплывающую внизу землю. В этих местах она была еще освещена вечерним солнцем, и из-за длинных теней каждая неровность, каждый бугорок рельефно выделялись на равнине. Розовели стены какого-то гантруского города, извивалась темная лента реки, при нашем приближении она вдруг засверкала огненными искрами, и овальное пятно расплавленной солнечной меди проплыло вслед за нами от берега к берегу…

Затем потянулись округлые холмы; их мягкие палевые бока казались бархатными… Затем внизу раскинулось странное черно-желтое море, словно некий чародей заколдовал океан слева от линии прибоя, – то были гребни барханов пустыни Гу-Цах, вздымающиеся над собственными тенями. Только увидев эту пустыню, выходящую к океану более чем в тысяче миль к югу от Зуграха, я осознала, с какой скоростью мы летели.

– Ну ладно, здесь уже тоже становится темно, – констатировал Раджив. – Полетели навстречу солнцу.

И мы повернули на запад, и оранжевый диск снова пополз от горизонта вверх, а прозрачный материал кабины сам собой слегка потемнел по центру, чтобы солнце не слепило глаза пилоту.

– Славная у вас планета, – продолжал разглагольствовать Раджив. – Мы одни в бескрайнем небе, летим, куда пожелаем… Никаких тебе диспетчеров, эшелонов, встречных и поперечных бортов… А сейчас, как обещал, поищем подходящий дождик… Подожди, я запрошу метеоспутник.

Запрашивал он, однако, странно – просто молча посидел, затем кивнул:

– Отлично, всего в трехстах километрах.

Впрочем, я вспомнила, что благодаря приспособлениям в горле и в ухе пришельцам нет нужды говорить вслух. Хотя я по-прежнему не понимала, как они управляются с этими приспособлениями, ведь надо же их как-то переключать, чтобы не говорить все время со всеми сразу?

Вскоре показались первые облака. Мы подошли к ним с юго-востока, поэтому против солнца они выглядели не очень эффектно. Но Раджив сбросил скорость – флаер вновь расправил крылья – и облетел облака вокруг, дав мне в полной мере насладиться зрелищем. Сверху облака оказались вовсе не плоскими, как с земли; они походили на гористые острова, плывущие по небу. Их безупречно белые кудлатые бока, просвеченные солнечными лучами, так и сияли в густой вечерней синеве. Завершая облет, Раджив направил флаер прямо в облако.

Я знала, что облака – это просто большие клубы пара, и все же ожидала удара. Разумеется, я его не почувствовала; мы просто нырнули в застывший дым снежно-белого цвета, а через несколько мгновений вынырнули с другой стороны.

Затем по курсу показались уже отнюдь не белые тучки, из которых сеялся дождь. Сначала Раджив прошел под ними, и прозрачный нос кабины покрылся мелкими капельками – они были куда меньше тех, что текут в дождливый день по оконному стеклу, и ползли не вниз, а вверх.

Стоило нам выскочить из-под туч, как встречный воздух моментально высушил все капли. Это было так необычно – наблюдать дождь, начавшийся и кончившийся в течение нескольких мгновений. А затем флаер выполнил вираж, и передо мной открылось то, что обещал Раджив, – радуга, которую никогда не увидеть прикованным к земле. Это была не дуга, а полностью замкнутое кольцо! Оно висело над морем, не доставая нижним краем до воды, казалось, пары десятков локтей. Незабываемое зрелище!

Затем Раджив вновь набрал высоту и скорость, оставив облачную страну далеко внизу, и взял курс на север. Спустя какое-то время облака внизу сомкнулись, и если не знать, что это такое, возникала полная иллюзия, что мы летим над заснеженной землей.

– Вообрази себе – там, внизу, дождь, мрак, а здесь ярко светит солнце, – подзадоривал меня пилот. – Правда, пусть его яркость тебя не обманывает. На такой высоте за бортом самый настоящий мороз, хоть мы и в тропиках.

Я недоверчиво потрогала прозрачную вогнутую стенку кабины. Она вовсе не была ледяной – пожалуй, даже чуть теплее моей ладони.

– Думаешь, она холодная? – рассмеялся Раджив. – Если бы этот материал пропускал тепло, ты бы сейчас осталась без руки – но вовсе не от мороза, а от жара. Когда флаер идет на гиперзвуковой скорости, трение о воздух раскаляет его поверхность до температур, при которых железо не просто плавится, а кипит. Долгое время это было главной проблемой скоростных полетов, пока люди не научились не просто отводить это тепло, но и преобразовывать его в энергию, используемую в работе двигателей.

Затем в тучах стали появляться просветы, их становилось все больше, небесный материк вновь распался на острова, а потом между ними проглянул и настоящий остров – загнутый подковой атолл посреди блестящего на солнце океана.

– У нас на Земле тоже такие есть, – сообщил Раджив и повел флаер на снижение. – Не устала?

– С чего бы это? – искренне удивилась я.

– Ну тогда держись – сейчас покажу тебе кое-что из аэробатики!

Двигатели почти смолкли. Флаер снижался над островом по пологой спирали, растопырив крылья и постепенно сбавляя скорость. Несмотря на большой радиус спирали, меня основательно прижимало к креслу: на высокой скорости любое изменение курса отзывается заметной перегрузкой. Наконец, когда до воды оставалось около полумили, пилот перевел машину в прямой полет и довольным тоном объявил:

– Сейчас будет бочка.

После чего горизонт закрутился, как спица в колесе, – раз, другой, третий… Флаер словно ввинчивался в воздух. Причем сначала резьба этого винта была правой, а потом, когда Радживу захотелось покрутиться в другую сторону, – левой.

– А сейчас делаем мертвую петлю! – пообещал он, едва море и небо снова вернулись на свои обычные места.

Горизонт снова ушел вниз, как во время иммельмана, а потом показался сверху, но на сей раз не остановился, а продолжал наплывать. Вскоре море с островом посередине встало перед нами вертикально и понеслось нам навстречу. Я снова испытала завораживающее чувство невесомости.

– Не страшно? – крикнул Раджив.

– Нет! – счастливо ответила я.

Однако остров вырастал в размерах, и пора было уже выходить из пикирования. Море уползло под брюхо флаера, снова показался горизонт, и вот тут на меня навалилась перегрузка. Спину рывком согнуло, и я почувствовала, как щеки оттягивает куда-то к плечам. Но это было не больно и не тяжело – просто необычно и интересно. Жаль, что передо мной не было зеркала – должно быть, видок в тот момент у меня был презабавный…

– Это было пять с половиной g, – сообщил Раджив. – Ты в порядке?

– В полном!

– Ну тогда продолжим!

Мы проделали еще несколько воздушных кувырков, бочку на вертикали, штопор и закончили вращением вокруг всех трех осей одновременно. Наконец флаер выровнялся и низко пронесся над лагуной, едва не срывая пену с волн.

– Не тошнит? – осведомился пришелец. – Хочешь, присядем на остров, отдохнем?

– Нет, – ответила я, – а что, должно?

– Гены, – констатировал он. – Память летающих предков… Из тебя бы получился прирожденный пилот.

Момент показался мне удобным, и я задала давно мучивший меня вопрос:

– Послушай, Раджив, не подумай, что я и впрямь хочу угнать твою машину… но как ты ею управляешь? Я сперва подумала – ногами, но нет, у тебя ни руки, ни ноги не двигались, когда мы кувыркались. Да и лодкой тоже…

– Долго объяснять.

– Ну что вы все заладили – долго объяснять, долго объяснять! Мы, кажется, не завтра помирать собираемся?

– Лично я – точно нет, – рассмеялся он. – Ну ладно, слушай. Рычаги и кнопки – это прошлый век. Всей нашей техникой мы управляем непосредственно с помощью мозга. Туда вживлен имплант, который преобразует нервные импульсы в сигналы выведенного под кожу приемопередатчика и наоборот. Ты знаешь, что когда ты шевелишь пальцами или сгибаешь ногу, это все делается по команде мозга? Тут в точности то же самое. Физически мозгу ведь все равно, куда послать сигнал – мышцам собственной руки или блоку управления флаером. Так что наша техника становится просто продолжением наших тел. Конечно, для того чтобы управлять ею таким образом, нужно учиться – точно так же, как ты в свое время училась ходить или писать. Зато когда научишься – управляешь любой техникой так же легко, как собственными конечностями. Пилоты в старину говорили, как важно чувствовать свою машину, но лишь мы знаем, что это такое на самом деле. Этот метод годится не только для транспортных средств. Например, у наших компьютеров нет клавиатур…

Я не знала ни что такое «компьютер», ни что такое «клавиатура», но не стала перебивать.

– Зачем нажимать на кнопки пальцами, если то же самое можно делать мысленно? Экранами, правда, мы еще пользуемся, хотя при необходимости визуальную информацию можно выводить прямо на сетчатку глаза. В полете я так и делаю, когда мне нужно посмотреть карту или проконтролировать цифровые показатели.

– А это не больно… эта штука в мозгу?

– Нет, – хохотнул он. – Мозг вообще не чувствует боли, хоть и состоит из нервной ткани. А импланты совершенно безвредны. Это такая тонкая сеточка и микроскопический чип.

– Значит, пока тебе в голову не вставят этот имплант, научиться управлять флаером нельзя, – мрачно констатировала я.

– Ах вот куда ты метишь! – Он не переставал веселиться. – Ну, ты же понимаешь, что это запрещено?

– Нарушением больше, нарушением меньше…

– Меня расстреляют перед строем! Ладно, так и быть. – Он посерьезнел. – Все равно мы скоро улетим, а без флаера ты не сможешь применить эти навыки… Есть резервная система ручного управления. Это сделано на тот случай, если выйдет из строя интерфейсный порт или пилот получит травму головы. Только смотри не проболтайся Валерии или еще кому-нибудь! Протяни руку под панель, там кнопка.

Я нащупала круглую выпуклость и нажала. В тот же миг серая панель уползла вперед, а на ее место поднялась другая, с вертикально торчащей изящно изогнутой ручкой справа и небольшим округлым предметом, укрепленным на планшетке слева. На обоих предметах были кнопки и колесики. Форма с плавными выемками под пальцы так и приглашала взять их в руки. Я взялась за ручку правой рукой и положила левую на округлый предмет, попутно попытавшись приподнять его, – он не поднимался, хотя свободно ездил по плоскости. Внешним большим пальцам было не слишком удобно, поскольку предметы предназначались для человеческой руки, но остальные легли идеально. Я тогда еще не знала слова «эргономика»…

– Ручка справа управляет полетом, – объяснял Раджив. – На себя – вверх, от себя – вниз, влево-вправо – крен с разворотом в соответствующую сторону. Колесико под указательным пальцем управляет рулем направления, под средним – тягой двигателя. Шарик сверху, под большим пальцем, позволяет менять вектор тяги. Кнопка слева – включение и выключение махового режима; если он включен на земле, флаер автоматически поднимается на опоры. Остальное – изменение формы крыла и так далее – за тебя делает бортовой компьютер, он включается во взлетный режим кнопкой справа. Справа от тебя еще есть клавиши настройки режимов автопилота, но это мы учить не будет – ты же хочешь сама рулить? Манипулятор слева – мы зовем его «мышка», по традиции со времен первых компьютеров, – предназначен для управления оружием. Разумеется, боевой режим я отключил, но прицел можешь погонять. Вот взгляни на ИЛС.

Повинуясь его жесту, я посмотрела вперед и увидела, что на прозрачной передней стенке кабины появилась яркая прямоугольная рамка с горизонтальными черточками и вертикальными рисками вдоль верхнего края, а также другими символами, часть из которых двигалась или менялась.

– ИЛС – индикатор лобового стекла, – пояснил Раджив. – На самом деле, конечно, это не стекло, но название тоже традиционное. Здесь вся необходимая тебе в полете информация: курс, скорость, высота, крен и тангаж, режим двигателя, расход топлива и еще некоторые параметры. Цвет подстраивается автоматически, чтобы было хорошо видно на любом фоне. Конечно, чтобы во всем этом разбираться, тебе придется выучить наши цифры – впрочем, их, как и у вас, всего десять, по числу пальцев. А вот прицел, ну-ка подвигай мышкой, видишь? Нажав на правую кнопку, ты могла бы открыть огонь из лучевых пушек… Впрочем, это нам ни к чему, займемся лучше пилотированием. Для начала просто попробуй вести флаер прямо. Готова? Передаю управление!

Ничего не изменилось – машина так и продолжала лететь вперед на высоте около тысячи локтей. Я просто держалась за ручку.

– Молодец, – сказал пришелец. – Флаер – птичка надежная, если ее зря не тормошить, сама делает свое дело… А теперь давай плавненько наберем высоту.

Я осторожно потянула ручку на себя, и флаер послушно задрал нос. Могучая машина, способная за пять часов облететь весь мир, повиновалась легкому движению моей руки!

– Хорошо, – одобрил Раджив. – А теперь разворот вправо… Крен не вали! Вот так, двадцати градусов достаточно. Теперь пошли влево…

Мы упражнялись до темноты, и я сама сделала несколько бочек, а потом и мертвую петлю.

– Ну ладно, – сказал наконец пришелец, – пора возвращаться. Если хочешь, могу отвезти тебя домой. Там сейчас уже утро.

В первый миг я подумала, что он говорит об их базе, но, услышав об утре, поняла, что он имеет в виду мой настоящий дом. Йартнар.

Йартнар… Город, от которого меня отделяли полмира и семнадцать месяцев путешествия, а казалось – целая жизнь. Той наивной девочки, которая некогда выехала из его ворот, больше нет. Я даже не помню, когда он снился мне в последний раз.

И вот теперь Раджив предлагает доставить меня туда за какую-нибудь пару часов.

– Я хотела бы повидать маму, – сказала я. – Но потом ты возьмешь меня обратно?

– Нет, я не могу ждать тебя там, – покачал головой он. – Те инструкции, что мы уже нарушили, – это ерунда, но оставаться одному на земле в обитаемом районе – это действительно опасно. Ты ведь, насколько я в курсе, даже не знаешь, где теперь живет твоя мать. Да и какой смысл? Все равно через несколько дней мы улетим.

– Ну что ж, тогда не будем терять эти несколько дней, – решила я. – Вернуться домой я всегда успею. А пока что я хочу научиться летать.

– Ты уже летала.

– Но чуть-чуть, с твоей помощью. А я хочу по-настоящему!

– Зачем тебе это? Ведь после нашего отлета у тебя уже никогда не будет возможности пилотировать флаер.

– Зачем жить, если все равно умрешь? – пожала плечами я.

Он странно посмотрел на меня. В его взгляде была жалость, но не жалость к представителю менее развитой культуры, скорее жалость к безнадежно больному. Мне даже стало не по себе от этого взгляда.

– Ладно, – сказал он, – летим на базу.

Когда мы добрались до Зуграха, там была уже глубокая ночь. Но в этой ночи поселок пришельцев сиял непривычно белыми огнями, а когда мы снизились, то увидели светящийся крест из желтых огоньков, бежавших навстречу друг другу к центру. Так обозначалась посадочная площадка. Флаер снизился, сбросил скорость и замахал крыльями.

Через несколько мгновений он мягко опустился на выдвинувшиеся опоры, которые затем плавно сложились. Дверцы поднялись, впуская в кабину ночную прохладу. Только выбравшись наружу, я почувствовала, как затекли крылья; я с трудом расправила их, преодолевая ноющую боль.

Но все равно я была счастлива! Я летала и буду летать снова. Пусть и не так, как это представлялось в моих мечтах… Мне не хотелось думать о том, что будет, когда пришельцы покинут планету. Как говорила Шайна, если случится что-то хорошее – помни, что это просто случайность, которой надо радоваться, пока она есть.

Я задрала голову и посмотрела в усеянное звездами небо.

– Какая из них ваше солнце? – спросила я Раджива.

– Отсюда его не видно, – ответил он. – Только в телескоп.

– Оно так далеко?

– Сто восемнадцать световых лет. Да, тебе же это ничего не говорит. Ну вот представь: свет – самое быстрое, что есть во Вселенной. Для того чтобы обогнуть вашу планету по экватору, ему потребовалась бы всего одна восьмая секунды. А от нашей Земли до вашей он летит сто восемнадцать лет. Наших лет; ваших поменьше, поскольку они на двадцать шесть дней длиннее. Но порядок можешь оценить.

Я попыталась прикинуть в уме и запуталась в разрядах. Но число получалось чудовищным.

– Кажется, это кошмарно далеко, – сказала я. – Но погоди, ты сказал, свет быстрее всего во Вселенной? Значит, быстрее и вашего корабля?

– Да, хотя в точке максимального разгона – ненамного.

– Сколько же лет вы летели?! – Я посмотрела на его темный силуэт с ужасом.

– Все не так страшно.

Я не различала в ночи выражение коричневого лица, но чувствовала, что Раджив улыбается.

– На больших скоростях время на борту замедляется… это действительно долго объяснять, так что на сей раз просто поверь. По бортовому времени самый дальний наш перелет длился только пять с небольшим лет… На самом деле по космическим меркам мы почти соседи, – продолжал Раджив. – Нам повезло, что ваше звездное скопление – мы зовем его Гиады – находится так близко от Солнца. А вам повезло куда больше. Когда вы построите собственные звездные корабли, вам будет что исследовать. Почти четыре сотни солнц – и все это в области диаметром в каких-то пятнадцать световых лет…

– Глаза Твурков? Медленные звезды?

– Да, так вы их называете… Точнее, так вы зовете самые яркие и близкие из них. Ну вот, я живу здесь. – Он остановился возле одного из кубических строений. – Найдешь дорогу к дому Валерии?

– Я нашла дорогу к вам через полмира, – ответила я с достоинством. Раджив рассмеялся.

По освещенной овальными лампами дорожке я прошла к знакомому домику; дверь после небольшой задержки впустила меня внутрь.

– А, Эйольта, – услышала я голос Валерии, – входи. В комнате, где состоялся наш первый разговор, вновь стоял солнечный день, но пейзаж поменялся: зеленый луг был усеян красивыми желтыми цветами, по одной из стен струилась прозрачная речка, шумел невысокий водопад. Над водой порхали насекомые с длинными прозрачными крылышками. Валерия сидела у столика, глядя на дисплей. Заглянув сбоку, я заметила, как по дисплею буква за буквой ползут строчки.

– Значит, вернулась? – спросила она, не отрываясь от своего занятия.

– Ты ведь позволишь мне остаться? – спросила я с испугом.

– Вообще-то это против правил, – заметила она. – Но, в конце концов, это всего на несколько дней, за это время ты все равно не узнаешь ничего такого, что исказило бы развитие твоей цивилизации. Так что из уважения к проделанному тобой пути… Кажется, ты единственная, кто проявил такую настойчивость ради контакта с нами.