Текст книги "Собрание стихотворений"

Автор книги: Юрий Терапиано

 
В Финляндии, где ездят на санях,
В стране суровой снега и гранита,
В стране озер… Нет, только дым и прах
Слепят глаза мне. Навсегда забыты
И монастырь, и звезды без числа
Над лесом снежным. В городе далеком
Колокола звонят, колокола —
Не над московским варварским востоком
Серебряный средневековый звон
Колеблющийся воздух раздвигает.
Не надо смерти, гробовых имен,
Сегодня Библия меня пугает
Безмерным, трудным вымыслом своим,
Тысячелетним бредом. Нет, не надо!
Я потерял мой путь в Иерусалим:
Жестокий страж пасет людское стадо,
Века летят, летит по ветру пыль,
Шумит судьбы кустарник низкорослый…
Давно завял и вырос вновь ковыль
В скалистой Таврии, где мальчиком, как взрослый,
С Горацием иль с Гоголем в руках
Сидел я на кургане утром ранним.
Два голоса звучали мне в веках —
И скиф, и римлянин. Еще в тумане,
В чуть намечавшейся душе моей
Я смутные предвидел очертанья,
Внук Запада, таврических степей
Я раннее узнал очарованье.
Незримая Италия моя
Над крымскими витала берегами;
Через века к ней возвращался я;
В степи с украинскими казаками
Я дикость вольную переживал,
Я верил в духов страшных и чудесных,
Бродя осенним вечером меж скал,
Незримо я касался тайн небесных,
Загробных, страшных теней бытия,
Видений без конца и без начала.
Порою, вечером, сестра моя
Играла на рояли. Ночь молчала.
И, как снежинки, бурей ледяной
Потоки звуков – целый мир нездешний
Вдруг прорывался, был передо мной.
Я забывал тогда о жизни внешней,
Я становился чистым и святым,
Я трепет чувствовал одуховленья…
Всё – только тень. Всё это – прах и дым,
Бесплодное мечтанье вдохновенья.
 

 
В содружество тайное с нами
Вступают вода и земля,
Заката лиловое пламя
Ложится на борт корабля.
 
 
Весь белый, трубя на просторе,
Он к пристани дальней плывет,
А здесь – только небо и море
И ветра высокий полет.
 
 
Прибрежные скалы ласкает
Волны набегающий шум
И синяя мудрость морская
Сильней человеческих дум.
 

 
Ветки устало качаются
В мокром, печальном саду
Светлое лето кончается
Ветер приносит беду.
В час темноты изнурительной,
Грустную ноту ведя,
Осени шепот томителен
В медленных каплях дождя.
Слушаю сердцем молчание,
Прошлое встало со дна,
Прошлое в ясном сиянии —
И тишина, тишина.
 

 
Есть поверье: чувствуя, что он
Смертью близкой будет поражен,
Раненный предвиденьем беды,
Коршун ищет близости воды.
 
 
И, найдя, кружит, и вдруг полет
Сразу и навеки оборвет
И, раскинув крылья, с высоты
Падает в прибрежные кусты.
 
 
Так и я, к тебе свой путь прервав,
Упаду среди недобрых трав,
Так и я, сыграв свою игру,
В воздухе высоком не умру.
 

 
Женщине, которой Гумилев
О грифонах пел и облаках,
Строю мир я выше облаков
В сердце восхищающих садах.
 
 
Говорю ей: «Есть для нас страна —
Душу вынем и туда уйдем:
Выше страха, выше смерти, выше сна
Наш прекрасный, наш небесный дом.
 
 
Помнишь, в древности мы были там.
Словно в воду звездные лучи,
Нисходили к смертным дочерям
Ангелы бессмертные в ночи.
 
 
Вспомни – в древности и ты была
Ярче звезд для Ангела Луны,
И теперь еще добра и зла
Над тобой два света сплетены».
 
 
Но она грустна и смущена —
«Разве можно верить – просто так?»
Медленным движеньем у окна
Крылья-тени вскинула во мрак.
 
 
Слушает – и не находит слов,
Смотрит, но в глазах печаль и страх,
Женщина, которой Гумилев
О грифонах пел и облаках.
 

 
Как можно спать, когда кругом война?
Как можно лгать, надеяться и верить?
Ведь безразличье – страшная вина…
А дни мои – какой их мерой мерить? —
 
 
Забота о себе, и нищета,
Унылый труд, болезни, раздраженье…
Как можно жить? Ведь это – пустота,
Предельный мрак, слепое униженье,
 
 
Удел Червя, улитки… И к чему
Всё «высшее», всё «гордое», все строки…
(Дождь. Капли глухо падают во тьму.)
 
 
Но я живу. И воздух Твой жестокий
Дыханию привычен моему.
 

 
Когда-нибудь опять весне и свету
С открытым сердцем рада будешь ты;
Когда-нибудь – как странно думать это —
Под новым солнцем расцветут цветы.
 
 
И мир усталый, бурей потрясенный,
Забудет всё, и холод и войну.
И этот век, тревожный и смятенный
Как мудрый старец, отойдет ко сну.
 

 
Легка, таинственна, неуловима
Мечтательная грусть – и так остра
Косая тень, что пролетает мимо
Собора, освещенного с утра.
 
 
Молитвами и звуками органа
Как милость вновь на землю низвести?
Опять вражда, открытая как рана,
Отчаянье встречает на пути.
 
 
Тысячелетней горечью напева
Она звучит – и отвечает ей
Печальною улыбкой Приснодева,
Склоненная над ношею своей.
 

 
Мы пленники, здесь, мы бессильны,
Мы скованы роком слепым,
Мы видим лишь длинный и пыльный
Тот путь, что приводит к чужим.
И ночью нам родина снится,
И звук ее жалоб ночных —
Как дикие возгласы птицы
Птенцов потерявшей своих,
Как зов, замирающий в черных
Осенних туманных садах,
Лишь чувством угаданный. В сорной
Траве и в прибрежных кустах,
Затерянный, но драгоценный,
Свет месяца видится мне,
Деревья и белые стены
И тень от креста на стене.
– Но меркнет, и свет отлетает.
Я слепну, я глохну – и вот
На севере туча большая
Как будто на приступ идет.
 

 
В Крыму так ярко позднею весною
На рейде зажигаются огни.
Моя подруга с русою косою
Над атласом склонялась в эти дни.
 
 
Шли корабли в морской волне соленой,
Весь мир следил за ходом кораблей;
Над темной бездной, над водой зеленой
Неслась надежда Родины моей.
 
 
А девочке с глазами голубыми
И мальчику – тревога без конца:
Мечтали мы над картами морскими,
И звонко бились детские сердца.
 
 
Потом – в дыму, в огне, в беде, в позоре
С разбитых башен русский флаг спадал,
И опускалась и тонула в море
Моя любовь среди цусимских скал.
 

 
Ты, милая, со мной вдвоем бежала
В глухую ночь без света и тепла,
Когда всё время пушка грохотала,
Когда резня на улицах была.
 
 
Стихия распаленная кипела,
В крови взвивались флаги над мостом,
Но в темноте любовь моя горела
В огромном мире, страшном и пустом.
 
 
Любовь моя! Меж рельс, под поездами
Глубокий снег был так прекрасно-бел.
Шли на Восток, на Юг. Повсюду с нами
Суровый ветер верности летел.
 

 
Тевтонское полотнище алело
Над Францией, придавленной пятой,
И радио безумное хрипело,
Фанфары выли в комнате пустой.
 
 
А ты с узлом в дверях тюрьмы стояла,
Ты мерзла в очереди под дождем,
Но Родина перед тобой сияла
Звездой рождественской в снегу чужом.
 
 
Как в детстве, наклонялись мы с тобою
Над картой – мы б не разлучались с ней!
Спи, милая, с моею сединою,
Спи, милая, с любовию моей!
 
 
Ты можешь видеть чудные виденья,
Как потонувший Китеж под водой:
Пространства нет и нет разъединенья,
Нет лишних лет на родине земной.
 
 
Туман над затемненною Москвою,
В кольце осады сжатый Ленинград,
Мой древний Крым – они перед тобою,
Они с тобой, как много лет назад.
 
 
И Бог воздал мне щедростью своею:
Цусимы знак – в пыли влачится он;
Вот мой отец под Плевной: вместе с нею
Опять народ ее освобожден.
 
 
Мой друг, под Львовом в ту войну убитый, —
Он слышит гвардии победный шаг;
Вот наш позор отмщенный и омытый —
Над Веной, над Берлином русский флаг.
 

 
Любовь моя, за каменной стеною,
За крепким частоколом – не пройти.
Любить вот так, любовию одною
В последний раз – и не иметь пути?
 
 
Склонись опять над картой, с затрудненьем
Ищи слова, знакомые слова;
Ты, девочка моя, скажи с волненьем:
«Владивосток». «Орел». «Казань». «Москва».
 
 
Задумайся о славе, о свободе
И, как предвестье будущей зари,
О русской музе, о родном народе
Поэтов русских строфы повтори.
 

 
Не верю, что классическая роза
Вдруг расцветет, как чудо, на снегу:
Риторика – слова, стихи и проза,
Повествований слышать не могу.
 
 
Рву на клочки негодные писанья, —
Но призраки еще владеют мной,
Еще мерещится в сердцах сиянье —
За плотной, грубой, каменной стеной.
 

 
Сквозь оттопыренные уши —
Лесть, самолюбие и ложь —
Просвечивают наши души
(От этих слов бросает в дрожь).
 
 
С высокомерным отвращеньем,
С холодным сердцем, навсегда,
Как не расстаться с вашим мненьем,
Литературная среда!
 

 
Душа моя! Твой образ тленный
Здесь, столько лет, в земном плену,
И боль и счастье всей вселенной
В тебя вмещаются одну.
 
 
Сейчас, встревожена луною,
На миг опомнившись от сна,
Союзу с тяжестью земною
Ты, радуясь, удивлена
 
 
Руки послушному движенью,
Ночной июльской тишине,
Дыханью, запахам, цветенью,
Деревьям, звездам и луне…
 

 
Тоска ученого доклада
Тебя ли в цепи заковать,
Всю ночь в кругу земного ада
Тебя ли пленницей держать?
 
 
Тебе ли тосковать и биться,
Как в западне, средь узких стен,
Тебе, которой отблеск снится
Преображений, перемен,
 
 
Грядущей верности и чуда
Земли, которая свята?
К тебе, неведомо откуда,
Нисходит в сердце чистота…
 

 
– Зачем нам этот вздор старинный
На старомодном языке? —
Мечты о стае лебединой,
О заводях, о тростнике…
 
 
– Не отвлечения пустые —
Лишь плоть, лишь тело – это ты;
Лучи тяжелые, густые,
И свет и ветер с высоты —
 
 
Вот жизнь – откуда жизнь другая? —
Дыши и пой, люби, живи,
Пока до сердца достигает
Еще волнение любви.
 

 
Метафизические тени,
Душ высших выспренный разряд —
От их собраний и прозрений
В алмазах небеса горят…
 
 
– В алмазных искрах распадался
России образ роковой,
В снегу сияющем метался,
Столетний ветер над Невой.
 
 
Величье темное изгнанья
– Который час, который год?
И вот свой хор воспоминанье
Высоким голосом ведет.
 
 
Под шум дождя, среди природы —
Чужой, бессмысленной, пустой —
К чему мне этот всплеск свободы
В ночи безумной мировой?
 

 
Еще назвать тебя не смею,
Смерть – лучезарная краса,
Еще осилить не умею
Взлёт рокового колеса.
 
 
Перед тобой в изнеможеньи
Еще готов склониться я,
– И вдруг является виденье
Совсем иного бытия.
 
 
Над временем, над всем, что зримо,
Над гробом, над подобьем сна,
Огнём страстей неопалима
Жизнь навсегда утверждена.
 

 
О Человеке, образе Его,
И о Лице, средь этих лиц печальных,
Так страшно думать. В сердце – никого
И нет сегодня близких мне и дальних.
 
 
Качнулась ось земли. Земля в огне,
Стихия ворвалась для зла и мщенья
И все-таки – на каждом и на мне
Тень от креста и свет его крещенья.
 

 
От ненависти, нежности, любви
Останется в мозгу воспоминанье,
Желчь в печени, соль мудрости в крови,
Усталость в голосе, в глазах – сиянье.
 
 
Когда-нибудь – придут такие дни —
Я жизнь пойму, мной взятую невольно,
Совсем один, вдали от всех, в тени,
И станет мне так ясно, пусто, больно.
 
 
И я почувствую себя без сил,
И будет тайное мое открыто:
Всё, для чего я лгал, молчал, грешил,
Что про себя таил. Моя защита,
 
 
Любовь моя, окажется жалка —
Какое ей придумать оправданье?
Как в воздухе просеять горсть песка?
Жизнь – лишь обманутое ожиданье.
 
 
Да, часто к Богу я в слезах взывал,
Преображенья ждал, добра и чуда,
Но не пришел никто, не отвечал
Ни с неба, ни из праха, ниоткуда.
 

Памяти Александра Гингера

 
Пролетит над полем тёплый ветер,
В розовых лучах взойдёт заря —
Это Бог на твой призыв ответил,
Языком бессмертья говоря.
 
 
А душа твоя – в преддверье рая,
В свете несказанно голубом,
В пламени как Феникс не сгорая,
Помнит ли о нашем, о земном?
 

 
Проснёшься глубокою ночью
И слушаешь тишину
И странно увидеть воочью
Нежданную эту весну.
 
 
Вся в звёздах и в лунном сиянье
И счастьем безмерным полна
Приходит опять на свиданье
Летейскою тенью она.
 

 
Когда мы счастия не ждали,
Любовь негаданно пришла
И огорченья и печали
Венком из роз перевила.
 
 
Мир озарился новым светом,
Прохладою дохнула тень,
И всем таинственным приметам
Счастливый улыбнулся день.
 
 
Пел соловей в кустах сирени,
Пар поднимался от земли,
Когда средь радостных видений
Дорожкой мы садовой шли.
 
 
И ты, лицо свое склоняя
К плечу любимого тобой,
Казалась мне виденьем рая
Средь нежной прелести земной.
 

 
Наклонялась ты, срывая
Стебли синих васильков,
В летнем небе мчалась стая
Белоснежных облаков.
 
 
Рожь высокая шумела,
Ивы гнулись у реки.
Средь стеблей движенья белой,
Нежной девичьей руки,
 
 
Стан и платье голубое,
Шеи девственный наклон —
Все, что связано с тобою,
Все, во что я так влюблен.
 

 
Тени темные роняя,
Звонко тополи дрожат,
Гулко в доску ударяют
За оградой сторожа.
 
 
И холодный вихрь осенний
Рвет с ветвей средь темноты
И кружит, как привиденья,
Пожелтевшие листы.
 
 
Выйдем ночью на дорогу:
Осень поздняя в саду,
Зверь ушел в свою берлогу,
Рыба спряталась в пруду.
 
 
Скучно, страшно до рассвета —
Кто там ходит под окном?
Далеко умчалось лето
На коне на вороном.
 
 
Пусть там воет за трубою —
Милую целую прядь,
Любо мне вдвоем с тобою
Звукам осени внимать.
 

 
Руки хладные в награду
У камина отогрев,
Прочитали мы балладу
Про двенадцать спящих дев,
 
 
На дворе мороз веселый,
И как войско на врага,
Белый рой снежинок-пчелок
Вьюга сыплет на снега.
 
 
Верь мне, милая подруга,
Что особенной судьбой
В мире мы нашли друг друга,
Небом связаны с тобой.
 
 
И горят для счастья свечи
Путеводною звездой
И окутывают плечи
Светотканною парчой.
 

 
С непостижимым постоянством,
Чрез Формы призрачный налет,
Геометрическим пространством
Мне мир трехпланный предстает.
 
 
Внутри параболы и дуги;
Шары прозрачны, как хрусталь;
Сближаясь на магнитном круге,
В контактах вспыхивает сталь.
 
 
Мир полый, четкий и блестящий!
В нем различаю без труда
Теченье воли настоящей,
Колеса, рельсы, провода, —
 
 
Но брызгами кипящей ртути
Вдруг разлетаются тела:
Там – подчиненные минуте,
Здесь – взмаху точного угла.
 
 
А вот когда в Господнем поле
Ты полетишь совсем одна,
Душа моя, помимо воли
Костру эфирному дана,
 
 
Там, проходя по мирозданью,
Пресветлый и безгрешный дух,
Ты звездам станешь легкой данью,
Как ветру – лебединый пух.
 
 
Быть приобщенной к их работе,
Наверно, так хотела ты,
Но разве можно жить – без плоти,
Без рук, без глаз, средь темноты…
 

 
Что скажете сегодня людям вы,
Посланники, бредущие с тоскою
По торжищам, средь городской молвы
Походкой неуверенной такою?
 
 
Но – диво – огрубевшие сердца
Тревога ваша незаметно ранит
И выиграны будут для Отца
Те, в чьей душе вдруг тишина настанет.
 
 
Мы любим – и спасает нас порой
Одно напоминанье о любимом;
Священной музыки верховный строй
Вверху небес доступен серафимам.
 
 
А на земле, где арфы не звучат,
Не арфа – грустная, простая лира;
Сквозь тлен и прах, сквозь весь юдольный ад
Ее певец проносит в царство мира.
 
 
Есть озеро средь гор. Однажды днем
Свет встретился в нем с новым чудным светом.
Еще последний райский отблеск в нем
Остался вечной памятью об этом.
 
 
Закидывайте невод! В глубине
Коснитесь глубины, улов берите,
Греху, вражде, насилию, войне
Препятствия, пpeпятcтвия чините.
 
 
Пусть чудо повторится, как тогда,
Пусть будет так, как было: в летнем свете
Звук голоса. Спокойная вода.
Вершины гор. Ладья. Рыбачьи сети.
 

 
Зимой в снеговом сугробе,
Прижавшись к чугунным дверям,
Две жизни скрестились – за обе
Ответ Всевышнему дам.
 
 
Как в марте и как в июле,
Пятнадцатого января
Все то же: свистящие пули,
Сияющая заря,
 
 
И на мостовой, без ответа,
В бреду, в темноте, в снегу, —
Смешенье мрака и света,
Прощание на бегу,
 
 
С грохотом бьющие в камень
Осколки – вдоль мостовой,
Северных звезд над нами
Свет призрачно-голубой,
 
 
И вот пароходам навстречу
Летят берега и поля,
Огни, как пасхальные свечи,
Не русские тополя.
 

 
– «Дано вам: чудное счастье,
Страны и города,
Свобода. На равные части
Разбил Я мои стада.
 
 
Одних пасу я железным
Жезлом, и буду пасти,
А детям моим любезным
Открою пути и пути
 
 
Под разными небесами;
Завидовать будут, ждать.
В слезах, в темноте, часами
О детях молится мать.
 
 
Благословенья, проклятья,
Любовь и ненависть там…
Я дам вам пищу и платье,
И труд и горести дам,
 
 
Но Я окропил вас свободой,
Я вывел вас на простор,
Израиль новый, – исхода
Неугасимый костер».
 
 
…В темной комнате глуше,
Долог и труден путь;
Ночью проснешься: слушай,
Прошлого не забудь.
 

 
– «За что, такое нечестье?
Зачем Ты одних увел
В прекрасные земли, за честью,
Где ревет прежний орел?
 
 
Где в сумрачном мире видений
Вне времени воскрешена
Былая Россия, где тени
И славные имена?
 
 
Где русское имя так вольно
Разносится по берегам
Темзы и Севы? Довольно,
Что дал Ты, Невидящий, нам?
 
 
Ты, жнущий незримый нивы,
Что дал России, когда
Степные стремил разливы
В разрушенные города.
 
 
Ты слал удар за ударом,
Смертью дышал, свинцом,
Белым вставал пожаром
На западе пред концом.
 
 
Ты был в огне Перекопа,
Ты был под Варшавой – и вот
Смятенье, голод, – потопа
И ныне земля твоя ждет!»
 

 
Но падают золотые
Оттуда, с неба, лучи.
Шумят, как прежде, в России
Источники и ключи.
 
 
И снег в октябре ложится
На взрыхленный чернозем,
И зверь полевой и птица
Не ведают ни о чем.
 
 
Не знают, теперь какие
Охотники ходят им вслед,
Не знают о том, что «Россия»
Имени больше нет.
 
 
Над рельсами и поездами,
Над трактом и полотном,
Над тракторами, бороздами,
Над телегой, крытой рядном,
 
 
Все та же сегодня клубится
Довоенная летняя пыль.
Степь таврическая. Жнец и жница.
Пролетающий автомобиль
 
 
Где с портфелями на коленях,
Партработник в дорожных очках
Мчит начальством. И ветер на Сене,
Дождь на улицах, на площадях,
 
 
Где, чуть свет, что ни день, в непогоду
Жизнь я рву по часам, по гудкам…
Проклинаю мою свободу,
Ничему не кланяюсь там.
 
 
Не молюсь, не верю, не вижу
В темном будущем, и потому
Так люблю я, так ненавижу
И так страшно – близок всему.
 

 
Дней Александровых прекрасное начало…
 

 
Прекрасней не было и нет:
В тумане над Невой сиянье,
Гром ослепительных побед,
И торжества, и страшных бед
Безумное чередованье.
 
 
Век Александра, славный век.
В снегах – подснежники свободы,
В цепях согбенные народы —
И вдруг иного ритма бег
Сломил державинские оды.
 
 
Два благородные орла —
Двуглавый и другой, не русский,
В ширь распростершие крыла,
В бою столкнулись – и взошла
Погибель над землей французской,
 
 
И вот, чрез полтораста лет,
Слежу стрелы Вандомской взлеты
И арку гордую побед
Там, где войны недавней след
Стер песнопенья позолоты.
 
 
О, Франция. Твой тяжкий бред
Сегодня прежнего темнее
И лебедей версальских шеи,
Как королевские лилеи,
Склонились – и надежды нет.
 
 
Но ведает душа земная,
Что Кобленц, Прага и Париж —
Изгнанье и чужбина злая —
Залог того, что Ты нас знаешь,
Что Ты избранникам даришь
Тернистую дорогу к раю.
 

Декабрь 1962, Париж